Глава 2
Ночью в пустой школе
– Нам нужно что-то придумать, – расхаживал по опустевшему классу, Буль-Буль.
– А давай сами попробуем нарисовать картинки. Вдруг они оживут?! – предложил Дырка. – Чем мы хуже мазилки, и его друзей. Главное отыскать волшебные краски.
Они стали бегать по всем комнатам и искать краски, кисточки и цветные карандаши. Разбойники рылись в шкафах, шарили по полкам и даже под кроватями, но волшебных красок нигде не было видно. Дырка на всякий случай решил пошарить даже на антресолях и забрался для этого на табуретку.
– Я, кажется, нашел! – закричал Дырка, опрокинув на себя ведро красной краски.
– Я тоже нашел, – зло проговорил Буль-Буль, пытаясь вынуть ногу из ведра с зелёной краской. Вскоре оба так перемазались, что могли бы работать на огороде пугалами. Но краски Карандаша они всё таки отыскали, поэтому сияли словно пятаки на солнце.
– Сейчас я нарисую нам к ужину что-нибудь вкусненькое, – радостно заявил Дырка, размешивая длинным носом краску.
– У тебя ничего не получится, – сказал Буль-Буль. – Вот я сейчас нарисую такое, что ты просто ахнешь от удивления.
Пираты подняли с пола забытые художником кисточки и начали с большим усердием что-то вырисовывать.
– Посмотри, – гордо сказал Буль-Буль, подзывая Дырку к своему рисунку. – Угадай, что это такое?
– По-моему, это кастрюля, – решил Дырка, приглядевшись.
– Что-о-о! – зарычал возмущенно Буль-Буль. – Сам ты дырявая кастрюля! Это у меня бочонок с вином. Сейчас, он из нарисованного превратиться в настоящий.
– Гляньте на мой рисунок, капитан, – подманил шпион Дырка пирата Буль-Буля к своему рисунку.
– По-моему, это откусанное яблоко, – отозвался рыжебородый пират.
– Ну что вы, уважаемый капитан! – проговорил Дырка. – Я нарисовал жареные котлеты. Они сейчас будут лежать перед вами. Только нужно подождать немного.
Разбойники начали нетерпеливо расхаживать по классу, ожидая, пока картинки оживут.
Прошло несколько минут, но картинки по-прежнему оставались только картинками. Разбойники были очень недовольны.
– Может быть, нам спрятаться за дверью? – предложил Дырка. – Тогда они оживут!
Спрятавшись за дверью, пираты начали подглядывать в замочную скважину. Но чудо почему то ни как не происходило и их картинки ни как не хотели оживать.
– Что-то они не сходят со стенки, – проговорил обиженно Буль-Буль.
– Да, – сказал злой и голодный Дырка. – У нас ничего не получается. Придётся, всё-таки нам поймать Карандаша, чтобы он нам всё нарисовал сам.
– Как же мы его поймаем, – спросил Буль-Буль, – когда он удрал от нас на подводной лодке?
– Я придумал, – радостно потирая руки, воскликнул шпион Дырка. – Мы построим плот и поплывем в погоню за этими мерзавчиками: Карандашом и его железным другом Самоделкиным.
– Хорошо, – согласился Буль-Буль. – Ты будешь строить плот, а я буду командовать.
– Нет, – сказал, погрустнев, Дырка. – Я-то работать не умею. Я думал, что ты его построишь. Что же нам делать? Как же нам поймать Мазилку? – спросил Дырка.
– Как же мы могли забыть! – радостно хлопнув себя по лбу, воскликнул Буль-Буль. – А мой прекрасный плавающий магазин?! Вот что нам нужно!
Ребята, вы, конечно, помните о том, как Карандаш нарисовал прекрасный большой фрегат. Он был похож на самый настоящий парусный корабль. Именно на таких фрегатах отважные мореплаватели в старо-давние времена бороздили моря и океаны.
На корабле были три высокие тонкие мачты. На мачтах – белоснежные паруса, которые надуваются от попутного ветра, и тогда корабль несется сквозь волны навстречу солнцу.
На палубе вдоль борта аккуратно выстроились в ряд медные пушки, и ветер гудел в них, словно в сигнальные трубы. Настоящий штурвал поскрипывал в ожидании своего капитана. Вот про этот самый корабль и вспомнил пират Буль-Буль. Он работал когда-то на нём продавцом заводных пароходиков.
– Нам нужно ночью, под покровом темноты, пробраться на этот корабль и потихоньку отправиться в погоню за Карандашом, – проговорил шёпотом Буль-Буль.
– Правильно, – согласился Дырка, – ведь ночью весь город спит, и никто не сможет нам помешать.
– У меня есть план, – сказал Дырка, наклоняясь к уху капитана. И он стал говорить так тихо, что уже ничего нельзя было разобрать.