Как стать лучшей подругой? Большая книга романтических историй для девочек (сборник). Лето Марлен (Ирина Мазаева, 2014)

Марля валялась на сене у первого номера – маточной конюшни № 1. Времени было около семи вечера, солнце светило, но уже не так нещадно, как днем, легкий ветерок разгонял мошку́. У конюшен, как всегда в это время, было тихо. Но уже скоро должны были собраться работники: конюхи, дневальные, бригадир – табун возвращался с пастбища.

Табун приходил ровно в восемь. Это было такое грандиозное, непередаваемо красивое зрелище, такое красивое, что Марля – городская девчонка, никогда до этого не бывавшая в сельской местности и видевшая лошадей разве что в кино, – могла смотреть на него бесконечно.

Сначала за скирдами – всегда неожиданно! – поднималась стена пыли. Она приближалась, приближалась, а потом останавливалась – табун пил. У забора, ограничивающего территорию конного завода, стояли огромные железные корыта с чистой водой. Но от первого номера их не было видно – далеко. Только пыль оседала за абрикосами, а небо у горизонта понемногу окрашивалось в розовый.

Через мгновение пыли снова становилось все больше, доносился топот, ругань табунщика, после из-за старых абрикосовых деревьев вылетали галопом, крутя головами, холостые кобылы. За ними рысили подсосные с ошалевшими жеребятами. Уже ничего нельзя было различить: бурлящая огненная река, прорвавшись между абрикосами и конюшней молодняка, заполняла все пространство. А потом…

Марля вгляделась вдаль, но для табуна еще было рано. Она медленно перевернула страницу книжки, которую читала, лежа в сене в ожидании. Это был роман из ее любимой серии «Только для девчонок». Эту книгу Марля уже читала, но она так ей нравилась, что Марля могла перечитывать ее бесконечно. Ей нравилась главная героиня, Лиза, хоть она поступала и глупо, и необдуманно, но Марле казалось, что эта девчонка была чем-то похожа на нее. А еще книжная Лиза писала стихи. Их было много в романе. И все они очень нравились Марле. И еще ей нравился финал, когда Лиза осознала все свои ошибки и встретила настоящую любовь.

Марля только дошла до места, где главный герой романа Вася Рябов пригласил Лизу на свой день рождения, как это случилось… За скирдами поднялась стена пыли и стала приближаться, приближаться… Марля тут же забыла про Лизу с Рябовым и замерла. Послышался топот, показались первые лошади.

Солнце садилось. В его лучах заводские кобылы превращались в сказочно-золотых скакунов. Гладкая шерсть переливалась всеми оттенками рыжего, и весь табун выглядел как пламя, ворвавшееся на двор перед конюшнями и тут же рассыпавшееся на отдельные огоньки.

И снова от этого зрелища Марле стало как-то по-особому радостно и тепло на душе. Лошади были такими красивыми, а все вместе – небо, закат, абрикосовые деревья, беленные известью конюшни – чем-то нереальным, волшебным.

У конюшни люди встречали лошадей. Конюхи бегали с «разводками» – короткими веревками, которые накидывались на шеи лошадей, чтобы сподручно было их развести по денникам. Бригадир Каскин стоял с длинной палкой, не давая жеребятам проскакивать мимо конюшни. Дневальная тетя Валя в халате и шлепанцах помогала конюхам. Табунщик, покрикивая на лошадей, собирал в кучу зазевавшихся и не давал им уйти к другим конюшням. Пыль потихоньку оседала.

Лошади обступили Марлю. Глупый рыжий жеребенок тупо смотрел на нее и боялся пошевелиться. Самые умные кобылы не дергались, смирно ждали, пока их заведут домой, не торопясь, жевали сено. Высились над Марлей толстыми рыжими животами. Переступали копытами совсем рядом. А ей совсем не было страшно. Ведь лошади добрые, теплые и мягкие…

Вдруг гнедая река всколыхнулась. Какая-то из молодых кобыл, забывшись, сунулась под морду старой, та кинулась на нее и пребольно ухватила за холку – и пошло. Молодая ударила первую попавшуюся кобылу, та отпрыгнула и налетела на следующую. Все кобылы бросились вдоль забора. Подхватили табунщика. Чей-то жеребенок с перепугу умчался к недостроенной конюшне и жалобно ржал там. С диким воплем: «Держи Риориту!!!» – промчался Каскин. За ним, как индеец, крутя разводкой, проскочила дневальная тетя Валя. Солнце стало совсем красным.

Марлю, конечно же, на самом деле звали не Марля. В смысле по паспорту. По паспорту она была Марлен – в честь актрисы и певицы Марлен Дитрих – Нечаева. Но уже классе в третьем кто-то из одноклассников переименовал ее в Марлю. Марля не возражала. Имя Марлен ей казалось слишком… напыщенным, что ли, не подходящим ей, чужим. Она совсем не воспринимала это как обидное прозвище. Ведь у всех длинных имен есть сокращенные: Екатерина превращается в Катю, Елизавета – в Лизу, так почему Марлен не превратить в Марлю? И только когда полгода назад ее одноклассница Светка Баскова бросила мимолетом: «Марля – она и есть марля, тряпка тряпкой», Марлен обиделась.

А потом долго думала над этими словами. Ведь и родители иногда называли ее, нет, не тряпкой, но чем-то вроде того: бесхарактерной, бесхребетной, мямлей и т. п. Как бы Марля ни обижалась, в глубине души она чувствовала, что все они в чем-то правы.

Марля не любила учиться. Долго, нудно, постоянно проверяя и переписывая, делала домашние задания. И всегда оказывалось, что что-то она поняла не так, сделала не то или просто забыла. На контрольных Марля всегда сильно нервничала, не могла собраться в кучу, вспомнить, ей всегда не хватало времени, она нервничала еще сильнее и тут же забывала все окончательно. В итоге, как ни крути, получить оценку выше тройки ей удавалось очень редко. Родители ругались, учителя давно махнули на нее рукой.

Правда, все это мало смущало саму Марлю. Она понятия не имела, куда будет поступать после школы, какую профессию хочет получить и где хочет работать. А потому и стимула учиться не было. И даже наполеоновские планы ее одноклассниц, мечтающих стать топ-менеджерами, бизнесвумен, известными писательницами и художницами, нисколько не трогали Марлю. Они знали, что хотят в жизни, она – нет, и что с того? Вечерами Марля сидела в Интернете, просматривала чужие страницы «ВКонтакте», разглядывала фотографии, читала новости, и ей было хорошо и спокойно на душе. Чужая жизнь ей казалась интереснее собственной, но ничего страшного Марля в этом не видела.

– Хоть бы увлечение себе какое-нибудь нашла! – периодически в сердцах восклицал папа.

Но ничего Марлю не увлекало.

– Хоть мальчиками бы заинтересовалась! – высказывалась мама.

Но мальчики не смотрели на Марлю, а Марля не смотрела на мальчиков. В этом плане у них был «полный консенсус».

По воскресеньям к Марле забегала подруга Нина. Которая на самом деле конечно, дружила вовсе не с ней, а с первыми модницами класса Корвяковой и Июдиной, а к Марле наведывалась только за тем, чтобы быстренько, часа за четыре, рассказать ей про очередное приключение на дискотеке, в клубе или про очередного мальчика, который «прямо без ума от меня, без ума!».

Марля слушала с интересом. В том числе и про отношения Нины с парнями. Но сама не выражала ни малейшего желания составить ей компанию на дискотеке или на вечеринке, чтобы тоже с кем-нибудь познакомиться. Да Нина и не звала особо, скорее для вида, из вежливости.

Так, ни шатко ни валко, прошел очередной учебный год жизни Марлен Нечаевой; она окончила девятый класс и, как бы ни сопротивлялись учителя, по настоянию родителей перешла в десятый. «Если не знаешь, кем ты хочешь быть, сиди в школе!» – сказала мама. Марле школа казалась самым пустым времяпрепровождением в мире, но спорить не стала. Она вообще никогда не спорила с родителями.

Так же вышло и с этой поездкой. Ничего не предвещало резких перемен в жизни Марли, как вдруг… Как вдруг родители объявили ей, что они затеяли обмен квартиры, ремонт и прочая, и прочая, а ее, Марлен Нечаеву, отправляют в спешном порядке на лето к двоюродной бабушке Аглае в какой-то поселок где-то недалеко от города Армавира в Краснодарском крае, где течет полноводная река Кубань.

«На Кубань так на Кубань», – послушно вздохнула Марля. К тому же она смутно помнила, как когда-то в детстве уже была у двоюродной бабушки Аглаи вместе с родителями, помнила абрикосы и вишню, жару, гусей…

В поселке, где жила двоюродная бабушка Аглая, с той поры ничего не изменилось. Разве что выяснилось, что это не просто населенный пункт – это территория известного на всю страну – и даже на весь мир! – конного завода «Восход». И вот теперь Марля валялась в сене у первого номера и смотрела снизу вверх на толстые животы кобыл на фоне розово-оранжевых облаков.

– Вот ты где! Понятно, понятно… – неожиданно раздалось у Марли над ухом.

Кобылы испуганно расступились, и она увидела свою троюродную сестру Надю Карнаухову, внучку бабушки Аглаи.

Надя Карнаухова смотрела на Марлю с выражением полнейшего разочарования в жизни.

– Что? – испугалась Марля.

– Ты опять тут лежишь!

– И что?

– Оссьпидя! – трагически заломала руки Надя и плюхнулась в сено рядом. – В жизни происходят такие события, такие события, а ты лежишь в сене!

– Какие события? – немного заинтересовалась Марля, вытаскивая книжку «Огонек в сердце» из-под троюродной сестры.

– Как это какие? Федька с Петькой приехали!

Марля не знала ни Федьки, ни Петьки, но даже уточняющий вопрос задать не успела, как Надя сама выдала всю информацию.

Оказалось, что на практику в конный завод «Восход» приехали студенты: Федька, который учится в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве, и Петька из Краснодара, он студент местного вуза сельскохозяйственного факультета. Федьке всего семнадцать, а он уже первый курс окончил, а Петьке – восемнадцать, и он перешел на второй курс.

– Я их сегодня видела, – трещала Надя, – симпотные… Федька такой среднего роста, загорелый дочерна, с мышцами, как у культуриста, волосы у него короткостриженые, как у боксера, а глаза карие, почти черные. Как посмотрел на меня, так я прямо и умерла на месте. А Петька высокий, косая сажень в плечах, настоящий наш кубанский парень. Только какой-то неловкий, угловатый. И еще пухлый. Смешной такой. Похожий на медвежонка. Лицо круглое, ямочки на щеках такие добрые-добрые. Как улыбнулся… «Девушка, – говорит, – как пройти в общежитие?» А я ему говорю: «Я вас провожу». У нас все студенты живут в бывшей усадьбе братьев Никольских, там общага. Так вот, веду я их, а сама расспрашиваю. Федька молчит, только глазами зыркает, а Петька болтает. Они собираются табунщиками на месяц устроиться. Круто. Будем в табуне отжигать!..

– В смысле отжигать? – от обилия информации растерялась Марля.

– Пойдем завтра в табун кадрить студентов! Что тут непонятного?

Еще неделю назад, едва сойдя с поезда в Армавире, Марля совсем растерялась. Бабушка Аглая ее, конечно, встретила, они вместе сели на автобус до поселка конного завода «Восход» с одноименным названием, но… Но перспектива жить все лето в незнакомом месте с незнакомыми людьми, без Интернета и подруги Нины Марлю пугала. Она терялась в непривычной обстановке, трудно сходилась с новыми людьми, совсем не умела себя занять…

Но, к ее счастью и радости, выяснилось, что у бабы Аглаи гостит ее внучка из Армавира, ученица десятого, точнее, уже одиннадцатого класса, так же отпущенная из альма-матер на каникулы, Надя Карнаухова шестнадцати лет от роду.

Надя Карнаухова оказалась веселой, рыже-конопатой, энергичной и заводной девчонкой, которая сама сразу познакомилась с Марлей, назначила ее своей лучшей подругой и быстренько убедила, что это – счастье и чудо оказаться в «Восходе» и что это лето у нее будет незабываемым.

Она ей показала бывшую усадьбу братьев Никольских, которые веке в XIX основали конный завод. С центрального входа в ней располагалась контора кончасти, с левого торца – магазин, а с правого – общежитие. «Пока тут, конечно, делать нечего, но скоро, – Надя сделала эффектную паузу, – скоро сюда какие-нибудь симпатичные студенты приедут…» Показала ей памятник напротив входа в контору – огромного, в полтора лошадиных роста, коня. И пояснила: «Это Анилин – самая известная чистокровная лошадь Советского Союза. Скакал в Европе. С самыми лучшими лошадями планеты скакал. Он-то завод и прославил. И жокей его прославился на весь мир, Насибов».

Надя показала ей территорию кончасти. Конюшни, расположенные ровным квадратом, внутри – все симметрично: левады, аллеи пирамидальных тополей и туй. Вдоль всех дорожек кустики посажены и пострижены в форме сердечек. А сами дорожки чисто выметены. В любую конюшню можно зайти, полюбопытствовать. «Мне, вообще-то, эти коняги параллельны, но посмотреть на них красиво, успокаивает», – пояснила Надя.

Показала абрикосовые посадки – ряды деревьев, разграничивающих поля: «Скоро абрикосы пойдут – вот наедимся!» И пруды: «А купаемся мы в прудах. Здесь когда-то карпов разводили, но они все сдохли».

Познакомила с дневальной тетей Валей, которая всегда была готова накормить и напоить всех, кто подвернется под руку, с бригадиром Каскиным, постоянно рассказывающим разные смешные истории, с местными девчонками и парнями. Так что не прошло и пары дней, как выяснилось, что все и всех в небольшом поселке Марля уже знает и бояться ей больше нечего.

Но больше всего Марлю поразили лошади.

До приезда в конный завод к двоюродной бабушке Аглае она даже не задумывалась, любит она их или нет. Кошек она любила, собак любила, а лошадей… Вблизи она с ними никогда не общалась. В кино, правда, ей нравилось смотреть, как браво скакали верхом гусары, мушкетеры или ковбои, но самой сесть в седло ей на ум не приходило. И только здесь она вдруг обнаружила, какой это огромный, неведомый ей, но очень красивый и увлекательный мир – мир лошадей, мир коневодства и конного спорта.

Ей сразу понравилось бывать на спортивной конюшне. Здесь стояли породистые лошади для конного спорта: тоненькая вороная с белыми носочками арабская кобыла Айгюль, большой светло-серый тракененский конь Король с розовыми мягкими губами, гнедой подвижный и очень наглый конь Обелиск. Марля уже знала, что окрас лошадей называется «масть». Знала, что основных мастей четыре: вороная – черная, серая, причем серыми также называют и белых лошадей, рыжая и гнедая – коричневая с черной гривой и хвостом. Знала, что пород лошадей так же много, как и пород собак. Что-то ей объяснила Надя, что-то – девчонки и парни, которые с обеда появлялись на спортивной конюшне. Они чистили лошадей, седлали и выезжали верхом на плац – большую ровную площадку, где у них проходили занятия верховой ездой. Иногда Марля шла следом, садилась на препятствие для прыжков и смотрела, как они ездят.

Еще Марля полюбила приходить на конюшню к жеребцам-производителям. На конюшне у них было очень просторно, чисто и красиво. Даже картины – портреты известных жеребцов конного завода – висели по стенам. У каждого постояльца была своя большая «комната» – денник. В деннике – всегда душистое сено.

Жеребцы были особенно красивыми. Большие, казалось, сплошь состоящие из мышц, покрытых короткой гладкой шерстью. Но в отличие от спортивных лошадей, к ним не разрешали подходить, ими можно было только любоваться через решетки денников.

– Знаешь, сколько стоит каждый из них? – как-то спросила ее Надя.

– Нет.

– Миллион долларов! Считай: один миллион долларов, второй миллион долларов, третий миллион долларов… – Надя шла по конюшне и осторожно гладила высунувшиеся между прутьями решеток денников теплые лошадиные носы.

– Правда? – удивилась Марля. – Они такие дорогие?

– Правда. А в девяностых годах одного из них продали в Америку за полтора миллиона, – похвасталась Надя, как будто лошади были ее собственностью, и добавила: – Чтобы вывести чистокровную лошадь за границу, нужно получить разрешение правительства. Лошади такого класса – достояние страны. Это как, знаешь, картины и старинные иконы нельзя вывозить, так и лошадей. Только если разрешат. Если смогут доказать, что это целесообразно.

