Как стать писателем… в наше время. Часть 1 (Ю. А. Никитин, 2015)

Еще о сериалах

Среди противников серийных романов существует утверждение, я слышал его часто, что, мол, закон «Продолжение всегда хуже первого романа» никто пока не отменял.

Ну, во-первых, лучше бы выразиться мягче: не закон, а правило, ибо все мы знаем случаи, когда продолжение намного лучше первого романа, а в этом случае можно сослаться на то, что исключение только подтверждает правило, в то время как с законом такую штуку не проделаешь.

Во-вторых, такое правило или закон никто не устанавливал, оно выведено на основе большого числа прочитанных книг или просмотренных фильмов. А большое число – это всегда среднее число. Сильные авторы – они не средние. И, понятно, они всегда вне рамок общих правил. Их продолжения в одинаковой степени могут быть как более слабыми, так и более сильными.

Продолжение популярного романа может быть как сильнее, так и слабее. Более слабым кажется чаще всего из-за того, что уже потерян эффект новизны.

Сошлюсь на сагу о Ричарде. Издано 50 романов. И если бы каждый следующий был хуже предыдущего, то каким был бы уже десятый? Но издано, напоминаю, 50. Тиражи росли, а когда я за пять-семь романов до завершения объявил, что 50-й будет последним, среди читающих наблюдалось заметное недовольство. Почему так мало? Дайте нам еще хотя бы столько!

Все зависит все-таки от автора. Если у него силенок маловато, то на втором-третьем в самом деле уже выдыхается.

Потому совет: накачайте мускулатуру сперва на синглах. Заодно выберете стиль, манеру, способ подачи материала.

Сериалы – это для… не скажу «мастеров», чтобы не вызывать нового подросткового воя и обвинений в мании величия, но все же для тех профессионалов, что выпустили десяток-другой крепких романов и теперь могут осторожно переходить к этому новому, повторяю, новому для них жанру.

На протяжении многих лет с мягкой отеческой улыбкой выслушивал обвинения, что пишу «сериалы», а не отдельные книги, «как все люди». И что писать романы с продолжениями – плохо, а отдельные – хорошо. Выслушивал, кивал, нехорошо спорить с убогими, забывал, то есть по врожденной исключительной доброте милосердно прощал откровенную дурость этим простым и неумным людям – чего требовать с недалеких, но вот недавно заметил на примере знакомых молодых литераторов, что они начали сериалы… и, убоявшись вот такого общечеловеческого мнения, отступились.

Ладно, тогда изволю еще несколько слов о сериалах, циклах и прочем «с продолжениями». Главный аргумент обвинителей состоит в том, что автор избрал легкую дорожку, штампуя продолжения. Ну и, конечно, зашибает на этом баксы. Но этот аргумент второстепенный, это вроде и не обвинение теперь – зашибать, а вот насчет легкой дорожки давайте посмотрим.

Ну что Пушкин и Толстой не писали сериалы – оставим. Эти два крепостных помещика были богами и законодателями для своего времени, но даже зевсы и юпитеры уступили место христианским святым, а те уступают богам мира Интернета.

Итак, легкая дорожка… В чем? Когда автор придумывает роман, он… свободен. Может написать о чем угодно. И как угодно. Но когда пишет продолжение… Ладно, поясню на пальцах. Вот цикл, сериал или как ни назови, «Трое из Леса». Написана первая книга. Хорошо пошла. Я волен писать другую книгу. Любую. Создавать любые миры. Брать кого хочу героем. Придумывать любые приключения. Верно?… Увы, это верно лишь в случае, если будет новая книга. То есть выбран «трудный путь достойного писателя». Но посмотрим, что если автор берется писать продолжение…

Первое, я не могу взять других героев, ибо у меня уже три четко прорисованных перса: Олег, Мрак и Таргитай. Я не могу взять, скажем, женщину. Не могу взять подростка или глубокого старика. Не могу взять отрицательный персонаж, боевых роботов, сумасшедшего профессора, мутантов, не могу даже написать в пародийном стиле… и т. д. и пр. Словом, перечислять можно очень долго, а суть в том, что тот, кто пишет «продолжение», сознательно загоняет себя в оч-ч-ч-чень узкие рамки. И только профессионал высшего класса способен в них двигаться и создавать что-то новое и яркое.

Гораздо проще для каждого романа брать новую тему, новую идею, новых героев. Это и выдается новичками и неумехами за подлинное творчество, хотя, понятно, в первую очередь это признак начинающего писателя. И незрелости. И слабости. И недостатка творческой фантазии.

Да, сегодня сериалы пока что рассматриваются снобами и слушающими их жвачниками, как нечто… дешевое, что ли. Второсортное. Временное. Ну, как Эйфелева башня, что портила вид Парижа и против которой протестовали видные писатели, художники и прочие деятели тогдашней средневековой культуры. Сериалы пока что молоды, да и старички-пушкинисты пока еще у рычагов. Но уже полыхает заря нового мира!

Мы уже сейчас больше помним сериалы, чем отдельные книги или фильмы. Откуда в эпоху Пушкина сериалы, если сами книги были редкостью, а кино не знали вовсе? Сейчас же в лавине книг, фильмов, компьютерных игр – сериалы обладают наибольшей ударной силой. И мощнее отдельных книг воздействуют на сознание читающего, смотрящего или виртуалящего.

Будущее – за сериалами. Но, ессно, это признак гроссмейстерства, а до гроссмейстера еще долго ползти через стазы мастера, кандидата в мастера, перворазрядника… А когда человек еще в ранге новичка, то есть пишет рассказики, он искренне полагает, что роман – это уже вершина! И выше только твердь небесныя, хрустальныя, непрошибаемыя.

Пусть те, кто остался в старом добром времени, воротят рыла от сериалов. Но вам жить с ними. Уживетесь – литература вас примет.

Я уже написал выше, что с сериалами или циклами связана расхожая легенда, мол, сериалы писать легко, вот их и штампуют!.. С одной стороны, писать продолжения вроде бы намного проще: главные герои уже есть, образы созданы, запомнились, осталось только вести их из романа в роман.

Да, в этом есть облегчение, но только в том случае, если герой не изменяется. Как в поделках типа «Странствий Геракла», «Зены» или «Конана», где все отличие новой серии лишь в том, что герой убивает противников топором, а в прошлом побивал мечом. Или имена злодеев другие.

Но я уже писал, мера романа – сдвиг в характере. Герой должен с последней страницы сойти другим, чем вошел. «Перевоспитаться», как говорили в старое доброе время. Измениться! Это непросто сделать даже в одном романе, многие авторы вообще не догадываются о таком законе, но попробуйте применить к сериалу! Чтобы в каждом новом романе герой совершенствовался, да не в приемах рукопашного боя – нравственно перерождался, менял систему ценностей!

Я уже говорил, что при нынешнем рыночном отношении ко всему на свете никто не замечает абсолютнейшей безнравственности победно шествующих по планете сериалов о Конане. Это же паразит, мразь, подонок, вор и разбойник, это антигерой – но читают взахлеб, ставят фильмы, снимают мультики и ставят кукольные спектакли, делают компьютерные игры…

Да, для читателей во многом привлекательность именно в халяве. Как набирают популярность жанры женского романа и мужского, то бишь фэнтези, но автор все-таки лишь отчасти читатель, а в основном же он все-таки творец миров. С него спрос другой. Во всяком случае, больший.

Для многих ориентиры потеряны или размыты настолько, что уже и не видят разделения на Добро и Зло. Даже берутся утверждать, что нет Добра и нет Зла…

Есть! Вы его пополнение.

Есть сериалы, где вроде бы намечена слабая линия сюжета. К примеру, в первой серии встречаются двое детективов, конечно же, самец и самка, сперва, как водится, ненавидят друг друга, потом сдружаются, потом… И все это не в рассказе, а на протяжении многих сезонов, в данном случае говорю о фильмах, где первые двадцать фильмов они принюхиваются друг к другу, еще двадцать собираются лечь в постель, а потом еще двадцать думают насчет пожениться.

Сейчас вот Лиля смотрит сериал «Касл» и бурчит: в первой серии они встретились и начали работать вместе, но прошло уже два сезона по двадцать четыре серии в каждом, а они еще и не повязались!.. Потом прошло еще два сезона и тоже по двадцать четыре серии, и вот у них наконец-то первый коитус!.. Теперь еще двадцать четыре серии думают о том, что стоит бы пожениться…

Конечно же, эта любовная линия привязана искусственно, потому почти и не движется, а сериал вообще-то о поисках и ловле всяких там маньяков, там у них вся Англия в маньяках, маньяк на маньяке, их больше, чем само население Альбиона. Но показательно, что авторы стараются отойти от сериала «первой линии», когда сериал просто составляется из сюжетов с одним героем.

Понимают, что в любом произведении, в том числе сериале, должно быть развитие персонажей!

Хотите попробовать?

Уверяю, ваш сериал запомнят больше, чем ваши отдельные книги!

Классическое определение романа: изменение характера. Герой должен появиться на первой странице одним человеком, а с последней уйти уже другим. Исправившимся, как говорили в советское время, но это же и сейчас говорят в Голливуде.

Герой должен многое понять и внутренне измениться. Понятно, что в сериалах первого типа этого не требуется, потому и нет. В сериалах второго типа – это обязательно.

Я пошел по этому второму пути с Ричардом Длинные Руки. Здесь ни одной из книг нельзя дать другое место!.. Герой меняется от книги к книге, это заметно как по титулам, все же мировоззрение рыцаря пошире, чем у оруженосца, а владетельный барон должен вести себя достойнее, чем простой рыцарь, так и по отношению к людям и миру.

Разумеется, второй путь неизмеримо труднее первого. Однако же нам всем намного интереснее следить за основной линией героя, потому сериалы этого плана намного популярнее, их читаем охотнее.

Опять же сошлюсь на Ричарда Длинные Руки. Есть желание побить рекорд?

Действуйте! Это даст и тиражи, и гонорары.

Мне кажется, серьезное недопонимание еще и потому, что для «обычных» книг и сериальных все же существуют свои категории читателей.

Для «обычных» это быстрое прочтение, иногда пропуская описания природы или длинные диалоги, другие сцены проглядывая по диагонали, чтобы домчаться до ключевых сцен и читать их, смакуя… а потом так же быстро, прыгая по вершинам холмов и пропуская, что там копошится в низинах, мчаться к следующей сцене драки или катарсиса.

Для этих читателей важно, «чем же закончилось», это как в баймах, когда нужно пройти квест как можно быстрее, перебить как можно больше гадов и получить за это бонусы.

Читатели сериальных книг – это совсем другая категория. Эти люди в компьютерных играх не спешат пробежать до конца, они наслаждаются миром, бродят не спеша, находят все секреты, исследуют все комнаты замков и общаются со всеми персонажами.

Зачем, скажете, я переигрывал несколько раз великолепную Majesty-2, если прошел, завершил, посмотрел финальный ролик? Зачем некоторые люди перечитывают по несколько раз понравившуюся книгу?

Да, это совсем другой психологический тип. Я с сериалами знаком не понаслышке, «Трое из Леса» вынесли много возмущенных криков, это был один из первых сериалов послеперестроечного времени, и за все годы наблюдений за людьми и сравнений пришел к выводу, что читающие сериалы более стабильны, более доброжелательны, у них обычно хорошо дома и на работе, они могут позволить себе погрузиться в этот придуманный мир и не торопиться из него выходить…

Здесь, конечно, кто-то скажет тут же, что вот я толстый и богатый, у меня все хорошо, но сериалы терпеть не могу, читаю только одиночные романы, так что автор дурак и все брешет. Знаю-знаю, уже наслушался. Почти из любого правила есть исключения, так что есть и бедные издерганные интеллигенты, читающие сериалы, есть и обеспеченные добряки, что читают синглы. Я говорю о ситуации в общем. Мы не спорим, что детективы предпочитают одни, а мелодрамы другие? Но опять же в основном!

Сериал как раз и дает то, что люди определенного склада характера и образа мышления предпочитают: долгое общение с любимыми героями в понравившемся мире.

Так что не выказывайте себя идиотами, вламываясь со своим личным уставчиком в чужие монастыри. Просто не заходите. Они не хуже вас. Вообще-то лучше, но из политкорректности умолчу, у нас же теперь даже дураков нет, а только своеобразно мыслящие, так что скажу толерантно: они просто другие.

Эти, презирающие сериалы, похожи на тех сварливых бабок в православных церквях, что злобно шипят на всех, кто одет не так, улыбается зачем-то, кланяется недостаточно низко, вертит головой по сторонам…

Еще раз: не читайте сериалы, если это не ваши книги. Просто не читайте! Читайте то, что вам нравится, вместо того чтобы ходить по форумам и писать, что вот я такой замечательный интеллектуал, сериальные книги в руки не беру, потому что я эстет, а вы все быдло немытое…

Продолжение популярного романа может быть как сильнее, так и слабее. Более слабым кажется чаще всего из-за того, что уже потерян эффект новизны.

Теперь о другом. И пока еще о базовом

Хотя тот, кто уверен, что всю базу уже знает, а недостает ему один-два мелких приемчика, чтобы сразу тиражи – таких 99 % пишущих! – могут пропустить первые главы, хотя тут не главы, но это не важно, понятно, о чем речь, и читать сразу о приемчиках.

Но тем, кто поумнее, я прочесть посоветовал бы. Старый ворон зря не каркнет, а если кто-то уверен, что нарочито напускаю воды, чтобы заработать бабки, то посмотрите на тираж! Такие книги пишутся долго и трудно, а зарабатываешь гроши. За это время написал бы три-пять боевиков, за которые получил бы на три порядка больше.

Это как бы исполнение долга перед обществом. Сумел сам, расскажи, как это у тебя получилось. Вот и рассказываю, себе конкурентов пложу.

Ни в одном пособии по литературе не говорится о том, что писатель должен еще и кормиться за счет своего труда. Как-то понятно, что слесарь должен получать зарплату, инженер – жалованье, предприниматель – доход, а писатель, оказывается, должен только писать, причем писать хорошо, хотя у нас и хорошего принято закидывать дерьмом.

Эта странная позиция привела к тому, что особо рьяные твердят, что писатели должны где-то работать и получать там зарплату, а писать в свободное время по вдохновению. Даже ссылаются на какого-то штатовского миллиардера, который работает в совете директоров и пишет книги, бесплатно размещая их в инете.

То есть и вы делайте так.

В общем, писатель должен выдавать добротные художественные произведения, которые востребованы или которые могут быть востребованы, но об этом знаете пока только вы, за которые получите хороший гонорар и сможете спокойно писать следующую вещь, ничуть не заботясь, на что купить себе хлеба, а жене пирожное.

Сейчас, к счастью, ситуация коренным образом поменялась. Вы помните, какие в 90-х были крики о том, что Никитин – халтурщик, пишет аж по две книги в год, это немыслимо, ни один человек не может писать с такой скоростью, это негры пашут…

Но вот выросло новое поколение авторов, которые выдают и по десять романов в год. И крики как ножом отрезало. Одного Никитина еще можно было бы склонять, благо дорогие и радостно подгавкивающие читатели всегда готовы бросить грязью, так вроде бы сами становятся чище рядом с испачканным, только укажи цель, но когда таких авторов уже не один и даже не два…

Вот хочу сказать, что правильно написанная вещь хорошо и оплачивается, и сам чувствую себя неловко, словно говорю какую-то скабрезность, а сам то ли стою с расстегнутой ширинкой, то ли рукав в говне.

Мы воспринимаем нормально, когда во всех американских фильмах и сериалах, которые так любим смотреть, хотя еще не все в этом признаются, любой автор в первую очередь интересуется, какие в том издательстве гонорары, а если его рукопись берут, отчаянно торгуется за размер оплаты. Мы видим в десятках фильмов, как автор берет аванс под будущую рукопись… как и в наших, кстати, но если я вот скажу здесь о том, что писать нужно хорошо, за хорошо написанное больше платят, меня сразу забросают кто камнями, кто говном.

Мы же духовные, мы не должны о деньгах! И хотя никто не знает, что это за духовность такая, но все равно о деньгах ни слова, дурной тон, а вот о духовности можно токовать до бесконечности, красуясь и чувствуя свою неимоверную значительность и полное превосходство над прогнившим Западом.

Наверное, пока не вымрет старое поколение и половина идиотов, постящих на форумах чудовищные с их точки зрения обвинения: «Да он же на этом зарабатывать хочет!», «Да он же из-за денег пишет!», дело с места не сдвинется, но потом… да, наконец-то эта нелепая аберрация нашей якобы исключительной духовности сгинет окончательно. И у нас поймут наконец, что нужно все-таки работать, а не духовничать в нищете и грязи, как васьки блаженные.

Читаю вот роман, уже изданный на бумаге, нового автора, понимаю, что ему, как говорят в народе, «не пробиться». Нет, в издание уже пробился, но это важно было только в годы советской власти, где было главным опубликоваться, а уж в магазине продадут все, сейчас же важно пробиться к читателю.

Но вот нигде ничем меня не затронуло. Абсолютно ровное и равнодушное описание событий, место, ровные диалоги.

Перевожу взгляд на экран, где открыта страница романа, который пишу с перерывами на кофе. Последняя строка, на которой подумал, что пора сходить на кухню и что-нить ухватить: «Середину комнаты нагло и уверенно захватило огромное ложе…»

Не шедевр, но все же литературный прием, о котором не подозревает абсолютное большинство начинающих. А если знают, почему не пользуются?

Прием заключается в том, что неживой природе и вообще предметам приписывается нечто человеческое. Тем самым тексту придается больше эмоциональности, читатель начинает сопереживать в большей мере.

Другие примеры:

Волны злобно обрушиваются на берег…

Ласковый ветерок нежно погладил незримыми пальцами…

Конь мой перешел в галоп, и дом радостно устремился навстречу…

Человек, который отыскал у автора… хорошо-хорошо, у Никитина, он же самый отвратительный и наглый… какую-то неточность с метафорой, сравнением и что-то еще, тут же поднимает на всех форумах крик о том, что автор неграмотен, и что дурак, и не умеет пользоваться словом и прочее-прочее, при этом подпрыгивает и указывает пальцем на себя, дескать, раз я это заметил, то я дико грамотен, не дурак и словом пользоваться ах как умею! Это старое правило: порицая других, косвенно хвалишь себя.

Ну а им возражают, якобы защищая автора: ну че ты хошь, пипл же хавает, вот он и строчит, хотя мог бы, он же был в Литинституте лучшим, его в пример ставили, так что может, но на деньгах свихнулся, просто зарабатывает, на читателей ему плевать с высокого дерева.

Других объяснений у простого человечка нет, он бы так же делал, чего от других ждать, они все хуже, это понятно…

Как же обстоит дело на самом деле? Да, в Литинституте я старательнее всех выпиливал и оттачивал каждую фразу, потому что нам вбивали в головы, дескать, работа над словом – самое важное для писателя. И мои вещицы постоянно зачитывали на семинарах прозы как образцы.

И некоторое время, покинув стены этого прекрасного заведения, я писал так, но все же рос, в отличие от большинства своих однокашников – где они теперь? – продолжал совершенствоваться, «перешел на настоящее время», как этот стиль называют оппоненты и соратники, оттачивал уже не язык, он есть, а действительно главное для литературы: образы, сюжет, новые темы, идеи, характеры…

И вот, заметив царапину на броне созданного мной сверхмощного танка, такой вот эстет, выучивший только первое правило, что язык должен быть безукоризненным… а у кого он безукоризнен? У Бунина, Толстого, Достоевского?… с ликующим криком носится вокруг танка, указывая на царапину и крича о том, что все, хана, конец, он ничего не умеет!..

Блин, он заметил царапину на лобовой броне танка, а самого танка не видит.

Но все-таки остается вполне резонный вопрос: если автор в самом деле владеет языком, как он нагло утверждает, то почему не вылизать текст до совершенства? И тогда бы не было никаких придирок! Просто не к чему было бы придраться. Ведь есть же авторы, у которых язык такой, что просто… ну не придраться, в общем.

Здесь вопрос лежит уже не в плоскости литературы, а жизни, что ли. Вылизывать текст можно до совершенства, оно недостижимо. В идеале пришлось бы писать всю жизнь одну книгу. Потому каждый из писателей находит свой темп и свой уровень пропускаемости ошибок. Лев Толстой гений, какими бы корявыми фразами ни писал. Люди с одной извилиной не понимают, что литература – это не язык, а образы, поднятые темы, новые идеи, характеры.

Потому каждый автор всегда сдает издательству рукопись недовычищенной. Всегда! Просто у одних вычищено настолько, что средний читатель полагает, будто огрехов вовсе нет, а другой оставляет их столько, что и средненький заметит и поднимет ликующий крик.

Но у первого одна книга в год, у второго – семь, а то и десять. И, как ни странно и обидно для ревнителей вычищенного языка, у первого крохотные тиражи и крохотный круг читателей, а у второго – тиражи массовые, читателей тоже массы…

Какой напрашивается вывод?… Знаю-знаю: у нас страна придурков, дороги отвратительные, правительство ворует, а народ уже спился. Только вы в белом, естественно.

Но человеку, который намерен стать писателем, заниматься любимым делом, но при этом еще и кормить семью, нужно подумать над советами… вернее, предостережениями старого профессионала, советы же вам ни к чему, все уже знаете и умеете, а в жизни разочарованы, верно?

Как вы знаете, Пушкин был человеком зажиточным, не говоря уже о Льве Толстом или Лермонтове, можно бы только о духовном и еще раз о духовном, но вот выдержка из любопытного письма Пушкина своему издателю:

«Александр Сергеевич Пушкин – Петру Александровичу Плетнёву, август 1831 года, Царское Село.

„Посылаю тебе с Гоголем сказки моего друга Ив. П. Белкина; отдай их в простую ценсуру, да и приступим к изданию. Предисловие пришлю после. Правила, коими будем руководствоваться при издании, следующие:

1) Как можно более оставлять белых мест, и как можно шире расставлять строки.

2) На странице помещать не более 18-ти строк.

3) Имена печатать полные, напр. Иван Иванович Иванов, а не И. Ив. Ив-ъ. То же и об городах и деревнях.

4) Числа (кроме годов) печатать буквами.

5) В сказке Смотритель назвать гусара Минским, и сим именем заменить везде ***.

