Глава 2 Калавай
Все свое детство я провел в деревне у бабушки с дедушкой. Отец мой военный и все куда-то ездил с одной части в другую, а за ним и мать. Меня привезли к бабушке в 4 года.
Раньше, до школы, когда дедушка живой был (он умер, когда я в школу пошел), – была у нас собака рыжая как лисица. Уши торчком и хвост колечком держала, – говорили потом, что породы лайки карелофинской, я так запомнил.
Звали собаку «Сам», кличку такую дед придумал. Ходил раньше дедушка с ней на охоту. И, рассказывала мне бабушка, что собака бежала за зайцем в лес надолго, сама его в лесу ловила и приносила к ногам дедушки. Вот, наверное, поэтому и прозвали лайку – «Сам».
И этот Сам всегда со мной ходил, куда бы я не направлялся, мы с ним дружили.
По краю нашей деревни протекала маленькая речка, а за деревней она впадала в большое круглое озеро, снова вытекая из него с другой стороны. Озеро окружал густой лес.
Когда-то давным-давно на том краю озера, где речка вытекала, тоже была деревня. Она сгорела дотла более 100 лет назад и теперь, издавна на том месте большое поле занесенное песком от разлива реки каждой весной. От озера и вдоль по речке там росла черемуха.
А от нашей деревни до той черемухи было далековато, километров 5, наверное, но мы тогда ходили за черемухой со старшими ребятами в то далекое поле. Со мной всегда ходил мой пес Сам.
Черемуха росла по берегу речки, в основном, но и по полю тоже стояли отдельные деревья, даже группами. А еще в поле были неглубокие ямы заполненные водой. Эти ямы, наверное, остатки от старинных домов, при разливе реки весной они затоплялись. И в эти маленькие озерца попадала рыба и оставалась там. Мы с деревенскими мальчишками брали с собой сетки (бредни) и ловили в озерах этих рыбу. Потом разводили костер на берегу речки и варили уху…
Детство мое вспоминается радостное и прекрасное. Середина лета, нагретая солнцем в тех озерках вода была теплая, как парное молоко и весело было нам плескаться, мутить воду вылавливая в мутной воде всплывающую на поверхность рыбешку.
И в тот раз, помнится, мой пес Сам первым залаял и кинулся в траву одного из озерков, он что-то почуял в поросшем по берегу осокой и камышом озерце. Сам прыгал в воду и выскакивал обратно и лаял весело и задорно. Мы увидели в озере утку или вернее утенка. Он не улетал, но прятался в прибрежной траве и нырял под воду от берега к берегу. Всей толпой мы, ребятишки, ловили и поймали этого утенка. Когда он был у нас в руках, мы пожалели его перепуганного и выпустили в речку. Там он сразу же поплыл в сторону большого озера, быстро скрывшись за береговыми речными камышами.
Школа у нас в деревне была за речкой. Там был и сельсовет и почта и медпункт. И я ходил с мальчишками через мост, который каждый год, весной, при разливе реки затопляло.
Тогда у нас были длительные каникулы на все время половодья. А школа была начальная трехклассная. И было у нас три учительницы. Учительница по русскому и литературе была из нашей деревни, и ее сын пошел в школу вместе со мной. Почему-то он испугался кошки и за это его прозвали в школе – «Кошкин». Еще с нашей деревни учился в первом классе Женька – печенька: любил он есть печенье, оно у него в сумке всегда с собой было, и сам он был круглый, похожий на печеньку. А я плохо выговаривал тогда букву «р» и когда сказал, что бабушка делает хлеб в печи – «калавай» и меня так и назвали – «Калавай».
Остальные ребята, а всего учеников было 10 в первом классе, – приходили в школу из соседних двух деревень нашего колхоза. Из нашей деревни мы так и ходили втроем: Кошкин, я – Калавай и Женька-печенька. Мы проучились в деревенской начальной школе все три года. И много было веселых и грустных историй и приключений, которые сделали нас троих закадычными друзьями.
Потом меня родители забрали в город: отец вышел в отставку и получил квартиру на окраине города, в военном городке-микрорайоне. Там даже больница-поликлиника называлась – госпиталь. В городе в школу я пошел в четвертый класс.