– В смысле? – не поняла Марля.

– В том смысле, что… Ну… – Но тут Надины познания в коневодстве закончились, и внятно она больше ничего объяснить не смогла. – Нельзя их вывозить и точка.

Марля же еще раз внимательно посмотрела на жеребцов – кто-то из них дремал стоя, кто-то жевал сено, кто-то увлеченно чесался о стенку: разве подумаешь, что они такие дорогие?

– Знаешь, у меня как-то Нина, моя подруга в Питере, спросила, что бы я сделала с миллионом долларов? Я тогда растерялась и ничего не ответила. А сейчас я точно знаю, что я бы его обняла.

– Сегодня идем в табун кадрить студентов! – торжественно провозгласила Надя.

Рано утром, пока не наступила жара, они сидели на вишнях – Надя на одной, Марля на соседней – и собирали по просьбе бабы Аглаи ягоды. Правда, собирали пока все больше в рот, чем в ведра.

– Да? – растерялась Марля. – Прямо сегодня?

– А что откладывать? Быка надо брать за рога. Думаешь, мы тут одни такие? Видела, сколько девок в поселке? А это дело такое: кто успел, тот и съел. Ты, кстати, много вишни не ешь, а то потом на горшке сидеть будешь. Я-то че? Я привычная. А ты точно… – И Надя подробно обрисовала все перспективы переедания вишни.

– Но ведь вкусно же…

До этой поездки Марля, конечно, ела вишню – раз в год, в сезон, родители покупали дежурный килограмм, и ей доставалось немного. Но те ягоды всегда оказывались кислыми. А эти… А эти были фантастически сладкими, ароматными, крупными и вкусными. Класть их в ведро рука не поднималась. В рот! И только в рот.

– Ну, смотри, а то я одна пойду студентов кадрить, – пригрозила Надя.

А Марля задумалась. Хотела ли она идти кадрить Федьку с Петькой, которых даже не видела? Ведь она понятия не имела, как это делается. А главное – нужно ли ей это. Хотела найти себе парня Марля или нет, она не знала. Все девчонки в их классе, конечно, только и мечтали о свиданиях. Говорили о любви, красились, носили джинсы в обтяжку и короткие юбки, ходили на дискотеки. Но она, Марля, не участвовала в этом. То ли боялась, то ли стеснялась… Точнее, и то и другое.

Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем ничем не примечательную девчонку, тощую, с мышиного цвета волосами по плечи. Девчонку ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО РОСТА. Каждый день Марля подходила к дверному косяку в своей комнате и аккуратно чертила на нем черточку над своей головой. Но черта каждый раз попадала ровно-ровно в предыдущую отметку. Один метр пятьдесят сантиметров. И ни миллиметром больше.

«Человек растет до двадцати пяти лет, ты еще успеешь вырасти», – успокаивала ее мама. Но мама сама была в лучшем случае метр пятьдесят три, а потому, как бы ни хотела Марля поверить в ее слова, но у нее ничего не получалось.

«Я карлик, – иногда сама себе грустно говорила Марля, – и пора уже с этим смириться». Но маленький рост вкупе с весом, едва дотягивавшим до сорока килограммов, не оставляли ей никаких шансов. «Девочка, ты заблудилась? Младшие классы на первом этаже», – постоянно слышала она от учителей в школе. А одежду и обувь ей приходилось покупать в детских отделах супермаркетов. Какие уж тут мальчики…

«Где твоя талия? Она у тебя от подмышек и до коленок. И вот что на тебя можно надеть?» – выдала как-то Нина, которой однажды не с кем было пойти на дискотеку, и она попыталась пристроить себе в компаньонки Марлю. Талии у Марли действительно не было. Как не было ни груди, ни бедер – ничего из того, что уже класса с восьмого старательно оголяли другие девчонки. Марля тогда еще попыталась взять себя в руки, влезть в какую-нибудь Нинкину мини-юбку и пойти на дискотеку, но на входе услышала все то же: «Девочка, ты заблудилась?» – едва не расплакалась и ушла.

«Ничего, ничего не может быть чудовищнее, чем быть девчонкой маленького роста и выглядеть при этом в лучшем случае лет на десять!» – поняла тогда Марля. И поставила на мальчиках, дискотеках, отношениях, большой любви и вообще на всей своей жизни жирный крест. И вот теперь ее троюродная сестра Надя Карнаухова как ни в чем не бывало звала ее идти и кадрить каких-то студентов, которые как пить дать окажутся на голову выше Марли, спросят: «Девочка, тебе лет-то сколько?» – и посмеются над ней. Ведь разве может какой-нибудь парень обратить на нее внимание? Конечно, нет. Нет, нет и нет. Тем более здесь, на Кубани, где все были выше ее, крупнее и выглядели старше.

Марля пошла в школу поздно, а потому, несмотря на то что Надя перешла в одиннадцатый, а она всего лишь в десятый, им обеим было по шестнадцать. По паспорту. А на вид троюродная сестра выглядела года на три старше, если не больше – выше Марли, с настоящей женской фигурой, румянцем на щеках, длинными густыми каштановыми в рыжину волосами до талии. Да и все здесь в поселке выглядели старше Марли. Двенадцатилетние – как пятнадцатилетние, пятнадцатилетние – как восемнадцатилетние, а двадцатилетние девушки все уже были замужем и смотрелись настоящими тетями. На общем фоне Марля выглядела десятилетним заморышем без единой капли женственности.

– Может, ты правда без меня сходишь? – робко предложила она.

– Что?! – Надя даже чуть с дерева не сверзилась от возмущения. – Как это без тебя?! Ты же моя подруга! Ты же еще ни с кем не целовалась! Ты что, собралась все лето профукать? Летом должны быть приключения. И большая любовь!

– А вдруг я им не понравлюсь?..

– Как это не понравишься? Я тебя накрашу. И свою супермини тебе дам. И вообще, я из тебя человека сделаю. А то ты ведешь себя как деревня какая-то. Сгорбится вечно. И так груди нет, так она еще и горбится! И смотрит под ноги. А надо как? Нос кверху, грудь вперед, хвост пистолетом. И все парни наши.

– А вдруг у меня не получится?.. Я же… я же… – Марля собралась с духом и выдала, не глядя на подругу: – Я же карлик и выгляжу лет на десять.

– Оссьпидя! Что за комплексы? Ну мелкая ты – и что? Плюнь и разотри.

– Кому я могу…

Но Надя перебила:

– Хватит ныть! Будешь ныть, я скажу бабе Аглае, что ты сегодня хочешь грядки прополоть. Видела, сколько у нее грядок? Гектар. А она очень обрадуется…

– Не надо грядок! – взмолилась Марля.

Она и так с трудом переносила местный климат, а работать весь день на жаре – это было выше ее сил.

– Значит, кадрить студентов!

Но кадрить студентов в этот день не вышло. Как и предупреждала Надя, в какой-то момент от ягод Марле вдруг стало нехорошо в желудке. «Сунь два пальца в рот!» – посоветовала подруга. Но Марля только отрицательно замотала головой: заниматься этой малоприятной вещью ей не хотелось; как обычно, она понадеялась, что само пройдет.

Но само не прошло. Сначала болел желудок, потом скрутило весь живот, а потом ей пришлось весь день наведываться в туалет бабы Аглаи.

В табун пошли на следующий день.

Надя попробовала накрасить Марлю, но из этой затеи ничего не вышло: от жары косметика плыла вместе с потом, лицо чесалось, Марля его терла и быстро превращалась из красавицы в чудовище. Не вышло ничего и с мини-юбкой: чем короче была юбка, тем почему-то младше выглядела Марля. В итоге в сундуке бабы Аглаи была найдена хлопковая широкая юбка до пят с кружавчиками по подолу. Надя напялила ее на Марлю вместе с какой-то своей старой, расшитой цветочками кофточкой, назвала это стилем бохошик и уверенно потащила подругу за собой в табун.

Правда, табун пришлось достаточно долго искать по полям.

– Может, не судьба? – осторожно поинтересовалась Марля.

– Наша судьба – в наших руках! Кто ищет – тот всегда найдет! – откликнулась Надя. – Пошли еще сходим вон за то кукурузное поле, вдруг там тоже пастбище?

За кукурузным полем действительно оказалось пастбище.

Марля снова замерла от восторга. Желто-зеленая трава простиралась до горизонта, а на горизонте смыкалась с бледно-голубым небом. И где-то посередине между этим зеленым и голубым вдалеке были рассыпаны желтые, рыжие и коричневые маленькие, как игрушечные, лошади.

– Пошли! – прикрикнула Надя, и подружки решительно двинулись к табуну.

Среди всех лошадей они быстро разглядели двух оседланных, а рядом с ними, еще приблизившись, обнаружили и табунщиков, лежащих на траве. Надя тут же круто изменила маршрут и пошла едва ли не прочь от табуна.

– Ты что? – удивилась Марля.

– Мы тут просто прогуливаемся, – мечтательно протянула Надя, входя в образ роковой женщины. – Пусть сами позовут.

Марля растерянно пожала плечами: прогуливаемся так прогуливаемся…

Но их действительно заметили.

– Привет, девчонки! – первым радостно подскочил один из парней и активно замахал руками. – Идите к нам!

Надя даже ухом не повела.

– Девчонки! – снова донеслось от табуна.

Но только после третьего приглашения Надя свернула к табунщикам, увлекая за собой Марлю.

– Привет! – еще раз радостно поздоровался высокий, с ямочками на щеках парень, в котором по описанию Марля узнала Петьку.

– Привет, – более сдержанно поздоровался второй, но тут же с интересом принялся разглядывать гостей; по пристальному взгляду почти черных глаз Марля опознала в нем Федьку.

– Привет. – Надя кокетливо поправила волосы.

Марля тоже вежливо поздоровалась.

– А мы тут пасем. Надька, вы тут какими судьбами? А это кто с тобой? – тут же накинулся на подруг Петька.

– Знакомьтесь, это Марля, – представила Марлю Надя. – Мы тут гуляем. Марля приехала к бабе Аглае, моей бабушке, в гости, захотела окрестности осмотреть.

– Привет, младшая сестренка Надьки! Дай пять! – Петька неожиданно схватил Марлю за руку и крепко сжал ее ладонь своей. – Какая ты маленькая! Тебе сколько лет?

Стоя рядом с Петькой, она не доставала ему макушкой и до плеча. У Марли все похолодело внутри: вот и все, вот ее снова приняли за ребенка, и даже длинная юбка не спасла.

– Мне шестнадцать, – буркнула Марля, убирая руку.

– Шестнадцать! Да ты гонишь, – изумился Петька.

– Не хочешь – не верь.

– Что ты пристал к человеку? Просто у нее рост маленький. Так она еще вырастет, – вступилась за подругу Надя. – Не всем же быть такими высоченными, как ты!

– Да странно просто… У нас все девки в шестнадцать уже ого-го! А тут… Ты откуда, Марля?

– Из Санкт-Петербурга.

– У вас все на Севере такие заморыши?

– Может, закроем тему? – снова встряла Надя.

– А шо? Я…

– Заткнись, Петька, – мрачно посоветовал ему Федька. – А вы присаживайтесь. – И он широким жестом предложил девчонкам садиться на траву.

Но Надька садиться не спешила:

– Мы, вообще, гуляем… Да и грязно на земле сидеть…

Петька тут же сдернул с себя футболку и расстелил на траве:

– Садитесь, все для вас!

Надя с недовольным видом все же уселась на предложенную футболку. Марле осталось только опуститься на землю.

Поболтали о том о сем. Больше всех болтал Петька, хвастаясь, как классно он проводит время с друзьями в общаге в Краснодаре, что девчонки от него без ума и как хитро ему удалось списать на экзамене по физколлоидной химии. Федька сдержанно пояснил, что сам он из Сибири, из небольшого городка, на окраине которого у его отца ферма. Что его отец держит двадцать лошадей, и Федька общается с ними с детства. Мечтает быть зоотехником-селекционером и поработать на конном заводе, может быть, даже здесь, в «Восходе». Надя рассказала, что после школы собирается поступать на факультет туризма, потому что мечтает стать экскурсоводом и объехать весь мир. А когда спросили Марлю, она сказала, что учится в школе, а кем хочет быть, не знает.

Потом как-то само собой заговорили о лошадях.

– Надька, а ты верхом-то ездишь? Ты же каждое лето у бабки в конзаводе проводишь. Вот везуха-то! – сказал Петька, но быстро забыл о своем вопросе и снова стал говорить о себе: – Вот бы мне такую бабку!.. Короче, я бы жил в конном заводе все лето, ездил верхом каждый день, на разряд бы сдал. А шо? У меня рост как раз конноспортивный. И сил полно. Я бы через препятствия прыгал. Медали получал!

– Дело не в силе, а в умении чувствовать лошадь, – поправил его Федька.

– Ты меня учить будешь? Да я тебя за пояс заткну!

– Ты? Меня? Да я круче тебя в сто раз верхом езжу!

Слово за слово, парни кинулись подтягивать подпруги своим лошадям, а потом полезли в седла. Точнее, Петька полез, а Федька ловко и легко запрыгнул в седло. И тут же показал сопернику язык.

– Девки, смотрите, как я его уделаю! – гордо крикнул подружкам Петька и предложил Федьке: – Давай от поливалки стартанем. Кто быстрее до девок доскачет, тот и круче.

– Давай!

И оба тут же порысили к поливальной машине на другом конце поля.

– Мальчики такие смешные, – довольно улыбнулась Надя. – Хлебом не корми – дай повыпендриваться. Пусть выпендриваются. Все ведь ради нас.

Между тем оба студента уже во весь опор неслись прямо на девчонок. Как бы они ни старались обогнать друг друга, лошади – невысокие толстые рабочие лошадки, которых в конном заводе называли машками – были равны по скорости, и финишировали парни одновременно, едва не задавив подружек.

– Это все машка, она у меня толстая и медленная! – возмущался Петька.

– Просто ты ездить не умеешь! – парировал Федька. – Ты так можешь? Смотри!

Федька немного отъехал от компании и кинул на землю свою потертую, но все равно эффектную ковбойскую шляпу. А потом отъехал еще дальше, погнал кобылу назад галопом и прямо на галопе, свесившись с седла, легко подхватил шляпу с земли.

– Вау! – хором, не удержавшись, выразили свой восторг Надя с Марлей, а Надя еще и добавила: – Круто!

– Слабо? – Раскрасневшийся Федор вернулся к компании и уставился на Петьку.

– Да не слабо! Просто я тут не клоун, чтобы фокусы показывать! – разозлился из-за триумфа соперника тот.

– Просто ты толстый и неповоротливый, тебе потом в седло не подтянуться.

– Сам ты толстый!

– Конечно, я толстый! – улыбнулся Федор, спрыгивая с седла и снова ослабляя подпруги.

– А давай бороться. Я тебя уделаю! – предложил Петька, спешиваясь.

На этом моменте Надя толкнула Марлю локтем в бок: уходим.

Подружки одновременно поднялись с земли.

– Нам пора. Пока, мальчики. Вы нас повеселили. – Надя послала обоим по воздушному поцелую.

– Что? Вы куда? – растерялись парни.

– У вас табун в кукурузу ушел. – И подружки эффектно удалились.

– Пойдем еще поплаваем! – не успели подружки обсохнуть, предложила Надя.

– Пойдем, – согласилась Марля.

Они лежали на покрывале на берегу огромного пруда, где раньше разводили карпов. Только «поплаваем» относительно Марли звучало с большой натяжкой. Школьные уроки физкультуры в бассейне она почти все проболела. Дачи с какой-нибудь речкой поблизости у ее родителей не было. А потому плавать, по сути, она так и не научилась. И теперь ей только и оставалось, что плескаться у самого берега на мелководье и с завистью смотреть, как Надя заплывала далеко на середину пруда и даже до противоположного берега.

– Все просто: руками греби вот так, а ногами просто бей по воде, – пыталась ее научить Надя.

Но Марля могла продержаться на воде от силы минуты три, а потом обязательно хлебала тинистую воду, пугалась и тут же искала ногами дно.

Вот и в очередной раз ее купание закончилось очень быстро: барахтаться на мелководье надоело, и она вылезла на берег, села на покрывало. Вытащила из сумки книжку и углубилась в чтение. Главный герой предложил героине стать его девушкой! Хоть Марля и знала, что ничего из их романа не выйдет, но все равно очень обрадовалась.

