Камень власти. Глава 4. Гнездовье орлов (О. И. Елисеева, 2016)

Осень 1758 года. Санкт-Петербург

Возок прибыл в столицу уже вечером. В сумерках переехали Фонтанку, служившую границей города, задержались на Аничковом мосту у будки, показывая подорожные, и, наконец, перевалили через деревянные горбыли, сложенные для более пологого съезда карет на берег.

– Приехали, барин, выходите. – Ямщик, перекрестясь, принял плату и, благословляя доброго ездока, развернул лошадей куда-то в непроглядную тьму, не озаряемую ни единым костром.

Потемкин поздно спохватился, что не узнал у него, где здесь можно найти постоялый двор или трактир. Искать сейчас казармы Конногвардейского полка было бессмысленно. Оставалось кое-как переждать до утра. Гриц голодный, усталый и злой брел невесть куда вниз по улице.

– Скажи-ка, любезнейший, – обратился он к какому-то разносчику, явно припозднившемуся и спешившему домой. – Где здесь поблизости трактир?

Парень с опаской осмотрел говорившего, но, осознав, что перед ним не грабитель, а просто заплутавший прохожий, осклабился в добродушной улыбке.

– Вон тама, – ответил он, ткнув корявым пальцем в темноту. – «Тычок». За два дома и во двор. Тока тама опасно, барин.

– Почему? – мрачно осведомился Потемкин, чувствуя, что город, в который он приехал, полон неприятных сюрпризов.

– Тама господа гвардейцы собираются. – Разносчик шмыгнул носом. – Они, эта, сильно безобразничают, если пьяные.

– Ну в трактире люди всегда пьяные, – уверил собеседника Гриц. – Спасибо, любезнейший. – Он протянул парню полушку, тот несколько раз поклонился и пошел проч.

Потемкин поспешил в указанную сторону. Перед ним под низкую арку между домами свернули три гвардейца в странных желтых мундирах, каких Гриц никогда не видел. Троица шла уверенно, видимо, дорога была им хорошо знакома, и Григорий последовал за ними в надежде, что они выведут его к искомому «Тычку», чье название говорило само за себя.

Двор, в котором очутился Потемкин, был квадратным, темным, с одним-единственным выходом. В его таинственной глубине поминутно хлопала открывавшаяся дверь под скрипучей ржавой вывеской. Из-за нее доносились глухой шум, голоса, хохот и бабий визг. «Надо же, какой странный двор, – подумал Гриц, – на тупик похоже. То ли дело наши московские проходные, продувные, ищи-свищи тебя в таком дворе! А здесь и захочешь, никуда не убежишь».

Тем временем из трактира, пошатываясь, вышел рослый человек и затянул пьяным, но красивым голосом довольно странную песню:

Не успел Гриц сообразить, что, собственно, у любого козла рога и без помощи козы сами собой свободно произрастают на лбу, как шедшая впереди троица поравнялась с горланящим гулякой и без всяких разговоров накинулась на него. Человек, видимо, не ожидавший нападения, беспомощно взмахнул руками и грянулся оземь. Но на этом обидчики не успокоились. Двое подняли его за плечи, а третий еще пару раз коротко врезал под дых. Это уже слишком походило на избиение, тем более что троица в желтых мундирах вовсе не собиралась прекращать драку. Человек был один, шел себе, никого не трогал, а следовательно, по мнению рассудительного Грица, нападать на него не было никаких причин.

– Сволочи! – заорал несчастный. – Суки голштинские! – Он из последних сил вырвался и с размаху завалил одного нападавшего. Двое других стали выкручивать ему руки, что-то крича по-немецки, но рассвирепевшая не на шутку жертва снова вырвалась и принялась дубасить своих обидчиков.

Немецкие слова решили последние сомнения Потемкина, который вдруг подумал, что и его несколько дней назад вот так же избивали, только без крови и шума, и не нашлось никого, кто бы помог ему. Он отставил свой сундучок и ввязался в свару. Кулаки замелькали чаще и дружнее.

Григорий получил в ухо и пару раз по ребрам, но голштинцы дрогнули. Сам он сильно зашиб правого нападавшего, и тот уже второй раз пытался, но не мог встать. Агрессивная жертва тем временем уложила еще одного немца и, оседлав его, макала лицом в осеннюю жижу. Третий предпочел сам ретироваться. Потемкин и его безвестный соратник оставили за собой поле брани.

