Глава вторая
Сны на грани бодрствования и бодрствования на грани снов
– Вот то, что ты просил, о, Гуру, – в протянутой руке, освещенной лунным светом, блеснул маленький цилиндрический предмет. – Я отдаю тебе это!
– Ты ничего не перепутал, зеленый? Это точно ЕГО вещь?
– Да, о, Гуру, я стянул это из его дома…
– Болван! В его доме могут быть не только ЕГО вещи!
– Не беспокойся, о, Гуру. Я видел, как перед началом третьего экзамена, он убирал эту вещь в свой сейф.
– Хорошо, давай эту вещь сюда. Теперь иди и затаись на время, ты выполнил мою волю!
Всю ночь перед соревнованиями Железяка проспал, тревожно ворочаясь и обливаясь потом. Лекпину приснился всего лишь один сон, причем, сразу, как только он уснул, но в оставшиеся ночные часы последняя картинка сновидения повторялась вновь и вновь, вновь и вновь…
С самого начала сон был какой-то слишком яркий, все в нем было вычурно: слишком голубое небо, до невозможности зеленая трава, в которой пестрели ярко-красные и ярко-желтые цветы, а вокруг них порхали чересчур пестрые бабочки, на крыльях которых даже белые полоски словно светились изнутри.
И хотя такое многообразие яркости не могло не сулить ничего кроме приближения праздника, что-то тяготило лекпина. Он шел по краю цветущего луга, беспокойно оглядываясь и сжимая в руках снаряженный спиннинг, к тонкой леске которого была привязана маленькая вращающаяся блесна. Шел и удивлялся, откуда этот спиннинг взялся, ведь он и ловил-то на эту снасть от силы раз пять и никогда не имел собственных спиннинговых принадлежностей.
Железяка приблизился к каменной запруде, перегораживающей неширокий овражек. Благодаря ей, образовалось озерцо с чистой, отливающей бирюзой водой. И еще запруда служила мостом через овраг. Лекпин дошел до ее середины, где из трубы вытекала тонкая струйка воды, чтобы упасть на дно оврага и продолжить свой путь журчащим ручейком, и остановился, полюбоваться открывшимся видом. Пройдя по склонам оврага, можно было бы насобирать грибов, а, спустившись вниз обнаружить заросли малинника. В озерце же, наверняка, водилась рыба, а еще в нем можно было искупаться, да и просто посидеть на бережку, отдохнуть, прежде чем вновь начать рыбачить…
Руки лекпина сами отвели назад спиннинг и сделали заброс. Маленькая, но тяжелая блесна, сверкнув золотом в солнечном луче, полетела далеко-далеко, с тихим всплеском упала в воду и… Цветные краски мигом исчезли, все вокруг стало черно-белым, блеклым и скучным. Но исчезли не только яркие краски; из цветущего летнего утра Железяка оказался в увядающем вечере поздней осени, когда холодный ветер гоняет рваные остатки листвы, когда немощеные дороги превращаются в непролазные топи, а из угрюмого темно-серого неба вот-вот начнут падать первые снежинки…
Какая уж тут рыбалка! Алеф поежился и закрутил катушку спиннинга, чтобы побыстрей вытащить блесну и бежать домой. И сразу же какое-то темное существо поднялось из глубины озера, схватило блесну, резко дернуло и оставило в руках лекпина только обломок спиннинга.
На этой горестной ноте сновидение обрывалось, чтобы через некоторое время Железяке вновь приснилось серое позднеосеннее озеро, поклевка неизвестного подводного существа и треск ломающейся снасти…
Тубуз Моран долго не мог заснуть этой ночью. В тысячу первый раз перебирал коробочки с блеснами, сортировал приманки по цвету, весу, размеру, особенностям игры; проверял, не затупились ли на них крючки, и если требовалось, брал в руки оселок и доводил их до остроты иголки. Долго возился с единственной, имеющейся в арсенале, безынерционной катушкой, разбирая, смазывая трущиеся детали, и вновь собирая ее; смотрел, хорошо ли намотана леска на основную и запасную шпули. И все время думал, думал…
«Легко мне было говорить старику там, на ярмарочной площади, что мы второкурсников порвем, – корил он себя. – А вот как это сделать?»
