Глава II
Старенькая женщина, сидя у окна, в своём любимом кресле, тоскливо глядела в окно, поджидая сына, который уехал в очередную командировку и неизвестно когда вновь вернётся домой. Задумавшись, – это часто теперь с нею бывало, она вспоминала свою длинную, длиною в девяносто лет, жизнь.
– Maria, vais manger. Tu que n'as pas encore dormi bien? – вдруг наяву она услышала французскую речь и даже ощутила рядом стоящую мать.
Quel toi le loir, Мария – вновь недовольно произнесла мать.
– Иду, иду, мамочка. Я уже выспалась, бегу завтракать – тут же ответила, находясь в полудреме, старушка-подросток, и через минуту уже сидела за столом.
Мать была строга с нею. Мария даже побаивалась её. А вот отец, напротив, был ласков с нею и мил, и его, конечно же, она больше любила.
Мать была совсем девчонкой по сравнению с отцом, это было заметно даже маленькой Маше, которая смотрела на своих родителей, и удивлялась этому. Они были, как дочь с отцом.
Они отличались не только по внешности, но и по характеру. Их связывал, как будто бы какой – то договор или дружба, но только не любовь. Жили они тихо, дружно, обращаясь друг к другу почтительно, и всегда были вместе.
Маша никогда не видела, да и не слышала, чтобы родители сердились друг на друга, а тем более ругались.
Мать отца называла по имени отчеству, а отец называл её: «душечка».
Маше нравилось их спокойное, умиротворенное отношение друг к другу, нравилась их забота друг о друге. Ей хотелось, в будущем, себе такой же семьи, где был бы достаток и покой.
Став взрослой, окончив ВУЗ, учась в аспирантуре, в свои – то двадцать пять лет, она однажды увидела, на своей кафедре, молодого человека.
Одет он был в военную форму. Выглядел он намного старше ее.
Но, что её удивило, так это то, что он очень походил на её отца. Как внешне, так и по манерам разговора.
Познакомившись с ним поближе, при этом, приложив максимум усилий, она постаралась его завлечь своей эрудицией, своей активной натурой, что его забавляло. Не прошло и года, как она женила его на себе.
Да, да! Именно женила, так как сам он этого сделать всё не решался.
Но, а когда уже родился сын, первенец, то об имени его не могло идти и речи, она не стала и задумываться ни над чьим– либо предложением, а назвала его сразу же Юрием, так же, как своего отца.
В окно, что-то стукнуло, как будто бы постучали. Женщина очнулась от забытья, и вновь тоскливо посмотрела в окно на улицу.
Снег шёл крупными хлопьями, а отдельные снежинки, собираясь в крупные комочки, сцепившись, ударяли к ней в окно, от стука которого она и очнулась.
Посмотрев во двор, увидела запорошенные снегом тротуары, деревья, а, напротив, детскую площадку.
Взглянув на неё, каким-то печальным взглядом, она шёпотом произнесла, словно боялась, что, кто-то её может услышать:
«Видно я так и не дождусь внуков на своём веку» – и, встав, тихо поплелась от окна на кухню.
Выпив, совсем остывший чай, который налила ещё час назад, подошла к своей библиотеке и достала одну из книг, под названием «Русы Древнего Востока».
Погладив книгу, как малого ребенка, она произнесла, обращаясь, будто бы рядом стоящему с нею здесь человеку: «Умница же ты, Юрий Петухов!»
Эту книгу она читала уже не первый раз, но, тем не менее, к ней обращалась вновь и вновь. История интересовала её всегда, с самого раннего детства, вот почему, после окончания школы у неё выбор пал сразу же на исторический факультет.
За эту длинную свою, нелегкую жизнь, она старалась, уже став зрелою, как можно больше узнать о своем древе, своём роде, и всё делала для этого максимально. Она изучила всю историю своего рода и знала почти, что всё о каждом его члене, ну, не досконально всё, но, большую её часть.
Их род был большим, но о самых близких его членов, она знала почти что всё.
Многое она почерпнула из, оставшихся в доме, архивных документов, в которых она находила такие пикантные тонкости, что ей порою было не по себе.
Остались письма близких её поколений, пожелтевшие от времени, свидетельствующие о каждом человеке её близких, родных ей людей. Остались от них и драгоценности, которых, правда, было уже мало, так как большая часть из них была обменена, во время войны, на продукты питания.
Она села в кресла, укуталась пледом и читая, задремала. Во сне, в очередной раз, пришла мать, которая, улыбаясь, приглашала зайти к ней в гости, где была уютно, пахло пирогами и детством.
«Mary, viens ; moi, ici aussi confortable, aussi bien. J'ai voulut faire cuire tes pr;f;r;s des petits pains avec de la m;re» – мать звала её к себе, убеждая Марию в том, что здесь, рядом с матерью, ей будет уютно, будет очень хорошо. Мать распорядилась даже испечь для Марии, её любимые пирожки с ежевикой. И был слышен, действительно, запах пирогов. Женщина вздрогнула и очнулась.
Ей стало не по себе. Взяв, дрожащей рукой колокольчик, она позвонила.
Соседка, знавшая этот звук, тут же зашла в незапертую дверь.
-Марья Юрьевна, что-то случилось?– произнесла вошедшая в комнату соседка, и, видя, что на той нет лица, подбежав, усадила в кресло.