– Ты меня откуда знаешь? – оглядывая Грица, спросил грязный с ног до головы гуляка.

– Совсем не знаю, – едва переводя дух, ответил молодой человек.

– Так чего ж ты ввязался? – удивился его новый знакомый.

– А так, – шальная удаль блеснула в глазах Потемкина.

– Ты кто?

– А ты? – Гриц совершенно не собирался признавать ничьего превосходства.

– Орловы мы, – самодовольно хмыкнул гуляка, вытирая пальцами кровь с нижней губы. – Слыхал?

– Нет.

– Ты с луны, что ли? – обиделся петербуржец.

– Я только сегодня из Москвы.

– А, ну тогда ладно, – примирился с неосведомленностью приезжего Орлов. – В полк? Звать тебя как, спаситель?

– Григорием.

– Да ты еще и тезка мой! Ну спасибо тебе, Григорий. Жрать хочешь?

– Нет, я, чтоб с тобой познакомиться, в трактир шел, – недовольно заявил Потемкин, разглядывая порванный рукав.

– Сундук твой? Бери его и топай за мной, – распорядился непрошеный командир и потащил Грица к двери.

Несколько ступенек вниз. Потемкин чуть не ударился головой о притолоку.

– Я эту деревяшку скоро выворочу, – заявил Орлов. – Сам все время об нее шибаюсь.

Погребок оказался довольно просторным, но темным. В нос ударил запах дыма, жареного мяса, табаку и винного перегара. Здесь Потемкин наконец хорошенько разглядел своего спутника. Это был высокого роста ладный детина лет двадцати пяти в преображенском мундире. Его синие глаза светились лукавством и приязнью, а ясное чистое лицо по временам принимало выражение нахальства и вызова.

Ему навстречу от разных столов понеслись приветственные крики, и несколько человек даже встали. Гриц сообразил, что провожатый был в своих кругах человек известный.

– Ты, Гришан, никак вернулся?

– Да вот не допил слегка.

– Где это тебе так навешали?

Действительно, лицо Орлова было украшено многочисленными знаками доблести.

– Здесь голштинцы со Шванвичем прогуливались. Я имел с ними ласковую беседу, – нехотя ответил Григорий.

– Так что ж ты нас не крикнул?

– Вас разве докричишься, ироды?

– Сколько их было? Ты их ретировал?

– Еще бы, – обрезал Орлов. Затем, указывая на Потемкина, Гришан нарочито громко заявил: – Слушайте, сволочье, это мой старый товарищ Григорий…

– Александров сын Потемкин, – подсказал Гриц.

– Александрович Потемкин. И если кто ему что, то дело уже с Орлами. Ясно?

По тишине, воцарившейся на мгновение, бывший студент понял, что его нежданный покровитель пользуется здесь большим авторитетом.

Орлов, раздвигая подгулявших посетителей, пошел к одному из столов и, беспардонно потеснив кемаривших на краю офицеров, посадил Потемкина.

– Жаркого и вина, – потребовал он. Гришан, явно протрезвевший за время драки, хотел восполнить свои потери.

– Тебе сколько лет? – спросил он Потемкина, когда все требуемое уже стояло перед ним на столе.

– Девятнадцать, – уминая мясо, пропыхтел Гриц.

– Так где ж тебя так долго носило? Чай уже второй год как по казармам должен таскаться, – удивился Орлов.

– Я в Университете обучался. А потом… – Потемкин махнул рукой. Слезы готовы были закипеть у него на глазах.

– Поперли, что ли? Да полно тебе. Сейчас, как красна девица, разревешься! Нашел о чем жалеть. – Орлов обнял его за плечо. – На кой черт тебе этот Университет? Мозги только на изнанку выворачивать. Я вот тоже в Шляхетском корпусе обучался…

– Немцы-сволочи. Ненавижу, – простонал Потемкин.

– И у вас? – искренне удивился Гришан. – Это здесь от них жизни нет, а в Москве-то…

– У нас ясное дело – Университет. А тут-то чего? – в свою очередь, не понял Потемкин.

