Глава VI. История одного предательства или «Одна голова – хорошо, а с туловищем – лучше»
Картина происходящего уже не напоминала живописное полотно Малевича «Чёрный квадрат», которое можно толковать так, кому как видится или не видится вообще. Всё было ясно: градообразующий Завод по возжеланию своего генерального образует и конфликт у себя под боком. При помощи ручных депутатов, как ручных гранат. Обладая гипертрофированным самолюбием, самолюбованием и амбициозностью, оставшимися со времён господства Политбюро Правящей партии, Егорищев, умудрился подорвать репутацию Завода на долгое время. Мэр рассказывал на оперативках, как министры Российской Федерации, уже готовые помочь Заводу с поставкой ему нефти, мгновенно шарахались прочь, чуть ли не крестясь на ходу, узнав, кто им руководит.
Мэр, насколько это было возможно, пытался положение исправить. Чем хуже работал Завод – тем меньше шло от него налогов в бюджет, и без того не очень-то обильных, – тем хуже приходилось городу – тем тяжелее его главе, на которой одна за другой росли разнообразные шишки.
«Выходит – мэр действовал своекорыстно – старался облегчить себе положение, – ухмыльнулся Любопытный. – А он, может быть, напраслину на Егорищева возводил?» «Угу», – мрачно покосился на него Знающий.
Позднее, незадолго до своего ухода с поста мэра, Волик говорил: «Допускались ли мной ошибки? Конечно! Иначе и быть не могло. Ведь мы делали совершенно новое дело, которое до нас не делал никто. Самой главной своей ошибкой считаю то, что не сумел убедить бывшего руководителя Завода вступить в интегрированную нефтяную компанию в 1992 году, когда это было наиболее выгодно для Завода. Из-за этого потом пошли все беды нашего градообразующего предприятия и, соответственно, всех предприятий района, и даже Дзержинского промузла».
Волик был прав. Перед администрацией, им руководимой, встали проблемы и задачи такие, что и не грезились в кошмарах начальству прежнего, разлинованного социализмом, хозяйства. Страна вошла в мир совсем иной – необычный для неё, из которого исчезло то, что было, и не вполне понятным представлялось то, что будет. Администрацию и её «чиновников» стало не только очень можно, но и модно – просто необходимо как угодно критиковать, в лучшем случае, а в более применяемом – поносить, ругать, пинать, поливать помоями и нечистотами, издеваться. Такой «стиль общения», может быть и преследовал какую-то благую цель, по мнению таким образом «общающихся», но превращал жизнь администрации в вечную склоку и попросту мешал работать.
Когда председателем Земкского собрания оказался избранным Святослав Петрович Плохин, преподаватель истории в сельской школе и литератор по увлечению, Егорищев, говорят, что-то весомое ему пообещал, едва ли не пост мэра в случае победы над Воликом, и привлёк на свою сторону. Амбициозности у Плохина оказалось предостаточно и своей. Между Земкским собранием и администрацией района началась самая настоящая холодная война «по образцу и подобию» происходившей между Верховным Советом и Президентом страны. Только в миниатюре и без обстрела «белого дома». Возможно, лишь потому, что в распоряжении той и другой стороны не имелось танков, а также из инстинкта самосохранения – обе противоборствующее силы располагались в одном здании.
Среди противников мэра вдруг очутился и его заместитель Антон Демьянович Андреев. Событие это свершилось нежданно – негаданно – до него «перебежчик» слыл, да и был, верным соратником Волика и подтверждал это активными действиями. Причины перехода Андреева в стан Егорищева не известны, но поговаривали, будто бы он и его чем-то прельстил. Всё возможно в этом мире, но в такое верилось с трудом.
Внешне Антон Андреев очень похож на киноартиста Тараторкина и сложением, и лицом. Под лицом находился высокоинтеллектуальный ум, общительный характер и опыт аппаратчика: он, как и многие новые лидеры, происходил из обоймы райкома комсомола. Впервые Андреев продемонстрировал свою отделённость от мэра на одной из его предвыборных встреч с избирателями. Волик вышел на сцену дома культуры «Октябрь», сел на предназначенное ему место и пригласил своего зама присоединиться к нему. Антон Демьянович, сидя в зале, громко, спокойно, с оттенком вызова и иронии, ответил:
– А мне и здесь хорошо!