А потом отложила книжку и задумалась.

Вчера ей понравилось, как они ходили в табун, как посидели с парнями. Ей было приятно, что студенты изо всех сил пытались произвести на них впечатление. И вообще, сами по себе они ей тоже понравились. И еще ее поразило, как легко и просто завела с ними знакомство Надя. Разглядывая ее сегодня в купальнике, Марля не могла не заметить, что Надя не просто крупная и фигуристая, она, скорее, даже слегка полновата. Или не слегка? У нее большие бедра, складки на животе. А ведь хоть бы хны ей, носит шорты и мини-юбки, кадрит парней и в голову не берет, что на фотомодель она, мягко говоря, не тянет.

Марля представила себя со стороны. Слитный купальник, потому что если надеть раздельный, то будет заметно, что сверху, в общем-то, и прикрывать нечего. Тоненькие ручки и ножки. Лопатки торчат. Но ведь это же ничем не хуже, чем Надин лишний вес?

Но переубедить себя у Марли не вышло. Надя была «девушка», а она, Марля, «девочка». Ребенок. Ни роста, ни фигуры. А потому Надя умеет вот так вот легко подходить к парням и кадрить их, она – нет. Марля вздохнула. И никогда не научится.

– Что такая кислая? – весело осведомилась Надя, прыгая рядом на одной ножке. – Ухо, ухо, вылей воду на косу через колоду! – Пояснила: – Вода в ухо попала.

– Ты так легко вчера с парнями общалась… Я так не умею, – вздохнула Марля.

– Оссьпидя! Что тут уметь? Это же парни! – Надя плюхнулась рядом на покрывало. – Они же тоже спят и видят, как с клевыми девчонками познакомиться. Они ведь только об этом и мечтают. Надо просто обратить на себя внимание. Чем ты там у себя в Питере шестнадцать лет занималась? У нас в Армавире все девчонки с парнями с пятого класса дружить стали. А последние годы так вообще сплошной лямур-тужур-бонжур начался.

– А у нас никто ни с кем не дружит. Разве что в девятом как-то девчонки о любви заговорили. Стали о ней мечтать…

– Чего о ней мечтать? Бери и влюбляйся. Подходи к парням. Заводи отношения. Или у вас все на севере такие отмороженные?

Марля и сама заметила, что здесь, на юге, отношения между парнями и девчонками были как-то… попроще, что ли. Все легко заговаривали друг с другом, подходили близко, обнимались при встрече, в разговоре прикасались друг к другу. И еще все все время подшучивали друг над другом, смеялись. Как будто все давным-давно знакомы между собой. Так же легко все: соседи бабы Аглаи, ребята со спортивной конюшни, просто встречные на улице парни – легко и запросто заговаривали и с Марлей. Могли неожиданно приобнять и позвать, например, в гости. Она же до сих пор не могла к этому привыкнуть – шарахалась, вызывая неизменный хохот Нади. «Ну ты дикая! – веселилась та, но всегда прибавляла: – Ничего, привыкнешь».

– Да, наверное… Не отмороженные, просто… У нас так не принято. Чтобы запросто к незнакомым подходить. Телефончик спрашивать, звать куда-то, – пояснила она Наде.

– А как принято? Молча ходить кругами и страдать?

– Почему страдать-то?

– А что же делать, если ты встретила на остановке симпотного парня, а подойти к нему нельзя?

– Не знаю… – растерялась Марля. – Я еще ни разу не встречала на остановке симпотного парня.

– Оссьпидя! Что же у вас там, одни уроды, что ли?

– Да нет…

– Дурдом! – покачала головой Надя и растянулась на покрывале во весь рост. – Как печет! Лепота! – и накрыла лицо панамой.

Марля взялась за книжку. Но читать у нее почему-то не получалось. Она снова задумалась о новых знакомых.

– Надя, – Марля тихонько потеребила подругу за плечо, – а мы пойдем сегодня в табун кадрить студентов?

– Не-а.

– Почему?

– Потому что мы – девочки. Принцесски. В отношениях – учись, пока я жива! – должна быть интрига. Страдание. Так что пусть парни сидят без нас и страдают. И вообще, теперь их очередь нас завоевывать. Сами пусть приходят. А мы еще покобенимся.

– Да? А вдруг не придут?

– Куда они денутся? Влюбятся и женятся, – донеслось из-под панамы.

Марля задумалась. Как все сложно выходило в отношениях между мальчиками и девочками! Целая наука. То можно – и нужно! – идти кадрить. То вдруг нельзя – надо ждать, чтобы сами пришли…

Марля подтянула колени к подбородку, обняла их руками и уставилась на воду. Народу все прибывало – и там и здесь, – везде на глади пруда виднелись головы пловцов и пловчих. У противоположного берега какая-то компания играла большим надувным мячом. Слева тетки втаскивали в воду надувные матрацы. А справа кто-то заплатил за катание на водном велосипеде и теперь неумело пытался отъехать на нем от небольшой деревянной пристани.

Солнце пекло все нещаднее, лезть в воду, чтобы снова нахлебаться тины, Марле не хотелось, а на водном велосипеде посередине пруда кататься, наверное, и не жарко, и ужасно интересно…

– Вот бы на водном велосипеде покататься… – не выдержала она и высказалась вслух.

– Давай покатаемся.

– Только у меня денег с собой нет.

– У меня тоже. Но зачем деньги? – Надя решительно поднялась с покрывала. – Пойдем кадрить лодочника.

Подружки подошли к тенту, под которым обычно сидел лодочник.

– Может, надо было одеться?.. – нерешительно протянула Марля.

– Зачем? Мы так эффектнее выглядим, – пожала плечами Надя.

– А ты знаешь этого мужика?

– Первый раз вижу.

– А как же он нам бесплатно-то даст?

– Я же сказала: идем КАДРИТЬ лодочника.

– Он же старый!

– Какой он старый? Ему лет тридцать. Прекрасный возраст для мужика.

Марля хотела было еще что-то сказать, но лодочник, пришвартовав водный велосипед, с которого слезли какие-то взрослые парень с девушкой, уже шел к своему тенту.

– Здравствуйте! – тут же засияла Надя, как будто увидела своего самого близкого и дорогого человека.

– Здравствуй, – в ответ улыбнулся тот.

– Как вы ловко его пришвартовали. Он ведь, наверное, тяжелый…

– А, ерунда.

– А меня зовут Надя. А это моя подруга Марлен.

– Что, правда Марлен? – снова улыбнулся лодочник.

– Да, – кивнула Марля.

– А вас как зовут?

– Сергей.

Не успела Марля и опомниться, как они уже сидели на ярко-желтом водном велосипеде, а их новый знакомый, пыхтя, толкал их от причала, приговаривая:

– Катайтесь сколько хотите, девчонки!

– И как тебе это удается? – только и оставалось Марле, что снова задать этот вопрос подруге.

– Честно?

– Честно.

– Я не знаю, – пожала плечами Надя. – Само получается. Мужики, они же как телята: поманишь пальчиком – и толпой следом побегут. Надо только улыбнуться, в глаза посмотреть, а потом вот так вот глаза опустить. И все, они твои.

– Да?..

– Ладно, не переживай, научишься. Слушай, а тебе кто больше нравится: Федька или Петька?

– Мне? – растерялась Марля. – Не знаю.

– И я не знаю. Петька такой большой, громкий, энергичный. Как гаркнет – прямо э-эх! – душа в пятки. Веселый он. Прям как я. А Федька какой-то молчаливый. Но зато как он лихо шляпу поднял… Мне кажется, он все равно сильнее Петьки. И ездит лучше. Жаль только, что дрищ. Ну, тощий то есть. Мне дрищи не нравятся. Хотя… Я бы с ними с обоими закрутила. Но ты не боись, не буду. Поделюсь с тобой. Надо как-то определяться, где чей.

Марля задумалась. На нее тоже Федька произвел большее впечатление, чем Петька, который обозвал ее заморышем. Да и ростом Федька был пониже Петьки: Марля была ему по плечо, даже на пару сантиметров выше его плеча.

И тут вдруг водный велосипед тряхнуло. Марля с испугу вцепилась в Надю, обе обернулись. Сзади к ним подплыл какой-то парень и теперь пытался влезть на правый поплавок.

– Надька! – расцвел он в улыбке.

– А ну слезь! Утопишь нас! – грозно откликнулась та.

– Да ты шо? Не узнала? Це же я, Гриха!

– Я тебя узнала. Ты куда-то плыл? Вот и плыви себе! – Надька попыталась извернуться и столкнуть парня с поплавка.

– Я к тебе зайду вечером!

– Может, меня вечером дома не будет…

– Я тебя найду! – Гриха послушно отцепился от водного велосипеда и помахал ей рукой из воды.

– Кто это? – удивилась Марля.

– А, – махнула рукой Надька, – местный, в позапрошлом году мы с ним гуляли. Все трусится по мне.

– Что делает?

– Ну, любит до сих пор.

– А ты?

– А что я-то? Прошла любовь, завяли помидоры. На фига он мне сдался? Хотя… Не буду его сразу отшивать. Пусть Петька поревнует.

– Зачем? Ты же сказала, они и так будут нас добиваться.

– Конечно, будут. Но любви без страданий не бывает.

Но план дал сбой. Сколько бы ни сидели на вишнях Надя с Марлей, не столько собирая ягодины, сколько поглядывая на улочку, не идет ли кто, никто так и не появился.

– А, не больно-то они и нужны были, – махнула рукой Надя. – Набрала ведро? Ну и хватит на сегодня. Пойдем в гости к тете Вале.

Марля знала, что давно уже Надя повадилась ходить в гости к дневальной, тете Вале, пошариться в Интернете (у бабы Аглаи компьютера не было), послушать местные сплетни и… покушать.

Покушать Надя всегда была не против: и у своей бабушки, и у тети Вали, и у кого угодно, кто пригласит. Две тарелки знаменитого кубанского борща, когда сначала, пока варится картошка, делается «зажарка» – лук, морковь и свекла с растительным маслом, потом в картошку кладется капуста, потом зажарка, потом петрушки всякие, соль – и готово. Тушеной нутрятины – мягкой, не то что говядина или баранина, вкусной, со специями. Фаршированных перчиков, кабачков с золотистой корочкой. Каши с тыквой. И конечно же, сала. Запить все это краснодарским чаем.

Марля впервые у тети Вали увидела, как люди берут булку, мажут на нее сгущенку, а сверху – еще и сметану, приговаривая: «Это тебе не магазинная, это своя – вон сепаратор стоит – от своей коровки, жирностью под пятьдесят процентов». И уж тем более Марля никогда до это не видала, чтобы на сметане яичницу жарили – не подгорает!

– А не поздно? – засомневалась Марля.

– Не-а. Пол-одиннадцатого, тетя Валя как раз садится ужинать.

Прошлись по тихой улочке с ровным рядом красно-кирпичных домов с зелеными рамами, зелеными заборами и зелеными же воротами, с традиционно увитыми виноградом внутренними двориками, алычой и яблонями у заборов…

– Надя, а мы туда идем? – вдруг засомневалась Марля. – Вроде позавчера не так шли…

– Ой, что-то я задумалась, – спохватилась Надя. – Давай тут срежем.

Срезая, прошлись с заднего двора бывшей усадьбы братьев Никольских. Надя на секунду замерла:

– Что-то свет не горит…

– У кого? – не поняла Марля.

– Да так…

Марля с Надей валялись в сене у первого номера. Ждали не просто табун, но и табунщиков. Надин план все-таки сработал. Вчера днем подружки встретили в магазине Петьку, который сообщил, что они с Федькой работают в ночь, потом день отсыпаются, а вечером приглашают подружек куда-нибудь прогуляться. Договорились встретиться у маточной конюшни в восемь. Марля волновалась, а Надька – нет.

– Что ты волнуешься? Это же просто парни. Сходим куда-нибудь, потусим. А там… посмотрим.

– Куда сходим?

– А здесь вся молодежь вечерами на биофабрику ходит. В соседнем поселке километрах в трех биофабрика находится. Там коров и лошадей держат. Их заражают разными болячками, а когда у них антитела вырабатываются, делают из них вакцины для людей, – пояснила Надя. – Здесь ведь скука смертная: ни клуба, ни дискотеки. Вот все и прогуливаются романтично туда-сюда, до биофабрики и обратно.

И снова – неожиданно! – поднялась стена пыли за скирдами. Потом послышался топот, и показались первые лошади. Марля и про парней сразу забыла – так увлеклась сказочным зрелищем. Но Надя быстро вернула ее в реальность:

– О, мальчики!

Подошли Федька с Петькой.

– Пошли, шо ли? – весело предложил Петька. – На променад.

Прошлись по поселку и вышли за околицу.

– Интересно, а кукуруза уже созрела? – спросила Надя и сама же себе ответила: – Надо посмотреть.

Сошли с дороги.

Марля первый раз видела кукурузное поле, а потому с интересом углубилась в лес толстых мясистых стеблей с волосатыми смешными початками, завернутыми, как конфеты в обертку, в листья. Выломала один, развернула. Зернышки были твердыми, плотно прижатыми друг к другу.

– Нет, не созрела, твердая, – первая крикнула она.

– Конечно, твердая. Она и не должна быть мягкой, – тут же откликнулся Петька. – Зараз созрела. Молочная спелость!

– Надо набрать с собой, – обрадовалась Надя.

– Конечно, набирай! И таскай всю дорогу. Запас карман не тянет, – рассмеялся Федька.

Но Марля их не слушала. Кукурузный лес манил ее все дальше. И она шла вдоль рядов, раскинув руки и касаясь ими растений. Иногда сворачивала вправо, а иногда влево, но куда бы ни свернула, во все стороны шли ровные кукурузные ряды без конца и без края. Марля сама не заметила, как ускорила шаг. А потом и побежала. Вперед, вперед! В неизвестность в странном зеленом лесу.

Опомнилась, когда поняла, что не слышит больше голосов. Обернулась. Назад шел ровный ряд кукурузных стеблей. Марля вздохнула и решила возвращаться. Ведь кукурузный лес никуда не денется, сюда можно будет прийти и завтра, а сегодня у них с Надей по плану прогулка с парнями.

Марля шла и шла, но выйти к дороге, к ребятам не получалось. Между тем решительно темнело…

– Эгей! – негромко крикнула она, а потом и громче: – Э-ге-гей!

Но ответом была тишина. Только на ветру шелестели верхние листья.

– Э-ге-гей! – еще громче крикнула Марля и испугалась.

Почему-то ей сразу вспомнились страшные американские фильмы про чудовищ, живущих в кукурузе, или про кукурузных маньяков.

Марля прислушалась. Кругом шелестела кукуруза. Но ни голосов, ни шума машин с дороги, с которой они сошли в поле, не было слышно. И не видно было уже почти ничего.

– Я, наверное, просто иду не в ту сторону, – вслух, чтобы успокоить саму себя, сказала она.

И повернула на девяносто градусов.

– Э-ге-гей! – Марля прошлась, а потом и пробежалась в новом направлении.

Но снова ничего, кроме шума листьев, не услышала.

Она еще раз свернула и уже сразу бегом бросилась вперед.

«Здесь никого не может быть, чудовища бывают только в кино, здесь только я и где-то впереди ребята», – успокаивала она сама себя, но это мало помогало.

И тут же Марля услышала какой-то страшный звук сбоку.

– Мама! – вскрикнула она и ломанулась напрямик сквозь ряды.

И вдруг кто-то схватил ее за руку. В ужасе Марля грохнулась на землю и замерла.

– Марля, ты че? – склонившись, над ней стояла Надя.

А рядом Федька с Петькой.

– Ты что с ней сделал? – Надя негодующе повернулась к Петьке.

– Я? Я шо, я нишо. Это она сначала на меня налетела, а потом ломанулась куда-то вдаль. Я ее поймать хотел.

Марля открыла глаза.

– Живая? – с усмешкой переспросил Федька. – Ну ты даешь, Марля. Удрала в кукурузу, десять минут бегала вокруг нас кругами с воплями «э-ге-гей!». А потом взяла и грохнулась. Это че за прикол был?

– Я думала, я потерялась… – Марля отчаянно пыталась успокоиться и взять себя в руки, встала на ноги, стряхнула травинки с одежды.

– Комедия, – заржал Петька, – она потерялась в кукурузе в пяти метрах от нас и от дороги. – Ты как…

Но Надя перебила:

– Че пристал к человеку? Она первый раз кукурузное поле увидела. И вообще, мы идем гулять или нет?