– А здесь, мил друг, столица, двор, гвардия. Смекаешь? Житья никакого от них нет. Пол-Пруссии у наших ног, а дома… Как великий князь подрос, все замечать стали. Ему, слышь, наша гвардия не по нутру, он своих из Голштингии привез.

– Голштинии, – поправил Потемкин.

– Один черт, – кивнул Гришан. – Мало что собственные войска держит, еще и в лейб-гвардию пихает офицеров из немцев. Нашим мест не достается. С ними не сладишь. «Почему носок не тянешь? Почему сапоги не чищены? Почему морда рязанская?» Только и знают, что в зубы тыкать.

– А кто такой Шванвич? – спросил Потемкин.

– Он у великого князя служит в голштинской роте капралом. Мы с ними много раз схлестывались. Навешаем им, чтоб не строили из себя хозяев. Теперь вот моя очередь была. Сил нет, какие сволочи. Им против нашего вдвое платят и жалованья не задерживают. А мы скоро с голоду дохнуть начнем. Прикинь, с самого начала войны не плачено. Что из имений пришлют, на том и спасибо. А у нас четверых не густо, шиш и тот без родительского благословения. Сиди кукуй.

– А что же императрица, разве не видит?

– Нашел надежу, – хмыкнул Орлов. – Матушка Елисавет великого князя не жалует, а все ж он у нее один наследник.

К ним подсел стройный сероглазый преображенец. Гришан пожал ему руку.

– Павел Пассек. Знакомьтесь. Мой тезка, – отрекомендовал Грица Орлов и добавил с некоторой гордостью: – Бывший студент.

– Очень приятно, – улыбнулся преображенец. – Где думаете служить?

– Записан в конную гвардию.

– Прошу прощенья. – Пассек снова улыбнулся, но глаза его оставались внимательными и цепкими. – Гришан, на пару слов.

Орлов сделал недовольное лицо и встал. Они с Пассеком отошли чуть в сторону, где за гомоном посетителей Потемкин ничего не мог расслышать. Он видел, как оба офицера отчаянно зажестикулировали, временами бросая на него короткие взгляды. Наконец, Орлов зло махнул на товарища рукой и вернулся.

– Боятся, – буркнул он. – А чего боятся, сами не знают. Теперь, как канцлера Бестужева взяли, так все боятся.

Потемкин не стал углубляться в скользкую тему.

В это время на другом конце стола разрыдался совсем пьяный капитан.

– Жизнь моя постылая! Совсем мочи нет! Не женитесь, братцы, не женитесь! – завыл он, положив на руки растрепанную русую голову.

– Кто это? – спросил Гриц.

– Князь Дашков. Славный малый. Эй, кто там! Приведите его в чувства!

Несколько офицеров поднялись и повели упившегося князя к выходу.

Вдруг из наименее освещенного угла раздался громкий внятный крик.

– Господа! Здоровье государыни Елизаветы Петровны! Виват!

– Виват!!! – повскакали все с мест. – Виват Елисавет! – Многие выхватили шпаги и потрясали ими в воздухе.

Порыв был настолько единым, что он поднял даже не очень склонного к участию в радостных кликах толпы Потемкина. Гришан тоже заорал во все горло.

– Виват Его Императорскому Высочеству великому князю Петру Федоровичу! – крикнул все тот же зычный внятный голос.

– Виват! – подхватило несколько голосов.

Остальные офицеры спокойно сели.

– Виват Ее Императорское Высочество великая княгиня Екатерина Алексеевна!

На этот раз хор был дружнее, но явно не добирал до первого взрыва. Потемкин, слышавший о великой княгине только хорошее, хотел было присоединиться, но Орлов наступил ему под столом на ногу.

– Цыц. Не ори, балбес. В Тайную канцелярию захотел? Ведь это людишек примечают.

– Каких людишек? – не понял Гриц.

– А любых. Пойдем-ка лучше отсюда, – посерьезнел Орлов.

На улице было уже темно. С неба что-то сеяло и сеяло.

– Мокросит, – сказал Гришан, втягивая голову в плечи и поднимая воротник мундира. – Ты где остановился?

– Да, в общем-то, нигде, – развел руками Потемкин.

– Ладно. Пойдем пока к нам, а там видно будет.