В зале прошелестело удивление. Кто-то негромко хохотнул. Пустячок, кажется: подумаешь – отказался сесть рядом с мэром, своим начальником, но многозначительный. Волик внешне никак не прореагировал на выходку зама и за всё время встречи к нему больше не обращался и, кажется, даже не видел. Рядом с Андреевым сидела Вероника Сергеевна Датева, директор клёвского департамента культуры…
«Это ещё что за персонаж? – пожал плечами Любопытный. – Ведь директором департамента культуры был Рыжин». «Был да сплыл, – уточнил Знающий. – Датева… Очень, кстати, симпатюшка: фигурка, бюстик, ножки, личико… Цимус! И вот этот, то бишь эта, цимус работала в том же департаменте под крылом Рыжина. Некоторые говорили – за пазухой, чуешь завязку?» «Чую, но не очень: кто кого повязал?» – принял Любопытный свою любимую позу знака вопроса. «Погоди – узнаешь. Так вот, работала она, работала за пазу… Тьфу, под крылом Рыжина и начала под него…» «Ложиться!» – хлопнул себя по ляжке Любопытный. «Пошляк ты поперечный, – перечеркнул его взглядом Знающий. – Не ложиться, она замужем была, а подкапываться. У всякого начальника есть какие-нибудь недоработки, по-аппаратному говоря. Вот прелестнейшая Вероника и принялась их преувеличивать, да ствол подтачивать… Потом люди говорили: ма-алюсенькая мышка точила – точила дерево – оно и рухнуло. Рухнул и Рыжин. Не без и своей помощи, говорят… „И как мухи тут и там ходят слухи по домам…“ Интересное, между прочим, выражение „выпить не дурак“: если выпил, то не дурак, а если не выпил – дурак, выходит?» «Это ты меня спрашиваешь?» – полюбопытствовал Любопытный. – Так выпей – я посмотрю…“ „Не спрашиваю – это называется риторический вопрос. В общем, сложили всё вместе про Рыжина и – мэру на стол. Мэр дунул и – нет Рыжина, как директора департамента. Вместо него царицей воссела госпожа Датева. И оказалась на месте. Во всех смыслах: и как руководитель, и как профессионал, хотя по профессии-то её этого, вроде бы, никак не могло быть: она спортсменка – фигуристка. Что между культурой и физкультурой общего? Всё в своём роде – культура… Но, надо полагать, что и призвание. При ней культура в районе… Нельзя сказать, что расцвела, но и не завяла. С мэром она поладила быстро и эффектно: умом, прежде всего, но и лестью, кокетством, женственностью, лежала…“ „Я же говорил!“ – засветился Любопытный. „И опять ты, пошляк перпендикулярный, – пристукнул Знающий. – Лежала душа его, мэра, к ней, а её – к нему. В том, что люди срабатываются, нет ничего дурного… Да, признать надо, болтали, что и не только душа… Но это к делу не относится. Всё было прекрасно по службе, и у мэра с Андреевым, и у Волика с Датевой, да вдруг они взяли, Антон и Вероника, да и влюбились друг в друга. Семейный финал: оба разошлись. Она – с мужем. Он, соответственно, – с женой. Та в слёзы, тот в ярость. Бесполезно. Любящие официально поженились. И поехали в свадебное путешествие вокруг Европы на роскошном теплоходе… Хорошо? Ага. Только стоимость этого круиза была больше зарплат обоих путешественников в несколько раз вместе с отпускными – «чиновникам» в те времена платили зарплату не очень-то. Чисто случайно круиз влюблённой парочки совпал с переменой их отношения к Волику. Вероника внезапно запрезирала мэра настолько, что открыто говорила: «У мэра крыша съехала напрочь!»
