Глава 2
…Следуя гениальным озарениям Великого Магистра Ордена, мы не можем не признать того факта, что Россия во все времена своего существования являла собой для западных ценностей деструктивную силу, которая подвергала сомнению их изначальность и незыблемость. Славяне в целом и русские, как наиболее многочисленный народ этого этноса в частности, несут в себе угрозу западной цивилизации. Их врожденное мессианство, их несовершенные взгляды на жизнь и развитие общества, на взаимоотношение народов и религиозных верований, что наиболее характерно для русских, глубоко чужды реалистичному прагматизму западного менталитета. За прошедшие столетия, захватив громадные пространства, изобилующие невероятными по своим масштабам ресурсами – земельными, фауны и флоры, минеральными, водными и иными, русские так и не смогли их освоить должным образом. В определенной мере это стало отражением слабости их национального характера, которому свойственны рефлексия, импульсивность, а также патологическое сострадание.
Заняв территории Сибири и Дальнего Востока, русские не решились на следующий, ответственный шаг, каковой мог бы позволить им стать подлинными хозяевами этих территорий. Они не решились ассимилировать обитающие там туземные народы и тем более не предприняли никаких шагов к радикальному сокращению их численности. Пример богатейшей, ведущей страны мира – Соединенных Штатов Америки, где на заре образования этого государства туземное индейское население было сокращено самым жестким и решительным образом, говорит о том, что данный шаг является обязательным элементом в фундаменте дальнейшего процветания общества, унифицированного по своим идеям и настроениям.
Эта историческая глупость русских должна быть в самой полной мере использована нами в ходе дальнейших шагов по уничтожению России как государства. Подчиненные и дружественные нам банковские структуры – часть их есть уже и в границах самой России – выделят необходимые средства на психологическую и идеологическую обработку туземных народов в целях возбуждения в их среде неприязни и ненависти к русским. Под воздействием нашей обработки всякий коренной обитатель Сибири и Дальнего Востока с детских лет должен воспринимать русских как поработителей и оккупантов, а не как союзников, как дружественный народ.
Основой антирусской психологической настроенности должен стать тезис о том, что в течение столетий русские якобы грабили и уничтожали его народ. В то же время, всячески отрицая факт искусственной депопуляции североамериканских индейцев (не исключено, что коренные этносы Сибири и Дальнего Востока, усилиями русских, нежелательной для нас информацией располагают), всемерно рисовать западное общество как абсолютно миролюбивое и прогрессивное, либеральное и толерантное, где есть место всякому независимо от его этнической принадлежности. В качестве самого яркого примера подобного рода должен приводиться нынешний президент США – сын чернокожего кенийца и белой американки.
Подобные настроения должны закладываться в умы самыми разными формами и методами, сродни тому, как в робота закладывается программа его действий. В этих целях пригодна любая дезинформация самого изощренного свойства, которую следует неустанно, настойчиво распространять среди неславянских народов. Не стоит забывать наставления доктора Геббельса: чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверить…
(Из меморандума совещания Рыцарей-Властителей высшего круга посвящения тайного ордена «Пламя Истины»)
Гуров взял в информотделе уже готовое фото «Тома Хантли» и вызвал из главковского гаража уже не единожды задействованную им «десятку», водителем которой был сержант Юрка. Тот, как всегда, бодрый и энергичный, поприветствовав полковника, с интригующими нотками поинтересовался:
– Куда сегодня рулим, Лев Иванович?
– В Шереметьево… – усаживаясь поудобнее, Гуров с интересом посмотрел на Юрия. – Что-то ты сияешь, как новенький рублик. Надеюсь, в твоей жизни происходит что-то очень хорошее?
– А-а-а… – сержант рассмеялся. – Да, как сказать? Утром друга старого встретил – в школе учились вместе. Погода замечательная. Ну и поездка намечается интересная.
– Это потому, что мы едем в Шереметьево? – усмехнувшись, уточнил Гуров.
– Да вообще-то, когда езжу с вами, поездки почему-то всегда выдаются не скучными. Нет, кроме шуток! – Юра лихо вырулил на дорогу и покатил в общем потоке машин. – И в музеях с вами был, и по Подмосковью сколько ездили…
– Извини за ехидное напоминание, – Лев говорил с чуть заметной улыбкой, глядя на дорогу, – это же самое ты можешь сказать и о наших недавних визитах в Дремино у Никишкина озера? Кстати, как у тебя на личном фронте?
– Ну, напоминание я бы не назвал ехидным… А на личном фронте? Да, совсем никак, – Юрий вздохнул, но тут же рассмеялся. – Когда-то я читал, что женщины – как кошки, чуют свою соперницу по запаху. Думалось, что это суеверие и бред. И вот на своей шкуре испытал, что это правда. Получилось так, что со своей Иринкой после того… М-м-м… ну, случая с Юлькой, увидеться я смог только дня через три. То у нее соревнования, то у меня работа. Вроде бы уже и время какое-то прошло, все должно было бы из меня выветриться. Ну, приехал к Ирине. И что бы вы думали? Как только меня увидела, сразу сказала: ты был с другой! Я ей: с чего это ты взяла? Она: сама не знаю как, но чувствую. Пришлось рассказать. Она не стала ни ругаться, ни плакать. Просто объявила: мы расстаемся. И все…
– То есть ты сейчас в «свободном полете»… – Гуров понимающе кивнул. – Может, с Ириной еще и наладится.
