Камень, Клинок, Кулон. Трилогия. Книга первая. …выполняя приказ. Камень (К. Э. Воронин)

История первая. Плата за плюшки

«По длинному коридору, которому, казалось, не будет конца, я брел, с трудом передвигая ноги. В полумраке аварийного освещения на полу виднелись следы крови, как будто бы по полу волокли свежеразделаное мясо. Когда коридор закончился, дверь в конце его отошла в сторону, и в нее протиснулась гладкая бело-розовая туша, похожая на огромную свинью. Только, взамен пятачка, жуткую харю „украшала“ громадная пасть, с торчащими в ней желтыми длинными клыками. Я застыл, не в силах сдвинуться с места, хотя в мозгу стучали молоточки: „Бежать, бежать, бежать!..“. Чудовище поскребло по полу нешуточными когтями, и сказало: „Мяу!“».

Глаза раскрылись, уставившись в потолок. Мне очень редко снятся сны, ну, а кошмары – никогда. У меня устойчивая психика. И вдруг в дверь каюты поскреблись, и раздался пьяный голос: «Мяу! Мяу! Служивый, не хочешь встретить с нами Новый год?»

Другой голос, совсем заплетающимся языком, произнес: " Да он уже ужрался и дрыхнет».

Я промолчал. Приснится же такое…

Тяжелые металлопластиковые двери лифта бесшумно разошлись в стороны, и мы, все втроем, вошли в огромный, пустой, ярко освещенный вестибюль. Я облегченно вздохнул.

Двое «гражданских», поднимавшихся со мной в лифте, очень хорошо отмечали прошедшей ночью Новый год. От одного разило перегаром, а второй, похоже, успел опохмелиться, и запах виски вместе с запахом перегара создали в лифте удушающую атмосферу.

Навстречу нам подошел высокий широкоплечий мулат в тяжелом бронежилете, с автоматом, висевшем на правом плече стволом вниз.

– Регистрацию в космопорте вы прошли, но у нас сейчас объявлен оранжевый уровень тревоги, так что предъявите ваши документы.

«Гражданский», выпивший с утра, начал шуметь: – Какой такой уровень! Три года здесь работаю, и никаких тревог не было!

Спутник одернул его: – Луиджи, покажи офицеру документ и не спорь. Сам знаешь, какие в Корпорации строгие правила. Зачем нам лишние неприятности, – и сам протянул охраннику пластиковую карточку. Второй, тихо бормоча что-то на итальянском языке, тоже полез в карман.

Проверив документы на карманном компьютере, охранник вернул их владельцам.

– Постарайтесь поскорее пройти в жилой сектор, по коридорам сейчас лучше не шляться.

– А что случилось-то? Я давненько тут, но действительно не припоминаю, чтобы тревоги были. Может, учебная?

– Я не в курсе, нам пока ничего не объяснили, – спокойно ответил охранник, – двигайте к себе, парни. И повернулся ко мне: – Похоже, новенький к нам?

Я кивнул, протягивая ему документ. Он отмахнулся: – Ладно, своего сразу видно. Такие сумки и такие разгрузки только в нашем тренировочном лагере выдают. А почему один? Обычно целый выпуск присылают, человек по двадцать.

– В лагере инфекция, все заболели, а я был в трехдневном отпуске, и меня сразу сюда отправили, еще за две недели до выпуска.

– Недоучка, значит, – с дружеской ухмылкой подначил мулат. – Давай знакомиться. Билли. Билл Адамс.

– Иванов Сергей, – пожал я огромную ладонь.

– О, русский! Доводилось мне воевать вместе с русскими. Надежные ребята. С ними всегда спокойно себя чувствуешь. А сколько мы выпили уодки – не одно ведро!

Мне стыдно было признаться, что я нигде не воевал. Вообще-то, в службу охраны Корпорации брали тех, кто где-либо воевал или служил в элитных войсках (Спецназ, зеленые береты и т.п.). Я вошел в число немногочисленных исключений. Когда компьютер, на котором меня тестировали, выдал оценку «СУПЕР!», а инструктор по рукопашному бою из трех схваток две проиграл, меня направили на строжайшую медкомиссию. Через пару дней я оказался в тренировочном лагере, где три месяца бегал, плавал, «таскал железо» и без конца стрелял. Стрелковая подготовка была на самом высоком уровне и чуть выше. За день расстреливали немыслимое количество патронов на десятках стрелковых тренажеров. К вечеру плечо распухало от толчков прикладов, а указательные пальцы сводило. Стрелять учили из всех типов оружия, с обеих рук, «мазил» сразу же отчисляли. По стрельбе я числился среди лучших. По другим видам подготовки тоже делал заметные успехи. Поэтому и стоял сейчас, где стою.

– Так, – сказал Билли, – тебе надо явиться к начальству, да и я на службе. Потом в баре посидим, поболтаем, выпьем русской уодки, здесь у нас русские тоже есть, как же им без национального напитка, – подмигнул мне он. – Тебе надо подняться на лифте на второй уровень, там кабинет Майкла Донована, он у нас самый главный. Лифт находится…

Резкий вой сирены оборвал Билли, свет в вестибюле мигнул раз, потом еще. Громкий, женский, какой-то металлический голос, произнес:

– Внимание! Красный уровень тревоги! Внимание! Красный уровень тревоги! Всем действовать согласно штатному расписанию.

Билли аж подпрыгнул на месте.

– Мать, мать, твою мать!!! Да что ж это такое! Давай быстро в пост охраны, дверь за углом, направо.

Громко топоча ботинками, мы кинулись к посту. Я несся впереди, и вдруг за спиной раздалась короткая автоматная очередь. Резко остановившись, повернулся назад, и тут в вестибюле погас свет. В кромешной темноте раздался громкий крик, опять затрещал автомат, теперь длинной очередью, почти на весь магазин. Свет вспыхнул и я увидел Билли, у ног которого валялось что-то вроде старой, грязной шубы, которая стремительно таяла на глазах, уменьшаясь в размерах, пока не исчезла бесследно. Билли, во весь голос матерясь, вставлял в автомат новый магазин.

– Серж, помоги, нога…

Штанина чуть выше ботинка была разодрана, оттуда торчали клочья мяса и белела обнаженная кость.

– Скорее в пост…

Опираясь на мое плечо, а точнее, почти навалившись на меня, Адамс доковылял до двери. Мы вошли в помещение, но Билли, помня о долге, прежде всего, подскочил к компьютеру и нажал какие-то кнопки. На мониторе высветилась надпись: «Все двери заблокированы». После чего мулат рухнул в кресло и взвыл: – Скорее, Серж.

Хорошо помня схему поста охраны, я быстро открыл аптечку, выхватил оттуда жгут и поверх брюк перетянул ногу Билли.

– Да кровь-то не течет, олух, – прошипел Адамс. Присмотревшись к ране, я увидел, что края ее как бы прижжены, кровь свернулась, запеклась.

– Коли скорее…

Шприц-тюбик с обезболивающим средством опустел мгновенно. Еще секунд двадцать Билли скрипел зубами и ругался, потом на лице появилось выражение блаженства.

– Мощная штука, совсем ничего не чувствую.

Он схватил лежащую на столе рацию, щелкнул тумблером. В помещение ворвался сумасшедший каскад криков: «Патроны, патроны!..»; «Отходи, Боб, я прикрою!..»; «Огонь! Огонь! Огонь!..»; «Черт!!! Эти гады повсюду, держись, ребята!..»; «Майкл, где подкрепление, мать вашу!..»; «Нет, нет, не-е-ет!!! А-а-а-а!..». Все эти вопли были обильно пересыпаны нецензурной бранью на немецком, испанском, французском и прочих языках. Вовсю слышался и родной русский мат.

– Ничего себе, заваруха, – ошарашено пробормотал Билл. Переключив рацию, заорал: – Третий вызывает Сосну. Сосна, ответь Третьему. Прием.

Из рации донеслось: – Третий, я – Сосна. Что там у тебя?

– Я ранен, Майкл. Здесь у меня новенький, только что из космопорта. Вокруг пока, вроде бы, все тихо. Но тут была пара каких-то тварей, одну я успел грохнуть, а другая вырвала у меня кусок ноги.

– Ладно, Адамс, сейчас к тебе ввалятся наши парни через вентиляцию, откроешь им дверь в лифт, они поедут в космопорт. Новенького через ту же вентиляцию отправь ко мне. Пусть ползет по коробу до первой развилки, там направо, потом еще раз направо. Как понял? Прием.

– Понял тебя, Майкл.

– Конец связи.

Через минуту решетка вентиляции отлетела, выбитая ударом ноги, и из дыры начали один за другим выскакивать вооруженные до зубов охранники в тяжелых бронежилетах, в шлемах. Один из них, зацепившись ногой, кулем свалился на пол.

– Мартин, – рявкнул здоровяк с нашивками сержанта, – останешься здесь с Билли, мешок с дерьмом!

– Но, сержант…

– Прыгать научись. Недельное жалование в минус.

– Но, сэр…

– Еще двухдневное жалование в минус. Билл, открывай двери.

Пост был забит битком, а люди продолжали лезть из вентиляции. Адамс застучал по клавиатуре и бойцы стремительно бросились через вестибюль к дверям лифта. Встав полукругом, спиной к лифту, они взяли оружие наизготовку, одни – стоя, другие – припав на колено, пока весь взвод в двадцать человек не оказался возле лифта. Но в лифте все не поместились. Двенадцать охранников уехали, остальные остались ждать у дверей.

Даже мы в посту охраны услышали глухие мощные удары. Одна из огромных металлических панелей, облицовывающих стены вестибюля, начала выгибаться, со звоном вылетела вовнутрь помещения. В образовавшуюся дыру ввалилась огромная туша и я сразу узнал чудовище из моего сна. Охранники, стоявшие у лифта, мгновенно открыли огонь из всех стволов. Пули вонзались в гладкую, безволосую кожу, оставляя дырки, но зверюга одним прыжком, неожиданным при такой массе, подскочила к ближайшему охраннику и перекусила его пополам. Туловище осталось лежать на полу, а ноги исчезли в громадной пасти. Оставшиеся в живых, бросились бежать к посту охраны. Чудовище громко заревело, широко раскрыв пасть. И тут один из охранников, обернувшись назад, ловко забросил в разинутую пасть ручную гранату. Окровавленные челюсти сомкнулись, видно было, как чудище инстинктивно сделало глоток, и граната сработала. Куски мяса разметало во все стороны, а голова, отлетев, сбила с ног охранника. Ядовито-зеленая жидкость растеклась по полу, почти мгновенно исчезая. Останки тоже таяли на глазах, и через мгновения осталась только быстро уменьшавшаяся в размерах голова.

Двери лифта раскрылись, и охранники дружно бросились к кабине. В вестибюле остался лишь погибший охранник, точнее, пол-охранника.

– Может, в пост затащим? – Спросил я Билли.

– Еще чего, из-за трупа жизнью рисковать, – и протянул мне пистолет с запасной обоймой. – Это тебе на всякий случай. Марш в вентиляцию! Запомнил, как ползти?

– Не тупой. Удачи, ребята, – запрыгнул на стол, ухватился руками за край люка, подтянулся и нырнул в полумрак вентиляционного короба.

А дальше было совсем темно. По коробу можно было передвигаться только ползком, даже на четвереньки не встать. Вентиляция уходила под наклоном вверх, гладкий металл скользил под ногами и локтями. Казалось, что я нахожусь здесь уже вечность. Хорошо было взводу пробираться через эту темень: сзади напирает брат по оружию, впереди сопит другой, стукая по шлему берцами. И ползли сверху вниз. Я остановился, переводя дыхание, и услышал позади себя глухие шлепки мягких лап, ощутил дрожание вентиляционного короба. Вдалеке показались два красных, быстро приближавшихся огонька. Но, еще не видя этих огоньков, я уже перевернулся на спину, отстегнул застежку кобуры, большой палец привычно двинул вниз предохранитель. Когда огоньки, оказавшиеся налитыми злобой глазами, находились от меня метрах в десяти, нажал на спуск. Отдача дернула ствол вверх, но я вновь прицелился между глаз, в сами глаза. Стрелял, пока не кончилась обойма.

Двенадцать пуль сорок пятого калибра – это не шуточки. Мертвенная тишина царила позади. Быстро поменяв обойму, я пополз вперед, не задумываясь о происшедшем. После грохота выстрелов в тесном пространстве короба заложило уши так, что я не слышал ни звука. Потряс головой, похлопал ладонями по ушам. Слух возвращался медленно. Долго еще стоял в ушах оглушительный звон ударяющихся о металл короба, выброшенных пистолетом пустых гильз.

Когда я охранял офис в центре крупного мегаполиса, нанятая стряпуха приносила для немногочисленных сотрудников вкусный обед. Помимо прочих, кормили и охранника. А к чаю (или к кофе) полагались вкусные плюшки домашней выпечки. И когда посреди ночи происходило что-либо экстраординарное (а служба была очень спокойной), например, вдруг раздавался звонок в дверь, или со звоном разлеталось стекло в плохо закрытом окне, я, на ходу расстегивая кобуру, говорил сам себе: «Ну, что, пришла пора платить за плюшки?». Вот и сейчас я успел подумать, что приходится отрабатывать жалование, которое раньше и не снилось.

Впереди забрезжил слабый свет, и вскоре я спрыгнул в пост охраны через отверстие в вентиляции. Высокий, крепкий мужчина в тяжелом бронежилете, стоявший у компьютера, мгновенно повернулся ко мне, и, разглядев меня, засунул пистолет в кобуру.

– А, новичок. Садись, и слушай внимательно. Кроме тебя мне сейчас послать некого. Сообщение о твоем прибытии пришло еще вчера, и я хотел назначить тебя в русский взвод. Но, – он взглянул на часы, – двадцать минут назад все русские ребята полегли, прорываясь к телепорту, откуда лезет на нас вся эта дрянь. Один взвод охраняет космопорт, еще один сидит по постам, третий сдерживает тварей у телепорта, последний раскидан по точкам на всех уровнях. Твоя задача будет особой и очень ответственной. Мне тебя рекомендовали, как хорошо подготовленного парня. Сейчас я дам тебе джипиэску, где указан твой маршрут, возьмешь мой плазмомет, отправишься в старые лаборатории. Ключи от этих лабораторий есть у меня, у директора нашего исследовательского центра мистера Хоккинса и у профессора Бергера. Полчаса назад компьютер зафиксировал, что кто-то вошел в старый лабораторный комплекс. Мне удалось связаться с профессором, он работает в своем кабинете, ключей никому не давал. С мистером Хоккинсом связи нет. Если обстоятельства загнали его в старый комплекс, то надо его выручать. Боюсь, что эти твари могут проникнуть и туда. Они свалились на нас, как снег на голову. Теперь прут отовсюду, через ходы вентиляции, а то и просто через стены. Патрульный робот проводит тебя до входа в лаборатории. Дальше придется идти одному. Комплекс заброшен давно, кое-где даже света нет. Роботу не пройти из-за нарушенных коммуникаций. Осторожнее при подходе к нашим постам, они отмечены на джипиэске. Ребята в такой нервной обстановке могут нечаянно и пальнуть…

Донован выдал мне фонарь-дубинку, пару запасных обойм к пистолету. Повесив на плечо ремень плазмомета – мощнейшего оружия, с которым я имел дело всего пару раз, я распихал в карманы разгрузки четыре магазина к нему – все, что нашлось у Донована. Взял GPS-ку, подошел к двери.

– Удачи тебе, сынок. Выполни задачу и возвращайся, – неожиданно по-русски, с небольшим акцентом сказал Донован и схватил лежащий возле компьютера автомат. Я опешил. И только когда пули полетели в открытое отверстие вентиляции, понял, что Доновану приходится и самому держать оборону.

Дверь отъехала в сторону. За ней стоял усеченный конус на паучьих ножках – патрульный робот. Он понесся по коридору, я поспешил вслед за ним.

Робот не только показывал мне дорогу в лабиринте бесконечных переходов и коридоров, но и был надежнейшим ангелом-хранителем. В верхней вращающейся части конуса скрывался пулемет. Не один раз робот открывал огонь прежде, чем я успевал схватиться за оружие. Он уничтожил полдесятка похожих на огромных крыс, но бесхвостых, тварей, четырех здоровенных «жаб», плевавшихся огнем, и четырех, мерзкого вида скелетов, обтянутых серой кожей, быстро передвигавшихся на четвереньках.

Когда показалась «свинья» из моего сна, я замер, памятуя о том, как пули охранников не причиняли чудищу вреда. Из патрульного робота раздался легкий хлопок, и граната врезалась в рыло зверя. Уже привычно глядя, как тают останки перепачканные зеленой «кровью», я проникся уважением к создателям робота. Это – смертоносная машина.

Узкий коридор заканчивался большим светлым залом. Но не успел я войти в него, как сухо простучала автоматная очередь. Пули просвистели возле моего левого уха, срикошетили от стенки, исчезая в глубине коридора. Робот ответил на очередь всего двумя выстрелами. Тотчас раздался вопль: – Не стреляйте! Свои! Свои!

Баррикада из металлических контейнеров, преграждала вход в дверь. Над дверью надпись – «Вычислительный центр». За баррикадой виднелись два шлема. Когда мы с роботом обогнули баррикаду, я увидел лежащее на полу тело в бронежилете и в шлеме-сфере. Пули, посланные роботом, вошли в узкую щель между бронежилетом и шлемом, почти перебив шею. Двое охранников печально смотрели на погибшего товарища.

– Говорил я Сэму, скажи врачу про свою контузию. Так нет, оденет под шлем мягкую шапочку, чтобы голова не болела, вот шлем к бронику и не прилегает, – вздохнул один из охранников, закуривая сигарету.

– Боб! – крикнул его напарник, но робот уже плюнул очередь, и таяла на полу очередная жертва роботовой меткости. А потом твари полезли из коридора толпой. Я подхватил валявшийся на полу автомат Сэма и принялся поливать короткими очередями бегущих к баррикаде тварей. Пулемет робота строчил вовсю. По краю контейнеров были выложены снаряженные магазины, сменить пустой на полный, занимало одну секунду. Вот хлопнул гранатомет робота, а Боб со всего маху швырнул ручную гранату. Со стороны коридора вылетел огненный шар, врезался в надпись «Вычислительный центр», посыпались осколки стекла, горевшая неоном надпись погасла, осталась обгоревшая коробка. Но робот выпустил еще одну гранату, мы успели разрядить по магазину и все стихло. Отбились.

И вновь я поразился, как быстро исчезали трупы погибших тварей.

– Да, нам бы такую машину! – вздохнул Боб, хлопнув робота по боку, – но их всего пять штук. Двое воюют у телепорта, там в них не успевают патроны засыпать, один в космопорте, один возле узла связи. Пятого Папа, значит, тебе выделил. Серьезная, видно, у тебя задача. Да и то сказать, ходить сейчас по коридорам… Мы до тебя десятка полтора тварей положили, да сейчас десятка три, но ведь исчезают, сволочи, когда их убьешь. Скажешь кому, не поверят, что мы тут свой хлеб сполна отработали.

Действительно, весь пол за баррикадой был усыпан отстрелянными гильзами. А бедняга Сэм «заплатил за плюшки» собственной жизнью. Может, нервы не выдержали именно из-за контузии, пальнул не подумав. А робот воспринял его как врага – стреляет в нас, значит, враг.

– Давай-ка, мы доложим Папе, что ты через нас уже прошел. Девятый вызывает Сосну. Сосна ответь Девятому. Прием. Черт! Полная тишина. Ганс, дай-ка твою рацию. Сосна, Сосна, я – Девятый, ответь. То же самое. Та-а-ак. Восьмой, ответь Девятому. Восьмой, как слышишь меня? Прием. Вот так номер, без связи остались. Чепуха какая-то. Слушай, парень, ты дальше куда пойдешь?

– Куда робот поведет, а вообще-то… – я посмотрел на джипиэску, – вот в тот правый коридор, – показал в дальний угол зала.

– Отлично, как раз к узлу связи. Посмотри, что там у ребят творится. И узнай у них, что со связью. Ни подмогу не вызвать, ни обстановку не узнать. Полный тухляк. Ладно, патронов еще шесть цинков, ящик ручных гранат, сигареты есть, продержимся до конца этого кошмара. Спасибо огромное, что помог. Здорово ты нас выручил. Удачи тебе!

– И вам удачи, ребята. Держитесь!

Я сделал шаг в сторону нужного коридора, и робот, неподвижно стоявший на месте, пока продолжалась беседа, шустро засеменил впереди меня. Пройдя десяток метров по коридору, я увидел сорванную со стены панель. Значит… Так и есть. Робот разродился длинной очередью. Патроны он зря не расходовал. Вот она, тает волосатая туша. Что-то новенькое. Но из-за быстро уменьшающихся размеров, точно ничего не разглядишь. Господи, роботуля, как я буду обходиться без тебя в старых лабораториях?!

Вход в центр связи, украшенный огромной надписью, охранял патрульный робот и четверо охранников, прятавшихся за такой же баррикадой, как и возле вычислительного центра. Робот, охранявший центр, что-то весело прочирикал «моему» роботу, и тот ответил таким же чириканьем.

– Подмога? Или вся бодяга уже кончилась? – приветствовал меня здоровенный негр.

Я понял, что для всех охранников сложившаяся ситуация была настолько непривычной и дикой, что они никак не могли прийти в себя. Тихая, спокойная жизнь закончилась. Несмотря на всю подготовку, боевое прошлое, за некоторый период службы в охране Корпорации (до нескольких лет у старослужащих) бойцы подрасслабились. Великолепная зарплата, спокойная обстановка, чистота, «кондишен», вежливые ученые (яйцеголовые, как их между собой называла охрана). Отстоял смену, пошел в бар или повалялся перед телеэкраном, попивая пиво. Никто не предвидел такой бойни. Теперь они ждали, что все это окажется дурным сном, что через пару часов они смогут хлопнуть друг друга по плечу: «Однако, нехило развлеклись, старина. Пойдем в кафешку, проглотим по бифштексу под „Хейнекен“».

Нет, ребята, за плюшки придется платить сполна. И не все из вас смогут пойти в кафешку, вспомнил я Сэма и охранника, перекушенного напополам возле лифта в космопорт.

Оба робота сделали несколько выстрелов.

– Курт, смени у нашего парня кассету, – приказал негр-сержант.

Один из охранников подошел к роботу, нажал на какую-то защелку, быстро вытащил из корпуса робота сегмент и вставил на его место другой.

– Тоже разрывные, сорок пятый калибр, – доложил Курт сержанту.

– Что со связью, Тацуи? Что говорят яйцеголовые?

– Они говорят, что связь могли заблокировать из старого центра связи, что в старом комплексе, – доложил подобострастно маленький японец.– Но они не могут ничего поделать, разблокировка или подавление старого центра связи не предусматривались.

Никто не ожидал, что так получится.

– Никто ничего не ожидал, – злобно сказал сержант, – Петров, перезаряди кассету.

Четвертый охранник, до этого молча стоявший в стороне, высыпал из кассеты гильзы в кучу таких же отстрелянных гильз (а я-то думал, почему при стрельбе гильзы из робота не летят?), стал укладывать патроны из цинки в пустую кассету.

Я подошел к нему, и по-русски спросил: – Петров, а по имени-то как?

– Веня.

– Серега. Иванов. А мне Донован сказал, что весь русский взвод погиб.

– Весь и погиб. Знаешь, какие там ребята были!.. Рост у каждого – не меньше метра восьмидесяти, вес – под сотню кило накачанных мышц. У каждого черный пояс по карате, или по дзю-до, или по рукопашке. Все отслужили в спецназе, все – снайпера. Я калибром не вышел служить в этом взводе. Нас тут несколько человек русских из других подразделений, – он шмыгнул носом. – У меня двоюродный брат в русском взводе служил.

Ребята полегли достойно. Как всегда, русскими трупами «дыры затыкают». Что в 1812 году, что в 1914-м, в 1941-м, в 2049-м годах. Я по рации слышал, как они дрались до последнего патрона, а потом пошли в рукопашную. Последний из них успел передать: «Мы все погибли здесь, выполняя приказ», – он опять шмыгнул носом.

Дежа вю. Где-то я эту фразу про приказ уже слышал.

– Сержант, нельзя ли и моего робота подзарядить патронами? – спросил я у негра.

– Нет. Указаний никаких не было, а патроны нам самим нужны. Сколько мы еще тут просидим – неизвестно. Это сейчас чуть полегче стало, а поначалу так на нас перли…

Ровненькая куча гильз показывала, что стреляет тут только робот. Вспомнились охранники возле вычислительного центра. Они действительно воевали, а эти отсиживались за спиной патрульного робота. Бывают и в нашем саду гнилые яблочки…

– Пока, Веня, может и свидимся, – кивнул я соотечественнику и поспешил за своим роботом. Попутно прокачивал полученную информацию. Кто-то в старых лабораториях проник в центр связи и отключил связь на базе, а, может быть, и внешнюю связь. Хоккинс? А зачем это ему? Посмотрел на GPS-ку. Центр связи в самой середине старого корпуса. Ладно, попробуем добраться и туда.

Впереди по полу полутемного коридора зашлепали чьи-то ноги. Но робот огня не открыл. А вдруг патроны кончились? Да, нет, глупости. И тут мне на шею из темноты бросилась девушка. Она была в пижаме и босиком.

– Я знала, что вы придете. Я верила, что спасете, – хриплым, сорванным голосом, горячо зашептала она на русском языке.

Мне с трудом удалось развести, судорожно вцепившиеся в меня с недюжинной силой, девичьи руки.

– Ты кто? Как сюда попала? – Тоже по-русски спросил я, разглядывая высокую, длинноногую, но широкобедрую девушку с высокой грудью, выглядывающей в вырез пижамы.

– Я – Валя. Валя Сомова. Лаборантка из группы профессора Ясуловича, – торопливо выпалила девушка, ухватив меня за рукав, точно боялась, что я вдруг исчезну.

Из сбивчивого рассказа девушки, я узнал, что Валя отсыпалась после бурной, допоздна затянувшейся, встречи Нового года. Ее разбудил топот возле дверей комнаты, громкие крики и истошный женский вопль. Выскочив из комнаты в пижаме и шлепанцах, Валя сразу же наткнулась в коридоре на Ванду, сотрудницу из их группы. Ванда валялась на полу с откушенными выше коленей ногами и пронзительно визжала. Валя, зажав уши ладонями, подошла к Ванде, но та дернулась и затихла. За углом коридора раздалась бешеная пальба, и обезумевшая Валя бросилась туда, не думая, что может попасть под пули. Она увидела на полу тающие, как снег под лучами весеннего солнца, останки какого-то зверя, а впереди виднелись спины уходящих охранников.

Валя бросилась за ними, пытаясь их окликнуть, но крик застрял в сведенном спазмом горле. Охранники побежали и девушка оставила надежду их догнать. Она увидела дверь своей лаборатории, и, привычно набрала код доступа. Но на табло появилась надпись: «Дверь заблокирована». Валя решила вернуться в свою комнату и запереться там.

И тут навстречу Вале вышел седоголовый профессор Генрих Ясулович в пижаме. Он прохрипел: – Валечка.., – и рухнул к ее ногам. Вся пижама на спине профессора и сама спина были разодраны, так, что виднелись кости. Кровь хлестала ручьями из ран. Валя присела перед ним, но профессор не шевелился. Девушка схватила его руку и не нащупала пульс, а рука начала холодеть. Из-за угла, где находилась Валина комната, раздался громкий звериный рев. Валя подскочила и понеслась по бесконечным коридорам, потеряв на бегу шлепанцы. По дороге ей попалась оторванная от стены, узкая металлическая панель. Совершенно бездумно девушка подхватила полосу металла. Когда на Валю бросилась из темноты какая-то тварь, со всего маху Валя огрела ее этой панелью, рванула, как спринтер на дистанции, и налетела на меня.

Робот деловито расстрелял ту зверюгу, которая, похоже, очнулась после Валиного удара.

– Вы же не бросите меня? Можно я пойду с вами?

В огромных глазах девушки стояли слезы. Круглое личико с маленьким курносым носиком, полные, дрожащие от страха губы. Ах, как она была хороша! С каким удовольствием я встретился бы с ней в другой, спокойной обстановке. But, war is war!*

* Но, война есть война (англ.)

– Ни на шаг не отставать! Иди рядом со мной. Робот нас защитит от любой опасности.

Валя благодарно всхлипнула и пошла рядом, по-прежнему не отпуская мой рукав. Уже уверенный в мощи и реакции патрульного робота, я взял в свою ладонь узенькую, нежную Валину ладошку. Полная идиллия, но вот, посреди коридора валяется труп с выгрызенными внутренностями.

– Я его не видела. Или не заметила, – прошептала, вздрогнув, Валя.

Я увлек девушку за собой. Мы прошли мимо мертвого Ясуловича, мимо скрючившейся в предсмертной судороге Ванды. Потная ладонь Вали все сильнее стискивала мою ладонь. Это было тяжелейшим испытанием для девушки, мирно и беззаботно жившей на свете.

Когда мы прошли еще две сотни метров, Валя вздохнула:

– Надо было в комнату зайти, хоть кроссовки одеть.

– Проехали. Раньше надо было думать, радость моя, – добродушно пробормотал я, и удивился, увидев, как глаза Вали, раньше наполненные страхом и тревогой, вдруг вспыхнули счастливым светом.

«Много ли женщине надо? Лишь одно ласковое слово…»

– Да, конечно, пол гладкий, теплый.

Панель в коридоре была оторвана и из дыры торчал конец разорванной трубы. А из трубы, на уровне моей груди, била струя огня, опаляя противоположную стену коридора.

– Валя, придется проползти под огнем.

– Хорошо, – Валя безропотно опустилась на четвереньки.

Препятствие было ерундовым. Через пару метров я поднялся на ноги и протянул руку Вале, чтобы помочь ей встать. В широкий вырез Валиной пижамы были отчетливо видны крупные, полные груди девушки, но не отвисшие, а чашеобразные, с широким основанием, с маленькими нежно-розовыми сосками.

Валя перехватила мой пристальный взгляд и залилась алой краской смущения. «Ей и бесстыдство не знакомо? Просто уникум какой-то! Если останусь в живых… Вот именно, если останусь. «Мы все погибли здесь, выполняя приказ…". Где же я это слышал?». Взял опять Валю за руку и почувствовал, как дрожит слегка ее ладонь. Ну, надо же было встретиться с этой девушкой в такой обстановке?!

Вот и конец «безоблачному счастью». Впереди замаячили широкие двустворчатые двери со старой, запыленной надписью: " Лабораторный комплекс». Но перед дверями лежали три охранника. У одного голова была оторвана напрочь, автомат валялся в стороне. Другой был разодран на куски: ноги – отдельно, руки – отдельно. От третьего остался обгоревший скелет, но возле него была россыпь гильз, похоже, парень успел расплатиться за свою смерть.

Валя сильно побледнела при виде трупов, но держалась мужественно.

Я присел перед безголовым трупом. Размер ноги у него был совсем маленьким, и я решительно начал расшнуровывать его берцы. Носки, слава богу, оказались чистыми, без стеснения стащил их с окоченевших ног. Вид покойников не вызывал у меня никаких эмоций. Ну, умерли и умерли, через полчаса, может, и я умру. Еще в школе охранников совершенно спокойно ходил на обязательные посещения морга, с присутствием на вскрытиях. Чего бояться покойников? Живых бояться надо.

Протянул носки и ботинки Вале.

– Обувайся.

Она отрицательно помотала головой.

– Они же с мертвого!

– Вот именно. Ему они уже не нужны. Но мы-то живы. Тут не только гладкий пол бывает, есть и рифленка, и решетчатый. Одевай!!!

Окрик подействовал. Валя уселась на пол и принялась обуваться. Я стоял рядом и любовался девушкой. Валя встала на ноги и потопала по полу берцами:

– Точно по ноге. Нигде не жмет, не давит.

Надо же, как повезло с этой обувью тридцать девятого размера. Помедлив, я снял с убитого бронежилет, отстегнул от пояса фляжку с водой и нож в ножнах. Нож прицепил себе на пояс, а «броник» подал Вале.

– Для защиты, на всякий случай.

Валя неумело принялась возиться с застежками. Бронежилет был, вроде бы, как и впору, но совершенно не сходился на груди. Ну, хотя бы спина и бока прикрыты.

– Стрелять умеешь?

– Нет, совсем не умею.

– Тогда оставлять тебе пистолет бесполезно. Вот фляжка с водой и плитка шоколада. Робот защитит тебя от любого врага. Даже, если я не вернусь обратно, кто-нибудь здесь появится. Робота просто так не бросят, а на возвращение он не запрограммирован. Но, если вдруг он куда-то пойдет, иди за ним следом. Он выведет тебя к нашим. Садись рядом с роботом и отдыхай. А мне пора дальше двигаться.

Подобрал с пола автомат, взял у покойников шесть магазинов, засовывая их во все имеющиеся у меня карманы. Прихватил и пару пистолетных обойм. Но главным приобретением были ручные гранаты.

Валя тронула меня за рукав: – Можно я пойду с тобой. Мне страшно одной оставаться, – в голосе были слезы.

– Валюша, – как можно мягче, сказал я ей, – ты не одна. С тобой – робот. А там очень опасно. Намного опаснее, чем здесь. Стрелять ты не можешь. В некотором роде, будешь лишь обузой.