А приятели мои в деревне стали ходить в школу в райцентре. Но каждое лето я приезжал в деревню к бабушке, где меня встречал мой рыжий пес Сам, и, конечно, наша дружба детская только укреплялась. По деревне быстро распространяются слухи и друзьям всегда сообщали: «Калавай приехал к бабушке Ане». Друзья сразу бежали ко мне, вернее, к моей бабушке, – дом наш был четвертым, если идти от реки, с левой стороны. Кошкин жил во втором доме с другого конца, а Женька в середине деревни, около круглого небольшого пруда.
И с этим прудом памятный мне случай произошел. Я чуть было не утонул. Пруд – это такая круглая яма с крутыми обрывистыми берегами. На спуске к воде сделана деревянная лестница с одной периллой с правой стороны. И пруд был очень глубокий. Сразу от лестницы сделаны были мостки из двух широких досок, которые далеко выдвигались в воду, опираясь на перекладину между двух забитых в дно бревен.
Это было в первое же лето, как я приехал к бабушке. Мы, с друзьями, все трое спустились к тому пруду по лестнице и стояли на мостках. Первым стоял у воды Кошкин, потом я, а последним Женька. Женька же и толкнул меня на Кошкина. А тот, едва не упав, но удержавшись на ногах, толкнул меня назад к Женьке…. От этого толкания-игры не устоял на мостках я один и полетел в воду спиной…. Помню – черная вода пруда замкнулась над моей головой, и я опускался на дно, ничего не видя, хотя таращил глаза со всей силы. Я не умел плавать, – это одно, но почему-то потерял сознание и больше ничего не помнил.
Мне рассказывали потом, когда я уже был дома. Оказывается, я, пропал под водой и долго не всплывал, – так долго, что Женька первый не выдержал, вскочил и побежал звать на помощь. Друзья присели было, на коленки и ждали, когда я всплыву, чтобы схватить и вытащить меня из воды.
Но в пруду была, видимо, какая-то воронка или «магнитная сила», которая не давала мне всплыть. И еще позже, нам рассказывали деревенские старожилы, что в этом пруду живет «водяной» -дух, и что многие люди уже там погибли-утонули.
Тогда одна девочка-соседка спасла меня. Она услышала крики моих друзей, быстро сбежала по лестнице и нырнула в пруд…. Меня вытащили наверх, а там проходил мужик и он сделал мне искусственное дыхание, как положено. Меня откачали и отнесли домой, где я только окончательно пришел в себя.
Бабушка, конечно, больше всех переживала и плакала….
Кроме этого страшного события, я, все же, больше вспоминаю радостные случаи моего детства. Я до сих пор люблю рыбалку, и мне нравится наша речка и наше большое озеро. Помню, как мы в летние жаркие дни купались на мелких песчаных перекатах. И ловили рыбку, которая зарывалась в песок под нашими ногами – это вьюнки такие. Это рыбка похожая на пескаря, пресноводный вьюн. Мы ловили их руками, загребая со дна вместе с песком, в который она только что зарылась, подняв облачко мути в быстротекущей воде. По колена в воде мы бегали за стайкой рыбешек, гоняли их по мелководью, с радостными детскими визгами падая в воду…. Счастливая была эта детская пора.
А в августе, другое радостное чувство, когда пахнет осенью. Что-то серьезное и грустное запоминалось, – навеянное пасмурным небом и прохладой после дождя. Мы ходили в это время все трое (три друга) в лес за грибами: Кошкин, Женька и я, Калавай. И нисколько не обидно было мне мое прозвище, наоборот, я как бы радовался каждое лето этому своему прозванию: Калавай. Потому что в городе, в суровую зиму, в школе, я был простым Сергеем Плотниковым.
Мою фамилию друзья, конечно, знали, но в деревне знали бабушку мою, Анну Ивановну Марушеву, и думали, наверное, что я тоже Марушев. А узнали все про меня, когда я в первый раз стал работать в колхозе летом и получал в сельсовете зарплату.
Это было в 12 лет. Тогда и моя бабушка помогала и работала в колхозе на уборке урожая. Она была на пенсии, и пенсия была у нее маленькая – 28 рублей. И меня она устроила, через председателя, который жил в нашей деревне, в колхоз на подработку.
Конец ознакомительного фрагмента.