– Не наладится, Лев Иванович… – сержант досадливо махнул рукой. – Она уже два дня как замужем. Мы с ней только расстались, и она тут же нашла себе другого. Наверное, так поспешила мне в отместку. А для нее найти себе жениха проблем не составляло. Вы ее не видели… Знаете, когда мы с ней шли по улице, все мужики на нее оглядывались. Такие в девках не засиживаются…
Промчавшись через город – то ли Юрий явил шоферское чутье и сумел проложить маршрут без пробок, то ли так совпало, и заторов на дороге почти не было, – они пересекли МКАД, и «десятка» полетела по шоссе в сторону Шереметьева. У аэропорта, как всегда, было многолюдно и, так сказать, «многоавтомобильно». Пройдя в здание аэропорта, Лев отправился к таможенным постам.
Сотрудники таможни, которым он показывал фото «Тома Хантли», лишь пожимали плечами, как бы пытались опознать, но никто толком вспомнить его не смог. Да и как тут вспомнишь, если с момента прибытия англичанина в Россию прошла целая неделя и ежедневное лицезрение сотен, а то и тысяч лиц едва ли могло позволить удержать в памяти не самого примечательного из прибывших в столицу?!
Когда Гуров уже собрался уходить, расстроенный неудачей, его неожиданно догнала одна из девушек в униформе таможенной службы, работавшая в зоне приема VIP-пассажиров.
– Вы знаете, я вспомнила этого молодого человека, фото которого вы мне показали, – с некоторым смущением сказала она. – Когда он подошел, то попытался общаться со мной по-русски и говорил при этом с жутким акцентом. Видимо, учить язык начал недавно. Я, помню, ему еще сказала: «Говорите на родном языке. Похоже, я английским владею гораздо лучше, чем вы – русским». Но молодой человек ответил, что из уважения к стране, куда он приехал, ее язык знать обязан.
– А вы не заметили, он не был чем-то обеспокоен, взволнован, не искал ли кого взглядом в толпе? – испытывая удовлетворенность хотя бы уж таким результатом, уточнил Гуров.
– Да нет… По-моему, он был вполне адекватен, держался свободно, естественно. Такой нормальный парень… А что случилось-то?
Лев, пожав плечами, скороговоркой пояснил:
– Вовремя родственникам не отзвонился, те запаниковали, считают, что с ним что-то могло произойти. Ну, вот мы и проверяем… А вы не заметили, его никто не встречал?
Наморщив лоб, девушка немного подумала, затем отрицательно качнула головой.
– Нет, не заметила. М-м-м… Точно, никого не было! Он как прошел у нас контроль, так сразу же и исчез. Это уж если вдруг в зале ожидания кто-то его встретил.
Поблагодарив свою собеседницу, Лев направился в зал ожидания. Увидев двоих полицейских, стоявших у окна и наблюдавших за порядком, он направился к ним. Его удостоверение на несколько расслабленных хлопцев произвело впечатление. Парни сразу же подтянулись и все свое внимание обратили на знаменитого сыщика Гурова (а кто о нем не слышал?!). На вопрос Льва Ивановича о молодом иностранце – не заметили ли его в связи с какими-либо особыми обстоятельствами (например, кто-то на него напал или там гнался за ним), дежурные ответили отрицательно. По их словам, иностранцев в Москву ежедневно приезжает уйма, и поэтому на них они обращают не больше внимания, чем на своих, местных.
Не теряя надежды найти хоть какие-то зацепки, Гуров решил поспрашивать об англичанине у тех, кто дежурит или работает вне здания аэропорта – полицейских, дворников, таксистов. Но, прежде чем покинуть зал ожидания, он решил зайти в туалет.
Покончив с «делами секретными», Лев вышел из просторного туалетного зала в его вестибюль с раковинами для умывания и зеркалами. Здесь было малолюдно. Мельком глянув в самый конец вестибюля, Гуров успел заметить, как, скрываясь за дверью служебного подсобного помещения, мелькнула чья-то спина, обтянутая черной рубашкой. Отчего-то это ему показалось подозрительным – внутреннее чутье мгновенно подсказало, что за той дверью происходит нечто очень скверное.
Почти бегом достигнув двери, Гуров резко ее распахнул и увидел двоих крепкого вида парней в черных рубашках с квадратными лицами, которые, приставив нож к горлу мужчины в годах, обшаривали его карманы.
– А ну-ка, прекратить! – строго прикрикнул Лев.