Тренировка пошла насмарку. Тубузу так и не удалось разобраться в особенностях новой, измененной факультетскими магами, Ловашне; он абсолютно не понял, где и как в новом русле рассредоточилась рыба, и на какие приманки она предпочитает клевать. Более того, лекпину пришлось расстаться с несколькими уловистыми блеснами, которые намертво цеплялись за появившиеся в реке коряги. Воблеры он даже побоялся привязывать – запас этих дорогущих приманок и без того был невелик.
Сообразив, что самостоятельно разобраться в сложившейся обстановке не получится, Тубуз стал ходить и смотреть, как ловят второкурсники. Но, в отличие от недавних абитуриентов, мечущихся по берегу реки в тщетных попытках поймать хотя бы один хвостик, второкурсники в подавляющем большинстве тоже не ловили, а наблюдали. А из тех, кто забрасывал снасть, рыбу никто не вытаскивал и даже не подсекал, но по взглядам, которыми нет-нет да обменивались завтрашние конкуренты, Тубуз подозревал, что второкурсники не лыком шиты и наверняка, как говорится, «просекли фишку».
Почему они не ловят рыбу, Тубуз догадался, – старшие студенты сняли с приманок тройники, и рыба, если даже и хватала их, то, естественно, не засекалась. Афишировать же, в каких местах и на какие приманки случаются поклевки, второкурсники не желали, хотя Тубуз и пытался по-свойски выведать у них хоть что-нибудь. Больше всего лекпина обидел и даже разозлил своими ответами гном Мэвер.
Минувшим летом, да и прежде Тубуз и Мэвер частенько отправлялись поспиннинговать вдвоем, иногда даже ловили в одной лодке. И всегда Тубуз бесхитростно делился с приятелем рыбацкими секретами. И теперь уж кто-кто, а Мэвер просто обязан был открыть Тубузу хотя бы некоторые тайны новой Ловашни. Но на все расспросы лекпин получал лишь общие, ничего не стоящие, ответы.
– Поклевывает? – с надеждой спрашивал Тубуз.
– Поклевывает, – отвечал Мэвер.
– А на что?
– Да на все!
– На блесну?
– И на блесну.
– А на какую, на белую?
– На белую.
– А на желтую?
– И на желтую.
– А на воблер клюет?
– Клюет.
– А где?
– Да везде…
Не выдержав подобного издевательства, Тубуз махнул на неблагодарного приятеля рукой и пообещал про себя ни в жизнь ничего больше ему не рассказывать. В отчаянии лекпин снизошел до того, что поинтересовался успехами у тренировавшегося по соседству господина Нью, которого никогда не считал за серьезного рыболова, и который доказал свою рыбацкую несостоятельность, завалив переходные экзамены и оставшись на второй год. Но господин Нью прикинулся глухим и, вытащив из воды приманку, сорвался с места, помчался вверх по течению, перебежал Ловашню по мосту и продолжил ловлю с противоположного берега.
Между тем, начало смеркаться, факультетские маги уже принялись ставить на преобразованную реку защиту от ночных браконьеров и рыболовов, и вскоре тренировка закончилась. Расстроенные первокурсники еще некоторое время ходили по берегу Ловашни, совещались, но какой-то определенной стратегии и тактики на предстоящие соревнования не выбрали…
Еще Тубуз думал о Буське – молоденькой гномихе из клана Ватрангов. Лекпин очень сильно удивился, увидев ее среди пришедших на тренировку спиннингистов. Гномы вообще не особо жаловали спиннинг, разве что в последнее время заразились безумной идеей вышеупомянутого господина Нью, который, с усердием, достойным лучшего применения, пропагандировал спиннинговую ловлю под землей. Да еще, как исключение, были гном Мэвер с братьями, встретившиеся ему сегодня на мосту. А тут вдруг – девица со спиннингом в руках! К тому же выяснилось, что учится Буська на одном курсе с Тубузом, на одном с ним отделении, да еще и на предстоящих соревнованиях им, возможно, придется выступать за одну команду!