Орловы жили на Малой Морской улице, недалеко от набережной, снимая несколько комнат на втором этаже у небогатой капитанской вдовы. Неприязнь к казарменной жизни была их фамильной чертой, и Потемкин, едва переступив порог, сразу понял, в чем она выражалась. Такого свинарника он еще никогда не видел. Дырявый чайник соседствовал с не менее дырявыми сапогами, штаны, рубахи, оружие и форменные треуголки лежали где угодно, только не на своем месте, и отыскать их в нужный момент не было никакой возможности.

Навстречу им встал заспанный парень примерно одного возраста с Грицем и, насмешливо оглядев грязный мундир брата, заявил:

– Вот тебе Иван-то сейчас холку начистит, полуночник чертов! Кого это ты притащил?

– Это мое дело, – огрызнулся Гришан. – Согрей, Федька, чай, мы назяблись.

– Чайник дырявый, – флегматично заметил нерадушный хозяин и поплелся восвояси.

– Это кто там? Гришка, что ли, явился? – раздался громкий повелительный голос. – Где шлялся?

– Вам лишь бы орать! – рявкнул спутник Потемкина. – А то, что брату вашему голштинцы чуть мозги не вышибли, это вас не касается?

– А ты не шляйся, где голшинцы, – язвительно заметил другой рослый детина, выходя из комнаты. – Это еще кто? – он указал на Потемкина.

– Пока с нами поживет, а ты, Алехан, заткнись. А то понял? – Григорий показал брату увесистый кулак.

– Мне что? – пожал плечами Алексей. – Где он только спать будет?

– Без тебя разберусь.

– Да ради бога.

Григория в доме считали не то чтобы сумасшедшим, а так, с придурью. Он таскал на квартиру то собак, то кошек. Раз поздней осенью привел с угла тощую непотребную девку, у которой зуб на зуб не попадал от холода, напоил кипятком, чая все равно не было, дал отогреться и отпустил. Просто так. После этого даже Иван перестал срываться на него и только мрачно сказал Алексею, что, будь у них деньги, он бы обязательно сводил Гришана к доктору на предмет головы.

К Потемкину тоже отнеслись, как к очередной Гришкиной придури, и особенно не возражали.

– Пусть спит. Места, что ли, жалко? – Иван отбросил адрес-календарь за позапрошлый год в угол. – Ну. Все, что ли, дома? Тушите свет, вражьи дети. – Он душераздирающе зевнул, и в дому воцарилась тишина.

На следующий день Потемкин получил место в полку Конной гвардии.

– Служить будите пока без жалованья, – сказал бывшему студенту косоглазый канцелярист в валенках вместо сапог. В канцелярии из-под пола сильно дуло.

– Как без жалованья? – возмутился было Гриц.

– А так, из чести, – обиделся канцелярист. – Должности с жалованьем пока нет. Будет, тотчас произведем. Да не тужи ты, – смягчился он, – все равно никому не платят. Денег в казне нет. Война. А там, глядишь, мир подпишут, контрибуцию выплатят – разживемся. Может, помрет кто, или в отставку уйдет, будет тебе место.

Потемкин, понурившись, вышел на широкий, разбитый бесконечными экзерцициями двор.

– Без жалованья?! Они что, с ума посходили? – вопил вечером Гришан.

– Ты ему сколько дал? – осведомился Алексей.

– Я? Чего? – не понял Потемкин.

– Денег, я говорю, сколько сунул?

Новоявленный конногвардеец молчал.

– Ну и расплачивайся за собственное жлобство, – поджал тонкие губы Федька.

– Что вы к нему пристали? Он не догадался небось, – заступился Иван. – Не догадался ведь, дубина?

Потемкин помотал головой.

– Догадался, и деньги у меня были. Не решился я, подумал, вдруг выгонит…

Дружный хохот покрыл его последние слова.

– Я вижу, ты такой же малость свихнутый, как наш Гришка, – подытожил Иван. – Оставайся пока у нас. С хозяйкой этот вот, – он указал на Григория, – договорится. Если тебе жалованья не положили, то места в казарме тем более не дадут. Не гнать же тебя.

– На что же вы живете, если ни шиша не платят и из дому не шлют? – спросил растерянный Потемкин у явно не слишком угнетенного безденежьем Гришана.

Тот нагло ухмыльнулся.

– А так, на что бог пошлет. Вот сегодня посмотришь.