Все послушно снова вышли на дорогу.

– Марля, никуда от нас не отходи! – назидательно сказала Надя.

Марля и не собиралась.

– А шо у нас сегодня в табуне было! – тут радостно начал Петька. – Короче, Федька с машки грохнулся. Сверзился, как куль.

– Это меня лошади за кнут стащили! Так бы я ни за что не упал! – тут же возмутился Федька.

– Как «за кнут»? – не поняла Надя.

– Да я кнутом щелкнул, когда табун гнали, а он в хвосте впереди бегущей лошади запутался, она рванула вперед и сдернула меня с седла.

– Конечно, а кнут отпустить он не мог! – продолжал ржать Петька. – Только пятки сверкнули.

– Да я просто не ожидал!

– Оправдывайся, оправдывайся!

– Тебе не больно? – Марлю не волновало, почему свалился Федька, ей казалось, что упасть с лошади так страшно, ведь она такая высокая…

– А, ерунда. Бок немного ушиб, – ответил Федька. – Че мне станется?

– Конечно, у себя там, на ферме, небось постоянно с коней грохаешься! – снова заржал Петька.

– Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда завтра нам чекушек дадут!

– Что дадут? – не поняла Надя.

– Лошади у нас на заводе чистокровной верховой породы, ч/к сокращенно. А мы их чекушками зовем. Завтра машек возьмут в упряжь овес с базы возить, а нам придется пасти на племенных кобылах. А они скаковые, резвые, – пояснил Федька.

– Сам кнутом завтра не маши! – снова поддел его Петька.

Парни продолжали препираться, но Марля их уже не слушала. Она шла и, не отрываясь, смотрела на луну, которая, большая, желтая, висела над стерней, как огромный фонарь, как выдуманная Ларсом фон Триером планета Меланхолия в одноименном кино.

Между тем поля кончились, появились фонари вдоль дороги и первые дома биофабрики.

– Интересно, а местные нам не вломят? – вдруг озадачил всех Федька. – Как тут у них, стенка на стенку не ходят?

– Ха, местные! Я сам кого хочешь уделаю! – Петька встал в эффектную позу, демонстрируя бицепсы.

– Ой, кто там? – вдруг спросил Федька, показывая ему за спину в кусты.

Петька обернулся… и в ужасе отпрыгнул метра на три.

Вслед за Петькой с криком «мама!» испуганно шуганулась в сторону и Марля. Довольный эффектом, Федька заржал.

– Но там правда кто-то есть… – робко протянула Марля.

В кустах, куда не доставал свет фонарей, виднелась чья-то черная огромная фигура…

– Испугался! – Федька продолжал потешаться над Петькой. – Герой. Всех уделает. Ха-ха-ха!

– А вот ты иди и посмотри сам, кто там! – зло зыркнул глазами на него Петька.

Фигура не двигалась. Но просматривалась явно. Все четверо переглянулись, но лезть в кусты никому не хотелось.

– Ладно, я посмотрю, – неожиданно заявила Надя и решительно шагнула в кусты.

– Конечно, мы посмотрим, мы же не такие герои, как ты! – вслед за ней столь же решительно отправился Федька.

Марле по-прежнему было не по себе. А Петька старательно делал вид, что ему наплевать на страшную фигуру.

Через полминуты из кустов высунулась Надя:

– Знаете, кто это?

– ???

– Не поверите! – Она выдержала эффектную паузу: – Ленин.

– Ленин? – не поняла Марля.

– В натуре Ленин! – донесся из зарослей голос Федьки. – В кепке!

Петька, а за ним и Марля полезли в кусты.

За зарослями у полуразрушенного забора стоял всеми забытый памятник Владимиру Ильичу.

– Прикольно, – улыбнулась Надя, – наверное, он на какой-нибудь площади стоял или перед конторой, а потом его сняли и почему-то выкинули сюда.

Все зачем-то с интересом потрогали памятник.

И пошли дальше.

– А вот там вот, за домами, сами фермы, где держат коров и лошадей, из крови которых делают вакцину и сыворотку. А дальше – скотомогильник, – с видом знатока рассказывала Надя.

– Круто! – почему-то обрадовался Петр. – Кладбище домашних животных. Бачили фильм? Короче, там кошечки-зомби и собачки-зомби вылезали из могил и всех сжирали! А тут еще круче: коровы-зомби и лошади-зомби, с рогами и копытами. Айда на кладбище!

– Никого они там не сжирали, – пожал плечами Федька. – Фильм как фильм, обыкновенная голливудская фигня.

– Ага! Испугался идти на кладбище!

– Да легко! Куда идти, Надька?

– А вот по этой дорожке.

– Может, не надо? – робко вступила в разговор Марля.

– Ага, наша мелкая испугалась! – заржал Петька. – Детишек животные-зомби жрут в первую очередь.

– Я не испугалась, я вовсе не из-за зомби, – тут же стала оправдываться Марля. – Я потому что… ведь их это… их ведь заражают разными болезнями. А вирусы и бактерии могут сохраняться в почве десятилетиями. Ведь это просто опасно… Да и закрыто там все, наверное, под охраной…

– …чтобы такие придурки, как ты, туда по ночам не лазали, – закончил ее фразу Федька, обращаясь к Петьке.

– Ты сам вперед меня готов был бежать на кладбище! – тут же возмутился тот.

И парни снова стали ругаться.

– Какие вы скучные, – фыркнула Надя, – мы с Марлей пошли по домам.

Она демонстративно развернулась и потащила Марлю за собой.

Парни продолжали о чем-то спорить, а подружки медленно, но верно удалялись.

– И что, мы вот так просто уйдем? – не поняла Марля.

– Мы не просто уйдем, мы сложно уйдем. Медленно и красиво, – пояснила Надя. – А они будут нас догонять.

– Ты уверена?

– На двести процентов. Они уже в табуне друг другу осточертели. Им все равно важнее с нами пообщаться.

И снова она оказалась права: не прошло и пяти минут, как неожиданно из кустов навстречу с гиканьем выскочили Федька с Петькой, обогнавшие их за забором и задумавшие их напугать. Марля, конечно же, испугалась, а Надя снова фыркнула:

– Детский сад.

Парни пристроились рядом.

Шли шеренгой: Марля, Надя, Федька и Петька. Студенты снова стали болтать о лошадях, о табуне, выяснять, кто из них самый крутой табунщик. Надя вяло что-то отвечала, а Марля шла и думала, что первый раз в своей жизни она идет поздно вечером под большой желтой луной, под звездами, где-то далеко от дома, от родителей, идет с парнями… С настоящими симпатичными мальчиками, которые старше ее, которые уже студенты. Они пригласили ее на свидание! Пусть не одну, пусть вместе с Надей, но все равно это ведь ее первое и очень романтичное свидание…

Вышли на дорогу к кончасти, появились машины, и всем пришлось сместиться на обочину. Задумавшись, Марля отстала от остальных. Шла и улыбалась сама себе.

– Ой, Надька, шо-то ты мне в темноте шибко нравиться стала! Дай-ка я к тебе попристаю! – впереди нее Петька попытался оттеснить Федьку от Карнауховой и приобнять.

Марля еще шире улыбнулась. Как истинный кубанский хлопец, Петька разговаривал с непривычными, какими-то особенными местными интонациями, а букву «г» выговаривал мягко, похоже на «х».

– Ой, даже не знаю… Ну таки поприставай немного, – хихикала Надя, – если Федька не против.

– А хочешь, Петька, я к тебе подомогаюсь? – смеясь, предложил Федька.

– Уйди, противный! – тут же откликнулся тот.

– Сам такой!

– А где Марля? – вдруг спохватилась Надя.

– Марлечка, ты идешь чи ни? – тут же обернулся и заорал во всю ивановскую Петька.

Марля послушно ускорила шаг и догнала остальных.

– А что чинить? – переспросила она.

– Ну ты деревня, – заржал Петька. – Идешь или нет, спрашиваю.

– Я из Санкт-Петербурга, – обиженно напомнила Марля.

В конном заводе многие использовали украинские слова, и она не всегда понимала, о чем речь. Но ведь ее вины в этом не было – это просто был другой язык.

– Обидели ребенка, – неожиданно Федька… приобнял Марлю.

Просто взял и положил ей руку на плечо. Как парень своей девушке.

Марля до смерти обрадовалась тому, что они уже вышли из поселка биофабрики, здесь нет фонарей и никто не видит, как она покраснела…

– Ну ты скорый, – то ли зло, то ли уважительно протянул Петька и тут же сгреб Надю в охапку.

Та хихикнула, но сопротивляться не стала.

А Марля снова посмотрела на луну, уже поднявшуюся высоко над горизонтом. На небо. На Млечный Путь.

Прошла неделя.

Жара установилась адская – в тени температура поднималась за сорок градусов. Марля, не привычная к такой погоде, дней пять просто провалялась дома в кровати: у нее кружилась голова, она не могла ничего есть, и ей все время хотелось спать.

А вот спать-то как раз и не получалось. Из-за жары – а никакого кондиционера у бабы Аглаи не было и в помине – заснуть можно было только часа в три ночи, когда хоть как-то в открытые окна начинало тянуть ночной прохладой. Но почему-то ровно в шесть – обязательно в шесть! – просыпались мухи. Если комарам было все равно: день или ночь – они преспокойно могли сосать кровь в полной темноте, то мухи послушно устраивались спать, едва в комнате гас свет. Зато и просыпались с рассветом. А фумигатор на них, к сожалению, не действовал. Надя в шесть утра, не просыпаясь, натягивала на себя, укрываясь с головой, простыню, которая заменяла одеяло, а Марля так не могла. Под простыней она тут же начинала потеть и задыхаться. А без простыни вздрагивала и просыпалась от препротивных мушиных лапок, семенящих по ее ноге или спине.

Только и получалось, что доваляться до семи-полвосьмого. Больше – нервы не выдерживали. Марля вставала, умывалась-одевалась и шла помогать по хозяйству бабе Аглае. Хватало ее ровно на час. Потом у нее начинала кружиться голова, ее тянуло в сон и так далее. И весь день она потом лежала то на своей кровати, то на диване перед телевизором в гостиной, то на старенькой раскладушке, изображавшей шезлонг, в тени за домом. Только спать на жаре с мухами не получалось – получалось только мучаться.

Мучения скрашивали воспоминания. Марля раз за разом прокручивала в голове ее первое в жизни свидание – а это было именно свидание! – их прогулку до биофабрики. Как они с Надей шли вместе с парнями, как смеялись, как красиво было вечером в полях, какая висела над полями луна… Марля снова и снова вспоминала, как обнял ее Федька, как прижал к себе, вспоминала его теплую руку на своем плече…

Все эти дни, лежа, умирая от жары, мучаясь, Марля думала о Федьке. О том, какие у него красивые темные, почти черные глаза. Какой он сам… красивый. Какой сильный и ловкий. Какой смелый. Как он красиво смотрится на лошади… И ведь он не обзывал ее заморышем! И сам – сам! – обнял, когда они шли с биофабрики.

Неужели же и у нее мог появиться свой парень? Неужели же и ее кто-то мог полюбить?..

Но потом у нее снова начинала раскалываться голова от жары и недосыпа. И Марля снова начинала проклинать все и вся за то, что она согласилась с родителями и приехала сюда, к бабе Аглае. С каждым днем ей все больше казалось, что она здесь просто физически не выживет: помрет от жары, духоты, недосыпа и истощения. И тогда Марля забывала о Федьке и мечтала только об одном: попасть домой. Так было, пока неугомонная, привычная к жаре Надя не решила положить конец этому безобразию.

– Сколько можно валяться? Бодрость – норма жизни! – В один из дней она решительно подошла к раскладушке за домом, где умирала от жары ее подруга. – Меня уже Петька с Федькой устали спрашивать: «Где твоя подружка?»

– А они спрашивали? – робко поинтересовалась, даже не подняв голову, Марля.

За эти дни Надя успела уже два раза погулять со студентами: они один раз сходили на биофабрику и один раз сходили искупаться на пруд.

– Конечно! Поэтому хватит валяться и киснуть. Это же юг. Снега не будет!

– Я не выношу жару. Мне так плохо, Надя… Я умру.

– Хватит ныть!

– Мне так…

Но Надя, не дослушав, ушла.

– Мне так плохо, так плохо… Я хочу домой… – сама себе пожаловалась Марля.

И тут вдруг… на нее обрушился ушат ледяной воды.

Марля подскочила, как ужаленная:

– Ты что?!

Рядом стояла довольная Надя с поливочным шлангом в руках.

– Хватит ныть! – И она снова направила струю воды на подругу.

– Не надо! – еще раз взвизгнула Марля и бросилась бежать.

Надя припустила за ней следом, продолжая ее поливать, как грядку.

Спаслась Марля в доме, и то только когда баба Аглая отобрала у Нади шланг.

– Ты с ума сошла! Теперь одежду сушить, переодеваться, – пробурчала из дома Марля через открытое окно.

– Это ты с ума сошла! – парировала Надя. – Какое сушить? Иди сюда. Одежда высохнет за десять минут. И это будут прекрасные десять минут.

Марля недоверчиво вышла из дома. И правда, в мокрой одежде адская жара вовсе не показалась ей адской жарой. Напротив, солнышко, сушившее одежду, ей даже понравилось.

– Я научу тебя жить на юге! – провозгласила Надя. – Все просто. Надо гулять, передвигаясь короткими перебежками от колонки до колонки, обливаясь водой целиком вместе с одеждой. И у тебя все время будет бодрость – норма жизни.

– Да?

– Конечно! А то так все лето пролежишь. Пошли купаться на пруды!

И они от колонки до колонки, как советовала Надя, пошли на пруды.

– Что вчера было, Марля, что вчера было!..

Марля полулежала почти в обмороке на сиденье водного велосипеда, а Надя бодро крутила педали, пытаясь куда-то плыть, что выходило, надо сказать, очень плохо: они вяло крутились по кругу на середине пруда.

– Тебе что, не интересно?!

– Интересно, – послушно прошептала Марля, проклиная про себя подружку, вытащившую ее с раскладушки, жару и весь Краснодарский край.

– Мы поцеловались! Он меня поцеловал! Долго стеснялся, ходил кругами, говорил ерунду… Я-то уже поняла, что он хочет. Но, думаю, буду делать вид, что я тут вообще ни при чем. Пусть помучается. А потом он решился: ка-ак схватит, ка-ак прижмет к себе. И поцеловал. Не умеет он, правда, целоваться совсем. Ну да ладно, научится у меня. Уж я-то целуюсь лучше всех в классе.

– Кто – он?

Надя немного растерялась:

– Петька, конечно. Большой такой, как схватил, так прямо у меня и ножки подкосились. Мы под абрикосом у усадьбы стояли. Не под тем, что у стола, а под тем, что за усадьбой. В темноте.

– И что теперь?

– Теперь… – Надя мечтательно закатила глазки. – Теперь он мне должен в любви признаться. Не сразу, конечно. Надо будет снова немного с Грихой закрутить, чтобы заревновал, а потом снова с Петькой еще раза два поцеловаться. Но до этого он должен еще предложить мне с ним гулять. А то как целоваться под вишней у бабы Аглаи – так они все горазды. А мне не только поцелуи нужны. Мне парень нужен. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето. Чтобы было с кем по деревне прогуляться.

– А-а… – Марле стало немного завидно, дальше слушать подробности ей уже не хотелось.

Но Надя продолжила:

– А целуется он все-таки не очень. Хоть он и студент уже. Я у него спросила: «Федька, а со сколькими девчонками ты уже целовался?» А он…

– Федька? – у Марли даже обморок прошел – она едва не подскочила на сиденье водного велосипеда.

– Черт! – выругалась Надя.

– Ты же с Петькой целовалась! Под абрикосом. Или… Подожди! А с Федькой под вишней? Ты что, с ними обоими целовалась?!

– Да, целовалась. Да, с ними обоими. С Петькой под абрикосом у общаги, а с Федькой под вишней у нашего дома. А что мне оставалось делать? Тебя нет, а парней двое, – почему-то разозлилась Надя.

– Да мне все равно, все равно! – почти выкрикнула Марля.

Она и сама не поняла, почему ей вдруг стало так больно где-то слева под ключицей.

– Подожди. Ты что, влюбилась в Федьку?!