Она сама подошла к нему, когда запыхавшийся Тубуз примчался на берег Ловашни, где уже вовсю шла тренировка, и торопливо принялся собирать снасть…
– Здравствуйте, господин лекпин, – поздоровалась гномиха.
– Привет, – буркнул Тубуз. Все его мысли крутились исключительно вокруг предстоящей рыбалки: соединить два колена спиннинга, проверить соосность пропускных колец, закрепить катушку, продеть в кольца леску, привязать к ее свободному концу поводок, выбрать приманку, на которую разумнее всего начать ловлю…
– Господин лекпин желает выловить серебристого рыбодракона?
Тубуз поднял голову, узнал Буську и не нашелся, что ответить.
– Очень похвальное желание, – с серьезным выражением лица сказала Буська, – поймать рыбодракона и вернуть туда, откуда господин лекпин его похитил.
– Я… э-э-э… – только и смог выдавить из себя сразу побледневший Тубуз, понимая, что, раз его узнала официантка из ресторана «Золотой шлем герптшцога» (который по его милости пришлось закрыть на долгосрочный ремонт, и у хозяина которого имелись к нему огро-омные финансовые претензии), то ходить ему на свободе осталось столько времени, сколько потребуется этой Буське для того, чтобы указать на него первому попавшемуся стражнику.
Долго смотреть на вытянувшуюся физиономию лекпина у Буськи не хватило сил, и она прыснула в кулачок, а потом залилась звонким смехом.
– Ты чего? – не понял Тубуз ее веселости.
– А то, что уволил меня из ресторана мой дедушка, Ватранг семьдесят четвертый. Оставил, можно сказать, без средств к существованию. И все благодаря одному молодому лекпину…
– То есть, благодаря мне? – бледность Тубуза сменила краска стыда. – Почему же ты смеешься?
– Нравится мне смеяться – вот и смеюсь, – задорно склонила голову на бок Буська. – Да не переживайте так, господин лекпин. Кроме меня вас в ресторане никто не запомнил. А дедушка и все остальные после той статьи в журнале поверили, что похититель серебристого рыбодракона погиб вместе с ним в ту самую ночь.
– И-и-и… что же теперь?
– А, что теперь? – деланно изумилась Буська. – Боитесь, что я открою вашу страшную тайну?! Ха-ха-ха-ха… Не бойтесь, никогда я вас не выдам. Надоел мне этот «золотой шлем» так, что я и сама давно была готова из него уйти. Тем более, я учиться на Факультет поступила.
– Это мой дядя Часок погиб, – неожиданно признался Тубуз. – Его гоблины убили вместе с тетушкой Оманидэ, а потом их дом подожгли. А серебристого рыбодракона я в Ловашню отпустил, и он потом меня от этих тварей зеленых спас…
– Вот, значит, как, – сразу посерьезнела Буська. – Ладно, что это мы все разговоры разговариваем, пора бы и рыбу ловить…
Гномиха оставила Тубуза одного, и он про нее забыл, полностью отдавшись тренировке. И только поздним вечером они вновь встретились в трактире «Две веселые русалки», куда расстроенный лекпин заглянул, чтобы попустить пару кружечек факультетского Темного Терпкого. С пенящейся кружкой пива в руках Буська сама подсела к нему за столик.
– Ну, что, господин лекпин, просекли фишечку? – поинтересовалась она, пригубляя пиво.
– Как же, просечешь тут! – в сердцах махнул рукой Тубуз. – Второкурсники, – вот они действительно фишку просекли. Только из них ни из кого слова не вытянешь, – сговорились, хитрованы. Боюсь, порвут они нас завтра!
– Неужели господин лекпин так ничегошеньки не придумал? – изумилась Буська и хихикнула.
– Как же, придумаешь тут, – Тубуз приложился к кружке и залпом ее осушил. – Ты сама-то хоть одну рыбку поймала?
– Не поймала, – призналась Буська. – Зато фишечку, кажется, просекла…
– Врешь! – стукнул лекпин кулаком по столу и еле успел подхватить готовую перевернуться вторую кружку с пивом, намочив пеной рукав куртки и тем самым заставив гномиху и вовсе расхохотаться.
– Зачем же мне обманывать своего товарища по команде? – возразила она и, протянув кружку, чокнулась ею с кружкой Тубуза.