6) Смирдину шепнуть мое имя, с тем, чтоб он перешепнул покупателям.

7) С почтеннейшей публики брать по 7-ми рублей, вместо 10-ти – ибо нынче времена тяжёлые, рекрутский набор и карантины.

Думаю, что публика будет беспрекословно платить сей умеренный оброк и не принудит меня употреблять строгие меры.

Главное: будем живы и здоровы… Прощай, мой ангел. P. S. Эпиграфы печатать перед самым началом сказки, а заглавия сказок на особенном листе (ради ширины)“.»

Кому-то может показаться, что это современный стеб, нет уж, можете погуглить, а можете и сами порыться в архивах.

И после этого говорите, что современный автор, не будучи владельцем имения, как у Пушкина, и уймы крепостных, что работали на него, может писать и выставлять свои работы в Сеть бесплатно!

Кстати, пока не забыл: еще один чисто технический прием, которым постоянно пользуюсь и который весьма помогает. Сейчас, когда у всех есть компы, ноуты, планшетники, просто обязательно иметь некую картотеку для создания образов. Ползая, а когда и прыгая по инету, я насобирал огромную коллекцию обоев на все вкусы, затем тщательно рассортировал по папкам: «Женщины», «Мужчины», «Города», «Природа», «Зима», «Лето», «Замки», «Оружие», «Доспехи», «Кони» и пр., пр., пр., вы сами поймете, что вам нужно.

Это очень сильно облегчит работу, и не надо морщить нос и говорить глупости о Музе, которой все это на хрен не нужно. О вдохновении говорят только глупые девочки и еще более глупые мальчики, а человек, который собирается сделать писательство профессией, обязан совершенствовать свою работу. Лев Толстой всегда держал наготове два десятка остро отточенных гусиных перьев в стакане, а ножки стола собственноручно подпилил на дюйм, когда зрение упало на полдиоптрии.

Открывая папку, подбираете лицо и фигуру героя, а потом оснащаете его индивидуальными черточками, это убережет вас от того, что в начале романа у него глаза голубые, а в конце – коричневые.

Я в свое время даже делал крохотные нарезки из фильмов, где в течение нескольких секунд скачут всадники или кто-то плывет на лодке, это позволяет не забывать детали, которые обычно почти все упускают: прежде чем увидим всадников, слышим грохот копыт, а описывая, как кто-то приплыл и причалил, не забудем упомянуть обязательный плеск воды и падающие с весла капли…

Правда, в конце концов я это забросил, слишком трудоемко, но в памяти осталось, что звук мы обычно слышим раньше, чем видим того, кто это там топает или сопит, а вам, возможно, сперва тоже не мешает пройти этот путь, помогающий делать ваши тексты более точными, насыщенными и образными.

Да знаю, знаю, что всякий, кто написал хоть один рассказ, уже считает себя знатоком и готов раздавать рекомендации, попутно отвергая других умников, потому сейчас у меня крайне неблагодарная задача, знаю. Из десяти прочитавших девять скажут, как и говорили о предыдущих изданиях, что полная лажа, фуфло, одна вода, советов правильных нет, выбросите эту книжку, а слушайте сюда, я вам расскажу, как надо.

Более того, многие так и сделают, у всех у нас в подсознании сидит это неприятие авторитетов, однако просто положите на чашу весов не наши доводы и авторитеты, а просто наши багажи.

У меня столько-то книг, практически все были бестселлерами, я вот год назад купил на гонорары гектарчик земли по Симферопольскому шоссе не так уж далеко от МКАДа и моей городской квартиры, которую тоже купил на гонорары, я ведь приезжий, выстроил там коттедж за миллион долларов, посадил сад, обстроил участок для приема гостей, а у меня их бывает много, купил жене очередную машину за сто тысяч долларов, и все это на гонорары…

Раньше я бы это не рискнул сказать, стыдно, дескать, молчи, какой же это довод, не тем хвастаешься! Вообще-то да, довод какой-то не совсем как бы, однако я таким вот финтом хочу сказать, что если могу жить на гонорары я… то и вы сможете, если примете всерьез эту книгу, а не поведетесь на презрительное фырканье ее критиков.

Общество наше все еще оболванено какими-то устаревшими традиционными установками, и даже у молодежи, якобы такой бунтарской, такой бунтарской, они висят на ногах, как гири. По мнению абсолютного большинства, писатели должны писать медленно и «за так», пусть скажут спасибо, что их вообще кто-то читает, а про деньги пусть и не заикаются…

Но постепенно западные ценности вытесняют местную дурь. Сперва наши авторы узнают, что Джек Лондон писал, деловито торгуясь за каждый цент, как вообще работают штатовские авторы, а образ «самого духовного народа-богоносца» медленно переходит из разряда непреложных истин в область пока что иронии.

Потому еще раз – да! Я могу делиться литературным опытом, потому что за моими плечами и Литературный институт, и мой громадный опыт, и количество написанных книг, и то влияние, которое они оказали.

Да, я был в Литинституте звездой, писал ярче всех, и сейчас вот на крики о том, что хвастается, это же нескромно, ЧСЗ зашкаливает и все такое, просто расскажу о последнем случае на выпускном банкете.

Так как мы не просто студенты, а все вээклашники, то есть все члены Союза писателей СССР, лауреаты высших местных премий, а тогда премии были в руках государства и не раздавались тем, кто покажет сиськи или принесет бутылку жюри, то наш банкет проходил в крохотном зале, где помимо нашего выпуска в составе тридцати пяти человек были ректор Литинститута, проректоры, два-три особо заметных преподавателя и кто-то из ЦК КПСС.

После двух-трех тостов поднялся некий Николай Калинин, поэт откуда-то вблизи, и, поглядывая на меня зло, провозгласил тост: «За скромность! За нашу скромность писателей!» Ну, тост как тост, я, как и все, привычно поднял рюмку и готов был опрокинуть в глотку, большинство тостов, сами знаете, привычная хрень, их не обсуждаем и почти не слышим, просто поднимаемся, если надо, и пьем, однако на этот раз вскочил один из наших лучших преподов по литературе, блин, забыл фамилию, помню только, что прямой потомок Пушкина, так вот, вскочил и просто заорал яростно: «Скромность?… Скромность – это гибель для писателя!.. Писатель должен быть дико нескромным всегда и везде, иначе не сможет ломать привычные рамки быта и литературы!.. Какой же вы писатель, если за годы обучения здесь так и не поняли…»

Потом он ссылался на классиков, все они были весьма, оказывается, нескромные, кто бы подумал, глядя на их исполненные мудрого величия портреты, сыпал цитатами. Ну, Калинин сел, опустив глазки, но явно несогласный, что вам и сейчас близко, вы тоже не согласны, вам же нужно, чтоб писатель был всегда скромный, тихий и опрятный, как вот был Калинин – а вы знаете такого писателя? Однако мы с ним в одной аудитории слушали одни и те же лекции! Почему не читаете запоем скромного Калинина?

Когда я, подготавливая первое издание «Как стать писателем», вынужденно сбросил маску тупого литейщика и признался, что имею право писать эту книгу, так как за моими плечами Литинститут и я там был лучшим на своем и соседних потоках, ряд товарищей тут же побежали в Литинститут проверить, благо он в самом центре Москвы, пять минут пешком от памятника Пушкину по Цветному бульвару. Там им, увы, к их досаде сообщили, что да, Никитин учился здесь, был лучшим стилистом, о нем до сих пор легенды ходят, правда, не из-за стилистики, но все равно это наша звезда и знаковая фигура.

И потому сейчас говорю: знаю, вам трудно выдавить из себя мелких и злобно брюзжащих обывателей, но все же постарайтесь, вдруг кто-то да сможет, и тогда тот начнет понимать написанное вне зависимости от того, нравится ему внешность или манеры автора, и не важно, какое у него ЧСЗ. Книги живут отдельно!

Несколько раз я упомянул на форуме трансгуманистов, где обитаю постоянно, о читерстве в литературе, но не все уловили, в чем соль. Поясняю здесь. Все годы и века литература создавалась по сути для одного и того же человека. То есть прекрасная вещь «Одиссея» Гомера не только читается и смотрится в кино с интересом, но все эти «Рэмбо» и подобные им – полное повторение сюжета и даже моментов, но смотрится же!

Однако с последней войны родились и дали потомство уже три поколения. Впервые в истории человечество наконец-то вышло в мир изобилия, благополучия и достатка. И что же, писать так же, как и для тех, кто жили в болезнях и бедности, постоянной тревоге за жизнь?

Да, можно писать и так. Однако мир резко изменился в сторону великого разнообразия всего-всего на свете. Множество диковинных товаров, новые виды спорта, досуга и развлечений… Да, в индустрии байм можно с упоением резаться в стрелялки или водить танковые армии, но десяток лет рейтинг наиболее популярных байм возглавлял Sims, а еще в десятку обязательно входили два-три аддона к нему.

В чем феноменальный успех сэра Ричарда? Да именно в том, в чем его больше всего обвиняют: слишком легко ему все дается! И суперумения и супервозможности: попал в тот мир простолюдином и вот уже стал королем, умеет драться лучше всех в мире, колдовать, ему подчиняются все демоны мира, он красив, всемогущ, все женщины срывают перед ним лифчики…

В компьютерных играх, а короче, баймах, можно ввести коды, что дают герою неуязвимость, бесконечный запас патронов и магии, суперсилу, прыжки на любую высоту и прочее-прочее. Таких называют читерами, но трудно найти баймера, который бы не читерил в каких-то моментах.

Так вот, похоже, литература начинает учитывать и таких игроков-читателей, которым уже не хочется ползать по грязным подземельям старинных замков или Чернобыля, которым нужен яркий и красочный мир беззаботного Sims, ибо последние два поколения выросли в сытое и благополучное время.

Потому присмотритесь к этому жанру… нет, это не жанр, а направление… даже не направление, а скорее веяние времени, еще не до конца высказанные желания огромной и все более растущей части населения видеть красивый, чистый и приятный мир с хеппи-эндами и приятными героями с белозубой улыбкой.

Сага о сэре Ричарде в какой-то мере отвечает этим запросам. Это не значит, что классическое правило: три четверти объема книги героя должны бить, гонять, унижать, преследовать, обвинять, а в последней он наконец-то расправляет плечи и начинает мстить… устарели. Нет, не устарели. Но и новое направление есть, есть…

Начинающему автору нужно знать также, помимо литературных приемов, основы взаимоотношений как с другими авторами, так и с читателями.

Сошлюсь на собственный пример… не для хвастовства, а чтобы никого не задеть, все ж такие обидчивые, страсть… Когда-то писали пером, потом печатали на пишущих машинках – это был один мир и одна техника написания. Потом пришли компы, сразу появились новые возможности. Остановлюсь только на одной.

Стало возможным отправлять в издательства не один экземпляр, как раньше, а сразу по файлу во все издательства. А еще очень легко стало комбинировать куски текста, переставляя, подгоняя как удобнее. Раньше напечатанные на пишущей машинке листки разрезались, вырезались нужные абзацы, а потом вклеивали их в более подходящие места в рукописи, получались уродливейшие листы в несколько метров длиной, это называлось «простыни», и перед сдачей в издательство автор резал их ножницами на стандартные страницы.

С компами стало намного проще: cut на нужном абзаце, а затем paste в более подходящем месте. Если уж вырезаемым текстом очень дорожите, то лучше не cut, а copy, так как и комп может перегрузиться сам по себе, и свет выключится во всем доме, и телефон зазвонит, а вы пока поговорите, можете забыть, что у вас в буфере очень ценный кусок, и скопируете на него что-то еще. Разумеется, после того, как вставите в нужное место, следует вернуться и делейтнуть то, что было выделено.

Однажды, в самом начале эры персональных компов, когда еще не слишком шибко владели всеми программами, да и они были с глюками, я скопировал нужный абзац, а… делейтнуть потом забыл, что-то отвлекло.

Потом, через какое-то время, год или два, наткнувшись на этот абзац в заготовках, увидел, что он хорош, и вставил в подготавливаемый роман. Конечно же, это было мгновенно замечено, и тут же поднялся радостный вой по всему инету: Никитин занимается копипастом!.. Он все свои романы копипастит!.. Он целые главы переносит из романа в роман, потому их так много!

И хотя никто не может назвать ни единого другого места во всем моем множестве романов, но слух устойчив, просто железебетонен. Что и понятно, ну кому интересен правильный человек? А вот если есть хоть малейшая возможность о вас сказать гаденькое – скажут обязательно. Тем самым мелкий человечек косвенно говорит, что он не такой, он не копипастит, он не грабит, он не дерется, он не наживает миллионы…

И не важно, что не грабит вовсе не из-за благородства, а из трусости, не дерется только потому, что морду набьют, не наживает миллионы потому, что дурак и свои пальцы едва умеет сосчитать…

Я никогда не говорил и не оправдывался о том случае «копипаста», но сейчас это и наставление молодым авторам, и как бы собственная исповедь: смотрите, не допускайте даже малейшей небрежности! Это заметят, раздуют и будут стараться вас на этом утопить как читатели, так и, скажем прямо, другие авторы, для которых вы, естественно, соперник.

Иногда спрашивают такой пустячок, который многим кажется важным: в чем считать рукопись? В знаках или словах? Всегда почему-то вопрос ставится именно так. Сторонники знаков и слов делятся примерно поровну.

Лично я не считаю ни то, ни другое, ведь текст может быть очень плотным, просто плотным, рыхлым, легким, дутым и воздушным, и только количество строк может подсказать, какого объема будет ваша книга. Возьмем, к примеру, диалог такого типа:

«– Вася, привет!

– Привет…

– Ты как?

– Ничо…

– По пивку?

– Ага…»

Знаков не так уж много, как и слов, но налицо шесть строк, а объем любой художественной книги в первую очередь зависит от количества строк, примерно около тридцати пяти на страницу, плюс-минус в зависимости от формата и кегля.

Вот на это, как мне кажется, и надо ориентироваться. Поставьте ограничение страницы на шестьдесят символов и тридцать пять – сорок строк, вот и получите сразу, сколько будет страниц в вашем шедевре и какого объема (толщины, если кто не знает, что такое объем) будет ваша книга.

Вполне понятный комплекс плохо владеющих языком говорить о том, что они оттачивают язык, что язык у них ну прям совершенный, а все остальные – свиньи немытые. Придумываются какие-то глупости, в ход идут проги, что высчитывают количество одинаковых или разных слов… и новичку невдомек, что дело не в словарном запасе, а умении расставить слова в нужных местах!

Начинающие, не видя ориентиров, начинают хвататься за некие формальные признаки, услышанные от каких-то доморощенных знатоков, ничего не создавших стоящего, но уже обучающих, как писать!

В последнее время большое распространение получило мнение, что нельзя использовать однокоренные слова в одном абзаце. Ага, нельзя. Вот на пике своего мастерства Иван Бунин написал красочную и филигранную «Тень птицы», цитирую оттуда:

«Бледные топовые огни, как лампадки, высоко висят на всех мачтах возле набережной. Но это уже огни ночного отдыха. Совсем другими огнями горят раскрытые настежь окна и двери в галатских домах, в кофейнях, в табачных и фруктовых лавочках, в парикмахерских. Сколько тут этих огней…»

Посчитайте, сколько раз употреблено слово «огни»! Или вот там же в одной фразе: «…ночь провел, предавшись воле Божьей, возле тонкой железной стенки, за которой всю ночь шумно переливались волны».

Таких фраз слишком много, чтобы списать на замыленность глаза классика филигранного языка, на усталость или незамеченные промахи.

В общем, вам подсовывают не совсем верный ориентир. Не там нужно прикладывать усилия.

Добавлю, что все годы я успешно прикидывался литейщиком с могучими мышцами и с одной извилиной в голове, мне нравился такой имидж и нравилось дразнить гусей, но сейчас говорю серьезно и без шуточек: я – единственный (как мне кажется, но проверьте сами) из пишущих, у кого за плечами элитный Литературный институт, и я в самом деле знаю, как расставлять слова и как пользоваться словарным запасом. Комплексующие писатели-выпускники технических вузов нескоро еще докарабкаются до того левла, который я получил там еще в первый же год, потому их советы следует воспринимать с известной настороженностью.

Не всегда человек, который обаятелен и вам лично нравится своей вежливостью и обходительностью, более прав, чем тот, кого на дух не переносите!

Большая беда нашего времени, да и не только нашего, – это обилие дураков, умеющих надувать щеки и давать безопасные, но заводящие в тупик советы.

Когда, к примеру, кто-то начинает важно вещать, какие это неслыханные шедевры: «Декамерон», «Гаргантюа и Пантагрюэль» и прочие, у меня желание утопить их еще в детстве, чтобы не морочили головы еще неокрепшим умам.

То, что эти книги на «золотой полке человечества», еще не говорит об их литературной ценности. Это – политика. Простому человеку ну очень не хочется строить Царство Небесное на земле и счастье для всех – кому они нужны, эти все! – простому жаждется жрать, срать, совокупляться и класть на церковь и религию… вот на это понятное вам желание первым рискнул откликнуться Рабле. И его «Гаргантюа» стал яркой вехой.

Устал простой человечек от строгой морали, захотелось ему че-нить такого разгульного, хмельного, и чтоб все бабы задирали подолы и охотно раздвигали ноги… и вот первая ласточка будущих сексуальных вольностей – «Декамерон».

Ладно, сейчас всем видно, что «Архипелаг ГУЛАГ» не обладает никакими литературными достоинствами, а Нобелевскую премию получил за выступление против советской власти. Однако «Архипелаг» превозносится по той же причине, что и конъюнктурные в свое время «Гангантюа» и «Декамерон». И называется шедевром литературы, хотя литературой там и не пахнет, зато есть гражданская позиция, смелость автора и прочие личностные достоинства.

Ладно, пусть, нам вообще-то пофиг, как это воспринимается… э-э… человечеством, простым человечеством, очень даже простым, но люди пишущие должны четко видеть, какие вещи в самом деле обладают литературными качествами, а какие – политическими.

В нашей стране помимо важных дураков очень много вреда принесла еще система насильственного построения Храма Всеобщего Счастья с ее цензурой и запретами. Потому сильно смещены многие акценты и восприятия даже сейчас, через столько лет.

К примеру, какой был ажиотаж, когда в журнале «Москва» во времена хрущевской оттепели вышла «Мастер и Маргарита»!.. Как все упивались каждой строчкой! Потом было снова похолодание, а когда наконец советская власть рухнула, какое началось с этими Мастерами и Маргаритами!.. Что устраивалось, толкиенистам и не снилось…

Затем – молчание. Почему? Потому что «Мастер и Маргарита» стоит ошеломляюще высоко в сравнении с прочей серостью, что тогда публиковалось. Но пошли косяком переводные романы, хорошие и не очень, стали свободно писать свое… и вот шедевр уже не кажется шедевром, а просто хорошим добротным произведением. Чуть лучше других, что пишут сейчас, а то и не лучше вовсе.

Мораль: поменьше слушайте всяких гуру, кроме меня, конечно, я само совершенство, и оценивайте с реалиями сегодняшнего дня.

А лучше – завтрашнего.

По предыдущим изданиям вижу, читающие предпочитают вылавливать только советы, как поправить язык. На ура идут «снимать таблички с дерева», как убрать слова-сорняки и какие именно, как исправить фразы-гусеницы и прочее, прочее.

Остальное чаще всего трактуется как обилие воды, а еще хвастовство автора собой любимым и желание нагнать нужное количество слов.

То есть каждый считает, что уже пишет нетленку, которой нужна только небольшая косметическая правка. И эту правку принимают достаточно благосклонно. Остальное отвергается заранее. А настойчивые требования сперва найти оригинальную идею, создать яркие характеры, закрутить интересный сюжет – пропускаются с раздраженным брюзжанием, дескать, у меня шедевр, что ты понимаешь!

Ладно, в этом издании добавлю только чисто конкретно моменты по улучшению самого текста.

Один из молодых приятелей все-таки подсунул повесть, дескать, ну хоть страничку одолейте!.. Одолел. И сказал честно, что хоть написано и неплохо, гладко и даже с чувством, однако же поезд ушел.

Эльфы, гномы, орки, тролли, драконы, горгульи, еще какие-то кошмарные чудовища… Когда писал Толкиен, мир был без телевизоров, не говоря уже о компах. Эльфы и прочие персы воспринимались только по расположению буковок на бумаге. Ну еще художник мог что-то прибавить.

Теперь же в любой байме всюду эти остроухие эльфы, приземистые гномы, могучие тролли, кошмарные гарпии, быстроногие стрелки. Уже трудно тягаться в простых описаниях, когда заходишь практически в любую байму из мира меча и магии, там обязательно благородные эльфы и прекраснейшие эльфийки, могучие ворчливые гномы – все нарисовано очень тщательно в 3D. Все персонажи бегают, дерутся, общаются, танцуют, чего не было во времена Толкиена.

То есть теперь вам уже не стяжать славу и даже не заработать на том поле, где прокатилась тяжелая хай-техника. И не только вам. Это в утешение. Сейчас и Толкиен прошел бы практически незамеченным, как это не прозвучит кощунственно для его фанов. Кстати, я сам его обожаю, но все-таки истина есть истина.

Для литературы поле действия все сужается. С каждым годом. Потому сразу ищите те участки, куда техника еще не пришла, и постарайтесь предугадать направление, где может открыться новое обширное поле.

Шанс есть.

В Википедии отмечено как курьез, что «Ю.А. Никитин избегает использования знака препинания „точка с запятой“, считая ее „пережитком позапрошлого века“…». Да, прочитав такое, я удивился и постарался вспомнить, в самом ли деле, и пользовался ли этой точкой с запятой вообще. Оказывается, пользовался, когда начинал писать, когда творил «по правилам» и «как положено».

Это было в 60-х годах прошлого века. Тогда еще в самом деле писали, а не печатали. Даже пишущие машинки были редкостью, а писали от руки чернилами и в таком виде отсылали в издательства. И тогда, как догадываетесь, был другой темп чтения, другой ритм жизни, что в свою очередь диктовало определенные нормы изложения.

Точка с запятой – это из мира Достоевского, Толстого, Тургенева и всех писателей того неторопливого века. Откройте любой роман Достоевского, а лучше самый знаменитый и значительный – «Братья Карамазовы». Там нередко одно предложение занимает целую страницу, и уж без точки с запятой в таком кошмарном для современного читателя тексте не обойтись.

