3. Ключи к заводу Кэтти
«Время приближалось к обеду… В ленивом воздухе белого полудня муха почти что ползла, пролетая медленной траекторией через белую комнату…
И вдруг ударила сирена, завыла своим удивительно знакомым, предсказуемым мотивом, подобно человеку, то понижающему, то повышаещему завывающий голос. И Виктору почудилось, что это воздушная тревога, как в годы отрочества и детства. Но потом стало ясно, что уже началось…»
Толя оторвал от страницы задумчивый взгляд своих тёмных глаз:
– Расскажу далее своими словами… Дело в том, что в начале рукописи многие страницы были испорчены или утеряны. Поэтому непонятно, в каком помещении он был на момент начала городской тревоги. Но перед ее началом Виктор тщетно пытался поговорить с Катариной (он называл ее Катей – совсем как по-русски, ибо он выходец из славянской части населения Славарии).
Возможно, он смущался и тем, что Катерина происходила из почтенного бюргерского семейства, да к тому же из старинного немецкого рода…
Он всё не мог подойти к любимой девушке, медлил… Пока что-то не случилось с Катериной…
Она в то дождливое лето носила черное платье с рукавами-фонариками, так что весь ее изысканный наряд, вкупе со средневековой же диадемой на лбу, стоило бы назвать средневековым. Вот только подол платья Кати едва доставал до колен…
Внутри Катарины что-то зазвенело, головка ее поникла, руки безжизненно повисли. Завод куклы по имени Кэтти, кончился…
«Вот почему она была так холодна! Так равнодушна! – вскричал Виктор. – Она же кукла, заводная кукла, а не человек!».
Катарина оказалась последним штучным изделием разорившегося предприятия семьи фабрикантов Глассенверк. Всё, что осталось от былой имперской мощи, это ветреное и капризное создание…
Виктор не раз замечал ее странный взгляд. Именно в эти мгновения Катя казалась лучше, чем была на самом деле. Выражение ее глаз становилось строгим и чистым, только каким-то сосредоточенным, будто она немного недовольна или напряжена, словно бьётся над какой-то трудноразрешимой задачей или скрывает давнюю тайну.
Разве возможно создание организма подобного ей, да еще в начале двадцатого века? Завеса тайны над этим гениальным изобретением вскоре приоткрылась нашему Виктору…
Он стал ловить такси… таксомотор, как они тогда назывались. Водитель оказался знакомым Кэтти: Виктор увидел, как изменилось его лицо, когда он увидел девушку, но времени не было.
Водитель, назвавшийся Рудеком, подхватил неподвижную Кэтти и отнес ее в машину. Он прокричал в лицо Виктору: «Я знаю, как ее спасти! Ей никто не поможет, у нее тайный механизм… На площади в одном здании есть подвал… у меня есть ключи к нему, ведь я бывший работник ее дяди. Их семейство до Великой Войны было весьма влиятельным в городе… Хотя сейчас такое на площади происходит! Но ничего прорвёмся!».
Рудек подхватил куклу девушки и отнёс в машину. Туда же сел Виктор. Они устремились в сторону городской площади. До центра Рудогоры на такой скорости (тем более, в тридцатые годы в городке, затерянном в горах) ехать около двадцати минут…
Они мчались по серым улицам к центру города. Кэтти лежала на заднем сиденье с полузакрытыми глазами, словно она заснула…
Виктор с водителем Рудеком доехали до центральной площади. В боковой улочке, спустившись в подвал одного из домов, они простучали торопливыми шагами по лестнице вниз. Рудек открыл ключами тяжелую металлическую дверь. Сразу повеяло сыростью и холодом…
Здесь стоит сказать пару слов о шофере Рудеке. Он уже проговорился Виктору, что до войны работал водителем дяди Кэтти – в бытность его в Славарии. Рудек сохранил верность семейству Глассенверк – даже после того, как оба брата Глассенверк (отец и дядя Катарины) не вернулись с фронтов первой мировой…
Итак, забежав в кромешную тьму подвала, Рудек повернул рубильник, подвал осветился светом многочисленных ламп, свисавших с потолка. Виктор увидел огромные зеленые столы, где лежали макеты зданий. Столы напоминали бильярдные, и сердце упало в груди, будто в предчувствии катастрофы…
Толя подошёл к окну. Белый день стал серым из-за туч. Словно полосы легкого беспокойства зависли над старым городом. Взглянув на окружающую природу, он словно вспомнил что-то.
Все его мысли были заняты рассказом Толи.
– Дело в том, что Виктору удалось увидеть своими глазами, как происходит зарядка механизма куклы. Бесчувственную Катарину он стал называть уже по-славянски Катей. Рудек отнёс девушку в аппаратную. Тело Кати было подключено к конденсаторам. Оказалось, что секретная установка, способная совершить невероятное, находилась здесь, в подвале. И резервуары, способные напитать энергией её обездвиженное тело, скрывались под главной площадью столицы Славарии.
Итак, приступаем вновь к чтению, – сказал Толя, и мир вокруг сразу погрузился в другой:
«Эти дубовые шкафы, с потемневшими от времени корешками, впитавшими многовековую мудрость Страны Университетов, создавали невольное впечатление, что среди них должно вот-вот появиться женское создание, на которой гармонирующая с этим окружением классическая форма горничной: в строгом тёмном платье с белым кружевным воротничком и передником, тёмными волосами, аккуратно прибранными в причёску…
Но сейчас я видел перед собой на тяжелом черном столе, стоящим у шкафов, лишь маленький волчок. Это был символ власти, забытый прежним хозяином. Я его завёл и белесый кружок, напомнивший вращающиеся пропеллером крылья какого-то насекомого, вертелся, истаивая в полупрозрачной дымке…».
Толя подошел к окну. Рама, крашенная синеватой краской и весь полумрак быстро проходящего вечера напомнили ему далекие годы детства – восьмидесятые…
– Постой, – сказал ему Коля, – не кажется ли тебе, что ты упустил что-то?
– Я немного забежал вперёд. Суть в том, что Виктор потом оказался в кабинете бургомистра, где и заметил этот волчок…