– И в чем же по твоему фишка? – недоверчиво поинтересовался он.
– А вы не кричали бы во весь голос, господин лекпин, – зыркнув по сторонам, посоветовала Буська, и в своей манере отпила полглотка пива.
Тубуз тоже огляделся. Народа в трактире хватало, и у каждого посетителя имелась пара ушей.
– Ты вот что, – он перегнулся к гномихе через стол, – во-первых, прекрати меня «господином» называть. А во-вторых, могла бы и поделиться секретами с товарищем по команде!
– Хорошо, молодой лекпин, – вновь хихикнула Буська.
– Да при чем здесь – молодой?! – возмутился Тубуз. – Я же не называю тебя «молодая гномиха»! Вот и ты зови меня просто по имени. Которое ты прекрасно знаешь.
– Хорошо, – согласилась она, и когда сел обратно, с улыбкой добавила, – Тубузик.
Он открыл, было, рот, чтобы все-таки объяснить, как правильно звучит его имя, но Буська успела сказать чуть раньше:
– У второкурсников есть воблеры магически заговоренные, которые на магически измененных водоемах оказываются самыми уловистыми!
Тубуз так и застыл с открытым ртом. А Буська продолжила:
– Их этому в конце первого курса обучили – прививать рыбообразным воблерам, вырезанным из молодых побегов прибрежной ивы, различные «вирусы нервического поведения жертвы». При проводке от такого воблера исходят магические волны, воспринимаемые хищной рыбой, как импульсы страха, и она не может удержаться от нападения…
– Где же нам теперь такие воблеры достать? – не удержался от вопроса Тубуз, когда гномиха прервалась, чтобы попить пивка.
– Покупать, или, допустим, на что-нибудь их выменивать – бессмысленно. Воблеры, изготовленные из молодых побегов прибрежной ивы, проявляют магические свойства лишь в тех случаях, если поблизости находится хозяин, прививший им магию.
– А сделать самому? – ухватился лекпин за последнюю надежду.
– Опоздал, Тубузик, – впервые за вечер невесело усмехнулась Буська. – Магические свойства прибрежно-ивовым воблерам прививаются только один раз в году, когда срезают, то есть, в день летнего солнцестояния – 22 июня. Заклинания, которые, кстати, ни ты, ни я пока что не знаем, действуют в течение одного года, и иссякают, если их не повторить в день летнего солнцестояния…
– Капризные приманочки, – шмыгнул носом Тубуз и без особого удовольствия принялся цедить пиво.
– Очень капризные, – согласилась Буська. – Особенно, если учесть, что лучший эффект при ловле на прибрежно-ивовые воблеры достигается при первых забросах и почему-то при использовании самой тонкой лески.
– Понятно, – разочарованно сказал Тубуз. – Только непонятно, какая от всех этих раскрытых секретов нам завтра будет польза. Что толку-то, что ты фишку посекла?
– А ты пораскинь мозгами, Тубузик, – в глазах гномихи появились озорные икорки. – По слухам, герптшцог Ули-Клун назначил солидный денежный приз за поимку самой крупной рыбы во время завтрашних соревнований. Второкурсники, конечно же, в первую очередь на крупняк настраиваться станут. И крупняк за магическими воблерами обязательно выйдет, и обязательно на них клюнет. Но леска-то у второкурсников будет тонкая, а где тонко, там и рвется! Если, конечно, вовремя сильнейшее антиобрывочное заклинание не применить…
Буська замолчала, ожидая, что Тубуз по своему обыкновению не замедлит с очередным вопросом, но тот с угрюмым выражением лица продолжал цедить пиво.
– Вот тут-то нам и надо будет подсуетиться со своими обычными приманками, но с более надежной лесочкой, – подмигнула Буська лекпину. – Хищная рыба-то будет привлечена импульсами страха жертвы, вот она и начнет эту жертву искать, несмотря на то, что в зубах у нее останется кусок дерева с крючками…
– Буська! – перекрыл вдруг монотонный трактирный гул чей-то зычный голос. – Ну-ка, подь сюды!
