18
Я испытующе рассматривала свое отражение в зеркале: большие, обведенные сурьмой глаза, темные блестящие волосы, прикрытые прозрачным шифоновым платком, и руки, нервно играющие с серебряной щеткой для волос. Справа на груди приколота моя драгоценная бриллиантовая брошка, подаренная отцом. Она очень хорошо смотрится на фоне темно-бордового кружева, из которого сшито платье.
Над ним трудились целую ночь, потом час я бегала по магазинам, чтобы найти подходящее к платью белье, и еще час потратила на то, чтобы вымыть и высушить волосы и наложить макияж.
Девушка в зеркале совсем не похожа на ту невесту, какой я воображала себя когда-то в детстве. В мечтах я держала в руках букет из гардений и лилий и была вся в белом.
Сейчас семь часов вечера. Я нахожусь в чужой, почти незнакомой стране и через несколько минут выхожу замуж.
Семь предшествующих этому дней испарились мгновенно, словно кубик льда, брошенный в огонь. Покупки, портнихи, заказ билетов и прочая нервная суматоха не дали мне возможности даже подумать о предстоящей церемонии. Я все предоставила Бахрину, и оказалось, что он не обманул меня: для подготовки к свадьбе ему достаточно было сделать один телефонный звонок в Малайзию.
Сидя в салоне первого класса самолета, уносящего нас в Куала-Лумпур, я думала о бабушке. Накануне вечером мы позвонили ей и рассказали о свадьбе. Она не высказала, по крайней мере вслух, никаких возражений и пожелала нам счастья. Немного огорчало ее только то, что все произошло так быстро и что она не будет присутствовать на свадьбе. Но Бахрин объяснил ей, что в связи с коронацией его дяди сейчас пройдет только короткая официальная церемония бракосочетания, а настоящий праздник состоится позже и она, разумеется, прилетит на него.
В душе я не могла не согласиться с бабушкой. Мне тоже было грустно, оттого что ее не будет на моей свадьбе, и я немного жалела о том, что не принимала никакого участия в организации торжества. Но так пожелал Бахрин, а я не хотела спорить. Я точно знала, что собираюсь прожить с ним всю свою жизнь до самого последнего дня, как бывает в сказках.
Но жизнь не похожа на сказки, и скоро выяснилось, что даже Бахрин не сумел предусмотреть всего. Уже в воздухе он начал подробно рассказывать мне о назначенной на следующий день церемонии. Она будет вестись на малайском и отчасти на арабском языке, и мне придется произнести несколько фраз и на том, и на другом. Будет гораздо лучше, сказал Бахрин, если я уже сейчас выучу эти фразы и попытаюсь хоть немного освоить трудное арабское произношение.
Поэтому между обедом и ужином, вместо того чтобы смотреть кино, я начала вслед за Бахрином повторять свою первую арабскую фразу: Ашхаду ан ля илиха илля Ллаху ва Мухаммадун Расулу Ллахи. Я повторяла ее снова и снова, как испорченная пластинка. «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его», – перевел Бахрин. Он пообещал, что этой фразы вполне достаточно, все остальные будут гораздо проще. Я поинтересовалась, зачем мне надо ее заучивать, и он объяснил, что чисто формально мне придется принять мусульманство. Членам королевской семьи не позволено жениться на женщинах, исповедующих другую религию. «Это просто формальность, – добавил он. – На самом деле не важно, во что ты веришь».
Ночь мы опять провели в доме отца Бахрина, а наутро отправились в Куала-Тренгану. Сам раджа Ахмад, много лет назад разведшийся с Тенку Залией, не был приглашен на свадьбу, поэтому утром он выпил за наше счастье бокал пива и, отпустив пару двусмысленных шуточек, проводил нас до машины. Мы должны были снова встретиться с ним через шесть дней, на обратном пути в Мельбурн.
К тому времени, когда мы добрались до столицы Тренгану, я страшно устала и, честно говоря, не чувствовала никакой радости при мысли о приближающейся свадьбе. Да и выглядела я скорее как марафонец, только что закончивший дистанцию, чем как счастливая, сияющая невеста. Однако на то, чтобы засиять, у меня оставалось всего три часа.
Тенку Залия приветствовала меня в своем доме и проводила в отведенную нам комнату, чтобы я могла освежиться с дороги. Судя по всему, она затратила немало усилий на создание парадной спальни для новобрачных в малазийском стиле. Вся богато украшенная мебель из красного дерева была совершенно новой. Деревянные части кровати украшала позолоченная резьба, а спинки скрывались под стеганым канареечно-желтым шелком, таким же, как на обивке мягкой мебели и на портьерах. Сама я, разумеется, ни за что бы не выбрала такую обстановку для своей спальни, но тем не менее меня тронула забота Тенку Залии, и я, как могла, постаралась выразить ей свою признательность.
Через несколько минут в комнату заглянул Бахрин и пригласил меня в столовую. Там всю мебель сдвинули в одну сторону, а обеденный стол поставили к дальней стене. За столом сидели два человека, один из которых сосредоточенно записывал что-то в большой гроссбух, а другой с важным видом перебирал бумаги. На мое появление они не обратили ни малейшего внимания. На обоих была странная одежда, какую я еще никогда не видела в Малайзии: длинные, до полу, балахоны, похожие на рясы священников, только светлые, на голове – чалмы, а из-под балахонов выглядывали брюки. Это были имамы, священнослужители того же ранга, что наши викарии, облеченные правом регистрировать браки, обучать основам веры и толковать исламские законы. Бахрин представил меня, и я протянула им руку, но они только молча уставились на нее, не делая никакой попытки пожать. Бахрин поспешил прервать возникшую неловкую паузу и объяснил мне, что эти джентльмены пришли сюда, чтобы зарегистрировать наш брак. Ни один из имамов не говорил по-английски, и, похоже, их ничуть не обеспокоил тот факт, что я ни слова не понимаю по-малайски. Бахрин исполнял роль переводчика.
Мужчины о чем-то коротко переговорили между собой, и я услышала свое имя, а вслед за ним – слово «Ясмин». Это было мое новое имя, которое Бахрин выбрал для официальных документов и для того, чтобы меня знали под ним жители Малайзии.
Слегка подтолкнув меня локтем, мой жених прошептал:
– Скажи им то, что ты выучила.
– Ашхаду ан ля илиха илля Ллаху ва Мухаммадун Расулу Ллахи, – покорно, хоть и неуверенно, повторила я фразу, заученную в самолете.
– Распишись здесь и распишись здесь, – по-малайски сказал имам Али и ткнул пальцем в страницу большой книги в кожаном переплете. Я поставила подпись под несколькими строчками арабской вязи, и только после этого он впервые мне улыбнулся.
– А что теперь? – спросила я у Бахрина, когда мы направились к выходу.
– Теперь одевайся для свадьбы, – ответил он уже в коридоре. – И, пожалуйста, подними волосы кверху. Так будет гораздо элегантнее.