Древний
Египет
Клочок папируса
Экспедиция в нынешнем году в Египет прошла успешно, много ценных экспонатов найдут достойное место в коллекциях музеев. Но Сергея Викторовича, профессора археологии, знаменитого египтолога и руководителя этого научного похода к древним гробницам фараонов больше всего занимало содержание папируса, полуистлевшего, но на котором ещё можно разобрать знаки древнего писца. Вот текст, который ему удалось расшифровать и прочитать нам, своим коллегам.
Жаркое полуденное Солнце подсушивало ещё влажное чёрное поле.
– Земля подсыхает, скоро будем сеять, – недовольно проворчал Раби, потому что знал, приближаются тяжёлые деньки изнурительной работы под палящими лучами.
– Да, Раби, – с сочувствием выдохнул я. – Жизни землепашца завидовать нельзя. Но, если бы не ты, твой отец, дедушка и другие, то что бы мы ели? Утешься сознанием важности своего труда и радуйся хорошим моментам, таким, как сейчас.
– Тапет, а я завидую тебе, – Раби говорил немного грустно. – Да, да не удивляйся, а Гамех и Наху пусть не обижаются на мои слова. По-моему ты из нас самый умный и мне жаль, что покинешь нас после распределительного смотра. И чуть-чуть завидно, что ты узнаешь то, что нам никогда не увидеть.
Эти слова кольнули меня в сердце и легли тяжестью в груди, они напомнили мне, что решающий день неумолимо близится.
– А почему ты решил, что он уедет? – искренне удивился Гамех.
– Не знаю, мне так кажется, – ответил с заминкой Раби, слегка смущаясь.
От слов своего друга детства Наху побледнела, а мне стало не по себе, мы оба ожидали распределительный смотр со страхом и, маясь неизвестностью. Я боялся, что меня отправят на работу в другое хозяйство, и тогда придётся расстаться с родителями, которые так заботливы и ласковы со мной; уехать от моей любимой подружки Наху, которую даже один день не видеть и не слышать для меня немыслимо; покинуть моего взрослого друга – мудрого и доброго жреца Сетху – для меня горькая потеря. А Наху! Я знал, что она тоже боялась разлуки со мной от того, и блеснули на её густых ресницах слезинки. А глаза! Ах, эти глаза, цвета сушеного финика, как они прекрасны. Я обязательно сделаю её большой портрет!
Немного успокоившись, Наху тихо произнесла:
– Моя мать сказала, что в храм приехали чужие люди.
«Уже! Так скоро!» – в отчаянье я чуть не крикнул, но я не хотел, чтобы мои друзья жалели меня. Я надеялся, что Боги услышат мои молитвы и оставят меня здесь и прикажут помогать Сетху. О, как бы я был тогда доволен и благодарен им!
Мы уходили с поля, где через два дня на одной его половине будут сеять ячмень, а на другой – пшеницу-двузернянку. Я держал за руку Наху. Мне было хорошо, но и немного грустно.
Наступил решающий день! Но не только для меня, а для многих моих земляков. На смотре собрались все хемуу нисут2 нашего храмового хозяйства. Распределению подлежали юноши, которые в этом году стали совершеннолетними и совсем старые, немощные работники. Люди, которых послал к нам сам фараон, нас, молодых заставили показывать всё, чему мы научились. Нам пришлось бегать, прыгать, состязаться в борьбе. А они отмечали, кто лучший, записывали имена. Потом с нами беседовали, в заключении мы должны были показать, как освоили какое-нибудь ремесло.
Мой отец работал в мастерской, где вырезали из дерева разные изделия для нужд храма или на обмен на рынке. Над каждой вещью трудились несколько ремесленников: один готовил бруски; другой переносил на них рисунок; третий срезал и отпиливал всё лишнее, делая заготовку; четвёртый вырезал скульптуру, статуэтку, ложку, в общем, то, что нужно. А уж пятый полировал и доводил вещицу до совершенства в соответствии с принятыми канонами. Я сызмальства помогал отцу в мастерской и мог рисовать и выпиливать, вырезать и полировать. Но в глубине души я мечтал стать жрецом. Мне хотелось проникнуть в тайны мистерий, быть таким же мудрым как жрец Сетху. Он не был главным жрецом нашего храма, но я знал – все прислушиваются к его словам.