Сейчас большинство нормальных и образованных людей, даже с гуманитарным образованием, умеющих ценить литературу, просто захлопнут книгу современного автора, если увидят там фразу хотя бы на полстраницы. Для Достоевского снисходительно делаем скидку, тогда на извозчиках ездили, а романы вслух и с выражением читали слуги, пока хозяин подремывает в кресле, но теперь тексты чаще всего видим на экранах ридеров, а то и мобильников!

Словом, в моем случае сработало чутье, а потом уже понял, что я все время ориентировался минимум на пару десятилетий вперед, а не назад, как делает абсолютное большинство.

Вам все-таки советую заглядывать вперед, хотя некоторое время на вас и будут показывать пальцами. Но вы уже знаете соотношение умных и прочих в обществе, терпите.

Победа придет. Потом.

«Его голоса…» Много лет, еще до Литературного института, я отлавливал такие вот перлы, подобная аллитерация недопустима, еще Максим Горький указывал на такие промахи, и чтобы не было этого «…го го…», вставлял либо добавочное словцо, либо вообще заменял часть фразы.

И только спустя много лет, войдя в этом мир компьютеров и мобильников, ощутил, что это правило устарело так же, как ижица, яти и буква хер. Во времена Горького грамотного населения в России было не больше одного процента, да и те читали по складам, шлепая губами и проговаривая слова вслух.

Да, они ощущали некоторое неудобство, но мы сейчас читаем не по складам, даже не словами, а крупными блоками. Мы ничего не произносим вслух даже мысленно, потому подобные правила, основанные на звучании отдельных гласных, уходят в прошлое.

Это не значит, что вам станет писать легче. Нет, приходят новые правила, ибо пишущих сейчас побольше, чем в дореволюционной России, конкуренция жестче, выживают те, кто умело используют современный, а не устаревший арсенал.

«Юрий Александрович, ну как вы можете такое говорить, за вашими плечами Литературный институт, а вы противоречите…» Да, именно потому и противоречу… кое в чем, а что-то подтверждаю и развиваю, потому что лучше других усвоил материал, подаваемый нам седоголовыми профессорами-лингвистами, и, в отличие от многих выпускников, сумел сделать шажок дальше.

Литература – это не мертвая глыба, доставшаяся от Пушкина, Толстого, Бунина. Это живой организм, он живет и развивается, но развивают ее именно те, у кого хватает на этот отваги и, конечно, знаний.

Вы в самом деле верите в то, что в век компьютеров, мобильников и сексуальной революции литература должна быть такой же, как во времена Пушкина и Толстого?

Тогда вам писать не стоит вовсе. Сейчас, увы, не читают даже Толстого, если уж не лицемерить, а сказать правду. Кто станет читать вас, если будете писать по старым канонам?

В последнее время начал избегать слов «чувствуется», «кажется», «выглядит» и прочих-прочих в описаниях. Ну, к примеру, вот сейчас написал: «…во всем облике чувствуется предельное напряжение, в то время как Олег, напротив, выглядит спокойным и расслабленным…»

Подобные лишние слова всегда чуточку тормозят восприятие. Ни один редактор, даже самый придирчивый, их не уберет, но вы пишете не для того, чтобы пройти этот рубеж, теперь его миновать легко, а для того, чтобы завоевать массового читателя!

«…во всем облике предельное напряжение, в то время как Олег, напротив, спокоен и расслаблен…» Не шедевр, но все фразы в крупной вещи сделать шедевральными невозможно, пришлось бы писать афоризмы, да и то, однако не расслабляйтесь и продолжайте выгранивать до тех пор, пока это не станет превращаться в самоцель.

И только тогда – в издательство.

Кстати, «продолжайте выгранивать» лучше просто «выгранивайте». «Выгранивать» в первом случае лучше заменить на «чистить», ибо короче вдвое, на две гласных. «Выгранивать» звучит лучше, но вашему читателю не декламирует слуга торжественно и нараспев, читающий пробегает текст глазами, а для зрительного восприятия он должен был кратким и емким.

Вот вдогонку, так как параллельно пишу роман «Истребивший», фраза: «…если я не приму твое любезное предложение, то ты сотрешь меня в порошок. Я в свою очередь предлагаю тебе оставить меня в покое…» Нормально, стандартно, все так пишут, мастера и начинающие, но начинающие в таком виде и отдают, а более зрелые останавливаются после каждой фразы и проходятся по ней еще раз.

Вот сейчас убрал «я, твое, ты, меня, тебе, я…», получилось «…если не приму любезное предложение – сотрешь в порошок. В свою очередь предлагаю оставить меня в покое…»

Такая чистка проходит быстро, но текст всегда заметно выигрывает. Хорошее соотношение усилий и качества.

Вдогонку догонке: хотел бы покрасоваться, выискал бы что-то яркое, с метафорами и хлесткими сравнениями, но это была бы не только пустая, но и вредная похвальба. Любой рассказ, повесть, роман строится из простых стандартных фраз, в котором время от времени есть и украшения вроде хлестких сравнений, красивых метафор.

Литературное произведение похоже на одежду: я, как всякий мужчина, люблю карманы и хочу, чтобы их было много в моей одежде, но даже мне будет чересчур, если все будет покрыто карманами, а часть переберется даже на спину.

Сравнения, метафоры и вообще любые украшения в тексте должны быть сравнительно редки, но они должны быть расположены в таких местах, чтобы не проскакивали незамеченными. К примеру, описание природы ну никак нельзя всобачивать в эпизод, когда герой на бешеной скорости гонится или убегает, ранен или голоден, раздражен или чем-то обеспокоен, и прочее.

Все же остальные слова должны быть выстроены в простые, повторяю, ясные и четкие фразы. В которые на надо вчитываться, взгляд должен хватать целыми кусками текст, только тогда перестаешь видеть буковки, а перед глазами встает красочная картина иной жизни.

Горестная утрата, умер Терри Прачетт, звезда фэнтези. Совсем молодым, от редкой болезни. В числе его книг заметен сериал о Плоском Мире. В нем всего тридцать шесть книг. Еще писать и писать…

Правда, мало для писателя западного. Если же отечественный сделает больше десяти, то сразу идут слухи, что за него пишут негры. Ну это же понятно, не могут тупые и ленивые русские писать столько! А когда водку ведрами пить и за бабой с топором гоняться?

Азимов писал: «…когда я работал на пишущей машинке, выдавал по роману в месяц, а когда перешел на компьютер, то стал писать по два романа…»

Ну а у нас, если автор выдает по два романа в год, уже за него пишут негры, а как же, вы не знали?

Так что будьте готовы либо отгавкиваться, либо смотреть надменно, как верблюды, на дураков и не удостаивать их ответами.

Дело не в том, что ваш рассказ/повесть/роман не примут в издательстве. Может получится гораздо хуже – примут! Сейчас та-а-акое публикуется… Кто только не пошел в книгоиздание, как в писатели, так и в редакторы, потому вашу книгу со всеми вашими перлами никто не почистит, не надейтесь. Издадут в таком виде, в каком принесли, что вас, конечно же, дико обрадует и наполнит значимостью.

Но это будет концом вашей карьеры. Читатель разборчив и злопамятен. Он обожает выискивать ошибочки, тем самым поднимая себя над вами, любит кричать на всех форумах, какую невероятнейшую глупость у вас нашел, но если там в самом деле глупость на глупости, вам не просто придется туго – это конец. Вторую книгу покупать не станут, как бы вы ее ни вылизывали, а издатели из-за отсутствия спроса не будут вас издавать.

Ни Пушкину, ни Льву Толстому, ни Тургеневу или Достоевскому не приходилось конкурировать с кино, телевидением или баймами. Вам – придется.

Для этого необходимо писать ярче, интереснее и увлекательнее… ах-ха, какое кощунство!.. этих классиков. Они были первыми и лучшими в том мире, но, положа руку на сердце, кто их сейчас читает? Я имею в виду, добровольно.

Я перестал читать газеты, как только появился инет, а сейчас в нем ролики с мест событий все стремительнее вытесняют буковки. Все дело в толщине канала, уже скоро буковки останутся только для заголовков.

В этих условиях вы должны пользоваться теми преимуществами, которые есть у нас, буквенников, и которых изначально лишены телекамерники.

Ваше, то есть наше, преимущество в том, что обращаемся к воображению читающего, а тот сам создает себе картинку, что неизмеримо ярче и богаче той, которую могут дать телекамерники и киношники.

Ищите методы воздействия в этой области, дайте воображению читающего простор. У самого лучшего кино тот серьезный минус, что вся тысяча человек в зале видят одно на всех, а при чтении книги тысяча читателей видит тысячу разных фильмов.

Вот в этом направлении и надо копать, чтобы:

а) выжить,

б) победить.

За время жизни моего поколения произошло еще одно громадное изменение, но осталось практически незамеченным. Нам в школах твердили о величии Пушкина, Толстого, Бунина, Тургенева, заставляли заучивать на память отрывки как образцы непревзойденного стиля.

И сейчас вот смотрю интервью с депутатами Госдумы, и всякий важно вещает, что у него на столе лежит томик Толстого или Пушкина, и он вот, депутат, то и дело припадает к этому источнику мудрости.

На самом деле, будь это правдой, мы такого депутата не выбрали бы даже в самоуправление садового кооператива. Мы все еще говорим, что читаем Толстого, так нас приучили, но на самом деле классика оставлена там, где ей и положено быть: в уважаемом прошлом.

Мир изменился! И никогда не будет прежним. И, как ни горько, вы должны признать, что ваши литературные труды, какими бы ни были замечательными, тоже устареют. И когда-то их перестанут читать.

Потому пишите хорошо, ярко, но ориентируйтесь на сегодняшнего читателя, а не на завтрашнего, «который оценит». Завтра придут, увы, другие.

Но они придут завтра. Сегодня же вы – короли! Будьте ими.

Сегодня посмотрел красочный фильм из времен Римской империи, а потом, сделав перерыв на пару чашек кофе, включил фильм о Геракле, где начинается с панорамы Фив и марширующих солдат в римской одежде, римских доспехах и даже вроде бы с римскими орлами.

Я бы тоже не заметил этой детали, если бы не смотрел вот так один за другим. Да и кто из нас замечает? Нам нужна общая атмосфера старины, признаки того времени, а мелкие несоответствия замечаем лишь в тех случаях, когда на руке римского легионера блестят электронные часы или в небе над легионами Клеопатры самолет оставляет инверсионный след.

Вообще-то я в принципе тоже за то, чтобы описываемая эпоха во всем-всем совпадала с той, что отражена в истории и подтверждена археологией. Но…

…во-первых, мелочи не так уж и важны, если их не заметят 99,9 % читающих,

во-вторых, если историческая достоверность не столь красочна, как требуется литпроизведению, то тем хуже для истории! См. пример с доспехами для короля Артура и рыцарей Круглого стола.

А кто упорно придерживается «исторической достоверности» в ущерб роману, тот, простите, кто угодно, но не писатель. И не станет им, пока не пройдет пару линек.

А то и никогда не станет.

Интересно, что Темные Силы, будь это галактические агрессоры, проклятые маги или злобные короли Средневековья, завладевшие артефактами Мощи, – все очень серьезные, правильные и никогда не опускаются до шуточек или приколов.

Они всегда с прямыми спинами, величественными взглядами, чисто вымытые и аккуратно подстриженные. Противостоят же им те, кому волей авторов поручено спасать мир: сволочь-наемник, спившаяся проститутка, вор, а еще изгнанный за пьянство и лень ученик мага. Иногда к ним присоединяется еще какая-нибудь смердящая дрянь.

Автор всегда выбирает тех героев, кому читатель должен симпатизировать, то есть с присущими самому читателю черточками. То есть как-то уж принято считать, что охотнее симпатизируем и отождествляем себя с ворьем, проститутками и прочей мерзостью.

Правда, остается вопрос, что же за общество, если в нем воры и проститутки – лучшие люди, но это сейчас не важно. Важнее, что нам эти грязные, зубоскалящие, похотливые и обремененные всяческими пороками люди гораздо ближе, понятнее и роднее чисто вымытых, опрятно одетых, соблюдающих манеры противников.

К сожалению, это свойство всей литературы, из-за чего она в конце концов и погибнет. Такие вот нынешние бунтарские настроения присущи только подросткам и тем взрослым, что по ай-кью еще не вышли из возраста подростковости, однако такие «герои» и такие злодеи уже претят истинно взрослым.

Увы, взрослые, которые приучают детей мыть руки и уши, не врать и не воровать, а также сами «не отрываются», не бьют стекла на троллейбусных остановках, выглядят неинтересно, скучно и неромантично. Однако именно эти взрослые делают общество, лепят его, создают, направляют и выбирают ценности, которые будут вдалбливаться следующему поколению.

Правда, это я забежал слишком далеко вперед. Начинающим брать такие сложные и революционные темы рано, пока пишите о грязных и смердящих героях, что без конца спасают мир, такие все-таки читателю понятнее.

И, боюсь, эта тенденция сохранится. По крайней мере, пока существует литература.

К счастью, ей существовать уже осталось немного.

«И памятника отныне нет…» Написал вот, сразу царапнуло, ага, «не… нет», звучит гадостно, спешу и вам сразу сказать, избегайте таких словосочетаний всюду, где увидите. Это легко: можно просто заменить другим словом, можно просто поменять местами: «И памятника нет отныне…»

О плагиате и заимствованиях, вольных и невольных. Вообще четкую грань провести невозможно, как между проступком и преступлением, единодушными бываем только в самых явных случаях.

Вот концовки трех очень ярких и запоминающихся фильмов: «К сокровищам авиакатастрофы», «Золото Маккены» и «Мумия». В первом весь фильм стараются отыскать затонувший еще во время Второй мировой войны самолет, груженный золотом. Наконец с великим трудом поднимают его на поверхность озера, пьянчуга тайком выволакивает оттуда ящик с виски, но оставляет на мелководье, так как надо что-то срочно делать с тонущим самолетом, однако тот снова идет на дно, они остаются ни с чем… Концовка: пьянчуга взбирается на ящик и машет рукой, а под его весом ломаются доски, и – последний кадр: в ящике не виски, а слитки золота.

«Золото Маккены». Ищут золото инков, находят целый город из золота, но начинается землетрясение, все рушится, а пока другие спасают друг друга, один гад засовывает в сумки золото и грузит на своего коня. Потом все гибнут, в том числе и этот гад. Успевают выскочить герой и девица. Она грустит, что золото не добыли, он загадочно улыбается, а последний кадр, который видит зритель: раздутые мешки с золотом по бокам коня, так как герой при бегстве схватил именно этого коня.

«Мумия». Все рушится, все бьются с царем скорпионов, но один гад все таскает сумки с золотом и вешает на своего коня. Возвращаясь с последним мешком, гибнет из-за жадности, а уцелевшие герой и девица выскакивают, конечно же, в последний момент и хватают именно этого коня. Последний кадр: раздутые седельные сумки, полные золота!

Как водится, во всех трех фильмах абсолютно одинаково действует мафия, что тоже ведет поиски золота. Ну, это во всех фильмах такого рода: герой что-то ищет, мафия ищет то же самое. Для большего саспенса.

«Царь скорпионов»: последняя схватка с боссом. Все войско стоит и смотрит, как их обожаемый император бьется с одиноким чужаком. Когда чужак убивает их повелителя, все преклоняют перед ним колени. Вот так сразу из ничто этот некто становится императором.

«Хроники Риддика»: последняя схватка с императором. Все войско стоит и смотрит, как их кумир бьется с чужаком. Когда чужак убивает их повелителя, все преклоняют перед ним колени. Вот так сразу из ничто этот некто становится императором.

Сперва я, как и большинство, готов был закричать ликующе: плагиат! Мы все это любим делать, это как бы показывает, какие мы умные. Потом подумал… «К сокровищам…» смотрел чуть ли не в детстве. «Золото Маккены» – уже то ли при Хрущеве, то ли при раннем Брежневе. «Мумию» – сравнительно недавно. Так что вполне возможно, что автор уже и забыл, что этот эпизод где-то в детстве видел, а не сам придумал. Память, увы, у людей не абсолютная.

Хотя последние эпизоды всех трех фильмов абсолютно одинаковы.

Почему больше всего претензий к книгам (в том числе и к моим) касается чистоты языка? Причем под чистотой и правильностью понимается именно тщательнейшая прополка от всех сорняков. Вернее, сорняков всех видов: от лишних местоимений до однокоренных слов в одном абзаце.

Дело в том, что прополка – самое простое и самое понятное средство улучшения текста. Отсюда понятно, что ею овладевают в первую очередь. Овладевают, можно сказать, массово.

Но, как мы знаем, абсолютное большинство на этом и останавливается. Более сложное даже понять трудно, тем более – выполнить. Так и остаются на всю жизнь с прекрасно выполненным и тщательно заученным уроком: текст нужно пропалывать!

И это хорошо. И хорошо, что сами пишут рассказы, пусть с дряблой идеей и на заезженную тему, но все-таки пишут, а не воруют, не грабят киоски.

Более того, в девяноста девяти случаях они правы, когда разбирают выставленные в инете рассказы новичков и отказывают им в праве на жизнь из-за неряшливого языка.

Неправы бывают редко, и только в том случае, когда берутся на основе хорошо выученного урока из первого класса судить о вещах, которые идут классом намного выше. И хотя все их аргументы звучат умно и безукоризненно, но есть в них большая неправда. Когда речь идет о вещах действительно больших и глубоких, то такая мелочь, как тщательно выполотая грядочка, не аргумент. У гениев нет грядочек, у них огромные поля, где разбивают цветущие сады, а мелкие сорняки под ногами проходят незамеченными.

Как-то читал у каких-то умников, что Толстой, мол, писал слабо, ему даже нобелевку не дали. Учите матчасть, детсадовцы! Когда первую Нобелевскую премию предложили Льву Толстому, он пренебрежительно отмахнулся: ребята, не смешите! Я – Толстой, а вы мне премию. Несерьезно.

У всех, подчеркиваю, у всех великих и величайших писателей – невычищенный язык. Исключение разве что Бунин, которому Нобелевскую премию дали за антисоветские вещи, а популярность в России приобрел опять же как антисоветчик. А как только советская власть рухнула, начисто исчез интерес и к Бунину. Как, впрочем, и к другим авторам, чья популярность держалась не на литературных достоинствах, а на умении показывать фигу в кармане.

Однако выше написанное не значит, что язык чистить не нужно. Чистить его необходимо! Много, тщательно!.. Но в какой-то момент нужно останавливаться, ибо этот процесс бесконечен, сдавать рукопись в издательство и начинать новую вещь.

С новыми темами. Новыми идеями. Новыми образами.

Как вы помните, Азимов написал свыше пятисот книг. Это много, даже очень много, но никого не удивляет, и никто не кричит, что на него пахали негры.

Лопе де Вега написал свыше четырех тысяч пьес, и тоже никто ни разу не сказал, что за него писали негры. Жоржа Сименона называли автором тысячи и одного романа, и тоже ни одного обвинения насчет негров. Да и понятно: американец, испанец, француз… Это же не криворукий и вечно пьяный русский, что не только писать не умеет, но еще и обязательно должен быть ленив и писать не больше, чем по роману в три года.

Если выдаст больше – халтурит, деньгу зашибает. И, конечно, не сам, куда ему столько написать, а все на неграх, на неграх. Тупые ублюдки, я бы их топил в нужниках, чтобы не позорили такими заявлениями страну, в которой живут.

Еще великий Плутарх сказал: поэзии нет дела до правды. Это камешек в адрес тех тупоголовых, которые в художественных произведениях сладострастно выискивают исторические или технические несоответствия.

Плюньте на них и пишите. Помните, если будете прислушиваться к этим недоразвитым, именно тогда загубите свое произведение. Еще великий Пушкин советовал быть «…стойким пред всеобщим заблужденьем».

Будьте стойкими!

Золото пробуют огнем, женщину – золотом, а мужчин – женщиной. Как вы помните, из-за женщины Гильгамеш убил лучшего друга Энкиду, на женщине раскололи могучего Самсона, на ней же поймали неуловимого Кармелюка, из-за женщины обвинили Стеньку Разина, мол, сам бабой стал, женщиной проверили стойкость убеждениям нигилизма Базарова, вообще ради женщин мужчины совершают перевороты, затевают войны, уходят в монастырь, меняют веру и прочая, прочая, словом, совершают всяческие безумства. Не попадись на их пути женщины, такого, возможно, не произошло бы.

То есть, повторяю, женщина – всего лишь функция в нормальном добротном романе классического стиля.

Но, учитывая, что теперь появилась и масса женских романов, так называемые розовые серии, особая литература для блондинок, то уточню: определение насчет функции относится лишь к нормальным добротным романам классического стиля, который все-таки занимает доминирующие позиции.

Время от времени кто-то из начинающих заявляет мне гордо, что начал сразу с романа. Я морщусь, но молчу, потому что… ну, вы понимаете, сами так принимаете советы. Дурак, ничего не понимает, у всех не получилось, а вот у меня получится.

Нам проще представить, что вот кто-то впервые в жизни подошел к штанге и – сразу поднял рекордный вес! Или прыгнул на полметра дальше или выше мирового рекорда. Такое маловероятно, и вы в такое чудо не верите, хотя вообще-то могло бы как-то и где-то случиться.

Во всяком случае, вероятность такого гораздо выше, чем написание новичком великолепного романа. Даже хорошего. Нет, просто терпимого. И вообще… напишет ли?

Во всяком случае, прецедентов в мировой практике еще не было. А если кто назовет что-нить типа «Дон Кихота», то пусть посмотрит, сколько сперва было написано тем же автором рассказов!

Ну это же нормальный рост, нормальный. Все начинали с рассказов. Вернее, со стихов, но там некоторые задерживались надолго, как Пушкин или Лермонтов, а потом все же переходили целиком на прозу, как Толстой или Достоевский.

Не пытайтесь учить алгебру, не освоив арифметики. Если жаждете быстрых результатов: освойте побыстрее арифметику, затем алгебру и показывайте класс в высшей математике литературы!