Пока мы с Валей препирались, робот выпустил две длинных очереди в разные концы коридора, и я с тревогой подумал: сколько же в нем осталось патронов? «Ну, и сволочь этот сержант-негр возле центра связи», – вспомнил я кучу патронных ящиков возле баррикады. А, если патроны в роботе закончатся, когда он будет охранять Валю? Я заколебался.

Валя подошла ко мне вплотную, взяла в свои маленькие ладошки мою руку, посмотрела умоляющим взором огромных карих глаз с длинными, пушистыми ресницами.

– Ну, пожалуйста, возьми меня с собой. Я буду твой автомат нести, тебе же неудобно, когда оба плеча оружием заняты.

Обаяния ей было не занимать. Все, кого о чем-либо просила красивая девушка, меня поймут. Я протянул Вале автомат. Она повесила ремень на плечо и радостно, по-детски непосредственно, захлопала в ладоши.

– Ура! Ура! А как мы туда попадем? Мне рассказывали, что после того, как лаборатории перевели на новое место, здесь частенько любили уединяться влюбленные парочки. После какого-то несчастного случая корпус закрыли наглухо. Все двери заварили, шлюзы тоже. Оставили только эту дверь, но она на замке.

– У меня есть ключ, – я достал электронный ключ, который дал мне Донован, приложил его к запыленному, но светящемуся дисплею замка. Загорелась надпись: «Вход разрешен», дверь поехала в сторону и я шагнул к входу, держа плазмомет наизготовку.

– Валя, иди за моей спиной, если что-то увидишь необычное, или услышишь, или почувствуешь, говори мне. Я могу что-то пропустить, чего-то не заметить. Мы должны найти человека, прошедшего в этот корпус до нас. Предположительно, это – мистер Хоккинс.

– Ой, наш директор.

– Ты его знаешь?

– Да, так, видела несколько раз. Здоровенный такой дядька, ростом метра два будет.

– А в старом корпусе приходилось бывать?

– Нет. Когда я сюда приехала, он уже был заперт.

– Значит так, робота-хранителя теперь с нами не будет. Осторожность и еще раз осторожность. Это не кино, умирают один раз и навсегда. Может, передумаешь и останешься?

– Нет. Я пойду с тобой. Хоть в ад.

Приятно слышать такое от симпатичной девушки.

– Пойдем. Удачи всем нам!

Сразу за дверями была небольшая площадка от которой тянулся узкий металлический мост, огражденный трубчатыми перилами. Мост заканчивался другой дверью. Что было под мостом – не разглядишь, все терялось в густой темноте. Но чувствовалось, что высота не маленькая. Освещение было довольно тусклым, метров на двадцать вперед было видно, не дальше.

Валя топала сзади ботинками по решетчатому металлу настила. Похоже, она чувствовала себя спокойно за моей спиной. А вот меня не покидало смутное беспокойство, что я чего-то не учел, что-то важное пропустил. Не снимая пальца со спускового крючка, периодически быстро оглядывался назад, неизменно встречая ласковую Валину улыбку. Пройдя мост, мы очутились за дверью в длинном коридоре, с таким же полутемным освещением.

– Валя, а у тебя бой-френд или по-нашему – парень, есть? – Идти молча было тягостно.

– Нет, точнее, раньше не было, а теперь есть. Я тебя ждала.

Я остановился и Валя со всего маху налетела мне на спину.

– Ой!

Никаких слов в ответ на такое откровенное признание у меня не нашлось. А Валя продолжила:

– Я ведь даже не знаю, как тебя зовут. Девчонки из лаборатории умерли бы от смеха: «Валя-недотрога влюбилась в человека, не зная его имени».

Проглотив комок в горле, я выдавил: – Сергей. Сергей Иванов.

– Сереженька!

Это было сказано так, что кровь бросилась мне в голову, но в конце полуосвещенного коридора показались две «крысы». Вскинув плазмомет, нажал коротко на спуск раз, потом другой. Прицел был автоматическим, да, и, что можно было разглядеть из-за струи белого, слепящего пламени, вырывавшегося из дула. Я только почувствовал, как оружие дернулось сначала чуть влево, потом – чуть вправо. Блин! Ох, уж эта война! Сейчас бы целоваться с Валей, после такого ласкового и страстного произнесения моего имени, но ведь сожрут же гады в момент любовных объятий!

За дверью был опять узенький решетчатый мост с тоненькими трубчатыми поручнями. В конце его – дверь. Что там ждет – неизвестно. Но пока какая-нибудь тварь добежит к нам через мост, я сто раз успею выстрелить. И я повернулся к Вале:

– Следи за дверью в конце моста, – взял в ладони ее лицо, и, не закрывая ей обзор на дверь, короткими поцелуями стал покрывать ее шею, округлый подбородок с неглубокой милой ямочкой.

– Валечка, я тоже ждал встречи с тобой всю жизнь. Ты – моя мечта.

Валя протянула мне навстречу свои нежные, пухлые губы. Я только коснулся их своими губами, почувствовав их упругую свежесть, и тотчас отпрянул, поворачиваясь к Вале спиной.

– Валюшенька, у нас все с тобой еще будет, солнышко мое, но здесь опасно, очень опасно. Вперед, за мной! – и мы побежали через мост.

Как бы в подтверждение моих слов, когда до конца моста оставался метр, дверь в его конце, начала открываться. На площадке перед дверью стояли несколько металлических контейнеров, и я нырнул за один из них, увлекая за собой Валю. От контейнера пахло какими-то химикалиями. Это нас и спасло, заглушая наш запах. Кто-то громко фыркнул и по мосту двинулась огромная туша, еле помещавшаяся между поручнями.

Когда эта зверюга дойдет до конца моста, то на площадке перед дверью сможет повернуться, и тогда увидит нас. Осторожно сняв с Валиного плеча автомат, я прицелился в отверстие, видневшееся под лихо загнутым кверху хвостиком. Передвинул предохранитель на автоматический огонь, и эти два тихих щелчка остановили зверя, заставив его прислушаться. Но повернуться на мосту он никак не мог и, с чувством победного злорадства, я разрядил полмагазина в цель. Чудище подскочило, и, сминая поручни, полетело вниз с моста. Через какое-то время внизу раздался гулкий шлепок.

Все стихло.

– Пойдем, – потянул я за собой онемевшую Валю. Вставил в автомат новый магазин, сунув полупустой в разгрузку. Быстро чмокнул Валю в щеку, вешая ей на плечо автомат.

– Вперед, мой храбрый оруженосец!

А дальше были бесконечные извилистые коридоры и все те же узенькие металлические мостики. Не знаю, о чем думали создатели этого старого корпуса, но, с точки зрения охраны и обороны, архитектура не годилась ни к черту! Несколько раз из-за поворота коридора на нас выскакивали твари. Я решил экономить плазму (одна обойма уже опустела) и взял у Вали автомат. Плазмомет ей не отдал, откинул за спину – вдруг появится какой-нибудь монстр, против которого автомат бессилен. Но магазины автомата пустели катастрофически быстро. Вскоре пришлось отбросить автомат в сторону – кончились патроны. Теперь я лучше понимал братьев-охранников. Против этих тварей автомат был неэффективным оружием.

Наконец-то мы добрались до лифта, который мог привезти нас к центру связи. По закону подлости, светилась тусклая табличка: «Лифт не работает из-за нехватки энергии».

Я достал GPS-ку. Рядом с лифтом должна находиться ремонтная лестница. Подсвечивая фонариком, нашел узенькую дверцу, открывавшуюся вручную. Дернув ручку вниз, потянул дверь на себя. Спасла реакция. Когда в дверь просунулась «крысиная» морда, я отшатнулся и изо всех сил врезал по двери ногой. Металлическая дверь сработала, как гильотина. Через минуту пол был чист. Мы вошли в тесный закуток, где и начиналась лестница. Закинув оружие за спину, я взялся руками за холодные металлические прутья, стал подниматься вверх.

Лестнице, казалось, не будет конца. Позади тяжело дышала Валя. Насколько мы беззащитны сейчас, находясь на этой лестнице. Хорошо, что среди тварей не было «летучих», а то не добрались бы на самую верхотуру.

Перевалившись через невысокий поребрик, я помог вылезти Вале. Даже мне пришлось туго на таком подъеме, что уж говорить про нетренированную, слабую девушку.

Мы лежали рядом на металлическом настиле, пытаясь отдышаться.

– Какая ты у меня молодчина!

– Стараюсь, – слабо улыбнулась Валя. Незастегнутый бронежилет на груди вздымался частыми толчками. И, в очередной раз мне пришлось напомнить самому себе, что смерть гуляет совсем рядом. А я тут разлегся!

Подскочив, огляделся вокруг. Рядом – дверь.

– Пойдем, Валюшенька, – протянул руку, помогая подняться.

За дверью находился совершенно темный зал. Джипиэска показала, что короткий коридор из этого зала ведет прямо к центру связи. Не видно ни зги. Я включил фонарь, мы пошли к нужному коридору. И тут на плитах пола, покрытых толстым слоем пыли, в ярком свете фонаря, я отчетливо разглядел две цепочки свежих следов. Одна из цепочек была оставлена ботинками размера тридцать восьмого-тридцать девятого. Другая – еще меньшими следами.

А ведь Хоккинс, по словам Вали, был очень крупным мужчиной.

– Валя, какой, примерно, размер обуви у Хоккинса?

– Ну-у-у, где-то размер сорок пятый, сорок шес…

Обернувшись назад, вместо Вали я увидел клыки чудовища из моего сна, перепачканные алой кровью.

Прыгнув, каким-то неестественным, фантастическим прыжком, спиной вперед, нажал на спуск плазмомета, и давил на него, пока не кончилась обойма. Плазма отшвырнула чудовище на несколько шагов, превращая его в горстку пепла. Перезарядив плазмомет (первым делом – приведи оружие в боевую готовность), я включил фонарь. От Вали осталась голова с плечами и ноги, чуть ниже колен. По киношному сценарию полагалось истошно кричать: «Валя! Валя!». Или закрывать Валины широко распахнутые карие глаза, обещая отомстить за смерть любимой. Но, это в кино. Я был в ступоре пару секунд. Вот оно – шуршание мягких лап. Втиснувшись в угол между залом и коридором, в полном мраке, я нажал на спуск плазмомета, направив его на светящиеся красные глаза.

И понеслась «веселуха». Плазмомет дергался, повинуясь наводке автоприцела. Запах чего-то горелого заполнил зал. Норадреналина мне было в этот момент не занимать. «Сдохните, суки! Умрите, твари! Подыхайте, сволочи!». Громко щелкнул плазмомет – кончилась обойма. Откинуть крышку, из разгрузки рвануть новую обойму, запихнуть ее на место пустой, выскочившей на пол. Пара секунд, но уже сработало «надцатое» чувство – моя нога вылетела вперед, воткнувшись во что-то мягкое, зубы зверя щелкнули впустую, промахнувшись. И снова плазмомет начал пляску смерти – только удержи в руках. Струя плазмы давала отсвет на зал. Вот повалили толпой «серые скелеты». Что они делают со своими жертвами? Душат? Разрывают на части? Выпивают кровь? Но до меня им сегодня не добраться! Горите белым пламенем, адово семя! Плюнула огнем «жаба». Увернулся, отпрыгнул в сторону, не отрывая спину от стены. А как насчет плазмы в брюхо?! Расстегнул кобуру пистолета. Меняя следующую обойму с плазмой, вырвал из кобуры пистолет и палил перед собой наугад. Повезло, не съели. Повел плазмомет, преодолевая сопротивление автоприцела, широкой дугой, слева направо, сметая струей плазмы все, попадавшееся на пути. Огненный шар полетел на меня. Кувырок через голову. Всю пыль с пола собрал. Не отходи от стены – зайдут сзади. На, получай!

Когда зарядил в плазмомет последнюю обойму, глаза, адаптировавшиеся к полной темноте, сменяемой вспышками плазмы, увидели гору, двигающуюся ко мне. Король тварей? Оружие застыло на месте. Пока цель не уничтожена, автоматический прицел не передвинет дуло в сторону.

Фу-у-ух! Вот, похоже, и все. Маленький дисплей на плазмомете показывал остаток заряда в обойме – 3%. На один хороший выстрел. В «зале смерти» было тихо. Сменив обойму в пистолете, я медленно побрел по коридору, ведущему к центру связи. Сил осталось – на раз пописать.

Вот она – дверь в центр связи. А сзади, по коридору снова еле слышный топот. Ручную гранату – за угол. Разрыв. Пауза. Еще одну. Подождать, пускай полезут. Третью. Разрыв. Ожидание. Четвертую. И бешеный рывок к двери центра. Если заперто – мне хана!

Дверь отошла, пропуская меня вовнутрь. «Ручная блокировка двери – справа», – услужливо подсказал мозг. Заблокировав дверь, я хотел устало сползти по ней спиной. Как мне возвращаться назад? Плазмы нет, гранат нет. С пистолетиком не очень-то… " Все кончилось, а, может – перерыв».

Увы, перерыва не было. А он был так нужен…

– Руки на стену, ноги – шире плеч. Шаг назад. Ноги еще шире. Дернетесь – выстрелю. Знаю я все эти ваши спецназовские штучки, – все это произносилось тихим, спокойным голосом.

В затылок мне уперлось дуло. Кто-то, подошедший сзади, вытащил у меня из кобуры пистолет, выбросил из ножен нож, отстегнул ремень плазмомета, отчего тот, с глухим стуком упал на пол. Ствол убрали от затылка.

– Руки за голову. Можете повернуться. Раз уж я, в первом порыве, вас сразу не пристрелил, давайте чуть побеседуем, хотя, времени у нас немного.

Медленно повернувшись, я увидел шагах в пяти от себя черное дуло пистолета. Пистолет держал в руке невысокий, щупленький азиат – вьетнамец, кореец, китаец – кто его разберет. На лице была ехидная улыбочка.

– Что-то я вас не припомню. Охранников я знаю всех. А тут – совершенно новое лицо. Кто вы, зачем сюда пришли, кто вас послал?

В тренировочном лагере талантливый инструктор учил меня: " Война – путь обмана. Обмани противника – и ты выиграл».

Сделав испуганное лицо, я торопливо зачастил:

– Я – новенький, прибыл с последним транспортом. Донован послал меня узнать, кто проник в старый корпус.

На лице моего собеседника мелькнула мина презрения к трусу, сменившаяся видом превосходства.

– Значит, «челнок» прибыл. Я все верно рассчитал. Жаль, что Донован не дал своим подчиненным достойно встретить ваш Новый год. Ну, да, это мелочи. Ты умеешь управлять космическим кораблем?

– Да, – не моргнув глазом соврал я. Лги, тяни время. Умереть всегда успеешь.

– Хм-м, мне бы не хотелось лишний раз рисковать. Вдруг мои зверюшки при захвате космопорта и транспорта, ненароком слопают космолетчиков. Поэтому, вкратце опишу ситуацию. Я – Ляо Цзы, будущий император Вселенной.

«От скромности парень не умрет», – подумал я. Но, вот таких-то психов легче всего дурить. Мания величия, как ничто другое, затмевает разум.

– У меня уже есть один помощник, Саймон Гарлинг. Ему обещан пост премьер-министра. Я готов взять в помощники и тебя, разумеется, когда ты докажешь свою преданность мне. Получишь пост министра обороны. Или смерть. Выбирай.

Весь свой актерский «талант», я вложил в подобострастно-угодливое выражение лица.

– О, мой Повелитель, я буду предан Вам душой и телом! – и, считая, что маслом кашу не испортишь, рухнул на колени, уткнувшись лбом в пол. На мой затылок встала ступня Ляо Цзы. Так и подмывало дернуть его за ногу и… Но не время, еще не время.

– Что ж, в хороших манерах тебе не откажешь. Можешь встать. Сядь в это кресло и слушай. Семь лет назад я устроился сюда, в Корпорацию, простым курьером. Я был вхож во все кабинеты, во все лаборатории, разнося бумаги, почту, приказы. И никто не мог представить, что я – доктор физико-математических наук.

Ему так хотелось поделиться с кем-то, чтобы восхитились его хитростью и ловкостью. И я послушно изобразил на лице восторг: – Вы водили за нос Донована семь лет!

– До Донована тут был другой, но и тот – полный профан. Ко мне привыкли, не прятали секретные документы, не прерывали при моем появлении важные разговоры. Я не буду утомлять тебя научными терминами и формулами, тебе этого не понять. Пользуясь разработками Корпорации и своими идеями, я сумел сделать так, что новый мощный телепортал, созданный учеными Корпорации, притащил из другого измерения моих зверюшек. А я умею ими управлять. Для этого у меня есть особый аппарат. Такой же аппарат есть и у Саймона. Сейчас он сидит возле телепорта, заставляя зверюшек защищать телепортал, и посылает отряды ко мне. Я заблокировал всю связь на базе. Когда сюда подойдет побольше моих новых подданных, я поведу их захватывать космопорт. Эй, не дергайся, – вскинул Ляо Цзы пистолет, заметив, что я шевельнулся в кресле, – у меня отменная реакция, я много лет занимался ушу.

– Простите, Повелитель, я хотел припасть к Вашим ногам, чтобы выразить благодарность, что такой великий человек решил сделать меня, недостойного, своим помощником.

– Хорошо, я, кажется, не ошибся в тебе. Слушай дальше. Мы захватим челнок и полетим на Землю. Сядем на каком-нибудь старом, заброшенном космодроме. Ты полетишь к Саймону, который к тому времени полностью овладеет базой, за подкреплением. А я со зверюшками спрячусь в тихом месте. Они размножаются со страшной быстротой. Я захвачу какой-нибудь космопорт на Земле, завербую пилотов, и уже десятки кораблей привезут на Землю наши боевые отряды. Завоевав Землю, я получу космофлот. Так что Вселенная непременно будет у моих ног.

Слушая этот «бред сивой кобылы», я думал, что при определенном стечении обстоятельств и некоторой доле везения, это имеет некоторый шанс на осуществление. И, даже, если дьявольский план и провалится, сколько людей может погибнуть… А сколько уже погибло?! Холодная ярость закипала во мне. Спокойно, Серега, еще не время!

– О, Повелитель, позвольте мне спросить.

– Спрашивай, – надуваясь от спеси, разрешил «император».

– Вы не боитесь, что Саймон Гарлинг может использовать Ваш аппарат для управления этими, гм-м, зверями, в своих целях?

– Ха! Ему это не удастся. Я создал около десятка передатчиков команд, рассчитывая, что в будущем у меня появятся помощники. Одному трудно управлять всеми зверюшками. Я присмотрел тут, на базе, одного итальяшку, да он улетел в отпуск, на Землю. Хотя, должен скоро вернуться. А Саймон – он не честолюбив. Ему бы бутылку виски, еще лучше – две, вот и все. Но пока он мне нужен. И потом, мой передатчик, простым нажатием кнопки может заблокировать все остальные аппараты. И Саймона тут же разорвут те, кто еще минуту назад ему слепо подчинялся. И радиус действия моего аппарата в три-четыре раза больше, чем остальных.

– Повелитель, у меня нет слов, чтобы выразить восхищение Вашей мудростью!

– Иди сюда, я покажу тебе действие моего передатчика.

Я медленно, чтобы не спугнуть Ляо Цзы, подошел к стеклянной перегородке, отделявшей центр связи от остальной части большого зала. За мутным, давно не протиравшимся стеклом, маячили две огромные фигуры. Монстры стояли на двух ногах, друг напротив друга. Ляо поднес ко рту небольшую черную коробочку:

– Уничтожьте друг друга.

И тотчас же звери принялись махать когтистыми лапами, вырывая клочья плоти. Челюсти громадных пастей сомкнулись на горле каждого. Триллеры отдыхали. Такого не придумаешь. Сплетясь в смертельном объятии, они стали таять. Проблемы утилизации мертвых тел не существовало. Гигиена.

– Ну, как?

Я собрал все силы для спектакля:

– Вижу, Повелитель, как Вам покоряются миры. Ваши звери снесут любые преграды. («Да одной хорошей водородной бомбы на всех твоих зверюшек хватит!»). Вижу огромный зал, размеры которого теряются вдали, посреди которого стоит величественный золотой, нет, алмазный трон, где восседаете Вы, управляя всей Вселенной!

Глаза Ляо Цзы подернулись мечтательной пеленой. Он уже видел себя на этом троне. Вот теперь – пора!!!

Ребром ладони я жестко ударил Ляо по кадыку, одновременно кулаком другой руки выбивая пистолет. Шанс был всего один, и он не был упущен.

Ляо Цзы хрипел, пытаясь поймать глоток воздуха, выгибаясь всем телом на полу.

Передатчик он продолжал сжимать в руке, но вряд ли смог бы выдавить в него хоть слог. Я понимал, что передо мной психически больной человек. Но цена какой-либо ошибки, или просчета, или случайности была бы слишком велика. Психи, порой, хитрее дьявола. Нельзя было рисковать. Пришло время Лао «платить за плюшки». Подняв колено почти к подбородку, я опустил подкованный каблук на солнечное сплетение несостоявшегося императора Вселенной. И он умер. Но еще не расплатился сполна. Я вынул из пальцев Ляо, не успевших окоченеть, передатчик команд и положил его на стол. Потом начал методично гвоздить ботинком по его лицу:

– Это тебе за всех наших ребят! – Лицо превратилось в кровавое месиво.

– А это – за Валю!!! – Я принялся обеими ногами прыгать на трупе Ляо Цзы, чувствуя, как ломаются ребра, трещат кости и хлюпают, вылезающие из живота, внутренности.

Когда безумная ярость схлынула, я плюнул на труп первого, в моей жизни, убитого мною человека. Рухнул в кресло, ждал, пока перестанет бешено колотиться сердце.

И вдруг до моего слуха, почти отрешенного от внешнего мира, как и все остальные чувства, донесся слабый шорох из-за огромных шкафов, набитых всякими электронными схемами. В одну секунду я был на ногах, держа в одной руке передатчик Ляо, а в другой – свой пистолет, подхваченный с пола.

– Не стреляйте, дяденька, – раздался тоненький, жалобный голосок. И я вспомнил, что рядом со следами Ляо Цзы, в зале, в пыли были видны детские следы.

– Ты кто такой? Выходи ко мне!

Из-за шкафа показалась маленькая, тоненькая фигурка. Это была девочка лет двенадцати-тринадцати. На ней была белая блузка и белые брючки. Впрочем, белой эту одежду можно было назвать с большой натяжкой.

– Здравствуй, прелестное создание. Кто ты?

– Я – Мэри. Мэри Хоккинс.

– Ты дочь мистера Хоккинса?

– Нет, я – его племянница. Сегодня ночью, вернувшись с новогодней дискотеки я хотела лечь спать, но услышала у дяди в кабинете какие-то крики и шум падающей мебели. Потом раздался выстрел. Я бросилась в кабинет и увидела дядю, лежащего в луже крови. Выскочила в коридор, чтобы позвать на помощь кого-нибудь и увидела уходящего по коридору человека. Он почти бежал, и я поняла, что это – убийца. Я пошла за ним, стараясь прятаться, чтобы он меня не заметил. Этот человек привел меня сюда. Наверное, он был очень сильно чем-то озабочен, потому что несколько раз не заметить меня было просто невозможно. Когда поднималась на лифте, он так шумел…

– Да, дитя, тебе невероятно, фантастически повезло, – вздохнул я. Теперь еще и ребенок в нагрузку! Мало мне своих проблем. А ведь отсюда надо выбираться живым и выводить с собой эту малышку. Посмотрим, на что годится аппарат Ляо Цзы.

Я внимательно осмотрел передатчик. Надписи на нем были, но иероглифами, которых я не знал. Две кнопки – красная и черная. Тумблер на боковой панели. На аппарате горел зеленый светодиод. Рядом был красный, потухший. Готов ли передатчик к работе? Сейчас проверим, вон за стеклом центра связи маячат темные фигуры тварей. Поднес передатчик ко рту и сказал в прорези микрофона на корпусе: – Всем отойти назад.

Твари остались на месте, некоторые даже стали приближаться к стеклу, значит, что-то неправильно. Может быть, надо говорить, нажав на кнопку? Но на какую? И вообще это не логично, постоянное нажатие на кнопку занимает руку, напрягая ее. Присмотревшись повнимательней, я заметил, что черная кнопка чуть утоплена в корпусе, по сравнению с красной. Рискнем? Я нажал черную кнопку, она выдвинулась из корпуса передатчика и я снова поднес его ко рту.

– Отойдите назад.

Сработало! Фигуры, подошедшие уже так близко, что я различал налитые кровью глаза и клыки в пастях, стали пятиться в глубину зала.

Красная кнопка, наверное, блокирует другие передатчики, но сейчас не до экспериментов. Надо включить связь на базе. Провозившись около часа возле компьютера, ориентируясь по появлявшимся на экране монитора надписям, сумел снять блокировку. Очевидно часть мощностей энергопитания старого корпуса уходила на блокировку, потому что, после ее отключения, лампы в зале начали тускло светиться.

Мама моя родная! Весь зал был забит тварями. «Крысы», «жабы», «скелеты», «свиноподобные туши» – это были еще цветочки. Кроме них такие были «красавцы» – Боже ж мой!

Но мне некогда было разглядывать этот паноптикум. Достав из разгрузки рацию, нажал на кнопку передачи.

– Иванов вызывает Донована. Иванов вызывает Донована. Майкл, ответь. Прием, – и переключил рацию. Сквозь треск помех донесся далекий голос Майкла:

– Сынок, связи не было. Как ты там?

– Все ОК, Майкл, возвращаюсь. Как слышишь меня? Прием.

– Сынок, высылаю четырех человек тебе навстречу. Прием.

– Майкл, никого не посылай, пусть все стоят на своих местах, сделай только, чтобы патрульный робот с нами возвращался к тебе. Прием.

– Внизу, под корпусом, у робота стоит переключатель. Включи, и робот пойдет обратно той же дорогой. Ты сказал: «С нами», – значит Хоккинс с тобой? Прием.

– Хоккинс мертв. Он лежит в своем кабинете. Со мной его племянница. Извини, Майкл, но на подробности времени нет. Доложу по возвращении. Прием.

– Ждем. Удачи тебе, сынок, – сказал Майкл по-русски. – Роджер. (Конец связи).

– Ну, что, Мэри, собирайся в путь-дорогу. Пора возвращаться.

– А эти?.. – робко спросила девочка, кивая на толпу за стеклом.

– Ты же слышала наш разговор с Ляо Цзы? – Она кивнула, – значит, понимаешь, что пока у меня в руках этот передатчик, они нас не тронут.

Тут я озаботился еще одним моментом: от какого питания работает передатчик. Сзади на корпусе была, как и положено, крышечка. Сдвинув ее, я увидел аккумулятор. Ну, это надолго, но не может быть, чтобы Ляо не предусмотрел такую мелочь, которая может все погубить. Пошарив у трупа в карманах, кроме запасной обоймы к пистолету, нашел связку ключей, электронный ключ от лабораторного корпуса, джипиэску, пропуск, какие-то бумаги, карманный компьютер и три аккумулятора к передатчику.

Вот и все. Можно двигаться в путь. Который надо сначала расчистить. Взял передатчик и приказал: – Уничтожьте всех вокруг себя, кроме тех, кто за стеклом, – я на ходу учился составлять команды, понятные этим чудовищам и безопасные для нас.

Битва началась. У них было кое-что посерьезнее зубов и когтей, и я порадовался, что мне удалось остановить Ляо Цзы.

Засунув за пояс пистолет Ляо, прихватив его запасную обойму (38-й калибр – это несерьезно, да, и мой 45-й против этих зверей смешон, но при оружии как-то спокойнее себя чувствуешь), я разблокировал дверь.

– Пойдем, Мэри, лучше тебе на это не смотреть.

Но девочка, с жестокой усмешкой на губах, смотрела на побоище, а выходя из центра связи, как и я, плюнула на труп Ляо Цзы.

– Это тебе за дядю, желтая скотина.

«Однако, ребенок не прост», – подумал я, но некогда было размышлять об этом. Впереди нелегкая дорога.

В «зале смерти» тоже, после отключения блокировки связи, начали тускло светиться лампы. Я беспрестанно повторял по передатчику:

– Назад, нас не трогать!

Перед нами пятились уже около трех десятков различных «зверюшек». С огорчением, я увидел, что в зале нет останков Вали. Или зверье съело, или я ненароком сжег их плазмометом.

Отогнав тварей в дальний угол зала, я повел Мэри за собой, уже пройденной дорогой. Вот и ремонтная лестница. Я первый ступил на нее и велел Мэри:

– Соберись с силами, держись крепче, не спеши. Лестница очень длинная.

Спустился на пару ступенек, и тут дверь, противоположная той, откуда мы пришли, открылась, и оттуда выскочила какая-то гадина.

– Назад! – успел крикнуть я. Мэри вздрогнула, тварь застыла на месте.

– Назад! – повторил для особо тупых. Тварь попятилась.

– Стой на месте, – приказал ей, – Мэри, спускайся за мной.

Лестница вновь казалась бесконечной. Вскоре Мэри взмолилась:

– Эта проклятая лестница кончится когда-нибудь? Я больше не могу.

– Потерпи, Мэри, все когда-нибудь кончается.

Но через пару десятков ступеней девочка заявила:

– У меня нет больше сил. Я сейчас сорвусь.

– Мэри, миленькая, ну, потерпи, осталось совсем немного.

– Нет, не могу. И не хочу, – капризно-плачущим голоском заявила Мэри.

Тогда я применил прием, используемый в восточных единоборствах и при подготовке солдат элитных подразделений. Поднявшись на пару ступеней вверх, сильно шлепнул Мэри по попке, обтянутой белыми брючками.

– Ползи, вошь! Дерьмо ты собачье! Да любой малыш спустился бы по такой лестнице! Заставить бы тебя вверх по ней подниматься! Сопля зеленая!

– Как ты смеешь, – взвизгнула Мэри, – меня никто еще пальцем не трогал! Я скажу папе и тебя уволят с «волчьим билетом». Ты будешь нищим!

– Ничего ты папе не скажешь! Ты сейчас полетишь вниз и превратишься в кровавую котлету! И сдохнешь, как собака! – Я начал быстро спускаться вниз, слыша сверху шумное сопение девочки. Фокус удался. Когда мы спустились на пол, лицо Мэри было красным от гнева. Она хотела дать мне пощечину, но мне не составило труда поймать ее тоненькую руку за запястье.

– Когда нет физических сил, выручают силы душевные – злость, отчаяние, гнев, гордость.

Девочка задумалась на секунду.

– Так это ты специально?

– А ты думала, что всерьез?

Опять задумалась, потом улыбнулась.

– Здорово ты меня обдурил.

– Пойми, Мэри, другого выхода не было. Иначе бы ты могла действительно ослабеть и сорваться вниз.

Примиренные, двинулись дальше. Я не забывал говорить в микрофон передатчика:

– Назад! Нас не трогать.

И перед нами вскоре собралась толпа монстров. Те, что остались позади, меня не волновали. Повинуясь команде, они оставались все дальше и дальше. Но впереди скапливалось все больше тварей. Наконец, на одном из узеньких мостиков я нашел решение. Скомандовал:

– Всем повернуть налево.

Чудища послушно полетели в пропасть, снеся поручни. Но при этом старый, давно не ремонтировавшийся, мостик пошатнулся, заскрипел разрывающимся металлом, и рухнул в бездонную пропасть вслед за монстрами, и с некоторыми из них, кто не успел выполнить команду.

Да, накомандовал! Ну, и как теперь быть? Достал GPS-ку, посмотреть, нет ли другого пути к выходу из старых лабораторий. А, черт, Валя же говорила, что оставили единственный вход-выход. Так, а это что? Нитка воздуховода ведет почти к самому выходу. Проходит возле коридора у последнего мостика. А как в этот воздуховод попасть? Придется чуть вернуться назад.

Вместе с послушно следующей за мной Мэри, пошел обратно, не забывая повторять по передатчику заветные слова. Вот здесь воздуховод подходит к стене. Но как до него добраться?

– Одна зверюшка с мощными лапами и когтями – ко мне, – отдал в микрофон команду. Не прошло и трех минут, как в коридоре показалась огромная фигура, головой почти упиравшаяся в потолок. Мэри испуганно шарахнулась к стенке. Я был спокоен.

– Нас не трогать. Пробей здесь дыру.

Чудовище играючи оторвало панель облицовки коридора.

– Разорви трубу.

В воздуховоде образовалась огромная дыра.

– Отойди назад и стой на месте.

Он застыл, как изваяние. Я сунулся в воздуховод. Отлично, пройдем.

– Мэри, давай руку, – втянул легкую, как перышко, девочку в трубу. Не очень просторно, но, куда деваться? Больше всего досаждали места соединения труб, где образовывались выступы, служащие ребрами жесткости. Передвигаясь на четвереньках, мы задевали об них коленями. Ощущения – не из приятных, но ни одного стона, ни одной жалобы от Мэри я не услышал. Девчонка держалась неплохо. У меня в одной руке был передатчик, в другой – фонарь. Так что, тоже несладко было.

Вдруг воздуховод пошел вниз, и, если бы не эти чертовы ребра жесткости, мы бы скатились по нему – угол наклона был не маленький. Осторожно спускаясь вниз, я повторял по передатчику :

– Назад, нас не трогать (мало ли какая тварь пролезет в воздуховод и подкрадется сзади к Мэри).