– Ой, братья! – испугалась гномиха и покинула Тубуза, оставив на столе недопитую кружку.
Лекпин проследил за ней и к немалому своему удивлению увидел, что Буська подбежала к трем гномами, которые сразу принялись что-то очень сердито ей внушать. Это были все те же второкурсники и потенциальные его конкуренты в завтрашних соревнованиях господа Мэвер, Жэвер и Дэмор. О чем они там говорили, он не слышал, тем более что почти сразу три брата вместе с сестрой покинули трактир. Тубуз же допил свое, а заодно и Буськино пиво и только после этого потащился домой…
Разговор с Буськой еще больше расстроил лекпина. Выходило, что у второкурсников имеется «секретное оружие». Но что этому оружию противопоставить, Тубуз не знал.
Так и просидел он в раздумьях у себя дома до поздней-поздней ночи, таращась на рыбацкие причиндалы, так и заснул за столом…
Троллю Пуслану снилось его любимое озеро. В его чистых водах он поймал свою первую рыбу, на его берегах учился мастерству владения удочкой и спиннингом, во льду этого озера посверлил свою первую лунку, а однажды едва в нем не утонул, перевернувшись на лодке…
Во сне озеро было покрыто первым льдом, уже выдерживающим вес троллей, но Пуслан все-таки не слишком удалился от берега – до ближайшего подводного «стола», над которым сделал пять лунок и теперь их облавливал. Вокруг этого подводного возвышения были большие глубины, откуда, по всем законам подводного мира и должна подниматься на кормежку рыба.
«Главное, чтобы меня никто не заметил, – думал тролль. – Что за рыбаки нынче пошли! Выходят на лед и вместо того чтобы рыбу искать, высматривают, у кого клюет, да на что клюет. А, высмотрев, прибегут, насверлят вокруг лунок, чуть ли не под твоими ногами, нашумят… В итоге и сами не поймают, и тебе не дадут!»
Чтобы перехитрить таких горе-рыбачков, Пуслан принял меры, то есть, замаскировался: надел поверх одежды белый халат, на голову – шапку из меха белого горностая, даже сапоги его были под цвет снега. И рыбу, которую тролль нет-нет да вытаскивал из лунки, убирал тоже в белый холщовый мешок.
Вот кивок его удочки в очередной раз вздрогнул, отреагировав на поклевку, Пуслан подсек и, неторопливо перебирая тонкую леску пальцами-сардельками, вытащил из лунки здоровенного красавца-окуня.
– Толстого поймал, – прокомментировал кто-то сзади.
Пуслан вздрогнул, быстро сунул окуня в мешок, оглянулся и… никого не обнаружил.
– Много толстых окуней поймал! – молвил тот же голос.
Тролль снова развернулся, покрутил головой – вокруг никого.
– Гр, гр, послышалось, – выдавил он, опустил мормышку в лунку и уставился на кивок.
– Жадный тролль. Делиться не хочет. Оставь другим половить, – одновременно раздалось несколько голосов.
Пуслан оторвался от созерцания кивка и поднял голову. Перед ним на льду стояли шестеро гоблинов. И хотя лица всех представителей зеленого племени сильно смахивали одно на другое, троллю показалось, что именно с этой шестеркой ему доводилось сталкиваться прежде. Не вдаваясь в объяснения, он собрался послать их куда подальше и… проснулся.
Поступивший вместе с подаренными судьбой новыми друзьями на первый курс Факультета Рыболовной магии гоблин Кызль, в своем беспокойном сне тащил здоровенного лосося. Попавшаяся на крючок рыбина, совершала отчаянные рывки, удочка в руках гоблина согнулась дугой, подергивалась, потрескивала, и рыболову казалось, что ее кончик вот-вот клюнет воду, словно цапля, которая норовит вот-вот клюнуть притаившуюся в ряске лягушку.
«Только бы лесочка-чудесочка эльфийская выдержала, – молился про себя Кызль, – да крючочек-чудесочек гномий не подкачал бы!»
Лосось продолжал сопротивляться, то давил в глубину омута, то рвался к противоположному берегу на мелководье. Гоблин не торопился с вываживанием, зная, что крючок надежно засел в пасти рыбины, что надо терпеть и не обращать внимания на уставшие руки и дрожащие от напряжения ноги. У лосося силы должны били кончиться раньше.
