Глава VIII
Игра в парламент
Парламент был старинным изобретением в школе Виллоуби.
Бывшие вильбайцы, мудрые и седовласые, беседуя между собой о далеких школьных годах, и по сей день часто вспоминают свои подвиги в школьной «палате», когда еще Пиллигрю, впоследствии министр Великобритании, внес свое знаменитое предложение о том, чтобы просить директора о добавке патоки в воскресный пудинг. Воскрешая в памяти счастливые дни своего детства и игру в парламент, старики радуются, что эта игра процветает в Виллоуби и поныне.
Конечно, директор школы и все учителя знали об игре в парламент и допускали ее, но на заседания не являлись. Содержание обсуждаемых вопросов и порядок их рассмотрения ничем не регламентировались – лишь бы не нарушались школьные правила.
Ход заседаний был всецело в руках воспитанников, которые выбирали министров и других должностных лиц и вносили ежегодно по шесть пенсов каждый за право считаться членом высокого собрания. Заседания проходили по известным правилам, передававшимся от поколения к поколению и по возможности приближенным к правилам заседаний настоящей палаты парламента. Предполагалось, что каждый член является представителем города или местечка, и палате порой приходилось рыться в учебниках географии и атласах, чтобы выбрать места для всех участников игры.
Были, как водится, правящая партия действующих министров и партия оппозиции. Министров собрание выбирало в начале каждой сессии, и каждый из них назывался соответственно занимаемой должности: премьер-министр, министр внутренних дел, морской министр и так далее.
Предложения вносились в палату ее членами и обсуждались в порядке поступления. Поэтому каждый желающий войти с каким-нибудь предложением (а входить с предложениями имели право все члены парламента, до последнего фага) старался сделать это в начале сессии. Позднее, когда предложений оказывалось больше, чем вечеров для заседаний, за порядок обсуждения предложений голосовали и на каждом заседании решали, о чем говорить в следующий раз.
Кроме предложений были еще запросы. Каждый имел право обратиться к министрам с запросом по делам школы, и ответы на эти запросы были обычно самой интересной частью заседаний. Правда, часто бывало трудно определить, какому министерству адресовать тот или иной запрос, но обычай и традиции установили некоторые правила. Министру внутренних дел, например, направлялись запросы о действиях классных капитанов, морскому министру – о школьной флотилии, военному – о ссорах и драках. С сомнительными же делами обращались к премьер-министру, который, если находил для себя неудобным отвечать на такой запрос, отсылал его какому-нибудь другому министру.
Надо признать, что заседания палаты бывали подчас несколько шумными. Впрочем, до крупных ссор дело не доходило – отчасти из страха перед директором, который допускал собрания только с тем условием, чтобы они проходили чинно и не нарушали школьных правил, но главным образом потому, что палата имела право исключать из числа своих членов каждого нарушителя парламентской благочинности.
Сессия открывалась обычно в первую субботу после начала майских спортивных игр, и в этом году члены парламента были своевременно извещены, что заседания начнутся в обычный день и что первым вопросом будет избрание председателя (спикера) и министров.
Читатель легко поймет, что в существующих обстоятельствах открытие парламента сопровождалось особым оживлением. В назначенный час большая столовая, несмотря на теплый летний вечер, была битком набита школьниками. Входя в комнату, мальчики останавливались и читали «Книгу предложений», которая лежала открытой на специальном столике у двери. Ее страницы были испещрены заявлениями, из которых первые три обещали собравшимся очень оживленный вечер.
1. Чтобы в председатели парламента был выбран капитан школы. Предлагает Т. Ферберн, поддерживает Э. Котс.
2. Чтобы в председатели парламента был выбран мистер Блумфильд. Предлагает Д. Гейм, поддерживает Р. Эшли.
3. Чтобы в председатели парламента был выбран мистер Кьюзак, представитель острова Уайт. Предлагает А. Пилбери, поддерживает Л. Филпот.
Нелепость последнего предложения, рассчитанная на то, чтобы рассмешить публику, совершенно утонула в серьезном содержании двух первых. До сих пор всегда бывало так, что в спикеры палаты выбирался школьный капитан, и состязание при выборах на эту должность было событием беспримерным, нарушающим старинное правило.
Расхаживая по столовой в ожидании, когда часы пробьют шесть – час, назначенный для открытия заседания, – мальчики обсуждали между собой предстоящие выборы с торжественностью, достойной членов настоящего парламента.
