2
Аэропорт имени Леонардо да Винчи, в просторечии называемый Фьюмичино, звенел голосами и электронными вздохами, предваряющими объявления. После выхода из самолета Макс нацепил темные очки и не снимал, и Инга, сначала решившая дать ему совет так не делать (предстояло еще пройти паспортный контроль), сдержалась и промолчала.
После обеда, поданного в самолете, Макс немного подобрел, хотя до сих пор напоминал Инге нахохлившегося ворона Жору. Ворон Жора жил на соседском участке в Савельеве, считал себя хозяином улицы, а по сути являлся рэкетиром. Если Жоре ничего не дать, когда он являлся пред светлы очи, то сначала он некоторое время сидел, нахохлившись, а потом отправлялся творить гадости. Обкусывал с грядки недозрелую клубнику, продалбливал клювом полиэтилен на теплицах, подкрадывался к сонному Акбару и с размаху клевал его в зад. Акбар взвивался, долго лаял, метался, гремя цепью, а Жора сидел неподалеку, склонив голову, и ждал. Если ему никто так ничего и не выносил, он опустошал собачью миску.
Макс в чужие миски, к счастью, не лазил: слишком воспитан и брезглив. Зато нахохливался он виртуозно.
Паспортный контроль, как ни странно, был пройден без эксцессов, и после получения багажа они вышли в гулкую зону прилетов. Инга сверилась с выданной в турагентстве распечаткой, однако логотип фирмы, маячивший неподалеку, опознала без труда. Встречавшая пассажиров худенькая девушка с короткой стрижкой объяснила, что нужно собраться небольшой кучкой, и тогда их сопроводят к автобусу.
– Небольшая – это внушает оптимизм, – заметил Макс.
– Мне не хочется тебя разочаровывать, но…
– У нас что, большая группа?
– Человек сорок.
Он промолчал, но Инга могла представить, что Максим подумал. При ней он не выражался никогда, однако временами она слышала, как Макс ругался с заместителями, в его лексиконе имелись некоторые слова из подворотни. Правда, и их он произносил так, будто читал Уайльда в оригинале.
Что поделаешь? Оксфорд…
Группа человек в десять собралась, и другая девушка вежливо пригласила пойти за ней. Инга мысленно согласилась с таким раскладом: транспортировка туристов к автобусу не всей группой, а частями относилась к успехам логистики. Турист – зверь ненадежный: тут отвлекся, там засмотрелся, кофе ему надо купить, сувенирчик глянуть, оп – и нет туриста! И возвращайся за ним, обегай все улицы, а потом обнаружь его мистическим образом прибившимся обратно к стаду, которое теперь возмущено тем, что его бросили! Ну и, конечно, часть брошенных уже успела утешиться тем, что разбрелась по ближайшим магазинам. Инга не впервые ездила с тургруппами и знала сценарий назубок. Жесткий контроль и никаких поблажек – вот что спасет отца русской демократии, сиречь успешного гида.
Максу же все было в новинку. Он явно справился с неудовольствием, вспомнил, что сам одобрил это решение, сделал пару дыхательных упражнений и скоро уже начнет задавать вопросы. Инга молчала, не надоедала ему. Она вообще редко заговаривала с ним просто так, без причины.
Макс этого не любил. Он был человек дела – во всяком случае, двенадцать часов в сутки: тот минимум, который он проводил на работе. В остальное время Инга его почти не видела, хотя бывали исключения, корпоративные праздники или дела, которые относились к Максовой личной жизни, а не к рабочей. Впрочем, последнее случалось нечасто.
Туристическая фирма «Эол» римской группе выделила автобус позитивный, желтенький, с рисунком во весь бок: силуэты столичных крыш, а над ними – восходящее солнце. Красота неимоверная. Мини-группу сдали с рук на руки сопровождающему, чемоданы обрели свое законное место в широко распахнутом автобусном нутре, а Инга следом за Максом забралась внутрь. Там уже было людно, шумно, чьи-то дети кидались конфетами. Макс прошествовал в конец салона и уселся у окна.
Инга оценила: держится, но кто его знает, как дальше пойдет. Макс не любил толпу вокруг себя, людей в свою фирму подбирал похожих на себя – если внутри и эмоциональных, то умеющих прекрасно сдерживаться. Поэтому когда Инга пришла в «Эол» заказывать этот тур (услугами данной фирмы пользовались уже не первый год), то шокировала до глубины души добрую знакомую Зою, объявив, что на этот раз Максу Амлинскому не нужен сьют в отеле с закрытой территорией, подальше от любой цивилизации, на острове, где в лучшем случае три туземца и бананы, которые, как известно, общаться не умеют. И бизнес-класс ему не нужен. Нужна обычная туристическая поездка.