В самом низу маслянисто блестела какая-то жидкость. Ее было немного, она не доходила до верха воздуховода. Но, где она кончается?

– Мэри, стой на месте. Возьми передатчик, говори в него: «Назад, нас не трогать».

Сам спустился к жидкости. Вроде бы вода, но с какой-то пленкой. Взял в руку рацию и пистолет, поднял их вверх, под свод трубы, набрал побольше воздуха в легкие, нырнул в радужную пленку. Через два- три метра оказался на поверхности. Ну, это несерьезно.

Дальше труба воздуховода уходила вверх. А если эта вода радиоактивная? Или токсичная? Вот, как облысею через пару минут! Чуть не захохотал, представив себе эту картину. Стоп! Это уже близко к истерике.

Оставив оружие и рацию, нырнул назад. Взял у Мэри передатчик и бережно переправил его «на другой берег». Крепко ухватив Мэри за руку, рывком протащил девочку под водой. Вскоре мы карабкались наверх по воздуховоду, оба мокрые, в разводах от масла, покрывавшего лужу в трубе.

Здесь надо пробиваться из воздуховода на волю. Лег на бок и со всей силы двинул ногой по стенке трубы. Еще когда ползли, чувствовал, как прогибается подо мной тонкий металл. Поэтому ударов ногой хватило, чтобы проделать в трубе достаточную дыру. Лег поперек трубы, поджал обе ноги к подбородку. Надо выбить панель в коридоре. Удар! Еще удар! Не поддается. Собрав все силы всадил обе ноги в стенку. Даже не дрогнула.

Ну, и что делать? А зачем у тебя передатчик, тупица?

– Вырвать из стены панель напротив меня.

Зазвенела вырванная панель. В коридоре. Но, напротив панели, которую пытался выбить я. Сложно, все-таки, составлять правильные команды.

– Теперь противоположную панель.

Треск разрываемого металла, в стене образовалась солидная дыра.

– Назад, нас не трогать. Мэри, вылезай.

Мы пошли по коридору и, метрах в двадцати от того места, где мы вылезли из трубы, я увидел оторванную от стены панель и большую дыру в воздуховоде. Ну, правильно, здесь они и проникают в старые лаборатории. Приходилось вновь повторять «охранную молитву»:

– Назад, нас не трогать.

Вот он – последний мостик перед выходом из лабораторий. Возле выходной двери стояло несколько чудищ. Им велели идти назад, они и шли, пока не уперлись в запертую дверь. Но как нам подойти к двери?

– Отойдите от двери на шаг. Так. Еще на шаг. Стоять, не двигаться, не шевелиться, нас не трогать.

Мы прошли между тварями, похожими на чучела своей неподвижностью. Вот только эти «чучела» дышали и ворочали глазами. От них исходил какой-то острый, неприятный запах. Прижавшись спиной к двери, я приказал:

– Повернуться ко мне спиной, бегом через мостик.

«Крысы» побежали, свинотварь засеменила трусцой, два гориллоподобных существа заковыляли на четвереньках. Пробежав мостик, остановились перед дверью. Ну, тупые!

– Вперед!

Из дыры в воздуховоде вылезали серые скелеты. В конце коридора маячили какие-то фигуры.

– Всем идти вперед не останавливаясь!

Дойдут до сломанного мостика и…

Приложив электронный ключ к двери, увидел за ней патрульного робота. Ох, ты, мой замечательный! Правда, теперь я могу справиться и без тебя.

Мэри проскользнула в дверь, которая почти тотчас же закрылась.

И вот тогда я осуществил свою мечту – прислонился спиной к закрытой двери, медленно сполз по ней, усевшись на пол. Хотел закрыть глаза. Нет. Такую роскошь себе позволить нельзя.

Надо срочно нейтрализовать Гарлинга. Нажать кнопку блокировки его передатчика? Не хотелось. Если бы Саймон пошел за Ляо Цзы из властолюбия, из корыстных побуждений, из-за каких-то принципов, я бы, не колеблясь, включил блокировку и Гарлинга тотчас же разорвали бы на мелкие кусочки его «подчиненные». Но я интуитивно чувствовал, что Саймон Гарлинг – жалкий, безвольный пьянчуга, которого Ляо использовал как марионетку. Но как сообщить ему, что их игра проиграна?

Должен же был Ляо как- то поддерживать с Саймоном связь. Или они, зная, что связь будет заблокирована, заранее обо всем договорились? И тут я вспомнил, что на столе, в центре связи возле Ляо лежала рация. Значит, все-таки связь была!

Достал из разгрузки рацию. Мэри, присевшая рядом молчала. Видно было, что девочка смертельно устала. А внешний вид у нее был – ой, ё-ёй!

Я настроил рацию на самый край диапазона, там находились резервные частоты, практически не используемые.

– Вызываю Саймона Гарлинга. Саймон, ответь мне, прием.

Хорошим людям должно везти. Аксиома. Значит, я не такой уж и плохой. (Сам себя не похвалишь – ходишь, как оплеванный). Из рации донесся запьянцовский голос:

– А-а-а, это ты, Ляо? А мне тут зверюшки со складика спиртику приволокли. Все пучком, начальник. Держим железную оборону. Все по плану. Я – в норме.

Пробовали достучаться до разума пьяного мужика? И не советую. Потому что его нет, этого разума. Погулять вышел. До опохмелки.

Перенастроил рацию на общую волну, нашел у робота переключатель под корпусом, щелкнул им, протянул руку Мэри:

– Вставай, малышка. Пошли. Осталась самая малость.

Робот бодренько топал впереди, Мэри еле тащилась, расходуя последние силы. Я и сам с удовольствием бы брел, с трудом перебирая ногами. Но плюшки были съедены – надо держаться. Вот и застава у центра связи. Нового центра. Роботы почирикали между собой. Сержант хотел что-то спросить, но я отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Пшел вон, скотина, патронов пожалел!

– Веня, скоро все закончится, – сказал по-русски.– Победа за нами.

Мы обнялись с Петровым, похлопали друг друга по спине.

– Надо, Венчик, еще кое-что подчистить, но финиш близок. Мы будем жить.

– Спасибо тебе, – вдруг сказал Веня.

– За что?

– Не держи меня за дурака. Я, как увидел тебя с роботом и с плазмометом, сразу понял – ты не за выпивкой идешь. Связь разблокировали, значит ты был в старом центре связи. Туда шел чистенький, сейчас – как неделю в грязи валялся. И про победу знаешь. А Папа нам все твердит по рации: «Держитесь, парни, держитесь». Значит, на данный момент, ты знаешь что-то, чего не знает Папа. Раз сказал, что все закончится, значит, ты нас спас. Убил главную тварь?

– Можно сказать и так. Пока, земляк. Я отомстил за русский взвод. А теперь – нам пора идти к Доновану. К Папе. Удачи. Пойдем, Мэри.

– Еще раз спасибо тебе. От всех наших ребят. И за брата моего – спасибо. Ему теперь на том свете легче будет – за него отомстили.– И Веня махал нам вслед рукой, пока мы не скрылись за поворотом.

Роберта с Гансом я тоже не миновал. Им удалось выстоять в этой передряге. Ручных гранат осталось две штуки, патронов к автоматам – несколько магазинов. На них выходили четыре отряда зверей. Часть удавалось загнать огнем назад в коридор. И гранаты спасали ситуацию. Но теперь наступило затишье. Как и Веню, я порадовал их известием, что окончание маленькой войнушки не за горами. Облегченный вздох был мне ответом. К тому же, спустя секунду, к баррикаде подъехал бронированный электрокар, с трудом протискивавшийся по коридорам, привез боеприпасы. Получив ящик гранат и три цинки с патронами, ребята совсем повеселели и начали споро набивать пустые магазины. Пожелав им удачи и получив такой же ответ, мы тронулись дальше. Впереди – робот, позади него бредет Мэри, я, с передатчиком наготове, замыкаю шествие.

Когда до кабинета Донована оставалось всего ничего, меня осенило. Теперь я знал, что надо делать. Поднес ко рту передатчик:

– Приказываю людей не трогать. Не трогать людей. Не убивать людей. Не охотиться на людей.

После чего нажал красную кнопку на своем передатчике. Загорелся красный светодиод. Значит, блокировка сработала? Взял рацию, настроился на волну Гарлинга.

– Вызываю Саймона Гарлинга. Прием.

– Ты почему мне не отвечал, Ляо. Я замучился тебя вызывать. Ты захватил космопорт? Может посылать зверюшек прямо туда?

– Ляо мертв, Саймон. Его передатчик у меня. Я только что заблокировал твой передатчик. Звери тебя не тронут, но и слушаться не будут. Немедленно выключи телепорт. Ваша затея полностью провалилась.

Саймон не отвечал. Слышно было в рацию, как порыкивают, невдалеке от него, звери.

Наконец, почти трезвым голосом, Гарлинг произнес:

– Хорошо, отключаю телепортал. Что со мной будет?

– Это решать не мне. Я – простой солдат.

– Придется покончить с собой.

– Слабак ты, Саймон. Напакостил и убегаешь. Скольких людей вы с Ляо лишили жизни? Не думаешь, что это надо бы оплатить? Твоя жизнь не стоит всех тех плюшек, что ты съел. Поступай, как хочешь.

– Какие плюшки? – ошарашено спросил Саймон. – Ты не хочешь меня отговаривать от самоубийства?

– Саймон, это Ляо страдал манией величия. Не думай, что твоя смерть нанесет непоправимый урон человечеству. Стоило губить столько людей из-за бутылки спирта? На виски не хватало, бедолага? Я сказал – делай, что хочешь.

Ребята мне потом рассказали, что, когда они вошли в пультовую управления телепорталом, Саймон Гарлинг сидел и горько плакал. Пистолет был отброшен в самый дальний угол, патроны из него были вынуты. Что называется: «Не дай Бог, ненароком, в себя любимого, выстрелю». И все же, отключая его передатчик, я не стал лишать его жизни. Нет для человека худшего наказания, чем муки совести (если совесть есть).

С Гарлингом разобрались. Портал отключен. Можно идти к Доновану. Мэри, во время моих переговоров с Саймоном, неподвижно сидела на полу, прислонившись спиной к стене.

– У меня нет сил идти дальше, – заявила она.

Я засунул передатчик и рацию в разгрузку, подхватил девочку на руки. Пронести-то всего несколько десятков шагов. Тоненькие гибкие руки обвились вокруг моей шеи, белокурая (если, как следует, отмыть от грязи) головка легла на плечо.

– Почему ты не принц или, на худой конец, не барон? – Вздохнула Мэри.

– При чем тут титулы?

– Денег у тебя нет, хоть бы титул был. А так, моя семья на мезальянс не пойдет.

Я чуть не уронил ее на пол.

– Какой мезальянс?

– Ну, ты же спас меня. Мог бы на мне жениться. Не сейчас, но чуть погодя.

– Да с чего ты взяла, что я хочу на тебе жениться?

– Я богатая и красивая. На меня уже сейчас засматриваются десятки потенциальных женихов!

– Мэри, боюсь, что я – не из их числа. И женитьба на ком-либо в мои планы не входит. Даже на тебе – богатой и красивой.

– Опусти меня на пол! Во-первых, не на тебе, а на вас! Кто тебе дал право мне тыкать?! Во-вторых, запомни, я – Мэри Хоккинс! Хоккинс!!! Или ты еще не понял?!

Прямо беда мне сегодня с этими «величествами». Ну, что тут скажешь? Молча, повернувшись, я пошел к кабинету Донована. Робот послушно побежал впереди.

– Стой, – крикнула Мэри, топая ногой об пол. Я даже не обернулся. Девочка догнала меня.

– Ты еще об этом пожалеешь, – гневно прошипела она, шагая рядом со мной.

Робот застыл перед дверями. Его миссия закончилась. Спасибо, железный друг. Если бы не ты, неизвестно, как бы все повернулось.

Мы с Мэри предстали перед Донованом – грязные, ободранные и оборванные, уставшие. Майкл аж присвистнул.

– Ну, и видик у вас! Здравствуйте, мисс Хоккинс.

– Привет, – недовольно буркнула Мэри, плюхаясь в кресло и вытягивая ноги.

– С возвращением, сынок, – ласково сказал мне Донован. У тех, кто знал его давно, сейчас бы глаза полезли на лоб от удивления. Только прослужив с Донованом несколько лет я узнал, что ласковые интонации ему полностью не свойственны. Но сейчас Майкл, еще не обладая информацией, знал, что это я спас базу, сотни жизней, совершив что-то невозможное.

– Рассказывай про свои подвиги.

– Да какие там подвиги, просто сплошное везение.

– Не юродствуй, – сказал он по-русски, со смаком выговаривая сложное русское слово, – мы-то с тобой знаем, откуда берется везение и чего оно стоит.

Я начал докладывать, по-военному кратко, без лирических отступлений и никчемушных подробностей. Когда я закончил, Донован шагнул ко мне, разводя руки для объятия, но, тут же, устыдившись своего порыва, сухо сказал:

– Теперь, пользуясь передатчиком, мы можем уничтожить всех тварей. Мэри отведем на ближайший пост. Даже в комнате не безопасно, учитывая, что они идут по вентиляции и через стены. Сейчас зарядим нашего робота патронами, возьмем электрокар с боеприпасами, и – вперед.

– Прости, Майкл, что вмешиваюсь, но у меня есть идея получше. Я точно не знаю радиус действия передатчика, но зверям приказано людей не трогать. Возле телепорта наши роботы. Отдай приказ там всех уничтожить. А я отправлюсь в старые лаборатории и соберу всех зверей в одном зале. Они там будут сидеть смирно, как цуцики. Правда, придется их кормить, чтобы не сдохли с голоду.

– Но, зачем?

– Майкл, ведь придется отписываться конкретно об этой всей истории. С тебя спросят, и нешуточно спросят. А, если мы сохраним для «яйцеголовых» такие экземпляры, тебе многое простится. Или я не прав?

Донован думал несколько мгновений.

– Ты прав, сынок. Я тебе чертовски благодарен. Ты же, в первую очередь, заботишься обо мне.

– Не о тебе, Майкл, а о чести мундира. Я не хочу, чтобы кто-то поливал грязью погибший русский взвод. «Недосмотрели, прошляпили, ох, уж эти охранички!..».

Донован не выдержал. Рванулся ко мне, облапил своими крепкими ручищами.

– Спасибо, сынок. «Трам-тарарам», ты настоящий парень.

– Майкл, так ругаться умеют только русские. Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?

– Я закончил академию в Питере. Ваши ребята поехали учиться в Вашингтон, а нас послали, по обмену, в Питер. Три года я отбарабанил в вашей столице. Первым делом меня научили пить водку под лук и черный хлеб с салом, а потом – материться. За два года до поездки я начал учить русский язык. Но лучше всего научили меня вашему языку ваши девушки. Я очень люблю ваш народ, но, если бы то, что совершил ты, сделал уругваец, индус или кореец, я уважал бы его не меньше. Только, мне кажется, что на такое способны только русские. Ваши ребята обычно работают за пределом человеческих возможностей.

Мэри потащилась за нами. Энергия молодых, порой, потрясает. Отплясав всю ночь, они могут пойти на занятия в колледж, потом играть в баскетбол или теннис, пошляться по магазинам, придти домой, послушать музыку, сделать пару-тройку звонков по видеофону, посмотреть фильм и только после всего этого улечься спать. Эх, «где мои шашнадцать лет?!».

Донован перезарядил робота и мы дошли до самого телепортала. Понурый Саймон Гарлинг стоял уже в наручниках. По дороге нам попался рубеж, где сражались патрульные роботы вместе с охранниками. Кучи, да, что там, горы гильз высились на линии обороны. И не единого трупа врага. Все испарялось, таяло, исчезало.

– Ты прав, – признал Донован, – что можно предъявить комиссии, которая припрется сюда из штаб-квартиры Корпорации? Мудер ты не по годам. Я бы всех этих тварей изничтожил, а потом поди, доказывай, что они были на самом деле. Ведь ни кусочка не остается.

– Всех, кто засел в старых лабораториях, мы сохраним. Мне надо пару человек в помощь и длинную лестницу, чтобы заменить ею разрушенный мостик в старом корпусе. Уж больно не хочется карабкаться опять по воздуховоду. Можешь взять себе передатчик Гарлинга, я сниму с него блокировку. А у Ляо, по его словам, было еще около десятка передатчиков. Может быть, стоит обыскать его жилье?

Донован отправил Мэри домой под охраной трех человек. Мы провели обыск в двухкомнатной квартире Ляо Цзы. Всем, кто отработал в Корпорации больше пяти лет полагалась уже не комната, а квартира. Под кроватью обнаружили небольшую картонную коробку, в которой и лежали передатчики. Я отключил красную кнопку на своем аппарате, в передатчики вставили аккумуляторы. Два человека из отдела по работе с личным составом (что-то вроде местной контрразведки) продолжили обыскивать жилище бывшего доктора физико-математических наук, работавшего курьером. Карманный компьютер Ляо, его джипиэска, ноутбук, записные книжки, различные бумаги – все требовалось тщательно изучить.

А я с командой из семи человек, двух охранников и пяти ремонтников, тащивших секции нового мостика и портативный сварочный аппарат, пошел в старые лаборатории.

Мостик восстановили почти мгновенно. Охранники с ручными пулеметами и гранатометами за спиной прикрывали ремонтников на всякий случай. Хотя, у каждого из них тоже были передатчики, управлявшие зверями. Но когда мостик был готов, дверь в конце его открылась и показалась тварь, охранники дружно вскинули пулеметы, забыв напрочь о передатчиках. А ремонтники бросились бежать.

– Не стрелять! – успел крикнуть я и тут же рявкнул в свой передатчик:

– Назад, нас не трогать!

Здоровенный зверь послушно попятился назад, скрывшись за дверью.

Ремонтников вместе с одним охранником отправил назад, на выход из старых лабораторий, отдав им один из электронных ключей, чтобы могли выйти. А сам двинулся вперед с другим охранником. Через пару часов нам удалось собрать почти всех зверей, пробравшихся в старый корпус. Отставшие, гонимые командами передатчика, подтягивались в зал, где были собраны монстры. Охранник, стоявший рядом со мной, не снимал пальца со спуска пулемета. Его нервозность и напряженность, которые чувствовались, начинали утомлять.

Понимая, что Донован занят приведением базы в порядок, я, тем не менее, вызвал его по рации и попросил прислать мне в помощь ребят с крепкими нервами.

К моему удивлению, Донован пришел сам, приведя с собой четверых человек с передатчиками. Среди них я увидел Веню Петрова и Боба с Гансом, вместе с которыми дрался у вычислительного центра. Этим ребятам можно было верить. Четвертым был громадный детина с лицом законченного флегматика – ничем не удивишь и все «по барабану».

– Смену будут нести по два человека. Двое отдыхают. Мало ли что случится с одним передатчиком, – объяснил Донован и спросил меня, – всех тварей собрал?

– Не знаю, может быть еще пара-тройка подойдет из дальних помещений

Донован с интересом разглядывал сборище чудовищ.

– Кое с кем из этих зверюшек я бы не хотел встретиться один на один без плазмомета, – честно признался он.

– Майкл, я не знаю ни одного психически здорового человека, который бы этого хотел.

– Знаешь, что мне напоминает вся эта история с Ляо Цзы и его зверями. Давным-давно была такая старинная компьютерная игра – «DOOM». Вот там ситуация была похожа на нашу, почти один в один. Тоже была база, которую хотел захватить безумный ученый. Тоже главный герой крошил монстров направо и налево. Но игра есть игра. Там всегда можно было перезагрузиться. Сотни жизней, гора оружия.

– Ну, да, вспомнил. Мне тоже довелось играть в детстве в эту игру. Вот откуда у меня такое стойкое ощущение, что все это со мной уже было.

– Тебе надо отдохнуть. Никому так здорово не досталось за последние полтора суток.

– Какие полтора суток?

– Ты прибыл на базу тридцать восемь часов назад.

– Черт, я совсем не следил за временем. Давай я схожу в старый центр связи, заберу плазмомет. Все же, он за тобой числится.

– Заберут без тебя. Еще надо оттуда труп Ляо забрать. Ты свою задачу выполнил и перевыполнил. Ребятам мясо тащить на прокорм этим скотам, сменять друг друга. Придется проложить сюда постоянную дорожку. Сейчас внизу ремонтники лифт чинят, временную линию электропередач тянут. Говяжьи и свиные туши по ремонтной лестнице не поднимешь.

– А может, это стадо перегнать в новые корпуса?

– Нет уж, пусть лучше будут здесь. Я связался с штаб-квартирой Корпорации, комиссия вылетает через несколько часов. С ними куча ученых. Да, и наши, местные, рвутся поглядеть на монстров. Но я пока не пускаю. Отладим режим охраны, настроим свет, питание зверей, запустим лифты, тогда и подпущу яйцеголовых. А тебе надо в душ, потом плотненько поесть и плотненько поспать. Пойдем со мной, и неврастеника этого с пулеметом с собой заберем.

Я посмотрел, как Веня Петров, отдавая команды по передатчику, подогнал появившуюся в зале зверюгу к общей толпе и, успокоенный, побрел за Донованом.

Лифт, к моему счастью, уже запустили. Боюсь, что не смог бы в очередной раз преодолеть ремонтную лестницу. Усталость начинала брать свое. Схлынуло нервное напряжение, а с ним ушли и поддерживаемые этим напряжением запредельные силы. Ноги подгибались, руки дрожали. «Спать, спать, спать». Без душа и чистой смены белья не обойтись, а вот поесть можно и после сна. Кто спит – тот обедает. Какие, к черту, плюшки?! Хотя за них и сполна заплачено.

А потом прилетела комиссия. И началась раздача кнутов и пряников. Донована сняли с его поста, понизили в звании и отправили в десантники. Число охранников резко уменьшили, увеличив количество патрульных роботов, автоматических пулеметных турелей. Значительно расширили штат отдела по работе с личным составом («ФБР-КГБ»), уволив их прежнего начальника. Донована от увольнения спасли сохраненные звери (прибывшие с комиссией ученые, визжали от восторга), а также то, что его действия по спасению базы были признаны решительными и принесли, в конечном итоге, победу.

Уволили начальника отдела по кадрам. Приказали пересмотреть все личные дела работников базы.

Саймона Гарлинга отдали под суд, ему предстояло ответить за смерть людей на базе. Судьбе его можно было не завидовать.

Мэри Хоккинс улетела домой вместе с председателем комиссии Уильямом Хоккинсом, своим отцом и вице-президентом Корпорации.

Мне сообщили, что комиссия предложила присвоить мне чин лейтенанта. Но Уильям Хоккинс подписал приказ на присвоение мне чина сержанта. Правда, финансовый директор Корпорации, по представлению одного из членов комиссии, издал приказ о награждении меня годовым жалованием. Приказ вышел после присвоения мне нового звания и я получил годовой оклад сержанта, со всеми положенными надбавками.

Все полученные деньги я перевел родным Вали Сомовой. Еще до увольнения старого начальника отдела кадров, я, пользуясь своим положением «спасителя базы», взял у него личное дело Вали, списал адрес ее родителей, отсканировал с личного дела Валину фотографию, которая теперь стояла у меня на столе. Зайти в ее комнату я так и не смог.

Самый большой и шумный бар находился возле казарм охраны. Донован грел в ладони большую коньячную рюмку, в которой маслянисто покачивалась светло-коричневая жидкость. Я, только что сменившийся с суточного дежурства, пил пиво. На мне и на Билли Адамсе, сидевшем за нашим столом, были новенькие сержантские нашивки. Впрочем, представление к новому званию Билли получил еще до инцидента на базе. Адамсу полностью восстановили вырванный кусок ноги. Но он еще слегка прихрамывал. Ему дали двухнедельный отпуск для полного излечения и из тренажерного зала Адамс прямиком топал в бар. Сейчас перед ним стояла бутылка водки и тарелка с селедкой с луком. Он поминал Ваню Свиридова. За каждого погибшего охранника из русского взвода, Билли поклялся выпить бутылку водки. Иногда за день ему удавалось помянуть троих или четверых.

– Вот, что я вам скажу, парни, – начал Донован, не дожидаясь, пока бутылка Билли опустеет, – число охранников сокращают до сорока человек. Командовать будет лейтенант Чарли Бастон.

– Как?! – Аж подпрыгнул на стуле Билли, – это дерьмо? Ему дали лейтенанта?!

– Да, – вздохнул Донован, – он так героически защищал центр связи. И ухитрился вышибить слезу из Уильяма Хоккинса, рассказывая ему, как к их посту вышла грязная и измученная Мэри, которую совершенно не жалел Иванов.

– Вот, скотина, – вырвалось у меня.

– Не знаю, что наплела папочке Мэри, она почему-то была зла на своего спасителя…

– Не захотел к ней свататься.

– Тогда понятно, – протянул Майкл, не без иронии, – задел нимфеточку за больное место. Пренебрег мисс ХОККИНС! Но и Бастон свою руку приложил, точнее, свой поганый язык, к тому, чтобы тебе не присвоили звание лейтенанта. Короче, парни, грядут большие сокращения, здесь останутся те, кто будет исправно лизать задницу Чарли, вроде Тацуи Макимото или Курта Вайсмюллера. Остальных раскидают, кого куда. И уж, поверь, Серега, от тебя Бастон попытается избавиться в первую очередь. Я зову хороших парней за собой в десант. Мне нужны надежные ребята. Многие уже написали рапорта о переводе.

– И я сейчас пойду, напишу, – заявил Адамс, опрокидывая в себя очередную рюмку. Служить с Бастоном не буду ни за какие коврижки!

– Ни за какие плюшки, – поправил его я, – завтра с утра и напишем, Билли. Сейчас, боюсь, буквы разбегутся. Ты до Вани Свиридова помянул Толю Андреева.

За моей спиной раздался громкий бас:

– Парни, за десант!

И восторженный гул голосов.

Я оглянулся. Три стола были сдвинуты вместе. Веня Петров, Боб Робертсон, Ганс Шнитке, Жюль Дюбуа и его неразлучный спутник – верзила Лимонадный Джо – полтора десятка парней сидели за столом, поднимая свои рюмки, бокалы, бутылки и банки.

– За нашего командира – полковника Донована, – провозгласил кто-то, – присоединяйтесь к своим десантникам, полковник.

– Я теперь капитан, – поднял в ответ свою рюмку Майкл.

– Мы быстро сделаем вас опять полковником, – проревел Лимонадный Джо, размахивая бутылкой с лимонадом, – идите к нам, ребята. Мы теперь одна команда!..

И это последний из рассказов об охраннике Сергее Иванове. Мой рапорт о переводе долго не хотели подписывать: «Вас ожидает блестящая карьера, хорошая должность. Зачем вам напрасно рисковать жизнью? Знаете каков процент убыли личного состава среди десантников?» Но потом махнули рукой и перевели. Служба в десанте – это уже совсем другая история.

История вторая. Хвала Иисусу

Эта зелень начинала утомлять. Пилот крутил десантную капсулу над планетой, пытаясь выискать хоть какое-то место для посадки. Если исключить океан, все остальное пространство покрывала буйная тропическая растительность. Полсотни десантников, утомленные бесконечным полетом дремали, прислонившись к обшивке, не выпуская оружия из рук. Случись чего – каждый мгновенно стряхнет с себя эту сонную одурь и…

«… Дыбом шерсть, хвост трубой,

На дороге у меня не стой,

Если встречу тысячу чертей,

Разорву на тысячу частей». *

*Слова А. Хайта.

Но не было места для посадки и нашего десантирования. Майор Донован, командовавший десантом, уже скрипел зубами. Он получил звание майора после экспедиции на планеты Ледового пояса. Билли Адамс вернулся из этой экспедиции лейтенантом с легким ранением руки, что обидно, полученным от своей же пули, срикошетившей от скалы. Веня Петров отморозил ногу, которую так и не смогли спасти. Теперь, с ампутированной ступней, Веня скакал на биопротезе за стойкой бара нашей базы. Пенсии рядового десантника не хватало для того, чтобы прожить на Земле. Еще из этой экспедиции привезли около сотни «двухсотых». Это были самые крупные потери за всю историю десанта. Батальон десанта Корпорация развернула в полк трехбатальонного состава и поговаривали, что, если экспансия Корпорации будет и дальше двигаться по нарастающей, то полк превратят в бригаду, а то, и в дивизию.

Почему командир батальона Донован командовал сейчас всего лишь полуротой, оставалось загадкой. Одним из взводов командовал Билли Адамс, вторым – ваш покорный слуга, в звании сержанта. Мне не удалось попасть на Ледовый пояс из-за операции аппендицита. Всего три дня провалялся в госпитале, а корабль ушел без меня.

– Сажай свою колымагу, – прорычал Донован пилоту.

– Куда? – не менее зло отозвался тот, – если только приводняться в океан. Но там сейчас волна такая, что и перевернуть может. На деревья, что ли, садиться?

– Да хоть на деревья, мать твою, – взорвался Донован, – пятый час уже крутимся, скоро темнеть начнет.

– Придется тогда возвращаться на транспорт, для дозаправки, а с утра опять пробовать, – отозвался пилот.

– Вижу просвет между деревьями, – крикнул один из десантников, от скуки глядевший в иллюминатор правого борта.

Пилот заложил такой резкий вираж вправо, что десантники, сидевшие по левому борту, судорожно ухватились за сиденья, упираясь ногами в пол.

– Есть! – торжествующе выкрикнул пилот, – сейчас сделаю разворот и садимся.

Удивительно, как во время многочасового облета планеты, пилот не заметил такой замечательной площадки. Около километра в диаметре огромная поляна, в самом центре которой возвышался небольшой холм.

Капсула приземлилась возле холма. Десантники посыпались в люк с оружием наизготовку, окружили капсулу кольцом, настороженно осматривая окрестности.

Адамс с пятью людьми взобрался короткими перебежками на холм. Одна пара десантников прикрывала другую, третья под прикрытием второй, выбегала вперед, готовясь прикрывать перебежку первой пары. Вокруг все было спокойно. Ни одной посторонней души. Донован, выставив боевое охранение, приказал устроить лагерь на холме. Грузовая аппарель капсулы опустилась, выехавший оттуда «крот», споро принялся рыть окопы, стрелковые ячейки и укрытия для установки палаток. Десантники разгружали боеприпасы, продукты, бочки с водой, различное оборудование.

К тому времени, как начало темнеть и капсула взмыла в небо, возвращаясь к транспортному кораблю, находящемуся на орбите, лагерь был почти готов. Три ряда колючей проволоки окружали холм. На проход в колючей проволоке был направлен прожектор, палатки установили, затянув маскировочными сетками, четыре станковых пулемета держали под прицелом весь периметр колючки. На самой вершине холма располагались два станковых автоматических гранатомета и автоматическое тридцатимиллиметровое орудие

Люди, получив первые сто граммов «боевых», поглощали хлеб с консервами. Горячее питание наладят с завтрашнего дня. Яркое оранжевое солнце закатилось за деревья и на лагерь наползла густющая тьма. Тихонько зажужжал генератор, вспыхнул прожектор, освещая проход в заграждениях. На этот яркий свет роем понеслись насекомые. Кроме часовых, все расползлись по палаткам. Надо отсыпаться, что будет завтра – неизвестно. Пока что все идиллически тихо, но какая-то тревога была разлита в воздухе. Уж не мотыльков ловить нас сюда послали.

Едва забрезжил рассвет, Донован усадил операторов за работу. Операторы – это элита десанта. Если простого десантника готовят в тренировочном лагере за три месяца, то операторов готовят полгода, а затем еще год стажировки в условиях, приближенных к боевым. Только после этого их ставят на самостоятельную работу. В нашей экспедиции было два оператора, каждый из которых управлял четырьмя «паучками». Экран монитора у каждого оператора делился на четыре части. «Паучки» побежали на восемь частей света: на север, юг, восток, запад, юго-восток, юго-запад, северо-восток и северо-запад. Еще операторы могли управлять беспилотными летательными аппаратами – «осами», но из-за густой растительности, применить их здесь не удавалось. В каждого паучка была встроена видеокамера передававшая изображение окружающей действительности на экран монитора оператора. Не прошло и получаса, как один из паучков был раздавлен каким-то местным животным. Камера успела показать волосатое брюхо и огромное копыто, занесенное над объективом. Соседнему, «южному» паучку повезло больше – он вышел к поселению туземцев. Хижины были сооружены из ветвей и накиданной на них травы. Между хижинами бродили почти голые туземцы небольшого росточка. Среди них встречались воины, вооруженные копьями и луками.

– Лучники, – бормотнул Донован, стоя за спиной оператора, – значит могут стрелять на расстоянии.

– Да, какое там расстояние, шагов двадцать-тридцать, – хмыкнул Билли Адамс, – вот в Ледовом поясе циклопы на триста метров ледяные глыбы бросали, вот это – расстояние.

И тут объектив видеокамеры «паучка» показал середину поселения, где посреди вытоптанной площадки возвышалось распятие с привязанным к кресту человеком. Он явно был мертв, безжалостное солнце высушило его труп почти до костей, но болтавшаяся на ветру длинная седая борода выдавала его принадлежность к белой расе.

– Он? – встревожено спросил оператора Донован.