Наконец раздался бой часов. В ту же минуту все члены парламента были на местах. Старшие заняли передние скамьи вокруг стола, остальные разместились на задних – кто сидя, кто стоя.
Согласно обычаю, Риддель, как главный капитан школы, встал и предложил «просить мистера Исаакса, старшего из второклассников, председательствовать в собрании до момента избрания спикера».
Появление капитана с этим предложением всегда бывало сигналом для начала шумных чествований со стороны палаты. Но в этот раз лишь из небольшой кучки директорских раздалось несколько слабых рукоплесканий, которые быстро замерли среди гробового молчания остальной толпы.
Предложение Ридделя было принято. К креслу, обычно занимаемому председателем, подошел бледный долговязый юноша. Стукнув три раза молотком по столу, он провозгласил: «Мистер Ферберн!» и сел. Надо заметить, что во время заседаний все называли друг друга «мистер такой-то».
Речь Ферберна была коротка и деловита.
– Я предлагаю, – начал он, – чтобы в спикеры парламента был выбран капитан школы. Не знаю, нужно ли говорить что-либо в подкрепление моего предложения.
– Конечно, нужно! – раздался голос из зала.
– Школьный капитан всегда был и председателем парламента, – невозмутимо продолжал выступающий. – Мистер Риддель принимал деятельное участие в наших прошлогодних прениях и знает, в чем заключаются обязанности спикера. Разумеется, с уходом мистера Виндгама все мы много потеряли…
Тут раздались сочувственные крики всего собрания.
– …но я уверен, что мистер Риддель будет его достойным преемником, – завершил свою речь Ферберн.
– Я поддерживаю это предложение, – заявил Котс. Исаакс спросил, не имеет ли кто-нибудь возражений. В ответ на это встал Гейм – под громкие рукоплескания своей партии.
Гейм, как мы уже говорили, был честным юношей. Он думал то, что говорил, и говорил то, что думал. Он был убежден, что при новом капитане в школе все должно пойти вверх дном, и потому, будь Риддель хоть его родным братом, он протестовал бы против его избрания.
– Я имею возразить следующее, – сказал он. – Я полагаю, что в спикеры парламента должен быть избран не мистер Риддель, а мистер Блумфильд, потому что, по моему мнению, капитаном школы следовало бы быть мистеру Блумфильду, а не мистеру Ридделю.
Из отделения Паррета раздались сочувственные выкрики.
– Я ничего не имею против мистера Ридделя… – продолжал Гейм, вызвав радостные крики из отделения директора, – кроме того, что, как мне кажется, в качестве капитана он будет не на своем месте. Риддель был назначен против нашего желания. Мы не можем этому препятствовать, но не обязаны иметь его главным и здесь, в парламенте.
Неистовые рукоплескания «мартышек» чуть не заглушили его слова.
– Нам нужен такой человек, как мистер Блумфильд. Не далее как сегодня он за две минуты прекратил драку в четвертом классе, что не удалось бы мистеру Ридделю, оставайся он там хоть до завтра, – пояснил оратор свою мысль, вызвав общий смех. – Мистера Блумфильда все уважают. На последних бегах он был вторым и посрамил лондонца. Хотел бы я знать, что сделал для школы мистер Риддель? Нам нужен именно мистер Блумфильд, и я надеюсь, что ваш выбор остановится на нем!
Гейм сел, провожаемый бурной овацией, вызвавшей краску удовольствия даже на его серьезном лице.
На Ридделя обратились любопытные взгляды. Всем хотелось знать, какое действие произвела на него речь Гейма.
А тому еще в самом начале обвинительной речи сделалось до того неловко, что он даже шепнул сидевшему возле него Ферберну:
– Не уйти ли мне?
– Конечно, нет, – уверенно ответил тот.
Не столько слова, сколько тон Ферберна подействовал на Ридделя. Главный капитан сразу приободрился и выслушал все нелестные замечания Гейма с таким спокойствием, что привел в недоумение противников.
Речь Эшли, который поддерживал предложение Гейма, была не совсем удачной:
– Джентльмены, я согласен с предложением мистера Гейма. Пора прекратить существующий порядок!
– Какой? Какой такой порядок? – раздались голоса.
– Как какой? С какой стати нам сажают на голову человека, которого мы мало знаем, только потому, что он принадлежит к отделению директора? С какой стати всеми любимого мистера Блумфильда оскорбляют перед лицом всей школы только потому, что он из отделения Паррета? Пора признать, что во главе школы стоит отделение Паррета…
– Неправда! Неправда! – донеслось из отделения Вельча.