– Э-э… индивидуальный тур? – спросила Зоя осторожно. – А машину заказывать? Если Рим, то там есть прекрасная компания, подгоним лимузин…
– Никаких машин, – сказала Инга, – вместе со всеми, на автобусе.
– Макс Амлинский – на автобусе?!
Шеф был личностью достаточно примечательной, чтобы вопрос прозвучал очень, очень изумленно.
– Нам нужен простой народ, – усмехнулась Инга, – в этом задумка.
– Знаешь, некоторые у нас ездят в сафари на крокодилов, – протянула Зоя, – но эта затея мне кажется экстремальнее! Ладно, Ингуш, на твой страх и риск.
Риск был немаленький, но Макс являлся человеком слова. Если решился – значит, решился. И сейчас он вроде бы нормально отнесся к тому, что вокруг него множество неконтролируемых, незнакомых людей, с которыми придется провести несколько дней в непосредственном контакте.
Амлинский – это в некотором роде не человек, а ваза династии Мин. Что поделаешь.
– Ты же бывал в Риме, верно? – спросила Инга, пристраивая сумочку на полку и усаживаясь рядом с Максом.
– Мне было семнадцать, отец прилетел сюда на деловую встречу, и все, что я видел, – это отель и улицы из машины. Поэтому, конечно, Рим я знаю досконально.
– Сочувствую.
– А ты бывала, да? – вдруг спросил он.
Инга кивнула.
– Дважды. Первый раз с родителями, во второй – с сестрой и мамой. – Она знала, что ему это интересно, хотя вслух он вряд ли бы признался. Все то, что Макса не интересовало, он обрывал мгновенно или, если вежливость перевешивала, – как только изобретал предлог. – Мы тоже ездили с группами. У меня коммуникабельные родственники.
– Не представляю, как можно добровольно на это пойти. Наш с тобой случай особый.
– Твой случай особый, Максим.
– Не надо притворяться. Мы с тобой одной крови – ты и я. Давай держаться друг друга в этом царстве гиен и лиан.
Он уже шутил, а значит, начальственный гнев откатился, словно майская гроза. Инга немного расслабилась.
– Ты же знаешь, что это не так. Вернее…
– Я знаю, что ты скажешь, – оборвал ее Макс, – что ты на самом деле из другого социального слоя и ты сама себя сделала. Все так. Ты поднялась, не пожелав оставаться внизу. Я уважаю твою привязанность к семье, хотя и не всегда понимаю, однако в свое свободное время ты можешь делать что угодно. Если бы ты не хотела оттуда сбежать, ты бы так не работала. Поверь мне, я разбираюсь в людях, Инга.
Это было самое большое заблуждение Максима, его самая большая иллюзия, разрушить ее казалось Инге кощунством. Она готова была грудью на амбразуру лечь, лишь бы Макс никогда этой иллюзии не лишился – или обрел под нею настоящее основание. Но все шесть лет она работала на него, поддерживала его воздушный замок и его успешный бизнес не потому, что так уж хотела вырваться из мира, где родилась. Совсем не потому.
– А вот и последние, – сказала Инга, кивая на шествующую к автобусу очередную маленькую группу. – Скоро поедем.
– Надеюсь.
День выдался суматошный: сборы, перелет, теперь надо бы заселиться и поужинать – уже смеркается. Инга ощущала себя немного непривычно, хотя не в первый раз была с Максом в поездке, и сколько бы он ни настаивал на том, что это – деловая командировка, поверить в такое сложно. В командировку Инга собирала совсем другие вещи.
Автобус заурчал и тронулся с места, проплыли мимо стоящие рядками автобусы-братья, засновали деловитые машинки, и вот уже впереди сияет огнями шоссе, и обычное приятное предчувствие закрадывается в душу.
Инга любила этот момент – начало поездки. Его нельзя было упустить, нельзя ничем заменить, тем более если это такой город, как Рим.
Оказалось, что некоторые могут.
Макс достал айпад, включил и застучал по экрану.
– Приличного вай-фая нет…
– Максим Эдуардович, – сказала Инга, – вы позволите небольшое самоуправство?
– Что такое?
Она аккуратно взяла из его рук айпад, выключила, закрыла обложку, встала и сунула к себе в сумку.
– Это слишком, – произнес Макс холодно. Он ненавидел, когда без спросу трогают его вещи, и Инга об этом прекрасно знала, но приходилось идти на риск.