– Вряд ли, – ответил оператор. – У того борода круглая. Да и роста он небольшого. А в этом не меньше метра восьмидесяти. Вот, юго-западный паучок вышел на еще одно поселение.

И тут же другой оператор доложил о двух поселениях. Одно находилось на севере, одно – на северо-востоке.

– Построить людей при оружии, – приказал Донован.

Через полчаса четыре отряда выступили из лагеря. Перед выходом Донован разъяснил нам задачу.

Четыре месяца назад три религиозных миссионера тайком наняли корабль, высадивший их на эту планету. На двух миссионеров было наплевать, но третий являлся тестем президента нашей Корпорации. И было приказано, во что бы-то ни стало, доставить его назад живым и здоровым. В самом крайнем случае, привезти домой его тело, поскольку было известно, что местное население людоедством не занимается.

Во главе отряда из десяти человек я продирался сквозь густые джунгли на юг. Нас готовили и к худшему. Ни запах гниющей листвы, пружинящей под ногами, ни насекомые, вьющиеся вокруг роем, ни рык каких-то местных хищников, таящихся среди зарослей – ничто не могло остановить десантников. Нам приказано найти Ричарда Хоккинса, шестидесяти трех лет отроду. И мы это сделаем.

Бронежилеты одеты на всех. А вот в шлеме-сфере никто в такое пекло не потащился. На большинстве были камуфляжные панамы с накомарниками. Лимонадный Джо, вооруженный тяжеленным авиационным пулеметом, красовался в самом настоящем тропическом пробковом белом шлеме. Друг Джо – Малыш Жюль, вообще был без головного убора, в его густой курчавой шевелюре застревали и местные мошки и листья, падавшие иногда с деревьев. Каждый из десантников пел в пути свой рефрен, кто вслух, кто про себя. Я слышал, как идущий позади меня Самамба напевает:

– Мы идем по Африке,

Да по жаркой Африке,

Все идем по Африке,

Раз, два, три…

Популярны были строчки:

– Вот идут десантники,

Все идут десантники,

Вот идут десантники,

Раз, два, три…

Смысл особого значения не имел, важен был ритм, помогавший поддерживать высокую скорость движения. Я напевал про себя старинную песню:

«…Группа крови – на рукаве,

Мой порядковый номер – на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!»*

Когда я впервые дал послушать эту песню своим ребятам, с подстрочным переводом на английский язык, они решили, что эту песню написал кто-то из десанта. Я объяснил им, что автор этой песни погиб еще двести с лишним лет назад. Десантники долго не могли поверить. А потом песня «Группа крови» стала своеобразным гимном нашего взвода. А вот наша рота выбрала в качестве гимна песню того же автора «Звезда по имени Солнце».

– Нет, пусть он не служил в десанте, пусть он жил давным-давно, но эти песни про нас и для нас. Этот парень для нас – свой, – говорили все десантники. И, слегка подвыпив, кто на русском языке с акцентом, кто без акцента, кто на английском (перевели с русского, но оригинал считался более близким сердцам десантников), дружно орали хором: «…Он не помнит слово „да“ и слово „нет“, Он не помнит ни чинов, ни имен. И способен дотянуться до звезд, Не считая, что это сон, И упасть, опаленным Звездой По имени Солнце…» **

* Слова В. Цоя.

** Слова В. Цоя

До поселения оставалось немного пути, когда в наушнике, торчавшем в моем правом ухе, раздался голос оператора:

– Вы приближаетесь к сторожевому посту туземцев.

Я поднял вверх ладонь левой руки, чуть выше головы. Отряд, послушавшись приказа, остановился.

– Как их лучше обойти? – тихо спросил я оператора в микрофон, прикрепленный к моему воротнику.

– Отойдите чуть назад, возьмите вправо, – ответил оператор. Но, видимо, он был не слишком опытен, так как предупредил нас слишком поздно.

Я только успел отдать жестами приказ, как из самой гущи окружавшей нас зелени вылетело копье с деревянным наконечником и, стукнувшись об бронежилет одного из десантников, заставило парня покачнуться от сильного удара. Не будь бронежилета, этот острый кол торчал бы у него из груди. В тот же самый момент из зелёнки выпорхнула стрела с оперением, но она даже не смогла воткнуться в левую руку Малыша Жюля, а лишь поцарапала ее. Тем не менее Жюль Дюбуа вдруг сделал шаг вперед и рухнул лицом вниз в прелую листву. Десяток автоматных стволов одновременно выплюнули свинцовую смерть в густые заросли, решетя листья и всех, кто за ними прятался. Спасения не было никому. Даже приникшим к земле, потому что двое десантников грамотно «поливали» нижний уровень.

– Жюль, Малыш, да, вставай же! – склонился над телом Лимонадный Джо. Приложил пальцы к шее друга, нащупывая пульс. И вдруг, страшно заревев звериным рыком, вскочил и принялся непрерывным огнем крупнокалиберного пулемета крушить тропическую зелень, сметая листья и ветки, откалывая щепки от стволов деревьев. Остатком ленты прошелся по верхнему ярусу растительности, так что, если кто и затаился на ветках деревьев, это его не спасло.

– Серега, он мертв, – голос великана был спокойным, хотя руки его тряслись, когда он заправлял в пулемет новую ленту.

– Хомич, Ли, берите Малыша Жюля, – приказал я, и услышав в наушнике голос Донована, добавил, – отходим, ребята. Джо идешь последним, прикрываешь. Тритенко, помогаешь Джо.

– Есть, – ответил бравый хохол, вооруженный помимо автомата ручным гранатометом.

Через час, без всяких помех и происшествий, мы вернулись в лагерь.

Донован, выслушав мой рапорт, вздохнул:

– Вы потеряли одного Малыша Жюля, а капрал Петерсон, который шел на юго-запад – троих. Но я отозвал в лагерь все четыре отряда, хотя Абрамс, шедший на север, и Холидей на северо-востоке никого не встретили и вернулись без потерь. Похоже, нужна более глубокая разведка и другая тактика.

Подошел врач, который только что обследовал погибших.

– У всех четверых остановка сердца. Скорее всего от яда, которым были смазаны стрелы и копья. Мне необходимо сделать анализ крови, возможно, вскрытие.

– Поскорее, доктор, – попросил Донован, – на такой жаре трупы долго не продержишь. Надо их замуровывать в гробы. Пойду вызову грузовую капсулу с транспорта, пусть забирают «двухсотых» и доставят бронетехнику. Операторы, за работу! Мне нужны от вас подробнейшие отчеты к вечеру. Часовых удвоить. Остальным – чистить оружие и отдыхать.

День пролетел незаметно. Незадолго до заката солнца попрощались с погибшими, выстроившись в каре, в центре которого стояли четыре стеклопластиковых гроба, накрытых флагами. Капсула с транспорта задерживалась из-за неполадки с аппарелью, не позволявшей погрузить бронетранспортер и танк. Но Донован приказал устроить прощание сегодня. И салют приказал не давать, чтобы не демаскировать стрельбой лагерь.

Все построились и помолчали минуту, отдавая честь погибшим. И это было еще не самое худшее прощание. Иногда приходилось бросать тела десантников непогребёнными на чужих планетах. В штабе равнодушный писарь отправлял диск с личным делом в архив, внося в компьютер запись: «Убыл по причине смерти».

Все разошлись, оставив гробы стоять посреди лагеря до прибытия капсулы. И только Лимонадный Джо задержался возле крайнего гроба, достал из кармана фляжку и осушил ее. Во фляжке, кажется, был не лимонад, потому что лицо Джо побагровело, на глаза навернулись слезы. Он не пил спиртного, отдавая свои «боевые» любому, кто захочет хлебнуть сверх нормы. С Жюлем Дюбуа Джо служил со времен индо-китайской войны, вместе они пришли в охрану Корпорации, вместе оказались в десанте. Это больше, чем потерять родного брата. Сантименты как-то в нашей среде не приживаются. Все знали, что Джо сейчас нелегко, но его оставили наедине со своим горем. Считали, что так легче.

Доновану же особо скорбеть было некогда. Обругав по дальней связи капитана транспорта, он сосредоточенно слушал доклады операторов. Потом позвал меня и Адамса в свою палатку.

– Капитан транспорта обещает к утру починить аппарель. Как только прибудут танк и транспортер, я с Ивановым выступаю к поселению, где операторы видели труп распятого миссионера. Адамс со своим взводом остается в лагере.

– Есть, есть, – ответили я и Билли. А что мы могли еще сказать? Приказ есть приказ.

– Парни погибли из-за какого-то яда растительного происхождения, который попал в царапины от стрел, – информировал нас Донован, – достаточно самой маленькой раны, чтобы сердце моментально остановилось. Правда, Борисов погиб по собственной дурости, расстегнул бронежилет нараспашку, ему и вогнали копье в грудь. Но сердце у него остановилось еще до того, как копье проткнуло его насквозь. Так что все, кто поедет со мной будут в тяжелых костюмах.

Да, это известие было не подарком. В тяжелом костюме ты неуязвим почти для любого личного оружия, кроме бластера, плазмомета и станнера, но в нем ты неуклюж и неповоротлив. Даже пуля из крупнокалиберного пулемета, всего лишь, сбивает тебя с ног. Но поднимаешься ты долго и медленно, против того, что без костюма, упав, отскакиваешь от земли как резиновый мячик. Кроме неуязвимости у тяжелого костюма есть еще одно достоинство – внутри него встроен кондиционер. В холод можешь включить обогрев, а в жару устроить себе прохладу.

После разговора с Донованом, я пошел в большую палатку, служившую кондиционер. нам каптеркой, среди ряда ящиков, стоявших у стены, нашел свой тяжелый костюм и приволок ящик в свою палатку.

– Завтра с утра не мог? – спросил Адамс, собиравшийся ложиться спать.

– Надо сейчас, – равнодушно ответил я. Не объяснять же Билли, что мною руководит какое-то «шестое чувство».

– Ну, как знаешь, – сказал Билли, укладываясь спать не раздетым и в берцах. Автомат и шлем он положил на надувную тумбочку возле кровати. Кобуру с пистолетом и нож в ножнах с себя не снял. По этому поводу я не задавал ему вопросов, потому что лег спать точно в таком же виде. Позже узнал, что многие ветераны легли в эту ночь спать не раздеваясь и не разуваясь. А некоторые и в бронежилетах. Спать в них, конечно, неудобно. «Неудобно быть покойником», – гласит поговорка десанта. Шестое чувство сработало не только у меня. Силен инстинкт самосохранения.

Лагерь лежал во тьме. Прожектор равнодушно освещал периметр колючей проволоки, задерживаясь на проходе, скользил лучом дальше, давая возможность часовым отслеживать обстановку вокруг «колючки». Хуже нет этих минут, когда сидишь, весь в напряжении, сжимая потными ладонями автомат, убирая палец со спускового крючка на скобу, чтобы нечаянно не нажать на спуск. Нет, ничего не произошло, и вот идет смена, и ты падаешь на свой лежак в палатке, забываясь тяжелым, некрепким, тревожным сном.

Едва первые лучи солнца прорезали предрассветные сумерки, часовой Мика Суомалайнен толкнул Фернандо Лопеса;

– Фер, там люди.

Они вдвоем стояли на посту возле прохода в лагерь.

От опушки леса шли к лагерю две девушки с огромными охапками цветов. Лопес, протерев заспанные глаза, аж взвизгнул:

– Мика, черт меня подери, они же почти нагишом!

Действительно, на девушках были только коротенькие юбочки из листьев. При небольшом росточке, были они сложены очень пропорционально, внешность имели довольно миловидную.

– Мика, это какие-то местные богини! – Шептал на ухо спокойному финну Лопес. Горячая латиноамериканская кровь забурлила в жилах.

– Ах, какие крошки, – истекал слюной Фернандо.

– Стой, стрелять буду! – Хладнокровно приказал туземкам Суомалайнен.

Они остановились у прохода в «колючке» и, улыбаясь, пропели нежными голосами:

– Ни то, го те, си мо.

– Понял что-нибудь? – спросил Суомалайнен у Лопеса.

– Да ты посмотри на их мордашки, на их тела! Какая разница, что они там лопочут, – ответил ему Фернандо, шагнув к девицам и делая им приглашающий, зовущий жест рукой, не нуждающийся в переводе.

– Идите сюда, лапочки мои милые, – позвал Лопес красоток, буквально пританцовывая на месте.

Много тестов проходят десантники, но вот теста на соблазнение нет. Суомалайнена спас его финский темперамент.

– Фер, надо вызывать капрала.

Но обе туземки уже прошли через проход и приблизились к часовым. Мика сделал пару шагов назад, а Лопес – пару шагов вперед. Эти четыре шага и решили ситуацию.

Одна из туземок, по-видимому, не выдержав нервного напряжения, отбросила охапку цветов, взвизгнула: «Са бо!» и воткнула нож, спрятанный в цветах, в лицо Лопесу. Любвеобильный Фернандо тут же рухнул мертвым – яд сделал свое дело.

Вторая метнулась к Суомалайнену, но громадный финн, как и положено десантнику, был ловок. Отпрыгнув в сторону, он распорол меткой очередью прекрасную грудь туземки. И в ту же секунду разрядил остаток магазина в голову убийцы Лопеса.

Наступил краткий миг тишины. Еще робкие, лучи солнца окрашивали верхушки деревьев.

Из палаток выскакивали ветераны, на ходу передергивая затворы, загоняя патроны в патронники. Бежало к Суомалайнену караульное отделение при оружии наизготовку. В палатках «молодняк», матерясь, натягивал штаны и берцы. Донован стоял у своей палатки, готовый ко всему. От опушки леса к лагерю катился коричневый вал. Донован, Адамс и я видели в бинокли, что этот вал состоит из размахивающих копьями, дубинами, топорами, луками, и что-то орущих, туземцев. Их было не много. Их было очень много.

Слово «очень» мы осознали чуть позднее – еще не все туземцы вышли из леса. Не тысяча, несколько тысяч.

– Капрал Петерсон, командуйте взводом, – выкрикнул я, бросаясь к своей палатке. Старый вояка-капрал не должен был подвести.

– Огонь на поражение, – проорал во весь голос Донован. Звонко захлопала «тридцатимиллиметровка», заухали АГСы. Спустя несколько секунд, застрекотали станковые пулеметы. Автоматчики-десантники выжидали приближения противника на эффективную дистанцию поражения. Но Донован уже оценил, сколько туземцев несется на полсотни его солдат.

– Огонь из всех видов! Подствольники в дело! Огонь, огонь, огонь!!! – рявкнул в мегафон Донован, одновременно помогая открывать ящики с обоймами для «тридцатки».

А я, словно дезертир, нырнул в палатку. Открыл ящик с тяжелым костюмом и торопливо принялся облачаться в «рыцарские доспехи». Выскочив из палатки, я поднес к глазам бинокль и стал пристально оглядывать опушку зарослей.

Зеленое, коричневое, зеленое, коричневое, зеленое, коричневое, зеленое, коричневое… Стоп! Вот оно, белое! Засек направление и бросился к колючке…

А вокруг лагеря творилось что-то невообразимое. Горы трупов в набедренных повязках высились и на дальних, и на ближних подступах. Снайперская стрельба была не нужна. Каждая пуля, выпущенная из ствола, находила цель. По трупам вверх карабкались осатаневшие туземцы с диким воплем: «Са бо!». Возле прохода в колючей проволоке возвышалась пирамида из мертвых тел, по которой пытались пробраться живые. Но уже ломились через ряды колючей проволоки, заваливая ее трупами. В ход пошли ручные гранаты. Попробуй, сдержи натиск моря! Перекрывая визг туземцев и грохот стрельбы над полем сражения гудело: «Са бо! Са бо!».

Выбрал я подходящее место в заграждении, где достаточно навалили покойников, чтобы можно было пересечь колючку. И, ступая по мягким телам, перелез за периметр лагеря.

Несколько пуль ударили меня в спину, но это были не крупнокалиберные пули. Лимонадный Джо стоял во весь рост напротив прохода в проволоке, «поливая» из своего авиационного пулемета, громко крича: «Это вам за Малыша!». Один из десантников, оценив огневую мощь Джо, подтаскивал к нему ящики с лентами к пулемету, который заглатывал их с неимоверной быстротой.

Я побежал по полю к опушке леса, наступая и перешагивая через трупы туземцев, убивая всех перед собой огнем своего автомата. Копья и стрелы бессильно стукались об мою «броню», отскакивая от нее, не причиняя мне никакого вреда. На бегу я забирал все левее и левее, чтобы уйти из поля зрения интересующего меня объекта. Туземцы продолжали двигаться на лагерь неостановимой толпой. Меня спасал огонь тридцатимиллиметровки, сеявшей осколочные снаряды веером, и гранаты АГСов, при этом, то один, то другой осколок иногда ударял в меня. Расстреляв второй магазин, прикрепленный скотчем к первому, отбросил в сторону ненужный автомат и понесся вперед безоружным. Патроны в пистолете были мне еще нужны.

«Дыхалки» не хватало, сердце колотилось в груди как ударник пулемета. «Только бы не упасть! Только бы не упасть!».

Я понимал, что, если споткнусь и упаду, а сверху на меня рухнет пара трупов туземцев, то мне уже не подняться. И я бежал. Сил уже не было. Ни физических, ни душевных. Если бы меня сейчас протестировали на медицинском оборудовании, то поставили бы диагноз: «покойник».

Таким живым трупом я подбежал к опушке леса. «Мы все погибли здесь, выполняя приказ. Мы все погибли здесь, выпол…» И тут споткнулся, и упал. Покатился вперед, сбивая с ног выбегающих из зарослей туземцев. Но везение меня не оставило. Ноги попали в глубокую яму и я, почти автоматически, принял вертикальное положение. Невдалеке рванула граната АГСа. Вышагнув из ямы, я бросился вправо. Нет, уже не побежал, а зашагал, на каждом шагу говоря себе: " Иди, сука! Беги, сволочь! Беги, беги, гаденыш!». И перешел на вялый бег. Очередная порция адреналина все-таки пришла. Резким рывком я преодолел сотню метров. Громовой голос «Са бо!» слышался уже где-то совсем рядом. Вот оно, место куда я стремился.

В белом одеянии, почти до пят, внимательно смотрел в бинокль белый, хотя и загорелый дочерна, человек с редкой бороденкой, с длинными волосами, худощавый, среднего роста. Позади него, в почтительной позе стояли четыре крепких туземца, вооруженные копьями. Иногда человек в белом подносил руку ко рту и тогда из мощных динамиков, спрятанных в кустах, раздавалось: «Са бо!».

Я мог бы расстрелять охранников сзади, но боялся ненароком задеть самого главного. «Пуля – дура». Пришлось зайти сбоку. Старый добрый «Кольт» хлопнул четыре раза. Не дожидаясь пока «белый» опомнится, я прыгнул на него, хорошо зная, что позади небольшой откос, и мы скатимся вниз. Главное, оказаться сверху. Ну, кое-чему меня учили. Он еще пытался барахтаться, когда я воткнул пистолет ему в зубы и, откинув забрало шлема, сказал:

– Так, похоже на поясе у тебя мощный мегафон. Прикажи своим коричневым друзьям отойти назад от нашего лагеря к опушке леса. Иначе, умрешь.

– Убивай меня, поганый язычник. Я готов умереть во славу божию, – и крепко зажмурил глаза. Значит, боится.

– Я не просто убью тебя. Сначала отстрелю то, что болтается у тебя между ног, а затем всажу пулю в печень. Умирать ты будешь долго и мучительно. И некому станет проповедовать слово божье местным фанатикам. Давай ори в мегафон, да поскорей.

Стреляю на счет «три». Раз… Два…

Он чуть поколебался и поднес мегафон ко рту. В эту секунду меня сзади стукнули дубиной по голове. Но шлем тяжелого костюма имеет амортизаторы и, даже упав с высоты затылком на камни, голову не повредишь. Не оборачиваясь, я выстрелил назад и услышал звук падения тела.

– Пусть отходят назад, бегом! – приказал я проповеднику.

– Го ро, ни ла, би ва, со то! – торопливо проорал он в мегафон.

– Повтори еще раз.

И снова загремели динамики.

Встав с проповедника, я подождал, пока он поднимется и упер дуло пистолета ему в правый бок.

– Прикажи им всем быстро возвращаться в свои поселения.

– Го ро, ни ла, со то, те ка! – послушно выкрикнул в мегафон мой пленник.

– К нам не приближаться, нас не трогать. Даже, если меня попытаются нейтрализовать, шлепнуть тебя я успею.

– Ли то, ко те, ра до! – крикнул проповедник.

И коричневые тела, замелькавшие в кустах, послушно исчезли в чаще леса, двигаясь в направлении противоположном нашему лагерю. Уф, можно чуть-чуть перевести дух, не расслабляясь, однако, полностью.

– Двигай вперед, – велел я.

– Никуда не пойду. Я выполнил все ваши требования и теперь вы должны отпустить меня.

Хмыкнув, я вырвал у него из рук мегафон, сунул пистолет в кобуру и достал из ножен нож.

– Сейчас, когда ситуация изменилась, ты не отделаешься такой легкой смертью, которую я тебе недавно обещал. Теперь я тебя, в лучшем случае, мелко пошинкую или наверчу в тебе дырок ножом. Ты – военнопленный. Тебя взяли в плен в ходе боевых действий. И самое разумное для тебя – не кочевряжиться, а выполнять то, что велят. Шагай, падла, а то даже и до трех считать не буду!

Он покорно вышел на опушку леса. Я поднес мегафон ко рту:

– Майор Донован, говорит сержант Иванов. Вышлите ко мне двух солдат, чтобы отконвоировать пленного в лагерь, – и поднял руку с мегафоном вверх, обозначая свое место. Впрочем, белый балахон моего спутника служил лучшим ориентиром на фоне тропической растительности.

От лагеря к нам бежали не двое, а шестеро солдат. Глядя, как они спотыкаются о тела убитых, я еще раз похвалил себя за предусмотрительность. Упасть по дороге к лагерю в моем снаряжении было проще простого. Одно дело – нестись, сломя голову, чтобы победить или умереть. Другое – ползти, конвоируя пленного, который менее стеснен в движениях. От пули, конечно, не убежишь, но убивать его вовсе не входило в мои планы.

Приказав двоим солдатам взять за руки и вести в лагерь «мессию», я велел остальным тащить к холму колонки, через которые отдавались приказы туземцам.

С трудом перебравшись через мертвых, подошел к колючей проволоке, которой почти и не было видно из-за наваленных на нее тел. Навстречу мне выскочил Билли Адамс, горячо обнял меня, чуть не танцуя.

– Серега, ты нас спас! Еще бы пару минут и нам пришел «капец».

Обнявшись, мы вошли в периметр лагеря. Повсюду валялись трупы туземцев, кучи стрел, дубин, копий. К нам упругой походкой подошел Донован. Так же как и все перемазаный грязью и пороховой гарью.

– Адамс, вы оставили свое подразделение. Тревогу никто не отменял. Двое суток ареста.

– Есть, сэр! – вытянулся в струнку Билли.

– Майор, есть такая русская поговорка: «Победителей не судят», – вмешался я.

– Это ты победитель, Иванов, – сварливо сказал Донован. Позже наводчик трдцатимиллиметровки рассказал мне, что Папа-Донован, увидев мой «маневр», скинул наводчика с кресла, уселся сам за орудие и, ювелирно владея любым оружием, прикрывал меня осколочными снарядами метров на пятнадцать впереди до тех пор, пока туземцы не ворвались в лагерь. Когда началась рукопашная схватка, тут уж…

Вот и сейчас Папа, похоже, напустил на себя строгость, чтобы скрыть свое волнение и хоть как-то снять стресс. Еще бы, все его люди чуть не полегли под натиском дикарей.

– Разрешите мне отсидеть арест за Адамса, сэр? Пока я там бегал по полю, оставив свое подразделение, он здесь героически сражался.

– Да, ну вас к черту! – выругался Донован. – Адамс, арест отменяю. Давайте сюда этого пророка Иону.

Отдыха не было никому. Хлебнув из фляжек, оставшиеся в живых, трудились не покладая рук. Скинули шлемы и бронежилеты. Таскали трупы, освобождая место для посадки грузовой капсулы с транспорта, болтавшегося на орбите. Раненных туземцев тащили к холму, где доктор вкалывал анаболики, а санитары бинтовали раны. Легкораненых среди них не было, а тяжелораненые находились без сознания. В основном, это были совсем молоденькие юноши. На глазах у десантников, тяжелораненый туземец, увидев их приближение, вспорол себе живот деревянным ножом. В плен сдаваться они не хотели. Такой достойный противник вызывал уважение.

Среди десантников тоже имелись раненные. Не все копья и стрелы были смазаны ядом. Одному из десантников проткнули копьем бедро, но сердце у него не остановилось. Врач сделал укол, наскоро заштопал и забинтовал рану. На Лимонадного Джо насело два десятка туземцев. Кто-то из них сорвал с него шлем и тут же Джо огрели по затылку дубиной. Теперь он сидел с мрачным видом, приложив к голове тряпку со льдом.

В рукопашной участвовали все. Одному из операторов перерезали горло деревянным ножом. Семеро десантников полегли: кто от яда; кого задушили; кого ткнули копьем под бронежилет…

Весь лагерь уже знал, что «тузики» ушли из лагеря благодаря мне. А ведь прорвали периметр и были готовы затоптать бравых десантников. Не умением, а числом. Оторвавшись от дел, подходили ко мне ребята. Смотря по чину и по выслуге лет, то одобрительно хлопали по плечу, то уважительно пожимали руку. Но я работал так же, как и все: носил раненых, растаскивал трупы.

Место расчистили и капсула прилетела. Из нее выполз «крот». Управляемый одним из саперов, стал рыть на опушке леса огромный котлован. Туда и сгребали трупы туземцев, в эту братскую могилу. Стояла адская жара и к вечеру покойники начали бы разлагаться.

Тяжелораненых туземцев разместили в резервных палатках, а то и под открытым небом на одеялах. Некоторые протянут совсем недолго. Ну, чем можно помочь в полевых условиях, если вся печень разворочена осколком снаряда. На доктора и двоих санитаров было жалко смотреть и им помогали, кто чем мог.

Погибших уложили в гробы, торопливо дали троекратный залп. Перенесли гробы в капсулу. Она ушла в темнеющее небо, возвращаясь на транспорт. «Крот» заваливал землей третий котлован с трупами туземцев. Возле прохода в восстановленной колючке стояли танк и бронетранспортер. Один прожектор подсвечивал «кроту», второй скользил лучом по опушке леса, третий освещал проход в лагерь. В лагере шла работа. Солдаты чистили оружие, набивали патронами магазины и пулеметные ленты. Возле колючки ходили часовые. И хотели бы все расслабиться после тяжелого дня, да никак. Донован приказал выдать двойную норму спиртного, но ни одного пьяного я не увидел. Или приберегли на потом, или все ушло на снятие стресса. Мы – солдаты, но не каждый день смерть так явственно смотрит тебе в глаза.

За полночь Донован вызвал меня и Абрамса к своей палатке.

– Завтра выступаем согласно прежней диспозиции: Абрамс охраняет лагерь, а я с Ивановым на БТРе, в сопровождении танка, еду в поселение. «Пророк» едет с нами. Все – в тяжелых костюмах. Если вас интересуют подробности: пророк – бывший штабной офицер. Когда ему надоело таскать по штабу бумажки, он подался в секту бога Куга, где приобрел немалый вес. Он сумел прорваться в эту экспедицию из трех миссионеров разных вер.

– Так они не все в одного бога верят? – перебил я Донована.

– Тот, которого распяли – протестантский священник. Ричард Хоккинс – католик. Ну, а этот… бог у них агрессивный, структура почти военная и даже исламисты рядом с ними – ягнята.

И Донован поведал нам: «С самого начала планету поделили на три сектора – каждой вере поровну. Сектант с помощью нехитрых технических уловок подчинил себе безоговорочно «свой» сектор, научил туземцев делать луки и стрелы, создал войско. И напал на сектор протестанта. Туземцы – не то, чтобы очень воинственные, но послушные. Создавая численное превосходство, сектант завоевывал поселение, быстро обращал пленников в свою веру, увеличивая армию. Так он дошел до границ сектора Хоккинса. Ну, протестанта приказал распять, еще раз подчеркнув этим свою жестокость. Хотел обрушиться всей ордой на Хоккинса, но не тут-то было.

Дело в том, что эту экспедицию святош организовал Хоккинс. Основные средства вложил он. И, если протестант вез с собой кучу библий и крестов, а сектант – кучу технических безделушек, способных поразить туземцев, то Хоккинс умудрился протащить через таможню, скорее всего за взятку, несколько наковален с молотами и кучу тонкой но прочной бечевки. Когда распределяли сектора, Хоккинс выбрал тот, где была железная руда. Он читал отчет о разведывательной экспедиции на эту планету – за деньги возможно все. И в его секторе оказалась и руда, и глина, а уж древесный уголь не проблема.

И когда сектант заслал лазутчиков к Хоккинсу, оказалось, что там вовсю куют мечи, и топоры, и железные наконечники для копий. У сектанта лучники плетут тетиву из лиан, а лучники Хоккинса за сто шагов способны проткнуть стрелой насквозь. Благодаря бечевке у них настоящие боевые луки. Конечно, людские ресурсы у сектанта побольше, но и у Хоккинса – не тысяча воинов.

И тут прилетаем мы. Узнав о нашем прилете, посланник бога Куга, а точнее, его наместник на этой планете, решает разжиться современным оружием. Даже, если потеряет две трети своих воинов, то автоматы обеспечат ему такой перевес над Хоккинсом, что он станет хозяином планеты. Моча власти очень сильно ударяет в голову. Он уже не понимает, что на наше место пришлют других и числом поболее. Если бы не Иванов, нас бы «затоптали». При орудии, пулеметах и автоматах пророк бы победил Хоккинса. Корпорация прислала бы сюда батальон, а то и два, с тяжелой техникой. «Тузиков» бы перебили, пророка повесили, Хоккинса похоронили. Но нам, тем, кто здесь, было бы уже все равно. Так что, еще раз, спасибо тебе, Серега, за все!».

Ранним утром танк, урча мотором, вышел из ворот лагеря. За ним ехал БТР, в котором сидели десять десантников в тяжелых костюмах, Донован и проповедник-сектант. Под прозрачным колпаком на крыше БТРа стоял Лимонадный Джо, равнодушно облокотившись на рукояти спаренного крупнокалиберного пулемета. Танк подъехал к лесу, выпустил по обе стороны от себя дисковые пилы и стал превращать тропу, ведущую в ближнее поселение туземцев, в широкую дорогу, способную пропустить бронетранспортер.

Кондиционер в БТРе работал исправно, так что жары мы не ощущали. Через пару часов неспешной езды по пням и кочкам, въехали в деревню. Водители танка и БТРа были мастерами своего дела. Они провели машины на площадь в середине поселения, не задев ни одной хижины. Площадь была вытоптана босыми ногами в пыль. А на шум моторов сбегались со всех сторон туземцы.

Донован открыл дверь бронетранспортера и внутрь ворвался жаркий воздух. Все десантники принялись крутить на костюмах ручки терморегуляторов. Жаль, что вчера у меня не было времени на это занятие. Может быть так и не запыхался бы. Вот только пока регулировал бы температуру и связь налаживал, убили бы пару десятков человек.

Майор приказал выгрузить из БТРа динамики проповедника, которые мы прихватили с собой. Два солдата вывели из машины наместника бога Куга. Тотчас все туземцы рухнули на колени, склонив головы.

– Прикажите им собрать вождей и старейшин, – велел Донован проповеднику.

– Даже, если сейчас сразу послать гонцов в деревни, то все вожди соберутся дня через два.

– Ладно, вот мегафон, динамики уже подключены. Объявите собравшимся здесь, что белые люди – это их братья, которые не хотят им зла. Скажите им, что они не должны убивать белых людей. Пусть передадут эти слова во все поселения, всем вождям. Отныне все должны жить в мире и согласии.

Проповедник взял мегафон и над площадью загремели динамики. Оператор включил нам автопереводчик. Собранный им словарь вполне позволял переводить простые предложения. Мы убедились, что туземцам было сказано именно то, что требовалось. После своей речи проповедник отключил мегафон и что-то тихо сказал туземцам, стоящим рядом. Я даже откинул забрало шлема, чтобы расслышать слова, но автопереводчик перевел только окончание фразы: «… как можно скорее». Донован подскочил к миссионеру.

– Что ты им там пролопотал? – рявкнул майор, отбросив вежливость.

– Я приказал им идти в соседние деревни и передать мои слова. Вы же об этом сами говорили, – угодливо ответил тот, но в глубине его глаз мелькала злоба.

– И вот еще что, наместник божий, во время нападения на наш лагерь, ваши ребята унесли с собой пять автоматов, два пистолета и один ручной пулемет. Чтобы завтра к утру все оружие вернули в лагерь. Или вам не поздоровится.

– Завтра к утру мы вернем вам оружие, которое успеем собрать. Сейчас же пошлю гонцов во все поселения. Но некоторое оружие может оказаться в очень дальних деревнях. Дорога туда и обратно может занять не меньше двух дней.

– Черт! – Донован задумался, – в этом поселении есть что-нибудь?

Проповедник повернулся к туземцам и громко крикнул:

– Ти ра, ма го, ви ро?!