– Я не влюбилась в Федьку! Просто… просто…

– Ты бы хоть слово мне сказала, что тебе Федька нравится. Сама виновата – молчала как партизан. Я откуда знала? Я думала, мы еще не определились, кто с кем. И вообще, я тебя всю неделю звала гулять с парнями, а ты все умирала то на диване, то на раскладушке.

Марля молчала. Она просто не знала, что сказать. Она не знала, нравится ли ей Федька, не помнила, договаривались они с Надей о чем-то или нет. Ей почему-то было очень больно и нечем было дышать, но что это за боль, что с ней происходит, Марля понять не могла.

– Шо це такэ? Як же можна не исти? Исти потрибно. Шо хлопцы скажуть? Совсем охлянула девка. Шкира та кистки. Шо я твоим родителям скажу? – причитала баба Аглая за ужином.

Марля искренне пыталась что-нибудь съесть, хотя аппетита у нее по-прежнему не было. Надя же, как обычно, радостно уплетала за обе щеки и борщ, оставшийся с обеда, и кабачки, зажаренные по-украински, с луком, и чай с пирожками и медом.

После ужина Марля привычно привалилась на свою кровать. Рядом пристроилась Надя.

– Так и будешь обижаться? – напрямик спросила она. – Я что, виновата, что я всем нравлюсь? Я только трошки поцеловалась с твоим Федькой. И то исключительно потому, что не знала, что он тебе нравится. Вот. И не надо на меня так смотреть!

Марля вздохнула. Она и сама как будто до сегодняшнего дня не знала, что Федька ей нравится. Сама не заметила, как вдруг поверила, что и она может кому-то понравиться. Что кто-то не будет обращать внимания на ее внешность, ее маленький рост. Что кто-то захочет с ней гулять до биофабрики и обратно, захочет поцеловать ее… Ведь здесь же никто не знает Федьку. Ведь он уедет отсюда и больше никогда не вернется. А потому он может не стесняться гулять здесь с ней, с Марлей…

– Я больше не буду! Прости меня. Довольна? – в конце концов мрачно заявила Надя. – Мне они оба не нужны. Мне и одного достаточно. Петьки. Он хоть ростом удался. Не то что Федька – дрищ дрищом. Так что Федька – твой. Сегодня они в ночь пасут, а завтра вечером мы – вдвоем! – с ними куда-нибудь сходим. И будет он твой. Только не ной и не умирай, хорошо?

– Хорошо, – послушно ответила Марля.

Утром Марля проснулась с температурой.

Еще неделю Надя с виноватым видом почти все время просидела рядом с подругой. Отпаивала ее чаем на травах, заваренным бабой Аглаей, читала вслух книжки, выслушивала ее стенания. Пока Марле не стало стыдно.

– Надя, ты не обязана сидеть со мной каждый день. Там тебя, наверное, Петька ждет, гулять зовет. У меня ведь не высокая температура уже. И я уже почти не кашляю. Сходи с ним куда-нибудь. Или с ними обоими. Я тебе верю, я верю, что ты больше с Федькой целоваться не будешь. Я уже не сержусь.

Марля лежала на кровати в окружении лекарств, а Надя сидела на подоконнике у открытого окна.

– Ой, да подождет меня Петька, – неожиданно резко отмахнулась Надя, болтая ногой и рассматривая ярко-алый лак на ногтях.

– Подожди… – Марле почудилась в этом какая-то фальшь. – Вы же целовались. Ты с ним встречаться собиралась… Что-то случилось?

– Ничего не случилось.

– Я же вижу, что что-то случилось…

– Это все ерунда.

– Надя, ты мне подруга или нет?

– Подруга, – буркнула Надя. – Ладно, что уж тут, Петька… – И она все рассказала.

Надин план по завоеванию студентов с треском провалился. После той знаменательной для нее прогулки, когда Надя сначала поцеловалась с Петькой под абрикосом у усадьбы братьев Никольских, а потом неожиданно почти ночью к ней под окна заявился Федька, вызвал на улицу и тоже поцеловал, оба они просто… пропали.

Пропали исключительно для Нади. Они по-прежнему пасли лошадей и сидели в конторе кончасти, заполняя отчеты о практике. Но в свободное от этих занятий время почему-то встреч с ней не искали, а ходили на пруд ловить мелких рыбок – коробков. А еще быстро перезнакомились со всеми поселковыми парнями, пили с ними местные вина за столиком под абрикосовым деревом. А про Надю как будто забыли. Встречаясь с ней в магазине или на улице, конечно, здоровались, но прогуляться больше не приглашали. И даже демонстративные прогулки с Грихой под окнами студентов не возымели никакого эффекта.

Надя была зла как черт:

– Бросил мне сегодня Петька, встретив на улице: «Шо не приходишь к общаге в картишки сыграть?» – и дальше пошел. И че? И это все?!

– Но ведь позвал же… – заметила Марля.

– Вот радость какая – в карты играть они нас позвали! – тут же громко возмутилась Надя.

– Но можно ведь не играть с ними, так посидеть… Если ты хочешь…

– Дело не в картах! Я ведь не об этом. Я о том, как они… он меня… нас позвали. Он имел в виду нас обеих.

– А как он нас позвал?

– Походя. Походя он нас позвал. Как будто из вежливости. Как будто он мне что-то теперь должен. Он мне, конечно, должен, но не это. Они там с местными сидеть будут. В карты дуться. А че мне их карты? Да и слушать глупые анекдоты местных придурков у меня нет ни малейшего желания.

– У меня тоже, – вставила Марля.

– Я не понимаю, почему они нас больше никуда не приглашают! Они что, сюда в карты играть приехали?! – продолжила возмущаться Надя.

– Вообще-то они сюда на практику…

– Они сюда приехали с девчонками гулять! То бишь с нами.

– Да?

– А на фига им иначе в такую даль переться?

Марля озадачилась, а Надя продолжила возмущаться поведением парней. Ведь так все хорошо начиналось – и на тебе. И как будто и не гуляли в обнимку до биофабрики, как будто и не было никаких поцелуев. В итоге ей пришлось признать, что закадрить парней не вышло.

– Фу, какое мерзкое у меня настроение всю неделю, – вздохнула Надя. – Как он мог, ну как он мог про меня забыть? – И шмыгнула носом. – Даже разреветься захотелось. Не понимаю, что я сделала не так?..

– Может быть, не надо было с ними обоими целоваться? – робко предположила Марля.

– Иди ты знаешь куда? – Надя неожиданно соскочила с подоконника прямо во двор, на минуту скрылась с глаз, но потом снова заглянула в окно: – Мне на них обоих НАПЛЕВАТЬ.

Переболев, Марля неожиданно перестала страдать от жары. Она по-прежнему обливалась потом, по-прежнему постоянно хотела пить, но у нее проснулся – на радость бабе Аглае – зверский аппетит, и она стала крепко спать по ночам, несмотря на жару и мух.

И снова они с Надей пошли на пруд купаться, а вечером опять Марля лежала с книжкой в сене у первого номера и смотрела во все глаза, как ровно в восемь, на закате, с пастбища приходит табун.

Сначала за скирдами поднялась стена пыли. Она приближалась, приближалась, а потом остановилась – табун пил. Лошадей не было видно – только пыль медленно оседала за абрикосами. Небо у горизонта понемногу становилось розовое. Розово-оранжевым расцвечивались жидкие облачка.

А потом снова пыль поднялась, послышались топот копыт, ругань табунщика, и из-за старых абрикосовых деревьев вылетели галопом, крутя головами, холостые кобылы. За ними рысили подсосные с ошалевшими жеребятами. Минута – и бурлящая огненная река, прорвавшись между абрикосами и конюшней молодняка, заполнила все пространство.

Марля замерла. Но не только потому, что в очередной раз зрелище золотых сказочных лошадей заставило ее замереть в восторге. Еще и потому, что позади кобыл лихо скакал на такой же золотой и сказочной лошади Федька в неизменной ковбойской шляпе.

– А мне на них наплевать, – раздалось рядом.

Марля вздрогнула, обернулась и увидела рядом стоящую с делано-равнодушным видом Надю.

Откуда-то из середины розовой пыли и золотых лошадей вынырнул верхом Петька и снова скрылся из глаз.

С криком «Держи Риориту!» мимо промчался бригадир Каскин. За ним, как индеец, крутя разводкой, проскочила дневальная тетя Валя.

– А мне кажется, тебе не наплевать. Ты просто обиделась. Обиделась, что он поцеловал тебя и теперь больше на тебя не смотрит. Только все это потому, что ты потом поцеловалась с Федькой. Вот Петька и обиделся на тебя. Ведь можно подумать, что тебе все равно с кем целоваться. А ему это неприятно. Вот он теперь и делает вид, что ему на тебя наплевать. А ты делаешь вид, что тебе наплевать на него. По-моему, это глупо. Если, конечно, он тебе на самом деле нравится… – осторожно высказалась Марля.

– Я вообще просто за тобой пришла, а не на них поглазеть!

– Надя, но ведь я права… Прости, пожалуйста, если обидела, но… Зачем эти все страдания? Хочешь, давай сходим к общаге, посидим с ними за столом, сыграем в карты. Ты с ним поговоришь, и все наладится.

Надя не ответила, она во все глаза смотрела на Петьку.

Марля поднялась с сена, чтобы было лучше видно, и тоже посмотрела на него. Петька бестолково носился галопом туда-сюда, не столько помогая конюхам ловить кобыл, сколько, наоборот, мешая.

– Это ведь он ради тебя тут выпендривается… – тихо заметила Марля.

Надя снова промолчала.

Марля же поискала глазами Федьку. И увидела, что он совсем рядом и… смотрит на нее. Марля тут же быстро отвернулась.

– Ладно, только ради тебя я схожу с тобой и послушаю дурацкие анекдоты, – буркнула Надя.

В усадьбе братьев Никольских, в торце здания был вход в общежитие, а рядом с входом под огромным абрикосовым деревом стоял стол со скамейками, за которым все обычно и собирались. Время от времени с веток срывались первые созревшие абрикосинки и падали с таким звуком, как будто кто-то идет. Ночью – как будто идет кто-то с дурными намерениями.

На следующий день с обеда подружки, как и договаривались, отправились играть в карты со студентами.

– Это хорошо еще, что конмальчиков пока еще нет… – сама себе под нос заметила Надя.

– Кого? – не поняла Марля.

– Конмальчиков. Они в скачках участвуют.

– В скачках?

Надя вздохнула и стала объяснять все подробно:

– В нашем конном заводе разводят лошадей чистокровной верховой породы. Молодняк объезжают и готовят к скачкам. Скачки не имеют никакого отношения к конному спорту. В них выигрывает лошадь. Чтобы наши лошади могли выигрывать в международных скачках, надо постоянно улучшать породу. Надо вести отбор лучших лошадей на племя. Те лошади, которые покажут самую высокую резвость, остаются для разведения в заводе. Это называется «селекция». Самые резвые участвуют в этих самых международных скачках в Европе или даже в Америке. Некоторые побеждают. И тогда к нам в конный завод приезжают покупать лошадей богатые покупатели. В общем, все это очень сложно.

– А конмальчики-то кто?

– В скачках на лошади скачет жокей. Чем меньше он весит, тем проще лошади победить. У жокеев, как и у балерин, очень строгие ограничения по весу. Прикинь, по международным стандартам вес жокея не должен превышать пятидесяти двух с половиной килограммов. А на совсем молодых лошадях, которым всего года по два, могут скакать только те, кто весит килограмм сорок пять, если не меньше. Никакой взрослый мужик не может быть таким дохляком. Поэтому на молодняке скачут конмальчики – парни лет, не знаю, от четырнадцати до восемнадцати. К восемнадцати они, как правило, уже выигрывают несколько скачек и получают звание жокея. То есть конмальчик – это почти жокей, – устав объяснять, резюмировала Надя.

– А почему хорошо, что их нет? – поинтересовалась Марля.

– А потому что весь молодняк сейчас на ипподромах: в Москве, Краснодаре, Пятигорске и других – лето, скаковой сезон. А с ними все конюхи, жокеи и конмальчики. Они там постоянно возятся с лошадьми, девочек не видят. Когда скаковой сезон закончится, они все вернутся в завод с кучей денег. Только жокеи все в семьи свои вернутся, будут семейными делами заниматься, а конмальчики – они свободные. Тут же начнут расслабляться и праздновать свои победы. Куролесить, за девками бегать, ходить на биофабрику и бить местных. Ужас что будет твориться. Конмальчики – это кошмар.

– А точно они еще не приехали? – испуганно спросила Марля.

– Точно. Скаковой сезон позже заканчивается, – успокоила ее Надя.

Они подошли к усадьбе.

За столом под абрикосом сидела веселая компания. Первыми подружки увидели знакомые профили Петьки с Федькой и Грихи. Потом разглядели с ними взрослого мужчину – Андрея, тренера, обучавшего верховой езде на спортивной конюшне.

– О! Девчонки! Привет! – радостно крикнули им из-за стола.

– А мы тут в картишки играем, – пояснил Петька, собирая со стола карты и тасуя, – в подкидного с переводным. Сыграете? Только проигравший лезет на абрикос и кукарекает.

Раздали.

Марля умела и даже любила играть в карты. А потому легко включилась в процесс. Потихоньку она перестала робеть и стесняться: ловко подкидывала и вместе со всеми смеялась, когда кто-то не мог отбиться и ему приходилось брать все, что накидали.

Сначала дураком оставили Гриху, потом – Петьку, а потом проиграла и Марля.

– Не везет в карты – повезет в любви! – хохотнул Андрей. – Вперед, мамзель, на абрикос!

Марля, как ни карабкалась, залезть на дерево не смогла, поэтому все, что осталось – под смех остальных покудахтать, повиснув на нижней ветке.

Потом снова два раза проиграл Гриха.

– Тебя послушать, так мне в любви должно офигенно везти, – смеялся он.

– А шо – нет? – хитро смотрел на него Андрей.

– Не-а. Вон Надька приехала, а со мной то гуляет, то не гуляет. То говорит – я свободная, то – я такая занятая вся…

Марля вздрогнула: вот зачем Надя еще и с Грихой гуляла? Петька теперь точно обидится и не будет на нее смотреть!

А Надька даже ухом не повела, только улыбнулась:

– Да, я такая.

Марля слушала их шуточную перебранку и… впервые подняла глаза от карт и посмотрела на Федьку. И сердце у нее замерло.

И снова вспомнилось, как они шли на биофабрику. И его теплая рука у нее на плече. «Не везет в карты – повезет в любви». Повезет в любви. Повезет в любви…

– Твой ход! – сказал ей Федька, заглянув при этом в глаза.

Сердце Марли тут же зашлось дробью. Она сходила совсем не с той карты, с которой хотела…

– О! Беда идет! – вдруг крикнул кто-то.

Марля вздрогнула. И испуганно посмотрела на подругу.

– Васька Беда. Это его кликуха. Во-первых, фамилия у него Буде, а во-вторых, он постоянно с лошадей грохается. Он конмальчик, – пояснила Надя.

К столу подошел щуплый лохматый паренек и вызывающе посмотрел на остальных:

– Че лыбитесь? Снова я вышел из порядка. Пиночет закинулся да и на спину хлобыстнулся. А я под ним оказался. Но легко отделался: только ребро треснуло. Во! – Беда охотно задрал футболку и показал огромный синяк. – Мне-то пофиг, но эти придурки перепугались и депортировали меня с ипподрома. Так что вот он я, теперь с вами.

– Вот за шо я тебя люблю, Беда, так шо ты всегда прибегаешь туда, где весело. Со сверхзвуковой скоростью, – хохотнул Андрей.

– А знаете, что такое сверхзвуковая скорость? Это когда бежишь вокруг дома и видишь свой зад, мелькнувший за углом, – тут же среагировал Васька, лихо выхватывая у него стакан.

Одновременно он попытался присесть за стол, ударился локтем о столешницу, дернулся, хлопнулся на землю и разлил все содержимое.

Все довольно засмеялись.

– Беда… – расстроенно протянул Беда, глядя в пустой стакан.

– Не, ну шо ты за человек, Васька? Хворый на всю голову. Гриха, налей ему, я не можу, я ща сдохну от хохота, – не мог успокоиться Андрей. – Може, ты и не с коня звезданулся? А на сеновале да со второй ступеньки и навернулся?

– Он с кровати навернулся, когда пятку почесать пытался!

– В бане на мыло наступил!

– Сам себя мухобойкой убил, когда мух гонял!

Тут же стали соревноваться в остроумии Петька с Федькой.