Ближе к ночи на квартиру Орловых стали съезжаться другие офицеры. Их набралось человек двадцать. Приехал знакомый Павел Пассек, сержант Барятинский, трезвый и вежливый князь Дашков.

Они вытащили на середину комнаты большой стол, покрытый синим заляпанным сукном, зажгли сальные свечи в грязных медных шандалах. Алексей метал банк. Карты легко разлетались в разные углы стола, за которым восседали бледные сосредоточенные гости. Потемкин поразился редкой ловкости, с которой работали длинные сильные пальцы Алехана. Видимо, товарищи чрезвычайно уважали его в вопросах игры, а он держался с видом большого барина, одним взглядом направляющего ход дворцового приема.

По очереди к столу подсаживались то Федор, то Иван и неизменно проигрывали. Молча, без всяких возражений. Только Гришка то и дело начинал орать.

Раньше Потемкин никогда не играл. Только в роскошном доме Кисловского он видел, как приглашенные господа временами отправлялись за зеленые столы загнуть пароли.

– Садитесь, студент, – обратился к нему насмешливый враждебный Пассек. – По первой везет.

Гриц в нерешительности глянул на двух Орлов, обосновавшихся в это время за столом. Иван едва заметно качнул головой, Алексей тоже сделал отрицательный жест.

– Прошу прощения, господа, но я не знаю правил и сегодня предпочту воздержаться, – покорно сказал Потемкин.

Грицу вдруг необычайно ясно припомнилось чувство детской обиды, когда его с Сережей рано выпроваживали с праздников к себе в комнаты, не давая сидеть со взрослыми. Он зашел за спину Алехана и стал смотреть, как тот сдает. Его ловкие пальцы с необычайной быстротой мелькали в колоде, и Потемкин заметил, как Алехан сдал себе подряд несколько карт из рукава. Это произошло мгновенно, и Гриц не мог бы поручиться, что в действительности что-то видел.

Игра закончилась часу в третьем. Алексей и еще несколько офицеров сгребли выигрыш. Иван стал менять свечи, а Гриц с Федором притащили холодные закуски. Штофы с вином лесом уставили стол.

Когда все разъехались, Иван отозвал Потемкина в сторону и тем же покровительственно-повелительным тоном, каким общался с братьями, сказал ему:

– Ты сначала пооботрись в полку, попривыкни, сведи знакомства, а там без спешки возьми сотню, зайди к этому жлобу косоглазому и попроси, да не жалованья – пустое дело, а должность какую при интендантстве. А там не будь дурак. Да сотню-то теперь же отложи, а то пропьешь до нужного момента.

Потемкин терпеть не мог советов, но понимал, что Иван соображает в этом деле больше него, и, скрипнув зубами, кивнул.

Он легко ужился со всеми четверыми Орловыми, вскоре начав воспринимать сурового Ивана, легкомысленного Григория, язвительного Алексея и во всем обыкновенного Федора как свою собственную семью. (Пятый из братьев, Владимир, еще оставался дома недорослем и должен был прибыть в столицу лишь через пару лет.) Спал Потемкин на Гришкиной кровати, так как сам ее хозяин почти не ночевал дома, а когда являлся, то беспардонно пихал тезку в бок, и тот подвигался с сонной руганью.

Братьев запросто привыкли видеть уже впятером, полагая, что такой же рослый и крепкий, как они, парень со светлыми, чуть в другую масть кудрями просто-напросто какой-то их родственник, наконец начавший служить.

Хозяйка дома, немолодая, но еще очень представительная женщина, которую и четверо-то постояльцев стесняли до крайности не без некоторого усилия со стороны Гришана, закрыла глаза на появление пятого.

Как-то раз, когда все, кроме Грица и Федора, были на дежурстве, Потемкин подбил младшего Орла на великий подвиг. Хохоча от предвкушаемой развязки, они выволокли половину никому не нужного хлама во двор, оттерли ножами стол, а не в меру чистоплотный Гриц согрел воды и выдраил затоптанный крашенный пол, который неожиданно оказался зеленым.

– Это не мой дом, – мрачно заметил Иван, переступив порог и не споткнувшись ни обо что как обычно. – Да, ребята, хоромы.

– Куда нам здесь жить с грязной шеей? – двусмысленно заметил Гришан.