«Есть ли у вас оружие белых людей?!», – услужливо перевел автопереводчик. Туземцы пожали плечами и отрицательно помотали головами. Все-таки жесты на многих планетах схожи. Никто ничего не сказал.

– В нападении участвовали воины из сорока поселений. Может быть часть оружия завтра к утру и принесем, – пробормотал миссионер.

Я заметил, что толпа вокруг нас состоит из одних мужчин. Ни женщин, ни стариков, ни детей. Только воины. Хотя, может быть, таковы особенности их строя – все дела решают только мужчины. И вдруг услышал в шлеме щелчок переключателя индивидуальной связи. Меня звал Лимонадный Джо. Я быстро подошел к БТРу, где за пулеметом стоял Джо, готовый ко всему.

– Что ты хотел, Джо?

– Вам там внизу не очень заметно, а я сверху вижу, как толпа редеет. Около двух сотен человек «уползли» потихоньку за хижины.

– Молодец, Джо, сейчас доложу Папе.

Подойдя к Доновану, я сообщил ему о наблюдениях Джо.

– Куда уходят люди с площади, проповедник? – спросил майор.

– Часть ушла гонцами в соседние деревни, а часть – на охоту и на рыбалку. Людям ведь надо что-то есть, – спокойно ответил тот.

Донован успокоился внешне. Но его, как и меня, как и всех наших солдат, тревожила волна тяжелой злобы, исходившая от собравшихся туземцев. Может быть дело в том, что у них вчера убили у кого – брата, у кого – сына. На некоторых туземцах видны самодельные грубые повязки – следы легких ранений.

В конце концов, Донован махнул рукой – ну, не истреблять же их всех.

– Ребята, по машинам! Проповедник, попросите ваших людей отойти. Бронетранспортеру надо развернуться, можем кого-нибудь зацепить. Завтра утром жду оружие. И помните про наш уговор.

Труп миссионера-протестанта давно уже сняли с креста и уложили в БТР. Танк развернулся на месте, задрав кверху пушку, чтобы не зацепить хижину. БТР осторожно елозил взад-вперед, поворачиваясь на 180 градусов.

БТР и идущий позади него танк качались на кочках лесной дороги.

– Оператор, паучка к площади подгони, – приказал Донован, – пусть попробует послушать, что там «божий человек» вещать будет.

– Уже сделано, – откликнулся оператор, – сейчас переключу микрофон на вас. И еще: впереди, на дороге ведущей к лагерю, туземцы роют яму. Судя по всему, будет широкая и глубокая. Наверное, по вашу душу.

И тут мы услышали в шлемах голос проповедника: «Дети мои, чтобы вернуться к вам, мне пришлось обмануть белых собак. Бог Куг велик, он не допустил моей смерти. Завтра подойдут воины из других поселений. Вместо одного автомата, у нас будет шесть. Автоматчики, которых я обучил, будут обстреливать лагерь белых. Остальные навалятся с другой стороны. Если умеешь стрелять из автомата, выстрелишь и из пулемета, я покажу как. Сейчас я поставлю всем задачу на завтра. Гонцы уже отправлены во все деревни, чтобы к утру собрать воинов…».

– Яму роют на выходе дороги из леса, а сейчас начали копать на въезде в поселение, – доложил оператор.

– Вот сучий потрох! – выругался Донован. – Чанг, разворачивай танк на деревню. Иванов, Суомалайнен, Ли, Тритенко – со мной на броню. Петерсон, гони БТР до выхода из леса, перебей тех, кто останется в живых. Адамс, координаты у оператора, шлепни по яме полсотни снарядов из «тридцатки».

– Есть, есть, есть, – еще звучали в шлеме разные голоса, а Чанг, умудрившись не порвать на пнях гусеницы, ловко развернул танк. Пять человек облепили башню танка и он понесся по ухабам. Теперь главное – не сорваться с брони.

– Чанг, включи глушитель, – приказал майор. Скорость танка стала немного ниже, зато практически исчез звук мотора.

Перед въездом в деревню, орудовали чем-то похожим на мотыги, полсотни туземцев. Увидев несущийся танк, они бросились не в деревню, а в чащу леса, что нам весьма было на руку. Танк перевалился через неглубокую еще яму и ворвался в просвет между ближайшими хижинами. На поворотах нас швыряло, как тряпичных кукол. Не зря все же заставляют нас на базе потеть в тренажерных залах. Любой недесантник улетел бы в сторону метров на… Мы же, вцепившись в стальные ручки на башне танка, только ругались про себя.

А на площади вовсю орали динамики – мессия, очевидно, задался целью ввести своих слушателей в фанатический транс. Когда из-за хижин выскочил танк, туземцы сыпанули в стороны, а проповедник застыл столбом на месте. Его выпученные глаза и отвисшая челюсть говорили сами за себя.

– Но, как?.. Не понимаю. Я же проверил сканером. На мне нет никаких «жучков». Микрофон и динамики «чистые», – не отнимая ото рта мегафон растерянно проговорил он и динамики разнесли его слова над площадью. А затем он повернулся, подхватил свое одеяние рукой, задрав его выше коленей и бросился к ближайшей хижине.

Донован молниеносно выхватил из кобуры пистолет, грохнул выстрел, и проповедник со всего маху рухнул в пыль.

– О, моя нога! – взвыл он. Мы впятером подошли к нему. Танк урчал мотором, готовый начать наматывать «тузиков» на гусеницы. Но туземцы не двигались с места. Тритенко и Суомалайнен взяли проповедника под руки, поставили вертикально. Донован поднял из пыли мегафон.

– Оператор, включи-ка мне автопереводчик с нашего на местный язык.

И над площадью загремело:

– До ке, ла не, ви ре, бо Ку, ми оа. Ка ро? Ло па.

«Ну и речугу закатил им Папа», – подумал я. Нам было непонятно. Оператор забыл подключить нас к переводчику.

Туземцы двинулись всей толпой вперед, нам Донован приказал идти позади. Замыкал шествие тихонечко ползущий танк. Солдаты почти несли проповедника на руках, хотя было не похоже, чтобы пуля перебила кость. Ерундовое ранение, мог бы и сам хромать. Но Донован не разрешил его перевязывать.

– И так сдохнет, – мрачно процедил майор, после чего миссионера затрясло.

Сразу за деревней была поляна. Там и стоял алтарь бога Куга. Шестиметровая статуя, вылепленная из глины, представляла из себя чудище с огромными выпуклыми глазами. Приплюснутый нос с вывороченными ноздрями и широченная пасть с клыками, выступающими ниже подбородка. Чудище сидело на заднице, колени согнуты и широко разведены в стороны. Короткие, толстопалые руки лежали на коленях. А между раздвинутых колен торчал огромный фаллос. Мерзость жуткая.

При виде статуи бога наш пленник встрепенулся и заорал дурным голосом:

– Та Ку, Ку ло!.., – но здоровенный кулак Донована вынес ему все зубы. Может, и челюсть сломал.

– Вякнешь еще чего, язык отрежу, – пригрозил майор.

Перед статуей лежал огромный камень с плоской поверхностью, отполированной почти до блеска. И все же на камне были небольшие впадины, в которых виднелась засохшая кровь. За камнем, который явно был жертвенником, выложен круг из камней. Земля в круге была выжжена. И на этой черной земле белели кости и черепа. Человеческие черепа.

– Та-а-ак. Людей, значит, в жертву приносите? И, судя по размерам черепов – детей, – зловеще протянул Донован.

– Только девочек, только девочек, – шепелявя, забился в руках солдат проповедник

– Хоть девочек, хоть мальчиков, хоть дедушек, в твоей судьбе это уже ничего не меняет, – тон нашего командира говорил о многом.

И тогда миссионер завизжал. Так, визжащего, его и усадили на глиняный фаллос. Полипропиленовый трос, взятый из танка, надежно спутал «мессию» по рукам и ногам, втиснув в расселину между коленями статуи. Проповедник даже не мог брыкаться и ерзать. По лицу его текли слезы, перемешиваясь с соплями и кровью. Зрелище было довольно неприглядное.

– Вот он, ваш пророк, полюбуйтесь, – сказал Донован туземцам на местном наречии. Те удрученно молчали. Как и у многих первобытных народов, у них считалось важным достойно принять смерть.

Донован велел всем отойти подальше от статуи. Туземцев вообще отогнал за хижины, пусть из-за них выглядывают.

– Хэррис, – приказал он наводчику танка, – влупи фугасным в эту сволочь.

Стопятимиллиметровая пушка танка подвигалась, улавливая цель. Замерла. У Хэрриса глаз – алмаз. Он из своей пушки в консервную банку попадает за километр.

– Огонь!

Первым снарядом Хэррис разнес вдребезги жертвенный камень, второй послал куда велели. Осколки камня и глины пробарабанили по броне. Кто-то из туземцев вскрикнул, похоже, зацепило осколком. Когда дым от разрывов растаял, на месте жертвенника и статуи курились дымком две воронки. Даже клочка белой материи не осталось. Мелкие куски мяса раскидало по окрестным кустам.

– Браво, Хэррис, – похвалил майор и обратился к туземцам, – покажите, где жилище этого…

Два туземца провели нас по широкой тропинке мимо воронок в чащу леса. Неподалеку был построен бревенчатый домик. Перед входом стоял на часах крепыш с копьем. Он был напуган близкими взрывами. Увидев нашу процессию, испугался еще больше, но решительно выставил вперед копье. Донован рукой отвел копье в сторону и шагнул в дверной проем. Один из наших проводников что-то объяснил стражу и тот понуро отошел в сторону.

В домике была всего одна, но очень просторная комната. Грубо сколоченный стол, на котором стояла электроплитка на аккумуляторах (заряда хватает на год), нехитрая кухонная утварь. Широченный топчан из обтесанных бревен, покрывала перина. Над топчаном натянута противомоскитная сетка. Постарался сектант создать себе максимум удобств. Похоже, бог Куг не признавал «сухого закона». На широком подоконнике, за неимением бара были выставлены бутылки с виски, джином, коньяком. А под подоконником стояла двадцатилитровая пластиковая канистра со спиртом. В дальнем углу комнаты были сложены пять автоматов, пистолеты, ручной пулемет. Там же стоял металлический ящик, запертый на внутренний замок. Донован выстрелом выбил замок. В ящике лежал автомат и четыре снаряженных магазина к нему. Тритенко нагнулся и выволок из-под топчана ящик с патронами. Ящик был наполовину пуст. На россыпи патронов лежали две ручные гранаты. Значит, не только Хиггинс дал таможенникам взятку. Пол-ящика патронов были, вероятно, израсходованы на обучение туземцев стрельбе из автомата.

Мы вытащили оружие и патроны, погрузили их в танк. Спирт хозяйственный Донован велел забрать с собой. А бутылки со спиртным побросали в воронку от снаряда и перебили автоматной очередью. Ли предложил спалить домик «пророка», но Донован не разрешил.

– Пусть стоит. Глядишь, кто-то и поселится. Все-таки, труд в него вложен.

Узнав у туземцев, кто из них главный в поселении, Донован проговорил с ним не менее получаса. Видимо, им удалось разрешить все проблемы. Когда мы разместились на броне и танк тронулся с места, туземцы вслед прокричали что-то весьма дружелюбное.

– Ну, ей-богу, дети малые, – услышал я в шлеме голос майора.

БТР ждал нас возле выхода из леса, за ямой, которую так и не докопали туземцы. Однако, танк преодолел ее не без труда. Если бы оператор нас не предупредил, то могли нам устроить вполне качественную ловушку. Вокруг ямы виднелись воронки от снарядов «тридцатки». Петерсон доложил, что все в порядке. Мы двинулись к лагерю. Теперь, с брони танка я хорошо видел, во что превратилась прекрасная поляна, посреди которой расположен лагерь. Вся трава была вытоптана сотнями ног. Земля изрыта десятками воронок от снарядов и гранат. Повсюду валяются обломки копий, луков и стрел, брошенные дубины и топоры. На опушке – гигантские захоронения погибших туземцев. Ночью там пытались поживиться хищники. Их отпугивали светом прожектора и сигнальными ракетами.

Да, уж, испоганили всю первозданную красоту.

Танк и БТР вкатились в лагерь. Все, участвовавшие в походе, тут же, возле машин стаскивали с себя осточертевшие тяжелые костюмы. Сняв костюм, я плюхнулся на землю и с наслаждением закурил сигарету. Подошедший Адамс, не говоря ни слова, протянул мне запотевшую банку пива. Я осушил ее одним глотком.

– Спасибо, Билли. И что бы я делал без тебя?

– То же, что и я без тебя. Сдох бы.

Мы посмотрели друг на друга и весело захохотали. Солнышко припекало, небо голубело, птички пели.

Глядя на нас, захохотал басом Суомалайнен, которого снабдил ледяным пивом земляк Пекконен. Залились смехом Ли, Чанг и притащивший им холодную минералку Йонг. Хохотал Лимонадный Джо с бутылкой холодного лимонада в руке. Капрал Петерсон сначала по-скандинавски сдержанно улыбался, но, поддавшись общему настроению, «заржал», обнажая крупные желтые зубы. Хохот волной прокатился по лагерю. Посмеивался оператор, не отводя взгляд от монитора. Смеялись часовые, продолжая наблюдать за лесом. Папа Донован, разминавший затекшие пальцы (кто сидел на тряской броне – поймет), ловко поймал брошенную ему банку пива, откупорил ее, сделал пару глотков и присоединился к общему хохоту.

Сходили ребята в поселение. Все вернулись живыми и здоровыми. Вчера повезло остаться в живых. Вот и наступила нервная разрядка. Отсмеявшись, занялись рутиной: чистили оружие, укладывали в ящики костюмы. Хэррис чистил танковую пушку, Чанг регулировал двигатель. Те, кто оставался в лагере, приставали с расспросами: как там, да, что там? Тем, кто оставался в БТРе, тоже было интересно, чем все закончилось. Но Суомалайнен и Ли были ребятами немногословными. К Доновану не полезешь с распросами. Поэтому в центре внимания оказался Лёня Тритенко. Окруженный тремя десятками слушателей, он заливался соловьем, сияя улыбкой:

– Нас всего пятеро, а вокруг сотен пять тузиков. Ну, думаю, если хором навалятся, тут и танк не поможет. Но Папа грамотно с ними разобрался…

Я оставил Лёню пожинать славу и пошел в свою палатку. Переодевшись и напялив бронежилет (войну никто не отменял), прошел на склад, достал из холодильника еще одну банку пива. Прихлебывал мелкими глотками. Пора идти к Папе, узнавать о дальнейших действиях.

Донован стоял возле оператора и что-то ему диктовал. Когда я подошел, они заканчивали.

– Подпиши: майор спецполка Корпорации М. Донован. Вложи паучку между антенн, пусть тащит в то северное поселение, где ты видел Хоккинса. Второй паучок должен сопровождать первого и следить, чтобы тот не потерял послание.

– Будет сделано, сэр, – ответил оператор.

Я козырнул Доновану.

– Оружие почищено, костюмы уложены, бронетехника в порядке. Ребята готовы к новым подвигам во славу Корпорации, сэр.

– Сегодня подвигов больше не предвидится. Всем отдыхать, кроме часовых и оператора.

– Вот так всегда, – обиженно проворчал оператор.

– Мюррей, ты один у нас остался. Кто же виноват, что твоего напарника убили? И жалование у тебя вдвое больше, чем у простого солдата. Вернемся на базу, попрошу для тебя трехмесячный оклад, – утешил оператора Папа.

Услышав про премию, Мюррей веселее застучал по клавишам. А Донован пошел к радиостанции.

Через два часа, которые мы провели в блаженном ничегонеделании, пришла с транспорта грузовая капсула. Тех солдат, что дремали в палатках, Донован велел разбудить. Толпясь возле палаток, десантники недоумевали: что привезли с орбиты? Воды еще достаточно, «двухсотых» вчера отправили.

Сначала Донован приказал погрузить гроб с останками миссионера-протестанта. Затем из капсулы выкатили огромный деревянный бочонок. Вынесли специальные козлы и установили на них бочонок. В днище бочонка был вделан краник. Из капсулы вынесли четыре больших алюминиевых контейнера. После чего аппарель капсулы поднялась и она взлетела. Возле бочонка, стоявшего у подножия холма, расстелили громадный брезент. Повар с помощником притащили подносы с нарезанным хлебом и десятка три пустых подносов. Накидали пачки салфеток. Поставили полсотни кружек. Мы еще пока ничего не могли понять. Дневная жара начинала спадать. Подходило время ужинать.

К Доновану, стоящему у брезента, подошел оператор.

– Послание отдали в руки Хоккинсу, сэр. Паучок проследил.

– Хорошо, Мюррей. Можешь на сегодня тоже быть свободен. Доктор, – окликнул майор врача, – как у вас дела?

– Восемь туземцев умерли от ран, их похоронили рядом с остальными. Пятнадцать человек выживут. Наши трое раненых уже могут передвигаться, кроме Смита, раненного в бедро. Этот еще дня три пролежит.

– Скажите санитарам, чтобы перенесли Смита к брезенту, вколите тузикам анаболики со снотворным и присоединяйтесь к нам. Вам здорово досталось за последние сутки. Адамс, Иванов, всех людей, кроме часовых, позвать сюда.

Солдаты собрались вокруг брезента. Повар успел выставить на брезент бутылочки с кетчупом, солонки, баночки с горчицей и с майонезом. Все поняли что ужинать будем не за длинным пластиковым столом под полотняным навесом, где помещались десять человек и есть приходилось по очереди.

Донован подал повару знак, тот взял большую двузубую вилку и открыл алюминиевый контейнер, доставленный с транспорта. Восхитительный запах жареной говядины разнесся в воздухе. Повар стал цеплять вилкой огромные дымящиеся куски прожаренного мяса с аппетитной корочкой и укладывать их на подносы. Его помощник взял кружку, подставил под краник на бочонке. Красная струя полилась в кружку и к запаху жаркого примешался тонкий аромат вина.

– Ножи у всех имеются, – сказал Донован, – мясо лучше есть руками, вина на всех хватит. Прошу к столу. Вы это заработали.

Весело гомоня, все стали усаживаться вокруг брезента. Ай, да Папа, устроил своим ребятам праздник! Первая кружка вина – майору. Вторую протянули мне, но я передал ее Смиту. Вот и у каждого в кружке плещется вино. Донован поднял свою кружку и все притихли.

– Первую, как положено, за тех, кого сегодня не хватает за нашим столом, – негромко сказал Донован. Все помолчали немного и, не чокаясь, выпили. Виночерпий споро принялся наполнять кружки. Остро наточенные ножи кромсали говядину. Вегетарианцев среди нас отродясь не бывало. Говядину жарили на транспорте в большом жарочном шкафу. Наш повар и за сутки бы не управился. Мясо нежное, сочное. Соли, поливай кетчупом, мажь горчицей или майонезом. Или просто так ешь.

Вторую выпили за победу, за удачу, за успех. Насытившись, Лимонадный Джо и еще трое непьющих парней пошли сменить часовых, чтобы и те могли поучаствовать в общем пире. Когда мясо на подносах подходило к концу, повар открывал следующий контейнер.

Краник на бочонке почти не закрывали. Пили за Папу, за сержанта Иванова, за десантников вообще и в частности. Как водится, общий разговор распался на частные воспоминания о войне в джунглях, в пустыне, в снегах.

«Бойцы вспоминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они…»

Стемнело, включили прожектора. Бочонок опустел. Говядины наелись «до отвала». Пора и на боковую. Я дошел с Донованом до его палатки.

– Знаешь, Серега, – вздохнул майор, – может это и жестоко было – расстреливать его из пушки. Но, если бы мы приволокли его на базу, им бы занимался комитет по религиям. Секта бога Куга – богатая и влиятельная. Может быть, и отмазали бы. И полетел бы он на другую планету гадить. Ибо, сволочную натуру уже не переделаешь. Прав я был?

– Прав, Майкл. Я тебя в этом вопросе полностью поддерживаю.

– Спасибо, Серега. Посмотрим, что ответит Хоккинс на мое послание. Я предложил ему завтра вступить в переговоры. День завтра будет не из легких, в психологическом плане.

Пойдем, поспим. Караулы менять не забудь.

На рассвете всех разбудили выстрелы и вопль часового: «Туземцы!». Плохих предчувствий у меня вчера не было и мне, как и всем, пришлось запрыгивать в штаны, натягивать берцы, накидывать на одно плечо бронежилет, на другое – ремень автомата и на ходу застегивать пояс с кобурой и ножом.

Часовой стрелял в воздух. От опушки леса с северной стороны шли два туземца, размахивая белым флагом.

– Чё орешь?! – дал пинка часовому-первогодку капрал Петерсон, – мог бы и одного меня вызвать, а не палить сдуру. Четверо часовых двух тузиков испугались?!

Туземцы дошли до колючки и двинулись вдоль нее к проходу. Донован встретил их на входе в лагерь. Они передали майору сложенный вчетверо лист бумаги. Прочитав его, майор достал авторучку и что-то написав на листе протянул туземцам. Те, взяв бумагу, поклонились, произнесли: «Ха Ии!» и зашагали обратно тем же путем.

– Через два часа прибудет Хоккинс, – сказал мне и Адамсу майор, – быстренько наведите порядок в лагере.

Десантники кинулись убирать брезент, оставшийся после вчерашнего пиршества, прятать бочонок и козлы на склад. Солдатам было приказано одеть чистую форму, побриться, то есть выглядеть «на все сто». Повар вовсю суетился на кухне. Всех быстро накормили завтраком, состоящим из кофе и сандвичей с холодной говядиной. Желающие могли сами разогреть мясо в микроволновке. Повару было некогда нами заниматься, он готовился к приему Хоккинса.

– Тузики идут, сэр, – доложил майору часовой с северной стороны.

Донован подозвал меня и Адамса:

– Будете участвовать в переговорах. Оденьте по наушнику, оператор будет переключать автопереводчик. С Хоккинсом будут туземцы, местные власти, так сказать. И с юга вожди должны подойти, я насчет них вчера договорился. Но, главное – надо уговорить Хоккинса лететь с нами. Любой ценой. Я же не могу огреть его по башке и привезти в наручниках на базу. За это сразу рядовым сделают, а то и чего похуже. Вся надежда на тебя, Серега. Ты у нас умеешь выручать из нештатных ситуаций. Исхитрись, придумай что-нибудь.

– Постараюсь. Но, если старик окажется упрямым и вздорным, ничего не получится.

– Чем смогу – помогу. Еще и подпоить его слегка попробуем. Есть у меня кое-что в запасах, – подбодрил меня Донован.

Билли благоразумно молчал. Не его это дело – переговоры вести. Только, звание обязывает. Придется Адамсу присутствовать с умным видом.

Процессия из полусотни человек приближалась к входу в лагерь. Впереди шли десять копейщиков и солнце играло на металлических наконечниках их копий. За копейщиками следовали два туземца в белых балахонах, а за ними восемь носильщиков несли носилки, в которых кто-то сидел. Но под балдахином, скрывавшим пассажира от лучей солнца, было трудно что-либо разглядеть. Носилки сопровождали десять меченосцев. Каждый нес в руке деревянный щит, обтянутый кожей, на бедре у каждого – меч. Последними выступали двадцать пять лучников с внушительного вида боевыми луками и с колчанами, полными стрел.

Вооруженные воины остановились возле прохода в колючей проволоке. Носильщики бережно опустили носилки на землю. Оттуда вышел невысокий полный человек, облаченный в белоснежную рясу. Седая борода коротко подстрижена, волосы острижены совсем коротко. Сопровождаемый двумя туземцами в балахонах, он довольно бодрым шагом прошел в лагерь. Навстречу ему спешили Донован, Адамс и ваш покорный слуга.

– Здравствуйте, мистер Хоккинс. Рад видеть вас в добром здравии, – козырнул наш Папа священнику. – Разрешите представиться: майор Донован, а это мои офицеры – лейтенант Адамс и сержант Иванов.

Хоккинс обменялся рукопожатием с майором. Протянул руку Адамсу и тот осторожно пожал ее своей громадной коричневой лапищей. Когда Хоккинс, с едва заметной иронической улыбкой подал мне руку, на пальце которой сверкал перстень с большим бриллиантом, не меньше пятнадцати карат, я взял его пухлые белые пальцы и, низко склонившись, поцеловал руку.

– Я вижу, что некоторые из ваших офицеров отменно воспитаны, майор, – заметил священник. – Ну, что ж, где будут проходить переговоры?

– Прошу, – показал на холм Донован и двинулся впереди всех, стараясь идти не очень широким шагом. Туземцы шли по обе стороны от Хоккинса, почтительно поддерживая его под локти.

Мы подошли к навесу, под которым обычно обедали десантники. Белый пластиковый стол был вычищен до блеска. На столе стояли различные закуски – от холодной говядины, которую повар нашпиговал чесноком и специями, до нескольких видов сыра. Огромная ваза с фруктами наполнена бананами, грушами, яблоками, виноградом. Для полевых условий стол был великолепен. А из жарочного шкафа, стоявшего неподалеку, доносились дивные ароматы.

Я подошел к приготовленному для Хоккинса креслу и отодвинул его, чтобы священнику было удобнее сесть.

– Благодарю, сын мой, – ласково произнес Хоккинс и предложил мне сесть слева от него. По его правую руку сели туземцы, а Донован и Адамс расположились напротив.

– Боже мой, как давно мне не доводилось есть земной пищи, – вздохнул Хоккинс. – Моих припасов хватило на месяц, а затем пришлось привыкать к местным блюдам.

– Не откажетесь ли вы выпить для аппетита, святой отец? – спросил Донован. Я, между тем, наполнял блюдо Хоккинса всякой всячиной.

– Увы, но не могу похвастаться абсолютной трезвостью, – ответил Хоккинс, – но воздерживаюсь от очень крепких напитков.

– Тогда осмелюсь предложить вам бургундское или неплохой португальский портвейн, – показал Донован на два глиняных кувшинчика с сургучными печатями.

– Попробуем и того, и другого в свой черед, – потер пухлые ладошки Хоккинс. Я даже подумал, уж не выпивоха ли он часом? Но священник взял предложенный ему бокал вина, долго вдыхал аромат, затем сделал маленький глоток, подержал вино во рту, смакуя его. После этого одобрительно кивнул и отпил немного из бокала. «Слава богу, не пьяница, а ценитель», – облегченно вздохнул я.

Повар подал запеченную индейку политую лимонным соком. Туземцы с восторгом поглощали нежное мясо. Хоккинс старался есть умеренно, что давалось ему с трудом. Насытившись, он откинулся в кресле с бокалом бургундского в руке. Донован закурил сигару. Адамс потягивал виски со льдом. Я предпочел бокал вина. Разговор никак не завязывался. Наконец Хоккинс решил прервать затянувшееся молчание:

– Очень вам признателен за прекрасный обед, господин майор, да и вино весьма и весьма недурно. Но больше всего я благодарен вам за то, что вы и ваши солдаты уничтожили этого еретика Альвареса вместе с его капищем.

– Не стоит особой благодарности, святой отец, мы лишь исполняли свой солдатский долг, – любезно ответил Донован.

Я про себя хихикнул. Любезный Папа – это что-то новенькое. Придется постараться, чтобы заманить Хоккинса на наш транспорт, если уж Папа с ним любезничает.

– И, все-таки, я очень доволен, что зять прислал вас, иначе мне пришлось бы вести с Альваресом нешуточную войну. Много народу погибло бы на Ле ри.

– Ле ри? – заинтересовался майор.

– Да, так местное население называет свою планету. Переводится как «Прекрасная земля». И, действительно, стоит воткнуть в эту землю палку, как вскоре она превратится в цветущее дерево. Я привез с собой немного зерен кукурузы, бобов, ячменя. Они дали небывалый урожай. Нам удалось отковать пару плугов. Но работы еще непочатый край. Из-за Альвареса я потратил кучу времени на изготовление оружия и подготовку армии.

– Я так думаю, что вам не по силам одному заниматься и земледелием, и ремеслами, да еще и вопросами веры на таких обширных территориях. А, если к вам присоединятся и южные земли.., – осторожно вступил я в разговор.

– Вы правы, сын мой. Я нуждаюсь в помощниках. Вот, Та, – Хоккинс показал на одного из туземцев, – изучает богословие. Он уже довольно неплохо владеет нашим языком. А Ки, – указал на другого, – занимается армией. Но этих людей совершенно недостаточно. Я даже не всех северян успел привести в лоно святой церкви. А уж, если еще и южан…, – Хоккинс печально махнул рукой.

– Видите ли, ваше святейшество… – но Хоккинс перебил меня:

– Сын мой, «святейшество» – это титул папы римского.

– Но ведь вы и являетесь для этой планеты кем-то, вроде папы.

– Римский папа – глава всей католической церкви. Во всей Вселенной. Он – один. Грешно кому-либо именоваться так же.

– Простите, я по незнанию сказал глупость. Но уж титул епископа лерийского по праву должен быть вашим, – подводил я психологическую мину.

Глаза Хоккинса заблестели. Он, не сдержавшись, облизнул языком губы и поспешно сделал глоток вина, чтобы скрыть свое волнение. Я возликовал: «Вот она, струна, на которой надо играть! Он честолюбив».

– Что ж, ваше преосвященство… – и Хоккинс снова не дал мне договорить.

– Я еще не рукоположен в епископский сан, так что обращайтесь ко мне – преподобный отец или ваше преподобие, – увещевал Хоккинс, накрыв мою руку своей пухлой ладошкой, – к тому же неизвестно, возведет меня папа в сан епископа или нет.

– Как же так?! – мое возмущение было неподдельным, – вы обращаете в католическую веру целый народ, приносите к ногам папы такую цветущую планету, и вас не сделают епископом?! За значительно меньшие деяния, людей менее достойных, возводили в ранги более высокие!

– Увы, сын мой, не все решают деяния. Как это не прискорбно, но интриги, зависть, злословие существуют и в Ватикане.

– Я считаю, что вы должны вернуться с нами на базу, оттуда, первым же рейсом – на Землю, в Рим. Явитесь к папе, сообщите о своих подвигах во имя веры. Не думаю, что он настолько неблагодарен… И потом, сюда необходимо привезти хотя бы пять-шесть священников. Вам, как епископу, полагается целый штат: каноники, причетники, секретарь, ну, кто там… не знаю. Необходимо привезти кое-что из оборудования. Надо строить храмы, епископский дворец, собор. Это только по линии церкви, не говоря обо всем другом.

– Но, как же я оставлю свою паству без пастыря? – спросил Хоккинс, которому мои слова сладким медом проникали в душу.

– Мы сделаем очень просто: оставим здесь аппаратуру дальней связи. Вы с борта транспорта и с базы сможете общаться с тем же господином Та, который на время вашего отсутствия, будет ведать вопросами религии.

Вы же сами сказали, что вам даже всех покрестить не под силу. Ну, поживут еще пару месяцев в мракобесии. А там вы вернетесь с десятком священников и быстренько всех обратите в истинную веру, – не давал я передышки «противнику». «Прессуй, прессуй, не давай опомниться! А когда мнение сложится и оформится окончательно, останется закрепить победу». И я продолжал:

– Наш вылет не раньше, чем через неделю. За это время вы сумеете все подготовить к вашему отбытию. Мы же, со своей стороны, построим на этом холме временный храм. Точнее, не храм, а маленькую церковь. Внутри установим приемопередатчик. От Альвареса остались очень мощные динамики. Подсоединим к радиостанции. И вещайте всем верующим, кто собрался в церкви и вокруг нее.

Мои сладкие речи прервало появление южных туземцев. Шесть вождей, в сопровождении охраны из сотни человек. Под началом каждого из этих вождей было от пяти до восьми деревень. Похоже, грозил этой планете феодальный строй, минуя рабовладельческий.

Вожди прошли в лагерь, их охрана осталась у входа. Тотчас же я поставил полтора десятка десантников под командой Петерсона между северянами и южанами. И вовремя. Те и другие недружелюбно поглядывали друг на друга. Южан было больше, а северяне были лучше вооружены. Но вожди южан оказались настроены дружественно. Переговоры между Хоккинсом, Донованом и туземцами затянулись далеко за полдень. Спросив разрешения у Донована и извинившись перед Хоккинсом, я и Билли ушли из-под навеса. Перекурили, поболтали с ребятами, почистили оружие.

Когда переговоры закончились, Хоккинс попросил меня проводить его до носилок.

– Похоже, вы правы, сын мой, – устало вздохнул Хоккинс. – Южан около пятидесяти тысяч человек. Такое стадо одному пастуху не по силам. И, усаживаясь в носилки, добавил:

– А вы не хотели бы, молодой человек, оставить военную службу и перейти под мое начало? Я обещаю вам блестящую карьеру.

– Ваше предложение очень лестно, преподобный отец, но я солдат до мозга костей. Это моя судьба. И иной я себе не представляю.

– Майор поведал мне, кто главный победитель Альвареса. Я вижу в вас многообещающие задатки. Подумайте о своем будущем. Здесь оно у вас будет великолепным. А десант… Немногие из вас доживают до моих лет.

Ничего не ответив, я поцеловал протянутую мне руку.

– Benedicticamus domino, – торжественно произнес Хоккинс.

– Amen, – не раздумывая, откликнулся я. Еще раз мне улыбнувшись, Хоккинс опустил полог носилок.