В последнее время все чаще слышу то про одного автора, то про другого, который яростно бьется с редакторами за каждое слово, сражается неистово, вплоть до того, что уходит, издается за свой счет или в каком-нибудь крохотном издательстве, где и тиражи минимальные, и требования к автору тоже… минимальные.

Это всегда подается как заслуга. Как твердость позиции автора, что сражается с темной силой, подавляющей творчество.

Вспоминаю эпизод, когда я был начинающим, в нашем харьковском отделении Союза писателей один из мэтров с восторгом рассказывал об одном местном авторе: встретил его на улице, тот мечется взад-вперед, глаза безумные, спрашиваю, в чем дело, почему не сидишь и не пишешь, а тот отвечает: не могу подобрать синоним вот к этому слову!.. Ну никак не могу! И то слово серое, и это затертое, и это пресное! Вот выскочил на улицу, вдруг тут озарит…

Все слушали, раскрыв рты. Мэтр делает многозначительную паузу, поглядывает свысока: дошло ли? Вот, мол, как надо тщательно и с любовью относиться к каждому слову. Вот как нужно подбирать и выгранивать!

Я старательно молчал, почему-то всегда думаю поперек, за что и бьют. Но еще тогда не мог понять, неужели синонимов так мало? А если вовсе не подбирается к чему-то совсем уж редкому, то всю фразу на фиг! Другую написать, по-другому. Такое внимание к слову говорит, на мой взгляд, который вам не навязываю, упаси Боже, больше о беспомощности автора, чем о его владении словом.

Но молчал, корифеи говорят. А нам положено слушать. Так вот, те, кто слушал и, поверив, с тех пор старался выгранивать вот так же усе, так и остались на уровне выгранивателей и подбирателей слова. Как и тот гений, который относился к слову «бережно». Не встретил я его имя не только во всероссийском топе, но даже на уровне харьковского. Ни в массовой литературе, ни в элитной. Теперь, понятно, уже и не встречу.

Словом, неверные ориентиры вам дают и еще долго будут давать. И каждый раз эта лажа будет подноситься под тем или иным соусом «высокой словесности», «бережного отношения к слову» и так далее.

Пожалуй, добавлю к вышесказанному некое разъяснение. Слова в самом деле могут быть уникальные и незаменимые. В самом деле, ну вот нельзя подобрать замену, ну низзя! Ни одно не катит.

Однако сошлюсь на баймы, которым отдаю по пять-шесть часов ежедневно. Время от времени очередной нуб спрашивает хаев, какая профа круче, чтобы всех метелить, а его – никто?

Ему терпеливо объясняют, что идеального баланса нигде нет, но в онлайновых обычно ходят группами, а там вся ударная мощь зависит от тщательной сбалансированности проф: один танк, два дамагера, рог, хилер и бафер, все – с разными левлами, разным армором и випоном. Если людей больше или цель круче, то берут добавочный танк, приглашают еще дамагеров, бафера одного обычно достаточно, а хилеров подбирают в зависимости от цели: если на обычного рейдбосса – хватит и одного даже на большую группу, то на эпика – два-три, иногда и больше. Все зависит от того, какого левла сам эпик.

То есть недостатки одних проф перекрываются достоинствами других, и умело подобранная группа выглядит составленной из одних достоинств. Так и слова, ну нет таких, чтобы выразили все то, что хотите сказать, если вы не идиот, то из разных слов всегда сможете подобрать ударную и все сметающую фразу!

Даже самый короткий рассказ, простите за напоминание, состоит не из одного слова, а из подобранных фраз!

Из вышесказанного, как понимаю, сразу возникнет вопрос: если играешь по пять-шесть часов в день, то явно за тебя пашут негры? Даже не вопрос, а утверждение. Ну, про негров пусть говорят совсем уж придурки, им хоть кол на голове теши, хоть орехи кувалдой коли – все равно такими умными и останутся. Мы же коснемся сути этих игр: байм, баб, танцплощадок, поездок за город на шашлыки…

Это все игры, которые безжалостно отрывают время от занятия литературой. Вот кажется всегда, сколько бы написал, если бы не убил время на эту хрень!

Мне семьдесят пять лет, это значит, что опыт разных вариантов писания нехилый. В смысле, пробовал так, пробовал эдак, даже вот так через голову, так что проблему знаю не понаслышке, а на собственной шкуре испытал все методики и могу сократить время поиска для вас.

Когда работал на заводе, мечтал: вот перейду в профи – сколько времени будет для литературы добавочно! К тем трем-четырем часам, что я выкраиваю вечером, добавится еще восемь!

В самом деле, когда оставил завод, сразу резко начал писать больше… День, два, три… Потом меньше и меньше. Уже через неделю количество написанного «при работе» и «после» сравнялось. Я не понимал, пытался себя заставить, но… легко заставить копать или таскать мешки с цементом, когда не хочется, когда болит зуб или думаешь, как отомстить тому гаду, что наступил тебе на ногу в автобусе, а потом еще и облаял. Но писать, увы, трудно, когда «не пишется».

Больше у вас времени – больше будете смотреть в окно: вон какие бабы идут, чаще будете заглядывать в холодильник или ставить на плитку кофе, «а то голова че-то не варит».

Чрезмерное выжимание из себя текста чревато «боязнью белого листа», а также потерей то ли интереса, то ли внутреннего стержня. Не знаю в точности, не вникал, но видел за свою долгую жизнь, как многие молодые авторы сходили с дистанции, потому что слишком жестко пытались заставить себя только писать и писать. Еще я вижу, как перестают писать люди «в возрасте», потому что стали слишком серьезными и теперь заняты только литературой. Понимаете, только! Не разбазаривают свое драгоценнейшее время на ерунду. И выдают сперва одну книгу в три года, потом в пять, потом вообще пишут ее, пишут, пишут…

Какой рецепт? Я предлагаю свой, и хотя большинство скажут, что твой пример подходит не всем, но кому-то же подойдет и продлит творческую жизнь? К тому же мой взят не с потолка, а выбран из десятков, если не сотен, менее удачных вариантов, опробованных на своей же шкуре.

Откройте для себя мир байм. Их еще по старинке называют длинно и жутко, а сокращенно – ММОРПГ, но все равно язык сломаешь. Во времена помещиков люди ездили в египты, чтобы посмотреть на пирамиды. Мне ездить не нужно, у меня они в hi-res на мониторе, могу обойти вокруг, бодро взбежать на вершину, пробраться унутрь и перебить там всех монстров, мобов и прочих туристов.

Потом вас замучает совесть: баймите, когда писать надо, броситесь к клаве и настучите хорошие яркие и очень эмоциональные страницы за время в пять раз меньшее, чем если бы вымучивали!

В оправдание этого метода скажу лишь, что я им пользуюсь вот уже двадцать пять лет, с момента выхода первых компьютеров и компьютерных игр. Метод работает: книг выпускаю больше, чем любой автор, который пишет, пишет и только пишет. К тому же до сих пор не заработал идиосинкразию на писательский труд.

То есть сочетания мира байм и писательской работы – идеальный вариант для писателя-марафонца.

Вот еще один момент, очень важный для вас: чтобы писали именно «хорошо», а не «средненько», что требует пробивания в печать! Это можно рассматривать как агитацию агента влияния издательств, хотя здесь я как раз агент влияния читателей.

Недавно мне понадобилась уникальная челюстно-лицевая операция: подсадка кости на то место, где когда-то были зубы, а теперь зияющие провалы, проклацанные зубными протезами так, что на том месте челюсти в кости образовались глубокие впадины.

Операция стоит от ста пятидесяти тысяч евро. И – выше. То есть вырубают кость из ноги, забивают в тот вырубленный кусок титановые штыри, аналог зубных корней, и этот кусок затем приживляют в челюсть. Можно бы сразу с готовыми зубами, но будут трудности в подгонке к верхним, так что проще навинтить их потом.

К чему это я?… Ах да, к литературе… Понятно, что у автора таких денег никогда не найдется. Даже если хорошо зарабатывает. Даже если очень хорошо зарабатывает. Изи гоу, гоу изи.

Так вот издательство мгновенно пришло на помощь, одолжив эту сумму без всяких процентов и без всякого срока возврата. Я всего лишь подписал в издательстве договор о погашении кредита частью гонораров. Таким образом, мне ежемесячно остается достаточная сумма, чтобы жил безбедно и даже достойно на уровне, а остальное идет на погашение долга.

Этот договор прекраснейшим образом устраивает и меня, и издательство. Я получил огромный кредит на льготных условиях, какие никогда не предоставит ни один банк, и даже закадычные друзья поостерегутся, а издательство тем самым еще крепче привязывает к себе автора. Уж точно, пока не отдаст, никуда не сбежит.

Но, опять же, для этого вы должны научиться писать не просто для того, чтобы проталкивать свои вещи в печать, а чтоб их читали. Потому я никогда не напишу, как уже говорил (или скажу ниже), пособий типа «Как влезть в доверие к редактору и пропихнуть в печать рукопись». Рукопись должна пропихиваться сама! Без усилий.

В последнее время я слышу возражения типа: а вот автор Гарри Поттера тоже долго не могла найти издателя, только с третьей книги ее взяли, так что пробиваться надо, без этого никак…

Честно говоря, я бы не взял и с десятой. Но вовсе не из-за литературных достоинств. Как раз с точки зрения литературы книги написаны превосходно, что и доказывает успех у читателей. Другое дело, ее книги просто вредны. Пропаганда и воспевание магии – это же вечная мечта лодыря (а мы все лодыри) о щуке в проруби, золотой рыбке или джинне из кувшина. Писать о магии – нечестно. Все равно что предлагать детям наркотики.

Английские издатели отказывали ей в публикации по тем же причинам, что и мне с моей «Яростью». Совсем даже нелитературным.

Потому еще раз: повышайте свой литуровень, чтобы вас хватали и переманивали друг у друга, как переманивают, к примеру, начинающих, но заметных футболистов. Тогда издательство станет для вас не темной силой, которую нужно обмануть, а лучшим другом и помощником во всех делах. На которого вы можете сложить часть своих дел: финансовых, юридических, так как в сильном издательстве есть свои юристы и вообще специалисты во всех делах. Они сделают все для того, чтобы вы жили без забот, не отвлекаясь на всякие житейские неудобства, а писали, писали, писали…

Но разве это не то, что надо и вам?

Плюйте на точность, если она вредит экспрессии. Вот щас я написал: «…потянулся до хруста костей», остановился и хотел исправить на «суставов», иначе кто-то да прицепится, но в слове «суставы» на слог больше, а это утяжеляет фразу.

Потому я потягиваюсь до хруста костей, и пошли нах все умники, доказывающие, что хрустят не кости, а суставы. Если для восприятия текста выгоднее, чтобы хрустели кости, будут хрустеть кости!

Перед выходом «на люди», то есть из квартиры к лифту, а потом и на улицу, мы обязательно смотримся в зеркало. У женщин целый ритуал: подновить макияж, снять эту блузку и надеть другую, перепробовать пять поясов, примерить другие серьги, взбить прическу, надеть другие туфли… нет, они не подходят по цвету к сумочке, надо вот эти…

Мы же, мужчины, проводим пальцами по щекам и подбородку, не пора ли побриться, приглаживаем разлохмаченные волосы, проверяем, как там застегнута ширинка, до конца ли, не пора ли заменить ослабевшую молнию…

Даже в лифте, пока кабинка несет нас вниз, поглядываем в зеркало на стене: прямая ли спина, хорошо ли видны плечи, достаточно ли мужественное и решительное лицо. Себе нравимся любыми, но другие люди тупые, не видят наши замечательные души, им важнее внешний облик…

Так почему же отправляем невычищенные произведения? Насчет редакции – молчу, там не работаю, но вижу, в каком виде выставляют в Сеть, и догадываюсь, что в издательство посылают то же самое.

Я, даже отвечая на какой-то пустяк таким же пустяком, не спешу энтерякнуть, а просматриваю на предмет опечаток и на местах ли запятые. Так почему же молодые и амбициозные ребята, которые претендуют на более высокие места в жизни, чем у них сейчас, выпускают из дома на люди небритые и с расстегнутыми ширинками произведения? Да порой еще и с соплями на рукаве и налипшим дерьмом на подошвах?

Писатель, где бы ни жил, всегда накладывает на свое произведение картинку времени, в котором живет. Ну, как художники Средневековья рисовали Персея, Геракла и прочих греков в полных доспехах рыцарей.

Я читал в детстве книги о разных временах, там женщины сплошь чисты и целомудренны, «ни поцелуя до свадьбы», а сейчас в любом женском романе о тех же временах любая женщина от первого же взгляда мужчины возбуждается плотью, а едва он прикоснется, у нее тут же каскадами бурные оргазмы. Даже у девственниц.

Помню, как я приехал к другу в Азербайджан, и первое, что меня поразило, – детский ор и гвалт, который сопровождал меня с утра и до позднего вечера. Здесь в Москве – мертвая тишина, если не считать гула машин со стороны дорог, а там дети носятся стайками, играют на лужайках, в скверах, на тротуарах, таскают игрушки, попадаются под ноги… Ну, это и понятно, если на каждую семью приходится по семь-двенадцать детей.

Но мы, описывая хоть Античность, хоть Средневековье, хоть век восемнадцатый – везде накладываем свою матрицу: айн киндер. И везде в каждой семье у нас только один ребенок. Почему? Да потому, что у самих так! А то, что во все века и во всех странах всегда и везде женщина рожала, сколько рожается, то есть все рожальное время, как-то в голову не приходит. У моей прабабушки было восемнадцать детей. У ее сестры – шестнадцать. Трое померли в детстве, еще пятеро от болезней, голода и увечий – в отрочестве, но остальные дожили до активного возраста! А у нас в каждой семье прошлого один сын или одна дочь. Других и не было.

Это я к тому, что, если вы дадите настоящую картинку того времени, о котором пишете, уже будет немалый эффект новизны!

То же самое относится и к психологии. Это вранье, что люди одинаковы во все времена. Ко многому совсем недавно относились иначе. Пробуйте взять героя того времени, о котором пишете, эффект будет очень заметный! И читатель это оценит.

Как до сих пор не поймут очень простую истину, что вычистить роман от огрехов любого типа – самое простое, что только есть. Для этого не нужно быть даже писателем, достаточно элементарной грамотности.

Если уж читатели «замечают», тем более это заметит сам писатель. И вот, когда видят «огрехи, баги, повторы» в произведении, то хором обрадованно кричат, «это он бабки зашибает», «совсем оборзел, читателей не уважает!».

И никто даже не пытается увидеть другие мотивы, все и всегда узревают самое приземленное и простенькое. Ну, средний человек он и есть средний. В переводе на понятный язык – говно еще то. У него и Матросов на льду поскользнулся, и Гастелло пьяный заснул за рулем, и Бруно сожгли не за идеи, а за шпионаж и блуд, и вообще на свете нет никаких высоких мотивов, а только экономика, фрейдизм и комплексы.

Вообще-то я бы дураков всех с удовольствием перебил уже сейчас, ну на фиг они, дураки, теперь даже канавы роют экскаваторы, но, делая уступку политкорректным соседям, вот щас напоминаю: на дворе уже XXI век, если кто еще не заметил. Изменилась не только техника, даже мораль, что считалась вообще неизменной, как климат. Меняется и литература. В век инета не может быть такой, какой была в ямщиково-облучковый век Пушкина и Бунина.

Кто меняет? Да я и меняю!.. Ах да, смотрюсь несолидно! По мнению, правильно-с, среднего человека, менять должны импозантные седые академики, одетые у Зайцева и стриженые у Зверева и которым раз в год вручают ордена в Кремле за какие-то заслуги? Или в Букингемском, не важно. Как бы не так! Именно они и тормозят, призывая к следованию традициям, к сохранности языка Шекспира, Достоевского, Толстого… А тупоголовые повторяют за ними, не понимая, что академики – из прошлого века, отстаивают свое, а им, тупым, жить в этом новом, так что надо бы потужиться вжиться в этот новый.

Повторяю для тех, кому надо кол на голове тесать или орехи колоть большой кувалдой: тщательное рукоделие – это еще не литература. Литература – это впечатление. Это воздействие. Это влияние на читающего! Это пренебрежение тщательной отделкой, характерной для века прошлого. В нашем веке мелочная отделка – для мелких писателей.

Щас вот какой-нибудь тупенький, что все объясняет экономикой и фрейдизмом – вчера о них узнал! – скажет обрадованно, что автор оправдывается. А вот ни фига. Всяк видит, тиражи моих книг растут, как и влияние. Мне оправдываться перед людьми прошлого века не нужно, даже если этим прошлым по 16–20 лет, они и так благополучно перемрут, не выходя из внутриутробной дурости.

Это всего лишь попытка спасти из стада тех, у кого не только головы, но и мозги. Стадо оно и есть стадо, его всегда под нож. И в наше гуманное время – тоже, только с другой музыкой.

Один умный человек всегда дороже стада. В сингулярность войдут немногие. В любом случае, стадо останется за воротами.

Господи, идиоты никогда не переведутся! Сегодня уже, наверное, в сотый раз встретил в инете мудреца, который всерьез обвиняет Никитина в неумении писать на том основании, что у него «наблюдается несогласование времен», то есть в одной фразе присутствует будущее и настоящее или прошедшее и будущее, не важно.

Не понимаю, откуда, ну откуда эти дебилы взяли, что во фразе все времена должны быть под гребенку? И почему этих дебилов так много? В школе им такую глупость не скажут, это точно. Где-то в подворотне подхватили? Эх, лучше бы триппер. От него легче излечиться, чем от дурости.

А вы, которые овладеваете основами литературы, запомните: НИКОГДА И НИГДЕ ТАКАЯ ДУРЬ НЕ БЫЛА ПРАВИЛОМ!!!

Если надо ссылку на куда уж классика, то вот вам Достоевский: «Вышел я вчера на улицу, иду по ней, и вдруг навстречу мне Петр Карамазов!» Как видите, разные времена в предложении как раз и придают ему силу и экспрессию.

Ну не понимаю, откуда, ну откуда эти дураки набираются такой странной премудрости?

После выхода первого издания этой книги один спросил: ты что же, гад, противоречишь сам себе? В одном месте говоришь, надо вкалывать над языком, а в другом – и так сойдет…

Я говорю, потому что знаю, с кем имею дело. Сам такой. Мне скажи, что можно не совсем так уж тщательно пропалывать – понесу в издательство вообще черновик. Ну такие мы, такие. Всегда стараемся по минимуму. Мы же творцы, а прополка – работа…

Так что повторяю: надо самому все выпалывать, вычищать, убирать, выгранивать, шлифовать и т. д. До того момента, как вещь написана, и вы, как Творец, довольно скажете: «Хорошо!»

Вот после этого надо нести в издательство. Хотя можно бы остановиться и еще долго искать баги и находить, выпалывать, вычищать и шлифовать. Как уже говорил, улучшать произведение можно до бесконечности. Но тогда не станете автором даже одного романа.

Конечно, если бы Господь Бог не сказал после акта творения «Хорошо» и не лег отдохнуть, а почистил бы вселенную от багов, сорняков и точнее сформулировал фундаментальные законы, то Земля наверняка была бы лучше и даже интереснее.

Но, увы, мы тогда все еще жили бы в пещерах. А то и вообще по земле бродили бы замечательные и мудрые динозавры, а не носились мы, невычищенные от багов обезьяны.

Скажу крамольную вещь (да ладно, я их все время говорю), но культура не умерла, как уверяют некоторые, и даже не в упадке. Она здоровехонька, растет и развивается!

А жалобные вопли, что умерла, умерла, умирает – это слышим со времен неолита. Большинство людей почему-то культурой считают только то, что создано в прошлом, желательно – далеком. Потому и цены на Тициана всегда выше, чем на картину Васи Пупкина, хотя у Васи на самом деле вполне может быть намного выше по уровню.

Мы все еще жуткие лицемеры. Говорим, что культура – это Тициан, Рембрандт, Бетховен, Шостакович, а сами смотрим фильмы на DVD, слушаем современную музыку, пишем в блогах, шарим по инету… Мы сами себе не признаемся, что давно пришла другая культура. Ничуть не ниже по уровню, даже намного выше, но все старое овеяно дымкой сакральности, и потому…

В литературе вообще дошли до смешного. Все еще рекомендуют равняться на Пушкина, Толстого, Достоевского, Бунина, хотя вообще-то их миры уже не миры для сегодняшнего читателя, а мелкие мирки тогдашних очень ограниченных существ.

Про язык тоже не надо ля-ля, сейчас даже самые средненькие писатели владеют литературной техникой на уровне классиков той эпохи.

Это я не для того, чтобы плюнуть в классиков, нет, я их чту больше тех, кто их бездумно превозносит, но они были столпами для того времени, а для вас требования уже другие. Повыше во всех отношениях. Во всех.

Во всем вы должны уметь делать больше, лучше, интереснее. Что и понятно: вы знаете больше Толстого и Пушкина вместе взятых, как знаете больше Пифагора и Ломоносова.

И самое главное: сильные сами устанавливают правила!:-)

Писатель не должен обращать внимания на такую ерунду, как политика. Тем более не должен ей уделять внимание в своих произведениях. Писатель, погрязший в обличении власти, может получить даже Нобелевскую премию, но писателем от этого не станет.

Писатель неизмеримо выше не только политиков, но и политики, государств и прочей чепухи. Он пишет о главном! И только те, кто писали о главном, воздействовали на мир, и только они остались в нашей памяти. Гильгамеш, Одиссей, Дон Кихот, Гамлет, Обломов… кто вспомнит, какой строй был тогда и кто правил миром?

Вижу на рекламном щите красотку и надпись: «Следуй за мной». Что значит делал не профессионал, а клерк, что механически перевел так «Follow my», хотя правильнее – «Иди за мной».

Если в огромном романе следует сокращать эпизоды, фразы и даже отдельные слова, то вы представляете, насколько важна краткость в коротком слогане? На английском слышим только два слога, в русском – четыре, причем в обоих вариантах!

Потому «Иди за мной» правильнее уже потому, что даже при равном числе слогов «иди» звучит короче, чем «Следуй». Вроде бы мелочь, но от этого зависит восприятие читателями вашего текста.

А от восприятия, как вы понимаете, зависит все остальное. Смайлик.

Когда рукопись была уже сверстана, подготовлена в печать, художник сделал обложку… и тут пришло последнее озарение.

