23
Коронационные торжества продолжались, и следующие пять дней слились для меня в одно суетливое и пестрое целое. Церемонии, фейерверки, банкеты и религиозные ритуалы сменяли друг друга, оставляя нам с Бахрином совсем мало времени для личной жизни. Все эти дни мы общались друг с другом церемонно вежливо и отстраненно, скорее как коллеги, чем как молодожены. Ночью мы лежали в кровати уже без сил, и никто не выказывал желания пересечь разделяющее нас пространство белой прохладной простыни.
Пять дней неуверенности, страха, попыток разобраться в хитросплетениях незнакомого этикета и протокола довели меня до того, что единственной оставшейся у меня потребностью было желание угодить моей новой семье.
Уже на второй день торжеств остро встала проблема моего гардероба, вернее, его скудости. Бахрин и его тетки с ужасом обнаружили, что для торжественных случаев у меня имеется всего один баджу-курунг. Три портнихи были срочно призваны, чтобы в течение двадцати четырех часов изготовить наряды, которых должно было бы хватить на всю коронационную неделю. К счастью, в семье Бахрина у всех женщин имелись обширные запасы текстиля, и именно из них черпались шелк, шифон и крепдешин для моего нового гардероба. Когда мать и тетки Бахрина закутывали меня в эти ткани и обсуждали с портнихами фасон и цвет каждого наряда, я ощущала себя чем-то вроде Барби-переростка.
Содержимое моего ларца для драгоценностей тоже внушало родственницам беспокойство. Тем не менее было решено, что пока придется ограничиться гарнитуром, подаренным Бахрином, хотя общество несомненно обратит внимание на мое бедственное положение в смысле бриллиантов. В ближайшее время мне необходимо будет серьезно заняться пополнением своей ювелирной коллекции, а самый короткий путь к этому – получше ублажать супруга, намекнули мне тетки. Пока я не стану обладательницей длинных «оперных» жемчугов с соответствующим браслетом и серьгами, а также комплекта из сапфиров или рубинов, жизнь, очевидно, нельзя считать удавшейся. Пока же в самых торжественных случаях мне приходилось украшать уши парой принадлежащих Тенку Залие элегантных сережек с солитерами, в которых было так много карат, что я постоянно думала только о том, как бы не потерять их. Я была искренне благодарна своим новым родственницам за всю эту заботу, но все-таки подозревала, что они беспокоятся не столько обо мне, сколько о чести семьи.
В конце нашего короткого пребывания в Тренгану мне довелось присутствовать на истиадат берсирам – церемониальном омовении нового султана и его супруги. Церемония происходила под открытым небом, на территории, прилегающей к дворцу Истана Мазия. В отличие от коронации и объявления наследника в ней не было и следа современного западного влияния. Она представляла собой слияние древней малайской традиции с догматом внутренней и внешней чистоты, характерным для ислама. Новый султан перед началом своего правления как бы смывал с себя все прошлые грехи, очищаясь душой и телом.
Мы прибыли в Истана Мазия минут за двадцать до начала и заняли отведенные нам места на газоне. На синем небе не было ни облачка. Прямо перед нами возвышалась открытая ротонда с куполом, занавешенная великолепными полотнами желтого шелка, которые сейчас были отодвинуты и слегка колыхались под легким бризом. В просветы между колонами ротонды я видела, как река, чуть подернутая рябью, вливается в Южно-Китайское море, а на мелководье плавно покачиваются рыбацкие лодки. На секунду мне страстно захотелось тоже окунуться в прохладные волны, но я решительно прогнала неуместные мысли и продолжала терпеливо сидеть под палящим солнцем в ожидании назначенного часа. Температура воздуха уже приближалась к сорока градусам, и я чувствовала, как по лицу начинают катиться капельки пота и как душит меня новое платье из темно-лилового шифона на сплошной ярко-синей подкладке. Больше всего мне хотелось сейчас поднять подол и обмахнуть им разгоряченное лицо. Под взятыми взаймы бриллиантами невыносимо чесалась шея, словно протестуя против всего этого блеска и роскоши, совсем неуместной в девять часов утра.
Конец ознакомительного фрагмента.