Тузики-северяне дружно прокричали: «Ха Ии!». Южане просто помахали руками по-международному. Два отряда разошлись в противоположные стороны.

Донован долго тряс мою руку.

– Я в тебя верю, Серега, как в папу римского. Не подвел!

Я хохотнул. Папа верит в папу. Каламбурчик!

– За то, что радиостанцию здесь оставим, холку мне, конечно, в штабе намылят. Ну, и черт с ним! Спишем как-нибудь. Значит, до отлета у нас неделя? С завтрашнего дня радист начнет обучать пару тузиков. А ты не оставляй без внимания Хоккинса. Чтобы он твердо верил, что лететь с нами ему необходимо, ну, никак без этого.

– Все сделаем. Завтра с утра расчистим верхушку холма. Чанг нам бревен напилит. Петерсон – классный плотник. Будет руководить стройкой.

– Отлично! Надо бы поужинать. Есть что-то захотелось. На нервной почве, – хмыкнул Донован. – Пойдем, Серега, пропустим по рюмочке коньяку за успех. Придется есть солдатский паек. Индейку тузики подчистую схарчили. Замучили они меня своей болтовней. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.

– Рано говорить про «хорошо». Целая неделя впереди. Что все закончилось хорошо, скажем на базовом космодроме.

Неделя выдалась нелегкой. Правильнее сказать – тяжелой. Работы хватало с избытком. Хоккинс обходил близкие к лагерю поселения южных туземцев. Его постоянно сопровождала сотня вооруженных северян и два десятка десантников под моим командованием. Я, по приказу Донована, неотлучно находился при Хоккинсе. В дальние походы Хоккинсу не позволял ходить его возраст. К далеким поселениям южан пошел отряд из пятисот воинов во главе с Та. Несли, так сказать, слово божие на кончиках копий и мечей.

– А не хотелось бы вам, преподобный отец, стать королем на Ле ри? – как-то спросил я Хоккинса. – Хоккинс I-й – это звучит. Или – король Ричард.

– Сын мой, – отвечал привязавшийся ко мне за последнее время священник, – как ты не хочешь расставаться с автоматом, так я – с крестом. Вся жизнь моя – служение Господу. В моем возрасте надо думать о спасении души, а не о светской власти. Нет уж, пусть выбирают короля из местных. И главой здешней церкви со временем станет кто-то из аборигенов. Благодаря нашей помощи, здешняя цивилизация будет развиваться быстрыми темпами. И, конечно же, они захотят самостоятельности.

Так в разговорах коротали мы долгий путь до следующей деревни. В лагерь возвращались поздно вечером, без ног, на скорую руку ужинали и валились спать. БТР не мог проехать по узким лесным тропам, а танку некогда было заниматься дорогами. Чанг пилами танка валил деревья для построек. Под командой Петерсона было несчетное количество туземцев. Но все это была грубая рабочая сила: «Плоское катать, круглое таскать». На счастье, Пекконен и Суомалайнен оказались неплохими плотниками. Сруб церкви рос на глазах, потеснив лагерные палатки. Колючку пришлось снять. Туземцы тут же забрали ее себе, чтобы оградить посевы от набегов диких животных. Мир, дружба и трудовое братство царили в лагере. Не участвующие в строительстве и в походах десантники, обучали тузиков всяческим полезным навыкам – кто что умел. Туземцы брали с собой десантников на охоту и рыбалку. Доктор долечивал раненых, одновременно кое-чему обучая десяток местных знахарей. Повар суетился в поту и в мыле – вожди туземцев повадились незваными гостями являться к нашему столу. Понравилось им, видите ли.

Неделя промелькнула. Плотники закончили крышу и водрузили сверху деревянный крест. Радиостанция стояла внутри, генератор тоже приходилось оставлять. Динамики подключили. Хоккинс перед огромной толпой туземцев, запрудивших всю поляну, произнес прощальную проповедь. И многоголосый хор громовым рокотом разнес над окрестностями: «Ха Ии!». Это в переводе с местного языка означало: «Хвала Иисусу!».

На прощальный ужин лагерь не мог вместить всех желающих. Так что пришлось позвать только местную власть и элиту. Надувшись от важности, сидел за столом новоявленный радист. Ему предстояло «нести слово Хоккинса в массы». Радиста усадили рядом с вождями.

– Вот и технократия у них появилась, – усмехнулся Донован.

Туземцы пили местную бражку, десантники – пиво. Все было готово к отправке, оставалось только свернуть палатки. Хоккинс остался ночевать в лагере.

Взлетели поздним утром, почти в обед. Хоккинс долго давал различные наставления и указания провожающим. Благословив всех толпившихся возле трапа туземцев, смахнул две слезинки и поднялся в капсулу. За ним нырнули в люк все десантники. Донован вошел последним, закрыл люк. Капсула бесшумно поднялась в воздух и, набирая скорость, понеслась на орбиту. Хоккинс, не отрываясь, смотрел в бортовой иллюминатор. Донован, плюхнувшись на сиденье рядом со мной, стиснул мне руку, кивнув на Хоккинса и поднял вверх большой палец.

Полет до базы прошел обыденно, скучно. Отсыпались, резались в карты и домино, пили пиво, смотрели фильмы, читали книги, ходили в сауну и снова спали. Хоккинс оказался неплохим попутчиком. Не был ни занудой, ни ортодоксальным святошей. В офицерской кают-компании транспорта рекой лилось вино, рассказывали анекдоты, порой довольно неприличные. Хоккинс смеялся вместе со всеми и пил наравне со всеми. Не раз мне приходилось тащить преподобного отца в его каюту. Но ни одного сеанса радиосвязи с Ле ри Хоккинс не пропустил.

Двенадцать дней пути позади. Без происшествий сели на космодром базы. Почти минута в минуту с нами пришел транспорт с Ледового пояса – привез очередную смену десантников. Две роты. По опущенной аппарели громадного старого транспорта спускались бледнолицые усталые десантники с сумками. Вот уж служба – не позавидуешь.

Из люка нашего транспорта посыпались веселые, хорошо отдохнувшие парни, Все загорелые, как черти.

– Ганс! – окликнул я одного прибывшего из «Холодильника».

– Серега, здорово! На каком это курорте вы так загорели?

– Да тут, недалеко, полторы недели пути.

– Повезло вам. И транспорт у вас новехонький. А у нас – каюты на шестерых, один душ на три каюты. В Холодильнике вообще в бараке двухярусные койки – натуральная армейская казарма. Сейчас заберусь в свою комнату, да как залягу в ванну!..

– Зато живые. А у нас потери – двадцать процентов личного состава.

– Ого! За загар кровушкой заплачено? А соотношение с противником? Или авария какая была?

– Да, нет. Был противник. Соотношение? Трудно сказать навскидку. Примерно один к тремстам.

– Постреляли, значит?..

Договорить не дали, объявили построение. Сменные роты встречал начальник штаба. А к нашим редким двум шеренгам подошел командир полка. Выслушав рапорт Донована, обратился к нам:

– Благодарю за выполнение задания. Молодцы, ребята!

«Рады стараться, господин генерал!», – проорали мы в ответ. Проходят столетия, а армейский лексикон остался таким же, как во времена древние.

– Вольно. Все свободны. Майор Донован, пройдемте в штаб.

– Разойдись, – скомандовал Донован, уходя. И добавил: – Дождитесь меня. Адамс за старшего.

Стояли, курили. Экипаж нашего транспорта, попрощавшись с нами, ушел в гостиницу для летного состава. Ребята из «Холодильника», отпущенные по домам, подходили переброситься словечком. Впрочем, вечером в барах все равно пересечемся. Ганс Шнитке издали показал мне два пальца в виде латинского V. Это означало не победу, а место встречи – бар «Victory».

К трапу транспорта подъехала штабная машина с двумя офицерами. Это за Хоккинсом, понял я. Но тут наше внимание отвлекла сверкающая роскошная космояхта, опустившаяся на летное поле невдалеке. На борту яхты переливалась перламутром эмблема Корпорации. По аппарели съехал шикарный лимузин и покатился прямиком к нам. Солдаты аж рты пораскрывали. Лимузин остановился возле штабной машины и из него вылез САМ ПРЕЗИДЕНТ КОРПОРАЦИИ. На летном поле началась тихая паника. Подполковник Бломберг, командовавший десантниками с Ледового пояса и начштаба полка, не успевшие уйти после построения, вытянувшись в струнку, «ели глазами начальство». Билли Адамс от волнения никак не мог застегнуть пояс, который он только что с облегчением снял с себя. Десантники побросали окурки, подтянулись. Посреди этой суеты только два человека оставались спокойны. Лимонадный Джо опирался на свой смертоносный авиационный пулемет и флегматично жевал жвачку. Я засунул большие пальцы обеих рук за поясной ремень, разведя локти в стороны. Команду «Смирно!» ведь никто не подавал.

Вслед за главой Корпорации из лимузина выпорхнула… Мэри Хоккинс! Восторженно завизжав: «Дедушка!», она бросилась на шею Ричарду Хоккинсу, стоявшему возле штабной машины.

Из штаба бежали Донован с «полканом», извещенные о прибытии яхты. Не успели они приблизиться, как Хоккинс, что-то говоривший зятю, показал на меня рукой.

– Так это же Иванов! – громко воскликнула Мэри, – тот, который спас меня от чудовищ. Помнишь, дедушка, я тебе рассказывала?

И, оторвавшись от деда, подскочила ко мне с детской непосредственностью.

– Здравствуйте, господин Иванов. Сначала вы спасаете меня, а теперь спасли моего дедушку от людоедов.

– Мэри, – строго окликнул девочку отец. Стоявшие рядом со мной десантники улыбались и президент не мог понять смысла этих улыбок.

Я осторожно дотронулся до маленькой девчоночьей ладошки, протянутой мне.

– Людоедов там не было. Вашего дедушку спасал не я, а все пятьдесят десантников, мисс Хоккинс.

Смутившись, Мэри спряталась за отца. Наш генерал и Донован коротко переговорили с президентом, после чего Хоккинсы стали усаживаться в лимузин. Боковое стекло лимузина опустилось и оттуда выглянул священник.

– Сергей, подойди сюда, – позвал он меня. Когда я подошел, Хоккинс спросил недоуменно:

– Что ж ты мне про Мэри-то ничего не рассказывал?

– А чего говорить? Работа у меня такая, ваше преподобие, – пожал я плечами.

– Скромность – это не единственная твоя добродетель. Ты не передумал насчет моего предложения? Теперь я хотел бы этого еще больше. Ты заслуживаешь лучшей участи. Намного лучшей.

Я опять пожал плечами.

– Простите, преподобный отец, но я не сверну с выбранной дороги.

Хоккинс что-то сказал зятю и, спустя несколько секунд, протянул мне картонный прямоугольничек.

– Надумаешь, позвони. Будет нужна помощь – не стесняйся.

– Спасибо. От всей души желаю вам быть хорошим епископом. А, может, и кардиналом. Всего наилучшего вам.

– До свидания, капитан Иванов.

– Я – сержант.

– И я – не епископ.

Лимузин умчался к яхте, влетел вовнутрь. Через пять минут яхта стартовала.

Донован хлопнул меня по плечу:

– Готовь капитанские погоны. Или я ничего не понял в Хоккинсе.

– Лейтенантские.

– Нет, капитанские. Сегодня вечером всем быть в «Виктори», – громко прокричал десантникам Папа. И тихо добавил одному мне, – а тебе поставлю персональный магарыч, – щегольнул он знанием русского языка.

– Вот теперь скажу, что все закончилось хорошо. Хвала Иисусу, – усмехнулся я.

– Ха Ии! – выкрикнул Адамс и все захохотали.

А через пару дней началась раздача «сладких плюшек». Приказали наградить всех участников экспедиции на Ле ри. Солдаты получили премии – трехмесячный оклад. И бронзовые ПЗК (Почетный Знак Корпорации). Знак давал кое-какие блага. От прибавки к пенсии, до сокращения обязательного срока службы. Абрамсу достался серебряный Знак и звание капитана. Донована и меня наградили золотыми ПЗК. И, совершенно небывалое в истории десанта, повысили через звание. Обещание сделать разжалованного Донована опять полковником было исполнено.

Моя третья встреча с Мэри Хоккинс произошла через шесть лет и получилась трагикомической.

Меня вызвали в штаб-квартиру Корпорации для получения платинового ПЗК с бриллиантами. Кроме меня, такой знак отличия имели в Корпорации всего два человека. Наградили меня за то, что я подарил Корпорации целую планету, набитую редкоземельными металлами. Никто из высшего начальства не догадывался, что я мстил за погибшего на этой планете моего друга – молодого капитана-десантника. Да и никого это не волновало бы. Главное – планета покрылась рудниками и шахтами. А оставшиеся в живых гигантские насекомые – под надежной охраной в спецзаповедниках. Я был там со всем своим батальоном, но главные заслуги приписали мне. Не отбрыкиваться же от этого ПЗК? Так, побрякушка.

Вместе со мной с нашей Базы летел в штаб-квартиру офицер отдела разведки. Окончив два общих курса академии, я выбрал узкую специализацию: «Разведка и сбор информации». Поэтому хорошо знал весь разведотдел нашей бригады – я там стажировался. Майор Корриганн должен был получить золотой ПЗК.

Мы летели обычным гражданским рейсом. Военным транспортом быстрее и дешевле, но комфорт не тот. Вот почему мы с Эдди Корриганом стояли в зале шикарного космопорта. И тут Эдди толкнул меня локтем в бок:

– Что б мне провалиться, но это – Симон Яковс!

Я проследил за его взглядом и увидел лощеного франта в белом смокинге, с черной бабочкой на шее. В руке он держал огромный букет роскошных роз. С трудом можно было поверить, что это человек, ориентировка на которого разослана по всем военным разведкам и контрразведкам.

– Может, двойник? Уж больно «прикид»…

– Шрам. Шрам возле уха. Я про него помню, его мой друг из контрразведки поставил. Поможешь взять Симона? А то ускользнет, лови его потом.

Мы, разойдясь в разные стороны, стали приближаться к щеголю с букетом. И тут ко мне подскочила Мэри Хоккинс, собственной персоной. Трое дюжих охранников переминались с ноги на ногу за ее спиной.

– О, Иванов! Сержант Иванов! Как вам идет этот мундир! А я выхожу замуж!!! И стану графиней и герцогиней одновременно. Хотите, я познакомлю вас с моим женихом? Он должен здесь меня встречать. Оу! А вот и он! Хелло, Самюэль! Познакомься, это сержант Иванов. Он спас меня от чудовищ, когда я была маленькой девочкой. А это мой жених – герцог Эдинбургский, граф Кент.

Что ж, «Мещанин во дворянстве» – это бессмертное творение.

Симон видел, что я не сержант, на мне была форма подполковника десанта. Я знал, что он – не герцог Эдинбургский, а мошенник, аферист и военный преступник. Я позволил ему вручить мисс Хоккинс букет, взял протянутую мне узкую, холодную ладонь, пожал ее. Заворачивая руку «герцога» ему за спину, уже стоя сзади, резко ударил ногой в коленный сгиб. И очутился сидящим на спине «графа Кента», который уткнулся носом в пол. Эдди Корриган умел мгновенно оценивать ситуацию. И не полез ко мне на помощь, а, размахивая своим удостоверением, заорал: «Спокойно, без паники! Это военная разведка! Все под контролем!». Народ шарахнулся в стороны, что нам и требовалось. Задрав смокинг, я вытащил из-за пояса брюк Яковса пистолет. К нам приближались полицейские и я торопливо спрятал «ствол». Эти, с перепугу, на все способны. Эдди подошел к полицейским, показал документы.

– Сейчас за этим господином приедут. А пока ему придется полежать на полу.

– Мэри, боже, что тут происходит? – Завизжала дама весьма властного вида, вся обвешанная бриллиантами, – что тут вытворяют с Самюэлем? Куда смотрит наша охрана?!

Но контрразведчики сработали быстро. Очевидно, здесь, в космопорте у них свое подразделение. Четверо автоматчиков в черной форме и офицер решительно протиснулись через толпу зевак.

– Ага, ага. Он самый. Ну, коллеги, с меня выпивка, – радостно заявил «контрик», когда на Яковсе защелкнули наручники.

Мы не стали разводить межведомственную склоку: «Контрразведка спит, разведка работает». Пусть парень получит свой новый ромбик на погон. Не стали обращать внимания на вопли дамы, увешанной драгоценностями.

Мэри застыла каменным изваянием. В ней боролись два желания. Одно – броситься мне на грудь и зарыдать. Другое – проломить мне голову. Я не стал ждать, пока она сделает выбор. Толкнул Эдди и мы устремились к выходу, где нас ждала машина.

После вручения наград – банкет вместе с влиятельными лицами из правления и директората Корпорации. Там ко мне и подошел отец Мэри. Его уже поставили в известность о случае в космопорте. Со вздохом, он поведал мне, что от второго брака у него двое сыновей. Крепкие финансисты, идущие по стопам отца. А Мэри – его первенец. Но все дело в ее мамаше, жаждущей выдать Мэри замуж за титулованную особу, что приводит, порой к казусам, вроде сегодняшнего. Сказал мне, что теперь знает мою истинную роль в спасении Мэри на научно-исследовательской базе.

– И вот опять вы выступили в роли ее спасителя. Теперь от глупого мезальянса. Хорошо, хоть до свадьбы дело не дошло. Газеты, я думаю, пожужжат с пару дней и успокоятся. Конечно, Мэри – бестолковая девчонка, но она – моя дочь. Не знаю, как мне вас отблагодарить. Все возможные награды у вас есть. Хотите стать генералом?

– Благодарю вас, мистер Хоккинс. Но в нашей среде меня не поймут. И кое-кто перестанет меня уважать. А мне бы этого не хотелось.

– Понимаю, понимаю. Что ж, еще раз выражаю вам свою признательность…

Вернувшись на базу, я увидел на своем компьютере сообщение из банка: «На Ваше имя поступил денежный перевод от Уильяма Хоккинса. В связи с чем, просим зайти в банк для получения платиновой кредитной карты Почетного Клиента». Деньги никогда лишними не бывают. Тем более, что теперь мне было на кого их тратить.

С Ричардом Хоккинсом мне больше встретиться не довелось. Спустя много лет я узнал, что он, став лерийским епископом, прожил до девяноста шести лет. Просьбу Хоккинса похоронить его на Ле ри, лерийский король Эа повелел уважить. Роскошная гробница первого лерийского епископа является одной из главных туристических достопримечательностей на планете.

И это последний из рассказов о сержанте Иванове. Потому что он стал капитаном Ивановым.

История третья. Королевская милость

Два капитана-десантника сидели в пустом баре. Бар только что открылся. Кроме меня и Билли Адамса в самом углу бара засел пьянчужка. Получив от наших щедрот полный стакан «вискарика», он трясущимися руками бережно понес его к дальнему столику. Бармен Веня Петров, позевывая, протирал стаканы.

Позавчера вернулись мы из экспедиций. И вчера весь день занимались писаниной. Рапорта, ведомости расхода боеприпасов, представления к наказаниям и поощрениям. И т. д. и т. п. Мне еще повезло. Моя рота вернулась без единой потери. У Адамса из четырех взводов осталось два с половиной. За такое не хвалят. Поэтому Билли был мрачным и невыспавшимся.

– Днем глаза слипались, а ночью лег – все ворочаюсь и ворочаюсь, – жаловался мне Адамс. Я сочувственно поддакивал. Сам-то я прекрасно отоспался на транспорте. Дорога домой была долгой – три недели. А рота Билли назад возвращалась транзитом, с двумя пересадками.

– Послушай, Билли, – попытался отвлечь я друга от невеселых мыслей, – вот, ты – Большой Билл; Донован – Папа; наш «полкан» – Чайник. А у меня среди наших какая кличка?

– Счастливчик, – не задумываясь ответил Билли и пояснил: – ты самый молодой капитан в десанте. Ни одна экспедиция, в которую входил ты, не закончилась провалом. А ведь провалы случаются. Если ты идешь в экспедицию, то потери в ней минимальные. Некоторые уже начинают стараться попасть под твое начало.

– Ну, да, на Ле ри одиннадцать человек из полусотни потеряли, – возразил я.

– Не было бы тебя, вообще бы никто не вернулся, – загорячился Билли. Своего я достиг, Адамс перестал переживать неудачу.

Дверь бара распахнулась. Быстрым шагом вошел рассыльный из штаба. Увидев меня и Адамса, он задумчиво почесал в затылке.

– Чего надо? – хором спросили мы.

– Велели явиться в штаб или Иванову, или Адамсу. Кого первого найду, тому и передать. А вы тут оба сидите.

– Билли, тебе хочется идти в штаб?

– Ни капельки. А тебе?

– Аналогично. Веня, дай-ка монетку. Что выбираешь, Билли, орла или решку?

– Конечно, орла.

– Кто б сомневался, – я положил на ноготь большого пальца поданную Петровым монету. Вертикально запустил ее вверх щелчком. Несколько раз перевернувшись, монета звякнула об стойку бара. Я накрыл ее ладонью, чтобы не укатилась. Убрал ладонь. Вместо герба СОГ – Союза Объединенных (или Объединившихся) Государств, мы увидели номинал – цифру два.

– Решка! – радостно выкрикнул Билли.

– А говоришь, Счастливчик. Брешет народная молва, – вздохнул я и бодренько потопал к выходу из бара, махнув Вене Петрову рукой на прощание. Адамс остался допивать водку.

– Я знаю, Иванов, что вы только что вернулись на базу, – с притворным огорчением сказал начальник штаба полка.– Но у капитана Мертона – прободение язвы желудка, угодил в госпиталь. Лейтенант Листус умудрился ногу сломать на полигоне. Жанвье улетел на похороны матери. Больше офицеров в резерве нет. Вашу роту мы трогать не будем, пусть ребята отдыхают. Возьмете роту Мертона. Офицеры там совсем необстрелянные, так что пришлось вас потревожить. Вот вам отчет о предыдущей экспедиции на планету. Прочитаете, вернетесь ко мне.

Документы из штаба выносить запрещено. Нашел свободный кабинет, уселся за стол, открыл папку с отчетом.

Лететь нам предстояло не на самую поганую планету. Кислородная атмосфера имеется, а это огромный плюс. В предыдущей моей экспедиции пришлось ходить два месяца в скафандре. Шлюзы, компрессия, декомпрессия. И это по несколько раз в день.

Середину планеты занимают гигантские болота, окруженные со всех сторон горами. И больше на планете ничего нет. Болота и горы. Болота питаются от подземных рек. В болотах полным-полно растительности и потихоньку зарождается животный мир. Пока на уровне инфузорий и пиявок всяких.

Разведка Корпорации, наткнувшись на такой лакомый кусочек (ну, не может быть гор без полезных ископаемых!), сразу же помчалась докладывать начальству. Для начала, на планету прибыла небольшая геологоразведочная экспедиция, сопровождаемая отделением десантников под командой сержанта. С помощью роботов начали разведку. Первые же шаги принесли результаты. Полезные ресурсы в горах есть.

На третий день двое геологов и четверо сопровождавших их десантников попали под камнепад. В живых остался только один десантник. Со сломанной ключицей. По его словам, камнепад начался неожиданно. Сразу же огромная масса камней сошла с горы.

На следующий день еще пара геологов и четверо десантников наткнулись на пещеру. После этого связь с ними оборвалась. Прибежавшие к пещере сержант и двое десантников (двое остались в лагере), увидели у входа в пещеру тела геологов и десантников. Все были мертвы. Это попахивало чертовщиной какой-то. Ни следов насилия, ни ушибов на телах погибших. У десантников оружие в исправности, все патроны целы. И только на базе, при вскрытии врач обнаружил, что каждому из них в глаз попал очень мелкий, как обломок острия тонкой иглы, осколок кристалла. При этом осколок проник в мозг и, рикошетя от черепной коробки, превратил весь мозг в сито. Но это выяснилось только на базе. А тогда, оставшиеся в живых десантники перетащили тела в лагерь, погрузили в десантную капсулу и рванули на орбиту. Все четверо геологов экспедиции погибли. Десантников осталось пятеро, из них один – раненый. Единственное решение – вернуться на базу.

На базе, разбирая вещи экспедиции, обнаружили в сумке одного из погибших геологов три кристалла. Два голубых и один розовый. Прозрачные, что называется, чистейшей воды. Один из голубых кристаллов – небольшой, второй – очень крупный. Исследовали на скорую руку. Хотя кристаллы и резали стекло, но алмазами не являлись. Тогда, что это? «Неизвестные науке кристаллы», – ответили в лаборатории Корпорации. Камни были чертовски красивыми. Маленький голубой камень отдали на исследования, а большой голубой и розовый камни решили огранить. А роту десанта с десятком геологов – отправить на планету за кристаллами.

Нет, конечно, Корпорации нужны были и медная, и никелевая руды, найденные геологами в этой злосчастной экспедиции. Но это требует множества людей и различной техники. На большую комплексную экспедицию только начали готовить документацию. Разработка начнется после оформления лицензии и прочих бумаг. Сейчас мы должны будем обследовать район пещеры и найти площадку для посадки больших транспортных кораблей. Главное – найти кристаллы. Потому, как слух о них просочился за стены Корпорации. Один видный ювелир, осмотрев эти камни, сказал: «О-о-о!».

И уже обращались в Корпорацию с предложением выставить камни на аукцион за деньги немалые. Так что пахли кристаллы хорошими барышами. А где большие доходы – Корпорация ничего не пожалеет. В конце отчета стояла дата. Это был вчерашний день. Оперативно действует начальство.

Я вернулся к начштаба, отдал отчет.

– Когда надо вылетать?

– Сегодня. Транспорт заправляется, оборудование и продукты грузят. Собирайте роту, получайте оружие и отправляйтесь.

– Разрешите вопрос?

– Слушаю.

– Противник – кто или что?

– Не знаю. Есть он или нет – тоже не знаю. Может быть, это какой-то несчастный случай. Мне приказали отправить роту – я исполняю. На месте разберетесь. Не первый день в десанте.

Начштаба был зол. Во-первых, Донован умотал с экспедицией, оставив все базовые дела на своего штабиста. Во-вторых, как и все старые служаки, он меня недолюбливал. Он-то капитанские погоны надел в тридцать с лишним. А я – выскочка и любимчик Донована. И рота у меня лучшая в полку потому, что Донован подобрал мне хороших солдат. «Посмотрим, как ты с ротой Мертона управишься. При сержантах, которые вчера из училища», – наверняка, злорадно думал начальник штаба. Козырнув, я повернулся и вышел из кабинета.

Найдя сержантов, командовавших взводами, приказал собрать роту на космодроме при оружии. Заскочил домой, переоделся в полевую форму. Покидал в сумку бритву, пару белья, кое-что из снаряжения. Подумав, бросил туда же учебник по тактике. Академиев-то мы не кончали. Приходилось заниматься самообразованием.

Прошел в оружейку нашей роты. Хотел взять единственный плазмомет, но махнул рукой. Штатное вооружение, так штатное. А без меня мало ли куда вздумают погнать моих ребятишек. Конечно, мне спокойнее было бы со своей ротой. Но ребята, действительно, устали. Проходили два месяца в скафандрах. Все время приходилось палить в летающую и ползающую нечисть. И это при тяготении в полтора g. Пусть отдохнут. На полковом складе полно плазмометов, но не хотелось идти к начштаба с просьбой. Обойдусь автоматом.

Зашел в штаб, забрал карты и документы. Завернул в офицерскую столовую, плотно поел. Нашел сержанта, летавшего в предыдущую экспедицию на эту планету, поговорил с ним. Поднялся на борт транспорта, познакомился с командой, проверил, все ли погрузили.

Вылет был назначен на двадцать три ноль-ноль с тем, чтобы прибыть на место ранним утром. В двадцать два часа рота построилась возле транспорта. Представившись, медленно прошелся вдоль строя. Десантники все, как на подбор, рослые, крепкие парни. Если ты невысок ростом и худощав, тебя могут взять в десант лишь при условии наличия таланта. Или ты – суперснайпер. Или – сапер «от Бога». Или – прирожденный оператор. А уж физические кондиции тебе подтянут до твоего максимума. На учебно-тренировочной базе это умеют делать.

Не было в здоровенных солдатах, стоящих передо мной какого-то внутреннего стержня. Моя рота строилась перед вылетом с осознанием того, что могут и не все вернуться обратно. Ребята шли на войну. И это – их работа. Пусть за всю экспедицию не будет сделано ни единого выстрела. Пусть шумят вокруг райские сады с пушистыми, ласковыми зверюшечками. Но напряженка схлынет только когда трап транспорта лязгнет об поле космодрома на родной базе. Профессионалы они все.

А от этих так и веяло «расслабухой». Словно на пикничок собрались парни. Вот взводный мечтательно улыбается, закатив глаза на верхушку транспорта.

– Сержант, мечтать дома, лежа в ванне будете, – рявкнул я на него. Улыбка из мечтательной стала смущенной. Ладно, пусть считают меня грубым хамом, лишь бы эти пацаны-мечтатели вернулись живыми. А ведь всего на пару лет моложе меня. Плохо стали инструкторы выбивать романтику из юных голов. Да и Мертон подраспустил свою роту. Хотя, когда у человека ноет запущенная язва, тут уж не до службы.

Теперь традиционная речь отца-командира перед вылетом:

– Что нас ждет впереди – не знаю. Этого никто не знает. Настраивайтесь на серьезную работу. Легкой жизни не обещаю. Но! Количество прилетевших на базу должно равняться количеству вылетавших. Нале-во! Бегом марш!

Догадывался, что дай я просто команду на погрузку, пошли бы они к аппарели вразвалочку, нестройной толпой, переговариваясь и покуривая на ходу. Ничего, я научу вас свободу любить!

– Быстрее, быстрее! Не десант, а коровы беременные!

Ботинки дружно загрохотали по рифленому металлу. Вот это ближе к настоящей посадке в транспорт. А выгружаться вы у меня еще быстрее будете.

Первые три дня полета все десантники лежат вповалку на койках. Едят мало и через силу. Так действует мощная комбинированная вакцина, которую каждому вкололи перед вылетом. Она предохраняет от всех известных болезней, начиная с насморка. И мобилизует силы организма на борьбу с неизвестными вирусами, которые могут встретиться на другой планете.

К концу третьего дня, еще ощущая ломоту во всем теле, я занялся делом. Надо было приводить роту в нормальное состояние.

Со своей ротой я такой проблемы не знал. На базе ребята не вылезали из тренажерных залов, тира, бассейна и спортзала. В экспедиции брали с собой эспандеры, гантели, складные мини-тренажеры. Тренажеров на транспорте всего три-пять штук. На них становились в очередь. Но можно обойтись и без тренажеров. В коридорах транспорта часто можно было увидеть десантников, спаррингующих друг с другом. Как положено – в шлемах, в накладках, в перчатках. Кто-то приседал с товарищем, сидящим верхом на плечах Кто-то отжимался от пола. Сто пятьдесят-двести отжиманий считались нормой.

Пришедший в нашу роту оператор Мюррей, прекрасно управлялся со своими профессиональными обязанностями. Но, слабо развитый физически, мог отжаться не больше 10—12 раз.

– Не расстраивайся, – сказали ему, – можешь отжаться сто раз за десять подходов.

И Мюррей исправно, как и все остальные, отжимался. Без принуждения. Во время последней экспедиции все в роте увидели, что Мюррей отжимается сто раз за три подхода. После чего, Лимонадный Джо, сняв с пояса нож десантника, торжественно вручил его оператору. Раскрасневшийся и тяжело дышащий, но счастливо улыбающийся, Мюррей пообещал вскоре отжиматься за два подхода. А впоследствии, за один.

Десантники роты Мертона не обманули моих ожиданий. На четвертый день полета, отойдя от укола, они принялись скучать. Шлялись бесцельно по кораблю, отвлекая команду от работы. Валялись на койках.

Приказав всем построиться в узком коридоре в одну шеренгу, я объявил свою командирскую волю. По составленному мной графику, каждый должен в сутки ровно час прозаниматься на одном из тренажеров, установленных в спортзале транспорта. Сто отжиманий в день – в обязательном порядке. На транспорте есть компьютерный стрелковый тир – стреляйте, хоть до посинения. И не забывать ежедневно чистить и смазывать оружие. Кого увижу болтающимся без дела – пошлю чистить все туалеты на корабле.

Полет до планеты занял две недели. К концу этих двух недель рота имела хорошую физическую форму. И командира-зануду.

Процедура высадки проходила стандартно. Оставив транспорт на орбите, на двух десантных капсулах подлетели к месту, которое мне указал на карте сержант из предыдущей экспедиции. Мест для посадки, и вправду, было немного, кругом скалы, валуны, каменные осыпи. Высадившись и выгрузив все необходимое, мы огляделись

Место для лагеря находилось в котловине, из которой был только один выход. Через глубокое и узкое ущелье. С одной стороны, хорошо – лагерь окружен скалами и охранять надо только ущелье. С другой, мы можем выйти из лагеря тоже только через ущелье. И если его завалит… Впрочем, бывали случаи эвакуации, когда десантная капсула зависала в воздухе и на нее поднимались по веревочной лестнице, бросая внизу тяжелое снаряжение.