Сейчас мир усложнился, очень усложнился. В компании «Майкрософт» работают десятки тысяч высококвалифицированных сотрудников, каждую Виндоуз пишут по несколько лет, но все равно выпускают с багами. Такова расплата за сверхсложность системы. И как бы мы ни бурчали на баги и дыры, но уже понимаем, что иначе нельзя. Если постараться убрать багов больше, выпуск отложат на пару лет. Но и тогда часть багов останется.

В нашем все ускоряющемся времени своевременный выпуск продукта очень важен. В том числе и в литературе. Можно не сдавать роман в издательство, а год-два-три вычитывать, смотреть под разными углами, пытаться предугадать все требования, все ехидные вопросы, все возможные истолкования… И что? Улучшите роман на полпроцента, которые читатель даже не заметит. Точнее, массовый читатель не заметит, а буквоеды найдут, к чему придраться, даже если вы станете вычитывать свои вещи по десять лет.

Сейчас на всех литературных сайтах наперебой рассказывают о неряшливом языке Никитина, который смеет именовать себя писателем, а сам допускает ляпы, баги, глюки, гэги, у которого повторы, однокоренные слова, хреновые синонимы, отсутствие аллитерации и прочее.

Однако же тиражи только растут. Странное ощущение, что читающие говорят о неряшливом языке, но читают, а вот масса авторов с ряшливым языком остается за бортом: невнимание читателей, отсюда крохотные тиражи…

Это странное явление наблюдаю вот уже пятнадцать лет, то есть с момента, как начал писать много и активно. В смысле, это не что-то временное. Кто хоть в малой степени следил за моими книгами, подтвердит, что сперва тиражи были крохотные, популярность поднималась не рывками, а достаточно стабильно.

И это несмотря на то, что озлобленный вой по поводу моих книг на всех литературных сайтах, везде «знатоки» наперебой рекомендуют не брать книги Никитина в руки, это же редкое говно, как вам не стыдно, с вами же не будут здороваться приличные люди, как вы можете, да вы сам такой же недоумок, как и ваш Никитин, у него ляп на ляпе, баг на баге, язык совершенно невычищен…

Не означает ли эта странность, что восприятие литературы вошло в иную фазу? И что смакование красот литературного языка, что так высоко ставилось всеми эстетами пушкинского времени и все еще по инерции ценится сейчас… недостаточно умными (оцените эвфемизм), уже не срабатывает?

То есть мы все еще говорим привычно: подайте безукоризненный язык, но на самом деле нормальному человеку уже насрать на все аллитерации, аллюзии и все то, что раньше вроде ставилось как обязательное условие?

Совсем недавно муж говорил, что идет играть в гольф, но шел по бабам. Жена отвечала, что полистает на досуге Библию, а через заднюю дверь впускала в спальню распаленного похотью самца. Но с этим уже выправляемся: муж честно говорит, что сходит к бабам, мол, психологи уверяют, такое укрепляет семью, а жена говорит, что она тем временем потрахается с соседом, это улучшает цвет лица и разглаживает морщины. То есть взаимная брехня заканчивается.

Что-то подобное начинает происходить и с литературой, но только начинает. То есть мы уже по бабам, но благочестиво брешем насчет гольфа и церкви, однако скоро скажем честно и прямо, что думаем и делаем на самом деле, а не то, что говорить положено. Вот-вот скажем правду, что вообще-то нам начхать на всякие там ляпы, баги и глюки.

Когда вышел первый «Крепкий орешек», по всему инету потешались, сразу же насчитав сто восемьдесят ляпов, типа Маклейн влезает в трубу с кровоподтеком на правой скуле, а вылезает с ним же на левой, пятна крови на рубашке постоянно перебегают с места на место, и прочее. Но это не помешало бешеному успеху, после чего выпустили второй орешек, третий, четвертый…

А «Звездные войны» с красочными взрывами в космосе, лучами лазеров в пространстве, схватками на световых мечах, дураками-роботами и так далее? И никто не стал исправлять ни во втором, ни в третьем, ни в пятом фильме…

Так что пора вам, вступающим на литературную стезю, принять правила нового мира: теперь смотрят… иначе. А те, кто так не умеет, пусть остается в своем прошлом времени старосветских помещиков, когда пороли крестьян на конюшне и тщательно выпалывали литературный язык. Мы – новый мир, у нас многое иначе. Очень многое.

Крамола?

Да, крамола.

Все новое сперва было крамолой.

Сейчас книг издается очень-очень много. По сравнению, конечно, с прошлыми годами. Свое слово сказала компьютеризация, что позволяет книгу издать моментально и любым тиражом. Хоть в один экземпляр.

Как следствие – книг в магазине море. Глаза разбегаются, читатели снимают томик с полки, раскрывают, читают из середины абзац-другой, закрывают и, поставив обратно, берут другую книгу.

Для вас самое важное, чтобы вашу не поставили обратно, а отложили для покупки. Как это сделать? Как догадываетесь, при столь беглом просмотре невозможно оценить полет вашей фантазии, сюжет, образы, саспенс, двойной плот, неожиданность развязки и все остальное, что делает книгу увлекательной.

Оценить вот так с лету у книжной полки можно только язык. Для этого достаточно прочесть один-два абзаца. Это еще один довод к тому, что над языком нужно работать, работать, работать.

Скажу, как отбираю я, но, забегая вперед, сообщу, что и в этом не оригинален: так отбирают все, с кем дружу, а это люди разные, очень разные, но… неглупые и со вкусом

Первое: достаточно увидеть диалог вроде: «– Здравствуй, – я подошел к столу, – как дела?», «Все в порядке, – он тоже сел, – нормально», чтобы эту книгу поставить обратно на полку. Ну, вы поняли… надеюсь, где прокол.

Второе: если весь абзац из журнализмов и нет ни одной приметы писателя, то не стоит ожидать, что «зато сюжет и тема ого-го!». Опыт показывает, что у кого язык бесцветен, у того и темы вторичны, сюжета нет, образы блеклые, и вообще автор просто тешил самолюбие, издав книгу на бумаге с множеством буковок.

Третье: если фразы состоят из гусениц, то книгу можно смело возвращать на магазинную полку. Если автор не умеет с ними справляться, то издано такое по ошибке. Пусть за нее расплачивается тот, кто покупает по обложке.

По театральным понятиям, если пьеса быстро сошла со сцены, то это потому, что провалилась и никуда не годится. Если выдержала много спектаклей, то потому, что халтура, угождающая низменным вкусам.

В литературе примерно так же: если сошлюсь на тиражи, мне возразят, морща нос, что это халтура, а мы вот эстеты, высшая раса, пишем то, что простолюдинам не понять…

Ладно, останемся с халтурщиками, армию которых возглавляют Гомер, Сервантес, Шекспир, Пушкин, Дюма, Толстой и прочая, прочая, прочая, все классики, опозорившие себя массовыми тиражами!

Очень часто слышу упреки, что мои герои слишком легко идут, а надо, чтобы ползли, выламывая ногти, навстречу ветру и невзгодам. И чтоб побеждали ценой невероятных усилий в самую последнюю секунду, уже на издыхании…

…ну, как это принято в нынешней литературе, кинематографе и прочем искусстве, дотопавшем до нашего времени из прошлого. Разве что в сингловых баймах самому можно ставить уровень сложности, а то и вовсе подчитерить.

Да, кстати, последнее весьма характерно. С книгами и кино подчитерить не удается, а тут ввел коды и – все, идешь с комфортом, всегда полная жизнь и бесконечные патроны. Видимо, у человека есть эта жажда идти с комфортом, а его по-прежнему, по старинке заставляют ползти, окровавленного и полуживого по грязи, чтобы на последнем издыхании выцарапать победу.

Да и вообще… что это за штамп, которому следовать необходимо, иначе это якобы вообще не литература? Кто задал такие параметры?

Думаю, это было в духе тех прошлых эпох, тяжелого и жестокого времени, когда ставилось целью выжить и победить. В первую очередь победить, выжить – если получится. Сейчас же везде звучит: «Выжить любой ценой!» Чувствуете, как это звучит отвратительно? А многие уже не чувствуют. Потому что пришло просто немыслимое по комфортности с прошлым время благополучия. Человечество уже не ползет, обламывая ногти и орошая землю кровью. Шпионы уже не глотают ампулы с ядом, напротив – им свое же руководство велело, если попадутся, тут же признаваться во всем, а то еще побьют!

Правда, еще сохранились горячие точки, там в самом деле воюют, но… как? Обычно стараются с воздуха, да еще с такой высоты, чтоб уж точно туда не достали никакими стингерами, а когда и возникают ситуации, что нужно на земле… то как это проводится? Во всяком случае не так, как в битве за Сталинград, когда остервенело в рукопашную зубами и когтями. А вот в кино и книгах это по старинке и по традиции подается, что да, на последнем издыхании, ага, как же. Щас, перетрудятся.

Да если бы накал вроде Сталинградской битвы возник хоть на минуту, все западные войска вымело бы, как гигантской метлой! Там же, если вовремя не подвезут влажные салфетки и памперсы для солдат, они же в боевое дежурство не пойдут!

Это не в упрек, а как напоминание, что живем в очень комфортное время. И вот в таком благополучном времени я должен писать по рецептам старых эпох? Да идите вы… и пишите так сами, мне на вершине проще будет без таких дураков.

Ну а кто понимает, что другое время – другие песни, прислушайтесь. Старый ворон зря не каркнет.

Нападки на то, что у меня плохой и даже корявый язык, я читаю всегда с веселым настроением и полнейшим осознанием, что иду верно. Вылизанный и предельно вычищенный от сорняков язык – необходимая ступенька совершенствования писателей. Многие и ее не одолевают, абсолютное же большинство на ней и остаются. Лишь единицы поднимаются на следующую, что уже не ступенька, а новый этаж царства идей, образов, новых тем и характеров. Это бескрайнее поле, обрабатывая которое гении пропускают мелкие сорняки, ибо занимаются уже не мелкими грядочками, а огромными роскошными садами.

По предыдущим изданиям этой книги я знаю, какой злобный вой она вызвала у всех неудачников, какие ядовитые отзывы оставляют под множеством ников на форумах! Это тоже понятно и объяснимо: каждое существо старается отстоять свою позицию, даже если это существо – первоклассник, спорящий с академиком об устройстве вселенной.

Так что нападки на язык можно считать хорошим признаком. Это вылавливание блох на мчащемся экспрессе. И не важно, выловят блох или нет – экспресс все равно будет мчаться, не замедляя скорости. Но горе тому произведению, судьба которого зависит от того, все сорняки убраны или не все. Это заведомая пустышка. Таких много было в России с момента возникновения литературы, но все забыты, остались только идеи и могучие образы Толстого, Достоевского, Пушкина…

И не важно, что тяжелый язык, корявые фразы, непрополотые участки: храм литературы, как и любой храм, ценится за новизну в архитектуре, а не за мелкую лепнину. И, к счастью, читающие в массе своей это понимают. Хотя гиппиусы куда крикливее и на форумах их намного больше. А если учесть, что каждый гиппиус берет себе добавочные ники, чтобы как бы со стороны поддерживать самого себя, то это ваще…

Не останавливайтесь на вечной прополке!

Идите дальше.

Читаю шедевр Бунина «Тень птиц». Вот, к примеру, фраза: «Долгий морской путь кончен, – взглянув назад, на белый волнорез, я не вижу больше моря: вижу только мачты да синюю ленту над волнорезом».

Покажите ее тем первоклашкам, что выучили «правило однокоренных слов», и посмотрите на их мордочки. Здесь слова «вижу» и «волнорез» не только в одном абзаце, но в одном предложении!

Идем дальше…

«…он так громко и гадко заблеял, что, казалось, по всему миру раздалось это дьявольское блеяние» («Ночлег». Бунин).

«На горячих дорожках млели, цепенели огромные, сказочно разноцветные бабочки сказочно богатых рисунков». Если не сказать, что это из бунинского шедевра «Тень птиц», тупая толпа первоклассников, услыхавшая про ах-ах, «правило однокоренных слов», забросает говном. Да-да, говном, а не политкорректными экскрементами или мультикультурными отходами человеческого организма.

Как же легко стать эстетом и вхожим в круг знатоков изящного языка! Нужно всего лишь запомнить это «правило» и тупо выискивать его в книгах.

Так что вперед, первоклассники! Трепещите, писатели, первоклашки лучше вас все знают и, главное, твердо уверены, что уже знают все!

Еще раз о распространенной глупости насчет «единства времени», то есть либо прошедшего, либо настоящего не только в абзаце, но во всем эпизоде.

Но вот цитирую: «Тангейзер поискал взглядом товарища, тот прислонился к колонне и смотрит на танцующую Елизавету…» Вот как здесь видят одно настоящее или, как пишут все новички, только прошедшее?

«Прислонился» – одномоментное действие, его нельзя указать в настоящем, а «смотрел» – значит, что раньше смотрел, а сейчас не смотрит, но если он именно сейчас смотрит?

Вы не представляете, но все эти умники напишут в данном случае именно «смотрел»! И хоть кол им теши на голове.

Классическое «Тристан и Изольда» я всегда пишу «Изольда и Тристан», хотя все остальные великие истории любви: Адам и Ева, Цезарь и Клеопатра, Соломон и Шеба, Тахир и Зухра, Тарзан и Джейн, князь Андрей и Наташа Ростова… ну, самец впереди, как и должно.

Почему? В английском варианте Изольду и Тристана объединяет and, там нет этого неприятного при дословном переводе и – И. Потому для нормального звучания лучше некоторые слова в произведении переставлять, а то и заменять вовсе.

Описание может быть сколь угодно безукоризненно правильным и безошибочным, с выловленными сорняками и перебитыми гусеницами, однако и оно останется мертвым, не задевающим внимание, если не оживить, не сделать читающему ближе.

Один из безотказно действующих методов: антропоморфизм, придание неодушевленным предметам черт живых существ.

Вот смотрю по тексту:

«Ручеек, выбравшись из-под корней дуба, бежит весело, очень довольный, что наконец-то на свободе…»

«Хмурые деревья расступились нехотя, я шел в глубь леса и чувствовал, что провожают меня недобрыми взглядами…»

«Вчера солнце упорно пряталось за тучами, а сегодня смотрит ласково…»

Враги великого художника обретаются среди художников, а не среди рядовой публики (Бернард Шоу).

Это вы можете увидеть, к примеру, в инете на литфорумах, когда мелких и слабеньких авторов расхваливают девять из десяти оставивших отзывы, а сильного автора охаивают те же девять из десяти. Причем все клянутся, что «чукча – читатель, чукча не писатель!»

Ага, знаем, знаем…

Когда читаете один текст и кривитесь, а второй, на ту же тему, проглатываете и листаете дальше, то в девяносто девяти случаях из ста этот второй всего лишь написан правильно!

Я не касаюсь таланта и прочих труднообъяснимых вещей, на которых так ловко спекулируют жулики, я говорю о простой технике. Если ваш текст засорен словами-сорняками, если нет ни одного сравнения, если правильные фразы идут гусеницами, если нет цвета, шума, запаха и прочих необходимых компонентов, то почему вы хотите, чтобы вас вообще читали?

«Сегодня не стал задерживаться на работе, раздал всем задания и сразу ринулся к трансгуманистам».

Нормальная фраза, все так пишут, и я так пишу. Но я иногда спохватываюсь, вспоминаю о недопустимости гусениц, о возможности отрехмерить, поспешно правлю. Такие вот линейные фразы очень легко даже не править, а сразу писать, так сказать, «правильно». К примеру, «раздал всем задания», что в самой серединке фразы, легко написать вот так: «Все получили от меня задания». Таким образом сразу убирается гусеничность, а взамен добавляется трехмерность.

«…застыл у двери и ждет…» Да, я сам в Литинституте писал: «…застыл у двери и ждал…», и ни один преподаватель не поправлял, хотя там знатоки языка лучшие из лучших, но вы же сами видите, что первый вариант не просто точнее, а он единственно верен!

Застыл – это в прошлом, он уже застыл и уже стоит там, застывший, а «ждет» – это настоящее, он сейчас ждет!

Сейчас нет автора, который писал бы пером или карандашом, разве что совсем уж реликты. Остальные пользуются в основном вордом. Я не знаю более удобной программы как для общего структурирования текста, так и для мелких задач, в том числе и для ускоренного вылавливания блох и сорняков.

К примеру, начинающие все грешат местоимениями, а в ворде так легко вбить в окошко поиска, к примеру, «я», «мой», «мне», «мое», «свой», «своя», «свои», все это во всех вариантах склонений, а там, быстро перескакивая от одного к другому, видим, что половину уж точно не просто можно, а нужно убрать, текст станет компактнее и чище.

Точно так же с остальными словами-сорняками и даже глупыми словосочетаниями типа «кивнул головой». Ни один классик до эры персональных компьютеров не имел под рукой такого прекраснейшего инструмента!

Пользуйтесь им не только для тупого набивания буквов.

Ну вот, к примеру, сейчас написал фразу: «Скажут, что если власть бездействует, то зачем нам такая власть?» Вроде бы все верно, начинающий автор так и оставит, однако продвинутый обязательно уберет «что», «то», а там уже по смыслу и ситуации посмотрит, оставить ли «нам».

С помощью поиска в ворде можно быстро пробежаться по всему тексту романа и выловить эти сорняки.

Все мы, пишущие, всякий раз обламываемся на своем неумении соотносить реальность с нашими планами. Даже я, такой старый крокодил, крокодилее которого вообще нет среди пишущих, и то, стыдно признаться, попадаюсь до сих пор!

Выражается это в том, что вот у вас пошло хорошо писаться, легко выдаете, скажем, пять страниц в день. Сразу же прикидываете, что если по пять в день, то это сто пятьдесят в месяц, а значит, за два месяца полноценный роман.

За два месяца роман… это шесть в год! Можно сразу прикинуть размер гонорара, мысленно уже прикинуть, что купить, обновить, расширить, начиная от новой модели ноута и до замены старенького авто на новую модель…

Увы, проходит несколько дней, когда работоспособность на высоте, а потом все падает, никто не вымучивается, едва-едва удается выдавить из себя абзац сносного текста…

И вот летят в тартарары все планы, все сроки, все обещания. Потому обещания лучше не раздавать, даже если абсолютно уверены в сроках.

С другой стороны, если бы мы знали, что впереди такие серьезные обломы, многие из колеблющихся вообще не решились бы вступать на опасный и непредсказуемый литературный путь.

Но теперь, когда прошли достаточно далеко, надо идти!

Фух!.. Сколько меня обвиняли в том, что пишу больше, чем роман в год, а потом еще больше, что пишу аж три, я в предыдущем издании долго оправдывался, ссылался на Азимова и других (это все оставлю и в этом, пусть новички увидят, какие шли баталии), но вот наконец-то выросло новое поколение авторов, которые издают… по десять книг в год! По одиннадцать!..

И никто не кричит, что за них пашут негры!.. Когда я выдавал три книги в год, кричали насчет негров, ибо не может человек сам написать столько, а сейчас вот пишут по десять романов и… молчок!

Ну тупые, как до них медленно все доходит.

«Шумно и тревожно было вчера утром. С тревожным и радостным чувством спустился я с одесской горы…»

Это на первой странице великолепного рассказа Бунина, писателя, который особое внимание уделял языку. И пусть форумные мальчики наперебой тыкают пальцем в «однокоренные» слова, это для них «правила», а для писателя – пустой звук.

Я чувствую, что рассказываю вещи достаточно очевидные для меня, профессионального писателя, но которые вот уже который год вызывают раздраженный вой у большинства людей, считающих себя литературной элитой. И у всех слышу это озлобленное: сволочь, не выдавай секреты! Это же сколько придурков ломанется в писательство! Нас же в такой массе перестанут замечать!!!

Как ни печально, но в литературной среде братством и не пахнет. Это инженеру по фигу, или почти по фигу, сколько еще инженеров будет, для всех работа найдется, а в литературе, как и в спорте, чемпион только один! И хотя одни фаны считают чемпионом одного, а другие – другого, но все же имен называется не сотни, даже не десятки, не так ли?

Потому в этом виде спорта конкуренция, как нигде, жестокая и кровавая. Она не ограничивается лишь распусканием порочащих слухов, это уже внутриклановая борьба, но все борющиеся друг с другом стараются с завидным единодушием не допускать в свои ряды новых, молодых. При советской власти это принимало форму недопущения молодых в Союз писателей, а сейчас, потеряв такой рычаг, можно напирать на другой: ребята, да пишите, как вам душа подсказывает! Этому не надо учиться, не надо знать никакие приемы: просто пишите! Что хотите и как хотите. Если есть талант, то у вас все получится. Если нет, ну тогда дело другое…

Потому я, которому вы уже не соперники (ну хотя бы по возрасту), говорю вам грустную правду: учителя и родители, которые говорят вам неприятные вещи, что, мол, надо учиться, качать мышцы и вообще трудиться, – желают вам добра, а те «добрые люди», что говорят доброжелательно: да плюнь на учебу, на эти тренажеры, пойди попей пивка да по бабам, – просто стараются убрать конкурента. Сами они и учатся, и мышцы качают, но вам в этом не признаются.

Что лежит в основе заявлений, что писать научиться невозможно? Давайте только честно, а?… Во-первых, это уязвленное самолюбие авторов. Ведь до этого доказывали дуракам, что обладают неким даром, которого у других нет. Избранные, так сказать. И вдруг признаться, что это всего лишь наработанное упорным трудом умение?… Второе – это подсознательная жажда замордованного серой жизнью простого человека верить, что существует и другой мир, необыкновенный: где говорящая щука, скатерть-самобранка, телепатия, ясновидение, тибетские маги, Бермудский треугольник, хилеры, деревья-людоеды, божественный дар слагать стихи… И что такое может обломиться и ему. Главное, без трудов обломиться! Вот пошел ловить рыбу, а там говорящая щука: отпусти, Емеля, что хошь сделаю… Желание писать без труда и обучения – это оттуда, из этой жажды. Мол, хоть что-то же должно обломиться за так?

Учителя и родители, которые говорят вам неприятные вещи, что, мол, надо учиться, качать мышцы и вообще трудиться, – желают вам добра, а те «добрые люди», что говорят доброжелательно: да плюнь на учебу, на эти тренажеры, пойди попей пивка да по бабам, – просто стараются убрать конкурента.