– В этом отделении все лучшие люди. Оно первенствует на реке…
– Пока еще нет! – подал голос Ферберн.
– Ну, так будет первенствовать! – выкрикнул оратор. – Оно во всем первое…
– Кроме ума! – съязвил Кроссфильд.
– Я не исключаю даже ума и в доказательство присутствия ума в нашем отделении поддерживаю предложение мистера Гейма!
Такое неожиданное и несколько туманное заключение речи Эшли не умалило ни восторженного приема, оказанного ей парретитами, ни негодования против нее директорских.
Не успел Эшли сесть, как встал Кроссфильд. Это было сигналом для шумных изъявлений восторга со стороны директорских и для общего внимания, потому что все члены парламента находили, что Кроссфильда стоит послушать.
– Милостивые джентльмены! Почему мистер Эшли поддерживает предложение мистера Гейма? Потому что он парретит, и мистер Блумфильд парретит. А все парретиты, естественно, считают, что капитаном должен быть парретит. Попугаям[6] нельзя верить даже тогда, когда они выказывают признаки ума…
Раздавшиеся смех и аплодисменты вызвали легкую улыбку на лице говорящего.
– Не верьте попугаю, когда он говорит вам о попугаях… Доказательства того джентльмена, который внес предложение, я нахожу более убедительными. Он думает, что мистер Риддель не годится в капитаны. Я тоже так думаю.
Из зала раздались восторженные крики парретитов и недовольные возгласы директорских.
– Мистер Риддель и сам так считает… Но почтенный оратор находит, что главным капитаном должен бы быть мистер Блумфильд. С этим я не согласен. Мистер Риддель слабоват в спортивных играх, хотя, как я слышал, сегодня утром он управлял шлюпкой. Однако и мистер Блумфильд не без греха. Он, к примеру, мало смыслит в классической литературе…
Громкий смех из отделения директора на мгновение прервал речь, но говорящий не обратил на это внимания.
– Неужели, джентльмены, вы скажете, что человек, который не может перевести «Бальбус перепрыгнул через стену», не заглянув в словарь целых три раза, может быть капитаном Виллоуби? Я скажу: «Не может!» Я скажу, что главой школы должен быть именно мистер Риддель, рады мы этому или нет. И до тех пор, пока вы мне не укажете более достойного, я буду поддерживать мистера Ридделя!
Эта речь, произнесенная с большим воодушевлением, хотя и под непрерывный смех, развеселила все собрание, за исключением отделения Паррета, которому она, разумеется, не понравилась. Но прежде чем кто-нибудь из парретитов успел ответить на нее, с другого конца зала раздался тоненький голос:
– Джентльмены, дайте слово вельчитам!
Это жалобное заявление вызвало новый взрыв смеха, который только усилился, когда выяснилось, что оратор с тонким голосом – не кто иной, как мистер Пилбери. Он стоял, окруженный небольшой кучкой своих поклонников, которые с вызовом смотрели на собрание и усердно подталкивали «своего».
– Это, наконец, несправедливо… Все говорят, а нам не дают! – снова воскликнул Пилбери, но тут застучал молоток председателя, и крики: «К порядку!» остановили оратора.
– Уважаемый член парламента должен знать, что он не имеет права вносить свое предложение до тех пор, пока собрание не обсудит предложение, следующее по очереди, – заметил Исаакс.
Пилбери сделал угрожающую гримасу:
– Не твое дело, Ики, я хочу говорить!
Гейм встал среди общего смеха и спросил, обращаясь к председателю, допускаются ли в парламенте такие выражения.
– Конечно, не допускаются, – ответил Исаакс, – и мистер Пилбери должен взять свои слова обратно.
Мистер Пилбери показал кулак мистеру Исааксу и сделал новую попытку продолжить свою речь, но тут встал Ферберн и заметил «уважаемому члену», что если он подождет немного, то палата с удовольствием выслушает его.
После этого примирительного совета Пилбери стушевался, а собрание продолжило обсуждение предложения Гейма.
Прения были жаркие. Сила доводов была на стороне отделения директора, зато у парретитов было больше пылу. Раза два вставали вельчиты и нападали на обе партии, потом кто-нибудь из директорских говорил в пользу Блумфильда. Наконец палата разделилась, то есть все те, кто был за предложение Гейма, перешли на одну половину зала, а те, кто против, – на другую.