Видимо, результатом «съехавшей крыши» стало то, что мэр заподозрил в путешествии Андреева скрытую взятку за какие-то услуги: кто-то таинственный оплатил всю стоимость круиза. Мол, кто как взятки берёт: кто деньгами напрямую, кто «щенками борзыми», кто, вот, путёвками на круиз. Как Антон Демьянович ни доказывал свою чистоту – мэр не поверил… Или сделал вид, что не поверил, или если бы не позиция Андреева, то закрыл бы на сомнительный круиз глаза, или посмотрел бы на него сквозь пальцы, или ещё чего бы нибудь сделал, но оставил своего зама на месте его… Хотя бы для пользы дела. «А не приревновал мэр зама своего к Веронике – заместил, дескать, меня в делах любовных?» – ухмыльнулся Любопытный. «Всё-то ты к сексу сводишь, – подосадовал Знающий, – Не таков был Волик, чтобы предаваться пошленьким интрижкам на глазах у всего города, где все всё про всех…»
В то время я уже работал в администрации, но воспринимался в ней либо белой вороной, либо былым же грачом, либо чёрной чайкой. В аппаратах партийных не крутился, в комсомольских лидерах не числился, исполкомовской каши не ведал, всю жизнь работал на производстве – в интригах «дворцовых» профан полный. И не интересовался ими. К тому же только что заступил на новую должность – не до подковёрных упражнений. Кроме своих дел ничего не замечал. Поэтому угодил в интересную ситуацию, едва не последовав вслед за Антоновым куда подальше от мэрии.
С ним у нас сложились хорошие деловые отношения. Должность заместителя главы администрации позволяла ему помогать в сложных вопросах, и он помогал – сам носил мои бумаги мэру на подпись, что-то подписывал лично. С Датовой проводили совместные мероприятия, терпеть не могу этого слова, но привычка сильнее даже нелюбви. Частенько устраивали совместные заседания за круглым столом… И вот однажды получаю приглашение на празднование Дня культуры в универсальный пионерский лагерь «Сосенка»…
«Почему пионерский лагерь – и универсальный?» – высунулся Любопытный. «Потому что он не каждый день пионерский. Бывает, что даже пионеры учатся в школе. Ну, а когда их, пионеров то есть, не стало, то и название лагеря оказалось ни к чему. Короче, там устраивали банкеты по самым различным поводам и случаям, к пионерам никакого отношения не имеющим», – и Знающий сунул в правый карман красный галстук, неведомо как очутившийся в его левой руке.
С удовольствием приглащение принимаю и в назначенное время выпрыгиваю из боевого служебного «уазика» на землю универлага. Уголок не сказать, что райский, но и на ад не похож, – хорош. Высокие сосны и берёзы создают впечатление величия и мудрости природы. Под ними и человеку кстати бы помудреть. Опрятные домики окружают подобное дворцу здание столовой-кафе-ресторана. Вхожу внутрь. Усаживаюсь за стол. Вижу перед собой председателя Земкского собрания Плохина, а вокруг себя не обнаруживаю никого из коллег – директоров департаментов: я, «по протоколу», должен был бы находиться среди них. Но – ни одного. Сохраняя бодрый вид, впадаю в задумчивость: почему и с чего бы такое могло стать? Таким уж далёким от мэрских подковёрностей я не был, кое-что слышал об изменениях в настроении мэра, но не придавал им никакого значения: мало ли в каком настроения сам бываю – к делу это относиться не должно. Но, как видно, так считали не все. Точнее: все считали иначе, кроме меня. Видать – далеко и глубоко зашла конфронтация. Плохин, противник Волика, тоже приглашён и вот он здесь, я нос к носу с ним, и – никого из руководителей администрации ни справа, ни слева от носа моего. Я – в «стане врага». И не в качестве Штирлица…
Стол великолепен, лампы сияют, светятся лица работников департамента культуры, сидящих за превосходным столом под сияющими лампами. Атмосфера праздничная. Внешне. Но что творится в душе четы Андреевых? Ведь приглашён был наверняка и мэр – в первую очередь. Волика нет и, стало быть, нет его свиты или команды, поприличнее сказать. Один я. Из команды таким образом выделяюсь, из ряда вон выхожу. Что делать? Уйти – продемонстрировать холуйство. Это недопустимо совершенно. Остаюсь. И, когда подошла моя очередь, произношу поздравления, не слишком оригинальные:
– Уважаемые дамы, господа и товарищи!.. Обычно говорят, что хотят поздравить собравшихся с праздником. Я не только этого хочу, но и на самом деле поздравляю. Тем более, что есть с чем. Ваш департамент можно справедливо назвать кораблём, на котором служит великолепная команда профессионалов высокого класса под руководством прекрасного капитана – Вероники Сергеевны. Счастливого и долгого вам с ней совместного плавания!