Герои стояли бледные и гордые.

– Чайник! Мой чайник! – вдруг заорал Алехан. – Куда вы его дели? – Он схватил Федора за грудки и отчаянно затряс.

– Дыряв-вый, что ли? Да выкинули мы его. – Федька насилу вырвался. – Вместе с остальным дерьмом.

– Куда?! Куда?! – срывающимся от ненависти голосом кричал Алексей.

– Вон, во дворе лежит. Где хозяйкин мусор, на куче.

Растолкав всех, Алексей кинулся вниз по лестнице.

– Федька, иди глянь, чего ему там? – приказал Иван.

Через несколько минут вернулся растерянный Федор.

Вслед за ним, прижимая чайник к груди, шел решительный Алехан.

– Что у тебя там? Открой крышку. – Иван нехорошо нахмурился.

Алексей с видом некоего особого самоотречения поставил чайник на стол и поднял крышку. Вся емкость была уложена медными рублями, да так плотно, что они даже не звенели, когда чайник выкидывали.

– То-то я и думаю, почему мне так тяжело нести? – сказал Федор, почесывая в затылке.

– А заглянуть не догадался, недоумок? – укорил его Иван. – Ну, Алексей, говори честно, откудова у тебя столько денег, или будем бить.

– Мы тут холодуем, каждую копейку считаем, а он у нас богатый барин! – возмутился Гришан.

– Я копил, – угрюмо сознался Алексей. – Вы меня с каждой игры трясете. Надо же мне было что-то и себе поиметь.

– Жлобов не потерплю, – строго заявил Иван. – Ступай в ту комнату, скидовай портки.

Алексей зло сверкнул глазами, но без возражений поплелся, куда велено.

Потемкину были не понятны тот непререкаемый авторитет и та безграничная власть, которой Иван пользовался у своих братьев. После случая с Алексеем он высказал свои сомнения наименее управляемому из всех Григорию. Тот пожал плечами.

– Ваньша, это Ваньша. Папенька-старинушка. Что тут говорить? Когда мне было четырнадцать, а ему пятнадцать и он за нашу безотцовщину мог любому в корпусе в морду дать, это, знаешь ли, великое дело. Чтоб не сиротами росли. И то, что наши именьица у матери по смерти отца соседи-ироды не оттягали, тоже Ваньша устроил. А как ему это удалось – бог весть. Я бы не смог. А ведь правду сказать, сопляк тоже был, на десять лет меня, теперешнего, моложе.

Когда в соседней комнате щелкнул ремень, Гришан вздохнул и собрался уходить.

– Пойду побеседую с нашей дорогой хозяйкой Марьей Тихоновной, – по его губам поплыла наглая улыбка.

– И зачем тебе это пугало? – изумился Потемкин. – Хозяйка может быть женщина и авантажная, но у нее же всегда такое выражение лица, точно она горсть соплей жует.

– Можно подумать, у нас есть деньги платить за квартиру, – фыркнул Григорий. – А про горсть соплей это хорошо. Ваньке скажи, он посмеется.

Дверь за Гришаном хлопнула.

Ко многому в доме Орловых было трудно привыкнуть, но Потемкин искренне привязался к их безалаберному, впроголодь житью, не жалея уже о сытом доме славного Кисловского и лишь временами до слез болезненно вспоминая просторную монастырскую библиотеку и ласкового Амвросия.

Через два месяца Потемкин получил должность полкового каптенармуса, которой чрезвычайно стеснялся. С этой поры в доме стали появляться посуда, медные тазы, целые чайники, новое постельное белье и сколько хочешь березовых веников.

– Полгода интендантства – и можно расстреливать без суда, – философски заметил Иван, когда кучер подводы, пригнанной Грицем, выгружал из нее казенные дрова.

– Наше любимое правительство должно нам за четыре года, а этот маленький заем не окупит и сотой части. – Григорий восхищенно смотрел на друга. – В твоем лице мы сделали крайне ценное приобретение, – сказал он. – Жаль у нас нет сестры, мы бы ее за тебя выдали, твои успехи по службе очевидны.

– Хочешь, мы за тебя Федьку выдадим? – съязвил Алехан.

– Что за грязные намеки? – Младший Орлов подхватил полено и под дружный хохот остальных пустился по двору за Алексеем.