Ближний из парней, резко обернувшись и, как видно, приняв незнакомца, одетого в гражданский костюм, за «фраера фуфлыжного», который «лезет не в свое дело», ринулся на него, выставив перед собой полированное лезвие ножа. Гуров, вполне допускавший такой вариант развития событий, вовремя поставил блок под руку, наносящую удар, и тут же молниеносно контратаковал негодяя, нанеся ему сокрушительный хук. Тот, уронив нож, отлетел шага на два назад, распластался на полу и замер без движения.
Второй, державший нож у горла потерпевшего, как видно понадеявшись на то, что ростом он почти не уступал «фраеру», а значит, и силой, повторил маневр своего подельника. Итог его атаки оказался точно таким же – Гуров провел мощный удар в нижнюю челюсть, за которым последовало падение грабителя на пол с полной отключкой сознания.
Нокаутировав второго отморозка, Лев присмотрелся к спасенному им мужчине и удивленно развел руками. Это был в свое время известный «скокарь» Гвоздикин по кличке Гвоздь. Некогда этот тип проявлял на столичных улицах чудеса прыти, вырывая у дамочек их ридикюли и давая деру. Бегал он отменно. Если бы занимался профессионально спортом, то в спринте ему не было бы равных. Но вот большие дистанции Гвоздю давались труднее. Поэтому-то однажды он и был задержан тогда еще капитаном Гуровым. Пробежав километра полтора и свалившись чуть ли не замертво, он покорно сдался на милость опера, который даже после такого «марш-броска», проведенного в максимальном темпе, выглядел в сравнении с ним куда более бодрым и полным сил.
– Кого я вижу!.. – с иронией провозгласил Лев. – Да это же сам Гвоздь! Как же так? Знаменитого «скокаря» нагло грабят какие-то дешевые щенки. Какой моветон!
Вздыхая, Гвоздь согласился, что за последние годы «правильные» грабители и жулики почти перевелись – все больше дешевая шваль, не знающая ни УК, ни воровского «закона». Поблагодарив Гурова за оказанную помощь, Гвоздь пояснил, что со своими «скоками» он покончил уже давно. Причем не без участия «уважаемого гражданина начальника». Как явствовало из его слов, у некоторых уголовников издавна бытовало суеверное поверье, что если его задержал сам Лев Гуров, то со своим «ремеслом» лучше расставаться – «фарт» ему уже не светит.
Последний раз выйдя из тюрьмы в девяносто четвертом, уже совсем в другой стране – не СССР, а капиталистической России, Гвоздь решил: хватит. Раз его взял Гуров, то теперь стабильно будут брать и опера-салаги. Все, «фарт» ушел. В своем родном подмосковном поселке Кирпичево он сумел организовать кооператив по производству мочалок и иных банных принадлежностей, который благополучно просуществовал до настоящего времени. И вот такой странный кульбит судьбы – экс-уголовник, некогда занимавший в воровской иерархии высокое место, теперь сам стал жертвой уголовных отморозков-беспредельщиков, а его спас тот самый опер, что когда-то отправил на нары.
До прибытия местной опергруппы, вызванной Львом, чтобы забрали грабителей, все еще пребывающих в нокауте, поговорив о том о сем, старые знакомые коснулись и дел сегодняшних. Узнав, что Гуров пытается разыскать следы некоего молодого иностранца, который неделю назад бесследно пропал где-то здесь, в районе аэропорта, Гвоздь, к удивлению Льва, сообщил, что имеет возможность отблагодарить его за свое спасение.
Как оказалось, обладая неплохой зрительной памятью, а также умением замечать немало из того, чего не замечают многие другие, он видел, как в дальнем конце автопарковки у здания аэропорта некие темноволосые граждане отчасти уговорами, отчасти принуждением быстренько проводили к черной, наглухо тонированной «Тойоте» долговязенького парня западноевропейского этнотипа. По сути затолкав иностранца в кабину, брюнеты тут же влезли следом, и авто немедленно умчалось.
Гвоздь, случайно оказавшийся невдалеке, смог заметить не только сам момент похищения англичанина, но и запомнил номер «японки». Лев даже не ожидал, что эта неожиданная встреча пошлет ему такой значимый подарок. Искренне поблагодарив Гвоздя за такую бесценную в данный момент информацию, Гуров немедленно отправился в «контору».
Сотрудники информотдела быстренько «пробили» по базе данных владельца черной «Тойоты». Им оказался некий Гасан Эльбидаев, зарегистрированный в Мытищах. Кроме того, по поручению Льва замначальника информотдела капитан Жаворонков смог найти координаты вокальной фольклорной группы «Русские затейницы». К досаде Льва, выяснилось, что в данный момент вокалистки отправились в гастрольный тур по приволжским городам. Сейчас они находились в Костроме.
Зайдя к Орлову, Гуров рассказал о том, что ему за эти часы удалось установить. Одобрив работу подчиненного, Петр порекомендовал немедленно заняться Эльбидаевым. Согласившись, что это направление выглядит наиболее перспективным, тем не менее, Лев счел необходимым обязательно взять всю возможную информацию у вокалистки Людмилы.