К сожалению, такой дисциплины, о которой вот сейчас веду речь, еще нет. Не существует. Так что блип-книга получилась бы блиповой в любом случае, материал все равно пойдет кусками: нет трудолюбивого крота, который все бы систематизировал и выстроил в длинную занудную лекцию, а есть набор коротких и четких правил, как пройти путь от нуля до чемпиона. Правил, написанных опытным тренером.

И давайте уж без лишней скромности, тренер этот – то есть я! – взялся не из академических кругов, а прошел длинный путь от абсолютного новичка в литературе до чемпиона. Ладно, до одного из чемпионов. Эти правила взяты не с потолка, а выработаны в результате сорокалетней работы над текстами, подсмотрены у коллег, услышаны на лекциях по литературному мастерству на Высших литературных курсах.

К счастью, литература – не математика, где нельзя приступать к изучению нового материала, пока не усвоишь предыдущий. В литературе можно брать полезные знания кусками, как из справочника или энциклопедии. И, конечно, я буду делиться опытом. Вообще, творчество, казалось бы, все от Бога, а я тут… Но я заявлял и заявляю, что писать может каждый, стать писателем может всякий!

Сейчас же и монополия государства на издания рухнула, и печатать стало легче: компы вместо ручки с чернильницей, современные фотонаборные машины вместо старинных «а-ля ленинская „Искра“» – раздолье! В писательство ринулись многие. Одни с жаждой заработать, другие в поисках славы, третьи с намерением осчастливить человечество, четвертые… Есть и пятые, и сотые, всех не перечесть.

Немаловажно и то, что все те, кто жаловался при советской власти, что их зажимают и не печатают, при свободе печати оказались, так сказать, экспонированными… и куда-то тихо-тихо исчезли. Более того, даже те, которых печатали, но которые постоянно пускали среди поклонников слушок, что самое лучшее эти краснопузые гады печатать не дают, оказались раскрыты и тоже тихонько ушли. Наверное, в коммерцию…

К удивлению простого читателя, на Олимпе вместо ожидаемой давки и треска ребер оказалось пусто, как в ограбленной Трое после раскопок Шлимана! Приходи и садись на литературный трон! В то же время полки магазинов и лотки при столь благоприятных условиях для творчества завалены ну такой шушерой, что лучше бы подержал в руках толстую старую жабу. Что случилось, почему такая катастрофа? Где масса прекрасных книг?

Знают только профессионалы. Секрет прост – писать надо уметь. При любой власти дважды два равняется четырем, а «сабака» пишется через «о».

Долгие годы профессия поэта или писателя окружалась тайной. Насаждалась мысль, что это от Бога, дар небес, особое состояние души и прочий вздор, которым, однако, очень хорошо морочить голову восторженным дурам. Да и сами люди к этому готовы. Нам всем хочется чего-то необычного! Всегда с растопыренными как у коров ушами и челюстями до пола слушаем о ясновидении, телепатии, НЛО, Бермудском треугольнике, Несси, снежном человеке, деревьях-людоедах, творческом озарении… А писательская братия охотно морочила голову не одно тысячелетие.

Причины просты: получить от царей подарки – избранники небес! – покрасоваться перед восторженными почитателями, ну и, конечно же, не допустить наплыва конкурентов. Да и ситуация благоприятствовала: один грамотный на сто квадратно-гнездовых верст, отсутствие Гуттенберга… Да что там Гуттенберг! В начале века какой процент населения России умел читать хотя бы по складам? Но вот сейчас… Читать умеет всяк, а значитца, и писать.

Кажется, глупо так думать? Да, на первый взгляд. Мол, никто из нас не в состоянии своими руками собрать, скажем, автомобиль. Это ясно каждому. Но написать роман вроде бы может каждый…

На самом деле нет никакого «вроде бы». Действительно, рассказ, повесть, роман может написать каждый. Другое дело, можно ли его будет читать, но это уже за кадром. В каждом живет ощущение, что он может.

И он действительно может!

Если пройдет обучение.

Писать литературные произведения может каждый. Писать грамотно может каждый… грамотный. Писать так, чтобы печатали, читали и восторгались, – тоже каждый, кто над этим поработает.

Очень смелое утверждение? Ничего подобного, реальность нашего времени.

Но все же, несмотря на обилие нарисованных пегасов и толстых баб с крыльями, что венчают венками из лаврового листа удостоенных божественного озарения гениев, утверждал и утверждаю: научить писать хорошие книги можно каждого. Еще проще – бестселлеры, которые приносят немалые деньги.

Это не голословно: по собранным мной еще тогда литприемам несколько моих друзей, не помышлявшие стать писателями, все же из интереса попробовали, стали публиковаться, трое стали членами Союза писателей СССР. Кто знает, что такое быть принятым и заполучить заветную красную книжицу члена СП СССР, так тогда назывался Союз писателей, а совсем не совместное предприятие, тот поймет, какими привилегиями стали пользоваться эти экспериментаторы! И к каким архивам, спецхранилищам их допустили! Но главное – к Книжной Лавке Писателей…

Да, научить писать можно любого. Каждого! Как любого можно сделать мастером спорта, научить играть на скрипке или рояле. Конечно, не все мастера спорта – чемпионы или рекордсмены, не все скрипачи – Паганини, но ведь и не все писатели… э-э… Шекспиры? Но на прилавках их книги, многие авторы получают огромные гонорары. Наши отечественные свои гонорары держат в тайне, что в связи с нашей налоговой политикой понятно, но, к примеру, за каждый свой роман Стивен Кинг получает около десяти миллионов долларов, а ведь и он понимает, что не Толстой, не Толстой, и даже не Шекспир.

Мы как раз поговорим о том, что нужно, чтобы стать просто писателем-профессионалом. То есть человеком, который пишет и издает книги, на гонорары от которых способен прокормиться. Как для чемпиона в любом виде спорта сперва надо стать мастером спорта… а сказки о новичках, устанавливающих мировые рекорды, оставим детям, так и для того, чтобы встать на уровень Шекспира, Толстого и прочих, сперва надо овладеть хотя бы простейшими приемами воздействия на читателя.

Кто-то остановится на этом уровне: деньги, бабы, слава – но кто-то захочет пойти дальше. Ни в коем случае не стоит умалять значения этой армии «мастеров спорта»! Литература, как и спорт, как наука, преподавание и прочее – не держится на двух-трех вершинных именах. Писателей, как ученых или музыкантов, нужны тысячи. И каждый сеет «разумное, доброе, вечное» в меру своих сил и способностей. Не каждый читатель способен усвоить сложные истины в изложении Толстого или Достоевского. Но зато сможет к ним приобщиться в наивном пересказе Пети Васькина.

Итак, начинаем с нуля. Да, я начал собирать эти литературные приемы давненько, чтобы объяснить друзьям, что это такое же ремесло, как и у них, инженеров. Собирал и пропагандировал. А потом, уже будучи членом Союза писателей СССР, лауреатом украинских премий, когда сел за парту на элитных Высших литературных курсах, потрясенно узнал, что изобретаю велосипед. Приемы литвоздействия уже, оказывается, существуют! Общие для всех. Базовые. Отличия стилей, методов и прочего начинаются на самом пике, шпиле, когда писатель в самом деле приобретает оригинальность, свое лицо. Но каждый из пишущих все-таки изобретает этот базовый велосипед сам, расходуя на черную работу драгоценные годы, а потом трусливо таит накопленное, чтобы не подсмотрели, не увидели, не воспользовались на халяву, он же кровью и выбитыми зубами…

А вот когда станете мастерами, тогда и начнется борьба гроссмейстеров!.. До мастеров я вас доведу… по крайней мере, могу довести тех, кто этого хочет. Кто желает изобретать велосипед – не осуждаю, но и мешать не буду. Эта книга для тех, кто готов учиться на чужих ошибках… чтобы свои ошибки делать уже на уровне гроссмейстера, где вам ни я, ни кто другой не поможет. Но и не помешает. Зато именно тогда вы обретете настоящую мощь… мощь литературных магов!

Приемы литвоздействия уже, оказывается, существуют! Общие для всех. Базовые. Но каждый из пишущих все-таки изобретает этот базовый велосипед сам, расходуя на черную работу драгоценные годы!

Повторы? Склероз?… Или такой вот литературный прием?

Отвечаю сразу: не столько литературный, сколько педагогический. Да, в этой книге есть непрямые повторы, более того, – их немало. Но не от маразма или старческого склероза, в конце концов, если самому невмочь, нетрудно было бы поручить выловить их редактору. Этого не сделано, потому что у вас в руках не роман, а учебник. В учебниках и задания на дом, и материалы для повторения, и в конце каждой четверти еще раз излагается для запоминания – самое важное, квинтэссенция, так сказать.

Я не случайно повторю, к примеру, что за моими плечами Литературный институт, это не для хвастовства, у меня есть чем похвастать и покруче, а потому что основные аргументы моих противников, как против моего творчества, так и против этой книги, сводились к тому, что какой-нибудь сопливец отыскивает в моей книге какую-нибудь шероховатость и на этом основании начинает размахивать отрывком, обвиняя Никитина в… неграмотности!

Сработало то, что я о своем прошлом литейщика говорил часто и гордо. И о том, какой у меня объем мускулов – сорок сантиметров. Но что за плечами лекции Литературного института, его семинары, что все-таки закончил двухгодичные Высшие литературные курсы – те самые двухгодичные, куда по конкурсу только из числа самых-самых талантливых молодых писателей… об этом никогда никому не говорил. Так вот на этих ВЛК, в кругу сильнейших, мои вещи седоголовыми профессорами, знатоками языка, ставились в пример виртуозности, отточенности и богатства стиля, все это легко проверяемо: живы и сокурсники, и преподы. Да, повторяю, четверть века тому на семинарах ВЛК я был сильнейшим. Этого я раньше не говорил. Возможно, зря. Это сразу бы умерило пыл некоторых критиков с заметно техническим образованием.

Но когда подошло время издать это пособие, тогда еще втрое тоньше и в мягкой обложке, то пришлось маску сбросить, хотя и сделал это с большой неохотой. С еще большей, чем сбрасывал маску сэра Гая Юлия Орловского.

Пришлось сказать, что насчет накачанного литейщика с одной извилиной в башке – это я сам с великим удовольствием запустил в литературные массы. Мне нравился такой, как сейчас сказали бы, шокирующий имидж. Да и щас ндравится. Люблю дразнить гусей и дураков, ну вот аддикция у меня к этому малопочтенному занятию. Просто стыдному у человека моего возраста и положения. И пусть тот гусь, кому это помогает жить, свысока говорит о Никитине как о литейщике и дальше. Но вам этот мышчастый образ пусть не помешает серьезно читать книгу и – особенно! – те рекомендации, как улучшить произведения. Это вам говорит уже не литейщик, точно.

Повторяю, у меня специальное профессиональное образование, если кому-то это важно, я закончил именно то единственное на весь огромный СССР заведение, где оттачивался не только язык, но и умение писать, а это уже другое, качественно высшее, дальше по ходу поймете, о чем речь. Так что о своем образовании я сказать вынужден потому лишь, чтобы знали: я знаю предмет, о котором говорю. Да плюс я общался со многими-многими писателями, которые тоже переросли планку «чистоты языка и стиля», знаю их приемы, которые здесь выложу вам.

Так что помимо специального образования я еще и сам писать умею. Сэр Ричард Длинные Руки замолвит словечко насчет тиражей.

Кстати, по теме небольшую цитату из великого Гельвеция:

«Гений похож на те обширные земли, где встречаются места мало ухоженные и плохо обработанные: на столь большом пространстве нельзя все тщательно обработать. Только люди небольшого ума присматривают за всем: маленький садик легче держать в порядке».

Я подумывал, как расположить материал в книге, чтобы поудобнее: то ли по важности, то ли по удобности пользователя, то ли по принципу от простого к сложному. Увы, все чревато боком, это не математика, где нужно обязательно усвоить четыре правила арифметики, потом простейшую алгебру, затем интегралы… В литературе никто и никогда не идет от начала произведения к концу, проделывая всю работу и никогда не возвращаясь, чтобы поправить, подтесать, заменить, переставить, убрать, затушевать, усилить, добавить метафор, сравнений и прочего, прочего.

Более того, чаще всего автор уже публикуется, у него есть читатели, но он все еще не созрел для восприятия некоторых сложных истин: как именно сделать свою вещь ярче, значимее, а любое произведение, как это кощунственно ни звучит, можно сделать сильнее буквально на порядок. Это обычный путь, все нормально, автор растет постепенно, от книги к книге. Постепенно узнает и учится применять все больше изобразительных средств.

Вот потому и материал в этой книге расположен достаточно свободно. Так, чтобы можно заглядывать в середину, возвращаться к началу, снова и снова перечитывать какие-то моменты, а то, что кажется бесспорным, пропускать, бегло проглядев один раз по диагонали. Именно так любой автор работает и с собственным художественным произведением, подтесывая то в середине, то в конце, то просматривая концовки глав, чтобы сделать их поярче, ибо КОНЦОВКИ ГЛАВ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОТБОРНЫМИ.

По крайней мере, над ними надо работать более тщательно. Считайте, что это уже начало обучения, так что, пожалуйста, лучше всего выписывайте такие ключевые правила на отдельный листок.

Я когда-то, открыв для себя тот или иной способ улучшения текста, просто писал крупными буквами на обоях над столом, где стояла моя пишущая машинка. Когда женился, пришлось писать на бумажке и пришпиливать аккуратно кнопочкой.

Все дело в том, что автор увлекается, прет, как танк, не замечая, что свой текст дорисовывает воображением, но читающий не сможет заглядывать к нему в мозг, ему нужно все это рисовать буквами.

А чтобы делать текст именно для читателя, как мы и делаем, как бы ни трындели, что пишем «для себя», надо соблюдать правила, правила, правила воздействия на читающего!

В свое время Честертон, автор замечательных приключений патера Брауна, мудро заметил: речь нуждается в захватывающем начале и убедительной концовке. Задачей хорошего оратора является максимальное сближение этих двух вещей.

Это же в полной мере применимо и к литературе.

Итак, первое по тексту этой книги, но не по значимости:

1. Концовки глав надо отделывать особенно тщательно.

Это типа напоминания, что вся соль анекдота в последней фразе, потому если в середине еще можно что-то промямлить, то концовка должна быть четкой, хлесткой, без единого лишнего слова!

Да и вообще…

Я никогда не читал лекции, потому не скован никакими правилами и привычками, а другие, как вы понимаете, мне не указ, я ведь писатель, а мы все такие, выбираем дороги нетореные. Да и глупо пытаться делать книгу в таком же ключе, как делали в прошлом веке, допотопном, двадцатом, был такой, крепостной век, крымско-троянская война…

Сейчас сознание у нас блиповое, что значит быстрее усваиваем, хватаем на лету, нам не требуются длинные нити идей, мы все имеем дело с образами новой культуры: короткими сообщениями, заголовками новостей, гиперссылками, объявлениями, коллажами, клипами.

Все это не укладывается в старые формы, но зато позволяет чувствовать себя свободнее в таком мире.

Потому и эта книга, книга-блип. Она тоже чаще всего из небольших сообщений, которые набирались в течение ряда лет, я не стал их подгонять под какой-то шаблон двадцатого века, все-таки уже в двадцать первом, вода отжата, так что прошу!

И еще вдогонку…

…книга писалась несколько лет, так что, если какой-то вопрос поднимается неоднократно, это не промах автора или редактора.

Дело в том, что многие явления, к примеру отношение к чистоте, вычитке, устранение сорнячков в языке – вопрос очень неоднозначный. Вроде бы и надо добиваться вот такой уж гладкости, чтобы ни камешка на дороге ни сорнячка, но в то же время, как заметил по опыту, как своему, так и коллег, стремление к чистописанию вредит не только замыслу и глобальному воплощению, но даже самой ткани произведения.

Потому в одном месте указываю, как именно бороться с ошибками, добиваться правильности речи, в другом – не увлекаться, не подменять живую ткань стерильным чистописанием. Противоречий в этом нет, как может показаться, ибо хотя все сорняки и сырые места надо убирать из текста нещадно, однако, как уже почти сказал, стремление к чистописанию может погубить произведение.

То же самое относится и к ряду других моментов, которые я из значимости поднимаю в этой книге по два-три раза, поворачивая их то одним боком, то другим. И добавляя доводы.

Насчет языка еще: современники сетовали, что Байрон в каждой строчке делал по три ошибки, пунктуацией не занимался вообще – тире ставил вместо запятых, точек, двоеточий, точек с запятыми и просил друзей исправлять, причем в таких выражениях: «Оточте, пожалуйста, эту вещь, ради меня». Ну и хрестоматийное о Вольтере: «Вы знаете, у Вольтера всегда очень много орфографических ошибок!» – «Тем хуже для орфографии».

Здесь, конечно, немало бравады и перехлеста, все-таки и Байрон и Вольтер знали орфографию, без этого больших писателей не бывает, она приходит автоматически в процессе длительной работы, но ясно говорит, как великие относятся к мелочам, в том числе и к абсолютной правильности расстановки слов.

Грандиозности Байрона или Вольтера невылизанная ткань их работ вовсе не умаляет, как не придают величия автору чисто вылизанные тексты Василия Пупыркина.

Писатели – тоже люди. И тоже ходят по бабам

И, конечно же, брешут им о своей работе. А также и всем остальным. Не так грубо, как грузчики, что прикидываются перед бабами мастерами или прорабами, а то и менеджерами строек, у писателей она гораздо тоньше и красившее, но все-таки суть одна и та же:-). Любая поэтизация своей профессии хороша до известной степени. Очень часто она переходит в откровенную брехню о достоинствах своей работы. Писатели грешат этим едва ли не больше всех, ну вы знаете о всех этих божественных вдохновениях, зове души, музе, крылатом Пегасе и прочей хрени. А так как сама профессия писателя – создавать миры, то вот и создали о себе, своей профессии красивую и потрясную легенду, в которую охотно верят лохи, суеверные старушки и халявщики.

Ну чего стоит вот такое красивое изречение Берне: «Чтобы написать хорошую книгу, нужно взять только перо, обмакнуть его в чернила и выложить свою душу на бумагу». Ах-ах, как красиво! Ну прям вот уже слезки закапали от прилива больших чуйств и умиления. Как все, оказываецца, просто: даже грамоте не надо учиться, только взять перо, обмакнуть в чернила (выбрасываем сорняк «его») и выложить свою душу (нет, «свою» тоже выбрасываем, сорняк).

Тем более не надо учиться писательскому мастерству!

Однако не зря Джонсон предостерегает: «То, что написано без усилий, читается, как правило, без удовольствия». Душу же, как вы понимаете, не придется выкладывать с усилием, она сама выложится, прям-таки выльется, извергнется, как… ну, сами понимаете, что из нас извергается.

Есть еще одна легенда для тупеньких: «…я начал писать вот так, но герои взяли и повели меня сами, они зажили своей жизнью, я не властен над ними, я только следовал за ними…» и прочая, прочая, прочая дурь. Если такое говорится всерьез, то это тупой графоман, абсолютно, подчеркиваю: абсолютно не умеющий писать и не понимающий простейших законов творческой работы, а если не всерьез, то это еще одна сторона распускания павлиньего хвоста перед дураками и бабами. Вот, мол, какая божественная непостижимая мощь в моем занятии! Вот с какими небесными силами я имею дело! Не то что вы, тупые…

Напоминаю: всякий автор, еще только приступая к написанию рассказа, повести, пьесы или романа, – уже знает, чем он закончит произведение. Это элементарный и никогда не нарушаемый закон. Поступают иначе только любители, которые никогда не станут профессионалами.

Да, бывают ситуации, когда в процессе написания большой вещи, если пишется долго и трудно, вдруг появляется яркая мысль, как повернуть сюжет в лучшую сторону или вообще второстепенного героя сделать главным. Но опять-таки, профессионал не спешит тут же следовать ей, а сперва мысленно проведет линию до конца, посмотрит, чем эффектно закончить, даже придумает яркую концовку, а уж затем сворачивает на эту тропку.

А это, как понимаете, совсем не то, что «герои меня повели». Профессионала не ведут. Он сам ведет героев в точку, куда ему нужно. И приводит всегда в тот момент, который нужен автору.

То, что написано без усилий, читается, как правило, без удовольствия.

Каковы обязанности писателя на самом деле?

Немалая часть этих блипов родилась под влиянием дискуссий, споров или как ответы на те или иные вопросы, поднятые в Корчме. Вот только что забрел очередной… это слово опустим… и это поскипаем… словом, гомо, который весьма своеобразно понимает слоган, что писатель вроде бы должен, просто обязан выражать чаяния общества, то есть читателей.

Вот он и требует, чтобы я удовлетворял его запросики. Ну, вроде как официант, который откликается на все запросы с угодливым: чего изволите? Можно бы отмахнуться, как обычно делаю, но на этом раз в Корчму слишком уж большой наплыв идиотов, какое-то сезонное обострение, оригинально мыслящего поддержали почти большинством, так что надо ответить, надо. Конюшни уже нет, где таких раньше секли, так что надо… ответить.

Мягкий в выражениях Лихтенберг сказал в свое время: «Мне всегда нравится больше человек, который пишет так, что это может стать модой, чем тот, который пишет так, как того требует мода». Сейчас время не мягкое, стиль жизни тоже, а о выражениях лучше промолчу, сами подберете словечко, которым можно назвать такого человека.

Да, писатель вполне может быть официантом, как может быть… ну, кем угодно. Но все-таки на «золотой полке» остались те, кто не подстраивался под «запросы и чаяния». Кто опережал, опережал намного, кто не просто опережал, а видел дальше, увиденному либо радовался, либо ужасался, призывал ускорить шаг или свернуть в сторону, обойти или же собраться с духом и…

Мне нравится то, что сказал первый премьер-министр Израиля, отец и основатель государства, Моше Даяну: «Я не знаю, чего хочет народ, но знаю, что полезно для него». И он никогда не шел на уступки, никогда не подлаживался под требования и пожелания народа. Это же самое могли бы сказать дядюшка Сталин или Гитлер, я с той же легкостью процитировал бы их: на меня, как на Писателя, не распространяются законы политкорректности или хрен знает чего еще. Если сказано хорошо и правильно, писатель должен цитировать любую мудрую мысль. Потому что эта гребаная политкорректность может научить только чистописанию, а писатель должен парить над вкусами, обычаями, политикой, экономикой, сегодняшней моралью, ибо завтра она может быть уже другой… мы, кстати, ее как раз и создаем своими работами.