Лагерь разбили быстро. Палатки приходилось ставить на вакуумных присосках – вокруг голые камни. Ни окопов, ни колючки. Выложили из камней невысокую стенку напротив входа в ущелье. Вот и все укрытие.

Взяв с собой десяток солдат, я пошел через ущелье. Ширина его была совсем небольшой, с трудом четыре человека в ряд пройдут. Длина ущелья – метров восемьсот. Без изгибов, прямое, как стрела. За ущельем лежало обширное каменное плато. Все усеянное валунами. Но валуны можно убрать. Тогда сюда сядут тяжелые транспортные капсулы. Построить станцию привода для автоматической посадки транспортов, убрать совсем уж неподьемные для нашей экспедиции валуны. И получится неплохой космодром на три-четыре корабля. Задача обустройства посадочной площадки оказалась совсем легкой. Завтра с утра брошу сюда два взвода и «крота». А сам со взводом схожу к пещере с кристаллами.

Мимо нас, ловко лавируя между валунами, пробежал «паучок» -разведчик. Оператор в роте Мертона был старым, опытным профессионалом. С ним мне повезло. С другими – не очень. Дав команду возвращаться в лагерь, я неодобрительно смотрел, как солдаты бредут нестройной гурьбой. Автоматы у кого-то за спину закинуты, у кого-то на шее болтаются. Одна надежда на то, что здесь нет противника. А смерти в предыдущей экспедиции – цепь нелепых случайностей.

Кстати, во время экспедиции в Ледовый пояс в роте Мертона было больше всего убитых и раненых. Тогда, среди общего числа потерь на это особого внимания не обратили. Ну, не повезло роте больше других. Теперь, глядя изнутри, я понимал, что боевая подготовка в роте – ни к черту. Площадку расчистим быстро и, если поход в пещеру не займет много времени, то, примерно через неделю, мы отсюда умотаем. Подтянуть роту мне не удастся из-за нехватки времени. Оставим пока все, как есть.

Вернувшись в лагерь, поставил задачу на завтра всем четверым сержантам. Поглядев на небо, по которому ползли темные тучи, я приказал убрать все снаряжение в палатки и под навесы. Зачехлили пулеметы и станковые гранатометы. Тяжелые капли дождя стукнули по натянутому пластику и брезенту. Вскоре вовсю забарабанил дождь. Я с тревогой подумал, не затопит ли нас в глубокой котловине. Накинув дождевик, вышел из палатки. Струи воды стекали с гор, но, не задерживаясь в котловине, устремлялись в ущелье. Место, где мы расположились, имело уклон в сторону ущелья, так что беспокоиться не стоило. Не утонем. Часовой в дождевике сидел под навесом. Оттуда хорошо просматривался вход в ущелье. Я выгнал его из-под навеса. Объяснил, что надо следить не только за ущельем, но и за верхушками скал, окружающих лагерь. Под навесом их не видно. Мокни, голубь ты мой сизокрылый. А не нравится – иди клерком в офис. Там за шиворот не каплет. Велел командиру караульного взвода сменять часового через каждый час, на время дождя. Зашел под навес кухни-столовой. Пообедал с аппетитом. Прошелся по палаткам, где на резиновых матрасах, под которыми бежали струйки воды, сидели мрачные солдаты. Посоветовал всем, кто не боится промокнуть, сходить на обед. Сел под навес на табуретку, где недавно сидел часовой. Закурил. И с усмешкой смотрел, как, вжав головы в плечи, сбегались в столовую солдаты. Голод – не тетка. Лучше быть мокрым, но сытым. Генератор исправно жужжит. В каждой палатке есть обогреватель. Обсохнут.

Через пять часов сильный дождь прекратился, но мелкие редкие капли еще падали с неба. Сутки на планете были раза в полтора длиннее земных и день шел непривычно долго. Зато за длинную ночь хорошо можно отоспаться.

Утром я открыл глаза еще затемно. Включив свет, почитал книгу. Сходил в полутьме умыться. Прожектор, освещавший вход в ущелье, давал немного света и в лагерь. Моросил мелкий нудный дождь. Размяв мышцы небольшой физзарядкой, я направился к повару. Как и полагается хорошему повару, он встал до рассвета, включил лампочку под кухонным навесом и тихонько побрякивал посудой. Поздоровавшись с ним, я почти мгновенно получил кружку горячего черного кофе и пару бутербродов. Слегка перекусив, выкурил пару сигарет подряд. Предрассветные сумерки сменялись серым ненастным утром. Приготовив все для похода в пещеру, сходил на завтрак. Двумя бутербродами сыт не будешь. Плотно «заправился» кашей, выпил кружку молока. Одел бронежилет, застегнул шлем-сферу, повесил на плечо автомат.

Оператор вчера вечером доложил, что в радиусе десяти километров «паучки» не обнаружили ни одной живой души. Но, порядок – есть порядок. Я шел впереди взвода. За мной – пятеро солдат. Шагах в двадцати за ними шли два геолога. Затем, с тем же разрывом в два десятка шагов топали две пятерки десантников. Еще два геолога. Две пятерки десантников, старавшихся соблюдать дистанцию. Замыкал растянувшуюся колонну командир взвода.

По карте от лагеря до пещеры расстояние около пяти километров. По ровной местности – час ходьбы. Но из-за того, что приходилось обходить валуны, а то и небольшие скалы, попадавшиеся на пути, добрались к пещере через два часа. Остановились перед каменным зевом, за которым лежала густая тьма, скрывавшая от глаз все, что таилось впереди.

– Значит, так, – бодро начал я, хотя внутри что-то тревожило. Впрочем, неизвестность всегда тревожит.

– Значит, так, – повторил снова, – вхожу в пещеру с пятью солдатами. Осмотримся, позову по связи. Следом зайдут еще пятеро и два геолога. Остальные ждут у входа. Мы пройдем вперед, разведаем путь. Вернемся минут через тридцать. Если все в порядке, после небольшой передышки, пойдем в пещеру все, кроме сержанта Уэстли и пятерых солдат. Они останутся возле входа.

– Ну, вот, – обиженно протянул Уэстли.

– Что, не дали малышу конфетку? – ехидно спросил его я. И добавил более мягким тоном, – не переживайте, Джон, на вашу жизнь еще хватит моментов, когда придется идти первым.

Включив небольшую лампочку, укрепленную на шлеме-сфере, и мощный фонарь, висевший на груди (руки должны быть свободны), я шагнул вглубь пещеры. Солдаты осторожненько ступали сзади. Возле входа дневной свет освещал ровный каменный пол, но далеко не проникал. Тьма неохотно расступилась перед лучами фонарей. Пройдя полсотни метров, решил оглядеться и повел фонарем вокруг. Мы находились в центре почти идеально круглой пещеры. Подняв фонарь вверх, с трудом увидел каменный свод. Пещера была небольшой, но очень высокой. А впереди чернел проход. Подойдя к нему, увидел, что он не очень велик. Примерно полтора метра шириной и метра два с половиной в высоту.

– Вторая пятерка и геологи, ко мне, – скомандовал в микрофон. За спиной громко застучали ботинки приближающихся солдат.

– Тише топайте, еще обвала нам не хватало, – рыкнул я на них.

Один из геологов уперся лучом фонаря в потолок пещеры. «Гражданских-то более сильными фонарями снабдили», – подумал я ревниво. Внимательно осмотрев свод, геолог успокоил:

– Практически – монолитный свод. Обвал исключен. Наверное, даже взрыв выдержит.

Оба геолога принялись шарить лучами по стенам и полу пещеры.

– Ну, кристаллов здесь никаких нет. Голый камень. Это что, проход дальше? Надо идти туда, – вынесли они свой вердикт. Я хотел отдать команду двигаться вперед. Но что-то удержало от этого шага. Все-таки, интуиция существует. У людей опасных профессий она развивается до сверхестественной. Я посветил фонарем в проход. Длина его составляла метров двадцать. Из-за небольшой ширины прохода не удалось разглядеть, что скрывается за ним. Похоже, следующая пещера. Не меньше, а больше той, в которой мы стояли. Потому что луч фонаря не достиг противоположной стены. А, может быть, проход вел в более широкий коридор. И тут, в свете фонаря, я увидел, как с потолка прохода струйкой ссыпался мелкий песок, образовав на полу небольшой ровный конус. Лазанием по пещерам (то бишь спелеологией) я никогда не занимался. Опыт ползания под землей был чисто теоретический. Только не нравился мне этот песочек. И проход не нравился. Что за ним прячется что-то нехорошее, я не ощущал. Опасность таилась в самом проходе, как если бы он был заминирован.

– Я сейчас пройду через этот проход. С другого конца, если все в порядке, мигну фонарем. Входить будете по одному. Один идет по проходу, остальные ждут пока он дойдет до конца. Только тогда, и не раньше, в проход зайдет следующий. Все поняли?

Движимый чем-то безотчетным, я снял с плеча автомат и протянул его ближайшему солдату. Медленным шагом вошел под низкий свод. За спиной стояла такая напряженная тишина, что было слышно, как сопит один из солдат. Мое состояние тревоги передалось и другим. Нервы натянулись, как струны. Но, не останавливаясь, спокойным бесшумным шагом я дошел до середины тоннеля. До сих пор не знаю, что-то услышал или что-то почувствовал. Это было из области паранормальных явлений. Мозг и тело сработали на автоматизме, за гранью сознания. Бешенным рывком кинулся вперед, Запнулся обо что-то. Выставив скрещенные руки перед собой, сделал кувырок через голову и по инерции пробежал несколько шагов, уже находясь за пределами тоннеля. Это были те микросекунды, которые растягиваются в минуты. Хорошо, пусть лучше смеются над своим командиром, чем…

Никто не смеялся. Потому что позади бухнуло, грохнуло, ухнуло. Пелена тончайшей пыли окутала меня. Пыль полезла в глаза, в ноздри. И стала медленно оседать.

Прохода не было. По его контуру тянулась тонкая паутинообразная трещина. Туда не войдет даже кончик лезвия ножа. Как будто кто-то долго и старательно подгонял каменную пробку и плотно закупорил ею тоннель.

– Второй, я – первый. Отзовись, – стараясь говорить как можно спокойнее, произнес в микрофон. В ответ – тишина.

– Второй, ответь первому, – почти выкрикнул я и эхо гулко отозвалось где-то наверху. Посмотрел на индикатор микрофона. Крошечная лампочка горела ровным зеленым светом. Ну, не могут двадцать метров каменной породы прервать радиосвязь. Даже, если засыпало всю первую пещеру до самого выхода из нее, все равно Уэстли бы откликнулся. Не экранирована же эта пещера! Вот фонарь освещает обычный камень а не алюминиевую фольгу. Еще пару раз попытавшись установить радиосвязь, я вздохнул, присел на корточки и закурил сигарету. Воздух был довольно свежим, после того как пыль осела. Похоже, я нахожусь в громадной пещере. Извечный вопрос от дяди Коли Чернышевского. Ждать пока выручат? Без радиосвязи – дело сомнительное. Не зная завалена первая пещера или нет. И не имея возможности сообщить о том, что жив. Геологоразведочные роботы бурят, самое большее на 15 метров в глубину. Тяжелая техника прибудет не раньше, чем через два-три месяца. Прорвутся сюда, чтобы полюбоваться моим иссохшим скелетом. Если взрывать породу сейчас, то выгребать ее, кроме как вручную, нечем. Да и сможет ли наш сапер точно все рассчитать?

Выбираться самому? Куда? Была бы карта здешних подземелий, был бы и шанс. Но попытаться найти выход придется. Не сидеть же, сложа руки, и оплакивая свою горькую судьбину. Умереть всегда успею. Пока есть силы, будем взбивать сметану в масло (см. притчу о лягушке, упавшей в горшок со сметаной).

На поясе фляга с водой, нож, «Кольт» с запасной обоймой, две ручных гранаты. Аккумуляторов в нагрудном фонаре и в фонаре на шлеме хватит на три месяца. За это время успею сдохнуть или от голода, или от жажды. В набедренных карманах лежит сухой паек – четыре плитки пеммикана – сушеного мяса, перемешанного с изюмом и орехами. Можно растянуть на неделю. Потом, если не научусь глодать булыжники, наступит голодная смерть. Но воды во фляжке на неделю не хватит. От силы дня на три-четыре. Так что в запасе у меня не более четырех дней. Ну, пяти. Что еще имеем? Пачка сигарет с зажигалкой. В карманах бронежилета – два магазина к автомату. Которого сейчас нет. Выкинуть ненужный груз? Тут запротестовало все мое десантное естество. Патроны выбрасывать?! Да, бывают случаи, когда за половину «рожка» полцарства отдашь! А то и целое! Десяток патронов, порой, решает вопрос: жить или не жить? Нет, попру с собой. Погоды такой груз не сделает.

Все. Нечего рассиживаться. Потопали, время не ждет. Главное – правило левой руки. Если хочешь выйти из лабиринта, иди, все время касаясь стены левой рукой. И выйдешь. Я не стал стирать пальцы левой руки о камень стены. Просто шел, освещая пол перед собой и стену слева от себя. Изредка останавливался, светил вправо. Ничего примечательного не видел. Каменный пол, крупные и мелкие камни. Глазу зацепиться не за что. Когда прошел около километра, в душу вполз страх. А что, если эта пещера имела единственный выход – через заваленный тоннель? Тогда – ложись и задирай лапки кверху. И, спасая меня от тихой паники, стена круто повернула влево. Этот выход из пещеры был «шикарным» – метров десять в ширину и немерянной высоты. Может быть, поискать еще выходы? Обругал себя: «Какого черта?! Какая разница, где блуждать? Не нарушай правило.». И спокойно пошел по проходу. Он то сужался, то расширялся, будучи довольно длинным.

Вот и следующая пещера, небольшая и невысокая. Снова каменный коридор. Снова пещера. Камни, камни, камни. Галерея пещер была бесконечной. Я все шел и шел вперед вдоль левой стены. Через три часа ходьбы устроил первый привал. Сделал маленький глоток воды из фляжки. Выкурил сигарету. Пеммикан не тронул. Похвалил себя за то, что перед выходом из лагеря, не страдая снобизмом, набил желудок солдатской кашей. Есть пока не хотелось.

Заканчивался второй трехчасовой переход. Идти до привала оставалось пять минут. Фонарь, скользивший лучом по стене, описал дугу, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. При этом ни на секунду не оторвался от стены. Прохода не было. Тупик. Я не завыл, не выругался, не рвал на себе волосы. Повернув в обратную сторону, зашагал, по-прежнему не отходя от левой стены. Через пять минут сел и, сделав глоток воды, закурил. Не надо отчаиваться. Может, это и не последний тупик на пути. Может, весь мой путь – тупиковый. Тщательно погасив окурок, хотя гореть тут было нечему, двинулся дальше. Через два часа ходьбы стена пошла влево, под углом градусов в семьдесят пять. Значит, я пошел в сторону от прежнего пути.

Сделав шесть трехчасовых переходов, стал устраиваться на ночлег. Съел четверть плитки концентрата, запил парой глотков воды. Лег на голые камни, подложив руку под голову. Заснул моментально, спал крепко, без снов. Через восемь часов запищал будильник в наручных часах. Я встал, потянулся, размял затекшие во сне мышцы, позавтракал четвертью плитки и двумя глотками воды. Выкурил сигарету. Оставалось три дня.

Второй день ходьбы никаких результатов не дал. Все те же каменные стены, пол и потолок. Плитка пеммикана, пять сигарет, четверть фляжки воды. Надежда таяла, но была жива.

День третий. Зарядка, «завтрак», сигарета, ходьба. Ноги побаливали, тело слегка ныло, требуя полноценного отдыха. Без бронежилета, без берцев, без пояса с кобурой. Голод и жажда начинали напоминать о себе. Но на такие мелочи внимание можно не обращать. Трехчасовой переход, передышка, еще переход. Все, как вчера. Единственное отличие – стали попадаться кристаллы. Те самые, из-за которых я и блуждал по пещерам третьи сутки. И голубые встречались, и розовые. Правда, довольно редко. И небольших размеров. Кроме голубых и розовых, видел камни и других цветов. Фиолетовые, синие, малиновые, красные. Они располагались то кучками, то поодиночке. Почему-то я их аккуратно обходил. Не то, чтобы боялся попортить об них обувь; не то, чтобы берег их для Корпорации. Не хотелось красоту топтать. Мне метром больше пройти, метром меньше – без разницы.

Когда я отдыхал после четвертого перехода, в гробовой тишине, царившей в этих бесконечных пещерах, послышался слабый звук. Будь я проклят, но это журчит вода! Пошел на звук и минут через пять увидел струйку воды, стекающую по стене. Затем вода струилась по желобку, вымытому в камне за неведомое количество лет. И исчезала в трещине на полу. Меня не потревожили мысли: а пригодна ли вода для питья; нет ли в ней каких-либо вредных примесей, микробов? С наслаждением выпив всю оставшуюся во фляжке воду, я подставил горлышко под струю. Вода ледяная. Рука с трудом удержала фляжку, обжигающую холодом. Ну, теперь-то еще дня четыре побарахтаемся. А то и больше.

Но принцип «аверса-реверса» остался. У каждой монеты кроме «орла», есть и «решка». Отошел я на полтораста шагов от живительного источника, впервые за два дня не испытывая жажды. И тут погас фонарь, висевший у меня на груди. Полчаса я бился с ним, используя весь арсенал своих небогатых электротехнических познаний. Аккумуляторы местами менял, контакты отгибал, лампочку выкручивал-вкручивал. Все без толку. Можно фонарь выбрасывать. Но я забросил ремешок фонаря на плечо. Пусть на базе разберутся, почему фонарь вышел из строя. Чтобы в дальнейшем такого не повторялось. «Ха-ха, – сказал сам себе, – а попадешь ли ты на базу?».

Тоненький луч из фонарика на шлеме освещал дорогу. Но, чтобы держаться левой стены, приходилось все время крутить головой. В одной из пещер, где весь пол усеян торчащими, как зубы дракона, острыми камнями, я споткнулся. «Только бы колени не разбить», – подумал, падая. Колени остались целы. А вот шлемом ощутимо приложился об каменный выступ. Шлем рассчитан и на более сильные удары. Но раздался хруст раздавленного стекла и очутился я в сплошном мраке.

Полная «веселуха», господа! Дожидаться пока глаза привыкнут к темноте, не имело смысла. Это происходит там, где есть хоть совсем слабые и отдаленные источники света. А в чернильной темноте все равно ничего не углядишь. Скорость моего передвижения упала в несколько раз. Приходилось ощупывать ногой перед собой пол и только после этого делать шаг. При каждом шаге надо коснуться рукой стены. Такой черепаший темп движения выматывал больше, чем быстрая ходьба. С облегчением я устроился на ночлег.

«Утром», после сна, не встать. Будильник на часах пронзительно верещал. А мне не хотелось открывать глаза. Кроме гнетущей тишины, вокруг будет сплошная темнота. Да. У меня уравновешенная психика. Но я не робот-андроид. Эмоции имеют место быть. Другое дело, что я умею их подавлять. А сейчас они рвутся наружу. Нас готовят в десанте ко многому, но к такому… «Хватит канючить и жалеть себя! На счет „три“ – поднимаешься».

В обед съел последние полплитки пеммикана. Растягивать по крошке не стал. Не наш это метод. Выкурил предпоследнюю сигарету. И зашагал вперед, не ощупывая дорогу ногой. Уже все равно. «Мы все погибли здесь, выполняя приказ». Чему быть – того не миновать. Если внезапно полечу в пропасть – значит, судьба такая. Третьего не дано. Или найду выход, или сдохну в этих пещерах.

Ну, что я говорил?! «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!». Иду себе бодрым шагом и не падаю. А вот и огонек впереди. Стоп!!! Огонек!!! Это не «глюк». Я хожу по пещерам всего четвертые сутки. Если бы пятнадцатые-двадцатые, может быть, что-то и примерещилось. Это не плод буйной фантазии.

Я быстро зашагал, почти побежал. И секунд через двадцать оказался возле огонька. Кристалл излучал слабый, тусклый желтоватый свет. Он почти ничего не освещал вокруг. Но в кромешном мраке, царившем вокруг, не заметить его было нельзя. А впереди замаячил такой же желтоватый огонек. Подойдя к нему, я увидел и третий. Не оставалось сомнений – эти огоньки отмечали путь. Куда? Да, какая разница! Все равно иду в неизвестность, так хоть по указателям. Куда-то да выведут.

Миновав десятка полтора таких «маячков», вошел в гигантскую пещеру. Оглянувшись назад, увидел, что огоньки позади меня погасли. Зато в пещере загорелись десятки таких же крошечных светильников, давая мягкий, приглушенный свет. Освещали они не всю пещеру, а лишь определенную часть ее. Туда я и направился. На ходу потихоньку расстегнул кобуру и снял с предохранителя пистолет.

Почувствовал, как будто микроскопические теплые лапки пробежали под шлемом по коже головы, как бы слегка взъерошив волосы. «Не надо беспокоиться, мы вас не тронем, если вы нас не тронете». Голос явно женский, мягкий и тихий. Кто же это? Голос шел не извне, слова раздавались в мозгу, но создавалось полное впечатление того, что я его слышу.

Приблизившись к месту, тускло освещенному двойным кольцом «светлячков» я увидел огромное скопище кристаллов. Голубые, розовые, очень крупные и чуть поменьше. В самом центре находился гладкий, отшлифованный до зеркального блеска усеченный каменный конус. Идеально правильной формы. Высотой сантиметров двадцать пять-тридцать. На его вершине переливался гранями, отражая свет, идущий от светильников, большой розовый кристалл. Не менее чем в три раза превосходящий по размерам самый крупный из кристаллов, окружавших конус. Не знаю уж, сколько в нем было карат, я не ювелир. Но размером, примерно, с баскетбольный мяч.

– С вами говорит правительница гор. Мне подвластны все горы на этой планете, – произнес все тот же женский голос.

Я понял, что он исходит от самого большого кристалла, того, который на конусе.

– Я весь внимание, ваше величество, – сказал я, как можно почтительнее, негромким голосом.

– Да, пожалуй, у вас меня назвали бы королевой. Постараюсь говорить только по существу. Мои советники, можно это назвать королевским советом, решили оставить вас в живых. Хотя, не скрою, кое-кто выступал за то, чтобы лишить вас жизни. Дело даже не в том, что не захотели оставлять в пещере гниющую органическую массу. Мы внимательно следили за вашим поведением. Вы не оставляли после себя мусора. Не повредили ничего и никого вокруг.

И это была правда. Я даже окурки от сигарет аккуратно прятал в карман. Надеясь свернуть из них одну самокрутку напоследок.

– Внимательно выслушав всех членов совета, я приняла решение, – продолжала королева. – Оно основывается на самом главном – лично мне вы очень даже симпатичны. Это не логично. У правителя не должно быть симпатий и антипатий. Но я – женская особь, а женщинам свойственны маленькие слабости. Поэтому сейчас вы пойдете по дороге, обозначенной светильниками и выйдете из пещер. Вас проведут к ближайшему выходу. Вы должны одно передать своему правителю: на нашей планете не будет других хозяев, кроме нас. Если вы вздумаете еще раз высадиться на этой планете, все ваши люди погибнут. Это не пустая угроза. Мы можем управлять своей планетой, как нам заблагорассудится. Вы все поняли?

– Да, ваше величество. Я обязательно в точности передам ваши слова моему начальству.

– Что ж, ступайте. Я знаю, что вы, белковые организмы, слабы и недолговечны. Вам надо успеть выйти из пещер, пока вы еще сохраняете силы.

Я отвесил королеве низкий поклон.

– Благодарю вас, ваше величество. Прощайте. Желаю вам всего наилучшего. Простите, ваше величество, я простой солдат и придворному этикету не обучен.

– Я чувствую, что вы честны и открыты. В вас нет зла, – голос королевы стал ласковым.– На прощание мне хотелось бы чем-нибудь вас наградить. Щедро, по-королевски. Пройдите туда, куда укажут светильники и возьмите столько, сколько сможете унести. Потом возвращайтесь сюда, я хочу узнать, останетесь ли вы довольны моим подарком.

Цепочка огоньков повела меня в другую пещеру. До сих пор мне встречался только ровный каменный пол. А здесь, в пещере, в огромном углублении были насыпаны кристаллы.

– Это место захоронения моих подданных. Тех, кто не благородной чистоты. У нас нет такого отношения к умершим, как у вас. Так что не стесняйтесь, берите, сколько угодно. Вы даже поможете нам, освободив место для других.

Я взял в руку пригоршню камней. Даже при тусклом свете было видно, что это не прозрачные голубые и розовые кристаллы. У камней была густая темная окраска. Я набил полностью все карманы. С десяток кристаллов влезло в кобуру. Вынув из разгрузки автоматные магазины, засунул их за ремень. А освободившиеся карманы нагрузил битком кристаллами. Наконец, снял с себя шлем и доверху насыпал туда камней. Все. Выше головы не прыгнешь. Сколько могу унести – взял.

Вернулся в «тронный зал». Набитые карманы мешали при ходьбе. Со вздохом, я сказал королеве:

– Мне не хочется, чтобы вы считали меня жадным, ваше величество. Для себя я бы взял десять-двадцать камней. Но.., – запнулся, не зная, как объяснить попонятнее.

– Не надо подыскивать слова. Я все понимаю. Эти камни вы взяли для других людей. Подойдите поближе.

Перед каменным «троном» была узенькая дорожка, свободная от кристаллов. Только-только ногу поставить. Я подошел почти вплотную к королеве.

– Видите темные камни, которые лежат возле меня. Возьмите один из них. Это лично вам на память о нашей встрече. Согрейте камень своим теплом и он исполнит ваше пожелание, касающееся камней, гор, скал. Будьте с ним осторожны. Сначала научитесь им правильно управлять. Все. Вы можете идти, Мы не увидимся более. Прощайте.

Я положил гладкий овальный камень в шлем, поверх кристаллов. Больше некуда.

– Прощайте, ваше величество. Дай вам Бог, всего, чего пожелаете.

Кланяться я не стал – тогда из нагрудных карманов посыпались бы камни. Козырнул королеве. Пошел на свет маячков, уже протянувших редкую цепочку к выходу из пещеры. И не стал оглядываться. Уходя – уходи. Но долго еще вспоминал потом тихий голос королевы, от которого веяло какой-то печалью.

Миновав пещеру, соседствующую с «королевской», я услыхал еле слышный шепот. За дни пребывания в полной тишине, слух мой обострился. В другое время я, быть может, этого шепота и не услышал.

– Простите, что отвлекаю вас. Не могли бы вы остановиться на несколько мгновений?

В недоумении я встал на месте.

– Я знаю, что наша королева отнеслась к вам очень благосклонно. Счастливец, вы видели королеву! – Шепот стал громче. Слова теперь хорошо были слышны. – Мне известно, что королева сделала вам подарок. У меня нет таких возможностей, как у нашей повелительницы. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы приняли мой скромный дар. Я укажу вам дорогу.

В стороне от светильников-указателей вспыхнул маленький огонек. Мне удалось разглядеть небольшой голубой кристалл. От него крошечные огонечки вытянулись в короткую линию. Сделав три десятка шагов, у последнего огонька я увидел кучку кристаллов.

– Я еще очень молод. Не скоро окажусь при королевском дворе. И богатства, и знания мои пока ничтожны. Но не откажитесь принять мой дар.

Не хотелось обижать малыша, но куда же я запихаю его камни? Места для них нет, разве что, во рту. И тут меня осенило. Открыв фляжку с водой, я залпом допил воду и набил флягу камнями по самую крышку. Мне не было видно, что это за камни, уж слишком скудным было освещение. Пролезли в горлыщко фляжки и ладно.

– Я знаю, что королевский подарок предназначен не только вам. Но поклянитесь мне, что мои камни достанутся вам одному. Такова моя воля, – в голосе слышалось и почтение, и горделивость.

– Клянусь, – торжественно и серьезно сказал я.

– Я вам верю. Прощайте, вам надо спешить.

И я вернулся к светильникам, ведущим к выходу. Идти было неудобно. Камни мешали при ходьбе. Выход оказался не близко. Когда я посмотрел на подсвеченный циферблат часов, оказалось, что иду без перерыва пять часов. Теперь я понимал, почему меня поторапливали идти. И боялся остановиться для передышки – вдруг указатели пути погаснут. Через восемь часов они и погасли. Взгляд мой был прикован к светильникам, горевшим на полу. И когда они перестали светить, я поднял глаза.

Впереди различим был сумеречный свет. И в лицо мне пахнуло свежим воздухом. Подойдя к самому выходу из пещеры, увидел, что «на улице» идет дождь. Садиться не рискнул. Опасался, что не смогу встать. Стоя, выкурил последнюю сигарету. Шагнул под холодные капли дождя. Никогда в жизни так не радовался, оказавшись под дождем. Оглянулся назад. Входа в пещеру не было. Ровная стена камня. Ну, что ж, так и должно быть.

День, похоже, близился к концу. Так и не перевел я часы на местное время. Подумал, что до лагеря, возможно, идти не один десяток километров. Сколько я протопал за четверо суток? Рацией не пользовался, значит, батарея не села. Сейчас свяжусь со своими, оператор меня запеленгует и скажет, куда идти. Но связываться не пришлось. Метрах в трехстах справа увидел навес, под которым стояли буровые роботы. Возле них суетились геологи, а десантники спрятались под навесом от дождя. При виде меня, возгласы раздались в широком диапазоне. От удивленных до восторженных. От громкого вопля: «Командир!», до тихого: «Ну, ни хрена себе».

Оказалось, что все уже подготовили к взрыву в пещере. Геологи смущенно объясняли, что порода в пещере – сверхкрепкая. Извели почти весь запас буровых коронок, а углубиться смогли только на шесть метров. При том, что работали круглосуточно, установив в пещере прожектор.

Уэстли, который в мое отсутствие принял командование ротой, радовался больше всех.

Он взволнованным голосом доложил, чем они занимались эти дни. А потом протянул мне небольшую плоскую фляжку.

– Виски?

– Обижаете, командир. Чистый медицинский. Эй, дайте воды капитану!

– Не надо. Лучше сигарету.

Я сделал из фляжки немаленький глоток. Огненный шарик прокатился по горлу. Затянулся предложенной сигаретой. Уэстли восхищенно смотрел на меня.

– Я бы так не смог.

– Проведешь четверо суток в каменных стенах – сможешь. А, черт, у вас-то здесь только два дня прошло. Я по земным часам сутки отмерял.

Из пещеры извлекли взрывчатку. Убрали навес. Двинулись в лагерь. Кристаллы, которые я вынес из пещеры, пересыпали в ящик геологов. Теперь, при свете, я получше их разглядел. Все они были огранены. Все почти одинакового размера – с грецкий орех. Только фиолетовые и синие камни немного крупнее, чем малиновые и красные. Всего набралось примерно с полтысячи штук. Что ж, чем их меньше – тем они уникальнее. Камень, который я взял возле королевского трона, походил на обычный голыш – темный, ничем не примечательный камень. Я спрятал его себе в карман.

Скорость передвижения буровых роботов небольшая и шли мы медленно. Дождь успел прекратиться. Вот, наконец, и вход в ущелье, ведущее к лагерю. Я с удовлетворением отметил, что площадка перед ущельем от валунов очищена. Хотя, в свете заявления королевы кристаллов, она вряд ли понадобится. Оставив позади роботов, сопровождаемых геологами и десантниками под командой сержанта, я быстро пошел в лагерь. Со мной шли два десантника. Они несли ящик с кристаллами. Мне не терпелось рухнуть на койку.

Упрятав кристаллы под надежный замок на складе, я кинулся на кухню. Пока пил мелкими глотками свежевыжатый яблочный сок, повар сварил мне жиденькую овсянку. После четырех «разгрузочных» дней, я не рискнул набивать желудок пищей.

Перекусив, направился к своей палатке. Сейчас разденусь и буду спать до завтрашнего утра. А утром начнем собираться в дорогу домой. Отдав Уэстли необходимые распоряжения, я уже предвкушал крепкий сон. Ноги гудели. Отдых мне необходим. Или плюнуть на все, объявить срочные сборы и отсыпаться на транспорте? Нет, день заканчивается, а погрузка в капсулы займет немало времени. Одних роботов буровых грузить…

«Стой, кто идет!?» Громкий оклик часового ухо выделило из привычного лагерного шума. А ведь я только что присел на кровать, чтобы расстегнуть застежки на ботинках. Чертыхнувшись, выскочил из палатки. К часовому уже бежал сержант Мартинс. В нескольких метрах от часового маячили три темные фигуры. Слава богу, вроде бы, человеческие. Неожиданная инспекция из Корпорации? Конкуренты из Синдиката? Так с ними есть соглашение. Они никогда не полезут в наши «владения» без спроса.

Подойдя вплотную к часовому, можно было хорошо разглядеть незваных гостей. Камуфляж, бронежилеты, автоматические винтовки. Никаких эмблем и знаков различия. У двоих на головах обычные пехотные каски. У третьего, похоже, главного, голова повязана платком.

– Позови командира, – в голосе «платка» звучал металл. Привык командовать.

– Здесь командир, – откликнулся я, не представляясь. Пока не пойму, с кем имею дело, это ни к чему.

– Я – Морни. Черный Морни. Это о чем-то говорит?