Сидите, сидите, зачем вы встали так резко, я сейчас измерю вам давление. Вы, что расстроились? Небось опять чего –то начитались?-Увидев, на тонометре учащенный пульс Марьи Юрьевны, соседка накапала в стакан валокордина и дала той выпить.– Всё будет хорошо, успокойтесь. Поговорите со мной, вам станет легче.
Соседка, в прошлом соц. работник, знала, что надо в таких случаях делать, а так же знала, как можно и словом успокоить такого престарелого человека.
-Я задремала, мне приснился сон, не очень хороший, – проговорила Марья Юрьевна и пригласила соседку присесть рядом с нею за стол.
Посиди со мною, Дарьюшка, поговори, если у тебя есть время, а то я, что-то захандрила сегодня, – обратилась она к соседке. Юрий приедет не скоро, а одной скучновато, да я и за него очень волнуюсь.
Грешна я перед ним, не знаю, как мне ему всё рассказать. А грех-то точит меня из нутрии всё больше и больше, а что делать не знаю.
-А, что за грех, если не секрет, Мария Юрьевна? Может вам священника пригласить? Исповедуйтесь перед ним, перед Богом, чтоб чистой быть-то.
Дарьюшка, как называла, Марья Юрьевна, свою спасительницу, была младше её лет на тридцать. Как и Мария Юрьевна, Дарья была тоже уже на пенсии, но, получив пенсию, ещё лет пять работала и только после уволилась, так как стали мучить ноги.
Работа ведь не из лёгких у той была. Нужно было, порою, бегать по этажам, если дом был без лифта. А в руках авоськи наполненные продуктами, да и лекарствами, которые несла она старым, немощным людям.
Уйдя совсем на пенсию, Дарьюшка, стала ухаживать только за своею соседкой, тем более, что ей за это еще и приплачивал сын хозяйки, Юрий, и неплохо. К пенсии была довольно – таки приличная добавка. Да она и бесплатно бы согласилась это делать. А чем же еще заниматься, когда осталась одна? Муж её, как и у Марьи Юрьевны, умер, а две дочери жили отдельно, у своих мужей.
Мать, Марьи Юрьевны, как и её отца, Дарьюшка не застала вживых, хотя вселились они, в эту квартиру, с мужем, будучи молодыми. Ей тогда было всего-то восемнадцать лет.
Выйдя замуж за своего соседа Ивана, в пригороде Тамбова, который только что пришёл с армии, она переехала с ним в Ленинград, сразу же после войны.
Часто бегая от одной старушки к другой по району, а город большой, Дарьюшка, порою, прибегала к последней своей подопечной, которая жила рядом с её домом и, сев с той пить чай, та часто её приглашала с ней выпить кружечку, разговорившись, засыпала прямо у неё на стуле.
Старушке, как и сейчас престарелой Марии Юрьевне, хотелось, с кем – нибудь поговорить по душам.
Один раз разговор зашёл о самой Дарьюшке.
Дама – старушка расспрашивала, как она попала в Петербург,дама ни за что не хотела называть свой родной город, Ленинградом, расспрашивала, чем она занималась ранее, где жила, откуда приехала и где живёт теперь.
Услышав адрес проживания Дарьи в настоящее время, дама заулыбалась загадочно, и вдруг сказала: «Знаю, знаю хозяев этого дома. Славный был хозяин, Юрий Петрович, да и с женушкой его, Софьей Карловной, я была знакома. Она была просто душкой! Чуть старше меня была. Жаль, Бог забрал её, рановато! Несчастной выглядела, хотя, все было у той. Но взгляд был всегда печален. Разговоры шли, что очень любила она сына этого барина, за которого потом замуж пошла. Куда-то тот сынок делся, сделав предложение ей. Что там случилось? Не знаю.
Когда началась эта проклятая революция, люди пропадали неизвестно куда».
Дарьюшка, почему – то сейчас вспомнила тот далеко ушедший год, когда сама была ещё совсем молодой, и ту даму – старушку, которую она посещала частенько, как соц. работник.
-Дарьюшка,– продолжала Марья Юрьевна, грех ношу в душе, не знаю с кем поделиться, не знаю, как его в могилу уносить, да и тебе сказать не могу – она глубоко вздохнула и продолжала. Дарьюшка, подай мне, пожалуйста, вон ту книгу, называется «Битва Богов». Хочу тебе её дать, чтобы ты почитала.
-Ой, Марья Юрьевна – воскликнула тут же Дарья, – слепа я совсем стала, читать мне стало так трудно! Только и смотрю, что один телевизор, да и то в очках.
Посидев, еще какое – то время, с Марией Юрьевной, увидев, что та успокоилась, Дарья встала.
Измерив, ещё раз ей давление, и, убедившись, что всё в порядке, сказав: «Ну вот, всё у вас прекрасно! Сейчас успокаивайтесь, больше ничего не читайте, а от валокордина, что я вам дала, вам захочется поспать, так что ложитесь на кровать и отдыхайте», – и направилась к двери.
– Спасибо, Дарьюшка! Спасибо, дорогая, за всё, что ты мне делаешь! И чтобы я делала без тебя? – проговорила ей вослед Марья Юрьевна.
Конец ознакомительного фрагмента.