И крючок, выкованный гномами из-под горы, не сломался, выдержал, не порвалась и эльфийская леска-паутинка – мечта любого рыболова. Но сломалось старое удилище гоблина. Переломилось прямо у того место, где его маленькие, но крепкие руки сжимали бамбуковую рукоять, и отскочившая острая щепка вонзилась в левую ключицу гоблина. Боль была настолько сильной, что Кызль проснулся, держась рукой за раненое во сне место…
Профессор юриспруденции Факультета Рыболовной магии эльф Малач и глава эльфийской диаспоры города Фалленблек господин Лукин стояли у подножья кровати, на которой, беспокойно ворочаясь, спал Мухоол. Во сне молодой эльф хмурился, что-то неразборчиво бормотал, постанывал и даже всхлипывал, лоб его покрывала испарина, подушка под головой пропиталась потом.
– Он сказал хоть что-нибудь внятное? – поинтересовался Малач.
– Выкрикнул два слова: «Опять – ты», – Лукиин потер ладонью свой высокий с залысинами лоб. – От этого крика я и проснулся и спустился со второго этажа сюда. А, кстати, какими судьбами вы-то ко мне в такое позднее время заглянули?
Стрелки часов показывали далеко за полночь, а Малачу было не свойственно разгуливать ночами по Фалленблеку, пусть даже по эльфийскому кварталу, в одном из особняков которого проживал глава диаспоры. Но о том, какое дело заставило профессору юриспруденции, на ночь глядя, покинуть свой дом в Факультетском замке господину Лукину знать было необязательно.
– Да вот, проходил мимо, возвращаясь от одной обаятельной особы, – развел руками Малач, – и даже с улицы услышал крик нашего первокурсника. Вообще-то сначала я подумал, что кричали вы…
– С какой это стати мне кричать в собственном доме! – недовольно буркнул Лукиин. – И я надеюсь, эта связь с некой обаятельной особой не опорочит ваше достойное имя, профессор? А то здесь поползли слу…
– Тихо! – поднял руку Малач и показал на Мухоола, лицо которого исказила гримаса страдания.
– Его надо разбудить, – прошептал Лукиин.
– Не стоит, – покачал головой Малач. – Это не простой сон, а вещий. Да-да, вещий сон…
– Разве…
– Тихо! – профессор вновь прервал главу эльфийской диаспоры. – Необходимо узнать, что снится нашему студенту, ведь, проснувшись, он может ничего не вспомнить.
Не обращая внимания на появившееся на лице Лукина недовольство, Малач достал из кармана трость – по форме, как настоящую, только раза в три уменьшенную в размерах. Трость смастерили из светлого дерева, набалдашник ее был вырезан в виде бутона необычного цветка. Малач прикоснулся набалдашником к руке спящего, и бутон, словно сам скользнул тому в ладонь. Пальцы молодого эльфа сжали набалдашник, профессор крепко взялся за другой конец трости, прикрыл глаза и… вынужден был схватиться свободной рукой за спинку кровати, чтобы не упасть…
Мимо Малача с бешеной скоростью летел поток бурлящей воды. Он находился рядом с Мухоолом на берегу горной реки, слева грохотал водопад, а на противоположном берегу стоял, опираясь на серебристый посох, величайший из великих эльфов, старец Субанаач. Большое расстояние не мешало различить на лице старца благосклонную улыбку, а шум воды не заглушал его слова. Вот только речь великого эльфа подходила к концу.
– Да будет впредь так! – молвил Субанаач. – Ты правильно исполнял мои наказы раньше, все верно поймешь и сейчас. Прощай!
Что-либо спросить или ответить Мухоол не успел. Великий эльф повернулся, сделал всего один шаг и исчез в поднявшихся в воздух и засверкавших на солнце брызгах.
Профессор Малач открыл глаза и не сразу сообразил, что находится в гостевой спальне особняка главы эльфийской диаспоры.
– Ну? Ну, вы видели, что-нибудь, профессор? – потряс его за плечо Лукиин.