– …Мне кажется, в Кострому мог бы отправиться Стас. Сейчас он в Свято-Петровском монастыре. А это почти треть пути до Костромы. Так что ему проще было бы доскочить и туда. А с Эльбидаевым, думаю, стоит поработать негласно. Если только, конечно, он и в самом деле проживает в Мытищах. Например, установить наружку и прослушку телефонов. Но это – как вариант. На месте разберусь.
– Добро! – согласился Орлов. – Мысль дельная. Главное, раньше времени преступников не встревожить, чтобы они не начали заметать следы.
Пообедав в кафе и позвонив Юрию, Лев отправился в Мытищи.
В большей степени доверяя своему безотказному «Мерседесу», который, несмотря на преклонный возраст, после недавней «капиталки» смотрелся роскошно и весьма импозантно, Крячко в Свято-Петровский монастырь отправился именно на нем. Держа скорость на пределе допустимой, он мчался на северо-восток по старенькой, но вполне ухоженной трассе. У одного из перекрестков, заметив двух бабулек в белых платочках, он свернул к ним и остановился. Те, настороженно глядя на его машину, даже не двинулись с места.
– А вы не скажете, по этой трассе я доеду до Свято-Петровского монастыря? – выйдя из «мерина», спросил их Стас.
– Доедете, доедете! – закивали бабульки. – Вот и мы туда собираемся.
– А-а-а… Ну так давайте довезу! – кивком Крячко указал на свою машину. – Да вы не волнуйтесь, я не таксую, бесплатно доедете.
– Ой, в жизни не доводилось в такой машине ездить! – садясь в кабину, заохали богомолки.
– Ну, хоть раз за свой век в такой машине проехать стоит! – с некоторой горделивостью сказал Стас, ласково похлопав ладонью по рулю.
Машина вновь полетела по трассе. Будучи человеком и общительным, и любознательным, Крячко спросил своих попутчиц, часто ли они посещают этот монастырь. Те охотно уведомили его о том, что ежегодно бывают там на Петров день. Но и по другим церковным датам, если есть возможность, обязательно ездят. Вот и сейчас они надумали в канун двенадцатого июля отправиться на богомолье.
– А двенадцатое июля – это что за дата? – недоуменно спросил Стас и тут же сообразил, что сморозил глупость. – А-а-а! Понял! Это и есть Петров день! Верно? Так он назван в честь святого Петра – догадался. А почему именно этот день? Он в этот день родился?
– В этот день вместе со святым апостолом Павлом он был казнен в Риме язычниками, – со скорбью в голосе известили бабушки. – Потому и пост идет перед этим днем многодневный.
– Что? Пост?! – Крячко захлопал глазами. – Это когда и то есть нельзя, и это?.. Да? А сколько ж их всего в году-то, этих самых постов? Ско-о-о-лько?!!
Когда его попутчицы назвали общее число постов и их суммарную продолжительность, он ошарашенно покрутил головой.
– Ну, ничего себе! Да это ж, получается, при малюсеньких перерывчиках, пост тянется почти круглый год! Если работаешь при хорошей нагрузке, так и ноги с постным рационом протянешь! Нет уж, при всем своем уважении к Петру и Павлу, при всем своем к ним сочувствии, я не пойду на такие подвиги… Ё-мое! А вот скажите, настоятель монастыря и в самом деле такая знаменитость? Говорят, какой-то он особенный…
Как мог понять Стас, эта тема для бабулек оказалась чрезвычайно актуальной. Они наперебой начали рассказывать всевозможные были (а возможно, и небылицы) о житии игумена Владимира. По их словам, это имя ему дали при монашеском постриге в честь равноапостольного князя киевского Владимира. Не в пример некоторым иным иерархам, он строго соблюдал монашескую умеренность, избегая даже намека на роскошь. Наравне с послушниками он каждый день трудился на ниве монастырского хозяйства. Остальное время у него отведено молитве и приему страждущих.
– …Ой, вы знаете, к нему кто только не приходит! – горячо повествовали богомолки. – И ярые безбожники, и сатанисты всякие, и колдуны, и пропойцы уже конченные, и наркоманы… Да и других вер люди к нему идут. Мусульмане, бывает, приходят, иудеи, буддисты. А еще сектанты приходят – этих больше всего. Запутаются, потеряются, иные готовы вешаться или топиться. Придут, в глазах – пустота, в душе – мрак непроглядный… А от него уходят уже совсем другие люди. Он как будто душу им возвращает, невесть где потерянную.
На вопрос Станислава, случались ли в монастырских стенах чудеса, его собеседницы сообщили, что подобных явлений ежегодно случается не один десяток.