В перерыве, когда окружающие прыгали от восторга, музыки и выпитого, ко мне подошли Антон Демьянович и Вероника Сергеевна:
– Ты один пришёл из всей администрации. Приглашали всех директоров и самого Волика, само собой. Все знают, что мы в опале и – результат. Тебе спасибо. Не побоялся.
Ничего не оставалось как скромно потупить глазки и ответить на рукопожатие. Сказать, что пришёл я, просто не зная о придворных правилах следовать примеру государя, не решился. Вопрос: как бы я поступил, загодя зная о решении ни мэра не принимать приглашение, ни его… Хочется сказать челяди, но это было бы несправедливо: директора департаментов челядью не являлись ни в коем случае – они просто проявляли солидарность со своим начальником, как единодушная команда… при одном отколовшемся, с одной стороны, и как бы не примкнувшего с другой.
Следующий рабочий день приходился на понедельник, как такое и случается после воскресенья. По понедельникам происходят оперативки в кабинете мэра. На них обязаны являться все директора департаментов и те, кого мэр распорядился пригласить для разбора «полётов» или просто для дела. По должности своей назывался я не директором департамента, а начальником управления, но наравне с директорами сидел вдоль длинного стола, на торце коего находился мэр. В мэре находилось его настроение. Оно так или иначе выливалось или выплёскивалось, или на всех собравшихся оптом или, так сказать, в розницу.
Скрывать не стану: было щекотливо интересно посмотреть на реакцию мэра в мой адрес – если таковая последует. Простое, казалось бы, дело – придти на званый вечер или не придти – вольному воля, в обыденной жизни обыденных людей. В районной же администрации – наследнице обычаев аппарата Правящей – «аура» совеем иная. Никто мне ничего перед оперативкой не говорил, но по некоторым признакам можно было догадаться: все знают, где я был вчера, и ждут, что будет. Поздравляя себя с большей предусмотрительностью со своей стороны.
А ничего особенного не произошло. После перечня и разборки дел текущих Волик, не отрывая взгляда от лежащих перед ним бумаг, спросил, как бы между прочим, управляющего делами мэрии:
– Ну, кто вчера на вечере у Анреевых был?
– Начальник управления по делам молодёжи, спорта и туризма Козлов.
Мэр помолчал с минуту среди любопытствующей тишины и, по-прежнему не отрывая лица от бумаг и многозначительно шелестя ими:
– Ну, что же… Андреев знает кого приглашать… А Козлов знает, к кому приходить. Это его личное дело… От других отличное…
Так значит – «Штирлиц» среди тех, кто был на празднике культуры, всё-таки имелся, всё и всех видел и кому следует доложил для «информации к размышлению». Чин по чину. И Волик интерес проявил. Не праздный. Не всё равно ему было. И размышления имел, но не высказал. Пока. Что ж – логично и мэру знать настроение своих подчинённых, и их потенциальную способность к действиям вопреки его мнению. На заметочку взять и в копилочку положить – на будущее.
За Андреевыми накоплений в копилочке прегрешений набралось предостаточно: из числа служащих мэрии оба исчезли. Вместе с ними исчезли и многие их дела на пользу города…
– «Так кто же кого предал: мэр Андреева или Андреев мэра? – нарушил скрежетом пальцев в собственном затылке тишину своего молчания Любопытный. – Клятву верности Антон Демьянович мэру не давал – значит, и не нарушал её и, следовательно, не предавал. А вот Волик Андреева с самого начала оценил по достоинству, назначил своим первым заместителем, пользовался его умом и способностями прекрасного организатора и потом вдруг взял и лишил себя и свой город тех, кто мог бы сделать для него много полезного – предал интересы дела». «Логика у тебя сокрушительно железная, как липовый гранит», – сплюнул в урну Знающий. «А это ещё что за вещество: «железнолиповый гранит?» – растерялся Любопытный. «То самое, которое предаёт само себя: когда надо – гибкое и нержавеющее, когда надо твёрдое, а когда нужно – цветёт один раз в году. Понял?» «Не больше, чем ты», – с независимым видом растворился в воздухе Любопытный.