Наташа приехала
Последние дни погода стояла отвратная. Высовываешь голову на улицу, и тебя кидает обратно внутрь дома, где прохладно от кондиционера. На дворе… не то сауна, не то духовка. Видимо эта влажная удушающая жара бывает у нас в Торонто из-за близости озер, а тут еще дожди сильные прошли. Вот в такой вечер пару дней назад открылась дверь, и я увидела на пороге мою душевную подругу Наташу, которая приехала на побывку из индейской резервации, где работает учительницей в старших классах с девятого по двенадцатый.
Следом за ней в дом вошел ее муж Дима с сумкой, в которой были подарки: сшитые и вышитые вручную индейскими мастерицами, меховые тапочки разных размеров, бусы, длинные серьги с перышками и без них и чай из неведомых белому человеку зеленых листьев с красной каймой, под названием «от всего». На столе появились альбомы.
«Вот они мои крошки!» – ликовала Наташа, целуя фотографию, на которой стояли, руки в карманы, мрачные краснокожие подростки лет шестнадцати в свитерах с капюшонами, опущенными на глаза.
Чудеса: за годы в резервации она превратилась из пухленькой брюнетки с волнистыми волосами в женщину средней, можно сказать, комплекции с абсолютно прямыми длинными черными волосами и челкой как у Анны Ахматовой… и черты лица стали как-то резче, похожи на индейские.
«Вот они мои дорогие сфинксы! А это наши старейшины! А это наши вожди! В школе у нас тоже есть один мудрый старейшина. Хоть они и против белого человека и детей накручивают, но наш старейшина – замечательный! В школе обязательно должен быть старейшина.»
На других фотографиях большие парни – старшеклассники с каменными лицами охотились вместе со взрослыми, потом резали и снимали шкуру с убитого оленя, держа в руках окровавленные громадные ножи, потом разделывали здоровенных рыб, пойманных в озере, которое кругом… кругом и кругом, а если посмотреть на карту, то просто жуть берет.
Летние каникулы Наташа с Димой проведут здесь, дома и сгоняют на неделю, на Кубу погреться, потому как намерзлись: зимой на острове, где находится резервация, часто бывало минус 50 градусов. Выкроили вечер и для нас, приехали пообщаться и показать фотографии острова, который находится в трех часах лёту от Торонто прямо на север, и где ближайший большой продуктовый магазин находится в 700 км. На острове есть один маленький магазин и клиника, куда врач прилетает раз в две недели, а зубной – раз в 2 месяца.
Вы спросите: «А нафига козе такой баян?» Ответ один – Наташа обожает свою профессию, она очень любит быть школьной учительницей. И хоть убейся, хоть стреляй в нее из рогатки, хоть куда ее склоняй и хоть куда отправляй – всегда и везде она становится на свою любимую ступеньку и вдохновенно танцует на ней чечетку, сияя от счастья и держа в руке гору тетрадей с контрольными.
Она преподавала английский в родном Петербурге, в Израиле, потом там же на высокой горе в городке друзов, говорящих по-арабски, куда никто из наших не хотел, да и вообще… кто их знает – арабы все-таки. А они приняли ее как родную, и Наташа застряла у них лет на семь, объясняя английские правила на иврите.
Я как-то спросила: «А переводы на доске на иврите пишешь?»
«Да нет, говорит, я немножко арабскую вязь подучила»…
Теперь ее тексты стали другими. Наташа причитала: «Лапочки мои неразговорчивые, сфинксы мои каменные, все лето их не увижу. Они у меня уже играют Шопена и Брамса».
В Канаде до резервации она тоже преподавала английский и музыку, но часов было мало, не очень была загружена. В 45 лет моя героическая подруга поступила в университет нашего местного Лондона в провинции Онтарио и через два года получила еще один диплом. Это был диплом учительницы истории Канады (вы скажете: «тоже мне крутая история…", ведь Канада получила статус независимого государства под наблюдением английской королевы в 1867 году). Но индейцы-то жили здесь 10 тысяч лет назад.
Этот диплом дает право преподавать и остальные предметы, поскольку за плечами Наташи был еще и российский университет, и годы учительского стажа.