– Надо только в душе иметь хоть что-то живое, хоть искорку какую-то, – с долей назидательности добавила одна из бабулек. – А уж если она в пепел вся обратилась, тут едва ли кто поможет…
Богомолки тут же вспомнили случившуюся год назад историю с одним деревенским колдуном. Пришел он к отцу Владимиру и сказал, что больше уже не может переносить внутренний гнет сил тьмы, которым служил много лет. Знает, что скоро должен наступить его час, а как подумает о грядущей расплате – от ужаса и руки, и ноги цепенеют. Посмотрел на него настоятель и сказал:
– Говорю тебе откровенно, несчастный ты человек, – невозможно спасти то, что уже истлело без остатка. Не в моих силах пересилить все то зло, какое ты совершил, служа темным силам.
Но все же принял его исповедь и покаяние. А через неделю колдун умер. Умирал он несколько дней, мучился страшно. Деревенским мужикам пришлось и крыльцо его дома ломать, и потолок с крышей разбирать. Только тогда он и отошел. И тут же, к ужасу сельчан, над деревней разгулялся такой черный буран, что и крыши с домов срывало, и яблони поломало в садах. Знающие сразу же сказали, что это бесы поминают колдуна.
Бывали в монастыре и случаи изгнания бесов. Одна женщина, лишь войдя к отцу Владимиру, вдруг упала на пол, ее стало бить и корчить. Ее глаза налились кровью, а голос стал грубым и хриплым. Двоим инокам пришлось держать ее изо всех сил, чтобы она не причинила вреда ни себе, ни другим. Три часа молился отец Владимир о ее исцелении, и в какой-то миг она вдруг воскликнула:
– Где я? Что со мной?
Как оказалось, она уже несколько лет жила, словно во сне, не различая, где – явь, где – наваждения.
Автомобиль мчался по дороге, а расходившиеся богомолки вспоминали все новые и новые свидетельства того, что настоятель Свято-Петровского монастыря являет собой настоящего духовника в полном смысле этого слова.
Когда впереди замелькали крыши домов городишка Выприно, попутчицы Стаса объявили, что они уже почти прибыли. И в самом деле, когда машина обогнула городок, впереди за кронами деревьев показалась довольно высокая кирпичная стена, над которой возвышались крыши монастырских построек, а все это венчали позолоченные луковицы старинной церкви.
Подъехав к монастырским воротам, Крячко обратил внимание на десятка полтора самых разных машин, припаркованных невдалеке. На его замечание о том, что народ дорогу сюда, как видно, не забывает, бабульки заверили его, что сегодня-то как раз на диво малолюдно. Иные дни здесь людей и машин – не протолкнуться. Отказавшись от предлагаемых ему денег, Стас попросил старушек проводить его к ответственному служителю монастыря, который мог бы организовать его встречу с настоятелем.
Минут через десять, сопровождаемый худощавым, с жидкой бородкой послушником, он вошел в келью-кабинет настоятеля. Отец Владимир, еще не старый, с аккуратной бородой, в скромном монашеском одеянии, ответив на его приветствие, предложил присесть. Стас изложил ему суть своего вопроса, и настоятель, размышляя, задумчиво подтвердил, что действительно из Великобритании не так давно пришло письмо с просьбой об аудиенции, подписанное неким Томом Хантли.
Отец Владимир достал из ящика стола длинный конверт с реквизитами международной почты и, вынув из него сложенный втрое лист бумаги, исписанный от руки, прочел, свободно переводя рукописный английский текст на русский язык.
– …Вот этот запрос. Хантли пишет: «Прошу вас не отказать мне в возможности прикоснуться к подлинной России, понять глубинный смысл ее нравственных исканий и сущность ее бытия…» – настоятель опять положил письмо в конверт. – Я поручил своему секретарю дать ответ Тому Хантли, что не возражаю и готов его принять и выслушать. Но пока что он не появился.
– Отец Владимир, как я понял, вы человек очень ответственный, и вам я могу доверить некую конфиденциальную информацию, – потерев лоб и несколько приглушив голос, заговорил Крячко. – Дело в том, что на самом деле Том Хантли – это племянник королевы, герцог Дэниэл Урриморский. Об этом мы узнали из сообщения Скотланд-Ярда. Неделю назад этот гражданин прибыл в Москву и тут же бесследно исчез. Мы предполагаем похищение с целью выкупа.
На сей раз молчание настоятеля длилось несколько минут. Стас, не мешая священнику думать, тоже сидел молча, недвижимо глядя в окно.
– Очень странная история… – вздохнув и сцепив меж собой пальцы, медленно заговорил отец Владимир. – Скорее всего, некто не самый добрый затеял какую-то весьма скверную игру, нацеленную против России. Вероятнее всего, разыгрывается какая-то сложная, многоходовая комбинация, полный смысл и содержание которой неизвестно большинству задействованных в ней людей. Думаю, даже сам Том-Дэниэл используется как марионетка, которой исподволь, искусно управляют неведомые нам кукловоды.
Услышанное Крячко ошарашило. Он удивленно воззрился на своего собеседника – во, голова! Получив, можно сказать, мизер информации, тот смог сделать весьма далеко идущие выводы.
– Вы считаете, что это, скажем так, какая-то хитрая провокация? – уточнил он.