– Ага, – вместе со всеми смеялся Беда и вяло оправдывался. – Я правда с коня, с Пиночета, правда.

Марля во все глаза смотрела на Ваську. Рассказы Нади про конмальчиков произвели на нее сильное впечатление. И теперь она в тихой панике смотрела, как Беда так же залпом пьет второй стакан. Смотрела и ожидала от него какой-нибудь ужасной выходки.

Беда же девчонок как будто не замечал – обращался исключительно к Андрею с Грихой да к студентам. Лениво подцепив колоду и начав тасовать, пустился рассказывать последние новости с московского ипподрома: кто что выиграл, кто с кем подрался, какая лошадь в какой форме и какие у нее шансы и так далее.

И только потом вдруг спросил:

– Че за девки?

– Ой, Беда, только не делай вид, что ты меня не знаешь, – обиженно протянула Надя.

– Да твой-то фейс мне знаком. А кто с тобой?

– Это моя подруга из Питера, Марлен, она же Марля.

– Марлен… Классное имя. – И Беда с интересом уставился на Марлю.

Марля покраснела и по привычке внутренне напряглась: «Вот сейчас он спросит…» Но Васька и не подумал задать ей вопрос о возрасте. Вместо этого он заметил себе под нос:

– Ниче так…

А потом быстро раздал карты:

– Погнали в подкидного?

Сыграли раз, оставив в дураках Петьку.

– Ну шо я-то снова? Совсем озверели! – громко возмутился тот.

– Не везет в карты… – начал Андрей.

– Повезет в любви, – мило промурлыкала Надя.

– А и правда, шо мне тут с вами сидеть? Злые вы, дураком оставляете… – И Петька шумно полез из-за стола.

Вместе с ним поднялась и Надя, и оба они, распрощавшись с оставшимися, двинулись прочь от компании.

Марля растерялась от неожиданности. Она осталась одна в компании малознакомых ей парней, да еще и рядом со страшным конмальчиком Васей Бедой. Она не могла понять, что ей делать. Бежать вслед за подругой? Но ведь Надя наверняка хочет побыть с Петькой наедине. Оставаться здесь? Но ей было страшно. А на Федьку Марля даже посмотреть почему-то боялась.

– Я не понял! А шо это они? – громко возмутился Гриха.

– Мал еще, – улыбнулся Андрей.

Федька неожиданно поднялся из-за стола:

– Пошли. – Он подошел к Марле и грубо дернул ее со скамьи.

На ватных ногах Марля послушно пошла за ним.

Когда ушли Надя с Петькой, она позавидовала подруге. Ей тоже захотелось куда-нибудь пойти с Федькой. Побыть вместе с ним. О чем-нибудь поговорить. Захотелось, чтобы он снова обнял ее… Но едва он потащил ее куда-то, как вместо того, чтобы обрадоваться, Марля почему-то испугалась еще больше.

Испугалась, но пошла за ним.

– Удачи! – вместе с хохотом донеслось вслед.

Пока Марля умирала от жары, а потом болела, вишня и черешня отошли – начались абрикосы. Надя за неделю обобрала два деревца у дома частью бабе Аглае на варенье, частью – себе в рот. И теперь, чтобы полакомиться вкусными оранжевыми плодиками, пришлось идти в посадки – разделительные полосы между полями, состоящие сплошь из абрикосовых деревьев.

Марля пришла туда с Надей первый раз, а потому ее удивлению не было предела. Огромные деревья стояли стеной – на такое не залезешь! Зато внизу, в траве, все было усыпано абрикосами. Разными-разными. Большие желто-оранжевые и маленькие целиком оранжевые, такого ровного цвета, будто их в оранжевую краску окунали. Оранжевые с черным и все в каких-то пупырышках, но сладкие-сладкие. Желтые и совсем белые. Абрикосы со вкусом абрикосов и абрикосы со вкусом, похожим на земляничный. Подружки медленно передвигались вдоль полосы, старательно выискивая свеженькие, еще не подгнившие и без муравьев.

– Все, больше не могу, ни абрикосинки! – в который раз вздыхала Марля, но тут же видела под ногами еще один аккуратненький оранжевый плодик, наклонялась и тянула его в рот.

– А местные сюда не ходят. Считают это моветоном, – улыбалась Надя. – А я думаю, это глупо. Они ведь такие вкусные! Ну и что, что полудикие.

Марля кивала, соглашаясь: «Конечно, глупо», и продолжала собирать. Хотя мысли ее были далеко-далеко.

Марля думала о вчерашнем вечере.

Федька, вытащив ее из-за стола, решительно направился разыскивать Петьку с Надей. Марле вроде бы и хотелось погулять с ним вдвоем, наедине, но она совсем не знала, о чем говорить с парнем, а потому совсем растерялась. Федька тоже, казалось, не знал, как себя вести, а потому только вслух и рассуждал, куда же они могли пойти. Пока не додумался позвонить Петьке и узнать.

Обе пары воссоединились и направились на пруды купаться. Шли гурьбой. Петька с Федькой хвастались, что уже закончили отчеты по практике, Надя рассказывала об учебе в школе. Все трое были возбуждены и веселы, сыпали шутками и анекдотами, толкали друг друга, устраивали догонялки, хлестались травой.

А Марля молчала. Шла и ждала, что Федька перестанет болтать с Петькой и Надей, что они с ним отстанут, и он снова обнимет ее, расскажет что-нибудь не всем вместе, а только ей. Расскажет что-нибудь про себя: как он живет, как учится, что любит и чего не любит, расскажет что-нибудь про своих друзей. А потом обязательно спросит про нее, про Марлен Нечаеву, чтобы узнать, какая она, что она любит и чего не любит.

Но Федька не перестал болтать с Петькой и с Надей, не отстал и не обнял ее. Уже в сумерках так, гурьбой, они и дошли до прудов. Парни быстро скинули джинсы и футболки и спустились к воде:

– Вы идете?

– Бежим! – ответила Надя, скидывая сарафанчик и в одном белье подбегая к ним.

Марля же просто села на берегу, обхватив коленки. Вот так вот легко раздеться при парнях она не могла. И плавать она толком не умела, а в сумерках ей и вовсе было страшно лезть в воду.

– Марля, догоняй! – позвал ее уже из воды Федька.

– Я не буду, – испуганно откликнулась она.

– Не умеешь – научим, не хочешь – заставим, – то ли со смехом, то ли с угрозой направился было к ней Петька, но Надя быстро дернула его назад:

– Отстань от человека. Не хочет – не надо!

И все трое лихо, как молодые дельфины, смеясь и фыркая, поплыли на тот берег пруда.

– О чем задумалась? – вывела Марлю из невеселых мыслей Надя.

Марля с удивлением обнаружила, что какое-то время уже сидит на земле под деревьями, задумавшись и вяло катая абрикос от себя к себе.

– Я… – растерялась она от вопроса подруги, – я…

– Да ладно тебе переживать! Че случилось-то? Ниче не случилось. – Надя опустилась рядом. – Ну не стала ты купаться, и что? Мало ли. Может, ты крестиком вышивать умеешь так, как им и не снилось. А Петька – просто дурак, что поржал над тобой.

– Я не из-за этого… Я… – Марля вздохнула. – Знаешь, мне кажется, я Федьке не нравлюсь.

– Почему ты так решила? Он же тебя позвал гулять? Позвал. Не оставил же тебя за столом. Значит, ты ему нравишься.

– Но ведь, когда мы дошли до дома, Петька утащил тебя еще по улице туда обратно прогуляться, а Федька просто бросил мне «пока» и ушел…

– Да, Петька вчера мне такого наговорил, такого наговорил, когда мы от вас отдела… в смысле, когда мы одни остались. Что я клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка. И он видел меня с Грихой и приревновал. Так и сказала: больше к Грихе не подходи! Так что мой план сработал. Петька меня снова поцеловал. Мы с ним час целовались. Стояли за сараем бабки Мавры и целовались. Ва-аще круто. А еще… – И Надя по полной программе пустилась в воспоминания о вчерашнем вечере.

Марля сидела, слушала и… завидовала.

Это была именно зависть – чувство, с которым, казалось, она раньше не сталкивалась никогда.

Ей было завидно, что это не она вчера, не стесняясь, плавала в пруду с парнями, а потом целовалась с одним из них и не ей сказали, что она «клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка». Завидно было, что бывают такие девчонки, как Надя, которые родились высокими, красивыми, женственными, которые не робеют и не пугаются парней, а легко и запросто могут общаться с ними. И обидно было, что все всегда достается именно им.

А ведь ей так хотелось хоть на полчасика побыть такой, как Надя. Чтобы парни шли с ней рядом и веселили ее. Чтобы ее старались наперебой утащить в кусты и поцеловать. Чтобы восхищались ею…

«Завидовать – плохо», – сама себя одернула Марля.

И вздохнула. У нее от вчерашнего вечера осталось только одно ощущение: она была лишней.

– А ты сама во всем виновата, – вдруг заявила Надя. – Да-да. Думаешь, Петька дулся-дулся, а потом сам вдруг ни с того ни с сего меня потащил на пруд? А вот и нет! Это я его, пока за столом сидели, старательно окучивала. Ну да знаешь, как это делается, – хитро улыбнулась она.

– Не знаю.

– Оссьпидя, она не знает! Ладно, рассказываю. Если хочешь парня заинтересовать, то надо ему в глаза посмотреть, а потом взгляд отвести. Потом снова посмотреть и снова отвести. И еще надо ему надежду подать: то за локоть потрогать, то плечом прижаться. И показать себя немного дурочкой. Точнее, слабой. Слышала, как я вчера периодически вздыхала: «Ой, не знаю, с чего ходить»? Или: «Не могу дотянуться – Петька, подай мои карты». А потом под столом своей ногой его ноги коснулась. И вот и все: он – мой. И ему уже все равно с кем я там целовалась, кроме него.

– Да? – удивилась Марля. – А я думала, он сам тебя решил пригласить прогуляться…

– Сам, конечно, – снова хитро улыбнулась Надя, – я ведь его, ты же слышала, сама никуда не звала. А ты, вместо того чтобы Федьке глазки строить, сидела и старательно в карты играла, как будто мы именно за этим туда и приперлись.

Марля в который раз почувствовала себя дурой.

– Да, наверное, ты права, – вздохнула она, – я сама во всем виновата. Вот и не понял Федька, что он мне нравится. А потому и не решился поцеловать…

– Конечно. Будет он просто так к девчонке лезть целоваться, если она ему перед этим не подморгнула? Конечно, нет. Парни ведь ужасно боятся обломов. А ты ведешь себя так, как будто тебе на него наплевать.

– А как вести себя по-другому?

– Оссьпидя! Я уже три недели пытаюсь тебя научить кадрить парней, а ты все «а что делать?», «а как себя вести?»! Ты меня вообще слушаешь?! Сходи с Грихой погуляй, пусть приревнует.

– Я? С Грихой? – изумилась Марля.

– Оссьпидя! – схватилась за голову Надя.

До обеда баба Аглая попросила Марлю сходить в магазин за хлебом. Марля шла и думала о том, как бы ей научиться кадрить парней. И чем больше она об этом думала, тем грустнее ей становилось.

Ей казалось, что, как бы ни старалась Надя научить ее всем хитростям общения с парнями, у нее все равно ничего не выйдет. Она думала, что ее внешность заранее ставит крест на всех попытках кому-нибудь понравиться. Ведь все парни воспринимают ее как ребенка, а потому, как бы ни строила она глазки, как бы ни касалась чьего-нибудь локотка, все у нее будет выходить глупо и смешно.

Марля свернула на узенькую дорожку между двумя заборами, пытаясь сократить путь до магазина. «Федька просто не воспринимает меня как девушку, – грустно думала она, – ему даже мысли не приходит меня поцеловать. И на что я, дура, надеюсь?..»

В этих невеселых размышлениях Марля неожиданно обнаружила, что на узкой тропинке она не одна…

Навстречу ей шел Беда. Вспомнив все страшные рассказы Нади о конмальчиках, Марля испуганно замедлила шаг, но деваться было некуда.

– Привет, Марлен Дитрих! – громко поздоровался с ней Васька, останавливаясь и перегораживая ей путь.

У Марли, что называется, душа ушла в пятки.

– Привет, – пискнула она, пятясь.

– Верхом ездишь? – спросил Беда, заинтересованно разглядывая свою жертву.

У Марли от неожиданного вопроса пропал дар речи – она только и смогла что помотать головой из стороны в сторону.

– Пошли! – уверенно скомандовал Васька, взял ее за руку и решительно потащил за собой.

Потащил молча и в неизвестном ей направлении. Молчала и Марля. И только внутри у нее паника все нарастала и нарастала. В конце концов Марля вообще стала плохо соображать и мало что видеть вокруг – внутри себя она как будто сжалась в комок и перестала существовать.

Очнулась, только когда Беда втащил ее почти волоком в спортивную конюшню, в которой было полно народу.

– Андрюха! – тут же заголосил Васька. – Я тебе новую спортсменку привел.

Откуда-то из денника тут же показался и тренер:

– А, Малявка, то есть Марля, привет. А ты с лошадью-то справишься, задохлик?

Марля, напуганная до смерти, даже слова в ответ вымолвить не сумела. Не то чтобы она очень хотела научиться ездить верхом, но сейчас, когда ей сказали, что у нее ничего не выйдет, она почему-то жутко расстроилась, так, что слезы навернулись на глаза.

– Справится, – за нее уверенно ответил Беда. – Кого ей дашь? Вы уже выезжаете?

– Шо прямо сейчас? Да мы уже все поседлались… – От Васькиного напора Андрей даже несколько растерялся.

– Я ей соберу лошадь. Кого брать?

– Да ну вас на фиг! Загадку бери.

Беда, так и не отпустивший Марлину руку, решительно потащил ее к названной лошади. Сам же сходил за седлом и уздечкой и ловко принялся седлать.

– А шо, она так в шортиках и сандалях и будет ездить? – в денник заглянул Андрей, окинул Марлю оценивающим взглядом и ухмыльнулся.

– Найди ей какие-нибудь сапоги, если такой заботливый, – посоветовал Беда.

– Детских размеров немае.

Андрей ушел, но через минуту вернулся и вручил Марле старые кирзовые сапоги размеров на пять больше, чем нужно было, и ярко-оранжевый пластиковый шлем:

– Звезданешься, я не виноват.

Оседлав невысокую толстую гривастую кобылку Загадку, Беда вывел ее из конюшни. Марля в большом, сползавшем на глаза шлеме послушно вышла следом и подошла к лошади. Седло находилось где-то над ее головой, и она вдруг явно поняла, что ничто на свете не заставит ее залезть в него. Но Беда мрачно, не глядя на нее, скомандовал:

– Ногу согни в колене, – и ловко, не успела Марля и опомниться, закинул ее на лошадь.

– Я боюсь… – шепотом, едва не плача, протянула она.

– Все поначалу боятся. Ноги в стремена. Да не так! Чтобы пятка была ниже носка. Повод в руки. Вот так, пропусти между безымянным и мизинцем. Спину прямо. Чтобы тронулась с места, ногами дави на бока. Чтобы повернуть вправо – тяни правый повод, чтобы влево – левый.

– Я не смогу…

– Сможешь. Давай, вон уже все на плацу! – Беда махнул рукой в сторону, где через дорогу от конюшни на большой утоптанной площадке по кругу ездили шагом остальные.

– Ты шо, хочешь мне ее в смену пристроить? Так мы будем и рысь давать, и галоп. Не уж, решил заделаться тренером – бери корду и возись с ней сам, – из конюшни вышел Андрей и протянул Ваське длинный ремень с карабином на одном конце.

Тот молча пристегнул карабин к кольцу на трензеле Загадкиной уздечки.

– У лошади во рту удила. Трензель, если быть точным. Когда ты тянешь за повод, трензель давит ей на уголки рта, и она понимает, что ты от нее хочешь. Я прицепил корду к трензелю, чтобы избавить тебя от управления лошадью. Я буду стоять, а Загадка будет ходить и бегать по кругу. Тебе нужно будет только учиться держаться в седле. А управлять научишься потом. Усекла?

– Усекла, – кивнула Марля; этот вариант ей понравился гораздо больше, чем ехать куда-то на большом незнакомом животном одной.

– Пошла! – прикрикнул Беда на лошадь, и они двинулись к плацу.