Поэтому, когда возникло предложение от индейцев преподавать там все от английского и музыки до математики, физики и истории религий, глаза ее загорелись неугасимым блеском, и Диме стало ясно, что его не угасить, надо увольняться и ехать с ней. Кто же отпустит любимую жену в такие дикие края одну? Работы для него там, само собой не было кроме как дом охранять, чинить все что сломается, ну и так… присутствовать. Все говорили: «Может ну их…» Дима отвечал: «Уж очень она любит школу».
В дальнейшем Наташа научила его, и кое-что готовить, и тетради проверять, но, когда мы их провожали три года назад – Диму все в один голос назвали «декабристкой». Дожидаясь жену из школы, Дима-декабристка научился разным ремеслам, например, скачиванию с компьютера на диски всякой всячины. Привез нам на диске замечательный концерт, под который мы весь вечер примеряли меховые тапочки и серьги с перьями, попивая индейский чай «от всего» с Киевским тортом из русского магазина. «Дай, Пастернак, смещение дней!!!»
Мы познакомились с Наташей в начале девяностых в северном израильском городке, где «из нашего окна Иордания видна, а из вашего окошка – только Сирия немножко», впрочем, из моего окна была видна не только Сирия, но и Ливан, и высокая гора со снежной вершиной, который до апреля иногда не таял, а про Иорданию я приврала, чтобы не портить рифму всем известной переделки.
Тогда мы делали свои первые ошибки, которые полагается сделать по молодости лет в новой стране, дабы непоколебимым оставался закон: каждый вновь прибывший должен обязательно съесть свою порцию… иначе неправильно. И все. Неправильно. Там же кругом советчики.
Вы думали, что Страна Советов – это Россия и все, что было к ней прикреплено? Нет. Это Израиль. Там, невозможно что-то делать, например, поднимать домкратом машину, чинить компьютер, кроить юбку, все что угодно… в публичных местах только по одной причине – сразу подойдет много людей, и все будут советовать, как правильно. Все переругаются между собой, разнервничаются, и у всех поднимется давление.
Советчики приходили и к нам в группу, где мы изучали иврит. Пришел, вернее снизошел один богатый, известный в городе, процветающий… с красивой бородкой, золотыми килограммовыми часами и цепочкой на шее, шортах и расстегнутых сандалиях и стал советовать: «Вы, адвокат – переучивайтесь на бухгалтера, вы, тренер по фехтованию… я вас умоляю, здесь неспортивная страна, шахматы – наш вид спорта – переучивайтесь на оператора станков с программным управлением.» Ко мне обратился:
– Что? Преподаватель английского… переводчица? Кому вы нужны, душенька? Здесь английским свободно владеет любой старшеклассник, это второй язык в стране. Идите скорее и записывайтесь на курс специалистов по проверке и контролю качества!
– Качества чего? – говорю и чувствую, что во мне просыпается пантера Багира из мультика «Маугли».
– Да всего! Вы не сможете преподавать английский даже в садике. Можете стать экономистом или бухгалтером.
– Да из меня бухгалтер как из вас.…
В глазах у меня потемнело, потом покраснело. Последнее, что помню это удивление и восторг в его масляных темно-карих глазах.
Тем не менее, бред подействовал, и мы с Наташей оказались на полугодичных курсах менеджеров гостиниц. Идиотизм полный, но советы, советы… первая эмиграция. Наташа потом один месяц поработала в гостинице, а я, сдав пятичасовой экзамен на иврите, не работала по этой славной профессии ни дня.
В тот же год она уже работала в школе, а я учила английскому взрослых израильтян по программе ОРТ. Через 10 лет, приехав в Канаду мы уже ничьих советов не слушали.
На днях вечером мы сидели с Наташей и вспоминали наши первые ошибки, энергию с которой мы их совершали и молодость. Она тогда всегда ходила по городу с двумя красивыми мальчиками с тонкими чертами и кудрявыми волосами, сыновьями, а я с дочкой.
Сейчас ее мальчики ростом под два метра выучились в университетах, а появившаяся позже дочка еще учится в другом городе. Все трое детей разъехались, и образовалось у них с Димой «empty nest – опустевшее гнездо». Тут-то и подоспело приглашение свыше в резервацию к индейцам.
Собирались серьезно. Наташа взяла с собой кучу книг, красивых костюмов, сапоги на шпильках, а Дима – молотки, кусачки, гвозди, пилы. Прибыли на остров на 3 недели раньше в августе 2010 года, вошли в дом, который им дали бесплатно на время работы, порадовались. Вошли в школу – умилились.