– Безусловно… – настоятель грустно улыбнулся. – Как вы думаете, кто на сегодня наш главный геополитический соперник самого ярого и непримиримого характера, который всеми фибрами души испытывает неприязнь к России? Кто: Соединенные Штаты, Англия, Китай, Япония?
Стас пожал плечами.
– Ну, насколько я могу судить, во всех случаях каких-то антироссийских провокаций американцы играют роль первой «скрипки».
– Скрипка-то первая, да вот англичане в этом вопросе существенно главнее, как бы ни показалось это парадоксальным. На протяжении целого ряда столетий именно Англия, когда – завуалированно, чужими руками, когда – открыто конфронтируя, вела непримиримую борьбу с Россией. Именно англичане спровоцировали самую первую кавказскую войну в девятнадцатом веке. Именно они сделали очень многое, чтобы в России пала династия Романовых и в стране воцарился хаос. А поведение английской верхушки перед Второй мировой? А речь Черчилля в Фултоне? А речь Маргарет Тэтчер, которая сказала то, чего не решился сказать даже Рейган – Россия по населению должна сократиться в десять раз – до пятнадцати миллионов человек, обслуживающих скважины и ядерные могильники западных компаний?! Нет, Станислав, нет… Там, где замешан британский истеблишмент, обязательно надо ждать какой-то каверзы.
– Прошу простить, но падение Романовых – «заслуга» в большей мере немцев! – возразил Крячко, вспомнив ранее где-то прочитанное. – Ведь это они переправили в дипломатическом вагоне в Петроград Ульянова-Ленина. Они же снабдили партию большевиков миллионами марок. Англичане, насколько я помню историю, в этом не участвовали.
– Немцы использовали тактический момент для ведения текущей войны. А вот англичане мыслили стратегически, хотя проявляли при этом весьма неприглядный цинизм. Вы же знаете о гемофилии у цесаревича Алексея? Его мать – Александра Федоровна, урожденная Алиса Гессен-Дармштадтская, была внучкой английской королевы Виктории. И та, утверждают исследователи, хорошо зная о генетическом недуге принцессы, сделала все возможное, чтобы сблизить ее с наследником российского престола. Я не знаю, каким темным силам она молилась, но Николай, который всего лишь раз встретился с Алисой, когда ей было только двенадцать, сразу же потерял от нее голову. Хотя, как считают некоторые историки, в ту пору его сердце было занято другой. Да и его родители были против.
– Ну и ну! – только и смог произнести Стас.
– Английская верхушка использовала родную внучку королевы с той же долей цинизма, с коей нынешние исламские фундаменталисты используют шахидов, – отец Владимир сокрушенно покачал головой. – Что с ней случилось в дальнейшем – общеизвестно. И, что интересно, даже зная о том, что их близкой родственнице грозит смерть, представители британской короны, по сути, ничего реального не сделали для того, чтобы ее спасти. Английские войска, оккупировав Архангельск, занимались лишь крупномасштабным грабежом да истреблением русского населения в созданных ими концлагерях на острове Мудьюг.
– А как вы думаете, сама Алиса догадывалась о том, что ей было уготовано? – поинтересовался Крячко.
– Скорее всего, нет, – уверенно ответил настоятель. – Ее, как это иногда говорят сейчас, использовали «втемную». Вот и этот, как вы сказали, герцог, скорее всего, задействован точно так же. Романтическую историю с русской девушкой я в какой-то мере могу считать реалистичной. Но… Если бы этот молодой человек и в самом деле надумал объявить о том, что собирается жениться на русской, да еще не из аристократических кругов, скандал мог бы разразиться погромче, чем в связи с романом принцессы Дианы и Доди Аль-Файеда. Нет, тут что-то не то… Что-то они темнят. Я сегодня же спишусь с одним знакомым, который уже лет десять проживает в Лондоне. Всех карт раскрывать не буду, но попытаюсь выяснить – вдруг ему что-то известно о нынешних планах лондонских масонов в отношении России?
– Масонов? – удивленно переспросил Стас.
– Ну, да, масонов, – кивнул отец Владимир. – Вся английская верхушка так или иначе завязана на масонстве. Та же Тэтчер была весьма заметной фигурой в масонской иерархии. А вы в курсе дела, что, по мнению некоторых историков, одним из предков нынешних Виндзоров был знаменитый румынский монарх Влад Цепеш, более известный как граф Дракула?
– Впервые слышу! – Станислав едва не присвистнул от удивления.
– Ну, тут я не берусь делать каких-либо далеко идущих выводов, однако информация располагает к размышлениям.
Поблагодарив настоятеля за интересную, содержательную беседу, Крячко вышел из монастыря, и его сотовый телефон тут же зазвонил. Выслушав указание Петра Орлова ехать в Кострому, чтобы там встретиться с участницей ансамбля «Русские затейницы», он в ответ буркнул лишь «угу!» и, сев в машину, вырулил на трассу, ведущую на северо-восток.