Считать голоса не понадобилось: вокруг Ферберна собралось всего двадцать пять человек, тогда как Гейма и его последователей окружила толпа человек в триста.
Противники нового капитана торжествовали. Риддель предпочел бы отказаться от выборов, но его друзья нашли, что такой поступок был бы трусостью, и он покорился. Теперь он принял свое поражение спокойно и даже присоединился к общему смеху, встретившему приглашение председателя.
– Мистер Пилбери, не угодно ли вам выступить? – предложил Исаакс.
Но мистер Пилбери забыл приготовленную речь. Если б ему позволили говорить тогда, когда он хотел, он мог бы сказать многое – так объяснил он своим друзьям, – но теперь он был «не в ударе». Впрочем, он сделал над собой усилие и начал:
– Джентльмены, дайте слово вельчитам!
Он не имел намерения сказать что-нибудь смешное, но тем не менее все рассмеялись. Пилбери продолжал, ничуть не унывая:
– Почему бы, джентльмены, старине Кьюзаку…
– К порядку! К порядку! – раздалось в зале.
– Да в чем дело? – смешался Пилбери.
Председатель заметил оратору, что во время заседаний члены парламента должны говорить друг другу «мистер такой-то».
– Этому Ики просто нравится сбивать меня с толку! – воскликнул обиженный Пилбери. – Ну так вот, почему бы, джентльмены, мистеру Кьюзаку не… Что ты говоришь?
Это относилось к Филпоту, который, стоя подле своего союзника, давно уже шептал ему:
– Не робей, Пил, дай им как следует!..
– Почему бы мистеру Кьюзаку не робеть… то есть… Кто тебя просит подсказывать, Филпот? Право, я тебя поколочу… Почему бы мистеру… Тельсон, не бросайся шариками!.. Почему бы…
– Кто поддерживает предложение мистера Пилбери? – спросил Исаакс, которому надоело ждать.
– Я, я! – закричал Филпот.
– Погоди, я еще не закончил! – перебил его взволнованный Пилбери.
– Мистер Филпот! – провозгласил председатель.
– Не надо Филпота! Я буду говорить! – кричал Пилбери.
– К порядку! К порядку! – раздалось со всех сторон. – Предлагает мистер Пилбери, поддерживает мистер Филпот… – начал было председатель.
– Погоди, я еще не говорил! – крикнул Филпот.
– К порядку! – призвал Исаакс.
– Сам ты – «к порядку»! Я имею право говорить!
– И я, я первый начал! – отозвался Пилбери.
– Ты бы все равно никогда не закончил!
– А тебе какое дело?
– Те, кто согласен с предложением мистера Пилбери, – направо, те, кто не согласен, – налево! – крикнул Исаакс как можно громче.
Палата немедленно разделилась, и, прежде чем два непризнанных оратора успели опомниться, их предложение было отвергнуто большинством трехсот двадцати голосов против двух.
Когда они ушли, Исаакс поставил вопрос об избрании Блумфильда в председатели. Блумфильд был выбран единогласно, так как отделение директора голосовать не пожелало.
После громких и продолжительных рукоплесканий новый спикер занял свое место и, когда тишина была восстановлена, сказал:
– Я очень обязан вам, джентльмены, за ваше решение. Надеюсь, наша школа будет процветать так же, как процветала ранее. Я, со своей стороны, позабочусь об этом. Я очень горжусь своим избранием в председатели парламента – горжусь почти так же, как если бы стал капитаном школы. Относительно же того, что сказал обо мне Кроссфильд, я надеюсь, что вы ему не поверили. По древним языкам я двенадцатый в классе, – добавил Блумфильд под смешки стороны отделения директора. – У меня всё.
Конец заседания был скучен по сравнению с началом. Выборы на различные должности прошли без особых волнений. После того как Блумфильд был выбран в спикеры, весь ход заседания оказался в руках парретитов, которые не преминули этим воспользоваться.
Когда прочли список должностных лиц, то оказалось, что только один воспитанник из отделения директора получил место в «кабинете министров»: он был выбран канцлером казначейства. Гейм оказался морским министром, Вибберли – военным, Эшли – министром внутренних дел, а Страттер, юноша, сравнительно неизвестный, – премьер-министром. Все они принадлежали к отделению Паррета, которое, таким образом, могло льстить себя надеждой, что оно оценено по заслугам, хотя другие отделения думали иначе.
Конец ознакомительного фрагмента.