Седло качнулось под Марлей. Она почувствовала, как дышит лошадь, почувствовала, как сильные мышцы заработали, как копыта спокойно и уверенно ступают на землю… Поерзав, Марля вдруг поняла, что в седле сидеть достаточно удобно, что ноги ее больше судорожно не сжимают лошадиные бока, а руки расслабленно держат повод. Ей вдруг показалось, что когда-то давно-давно, может быть, в другой жизни, она уже сидела верхом.

Марля вдруг увидела, какой с лошади открывается обзор. Увидела, что слева от плаца – дома: в канаве копошатся гуси, в траву осыпаются спелые абрикосы. А справа от плаца – огороды: кабачки, тыквы, картошка, и возвышается над этим всем роскошный подсолнух. А если подняться на стременах, за огородами видны еще огороды, потом поля, посадки, куда они утром ходили с Надей, потом снова поля и какие-то синие дали в дымке, от которых просто дух захватывает, потому что на севере таких не бывает. С восторгом Марля смотрела по сторонам, и ей уже не было страшно, а только радостно.

Теперь каждый день к двум часам дня Марля бежала «на спорт» – на спортивную конюшню к своей Загадке. Она старательно чистила лошадь, расчесывала гриву, скармливая Загадке попутно морковку и сухарики, которые всегда брала с собой. Кобыла очень быстро стала для нее самой замечательной, самой лучшей лошадью на свете, и Марля теперь даже представить себе не могла, как она жила тут, в конном заводе, без нее.

– Постой, пожалуйста, смирно. Мне надо тебя взнуздать, – просила она.

И кобыла послушно наклоняла голову, чтобы ей было удобнее надеть уздечку.

– А теперь седло, – напоминала Марля.

И Загадка снова послушно позволяла себя оседлать. А после они вместе со всеми выезжали на плац.

Второе занятие с Марлей тоже возился Беда, а потом тренер поставил ее в смену вместе со всеми. Первые десять минут все шагали друг за другом. Андрей разве что время от времени подавал команды. «Смена, вольт, марш!» – и тогда направляющий сходил с периметра плаца и выписывал на лошади круг диаметром шесть-семь метров, возвращаясь ровно в ту точку периметра, с которой отклонился к центру, и все повторяли этот маневр за ним. «Смена, перемена направления по диагонали, марш!» – и тогда все так же гуськом выворачивали с угла и пересекали плац по диагонали, в конечной точке поворачивая так, чтобы ехать затем в другую сторону. «Смена, змейкой, марш!» – и тогда все друг за другом, не меняя дистанции, начинали выписывать серпантин от одной стороны плаца до другой.

Затем наступало время первой рыси. Марля быстро выучила, что рысь бывает учебной и строевой, или облегченной. На первой всадник держится в седле с помощью силы ног, равновесия и умения входить в ритм движения лошади – следовать им, стараясь не отрываться от седла. А на второй он не сидит в седле, а приподнимается на стременах, пропуская один толчок и опускаясь на другой.

Первая рысь всегда была строевая. Ездили минут двадцать. Марля же поначалу могла выдержать только минут пять, а дальше выезжала в центр плаца и ездила шагом сама по себе. Потом у нее стало получаться выдерживать семь минут, потом десять. К концу недели она уже могла вместе со всеми выполнять и манежные фигуры: вольты, перемены направления и змейки.

После первой рыси шагали минут пять, а потом снова следовала команда: «Смена, повод!» Это значило, что надо собраться, подобрать повод и быть готовым к выполнению других команд. «Смена, рысью, марш!» – и после этого все лошади дружно поднимались в рысь.

Вторая рысь была учебная, и поначалу Марля всегда ожидала ее с ужасом. Загадка была маленькой, толстенькой, удобной, как диванчик. Рысь у нее была мелкая и совсем не тряская. Но Марле не с чем было сравнивать, а потому ей казалось, что кобыла не просто бежит себе спокойно вслед за остальными, а специально трясет Марлю, стараясь раз и навсегда окончательно вытряхнуть ее из седла.

– Марля, бестолочь, не горбься! Спину прямо! Равновесие держи! Пятки ниже, не подтягивай коленки к подбородку! Шлюссом держись! Шенкеля кобыле, шенкеля, а то заснет! – гремел на весь плац голос Андрея.

Марля уже знала, что шлюсс – это мышцы бедра всадника, обхватывая ими лошадь, он и держится в седле; что шенкель – это нога от колена до пятки, прижимая ее к боку лошади, всадник побуждает ее двигаться вперед. Но это ее не успокаивало. Ей всегда от этих криков хотелось уменьшиться раз в сто и потеряться. Чтобы ее никто не видел. Ведь, как ей казалось, она выглядела в седле смешно и нелепо. А все остальные так хорошо держатся на лошадаях, что, наверное, просто умирают со смеху, глядя на нее.

– Руки вниз, не держись за гриву! Лови ритм, работай поясницей!

Как же можно было не держаться за гриву, когда далеко внизу под копытами мелькала земля с камушками, упасть, удариться о которую наверняка было бы очень больно?

Марля изо всех сил пыталась понять, как это – «входить в ритм движения лошади» и что значит «работать поясницей», но пока все, что у нее получалось – это только хлопать попой по седлу и вцепляться в гриву. Хорошо хоть тренер не требовал от нее рысить все положенные пятнадцать минут вместе со всеми, а когда она уже начинала в изнеможении сползать с седла, замечал это и кричал:

– Загадка! Шагом! Выйти из смены.

После второй рыси и пяти минут шага «давали галоп», но этого Марля уже не видела: Андрей отсылал ее на конюшню. Но Марле и этого было достаточно, как говорится, и за глаза, и за уши: вечерами у нее мучительно ныло все тело, а ноги ни за что не хотели распрямляться.

Надя же прямо сказала ей, что не понимает и не разделяет ее радость от верховой езды и что это просто глупо – в жару трястись в седле, когда можно купаться, ходить в посадки за абрикосами и гулять с мальчиками.

После чего к бабе Аглае неожиданно заявилась Надина мама и силком утащила дочь на пару дней в Армавир, потому как они с папой затеяли ремонт в дочкиной комнате и та непременно должна была при этом присутствовать и помогать. Злой Наде ничего не оставалось, как покорно отправиться на некоторое время домой. И Марля осталась наедине с бабой Аглаей. По утрам кормила кур и порося, полола грядки, днем ездила верхом, а вечером ходила к первому номеру встречать табун.

– Без меня со студентами не гуляй! – на прощанье заявила Надя.

– Не буду, – послушно пообещала Марля.

Во-первых, она была уверена, что никто ее гулять и не позовет, а сама она ни за что не решится пойти в табун или к общежитию, где за столом под абрикосом Петька с Федькой с местными сидят. Во-вторых, потому что она приняла как факт, что Федьке она не нравится и все ее надежды и мечты останутся до конца лета только надеждами и мечтами и больше ничем. Ей, конечно, было грустно и больно, но новое занятие – верховая езда – захватило ее так сильно, что она думала теперь исключительно об этом. Разве что вечером, встречая табун, нет-нет да и кидала взгляды на Федьку, сноровисто собиравшего лошадей к конюшне, да вздыхала тайком.

А потом и вовсе к ней подошел бригадир Каскин:

– Шо валяешься у сене? Держи! – и подал ей разводку. – Лови вон ту, с белой проточиной во всю морду. Это Грация. И тащи ее в ейный денник.

Марля послушно взяла веревку, осторожно протолкалась среди кобыл, поймала Грацию и тихонько повела за собой.

Пара дней, обещанных Надиной мамой, растянулись на неделю. Но и неделя прошла, и Надя вернулась.

– Ну что, ну как? – засыпали подружки друг друга вопросами, закрывшись в своей комнате.

– А я три дня с Вовкой Лебедько гуляла. Он из моей школы, из 11 «Б». Крутой. У него предки при деньгах. Так он меня в кафе водил. Клево посидели! Только он с предками на море уехал. Договорились осенью созвониться.

– У меня стала получаться учебная рысь! Я подружилась с Загадкой. Она самая лучшая лошадь на свете!

– А студентов-то видела? Гуляла с ними без меня?

– Не-а.

– Ну и дура. Из-за меня, что ли? Потому что я тебе запретила? – удивилась Надя.

– Не… Просто… Не знаю, как-то у меня другие дела были… – пожала плечами Марля.

– Оссьпидя, какие дела? Парни – это самое главное. Сначала – они, все остальное – потом.

– Знаешь, я тут подумала… Вот ты говоришь: надо найти парня, надо поцеловаться… А я хочу не просто найти парня, я хочу влюбиться, – призналась Марля.

– Так ты же сама сказала, что ты влюбилась в Федьку! Или нет?

– Я не знаю… Я не знаю, правда. Он мне нравится. Он… красивый. И верхом хорошо ездит.

– Ну так и все, и дело в шляпе. И вперед с песнями. – Надя ободряюще хлопнула подругу по плечу.

Марля задумалась, а потом спросила:

– Надя, а вот как ты понимаешь, что влюбилась? Как понять, что это любовь?

– Оссьпидя! Это же все знают! Ну как, как? Ты начинаешь про него думать. Когда ты его видишь, у тебя сердце в пятки уходит. Когда он рядом с тобой – ты волнуешься. Без него – страдаешь. У тебя вообще много сильных эмоций. В любви что главное? Сильные эмоции! Если тебя плющит и таращит – это любовь. Вот и все.

Марля снова озадачилась. Думала ли она о Федьке? Думала. Конечно, думала! Думала, что, наверное, интересно учиться в Москве, особенно если ты учишься в том вузе, который сам выбрал, интересно связать свою жизнь с лошадьми, когда их так любишь. Думала, что, наверное, интересно работать табунщиком – скакать за табуном по полям, отгонять лошадей от кукурузы, а потом лежать в траве и болтать о чем-нибудь с другом.

Когда Марля видела Федьку, пригоняющего табун на закате, сердце ее екало и душа уходила в пятки. Потому что это было такое красивое действо, и она его наблюдала, а Федька был частью его. И ей хотелось смотреть и смотреть на него, наблюдать за его работой, за тем, как он ловко держится в седле, как умело не дает кобылам отбиться и уйти к другим конюшням.

Ей очень хотелось поговорить с ним. Спросить, а почему он любит лошадей. Как он это понял? В каком возрасте? Рассказать ему, что теперь и она стала учиться ездить верхом. Рассказать, что у нее уже стала получаться учебная рысь и тренер обещал ей на днях разрешить попробовать скакать галопом.

А иногда Марля представляла, как они едут куда-нибудь верхом по полям. Рядом, стремя в стремя. И солнце садится – небо розовое, оранжевое у самого горизонта, и сзади за ними по траве стелются длинные тени. И наверное, они даже будут молчать. А потом она остановит своего коня, а он подъедет к ней, наклонится совсем близко и поцелует…

– Оссьпидя! Что у тебя за мечты? – удивилась Надя, когда Марля поделилась с ней своими размышлениями. – Что ты к лошадям пристала? О лошадях говорить скучно. Мне вообще эти лошади осточертели уже. Здесь что ни парень обязательно о лошадях говорит. Кошмар какой-то! Какая разница, как давно Федька лошадей любит? Надо с ним о другом говорить. Я вот у Петьки все расспросила: какие девушки ему нравятся, встречался ли он с кем-нибудь уже. Вот это тема. И вообще, мне кажется, ты загружаешься какой-то ерундой. Петька вернется в свой Краснодар, а Федька в свою Москву учиться. А пока они здесь – мы просто должны хорошо с ними развлечься. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето. А тебе еще и опыт нужен. Ты ведь никогда ни с кем не встречалась и не целовалась. Так что смотри на вещи проще.

Марля хотела было ответить, но в комнату постучалась баба Аглая и позвала подружек обедать.

– Ну что, пойдем искать наших парней? – весело предложила Надя после обеда.

– Я… Ты ведь знаешь, мне нужно бежать на конюшню. У нас в три тренировка… – напомнила Марля.

– Оссьпидя! Какая тренировка? Я приехала! И мы пойдем, найдем наших студентов и хорошенечко оторвемся с ними!

– Я не могу. Мне надо на конюшню. Давай потом?

– Что?! А я что буду делать? Ждать, пока ты на лошадке покатаешься? – возмутилась Надя.

Но тут Марля, даже больше к собственному удивлению, решительно стала собираться на конюшню. До этого она всегда со всеми соглашалась, всегда позволяла другим решать за себя, что и как делать, но тут вдруг решила не отступать. Представить себе, что она пропустит тренировку, не увидит свою Загадку, не попробует поскакать галопом, она не могла. И как бы Надя ее ни уговаривала, ни настаивала, ни корила и ни винила ее, Марля все равно пошла «на спорт».

И только после занятия, переодевшись, она примирительно сказала:

– Надя, я готова. Андрей сказал, что они сегодня пасут. Пойдем в табун. Если хочешь…

– Я с тобой не разговариваю. Ты меня бросила, – обиженно отвернулась Надя.

Но дулась она недолго. В конце концов ведь очень сильно хотелось встретиться с Петькой.

– Ладно, я тебя прощаю, – милостиво простила она Марлю, и обе пошли в поля искать табун.

– О, девчонки! – радостно закричали студенты, едва заприметив подружек.

Они, как и в прошлый раз, валялись на траве, лениво перекидываясь в карты, а рядом паслись машки.

– А я уже думал, шо ты про меня забыла… – Петька игриво подскочил к Наде. – Дай же скорее поприставать трохи, – и сгреб ее в охапку.

– Забыла, – кокетливо повела плечом Надя. – А тут вот вспомнила.

– А ты «на спорте» верхом стала ездить? – поинтересовался Федька у Марли.

Та немного растерялась. Оттого, что он был рядом, что заговорил с ней…

– Я? Да. Я сегодня уже галопом скакала. И у меня получилось…

– Круто. Верхом ездить круто, – одобрил Федька.

– Я… – Ободренная его реакцией, Марля решила поделиться своими впечатлениями о верховой езде, о лошадях, но…

– А где табун-то? Тоже мне, пастухи, – хихикнула Надя, вырываясь из Петькиных объятий.

Все дружно посмотрели по сторонам. Рыжее пятно табуна виднелось где-то совсем далеко, ближе к горизонту.

– Черт, – выругался Федька. – Что-то мы расслабились.

– Ой да никуды воны не денутся, – отмахнулся Петька, снова укладываясь на траву и потянув за собой Надю.

– Что развалился? Вставай, подтягивай подпруги, поедем вертать. – Федька деловито переседлал свою машку.

Петька тоже неохотно поднялся и направился к своей лошади, бурча себе под нос:

– Вечно ты весь кайф сломаешь.

Надя осталась лежать на траве, хитро поглядывая на парней. А Марля испугалась: неужели они уедут? Так все хорошо началось. Федька был рад ее видеть! Он сам с ней заговорил! Он такой замечательный! Ей даже слезы на глаза навернулись.

Федька уже сидел в седле, а Петька с кобылой в поводе подошел к Наде.

– Карнаухова, ты так лежишь, так лежишь… Таки я с тебя слабею. – И уже Федьке: – Я не могу от нее оторваться! – А потом снова Наде: – Давай руку.

Он помог ей подняться и скомандовал:

– Лезь в седло!

– Я? На лошадь? – хихикнула Надя, но послушно взялась за стремя.

– Я тебя умчу в голубую даль!

Марля стояла и старалась не смотреть на Федьку. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Федька спешился и подвел к ней свою машку:

– Лезь.

Марля послушно села в седло.

– А теперь сдвинься назад, на круп.

Марля передвинулась.

В седло сел Федька, а Марле только и осталось, что осторожно обнять его за талию.

Тронулись.

Федька молчал, молчала и Марля. Придумывала про себя вопросы, но озвучить их боялась. Как будто губы приклеились друг к другу, и рот было невозможно разжать. Как будто не хватало дыхания заговорить. Она смотрела куда-то в траву, под копыта. И только руки ощущали его тепло.

– Значит, говоришь, галопом уже умеешь скакать? – вдруг спросил Федька.

– Да! Я сегодня на Загадке… – обрадованная, что он сам начал разговор, начала Марля.

Но Федька не дал ей закончить. Он резко выслал лошадь вперед галопом.

От неожиданности Марля едва не грохнулась. Она изо всех сил вцепилась в парня. Сидеть на крупе было ужасно неудобно – никакой правильной посадки за седлом не получалось. А Федька все высылал и высылал кобылу, они скакали все быстрее и быстрее…

Но вдруг ужас сменился восторгом.