И вот наступил срок, и представители фараона должны были объявить своё решение. Нас всех собрали опять. От волнения мои ладони стали мокрые, а сердце учащённо билось. Что меня ждёт? Что они решат? Кто из нас с этого момента и до конца жизни станет ремесленником? Жрецом? Землепашцем? Работником шнау3? Пастухом? Садовником? Огородником? Рыбаком? Птицеловом? Кравчим? Воином? Певцом? Танцором? Музыкантом? Брадобреем? Учителем?
Я слушал о других не совсем внимательно, со страхом ожидая, когда назовут моё имя. Девятнадцать человек назначили воинами и забрали в войско. Старого дедушку Гамеха перевели из землепашцев в привратники в соседнее храмовое хозяйство…
– Тапет, сын резчика Хевера назначается рисовальщиком и резчиком в царскую мастерскую, обслуживающую фараона!
Уехать! Уехать так далеко от родных, от Наху, от Сетху! Слёзы неудержимо полились из глаз, но не только моих. Плакала моя мать и Наху, ведь нам предстояла разлука. Глаза отца тоже увлажнились, но не только от скорого расставания, а и от гордости за сына.
Я пришёл к Сетху прощаться.
– Как несправедливо! Зачем должен ехать я?! Разве здесь резчики не нужны? – сквозь слёзы бормотал я.
– Тапет, сынок, успокойся ты же разумный мальчик. Нет, теперь ты уже мужчина, будешь жить самостоятельно, и отвечать за свои поступки. Первое время тебе будет тяжело, одиноко без родителей и близких. Потерпи. Я знаю, что ты мечтал стать жрецом. Но пойми, то, что человек хочет, не всегда следует делать. Богам виднее.
– Но распределяли не боги, а люди! – возразил я.
– Они исполняют волю фараона, а он наместник богов. Перераспределять работников царства – это мудрое решение. Люди назначаются на те работы, которые ими лучше выполняются, и на которые у них есть сила и умение. Это делается исходя из нужд царства, то есть, кто и где наиболее нужен. Благодаря ней в стране сохраняется порядок: возделываются поля, строятся дороги, возводятся постройки, прославляющие фараона и нашу родную страну.
– Но Сетху, разве плохо станет, если работы будут выполнять только те, кто именно хочет их делать?
– О, мой мальчик, ты ещё молод и не знаешь, что есть люди, которые совсем не хотят трудиться и их немало.
– Но, если они не будут работать, на что они купят или обменяют еду? Как они прокормят себя и семью? Как они получат масло, которое спасает от палящих лучей их кожу? Где возьмут одежду? Где им спать?
– Поэтому в стране Кемет все работают, все и богатые, и бедные имеют и выполняют свои обязанности. Тапет, не воспринимай своё назначение как наказание, только как разлуку с твоими родными и близкими. Ты умный и способный мальчик, и слуги фараона это поняли, поэтому и выбрали тебя. Из всего нашего хозяйства только ты удостоился этой чести. Ты будешь работать на фараона и на изделиях сможешь вырезать своё имя. Если тебя будет уважать и ценить начальник за твоё мастерство и прилежание, то, возможно, разрешит навестить своих родителей и своего старого друга, – Сетху обнял меня, его стриженная и умащенная маслом голова склонилась мне на грудь, по старым и сморщенным щекам текли слёзы.
Я тоже плакал. Сетху относился ко мне, как к сыну, и теперь я должен его покинуть, быть может навсегда, так же, как и своих родных и Наху. Мне почему-то казалось, что встретиться с ними уже не удастся. Было грустно. Что меня ждёт? Кого я там встречу? И ещё огорчение приносила моя несбывшаяся мечта – мне уже не быть жрецом…»
О дальнейшей судьбе Тапета мы можем лишь догадываться, потому что оставшаяся нерасшифрованной часть папируса настолько хрупка, что рассыпается от прикосновения, да и знаки там практически не видны.