Писатель должен писать без оглядки на тупое стадо, кем на самом деле является большинство читающих, лишь процентов десять об общего числа усваивают ваши мудрые мысли, вообще понимают, остальным же дайте побольше выстрелов, изнасилований, погонь, колдунов, рыцарских турниров, эльфов с остроконечными ушами и «хорошо сбалансированные мечи»…

Запомните: вы не официанты! Вы даже не артисты, которые исполняют концерт по заявкам, а на бис выходят, раскланиваются и снова поют то, что больше всего понравилось залу.

Вы рождены быть вождями. Ну а кем станете – вопрос другой.

Новое поколение лишено той дури, что окружала профессию писателя в советское время. Дескать, муза, вдохновение и все такое прочее, часто слышал эдакое барское: «Да вот сегодня что-то не пишется…».

Сейчас нужно относиться к своей работе, как, скажем, к копанию канавы на своем участке. Да, не хочется, хотя и понимаем, что нужно. И потому копаем.

И что-то не слышу: «Да вот что-то не копается…»

Кликающий человек

У вас у всех в руках бывает пульт дистанционного управления телевизором, так что сразу поняли, что я имею в виду, не так ли? Кликающий человек – это тот, у кого в руке такой вот пульт, символ власти в семье.

Дело не в том, что каждый из нас, ощутив в руке этот волшебный жезл, начинает нажимать на кнопки, вызывает к реальности один мир, через пару секунд отправляет его в небытие, снова кликает, смотрит еще пару секунд, кликает дальше… Удержаться трудно, сами знаете. Дело в том, что современный человек уже неспособен воспринимать длинные сложные мысли, его сознание… да что там вилять вокруг да около, ваше сознание уже настроено на короткие, но достаточно яркие фрагменты информации.

Окружающий нас мир затоплен лавиной новой информации, потому выхватывает только, так сказать, заголовки. Вернее, всобачивает все самое важное в эти заголовки. Мы это видим и по текстам новостных сайтов, и по бегущей строке на экране жвачника, и вообще все наше восприятие мира настроено на его фрагментарность.

Потому и расположение текста в этой книге такое же фрагментарное. Постмодернизм так пусть постмодернизм, как не обзови, но главное, чтобы текст лучше воспринимался и лучше запомнился. Я не поверю, что в старые добрые времена Тургенева или Достоевского тексты умели располагать лучше, все-таки с тех времен чему-то да научились.

Осваивая наследие Толстого, Достоевского и вообще классиков, не забывайте, что мир стремительно меняется. Вы должны писать уже иначе…

Об усвояемости правил

Есть хорошая классификация смены взглядов: «5 лет: мама все знает!» «12 лет: мама не все знает!» «16 лет: мама ничего не знает!», «30 лет: эх, надо было слушать маму…» Это к тому, что некоторые вещи доказывать бесполезно. Нужно, чтобы человек созрел до понимания.

А тогда и доказывать будет не нужно: сам поймет. Ну разве что сумеете убедить на месяц раньше, но только потому, что будет готов, чтобы его поле засеяли новыми семенами.

То есть если какие-то положения в этой книге кажутся неверными, глупыми и вообще абсурдными, то не тратьте силы на опровержения – просто примите ту часть, что принимается без протеста. Пройдут годы, в организме произойдут всякие там изменения и… примется еще какая-то часть.

Пройдет еще линька-другая, и станет понятно и остальное. Этот учебник рассчитан на все уровни, но если в математике сразу видно, какую главу еще рано читать: там значки непонятные, то в литературе создается иллюзия понятности всего материала, потому любая непонятность маскируется под: «Автор – козел, что за чушь несет?»

Ничего страшного, берите то, что берется.

Автор этих строк тоже прошел весь путь, так что знает, что вам предстоит.

Интернет и писатели в нем

Да, все эти годы, столетия и даже тысячелетия писатели были отделены от общества, в отличие от певцов, актеров или цирковых клоунов. Отделены в том смысле, что общались со своей аудиторией только через книги. Их, в отличие от артиста или футболиста, не узнавали на улице и не бегали с просьбой об автографе.

Как мы уже видим по истерическим интервью, многие из пишущих страстно жаждут показать себя наяву, рассказать о себе, о своих привычках, своем меню, какой бумажкой пользуются в туалете. Словом, не могут остановиться, просто захлебываются от словоизвержения, какая уж тут литература, когда я вот он, смотрите на меня, слушайте меня, умницу и красавца!

И тут пришел Интернет… Правда, сперва был ФИДО, но его опустим, там и народу было поменьше, и правила строже, зато Интернет позволил развернуться всем: и писателям, и критикам, и читателям. Уже давно не секрет, что авторы в Интернете присутствуют практически на всех литературных форумах. Не все пишут постоянно, но все бдительно следят за новостями, бывают на форумах, влезают в дискуссии, правда, очень редко под своими именами, затевают новые споры, интригуют, распространяют слухи, информируют о вот-вот выходящих книгах, жадно вылавливают любое упоминание о себе, самом замечательном и талантливом.

Интернет дал автору уникальную возможность моментально получать обратный отклик от тех, для кого пишет. Если раньше надо было ждать после выхода книги месяцы, прежде чем появится первая рецензия (на мою первую книгу «Человек, изменивший мир», 1973 г., рецензия появилась через год!), то теперь отклики появляются в Сети буквально на другой день после того, как книга поступила в продажу. А то и в тот же день, если читающий успел проглотить текст и сесть к компьютеру.

Более того, отношение читающих можно узнать заранее, если выложить книгу в Сеть, так сказать, для бета-тестирования, а уже потом, собрав все отзывы, подумать наедине с собой, что принять, а что отбросить, и уже исправленную и дополненную сдавать для издания на бумаге. Конечно, девяносто процентов откликов – это вопли тинейджеров, типа «рулез» или «масдай», в этом возрасте середины еще не видят, но и они ценны, все-таки автор видит, как примут и бумажную версию, еще не поздно скорректировать! Ведь на самом деле не важно, какая у этих ребятишек глубина аргументации: для вас, автора, куда важнее, какое впечатление произвела ваша книга, не так ли?

Но есть и минусы общения в Интернете для писателя: возможности кажутся настолько необъятными, что он сутками не вылезает из Паутины, рекламирует себя, свои книги, инициирует дискуссии о себе, своем творчестве, старается подать себя лучше, чем он есть на самом деле, а, заметим, Интернет дает широчайшие возможности: ведь видим только текст, в котором писатель изначально сильнее читателей, никто не видит его пьяную харю с близко посаженными глазками, прыщ на губе, чирей на лбу, засаленный ворот нестиранной рубашки, даже не слышит пьяный голос…

Но опять же, напомню старожилам Интернета, как упорно и долго раскручивали себя ловкие ребята, написавшие одну-две книги и старавшиеся на них въехать в рай? Не получилось. И не получится. Всему виной тот же открытый доступ к книгам в магазинах, когда любой сперва прочтет несколько абзацев в разных местах книги, а потом решает: купить или поставить обратно, а в Сети так и еще проще: открыл файл, посмотрел, почитал, вынес вердикт.

Так что не увлекайтесь, не увлекайтесь. Очень скоро в процессе общения понимаете, что вопросы и суждения повторяются, ничего нового о своих книгах уже не услышите, достаточно точное отношение к своим книгам вы уже уяснили. И если хотите что-то услышать иное, то сперва надо написать это принципиально иное, а не очередное продолжение или же новую книгу о Борьбе Светлых Богов с Темными Богами и очередном расколе мира, где избранный сирота явится и спасет вселенную.

Верно подметил критик Вадим Нестеров, что понятия «сетевой автор» и «графоман» стали почти идентичны. Это не так, конечно, но в сознании большинства, увы, отложилось, что если помещаешь свои вещи в Сети, то лишь потому, что в издательства не берут. Потому будьте все-таки с сетевыми публикациями осторожны. И хотя вроде бы вы – законодатель, но чтобы переломить быстро складывающееся читательское мнение, нужно выпускать действительно очень сильную книгу, чтобы не говорили: «А, все-таки сумел пробить в печать ту лабуду, что уже год болтается в инете…»

Возможности Интернета – это и возможности автора. Но они же и добавочные опасности.

Последняя надежда ленивой твари

Кстати, почему такое дикое неприятие того, что писателю тоже надо учиться писать? Почему такое единодушие в рядах тех, кто уверяет, что «это от Бога», от вдохновения, озарения и прочая, прочая? Кроме того, можно подметить, что в лагере тех, кто уверяет, что писательству научиться невозможно, что писателями рождаются, настоящих писателей-профессионалов не так уж и много! Ведь те прекрасно понимают, что они учились, учились упорно, и если и говорят, что писательскому ремеслу научиться невозможно, то это лишь тактический ход, чтобы сбить соперника на ложные тропки. Словом, такая странная точка зрения на литературный труд в обществе держится упорно. Так же, как вера в UFO, Бермудский треугольник, Шамбалу и деревья-людоеды. Хотя нет, о деревьях-людоедах уже молчат, но вот про писательский труд, которому учиться не обязательно, все еще говорят.

Но загадки нет. Это последний вздох, последняя надежда загнанной ленивой твари, что все еще надеется на халяву. Везде ей обрубают крылья, никаких говорящих щук и золотых рыбок не оказалось, родители заставляют учиться, а власти – служить или работать, однако учиться, а потом еще и горбатиться ну прямо до свинячьего писка не хочется!

А вот писательство все еще манит халявой: без образования и упорного труда в один скачок взять сразу и бабки, и славу, и баб-с, и все такое. Каждый из этих емель размахивает козырным тузом, что, мол, из Литинститута ни одного сильного писателя не вышло. А все успешные писатели чуть ли не из зоны и с двумя классами образования.

Это сродни мечтам, даже не мечтам, а грезам выиграть в лото миллион или на мусорке отыскать лампу Аладдина. Потому с этими людьми спорить бесполезно, это спор логики и фактов с верой, а вера, как вы знаете, на логику и факты кладет. Но вовсе не слова на музыку. Человек с сокрушенной верой – уже не человек, а нечто сломленное, погибающее в этом сером мире.

Потому оставим тех людей со своими иллюзиями. Как и всяких верующих. Пусть для них существуют динозавры в лесах Амазонки, люди-телепаты, говорящие щуки и писательское ремесло, которое приходит само, без учебы.

А это книга для тех, кто мужественно, хоть и с грустью сознает, что нет в этом мире говорящих щук, золотой рыбки, лампы Аладдина, а есть удача, на которую надеются и желают друг другу слабые да ленивые, и еще есть успех, которого добиваются умные, сильные, талантливые. Удача, скорее всего, не придет, слишком много ждущих, она почти так же вероятна, как и говорящая щука, зато успех придет обязательно, если работать и работать.

И тем не менее приходится со стыдом за докладчика наблюдать, как на различных курсах, семинарах и лекциях по писательству докладчик всегда долго извивается, рассказывая очевидную для самого себя, но не для слушателей дурь, что он-де вовсе не собирается учить писать, упаси боже, это же святая святых, нельзя туда с линейкой и прочей алгеброй, он только чуть-чуть сообщит о разных способах писательства… ну, как это делали другие писатели. Это, конечно же, ни в коем случае не обязывает их пользоваться этими приемами, упаси боже, но это можно знать в качестве, так сказать, полезной информации…

Представьте себе, что желающему научиться играть на рояле сказали бы, что учить его не будут, упаси боже, это же вмешательство в святая святых, он же и сам не слепой, видит, какие клавиши белые, а какие черные, а ему лишь расскажут, как вдохновенно творил великий Моцарт!

Нет-нет, не ждите, что сразу начну объяснять, как поэффектнее закрутить метафору, как лучше пользоваться сравнениями или в каком порядке выстраивать слова для большего эффекта.

Это слесарю можно вот так с ходу, профессору математики или президенту страны, у них профессии попроще, но мы имеем дело с литературой, там все намного сложнее, без вводного курса не обойтись. Да вы и сами увидите, почему не обойтись.

Один из бесспорнейших плюсов выбора пути писателя

Чтобы не забыть, скажу сразу: у вас есть преимущество перед всеми остальными профессиями мира еще в самом начале старта. Особенно важное для людей закомплексованных, зажатых, просто застенчивых или, скажем, непробивных. Да, это чуть ли не единственная профессия в мире, где абсолютно непробивной человек может пробиться. С легкостью! Даже с первой попытки… гм, ну, с первой вообще-то проблематично, но ведь никто не узнает, какая она по счету, а приятелям можно сказать, что с первого ходу – сразу в дамки.

Да что там далеко ходить за примером. Вот я, собственной персоной, вот такой крутой и лихой на этих страницах, но абсолютно непробивной в жизни. Потому и при власти не печатали, ибо тогда важнее было пробиваться в печать, договариваясь с редактором, чем хорошо писать, и потому именно сейчас печатают меня, а не тех бойких ребят, что так хорошо умели устраиваться при советской власти. Имен не называю, вы их знаете, большинство из них достаточно громкие в те времена, но сейчас эти герои ходят очень тихие, носят рукописи, но их не берут из-за явной слабости.

Наше преимущество, преимущество непробивных в том, что, если хорошо напишете, за вашей рукописью издатели к вам приедут сами. Главный редактор примчится и договор привезет. И будет уговаривать печататься именно у них, расхваливать свое издательство и будет приговаривать: «Если чем-то недовольны, сразу скажите, тут же исправим…» Секрет нашей профессии в том, что хорошая книга пробивается сама. Вы сидите дома, а она пробивается, ломает стены, сокрушает преграды, завоевывает награды, звания, медали, гонорары, баб-с, как же без них.

Для этого вам надо всего лишь писать. Можно писать втихую, если побаиваетесь, что знакомые будут смеяться, мы к этому очень уж чувствительные, а потом периодически посылайте в издательство. Лучше всего имейлом, так проще, к тому же в этом полная анонимность, друзья и собутыльники ничего не будут знать до тех пор, пока не въедете во двор на собственном тюнинговом «Бентли».

Книга, сказал Карл Вебер, которая не стоит того, чтобы читать ее дважды, не стоит и того, чтобы читать ее один раз, и потому я счастлив, когда читатели засыпают имейлами: ну когда же ваша следующая? Все ваши книги я прочел по три-четыре раза!

А Дюма-младший сказал вдогонку: произведение, которое читают, имеет настоящее; произведение, которое перечитывают, имеет будущее.

Хорошо сказал Вольтер: «Весь мир, за исключением только диких наций, управляется книгами», а Буаст добавил: «Если вы желаете себе несокрушимого памятника, вложите свою душу в хорошую книгу». Прекрасно, стоит только убрать сорняки: «вы», «себе», «свою».

Это, значитца, потихоньку и вроде бы незаметно начинаем работу со словом.

У вас есть очень неплохие шансы войти в бессмертие!

Никто не узнает, сколько раз вам отказали, сколько раз настучали по рогам и посоветовали лучше пойти убирать мусор или мыть пивные кружки в баре. Зато потом, когда рукопись принята…

Еще об особенностях профессии

Здесь уместна аналогия со спортом. Там тоже надо ходить и пробиваться, пока вы разрядник или кандидат в мастера. Но вот вы пришли, никому не известный и никому не нужный, в спортивный зал и там запросто подняли рекордный вес! И – все. Больше вам делать и объяснять ничего не надо. Вокруг вас сразу же забегают. Засуетятся. Вам принесут и кресло поудобнее, и заслуженный тренер сам прибежит, и менеджер с кипой договоров.

Насчет непробивности я, возможно, сгустил краски. Думаю, она есть и у меня, и у вас, но прибегать к ней прибегаем, когда уж совсем чувствуем свою беспомощность. Я, во всяком случае, никогда к ней не прибегал, потому что за меня пробиваются мои книги. Чтобы начинать давать интервью, встречаться на конференциях и пиарить себя во все щели, – это прежде всего признаться, что уже достигнут потолок, уже иду по наклонной вниз и потому изо всех сил стараюсь удержаться хоть на какой-то высоте, чтобы замедлить сползание в неизвестность, нечитаемость…

Что, сгустил краски? А посмотрите на тех, кто усиленно выступал на читательских конференциях, чьи интервью и портреты публиковались в газетах, кто заполнял Интернет рассказами о своих гениальных творениях?… Поднимаются или сползают?

Вам это надо: начинать с того, чем обычно заканчивают карьеру?

И еще на эту же тему. Обращение, так сказать, лично к непробивным. У зажатых и непробивных в занятии литературой явно преимущество: им некуда отступать, в то время как пробивной человек, разок попробовав что-то написать, может решить, что трудно, плохо, долго, нудно – бросит и уйдет пробовать себя в политике, менеджменте, коммивояжерстве, а вот вы будете долбить эту стену… и успех придет!

Причем успех писателя всегда заметнее успеха политика или менеджера, а если думаете иначе, ответьте, какой политик правил Грецией во времена Гомера? А во времена Данте? А в эпоху Вальтера Скотта?

Порядок слов в русском языке

Написал про базовое и сразу же наперекор себе подумал, а что, если вот так, начиная еще с предисловия или введения, потихоньку вкраплять понемногу и законы правильной расстановки слов? Если у нас блип-учебник, то почему материал должен быть по классической схеме? Интуитивно чувствую, что вот так запомнится лучше. Ну словно идет себе горожанин, любуется солнышком, цветочки рвет, а тут его ба-а-абах палкой по голове: рвать цветы на газоне запрещено!

Итак, начинаем: в русском языке, в котором нет жесткой английской системы закрепления слов в предложении, даже на бумаге сохраняется удивительная свобода интонации. В зависимости от того, куда всобачите слово, меняется смысл. К примеру: «У попа была собака». Все понятно: поп являлся владельцем собаки, а не кошки или другой живности. Если же слова переставить: «У попа собака была», то сразу тоже все понятно. Была, да сплыла. Или: «Собака была у попа». Все ясно! А у попадьи – коза или зебра. Как видим, ключевое слово ставится всегда в конце фразы.

Зная это, можно замечать всякие проколы на каждом шагу: к примеру, вон у моей на полочке стоит «Онель», на флаконе пояснение: «Косметическое молочко для снятия макияжа с витамином Е». Тоже все понятно, мол, с витамином Е это молочко макияж снимает, а вот с витамином А уже нет, а с В или С нечего даже пробовать – навеки останется на мордашке.

Конечно, в устном разговоре можно поставить ударение на любом слове, подмигнуть или повысить голос, сделать пристойный или непристойный жест, тем самым меняя смысл, но ведь каждому купившему вашу книгу вряд ли сумеете объяснить, где повысить голос?

Поэтому в той фразе, которой я закончил занудное увещевание не пиарить себя, хоть и страсть как хочется, правильнее будет не «…чем обычно заканчивают карьеру?», а «…чем обычно карьеру заканчивают?». Улавливаете разницу? Нужно, чтобы уловили. Это читатель может не улавливать, но он уловит другое: берет его ваш текст за живое или нет.

Запоминаем правило, которое вам поможет делать текст ярким и выразительным:

Ключевое слово всегда ставится в конце фразы.

И еще один важный плюс! Очень важный

Продолжаем о выборе пути писателя. Вы играете один. Без всякой команды. Я с детства не любил футбол, волейбол и баскетбол, хотя меня с моим ростом всегда записывали во все школьные и внешкольные команды: не там прошел, не тому дал пас, команда потеряла очко, или же сам предъявляю кому-то претензии, а если никто никому, все равно порой остается какой-то осадок…

А здесь вы сами один на один с препятствием. Никто вам не мешает. Уже точно все пряники будут ваши, как и шишки. Но вы точно будете знать, что эти шишки заслужили вы, а не криворукий партнер, что пасанул мяч мимо. И что исправлять ошибку надо вам, а не Ване Пупкину.

Работа в одиночку ценна еще и тем, что вы можете работать всегда, когда у вас есть время, а не тогда, когда сумеет собраться вся команда. А с этим понятно, чем больше людей – тем труднее собраться и начать работать, помех больше.

Отсюда и обратный вывод: все ваше время пригодно для работы. Сколько вы из него истратите на писательский труд, а сколько на баб-с, столько и получите в том и другом.

Вывод:

все ваше время – рабочее.

Когда это началось…

Книга писалась многие годы, ведь начал я ее еще в 60-х, пожелтевшие листочки кочевали со мной с квартиры на квартиру, из коммуналки в коммуналку. Многое рождалось в виртуальных спорах в Корчме www://nikitin.wm.ru/, отсюда некоторая хаотичность, повторы. С другой стороны, такая подача материала свойственна вообще литературе: повторюсь – это не математика, где пока не усвоишь простейшие правила арифметики, нельзя переходить к алгебре.

Почему еще с 60-х? Я тогда публиковался много, бурно, во множестве журналов и альманахов, в месяц по пять-шесть публикаций, и товарищи меня постоянно спрашивали: Юра, как это получается, у меня два высших, кандидатскую пишу, но мои рассказы не берут, а у тебя семь классов, но твои рассказы на улет? И я начал объяснять, что нужно делать то-то и то-то, писать так-то и так-то, а здесь вот обязательно вот это, иначе будет провал, а вот такое правило – обязательно тоже, без него – хоть умри, в печать не возьмут…

Некоторые повторы возникают в процессе разбора полетов, когда проблема поворачивается с другой стороны, тогда же находятся и новые аргументы. С другой стороны, это позволяет более выпукло освещать важную для понимания проблему, а данные азы творчества усвоить надежнее.

Да, собственно, так и строится любой учебник: новый материал, затем – материал для повторения. Так что все-таки классика…

Сегодняшний мир книгоиздания…

…в котором вам придется жить. Прилавки завалены сотнями руководств, от тонких брошюр до толстенных томов в цветных глянцевых переплетах высокой печати, по тому, как устраиваться в жизни, как уживаться с людьми, как понравиться руководству, как завоевать внимание, как влезть в доверие, как начинать потихоньку самому руководить людьми, используя их слабости…

Хватает и руководств, как «пробивать» рукописи в печать. Но практически нет книг, где бы объяснялось, как довести ее до состояния, чтобы ее все-таки взяли. Я специально интересовался этим вопросом, но, кроме книги Николая Басова «Творческое саморазвитие», ничего не увидел.