– Нет. – Она села и повернулась к Максу. Следовало вести разговор на языке его племени. – Максим Эдуардович, давайте договоримся. Вы доверились мне в организации этого мероприятия. Вы посчитали меня компетентным специалистом в этом вопросе. Вы мне доверяете как ассистенту. Я очень вас прошу постараться вникнуть в то, что я делаю и почему. Наша задача – познакомить вас с будущими потенциальными клиентами, вы желаете понять их, осознать их потребности и нужды до того, как проект будет запущен. Я это всецело поддерживаю и приложу все усилия, чтобы вы достигли цели. Пожалуйста, не мешайте мне. Я работаю для вашего блага и блага компании.
– Инга Михайловна, если мы перешли на «вы», значит, дело и вправду серьезное?
– Да, Максим Эдуардович.
Он подумал (действительно подумал!), Инга ему не мешала, затем кивнул:
– Хорошо. Я постараюсь не подозревать вас в злоупотреблении. Вы никогда этого не делали и, конечно же, не делаете сейчас. Просто… – он криво улыбнулся, – для меня это чуждая среда, я несколько… напряжен, но я постараюсь, Инга.
– Договорились, дорогой.
Макс странно на нее покосился, потом понял:
– А! Наша легенда.
– Обсудим ее в номере или за ужином. Сейчас посмотри в окно, пожалуйста.
Он повернулся к окну, а Инга тихонько выдохнула. Манипуляция – не зло, когда ты ведешь человека к добру и свету, правда же? Он просто не понимает. Когда Инга впервые оказалась там, где ходят суровые стражи небес, тоже чувствовала себя неуютно. Еще как! И ведь приспособилась, научилась скользить среди воинов, пирующих за громадными столами. Они посчитали ее своей. Они посчитали ее валькирией. А она предложила одному из них спуститься в Мидгард. Конечно, он хочет запустить в нее боевым молотом.
За окном проплывал вечерний Рим – еще только пригороды, залитые оранжевым сиянием фонарей, убегающие в освещенную даль улицы, крыши, четко вырисовывающиеся на фоне бледного неба, которое не подсластил удивительно скромный нынче закат, – но уже этого было достаточно для того, чтобы помолчать, просто глядя в окно. Автобус ехал по проспекту, застревал в пробках, выпутываясь на свою полосу, ожесточенно боролся за место на светофоре и давал возможность посмотреть на Рим – такой, каким он не притворяется перед приезжими. Живой, настоящий Рим.
Нет, Инга любила могучие крепости, исторические музеи и колоритные развалины. История сделала нас такими, какие мы есть, и глупо ее игнорировать. Древняя архитектура была интересна Инге также в силу профессии и рода занятий, хотя эту недвижимость никто продавать и покупать не собирался: исторические объекты давным-давно пригребло государство. Но все же история, к которой допускали по билетам, оставалась неживой, она застряла в прошлом, как насекомое в янтаре. А настоящий город – это живущие в нем люди. Надо как-нибудь объяснить это Максу, который сидит и честно смотрит в окно.
Гостиница располагалась в районе центрального железнодорожного вокзала – Термини. Ничего выдающегося: достаточно большая каменная коробка, способная вместить энное количество приезжих. По прибытии выяснилось, что у группы есть свой координатор, симпатичный мужчина лет сорока по имени Алексей. Он каким-то непостижимым образом умудрился всех выстроить в холле и заставить замолчать, после чего представился и изложил план действий.
Термини – железнодорожный вокзал, за размеры и распахнутые громадные двери прозванный местными жителями «динозавром». Отсюда осуществляется сообщение с севером Италии и заальпийскими столицами, включая Париж и Вену. Здание облицовано травертином.
– Для начала – для тех, кто хочет сегодня же передвигаться по Риму: помните, что метро открыто с половины шестого утра до половины двенадцатого вечера. Римское метро простое, всего две ветки, третья, музейная, пока еще достраивается. Билеты можно купить в автоматах, самый простой, на одну поездку, стоит полтора евро. В метро по этому проездному можно прокатиться только раз, а на остальной транспорт он действителен в течение ста минут с момента, когда вы его прокомпостировали. В первый раз не советую рисковать и пользоваться общественным транспортом, если только вы не ориентируетесь хорошо в незнакомом городе или уже бывали в Риме. В противном случае велика вероятность уехать в жилой район, выйти в незнакомом месте и тут же потеряться. Такие случаи бывали, я предупреждаю всех.
Несколько человек засмеялось.