– О, да, – Малач бережно высвободил трость из руки молодого эльфа, наконец-то притихшего во сне. – Насколько я разбираюсь в родословных, этот юноша приходится вам э-э-э… родным племянником по мужской ветви?
– Вы абсолютно правы, профессор. Мухоол сын моего покойного брата Безвеера, – подтвердил Лукиин.
– У вас есть повод гордиться племянником. В своем сне он имел честь беседовать с великим старцем Субанаачем!
– Как!? – поразился Лукиин. – Неужели сам величайший из великих?
– Да, – Малач придал лицу торжественное выражение. – Этот избранный юноша, несомненно, достоин стать в будущем вашим первым помощником!
С тех пор, как за несколько ночей до злопамятной попытке Прорыва, закончившейся полным фиаско, магистру ордена монахов-рыболовов, профессору кафедры некрупной рыбы Факультета Рыболовной магии Женуа фон дер Пропсту приснилась попавшаяся на спиннинг русалка, эти подводные обитательницы стали являться ему во сне постоянно. Пропст даже успел к ним привыкнуть, хотя предпочел бы в своих красочных снах, действия которых неизменно проходило на каком-нибудь водоеме, чтобы ловил он все-таки щук и окуней, а не русалок.
…Пропст завел весельную лодку в один из своих любимых заливов, (которому при обновлении карты озера Зуро лично придумал название Мармазетка), прекратил греблю, взял в руки спиннинг, оснащенный миниатюрной катушкой и маленькой вращающейся блесенкой на леске-паутинке, привстал и приготовился сделать заброс. Но тут из-под окруженной кувшинками коряги, куда он собирался послать блесну, вынырнула она, русалка. Толстая, с бледно-зеленоватой кожей, она игриво улыбнулась и подмигнула магистру.
– Сгинь! – шикнул на русалку Пропст. – Всю рыбу мне распугаешь!
Но та еще больше высунулась из воды, передернула плечами, заставив заколыхаться свои немаленькие груди, и рассмеялась неожиданно приятным смехом, напоминавших звон хрустальных колокольчиков.
– Тьфу ты, лахудра зеленая! – магистр выпрямился во весь рост, понимая, что маскироваться нет смысла, так как нормальная рыбалка в этом месте уже не состоится. – Вот, что ты смеешься? Я через все озеро в этот залив плыл, хотел рыбки в тишине да одиночестве половить, а ты, понимаешь ли, смеешься! Ну, что у вас за племя такое вредное, русалочье!
– Зачем тебе рыба, Женуа? – не переставая улыбаться, спросила «лахудра». – Пообщайся со мной, не пожалеешь…
– Вот еще! – не скрывая недовольства, магистр сел, отложил спиннинг и взялся за весла.
– Не торопись! – русалка вдруг нырнула, шлепнув по воде хвостом и через мгновение вынырнула у борта лодки, схватившись за него зелеными пальцами с длинными острыми ногтями. – Послушай, лучше, о чем я тебя предупрежу, Женуа…
Но вместо слов из ее открывшегося рта опять полился звон хрустальных колокольчиков, и тогда магистр проснулся.
Над его кроватью, потряхивая колокольчиком, стоял кот Шермилло. Другой рукой кот наклонял кружку с водой, несколько капель которой уже упали на лицо магистра.
– Вставай-й-й уж, проспиш-ш-шь ведь соревнования-то, – говорил кот. – Не увидиш-ш-шь, как первокурсничкам наш-шим нос утрут.
– Да встаю, встаю, – Пропст приподнялся и вытер лицо рукавом халата, в котором так и проспал всю ночь. – Сколько времени-то?
– Поесть уже не успее-ш-ш-шь. Давай-й-й, одевай-йся и пойдем на Ловаш-ш-ню, смотреть, как наш-ша молодежь опозорится.
– Ладно-ладно, еще неизвестно, кто победит. Тем более – на льдине!
– Ха – неизвестно! Я тебе прямо сей-йчас сказать могу, что размажут второкурсники новичков, как нож масло по хлебуш-ш-шку мажет! Запросто размажут.
– А вот это мы еще посмотрим, – не согласился с другом Пропст и поспешно начал собираться, чтобы не пропустить старт.