То есть снова нас учат тому же, на чем было построено литературное дело при коммунистическом режиме: устраиваться, понравиться редактору, суметь пролезть, примкнуть к какой-нибудь группе, мол, коллективом пробиваться легче, как торговаться насчет гонорара, как проследить, чтобы не обманули при начислении аванса и прочее, и всякое, и подобная нелитературная хренотень.

Но вы же сами должны понимать, что в любом издательстве автоматически выставляются барьеры против попыток пропихнуть им слабые книги. И чем лучше будут написаны руководства о том, как пролезть в печать и напечатать свою лабуду, тем выше издательство поставит барьер против лабуды. Кстати, если вы вдруг не знаете, то книги о том, как обхитрить издательство, падают не с Марса, их печатают сами издательства, так что вот щас они вам дадут в руки оружие супротив себя!

Так как же все-таки стать писателем? С другими профессиями примерно понятно: чтобы стать музыкантом – надо иметь хороший слух, спортсменом – хорошую генокарту и плюс изнурительные тренировки, ученым – много думать и ставить опыты, художником – уметь рисовать…

Труднее сказать, что нужно, дабы стать писателем. Хотя художник и писатель – ветки одного корня, и любой писатель умеет рисовать, но аналогия с художником не пройдет: все уверены, уж что-что, а писать умеют! Читать же умеют? И письма, бывало, пишут. Из чата так и вовсе не вылезают.

Да и все писатели, как известно, бывшие инженеры, грузчики, врачи… Перечислять можно до бесконечности, будут перечислены все профессии на свете, кроме одной, литературной. То есть никто писателем не родился, каждый успел поменять не одну профессию.

И в то же время нелепость, что писательству научиться нельзя, а писателем надо родиться, – крайне живуча. И всякого, кто говорит, что трудом и учебой можно стать великим писателем, – заплевывают, а демагога с кличем «писательство от Бога» – слушают с восторгом. Горестный вопрос: почему?

Увы, ответ далек от литературы вообще, а кроется в нашей психике. Ну кому нравится серая истина, что ученье и труд – все перетрут? И что учебой и трудом можно достичь всего?… Нет, нам до свинячьего писка жаждется именно халявы, и мы готовы с горящими глазами слушать всякого идиота или хитреца, кто скажет, что халява есть, существует, в лотереи выигрывают миллиарды долларов, миллионеры женятся на проститутках, можно жить дураком, а потом говорящая щука выполнит все желания, и что есть особо одаренные (раньше Богом, а теперь – генетикой) люди, которые могут сразу написать шадевр и получить за него славу, деньги, баб-с, золотые памятники, все награды, премии, овации, виллы… Конечно же, каждый примеряет это не к соседу, тот бездарь, понятно, а к себе, талантливому, чей талант пока просто не проснулся…

Вывод:

Бог, может быть, и есть, но чудес уж точно не бывает. И никто еще не родился писателем. Вы – тоже.

Но стать им можете.

Горькая истина… Работать, увы, надо!

…хоть и привычная, что абсолютное большинство человечества, к которому принадлежим почему-то и мы с вами, постоянно брешет, как поповы собаки. Или, скажем мягче, врет. Или совсем уж деликатно: живет с неверным мировоззрением. Вы прекрасно помните, что героями во дворе и в школе становились те, кто убегал с уроков, а не отличники, кто напивается, как свинья, а не трезвенники, мы считаем делом чести отлынивать от работы, мы хвастаемся, как вчера надрались и как долго блевали, на конвентах и прочих сборищах делегаты (и писатели, ессно) соревнуются, кто перепьет остальных.

Попробуйте занять денег у коллег на мед в сотах – никто не даст, а если на бутылку водки – предложат со всех сторон. В России пьянство стало всеобщей обязанностью, и кто не пьет, тот вроде бы предатель, не наш человек, не стоит такого принимать в компании, звать в гости, и вообще он говно, подозрительный какой-то, все книжки читает, гад, хочет умнее всех быть, надо ему стекла побить, собаку его отравить, шины проколоть…

Понятно же, что это распространяется и на такую область человеческой деятельности, как писательство. Никто не скажет вам, что надо учиться писать, надо совершенствоваться, а всякий соврет, что это приходит само собой, то ли во сне, то ли от Бога, то ли прекрасная муза явилась после травки и напела стих или роман. Причем сами эти гуси вкалывают, как папы Карлы, но на людях прикидываются гуляками праздными.

И не катят ссылки на великих, которые говорили про то, как враз сели и написали эпохальную вещь. Литературоведы могут рассказать про Алексея Толстого, который частенько, придя в ЦДЛ, говорил небрежненько коллегам: вот вчера снизошло на меня, повестушку накатал за ночь. До утра писал. Только-только закончил. Хотите взглянуть?… Те смотрят, видят: вещь совершенна. И язык, и образы, и характеры, и все, что причитается большой прозе. Ну, Толстой, ну гений!..

Да, конечно, гений, но только немногие знали, что эту повесть он накатал не за ночь, а корячился над нею два месяца. И переписывал семь раз. И подолгу правил, выгранивал язык, шлифовал образы. Но… стыдился он почему-то признаваться, что работает, как каторжный! Ну хотелось ему выглядеть эдаким Моцартом, да не настоящим, тот вкалывал, как раб галерный, а именно гулякой праздным, каким изобразил его Пушкин. Увы, Пушкин лишь воплотил в этом образе мечту любого писателя: чтобы не вкалывать каторжно, а чтобы само приходило готовое, без черновиков, правок, переделок…

Почему такое противодействие моим словам, что писать можно научиться? Тем более странное, что оно одинаково мощно звучит и от профессионалов, давно завоевавших место под литературным солнцем, и от новичков, только мечтающих начать писать?

Давайте посмотрим сперва с позиции профи, она понятнее. Всякий, успев забраться в троллейбус, оборачивается и кричит: «Троллейбус не резиновый, не лезьте больше!» Собственно, склей я сегодня ласты, огорчатся разве что читающие, а среди профи будет праздник: это же освободится высокое место в рейтинге, все сразу приподнимутся на ступеньку, освободится масса бумаги, а читающие раньше Никитина воленс-неволенс купят, мол, мою книжку, которую раньше не замечали… Так что чем меньше влезет в наш литературный троллейбус, тем вольготнее будет в салоне. Меньше конкуренции. Читателю некуда будет деваться, как только покупать наши книги!

Начинающие же смотрят на литературное ремесло пока не как на ремесло, а как на халяву. Везде скучно и нудно говорят, что надо долго и упорно учиться, потом долго и упорно работать, чтобы медленно, очень медленно всползать со ступеньки на ступеньку вверх, а в литературе – раз-два и в дамки! Сразу бешеные гонорары, слава, голые девки, нобелевки, счет в швейцарском банке, собственные виллы во всех частях света, чтобы именоваться гордым словом «бомж», то есть без определенного места жительства:-)

И к тому же этот дар доступен только вам, уникальному! Именно дар, халява, а не что-то заработанное потом и бессонными ночами, как у других, простых, бесталанных, обыкновенных, к коим вы, ессно, не относитесь никаким боком, краем или фиброй.

И как тут воспринять мои гадкие слова, что как ушат холодной воды, что как большой грязной палкой по голове? Конечно же, это естественная реакция на действия гада, что разбивает хрупкую мечту, даже грезу, о том, как за нифига враз стать умным, красивым, богатым и знаменитым. Вы сидите себе терпеливо и высматриваете говорящую щуку или золотую рыбку, на худой конец все же трете медную лампу, и тут является хамло, что трезво так это говорит, что нет говорящих щук, золотых рыб-с, а медная лампа и есть только допотопная лампа и нифига больше!

Увы, чуда хочется почти всем. И если человек скрепя сердце все-таки соглашается (слишком много об этом писали и говорили!), что нет снежного человека, телепатии и Бермудского треугольника, но он взбунтуется и не поверит, когда кто-то пытается рушить мечту о литературном даре, особом, таинственном и непознанном!

Нельзя жить вдохновением. Пегас чаще идет шагом, чем скачет.

Мораль.

Троллейбус – не резиновый, но в литературе для вас достаточно мест. Однако без труда…

Отступление по технике языка

Вообще-то, и это правило, если следовать классическим правилам педагогики, стоило бы забросить подальше, к концу всего цикла лекций. Туда, где речь пойдет о доводке текста. Но если в год по чайной ложке, то кому-то надоест только базовое да базовое. Кто-то уже крут: если сейчас не поправит свое замечательное, то завтра с утра понесет в издательство. Так что для него надо хоть по капле, но давать то элементарное, что можно усваивать попутно с базовым.

Запишите для себя вот такое правило, выделите его красным, а если вы дальтоник, то просто крупными буквами и повесьте где-нибудь на самом видном месте. Чтобы всякий раз, пока пишете, взгляд натыкался на эту колючую проволоку.

И так до тех пор, пока это не войдет в пот и кровь. Но и потом не снимайте, все мы о нем забываем, приходится снова и снова напоминать, да не другим придуркам, а себе, талантливому и любимому.

Правило: не вешать на каждое дерево табличку с надписью: «Дерево». Более того, раз уж повесили, то снять. То есть вычеркнуть длинное и занудное объяснение, без которого и так все понятно. Все эти объяснения, которые так часто, к сожалению, встречаются, попросту раздражают. Никто не любит, когда его принимают за идиота. Но главное, это вредит самой ткани произведения, снижает динамику.

Без шуток, это напоминание насчет дерева стоит вообще повесить перед глазами, чтобы время от времени натыкаться, спохватываться, отыскивать в своем замечательном произведении эти таблички, – а они обязательно будут, каждый их вешает, но не каждый снимает! – и снимать, снимать, снимать…

Это очень важное правило. К тому же очень простое в исполнении. Никто, ни один писатель не в состоянии писать сразу четко и ясно, уж поверьте, я общался с очень многими. Всяк пишет с массой сорняков, но уровень писателя во многом определяется как раз тем, сколько сорняков он убирает из написанного, а сколько оставляет.

Сейчас в книжных магазинах свободный доступ к полкам, а это значит, что никто не покупает, как прежде, когда были отделены прилавком: «Девушка! Мне вон ту и вон ту, что левее…», а девушка сперва с натянутой улыбкой подает книгу, потом начинает пыхтеть и люто вас ненавидеть – ходят тут всякие – за то, что просите еще и соседнюю, долго листаете, и, наконец, благодарите, если смелый, возвращаете, а если нет – оплачиваете и не очень-то довольный идете домой. Сейчас каждый раскрывает книгу и долго всматривается в текст. Зацепит текст – куплю, не зацепит – поставлю на полку взад и пусть ждет своего покупателя.

Так вот, зацепит или не зацепит, во многом определяется количеством этих жутко раздражающих табличек на деревьях.

Вывод

Не вешать на каждое дерево табличку с надписью «Дерево».

Чего ждет каждый автор, так сказать, по дядюшке Фрейду…

…но в чем никогда не признается? Увы, автор подсознательно жаждет, чтобы авторов было поменьше, вообще чтобы он был единственный на весь мир, и потому чтобы в любом случае читали только его, Замечательного:-). И болезненно реагирует на появление новых, даже если на людях улыбается и поздравляет их с новыми победами, увы, так принято.

Только один из знакомых писателей сказал откровенно: Юра, а на фиг ты выдаешь им наши секреты? Мы горбом их постигали, каждый в одиночку изобретал, сколько шишек набили!.. Сколько ошибок, разочарований, потерь, тупиковых путей! А ты все отдаешь готовенькое… Пусть и они, гады, погорбатятся.

Но большинство, лицемеря даже перед своими, упорно говорили, что писательству научиться нельзя, что это от Бога, должна посетить муза или хотя бы пегий конь с крыльями, и что если будет вдохновение, то и пьяный грузчик напишет новую «Войну и мир», а не будет, то и свое имя не нацарапаешь.

Не стоит у классиков, политиков и великих деятелей прошлого выискивать подходящие для подкрепления своих позиций хлесткие фразы. Оно, конечно, звучит, но классики тоже не всегда бывали классиками, однако даже в ранге классиков иной раз брякали нечто либо в полемическом задоре, либо в порядке провокации, а потомки хватают по принципу: «Сам Такой-то сказал!» и глотают, как утки, не пережевывая и не понимая вкуса. К таким вот шедеврам относится и сентенция: «Если можешь не писать – не пиши!», она принадлежит тому самому человеку, который в споре с Сеченевым как-то брякнул: «А раз человечество такое подлое, давайте уничтожим его к черту, пусть все снова с обезьян или рыб!»

Фразы фразами, но по воспоминаниям современников, сам граф очень мог не писать, но превозмогал лень, дурное настроение, сплин, отсутствие музы и просто нежелание работать, и каждое утро садился к письменному столу. И работал, как ремесленник, то есть переписывал по двадцать раз один и тот же текст, улучшая его ремесленнически, в то время, как мы все знаем, начинающие гении и по второму разу не правят свои тексты, ведь это уже не творчество! Это даже – ах-ах! – убивает творчество, как вы понимаете:-).

Вывод

Вы, конечно же, лучше какого-то там Льва Толстого, но все-таки не рискуйте истратить жизнь в ожидании музы, что сделает за вас все сама.

Работайте!

Необходимость массовости профессии

Раньше и народ в массе был неграмотен, и профессия писателя была окружена ореолом таинственности избранника богов, к которому стенает не то конь с крыльями, не то девки опять же с крыльями. Сейчас же масса народа пробует себя на литературной стезе так же просто, как в бизнесе или профессии инженера, электрика, сборщика компьютеров.

А мы уже догадываемся, что в Бразилии нет шансов создать хорошую хоккейную команду, а вот в Канаде – есть. И не потому, что в Бразилии не играют в хоккей – играют! Но в Канаде играют все, а вот в Бразилии игроков… столько же, сколько в России было писателей в эпоху Бунина. Кстати, победы нашего хоккея относятся к эпохе, когда у нас играли все, во всех дворах. Но пришла новая эпоха, люди получили доступ к массе других профессий, ранее недоступных, и молодые сильные ребята, что раньше шли в хоккей, пошли в бизнес, рэкет, челноки, охранные агентства…

В литературе как раз наоборот. Сейчас, когда «можно писать все» и когда можно получать не урезанные советским чиновником гонорары, в нее хлынула масса людей, которые раньше искали бы другое применение своим возможностям. А это как раз ситуация с хоккеем в Канаде.

Искусство – как поиски алмазов, сказал некогда Солоухин… Ищут сто человек, находит один. Но этот один никогда не нашел бы алмаза, если бы рядом не искали сто человек.

Не презирайте тех, кто, в отличие от вас, просто решил лучше устроиться в жизни и пишет «коммерческие» книги. Помните, чемпионами канадцы становятся потому, что вся Канада играет в хоккей, как бразильцы – в футбол. Больше пишущих – выше уровень наших чемпионов. Выше наш общий уровень.

А давайте прямо и честно…

…слово «талант» заменим словом «халява»? Прямо и честно потому, что в данном контексте талант для этих людей означает именно халяву. То есть не учиться, не трудиться, а открыл рот и сразу запел арию Торквемады. Или сел за рояль и сбацал симфонию. Подошел к клаве и одним пальцем запросто отстучал роман, за который сразу получил все нобелевки, золотые статуи в рост оригинала, баб-с, аплодисменты.

По щучьему веленью, если прямо, а если возвышенно, то – талант, братцы, талант!

Правда, эти люди все же не торопятся просаживать деньги в лотерею, но вот в создание романа без всякого труда почему-то верят.

Если вы все еще верите в возможность выехать на голом «таланте», без долгого и неприятного порой процесса обучения, то бросайте читать дальше, ищите медную лампу, караульте у проруби говорящую щуку или золотую рыбку.

Иное время, иные песни…

Заранее придется принять аксиому, что никогда уже ваши произведения не будут столь значимы, как были бы еще в середине прошлого века. О Пушкине уже говорил и скажу ниже, но даже на моей памяти – оглушительно громкие и блистательные имена советских писателей, огромные многотысячные толпы восторженного люда, что собирались на площадях послушать поэтов, разовые тиражи по пять-десять миллионов экземпляров…

Все это ушло и больше не повторится. Ушла поддержка тоталитарной властью, когда большинство авторов выпалывалось, а одиночек превозносили: официальных – открыто, а так называемых диссидентствующих – тайно. К тому же раньше человеку некуда было податься, кроме как в спорт и в книжество. Да, одни писали, другие читали, теперь же в обществе гораздо больше возможностей реализовать себя в том же предпринимательстве, которого раньше не существовало. Плюс – появились телевидение, видеомагнитофоны, компьютеры, Интернет, видеоклипы, компьютерная графика… Если раньше кинокамера была диковинкой, а на пишущую машинку надо было брать разрешение из милиции, то теперь каждый в состоянии приобрести телекамеру, даже цифровую, пробовать себя в качестве… уже в другом качестве!

В то же время, подчеркиваю для тех, кто загрустил, возросли и возможности пишущего автора. Он может сразу разместить свою вещь хотя бы в Интернете, а раньше надо было ждать несколько лет, пока прочтут и поставят в план на публикацию, а еще не меньше трех лет на прохождение рукописи по всем этапам. Резко возросли гонорары. И хотя их еще недостаточно, чтобы каждую неделю на шаттле туристические полеты вокруг Земли, но все же авторы покупают роскошные квартиры или дома, дорогие машины и живут в достатке, не отвлекаясь на проблемы, чем накормить детей, а спокойно занимаются творчеством.

Это я к тому, что когда вам будут указывать на Гомера, Пушкина или даже на ныне здравствующих гигантов прошлого века, но сейчас стыдливо умолкнувших в тряпочку, принимайте спокойно эту… критику. Умных мало, а поговорить каждому хочется, к тому же каждый дурак почему-то считает себя очень умным и охотно берется учить других… Тут въедливый ехидно кивнет в мою сторону, но скажу, что я не ссылаюсь на Пушкина и не разбираю его знаменитую онегинскую строфу, а рассказываю на своем примере и примерах авторов, что пишут сейчас, и подсказываю, как выжить пишущему в условиях массовой культуры и Интернета. Как выжить, не роняя себя, не приспосабливаясь, оставаясь оригинальным, не поддаваясь масскультуре, а напротив, если понадобится для литературных целей, то и подминая ее под себя, заставляя служить себе.

Вообще советую никогда не спорить с критиками, ибо автор в заведомо проигрышной позиции. Еще до начала спора. Козе понятно, что критиковать проще, чем что-то творить, создавать, изобретать, строить. У критика, ессно, поддержка и энтузиазм миллионов, ибо каждому приятственно, что еще одного взлетевшего или пытающегося взлететь опустили. В смысле, на землю опустили, что не совсем земля, а ею станет, когда высохнет и потеряет запах.

Так что просто творите, сцепив зубы. Из ругателей только двое критиков вошли в историю, да и то не за ругань, а за переход к более активным действиям: один спалил храм, который критиковал, а другой, по имени Зоил, после многих лет придирок не утерпел и набил морду поэту, не посмотрел, что тот слепой и не может дать сдачи.

Автор сейчас может сразу разместить свою вещь хотя бы в Интернете, а раньше надо было ждать несколько лет, пока прочтут и поставят в план на публикацию, а еще не меньше трех лет на прохождение рукописи по всем этапам. Резко возросли гонорары.

Вы – создатели виртуальных реальностей!

Сейчас очень модно говорить к месту и не к месту о виртуальной реальности, при этом всегда имеется в виду нечто навороченное, с массой сложных приборов, человек находится чуть ли не внутри суперкомпьютера, весь опутан проводами, почему-то именуемыми чипами, видимо, для эффектности, проводов масса, хотя я уже сейчас пользуюсь беспроводной клавой и бесхвостым грызуном, словом, почему-то все мы, давно живя в виртуальном мире, все еще имеем его на других планетах.

Книга – тот же виртуальный мир, мы погружаемся туда, прекрасно понимая, что на самом деле рыцари короля Артура были грязными оборванными дикарями, а не нашампуненными красавцами в полных рыцарских доспехах XVI века, в костюмах от лучших дизайнеров, с идеально ровными и белыми зубами, разговаривающими так, как нужно писателю, то есть вам, а вовсе не «по правде», как требует дурачок… не стану называть его имя, вы сами его знаете, у каждого из вас есть такой прилипчивый придурок.

Повторяю, читателю совсем не важно, как было «на самом деле», он охотно включается в созданный вами виртуальный мир, принимает все правила игры, не обращает внимания на анахронизмы, ведь это игра, социокультурная игра, а натурализмом он и в реальной жизни обожрался, он ему осточертел, достал, он охотно принимает ваш придуманный мир!.. Читатель жадно воспринимает действие, следит за оживленным диалогом, сопереживает, хотя и понимает наигранность некоторых сцен, ненатуральность поведения: «В жизни так не бывает!», однако он не хочет, чтобы вы изображали так, «как в жизни», он требует, чтобы вы создали для него интересный виртуальный мир!

Создавайте миры… интересные. Захватывающие. В которых интересно жить. В которых вы станете лучше. Все остальные требования – мусор.

«Ну сколько, сколько же все-таки книг писать?»

Интересный вопрос: сколько книг писать? То, что популярный у нас писатель-фантаст Айзек Азимов написал уйму книг, воспринимается у нас и у «них» одинаково одобрительно. Помню, у нас хотели даже отметить выход двухсотой книги этого мастера. Готовились, сообщали об этом в «Литературке».

Однако у него одновременно, в течение недели, вышли сразу три новых книги. Так что не удалось определить, какая из них двухсотая, какая двести первая, а какая двести вторая. Понятно, что на том он не остановился, писал еще много лет весьма плодотворно, но никто «там» его книги не считал, а здесь хоть и хотели бы, но не успевали. Совсем другой разговор, когда речь об отечественном авторе. Здесь писатель, у которого количество изданных книг подходит к десятку, уже под подозрением: а не халтуру ли гонит? Почему так много? Одна, две, ну пусть три… ну даже четыре, но – десять? Нет, это явная халтура. Раз много, значит – не умеет писать. Хотя почему не наоборот – непонятно.

Конец ознакомительного фрагмента.