Из оперативной информации я знал, что Черный Морни – искатель приключений, бывший военный. Стал космическим рейнджером, а затем сколотил банду. Если совсем попросту – пират, грабитель. Но показывать свою осведомленность мне не хотелось. Тем более, что следовало сразу поставить хама на место. Уж очень наглым и вызывающим был его тон.

– Не доводилось слышать. А почему черный? На негра, вроде бы, не похож?

От моих равнодушно-спокойных слов Морни аж затрясло. Перекосило. Но, дело, есть дело. Ему пришлось сдержаться, хотя и далось это нелегко.

– Вы надолго здесь? – спросил он, стараясь быть вежливым.

– Нет, завтра улетим. Оставляем планету в вашем полном распоряжении.

– Ага, ага… Значит, то, за чем вы прилетали, уже при вас?

– Все наше при нас. Чего и вам желаем.

– Ну, чтобы наше было при нас, вам необходимо поделиться.

– Не понял. Чем поделиться?

Терпения Морни хватило ненадолго.

– Слушай сюда, детка. Тут со мной три сотни бывалых ребят при оружии. Но даже не это главное. Позади вас, на горе, стоит моя минометная батарея. И мы можем засыпать эту ямку минами очень быстро. Мало кто уцелеет. Однако, превращать десант Корпорации в своего врага мне бы не хотелось. Мы вполне можем разойтись по мирному. Вы, всего лишь, отдадите нам половину добытых кристаллов. Ваше начальство ведь не знает их точное количество? Вот и отсыпьте нам. А мы вас отпустим живыми и здоровехонькими. Еще и ручкой помашем на прощание.

– А если не поделимся? В бою один десантник пятерых стоит. Вам двухсот человек не хватает для равновесия сил.

– Ты забыл про минометы. А ущелье простреливается насквозь. До нас, в лучшем случае, доберется человек тридцать. И то, если вам сказочно повезет. Так что у меня десятикратное превосходство. Скорее всего, все вы останетесь в этом ущелье. А нам достанутся все камушки.

– Но, что вам мешает самим набрать кристаллов?

– Э-э-э! Самый умный, да? Их ведь еще найти надо. На это может не один день уйти. А, может, вы все камни загребли и больше не осталось. Нет уж, лучше вываливайте все камушки, поровну поделим и разбежимся. Сроку вам на размышление – два часа. После чего открываю огонь из минометов.

– Два часа мало. Мне надо связаться со штабом Корпорации. Пока там главного найдут, пока решение примут. Давай уж до утра отложим. Ночью нам все равно не улететь. Утром придете и заберете свою долю. Не знаю, дадут ли добро на половину камней, но вам и четверти хватит до конца жизни.

– Ты так не шути, парень. Я сказал – половину. Сначала убедимся, что ты все камни выложил, потом будем делить. Конечно, если вы нагребли столько, что нам нашу долю не унести будет, то возьмем поменьше, – захохотал Морни. Его подчиненные подобострастно хихикнули.

– Ладно, – вздохнул Морни, – что-то я сегодня добрый. Дам вам время до утра. Сколько у вас палаток на складе?

– Две запасных десятиместки, – ответил я, еще не понимая, куда он гнет.

– И пятнадцать палаток установлено. Значит, вы сюда должны сейчас принести семнадцать вакуумных насосов. Со шлангами.

Этот черт разгадал одну из моих задумок. Котловину окружали гладкие стены. Но, при помощи вакуумных присосок для палаток, ничего не стоило подняться по любой каменной стене. Они вполне выдержат вес человека. Затем сбросить вниз веревки, по которым рота поднимется на скалы. Не прост был Морни, ох, не прост!

Мы покорно поставили возле их ног все вакуумные насосы. Морни отдал приказ сопровождавшим его бандитам. Те быстро отнесли насосы к входу в ущелье.

– Генри и Хинкс останутся на часах у входа в ваш лагерь. Сверху за вами следят с батареи. Так что никакой лишней суеты в лагере. Вы под контролем. И любое наше сомнение в вашем поведении, вызовет минометный огонь. Мы и ночного боя не боимся. В ущелье только слепой промахнется. А уж три сотни стволов…

Я кивнул. Мы были прижаты к стенке. Спасти нас могла только черезвычайная осторожность. И хитрость. Война – путь обмана, говорили древние. Не дал бы я, на месте Морни, отсрочку до утра.

Морни ушел. До заката оставалась пара часов. Подойдя к оператору, я увидел, что он обматывает металлические лапки «паучков» обрывками своих футболок. Ну, этого учить не надо. Он и без меня свое дело знает.

– Келли, можете настроить связь так, чтобы за пределами лагеря нас не могли подслушать?

– Увы, командир. Радиоволны все равно разбегутся. Постройте роту на вечернюю поверку и объясните все голосом, отключив микрофон. Так надежнее будет. Как стемнеет, я запущу паучков к ним в лагерь. Глянем, что у них и как. Надеюсь, они не очень оснащены техникой подслушки и наблюдения.

Я выстроил роту. Все были без шлемов, согласно приказу. До часовых Морни мог донестись звук моего голоса, но слова они не разберут. Сначала, громко, чтобы бандиты слышали, произвели перекличку. Потом, понизив голос, я быстро, но негромко сказал:

– Кто не расслышит – спроси соседа. По одному, с интервалом минут в пять, пройдите на склад и возьмите по десятку ручных гранат. Всем сидеть по палаткам. Ждите приказа. Разойдись, – последнее слово добавил громко, – всем ужинать.

Ребята не подвели. Пока одни ужинали, другие потихоньку запасались гранатами. Потом поменялись ролями.

Ночь упала на лагерь. Прожектор не включали. Вместо одного часового, напротив ущелья стояли трое. Врач сидел в палатке, где кроме него жил оператор и сержант Уэстли. Узнав, что мне надо, врач без лишних вопросов достал двадцать шприцев и наполнил их. Аккуратно сложив шприцы в карман бронежилета, я вышел на свежий воздух. Прошел в свою палатку и пару часов читал учебник по тактике. Потом отложил книгу. Пора.

Дождя не было. Но обе луны плотно затянуты тучами. Темень стояла беспросветная. Блуждания по пещерам обострили мое ночное зрение. Смутно, но я различал наших часовых, притаившихся за стенкой, сложенной из камней. И края котловины. Если батарея расположена точно напротив входа в ущелье, то надо взять левее. Четыре миномета – это двенадцать человек, по трое в расчете. Плюс командир и еще пара человек. Шприцев должно хватить.

Так. Опустив руку в карман, я обхватил ладонью гладкий камень. Стал согревать его своим теплом. Посчитав, что трех минут достаточно, отдал мысленный приказ.

Чудес не бывает. Ну, значит это не чудо, а неизвестное науке явление. На верх котловины вела удобная, не очень крутая каменная лестница. Тихо-тихо я поднялся по ней. Снял с плеч тяжелую веревочную лестницу, свернутую в рулон. Неслышно ступая, дошел до часового. Он сидел, опершись о винтовку и дремал. Шприц вошел ему в шею. Тело мгновенно обмякло. Аккуратно я уложил рядом с ним винтовку, чтобы не брякнула. Нельзя расслабляться на посту, «приятель». Это чревато.

Снял рацию у часового с пояса. Остальные минометчики спали, застегнувшись в спальниках. Шестнадцать шприцев опустели быстро. Надежно закрепив веревочную лестницу, я спустился вниз. Нагрел в руке камень и уничтожил каменные ступеньки. Там снова была высокая, гладкая стена.

«Повелитель камней» работал на пять с плюсом. Можно было, воспользовавшись им, уничтожить всю шайку Морни в один момент. Но, ведь вернувшись на базу, придется писать рапорт. Свидетелей – сто человек. И отберут у меня замечательный камешек за здорово живешь. Станет имуществом Корпорации. Но королева-то вручила его мне. Так что, придется играть спектакль до конца. Как я поднимался из котловины не видел никто.

Из палаток, по одному, бесшумно, потянулись к лестнице солдаты. Труднее всего было заставить подняться по веревочной лестнице штатских, геологов. Их почти втаскивали наверх. Но все удалось провести тихо и скрытно. Часовые Морни, возле ущелья, ничего не заметили.

Длинная ночь сыграла нам на руку. К утру все было готово. В лагере ни одной живой души. До рассвета оставалось немного времени, когда на рации, которую я забрал у часового минометной батареи, замигал зеленый огонек. Это была стандартная армейская рация. Я включил ее на общую волну. И услышал голос Морни:

– Шмуль и Жева, отходите в лагерь. Сейчас минометчики откроют огонь. Как бы вас не зацепило.

Затем Морни вызвал батарею.

– Это ты, Шип?

– Нет, это Джон, – тихо ответил я. Голос искажается микрофоном рации до полной неузнаваемости. А Джоны почти всегда и везде есть.

– Буди командира. Срочно.

Взяв рацию командира минометчиков (покойных), я включил ее и, накинув на микрофон носовой платок, сонным голосом недовольно пробормотал:

– На связи.

– Подъем, Кемп. Открывай огонь из всех стволов по лагерю десанта.

– Но… Они спят еще.

– Делай, что тебе говорят. Я решил взять все камни. Следов не оставим. А, если взять половину, Корпорация нам все равно не простит. Так что молоти по ним, что есть сил.

Рядом со мной было только пятеро десантников. Остальные рассредоточились вдоль всего ущелья, по обе его стороны. Нам пришлось споро открывать ящики с минами. Минометы были готовы к стрельбе, наведены на лагерь. Врач, оператор, геологи, повар кинулись помогать. И вот первая мина нырнула в ствол миномета. Хлопок. Внизу, в котловине – разрыв.

– Палите, почем зря! Быстрее, – крикнул я и соседние минометы захлопали один за другим. Восьмидесятидвухмиллиметровые мины градом посыпались в котловину, разнося там все вдребезги. Ох, и достанется же мне за порчу казенного имущества! Ожесточенная пальба длилась минут тридцать. Запас мин подходил к концу.

– Кемп, Кемп, – орал в рацию Морни, – что там у тебя?

– Похоже, всех накрыли. Никакого движения. Все к чертовой матери раздолбали, – гордо доложил я.

– Прекращай огонь. Мы входим в ущелье.

Наш оператор уткнулся в свой компьютер.

– Все идут в ущелье. Кроме Морни и еще троих. Первые – на середине ущелья. Последние – входят. Вошли все. Можно.

– Рота, внимание! Гранаты! – Я кричал в микрофон во всю силу своих легких.

Восемьдесят десантников кидали гранаты в ущелье непрерывно. Никуда не целясь. Дернул кольцо и кидай вниз. В ущелье спрятаться негде. За полминуты на триста человек обрушилось восемьсот гранат. Разрывы, свист и визг осколков слились в дикую какафонию. Вероятность выжить в этом аду, равнялась нулю. Никто и не выжил.

Уэстли с десятком десантников спустились со скал по веревкам. И, как только в ущелье стали рваться гранаты, пятеро десантников ворвались на корабль Морни. Транспорт стоял в дальнем конце площадки, расчищенной нами и был пуст. Пилот, механик и штурман стояли возле Морни. Он побоялся послать в атаку столь ценные кадры. Уэстли с пятерыми десантниками взял в плен всех четверых. Морни попытался схватиться за автомат, но, получив пулю в правое предплечье, попытку оставил. Перевязали его и вместе с экипажем затолкали в транспорт.

Десантники спускались с гор счастливые и гордые. Победили втрое превосходящего по числу противника и никто даже не ранен. А внизу их ждала нелегкая работа. Принялись грузить в корабль трупы из ущелья. Один взвод сворачивал наш лагерь. Обе десантные капсулы опустились на площадку возле транспорта Морни. Только к вечеру, с трудом, управились. Котловина и ущелье были чисты. Даже осколки мин и гранат, в основном, пособирали. Уставшие десантники отдыхали возле капсул. Ко мне подошел сержант Уэстли.

– Погрузка имущества закончена, сэр. Что будем делать с Морни?

– Пусть улетают.

– Вот так просто возьмем и отпустим? Он же снова сколотит банду и опять возьмется за старое.

– Будем надеяться, что не возьмется.

Уэстли что-то недовольно буркнул и пошел к кораблю бандитов, снимать с постов часовых. Едва они присоединились к остальным десантникам, как транспорт Морни поднялся в воздух и стал быстро уменьшаться в размерах. Пока совсем не растворился в небе, непривычно чистом для этой планеты.

– Келли, – позвал я оператора. Уэстли стоял рядом со мной. Подошедшему оператору был отдан приказ:

– Как только они уйдут за вторую лунную орбиту – взрывайте.

Уэстли ошарашено глянул на меня.

– Так корабль Морни минирован?

– А ты думал, что я оставлю эту мразь в живых? Закон обойдется с ним слишком милостиво. И заложить десяток мин проще, чем везти его на базу. А так, и на планете никакого мусора не оставили, и разобрались с бандитом по-своему. Я покурю. Командуйте посадкой, Джон.

Все десантники сидели в капсулах. Уэстли отрапортовал:

– С посадкой ОК, сэр.

Я показал ему обе растопыренные пятерни:

– Сколько раз сможете отжаться на пальцах?

Не понимающий, чего от него хотят, Уэстли ответил:

– Ну-у-у… Раз пятьдесят-то вполне.

– Надо сто. Начинай.

– Зачем?

– Так, Джон, кто из нас сержант, а кто – капитан?

Уэстли бодро отжался сорок раз. До пятидесяти дойти ему уже было труднее. Когда он отжался шестьдесят раз, я приказал:

– Подогни мизинцы, отжимайся на четырех пальцах.

Пыхтя, сержант сделал восемьдесят отжиманий. Осталось двадцать самых тяжелых. И тут я велел:

– Подогни безымянные пальцы. Отжимайся на трех.

Теперь каждое отжимание давалось с большим трудом. Я слышал, как скрипят зубы Уэстли.

– Давай, давай. Еще четыре раза надо.

Закончив упражнение, Уэстли остался лежать. Потом встал на четвереньки, медленно поднялся на ноги. Он тяжело дышал, пальцы дрожали.

– Я объясню тебе, Джон, зачем ты это делал. Но не сейчас, а через два-три месяца. И я ж не зверь какой-нибудь, на двух пальцах тебя отжиматься не заставил.

– Два месяца – это долго.

– Привыкай терпеть, Джон. Это маленьким детям вынь да положи немедленно. Отдышался? Тогда пойдем в капсулу.

Транспорт покинул орбиту планеты, у которой даже имени нет. Планета №14247 – вот как она зовется. Я не вспоминал с тоской и грустью ни королеву кристаллов, ни ее маленького подданного. Другая форма жизни, чуждая нам. Королева старалась говорить в рамках моих, человеческих понятий. А как там у них на самом деле…

Уэстли все еще по-детски обижался на меня за сотню отжиманий перед вылетом. Но я передал ему командование ротой на время полета.

Войдя в свою каюту, плюхнулся в кресло. Ну и умаялся же! Стал расстегивать ремень. На нем кобура с пистолетом, нож в ножнах и фляжка. Только тут я и вспомнил о ее содержимом. Отвинтил крышку, вытряхнул камни. Они были зеленого цвета различных оттенков. Большинство – темно-зеленого. «Похоже на изумруды», – подумал я. Размеры тоже были различными. И величиной с крупную горошину, и такие, что с трудом проходили в горлышко фляги. Равнодушно посмотрев на них, я ссыпал их обратно во флягу. Другого места не придумывал. Спать, спать, спать…

Из беспробудного сна меня вырвал сигнал тревоги, разносившийся по транспорту. Моя каюта находилась рядом с постом управления, поэтому ровно через одну минуту я стоял возле капитана транспорта. Транспорт замедлял ход.

– Неизвестный фрегат. Приказывают остановиться, – капитан из породы людей, из которых лишнего слова не выдавишь.

– Почему неизвестный? – спросил я, еще не совсем придя в себя после сна.

– Обычно, в таких случаях говорят, к примеру: «Патрульный фрегат «Изумруд», второй космофлот, капитан такой-то. А этот…

«Транспорт „Бесстрашный“, приказываю остановиться. В противном случае, через минуту выпускаю ракеты», – голос из динамиков внешней связи доносился четко.

– У фрегата такого типа, помимо орудий, шесть ракетных установок. Две малых, две средних, две больших. Средние ракеты превратят нас в груду металлолома, крупные – разнесут на куски, – капитан перевел рукоятки двигателей на «Стоп», затем дал задний ход, чтобы погасить инерцию корабля. Транспорт замер на месте. На транспорте была парочка орудий небольшого калибра, как и на всех «Бесах» (малые транспорта «Бессмертный», «Беспокойный», «Бестрепетный» и т.д.), но против такого противника, как фрегат, они были бессильны. В лучшем случае, сделают несколько несерьезных дырок в борту.

– Двигатели не глушить, – распорядился по внутрикорабельной связи капитан.

– Сколько времени до точки джампа? – спросил я его.

– Полчаса. У них скорость в два раза больше нашей. Да и от ракет не убежишь. Подходят. Сейчас узнаем, чего хотят.

На оптическом экране увеличивался в размерах приближающийся фрегат. Вот он повернулся бортом и стали видны цифры на борту. 38. Но перед тройкой была недавно и небрежно закрашена какая-то цифра. Еще блестела свежая краска.

– Интересно, откуда они знают, что мы – «Бесстрашный»? У нас на борту только наш регистрационный номер, – недоумевал капитан.

– «Бесстрашный», выбросьте за борт контейнер с кристаллами. После того, как мы его подберем и убедимся в содержимом, можете следовать своим курсом», – скомандовали с фрегата.

Невозмутимый капитан нашего транспорта аж присвистнул от удивления:

– Утечка! Причем где-то в самых верхах. Координаты точек наших джампов знают только в штабе флота Корпорации. А уж про кристаллы… Вот контрразведке-то работенка, если живыми останемся.

– А нельзя радио на базу дать?

– Нет. Нас глушат. На фрегате для этого есть специальная установка.

– Черт! Надо срочно что-то решать.

– Что тут решать? Или отдаем кристаллы, или их заберут с искореженного транспорта. Но не факт, что нас отпустят, получив кристаллы.

Я схватил микрофон корабельной связи:

– Келли, с сапёром, бегом в рубку управления.

Бросил один микрофон, схватил другой – внешней связи.

– Фрегат, говорит командир экспедиции капитан десанта Корпорации Иванов. Надо состыковать корабли. Прибуду с кристаллами лично. Необходимо получить расписку об их изъятии.

Пока на фрегате размышляли над моими словами, я отдавал распоряжения Келли, саперу, капитану, штурману. Штурман кинулся делать документ, капитан полез за корабельной печатью, Келли и сапер со всех ног бросились исполнять мои указания.

– «Бесстрашный», повторяю, контейнер с кристаллами отправьте за борт. Через полминуты открываю огонь».

– Сейчас выброшу кристаллы россыпью в космос и собирайте их, пока патрульный крейсер не подойдет. Мне нужна расписка, мать вашу!..

Наступило молчание. Похоже, совещались, как быть. И вот динамики ожили:

– Хорошо, – ответили с фрегата, – производим стыковку.

Корабли начали медленно сближаться и вскоре десятиметровый металлический рукав соединил две шлюзовые камеры. К этому времени у нас всё было готово. Келли принес к шлюзовой камере транспорта позаимствованный у механика «Бесстрашного» обьемистый пластмассовый чемодан из-под инструмента. Прикрепил к воротнику моего мундира микрофон. Я снял с ремня нож и кобуру с пистолетом. Взял в руку довольно тяжелый чемодан. Ещё раз обговорил с капитаном транспорта все детали и кодовые слова. И нажал кнопку открытия шлюза. Не бесстрашно, отнюдь.

После процедуры декомпрессии, не спеша зашагал к «гостеприимно» распахнутой двери фрегата. Дверь шлюза медленно закрылась за мной. Всё. Обратного хода нет. Вперед, десантура! Бог не выдаст, свинья не съест. По пять раз не умирают. Если повезёт – вернусь на транспорт. Если нет – «Мы все погибли здесь, выполняя приказ.»

Сразу за внутренней дверью шлюзовой камеры меня ждали два человека с автоматами в руках. С самого беглого взгляда на них стало ясно – история с Морни повторяется в космическом варианте. Значит, пока мои действия верны.

Пока один головорез держал автомат наизготовку, второй быстро и умело обыскал меня.

– Ничего нет, Смоки. А ну-ка, открой чемодан.

– Не могу. Видишь, он опломбирован. Открою только вашему командиру, – твердо и решительно заявил я.

– Ладно, Берни, у тебя же портативный искатель, проверь им, – велел Смоки.

– Нет, ничего не показывает, ни оружия, ни взрывчатки. Ничего металлического. Наверное, и впрямь там одни кристаллы. Но я-то думал, что их побольше будет.

Келли свое дело знал четко. Экранировка чемодана сбоя не дала. Теперь зайдем с козырного туза.

– Ведите к командиру, – приказал я пиратам.

Они привычно повиновались приказу. Тюрьма учит порядку не хуже армии. По узкому коридору меня провели в центральный пост. В креслах сидели три человека. Все трое повернулись к входной двери. На одном из них была форма лейтенанта космофлота. Огромный крючковатый нос, вытянутые в ниточку тонкие губы и пронизывающий насквозь взгляд. Только, что на лбу не написано, что из троих он – главный. Твердым шагом подойдя вплотную к главарю, я поставил чемодан на стол, сбоку от него. Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами.

– Ну, и?.. – Не выдержал первым предводитель пиратов.

Я достал из нагрудного кармана лист бумаги и протянул ему.

– Так, так, посмотрим, что здесь, – и зачитал: – «Опись кристаллов находящихся на борту транспорта флота Корпорации „Бесстрашный“. Малиновых кристаллов – 180 штук; красных – 96 штук; фиолетовых – 215 штук; синих – 192 штуки. Подписи: капитан Иванов, капитан транспорта Слейтон». А почему кристаллов так мало?

– Всё, что было, – я спокойно пожал плечами в ответ, – пишите расписку. Без нее с меня три шкуры снимут. Сами служили, порядки знаете.

– Да, ради Бога, – усмехнулся главарь, – диктуйте, что писать, – и положил перед собой чистый лист бумаги.

– Я, капитан фрегата… Как ваш фрегат называется?

– «Корсар», – он и не скрывал иронии.

– Я, капитан фрегата «Корсар» имярек, получил от капитана десантной бригады Иванова, принадлежащие Корпорации на правах собственности…

– На правах собственности… – Повторял он мою диктовку, водя ручкой по бумаге.

– Двенадцать килограмм…

– Ого, тяжеленькие. Крупные, что ли? Так, двенадцать килограмм…

– Пластита. Число и подпись.

– Плас-ти-та… Стоп! Какого пластита?

– ВОМ-176. Один килограмм соответствует ста семидесяти шести килограммам тротила. Так что в этом чемоданчике две тонны взрывчатки в тротиловом эквиваленте, – я достал из кармана черную коробочку с красной кнопкой, – а вот и кнопочка. Нажимать?

– Эй, эй, погоди! На испуг берешь?

Я сорвал с чемодана пломбу и распахнул его. Внутри плотно уложены пакеты с синими крупными буквами «ВОМ-176. Взрывчатка особой мощности».

– Даже если меня застрелите, – дула двух автоматов и трех пистолетов были направлены на меня, – в этот микрофончик услышат выстрелы и пошлют радиосигнал. И кнопочка не понадобится.

– Но ты же взорвешься вместе с нами!

– Ничего не попишешь, таковы издержки моей профессии. Как и вашей. Не бойтесь, ребята, пшикнет и все мы разом превратимся в ливер. Легко и непринужденно.

– У вас все там, в Корпорации, такие идиоты?!

– Нет, только одна бригада десанта. Всего-то две тысячи человек.

Капитан «Корсара» бросил пистолет на стол.

– Придется принять ваши условия игры. Итак?..

– Жить, значит, хочется? Неглупый выбор. Разрядите орудия и ракетные установки. Снаряды – в погреба, ракеты – в хранилище.

Через четыре минуты на мониторах засветились надписи, подтверждающие, что мой приказ исполнен. На зарядку орудий уйдет секунд тридцать, а установок – не менее минуты. Этого времени нам должно хватить

– Теперь медленно, не расстыковываясь, двигаемся рядом с транспортом. Капитан Слейтон, можно давать ход, – сказал я в микрофон.

По-прежнему соединённые переходным рукавом, транспорт и фрегат поползли к точке джампа. Время тянулось невыносимо долго. Наконец, корабли остановились.

– До точки пятнадцать секунд хода, – прозвучал голос капитана «Бесстрашного» в наушнике, закрепленном за моим ухом. Я захлопнул чемодан с взрывчаткой, щелкнул замками.

– Не провожайте, господа, дорогу обратно найду сам. Приятно было пообщаться. Всем стоять на месте! – рявкнул я, увидев, что Берни чуть пошевелился. – Учтите, что даже взорвавшись не в центропосту, две тонны вынесут вашему фрегатишке весь борт. А уж, если боезапас сдетонирует, то никому мало не покажется.

По пустынному коридору я дошел до шлюзовой камеры фрегата. Нажал кнопку открытия двери и вошел в шлюз. Глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду. Внутренняя дверь шлюза закрылась и тут же поползла в сторону внешняя дверь. Она не прошла даже трети пути, когда я протиснулся в образовавшуюся щель и, крикнув: «Шлюз!», рванулся к раскрытой двери «Бесстрашного». От скорости моего рывка зависела моя жизнь, потому что дверь шлюза транспорта стала закрываться. А за спиной закрывалась дверь фрегата. «Рыбкой» прыгнув в сужающийся проем двери, на лету я молился, чтобы толстенная плита не раздавила мои ноги. Послышался глухой щелчок запертой двери и транспорт дал ход. Позже мне рассказали, что фрегат, тронувшись с места, мгновенно повернул, отрывая от себя стыковочный рукав перехода. Надеялись, что я еще нахожусь в рукаве и…

Внутренняя дверь впустила меня в теплое нутро транспорта. Только я вошел в коридор, как «Бесстрашный» совершил прыжок. Но за мгновение до джампа, Келли послал радиосигнал. Детонатор в чемодане, который я «позабыл» в шлюзовой камере фрегата, сработал. А боезапас сдетонировал. Но взрывная волна не успела дойти до транспорта. «Бесстрашный» пришел в точку джампа и исчез из этого уголка Вселенной.

На космодроме нас встречали, помимо командования, представители Корпорации. Они сразу же потребовали вынести из транспорта кристаллы. Пересчитали их, дали мне подписать десяток бумажек и увезли камни в бронированном автомобиле под охраной автоматчиков.

Только после этого, я построил роту и доложил Доновану о прибытии. Он уже знал вкратце об итогах экспедиции. При подходе транспорта к базе, я с ним разговаривал по связи. Количество привезенных камней мало интересовало нашего Папу. А вот то, что рота вернулась без единой потери, уничтожив две банды – это победа. И он приветливо поздравил нас с возвращением.

Еще с борта транспорта я доложил, что отправлять следующую экспедицию на планету нельзя. Теперь от меня требовали подробного обоснования моих слов. Кто же просто так откажется от «сладкого пирога»? Обычно, при возвращении на базу, рапорт и отчет писали на следующий день. День прилета считался днем отдыха. Но меня заставили написать отчет немедленно. Потому что подготовка к комплексной экспедиции шла полным ходом. И уже готов к вылету транспорт с тяжелой техникой для обустройства космодрома на планете №14247.

Пришлось мне срочно садиться за стол и стучать по клавишам компьютера. Когда я завершил писанину, уже наступил вечер. Кое о чем в отчете я умолчал – о подаренном мне «Повелителе камней», о камнях из фляжки. Если что, некоторые нестыковки можно объяснить усталостью после перелета и срочностью написания.

Отдав бумаги Доновану, я вышел из штаба. Возле дверей сидел на корточках Джон Уэстли.

– Ребята ждут в «Виктории», командир. Сегодня наш день.

– Дай хоть умыться и переодеться, Джонни. Приду через час.

А на следующий вечер я сидел в баре с Донованом и Адамсом. Папа пил любимый коньяк. Адамс – пиво!!! Глядя на мои выпученные от удивления глаза, Донован, посмеиваясь, рассказал, как Билл бросил пить водку.

Когда я улетел в экспедицию, Билли с тяжелого похмелья (я его, помнится, оставил в баре) явился в штаб. Там Папа, только что вернувшийся из экспедиции, устроил ему разнос за большие потери в роте. К вечеру того же дня, в третьесортном кабачке, в сомнительной компании, Адамс упился до… Устроил в баре стрельбу из пистолета (хорошо, хоть в потолок), избил вызванный патруль военной полиции. А это уже не шуточки. Позвали Лимонадного Джо, который один мог справиться с Большим Биллом. Проснувшись утром, взамен на избавление от наручников, которыми он был прикован к трубе, Адамс пообещал Джо, что ничего крепче светлого пива пить не будет. Рассудив, что пива такому здоровяку, как Билл, надо ведер двадцать (до полной кондиции), Лимонадный Джо Адамса освободил. Но только покровительство Папы спасло Билла от притязаний военной полиции, требовавшей его крови. Так что сидел Билли тихий-тихий и радовался, что не разжаловали, и не сослали заведовать складом подштанников.

– Знаешь, Серега, – говорил мне Донован, – роту особо награждать не за что. Ну, кинули ребята по десятку гранат, как на полигоне. Вся заслуга целиком твоя. Ночью по скалам лазили? Так на то они и десант. Твое представление Уэстли на лейтенанта, скорее всего, удовлетворят. Надо же кого-то отметить. Но роту ему дать… Я-то соглашусь, я тебе верю. Боюсь, что наверху не пропустят. Вот, я прошу тебе батальон дать. На майора я тебя представил. Дадут, думаю. Но батальонами везде командуют «убеленные сединами» подполковники. Что у нас, что в Синдикате, что в армии, что в полиции. А роту ты перерос. А батальон не дадут. Если бы фишка какая-то, как с Хоккинсом. Тесть президента – и все мы в шоколаде. Он что, так хорош, твой Уэстли?

– Мертон плох, вот в чем дело.

– Да, знаю я. А кем заменишь? Жанвье тоже из-за молодости не поставят. И не потянет он.

– Уэстли потянет. Проверял. Только немного над ним поработаю.

– Давай не гнать коней. Я тебя поддержу. А там, как Бог даст.

Я не сказал о камнях, подаренных мне ни Доновану, ни Адамсу. Знает один – знает один. Знают два – знают двадцать два. Так они и лежали у меня во фляжке. А под воду я взял на складе другую.

Месяц я провел с Уэстли на полигоне. Сколько патронов мы расстреляли – сосчитать невозможно. Я сломал ему палец на руке, два ребра. Количество синяков учету тоже не поддавалось. Но теперь он мог отжаться на двух пальцах сто раз. Из ста очков выбивал девяносто шесть, из любого оружия. Да, и связываться с ним безоружным, я бы не советовал. Если вы не десантник, а простой каратист или боксер. По прошествии этого месяца, я спросил Уэстли:

– Ну, Джон, объяснять, зачем я заставил тебя отжиматься на пальцах перед отлетом?

– Не надо. Я все понял. Спасибо тебе.

А события текли своим чередом. Я стал майором. Уэстли – лейтенантом.

Мой отчет долго блуждал по эшелонам власти. Ко мне приходили ученые, расспрашивали о кристаллах. Но я мало мог сообщить им полезного и они быстро от меня отстали. Меня не послушали и направили экспедицию на планету 14247. Перед отправкой я подошел к командиру десантников и посоветовал, как можно дольше, оттягивать высадку на планету. В итоге первыми совершили посадку две капсулы с тяжелой техникой. Капсулы с десантниками зависли в воздухе. Под севшими на планету капсулами разверзлась бездна, куда они и «ухнулись». Камни сомкнулись. И словно ничего и не было на поверхности планеты. Командир десантников потом принес мне бутылку дорогущего коньяка: «Мы все тебе жизнью обязаны».

Корпорация отказалась от эксплуатации планеты №14247. И сразу же Синдикат послал туда два небольших транспорта. Они сели прямо на планету. Назад не вернулся никто. Планету объявили запретной зоной. И тут Корпорация выкинула на продажу первые кристаллы. Стало известно, что больше таких камней (и с такой огранкой) ни у кого не появится в дальнейшем. Цены на эти кристаллы взлетели до высот заоблачных, поскольку было известно их точное количество. Все затраты Корпорации на все три экспедиции на планету 14247 окупились многократно. Про камни слагали легенды, скрипели перья писак, тонкий вымысел перемешивался с явной ложью. Ажиотаж! Этот сумасшедший спрос на камни сыграл свою роль для меня и Джона Уэстли.

Донован напомнил вышестоящим, кто привез камни. Меня поставили командовать батальоном. С некоторым сожалением, я доверил свою бывшую роту Адамсу. Второй ротой стал командовать лейтенант Уэстли. Капитана Мертона перевели в штаб бригады в отдел снабжения. Начальник штаба полка разразился гневной тирадой о том, что скоро сопляки начнут полками командовать.

– Какая-то сволочь передала Черному Морни информацию о нашей экспедиции. Я не обвиняю именно вас. Но вы лучше следите за своими штабными, чем за строевиками, – ласково сказал я начштаба, держа его за пуговицу щегольского мундира.

Как-то вечером в баре ко мне подошел один десантник из роты Уэстли, будучи «навеселе».

Конец ознакомительного фрагмента.