Прижимая ногой акселератор, Стас с удовольствием слушал льющуюся из динамиков классическую музыку – ранее он почему-то даже не предполагал, что она может быть такой будоражаще-волнующей и пленяющей. Раньше он был уверен в том, что классика – это «тупая нудьга», в которой ни «вкуса, ни фасона». А тут его вдруг посетила странная мысль, что именно так могут звучать мифические хрустальные небесные сферы.
«Стоп, стоп! Это что за прибабахи?! – всполошился Крячко, сообразив, что такое не совсем обычное восприятие музыки запросто может быть связано с сегодняшней поездкой. – Эк меня торкнуло! Неужто такое сотворилось из-за того, что я побывал в монастыре? О-о-о! Если так пойдет и дальше, то вообще труба. Это что же, когда-нибудь стану таким правильным и безгрешным, что хоть в святые записывайся?! Японский городовой! Дела-а-а…»
Подобное обстоятельство встревожило его не на шутку, поскольку нарушало взгляды на жизнь. Стас твердо знал, что он просто «правильный мужик». И – все. Да, при случае может употребить рюмашку сорокаградусной… Да и с какой-нибудь симпатяшкой никак не против «оторваться» от души. А уж в морду дать какому-нибудь зарвавшемуся остолопу – это прямо-таки святое! Потому что поступать так – его жизненная норма.
А случись и в самом деле стать святым?! Ё-о-о-о! Да, это конец всему.
Подобную трансформацию в дремучий позитив, случись она с ним на самом деле, Крячко мог воспринять исключительно как личную катастрофу. А как иначе-то это понимать?! Тогда он, как ни верти, в чем-то уподобится евнуху, охраняющему султанский гарем. А то ж! Ведь сколько красивых, обаятельных, трогательных, грациозных, томных и нежных женщин он будет вынужден оставить без своего внимания, воспринимая их лишь как «названых сестер»?!.. «Бяда-а-а», как выразился один неуловимый корифей-карманник, которого Станислав однажды все-таки сумел взять с поличным.
…Миновав Ростов Великий, на одном из перекрестков несколько взгрустнувший Станислав увидел голосовавшую молодую особу с объемистой сумкой. Кисловато морщась, он нажал на педаль тормоза и свернул на обочину. Услышав, что симпатичная провинциалка направляется в какую-то Самохваловку, которая находится в стороне Костромы, Стас уныло пригласил садиться. Вовремя заметив, сколь тяжела кладь попутчицы, Крячко вышел из машины и, забрав сумку незнакомки, загрузил ее в багажник.
Вяло и чрезвычайно скучно между ними завязался натянутый разговор на душеспасительные темы. Всего через минуту после его начала Стас мысленно возопил: «Дайте, дайте мне веревку и мыло! Эх, судьба! Это что же получается-то? Неужто и в самом деле все безвозвратно потеряно?!! Да уж лучше бы Лева поехал в этот монастырь – он и так в праведниках ходит… Ой-ей-ей-ей!..»
Время от времени сдержанно кивая в ответ на сетования попутчицы, назвавшейся Еленой, он старался не думать о чем-то «эдаком», нашептанном в левое ухо искусителем окаянным. Тем временем, перечислив все общедеревенские беды (водопровод – как решето, свет с перебоями, клуб давно закрылся, большая часть деревни разъехалась и т. д.), Елена перешла к антологии своих персональных невзгод. Муж месяцами на заработках. В Москве нашел себе какую-то накачанную силиконом «любушку», а про законную жену, скотина, и не вспоминает. В доме проводка искрит – того гляди, полыхнет. Забор покосился, полы провалились, картошку сожрал (чтоб ему пусто было, чтобы ему ни дна ни покрышки, чтобы прах его побрал!!!) зловредный американский лазутчик – колорадский жук…
В какой-то момент своего повествования Елена столь размашисто поправила юбку-плиссе, что открылись ее незагорелые коленки, сверкнувшие своей молочной белизной. В один миг, забыв о какой бы то ни было святости (не пристала она к нему, не пристала – ур-р-а-а-а-а!!!), Крячко почувствовал, как ему вдруг стало очень жарко, а во рту отчего-то сразу же пересохло. Теперь он слышал Елену через нарастающий шум в ушах, уже не в силах отбиться от внезапно нахлынувшей лавины мыслей вовсе не благочестивого свойства.
Увидев указатель «Самохваловка», он сбавил скорость и свернул к деревне, с волнением в душе заранее предвкушая нечто заповедно-запретное, что сейчас вполне может заполучить. В чрезвычайно горячечном настроении проехав через село, Стас остановился у ухоженного кирпичного дома, окруженного вполне приличного вида штакетником, лишь кое-где лишившимся кем-то выдранных планок.
Он достал из багажника сумку и, будучи не в силах оторвать взгляда от стройных ног своей попутчицы, при ходьбе волнисто колышущих подол юбки, направился следом за ней во двор. Едва Крячко прошел через калитку, как тут же хриплым басом завозмущался здоровенный кудлатый барбос, привязанный в дальнем конце просторного двора. Они с Еленой уже подходили к крыльцу, как дверь сеней внезапно распахнулась, и из дома вышел здоровенный мужик, обалдело замерший при виде Станислава.