Дима видит – у жены душа поет, и давай класс оборудовать. Он рукастый, сколотил и повесил на стены десяток полок, портреты классиков британской и американской литературы, а главное поставил новый суперсовременный магнитофон (на свои деньги купленный перед экспедицией на остров) и дюжину наушников с микрофонами для отработки правильного произношения.
Работали с утра до ночи. Все убрали, украсили, пожали руку молчаливому невозмутимому завучу из местных и улыбчивому директору из бледнолицых, и пошли домой.
А в дом кто-то залезал. Украли яблоки со стола на кухне вместе с пакетом, при этом явно хотели показать, что побывали в доме. Ну да ладно, умилились Дима с Наташей, наверное, детки шалят. Лариса достала вазочку и положила в нее остававшиеся в холодильнике яблоки.
Утром приходят в класс… Все полки сбиты со стен и разбиты, на столах и стульях сначала слой краски, потом слой клея, потом опять краски, а на учительском столе одиноко лежит одна коробочка с наушниками и микрофоном, поблескивая красивой металлической отделкой на черном фоне. Остальное украдено, все, включая магнитофон, наушники и любовно расставленные по всем углам Наташей ручки, карандаши, фломастеры и прочие канцтовары. Работали с утра до ночи, отдраивали нестираемую краску с клеем, стерли руки в кровь. «Это не против вас, сказал невозмутимый завуч из местных, это против белых людей на острове».
По дороге домой слегка обратили внимание на парней лет пятнадцати, которые стояли кучкой, молчали и курили, и капюшоны их курток были надвинуты низко на глаза и прямые орлиные носы. Открыли дверь, а в дом кто-то залезал. Украли яблоки со стола на кухне вместе с вазочкой, при этом явно хотели показать, что побывали в доме. Вот такое рондо с оригинальными повторами получается.
Класс привели в порядок, начался сентябрь, а с ним и учительские будни моей подруги. Она выбирала самые интересные темы, уроки вела изобретательно и артистично, держалась молодцом и оптимисткой. Я плохо представляю себе, как бы я вела себя в ситуации, когда перед учительницей сидит молчаливый класс подростков в капюшонах, надвинутых на глаза, и не реагирует, вообще не реагирует никак. Но надо знать Наташу. Я прямо вижу, как она бодренько носится по классу со своей нестираемой улыбочкой и энергично вдалбливает краснокожим старшеклассникам структуру английского эссе. Слышу, как она задает вопросы, и сама же на них зажигательно отвечает, потому что индейцы… молчат. Просто всегда молчат, а она отвечает весело и интригующе. Вскоре оказалось, что английский они прекрасно все знают, надо только доводить до ума грамотность.
– Это такая культура, говорила она мне по телефону, это сфинксы.
– И что на лицах никаких эмоций?
– Никаких! В их культуре это непринято.
– А что они делают на переменке? – спрашивала я.
– Ничего. Стоят группами и курят. Молча.
Вскоре Дима получил при школе небольшую работу как мастер на все руки. Когда они возвращались домой, то первые дни «музыка» была все та же: В.-А. Моцарт «Турецкое рондо»… вернее Индейское рондо: все повторялось. Заходили в свою островную трехкомнатную резиденцию после работы и видели, что кто-то залезал, при этом явно хотели показать, что побывали в доме. Но прошло недели две, и все это прекратилось, а завуч объяснил, что это не протест против белого человека в целом, а против предыдущего учителя, место которого заняла Наташа.
В школе она бодрилась, но даже на ее стальные нервы стало действовать молчание «ягнят», и я получила нервный имейл «Срочно высылай пианино!» Это был почти пароль вроде: «Грузите апельсины бочками». У нас была договоренность, что если совсем тоска одолеет, то я ей вышлю громадный синтезатор, который болтался у нас по дому неприкаянный, потому что мы купили дочке обычное пианино. Мы его упаковали и помчались на почту. Адрес не вызвал удивления ни у меня, ни у почтовых работников:
«Учительнице Наташе, озеро Драйбэрри, Онтарио, Канада».
Оказалось, она выбила разрешение школьных властей преподавать еще и музыку, что начала делать незамедлительно. Вскоре несколько человек в классе сняли капюшоны, правда, под ними оказались шапочки, но это был прогресс!
Наконец один из учеников встретился с ней глазами. Она сообщила мне об этом с восторгом:
– Они никогда не смотрят в глаза!