– Поэтому если вы намерены передвигаться по городу, но карта метро вам непонятна, возьмите такси. Можно заказать машину в отеле или дойти до стоянки, большой разницы в цене нет. Голосовать почти всегда бесполезно: водителям такси запрещается подбирать пассажиров у края дороги, но стоянок по городу множество. Цена зависит от того, куда вы отправитесь, и в ночное время тарифы повышаются. Поэтому рекомендую от дальних поездок до завтрашнего дня воздержаться… Сейчас вы все зарегистрируетесь, получите ключи от номеров. Как вы знаете, ужин не входит в стоимость тура, вам нужно найти ресторан самостоятельно или поесть здесь, в отеле, тут неплохое меню. Завтра состоится пешая обзорная экскурсия в Ватикан, собор Святого Петра, замок Сан-Анджело и далее по старой части города. Я – ваш координатор, сейчас раздам вам визитки с моим телефоном, по всем вопросам обращайтесь, пожалуйста, ко мне или к нашим гидам. Их двое: Анна будет вашим экскурсоводом завтра, Кристина – через два дня. У всех ли есть распечатка программы?.. Так, хорошо. Тогда, пожалуйста, подходите ко мне по очереди, я буду помогать вам с регистрацией и выдам карту города.
С 2011 года взимается налог на проживание в Риме. Его размер зависит от звездности отеля и обычно составляет 2 – 3 € в день.
Вырученные средства поступают в городской бюджет на развитие туризма.
Тут же, естественно, началось столпотворение.
– То есть как это – нет ужина? – прогудела дородная мадам, сопровождаемая тщедушным мужичком. Какая классика, Инга даже залюбовалась. – Мы что, с голоду помирать должны? И так кучу денег отвалили!
– Я не понял! – тянул руку долговязый парень в очках. – А послезавтра у нас день ничем не занят, что ли? А если я раньше хочу пойти в Колизей?
– А завтраки здесь хорошие?
– Номера твин или дабл? Нам обещали, что будет твин!
Инга покосилась на Макса: тот стоял, смотрел не отрываясь и даже очки, съехавшие вниз, почти на кончик носа, не поправил.
– Неужели ты совсем дикий? – спросила его Инга. – Никогда не приходилось видеть такое в вестибюлях?
– Я проходил мимо, не задумываясь.
– Максим, ты инопланетянин.
– Угу, – согласился он рассеянно. – Я не хочу толкаться. Давай подождем.
Они отошли в сторону; Алексей в центре бурлящей толпы походил на скалу в штормовом море. Стоял он незыблемо, и потихоньку волны начинали расходиться, успокаиваться. Сотрудники отеля, привычные к массовым заездам, оперативно всех регистрировали и выдавали ключи. Алексей называл имена и фамилии. До Инги с Максом он дошел почти в самом конце – видимо, список был составлен по очереди бронирования тура, а Инга сделала это всего за пару недель.
– Амлинский и Литвина!
Они подошли к стойке, получили карту, два электронных ключа и еще раз – короткий инструктаж и покатили чемоданы к лифту.
– Номер триста тридцать три, – сказала Инга, державшая ключи. – Это на удачу.
– Суеверия – пережиток темных времен.
– Иногда можно.
Пришлось долго идти по коридору, попетлять немного, прежде чем искомый номер обнаружился. Цифры «333» латунно поблескивали на двери. Инга открыла ее, вошла и включила свет, сунув карточку в крепление на стене. Неплохо.
– О господи, – сказал у нее за спиной Макс, – здесь же развернуться негде!
Номер был довольно просторен и мил: большой коридор с платяным шкафом, сверкающая белизной и охрой ванная (естественно, на плитках античный орнамент), комната с двумя раздельными кроватями, телевизором и мини-баром. Для отеля такого уровня очень, очень прилично, особенно учитывая район и наплыв туристов.
На столе стоял небольшой и скромный букетик, при виде которого Макс чихнул.
– Я же просил – никаких цветов в номерах!
– Не в этом мире, – сказала Инга, поставила чемодан и взялась за вазу. – Цветы я уберу. Располагайся.
Она вышла из номера, прихватив ключ, и понесла вазу к дежурному. Милый жест со стороны отеля, конечно, однако не в данном случае. Макс – жесточайший аллергик, и, хотя проходил курс лечения, легче ему стало совсем ненамного. Аллергия у него была на все, что цветет и бегает: кошка, черепашка, милый одуванчик в полях или роскошный букет роз – Максу без разницы, а потому он ненавидел всю природу совершенно одинаково – справедливо.