Ничуть не смутившись его появлением, Елена уперла руки в боки и язвительно произнесла:
– О-о-о! Явился – не запылился! Что, вытурила бедненького крашеная кошелка и он решил вспомнить о жене?
Но ее «благоверный», пребывая во все том же крайнем изумлении, этого даже не услышал, таращась на чужака в потертой кожаной ветровке.
– Эт-то кто еще тут?!! – наконец опомнившись, заносчиво заорал он, подавшись вперед. – Эй, ты, чувырло подзаборное! А ну вали отсюда, пока цел!..
Крячко, и без того уже понявший, что случился облом, в принципе, и сам собирался уходить. Но вот этот бахвальски-вызывающий, хамоватый тон его разозлил. Он поставил сумку на дорожку и спокойно поинтересовался, хотя внутри все разом закипело:
– А ты, дятел, из какого дупла вылез?
– Ты ч-че?! В рыло захотел?!! – выпучив глаза, муж Елены ринулся на Стаса, как видно надеясь, что тот испугается и побежит.
Однако этого не произошло. И тогда мордастый агрессор, дабы не потерять наступательного порыва, попытался всей своей массой с разбегу сбить незваного гостя с ног. Но в последнее мгновение Крячко отшагнул в сторону. Нападавший по инерции пролетел мимо него и, не удержавшись на ногах, повалился на землю, нелепо взбрыкнув в воздухе ногами. Елена, до этого момента испуганно наблюдавшая за атакой своего «благоверного», не выдержав, громко рассмеялась.
Тот, побагровев, с перекошенным от ярости лицом вскочил на ноги и, выхватив из кармана нож с выкидным лезвием, снова приготовился к броску. Стас, снисходительно усмехнувшись, негромко, но твердо пообещал:
– Руку сломаю в локте и плече! – указав пальцем, где именно прямо сейчас кости и суставы ревнивца утратят свою целостность и потребуют наложения гипса.
Агрессор тут же замер и, что-то ворча, попятился. Он вдруг понял, что незнакомец слов на ветер бросать не привык. А Стас, спокойно взглянув на Елену, невозмутимо поинтересовался:
– Он что, всегда такой больной на голову?
Та, окинув взглядом супруга, растерянно вертящего в руках опасную «игрушку», чуть поморщившись, безнадежно махнула рукой:
– Всегда… Он всю жизнь – молодец, красавец, образец. А я… А я для него пожизненно второй сорт.
– Чего ты несешь-то? – возмутился ее «благоверный». – Это когда я тебе такое говорил?
– Мне – нет. А вот своим дружкам-собутыльникам – постоянно. Да и девкам тоже. Тамарке вон Зубасовой, Маринке Леббе… Ты думаешь, что мне никто ничего не передает?
– Во-он оно что!.. И вот ты надумала найти себе мужичка, чтобы с ним оттянуться и заодно со мной расквитаться… Так, что ль? – со злорадством подхватил «благоверный».
– «Оттянуться», «расквитаться»… – в голосе Елены звучали горечь и сарказм. – На это только ты горазд. Да просто хороший человек меня до дому довез, помог покупки донести. А ты сразу – хайло на него разевать. И вообще, какие у тебя могут быть претензии? Что толку, что мы с тобой прожили четырнадцать лет? Ни ребенка, ни хозяйства – ни-че-го! Думала, может, со временем как-то переменишься, за ум возьмешься… Нет, надежды уже никакой. А мне – что теперь? Лучшие годы позади, а впереди – одна пустота!..
Она смахнула слезу и молча поднялась на крыльцо. Когда за ней захлопнулась дверь, Крячко, не говоря ни слова, лишь выразительно посмотрел на ее до крайности обескураженного «благоверного» и молча направился к калитке. Тот и без слов сразу же понял, что о нем думает незнакомец. Ревнивец поспешно отвернулся, чтобы не видеть его презрительного взгляда, и отбросил свое оружие, словно нож жег ему руки. Судорожно выдохнув:
– Ленуська! Ленуська! Я это… Я сейчас все объясню! – он побежал в дом.
Сев в машину и запустив двигатель, Стас покрутил головой и рассмеялся – надо же, какое приключение! Грешным делом, заглядевшись на свою попутчицу, он чуть не забыл, что ему было поручено Петром. Тут можно было верить в это или не верить, но определенно без вмешательства каких-то высших сил не обошлось – блудный муж Елены появился вопреки всяким ее и, тем более, его ожиданиям.
«Что имеем – не храним, потерявши – плачем… – мысленно резюмировал Крячко, имея в виду ревнивца. – Ишь, как заметался – либо жалко стало? Только кого – ее или себя?..»
Машина летела по нескончаемой дороге, а Стас все вспоминал про казус в Самохваловке, внутренне досадуя на то, что его столь пламенные душевные порывы закончились ничем…