– Почему?
– Смотреть в глаза – это в их культуре – прямая угроза! А он смотрел спокойно и дружелюбно!
Месяца через два Наташа уже не так много порхала по классу, грациозно пронося свои девяносто кило мягкой доброжелательности мимо учеников. «Где у нас сегодня Патрик?» – спросила она однажды, увидев, что одного ученика нет в школе второй день. «Он сидит со своим ребенком» – ответили шестнадцатилетние одноклассники. Ну вот так, там ранние союзы.
Шел месяц за месяцем, и только одна девочка не разговаривала с учительницей и на вопросы не отвечала. Однажды Наташа подскочила и к ней и стала убеждать, что надо принимать помощь, если что-то не понимаешь – не проблема – помогу. Ответ был: «Иди туда-то и туда-то, такая ты разэтакая, и отвяжись от меня, чтоб тебе!»
Ничего не ответила Наташа, и стала ждать, как события будут разворачиваться дальше. Вдруг через пару недель девочка написала ей письмо. Там было все, и о тяжелых отношениях с родителями, и о скуке и одиночестве, и нежелании жить на острове, и о сестре, которая чуть не погибла, перебрав наркотиков, и о том, как ее спасали. Наташа ответила письмом. Так они три года и переписываются… каждый день. В школе друг другу – ни слова.
А вообще, учебный процесс пошел. Все ученики стали писать сочинения по английскому и контрольные по математике и предмету «наука», объединяющему физику, химию, биологию, которые проверял дома Дима, попивая странный чаек «от всего» из сушеных зеленых листочков с красными краями.
Жизнь наладилась. Местные жители на каноэ гоняют – с острова на остров, туда – сюда, туда – сюда. Товарообмен идет полным ходом: рыбу продадут, сигареты и что надо в хозяйстве прикупят, оленя продадут, рыбу купят, и не нужны им никакие самолеты, газеты, пароходы.
Продукты и все остальное с большой земли продается в местном сельпо. Интернет и скайп есть, что тоже хорошо. Напомню, что резервация совсем не то место, где кто-то кого-то держит силой. Все не так. Там им платят и платят немало, поскольку белые люди считают себя виноватыми перед индейцами и не без основания.
Молчаливые Чингачгуки на островах всегда жили и теперь живут. Некоторые острова белые у них (что греха таить) отобрали в 1929 и 1930 годах, просто заставив подписать договор, по которому эти холодные куски суши со всех сторон, окруженные бескрайними озерами отошли Федеральному правительству. Индейцы с этих островов ушли, теперь там национальные парки, часть островов находится в частном владении, а остальные по-прежнему их земли.
Живут они в своих резервациях, т.е. поселениях – деревнях и городках, откуда в любой момент могут уйти, поступить в любом городе Канады учиться в университет, имея при этом кучу привилегий, устроиться на работу, построить дом и жить как все, но в резервациях они могут не работать, потому что пособие им платят большое, дома и квартиры там практически бесплатные. Пособие, от которого индейцы не могут или воли нет у них отказаться, держит их в резервациях.
Зачем работать, если платят, дают деньги на жизнь, дают деньги на учебу? В 700 километрах от острова, где работает моя подруга, находится ближайший живописный городок – обычный маленький город с красивыми частными домами, которые построили и где живут семьями те же самые индейцы, не побоявшиеся выйти из золотой клетки.
Было еще много всего, о чем умолчу в надежде, что Наташа сама напишет роман или повесть о жизни в уникальных условиях среди «сфинксов». Кстати она подписала контракт и на четвертый год работы на острове.
У Наташи с Димой «вдали от шума городского», и вообще от цивилизации взыграла вторая волна любви, и они стали прогуливаться вдоль берега озера держась за руки, чем вызывали самое большое недоумение индейцев, которые как вы уже знаете, своих чувств не выражают ни при каких обстоятельствах.
Они только с полуулыбкой переглядывались, давая понять друг другу, что эта парочка… эти двое русских «are not all together», что в переводе значит «не в своем уме».
А дальше были нормальные учительские будни, правда, если считать нормой 50-градусный мороз зимой и наводнение по весне, благодаря которому учебный год закончился, и Наташа покинула резервацию на пару недель раньше наступивших в июне каникул и приехала к нам в гости, о чем подробно рассказывалось в начале этого повествования.