Иногда он все-таки рисковал и возил своих случайных девушек на тропические острова, набив чемодан антигистаминными препаратами. Как ни странно, в тропиках аллергия немного отступала, не успевала, видимо, приспособиться к непривычным условиям: «Ой, хозяин, ты вывез меня на природу!» Естественно, в Москве этой природы днем с огнем не сыщешь. Может, поэтому Макс и жил в столице. Работа – в коробке из стекла и бетона, личная жизнь – точно в такой же, где даже завалящего кактуса не найдется, а из живности – очередная случайная девушка с ее капризами, длинными ногами и косметикой. На некоторую косметику и парфюмерию у Макса тоже была аллергия, и Инга вот уже пять лет в рабочее время пользовалась одними и теми же духами, которые совершенно точно не раздражали слизистую босса. На что не пойдешь ради карьеры!
Когда Инга возвратилась, объяснившись с дежурным и сдав вазу на хранение, Макс уже успел развернуть полевой штаб: включил ноутбук, подсоединил к сети планшет, выложил рядком мобильный телефон, зарядку для оного, молескин и электронную записную книжку и приготовился, кажется, провести время с пользой. Чемодан стоял нераспакованный.
– Максим Эдуардович, – сказал Инга.
– М-м?
– Нет.
– Что – нет?
– Нет, вы не будете отвечать на письма. И не станете звонить Илье и Рязанову. И заглядывать в Новомалеевку тоже не нужно. Вы переоденетесь, и мы пойдем ужинать.
– Минуточку…
– Нет.
– А, Инга, черт! Это же срочно. Ладно. Дай мне пятнадцать минут.
– Пять.
– Восемь.
– Договор скреплен.
Это была их секретная фраза – окончание спора, примирение, компромисс. За годы совместной работы выработалась лаконичная система, которая позволяла им друг друга понимать. Хорошо, когда есть желание идти навстречу; плохо, когда приходится брать нужное силой. Инге еще ни разу не приходилось переламывать Макса, как и ему – ее. Слишком велика была их взаимная заинтересованность в том, чтобы дело шло к успеху.
Все когда-то случается впервые.
Пока он работал, Инга переоделась в ванной, выбрав льняное платье до колен и босоножки на низком каблуке, заново расчесала волосы и собрала их в хвост. От офисной элегантности не удалось избавиться до конца, но Инга всегда была такая. Она иногда по-доброму завидовала сестре, которая могла носить безумные майки, бесформенные брюки, туфли на невообразимом каблуке, немыслимые дизайнерские платья и выглядеть при этом потрясающе. Холодный северный тип Инги, породой удавшейся в прибалтийскую бабушку, предполагал сдержанные тона и изящные фасоны, и даже в отпуске она не изменяла своей привычке. Этот стиль нравился ей, однако иногда она позволяла себе покупку глубоко сувенирной майки, которая развалится после третьей стирки, но в которой можно щеголять на участке в Савельеве – и никто не осудит.
Если бы Макс ее в таком увидел, он бы свой паркер проглотил.
Босс честно выполнил свою часть договоренности: ровно через восемь минут закрыл ноутбук, открыл чемодан, сменил рубашку на белую футболку и льняной пиджак и сказал, что готов. Инга его не пинала: хорошо хоть, запонки снял. Перед отъездом она составила для Максима специальный список одежды, кое-что Амлинский позволил ей купить, дабы не выделяться среди туристов. То, в чем обычно рассекал Макс, для поездки такого рода не годилось. В Европе все по-другому, а в Москве по одежке судят в первую очередь, и Макс чудесно знал правила игры. В общем-то, только их он и знал в совершенстве, во что одевался весь остальной мир, его не интересовало. Когда он выезжал за границу, то брал с собой одни костюмы, когда ездил по России – другие. Но все это было отменного качества, превосходного дизайна, и эти дорогие вещи никак нельзя было принять за купленные в магазинах среднего класса, никак и никогда. Инга отчетливо видела разницу.
Ей не было смешно ни минуты, когда дело касалось поведения Макса. Может быть, потому, что он не вел себя забавно, не рисовался, не капризничал, на самом-то деле. Макс не походил на ребенка – он был убийственно, по-взрослому серьезен всегда. Его недовольство – раздражение при столкновении с неприятным, его понимание жизни – единственно правильное, и никак иначе. Так полагал он сам и виртуозно убеждал в этом всех окружающих. Даже Ингу едва не убедил.
Хотелось на волю, гулять и есть. Есть даже больше. Инга еще раньше решила, что Макса следует загружать впечатлениями постепенно, и заранее выбрала место, где можно будет посидеть вечером.