В какой-то момент Марля поняла, что она никуда не падает. Что Федька сидит в седле так хорошо, что достаточно просто крепко держаться за него и ничего страшного не произойдет. Она вдруг увидела, что по сторонам – бескрайние поля. Почувствовала, как ветер свистит в ушах. И поняла, что это здорово – вот так вот скакать на одной лошади с парнем, который тебе нравится. И все это происходит с ней, с Марлен Нечаевой. Происходит на самом деле, а не в мечтах.

Они догнали табун, обошли его с тылу. Федька удостоверился, что лошади не в подсолнухах и не в кукурузе, для проформы пару раз щелкнул кнутом и остановил машку:

– Слезай.

Марля неловко сползла с крупа. Ее распирали эмоции:

– Это было так здорово, так здорово… Федя. – Она первый раз назвала Федьку по имени. – Мы так здорово скакали! Мне так понравилось! Я и не думала, что на лошади можно ездить вдвоем. Нет, конечно, я видела в кино как-то раз… Но все равно, не думала. И это было так удивительно! И прямо ветер в ушах. И быстрее, чем сегодня я на Загадке на плаце. А я прямо так сначала испугалась, а потом только поняла, что это здорово! Вообще!..

– Во натрындела, – улыбнулся Федька, – я ничего и не понял.

Марля смутилась:

– Я… хотела сказать, что было здорово.

– Да, ништяк, – согласился Федька. – Может, отцепишься от седла?

Он ослабил подпруги и пустил кобылу пастись. А сам уселся на траву. Марля осторожно опустилась рядом.

– Я тоже научусь так здорово скакать, как ты!

– Ты только что скакала так же здорово, как я, – улыбнулся Федька.

– Я? Здорово? Но ведь все это ты… – растерялась Марля.

– Да нормально ты верхом держишься. Даже не стаскивала меня. Да ты почти и не держалась за меня.

– Правда? Я… – И Марля совсем потерялась.

– Ты – молодец! – И с этими словами Федька повалил Марлю на спину, а сам наклонился над ней. – Раскраснелась…

У Марли замерло сердце.

Она, конечно, мечтала, она думала, она надеялась… Но…

Когда Федька вдруг быстро поцеловал ее, совсем растерялась.

Федька поцеловал ее и снова стал разглядывать.

Марле мучительно захотелось что-нибудь сказать. Что-нибудь важное. Особенное.

– Я… Я еще хочу поскакать с тобой на лошади. Я завтра снова приду в табун. И мы снова поскачем…

– Я сегодня последний день пасу. Практика закончилась. Послезавтра мы с Петькой уезжаем к морю, – ухмыльнулся Федька.

– Он меня поцеловал… – в который раз сообщила Марля. – По-це-ло-вал!

– Не глухая, слышу, – откликнулась Надя.

– Это было так… неожиданно. Так… – Марля хотела объяснить, как «это было», но почему-то все слова вылетели у нее из головы.

Да Надя и не ждала от нее подробностей. Она нервно прохаживалась по комнате туда-сюда, погруженная в свои размышления. Марля же только поудобнее уселась на своей кровати, обхватила руками колени, приткнув на них подбородок. И ушла в себя. В свои воспоминания. Как они скакали с Федькой на лошади, как она обнимала его, а ветер свистел в ушах, и трава сама ныряла под копыта… А потом… потом…

А потом он ее поцеловал.

– Как ты думаешь, я теперь его девушка? – в конце концов не выдержала Марля и обратилась к подруге.

– Откуда я знаю?! Почему ты его об этом не спросила?

– Я должна была его об этом спросить? Сразу? Или это он должен был мне это сам сказать?..

– Какая разница: девушка – не девушка! Они завтра уезжают. УЕЗЖАЮТ. Ты что, не понимаешь? – вышла из себя Надя. – У них практика закончилась, видите ли! А я? И как он мог, паразит, мне заранее не сказать! Неожиданно они решили на море съездить!..

– На море? Здорово… Я никогда не видела моря…

– Какое море?! Ненавижу негодяя!

– Подожди, подожди… Но ведь ты сама говорила, что после практики они уедут, что ты гуляешь с Петькой, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето». И еще, что надо смотреть на вещи проще…

– Проще. Но ведь и влюбиться надо! И пострадать. Как же мне не страдать, если в этом и смысл? Фу, как мерзко на душе.

– Тогда здорово, если ты и хотела пострадать… – снова попыталась утешить подругу Марля.

– Здорово?! – снова не утешилась Надя. – Говорил, что любит, а теперь «прощай навсегда»?! Какое, к черту, море?! До 1 сентября еще столько времени – он должен был со мной быть!

– Петька тебе в любви признался?!

– Конечно. «Люблюнимагу» и все такое. А че? Я умница и красавица, как в меня не влюбиться?

– Везет тебе… – вздохнула Марля, которой никто никогда в любви не признавался.

– Че везет-то, если они завтра уезжают?! До тебя что, это не доходит?!

Марля удивленно посмотрела на Надю. А ведь снова та была права: Марля вроде бы и понимала, что Федька с Петькой уезжают, что больше она их никогда не увидит, а вроде бы и нет. Вчерашнее переживание было настолько сильным, что заполнило ее до краев, и больше ничего не влезало. Все ее мысли вертелись вокруг одного: он меня поцеловал! И все ее чувства были завязаны только на этом. И ничего другого ей было не надо: только сидеть и думать о том, как Федька ее поцеловал. О своем первом поцелуе. ПЕРВОМ В ЖИЗНИ ПОЦЕЛУЕ.

Усилием воли Марля попробовала переключиться на реальность и услышать подругу. «Петька с Федькой завтра уезжают». Она больше никогда не увидит Федьку. Она не будет его девушкой, а он не будет ее парнем. Они больше никогда не будут скакать по полю на лошади…

И тут Марле стало грустно. Очень грустно.

– Жаль, что они уезжают… – сказала она после долгой паузы.

– Надо же, дошло! Ну ты прямо тормоз какой-то. Я с утра дергаюсь, пытаюсь что-нибудь придумать. Ведь надо же что-то делать! А ты сидишь и тупишь.

– А что можно придумать? – удивилась Марля.

– Что-нибудь! – отрезала Надя.

– Я…

– О! – перебила Марлю Надя. – Я придумала.

– Что?

– Мы ЕДЕМ С НИМИ.

В поезде было жарко и душно. Солнце светило в окошко их отсека плацкартного вагона. Впрочем, «светило» – это было мягко сказано: оно нещадно пекло, выжигая все внутри.

– Может, поедим? – как ни в чем не бывало предложила Надя.

Парни охотно согласились, а Марля только отрицательно помотала головой.

Ей до сих пор не верилось, что они едут к морю. ОНИ ЕДУТ К МОРЮ!

Надя устроила все быстро. Наплела бабе Аглае, что они с Марлей поживут у нее в Армавире. Дома, в Армавире, сказала родителям, что они поедут к ее подружке Сашке Ященко. Сашке Ященко сказала, что, если ей будут звонить ее родители или бабушка, чтобы она сказала, что подружки у нее и все хорошо, но они едут к ее бабушке в какую-то станицу, где связи не будет.

У Марли были деньги, которые родители на всякий случай выдали ей с собой, у Нади была какая-то заначка: она копила на крутую косметику. А потому вопрос с билетами решился легко и просто. В самом же Туапсе, куда направлялась компания, Надя была искренне уверена, что платить за проживание и за еду будут парни. А потому достаточно иметь деньги только на обратный билет.

Неизвестно, как у самой Нади, но у Марли и правда оставалось только на обратный билет. Потому что перед поездкой все та же Надя уверенно притащила ее в магазин и заставила прикупить себе новый купальник, топ и парео, а также босоножки на огромном каблуке, чтобы быть выше и выглядеть старше. Марля немного посопротивлялась трате денег, но после Надиного решительного: «Ты хочешь, чтобы Федька признался тебе в любви или нет?!» – сдалась.

Сумка была собрана, билеты куплены, решение принято, но весь последний день Марля места себе не находила, так ей было страшно и неуютно. Она едва успела хоть немного привыкнуть к поселку, бабе Аглае и самой Наде, к жаре и занятиям «на спорте», а тут снова нужно было все менять, ехать неизвестно куда с парнями, которых она толком и не знала. С одной стороны, она, конечно, хотела быть с Федькой еще немного. Хотела, чтобы он поцеловал ее еще раз. Чтобы они гуляли где-то в незнакомом Туапсе по улицам, заходили в кафе, купались в море… Но, с другой стороны, что-то внутри говорило ей, что парни не звали их с собой, что они напросились, что что-то не так в этой ее странной и стремительной любви, навязанной Надей…

Но Надя нашла последний и верный аргумент, чтобы покончить с Марлиными страхами раз и навсегда:

– Ты никогда не видела море?! Как ты можешь жить, если ты никогда не видела море? Жизнь проходит мимо. Ты должна это увидеть!

И они поехали на море.

Море оказалось большим и сине-зеленым. В мелких белых барашках волн. С шумным прибоем. С желтым песком пляжа. С запахом йода и водорослей.

Сразу на вокзале парни договорились о проживании с какой-то бабулькой, уверившей их, что нужно пойти жить непременно к ней, ведь ее гостевые домики самые уютные и находятся всего в ста метрах – ста метрах! – от моря. Только бабулька не сказала, что эти сто метров по вертикали в гору…

Обливаясь потом и скользя на хвое и шишках сосны пицундской, проклиная все на свете, четверо путешественников ползли в гору едва ли не час. И только бодро, как козочка, прыгающая впереди бабулька не давала им плюнуть на все и отказаться. Единственным же утешением стало то, что сверху, с горы, открывался на море такой замечательный вид, что дух захватывало. Марля так и вовсе, едва увидела, встала столбом. Стояла и смотрела, смотрела, смотрела в бирюзовую даль, пока Надя не вернула ее в реальность:

– Переодевайся, купаться пойдем!

Бабулька поселила компанию в домик, разделенный на две каморки. В каждой каморке было по две кровати, тумбочке и вешалке. Двери каморок выходили на общую небольшую веранду, где стоял стол и стулья. Ни туалета, ни душа в жилище не предполагалось. Как позже выяснилось, общие на всех, они были в другом конце бабулькиного участка.

Переодевшись, все четверо дружно рванули к морю. Полусбежали-полускатились вниз с горы минут за двадцать. Пробежали по песку, скидывая с себя одежду, и бросились в прибой. И даже Марля, боявшаяся воды, вдруг неожиданно для себя смело кинулась вперед, в волны, вместе со всеми. И поплыла…

Поплыла!

Марля и сама не поняла, как это получилось. Она гребла руками, как показывала ей Надя, била по воде ногами, но не тонула и не хлебала тину, как в прудах в конном заводе, а плыла.

Вода держала ее на себе! Она качала и убаюкивала ее. Выталкивала вверх.

Марля плыла и не верила своим ощущениям. Конечно, она не отплывала далеко от берега, конечно, она быстро устала, конечно, она все равно пару раз хлебнула соленой воды, но ОНА ПЛЫЛА. Уставшая и счастливая Марля вылезла на берег и без сил упала на расстеленное полотенце.

И такое счастье вдруг накатило на Марлю! Она была не хуже всех! Она, заморыш и задохлик, плыла. Она сама научилась плавать! Она научилась ездить верхом, а теперь она еще и умеет плавать. Она тоже кое-что может. Да что там – кое-что! – она может все. Марле вдруг показалось, что она может все-все-все, все, что захочет. Она вдруг почувствовала себя такой сильной, такой уверенной. Ей показалось, что больше ничего можно не бояться и никого не стесняться. Что она, Марля Нечаева, такая же, как все.

– Здорово! Классно! Зачет! – такие же взбудораженные вернулись на берег остальные.

– Высохнуть, переодеться и в город! – высказалась Надя.

– Да, в город охота. Погулять, девок местных побачить… – довольно протянул Петька и тут же получил от Нади подзатыльник. – А шо? И шуткануть нельзя?

– Сохнем и в город. Тем более и солнце садится. Надо посветлу залезть на эту гору, – резюмировал Федька.

Вечерний Туапсе сиял огнями и оглушал музыкой. Казалось, весь город состоит из одних только кафешек и дискотек. Что все здесь танцуют и никто никогда не работает. Что здесь каждый день – праздник.

Марля шла хвостиком за компанией и с удивлением крутила головой по сторонам. Все вокруг ей было непривычным, казалось манящим и устрашающим одновременно. Люди шли навстречу какие-то совсем другие, не такие, как в ее родном Петербурге. Полуголые, разодетые в какие-то блестки и перья, как на карнавале, шумные, громкие. Все толкались, что-то кричали, что-то покупали с бесконечных прилавков, заваленных совершенно бессмысленными и непонятными, с точки зрения Марли, вещами. Кафешки сменяли одна другую, некоторые были солидными, кирпичными, с красивой отделкой, другие – совсем простые, сколоченные из каких-то фанерок, с названиями, написанными краской. Из каждой, между тем, тянуло едой, какой-то резкой, острой, слишком сильно пахнущей и совершенно незнакомой Марле. А еще, перепутываясь, смешиваясь в один сплошной грохот, из каждой неслась музыка… И огни везде сияли, сверкали, мерцали, слепили глаза…

Марля шла на непривычно высоких каблуках, в длинной юбке, накрашенная Надей по-взрослому и чувствовала себя совсем большой. Взрослой. В первый раз она без родителей была в незнакомом городе, у моря, где-то далеко-далеко от своего дома. Она шла в компании парней – и она шла развлекаться. По-взрослому. Сидеть в кафе, танцевать… Радость переполняла ее. «Вот бы Нинка увидела меня, какая я, с кем я! Да что там Нинка, увидели бы меня наши первые красавицы Корвякова с Июдиной – обзавидовались бы. Вот бы они все-все, весь класс, увидели меня сейчас… И больше никто не посмел бы обзывать меня тряпкой, задохликом и недомерком!» – думала Марля.

Но, несмотря на все эти мысли, она по-прежнему немного боялась, изо всех сил старалась не отстать, не потеряться. Ей, как маленькой, очень хотелось, чтобы кто-нибудь взял ее за руку и провел через это все за собой. Ей хотелось, чтобы Федька взял ее за руку…

Но Федька, Петька и Надя, перекрикивая музыку, старательно спорили, куда, в какое кафе им лучше зайти. Петька кричал, что ему нужно самое лучшее кафе, потому что он ни абы кто-нибудь, а крутой чувак. Федька считал, что не надо тратить лишних денег, а надо найти что-нибудь подешевле. Надя же была уверена, что главное – чтобы можно было в этом кафе сплясать. А когда спросили Марлю, что она думает по этому поводу, она растерялась и сказала, что пойдет в любое, какое они выберут.

В конце концов с кафешкой определились. Долго заглядывали с улицы внутрь, рассматривали меню с ценами, вывешенное снаружи. Сошлись, что место хорошее, и решительно шагнули внутрь. Но не тут-то было…

– Куда? – неожиданно вырос перед ними устрашающего вида охранник.

– Внутрь, – сообщил Петька, но не очень уверенно.

– Деточки, вам сколько лет?

– Тебе паспорт показать? – это уже встрял Федька.

– Младенцев, – и охранник ткнул пальцем в Марлю, – не обслуживаем.

И сколько бы ни спорили с ним, пройти внутрь не получилось.

– Ладно, пойдем в другое кафе! – радостно и пресекая все разговоры о Марлином возрасте и внешнем виде, сообщила Надя и решительно потащила всех дальше по улице.

Но когда компанию не пустили уже в третье кафе, парни стали злиться.

– Так я и думал, шо так зробится… – буркнул Петька себе под нос.

Марля тут же внутренне съежилась. Стала еще меньше. Она больше не казалась себе большой, красивой, взрослой… Она снова была маленькой девочкой, как в школе, где все ее упорно пытались отправить на нижний этаж, где занимались младшеклассники…

– Я… я… – Марля чувствовала себя виноватой, виноватой в том, что была не такой, как они, что она испортила всем вечер… – Я могу… могу… – Но слова никак не шли с губ… – Я могу пойти домой. В домик. К бабульке…

– Ты устала, да? Я так и думал, шо ты сдуешься, – обрадовался Петька. – Так ты не заставляй себя – иди. Шо тебе с нами болтаться?

Марля и сама вроде бы собралась домой, но… но едва он это сказал, как она чуть не расплакалась. Она поняла, что на самом деле ожидала совсем другого. Что ей скажут, что никто ее никуда не отпустит, что они все вместе, что они не бросят ее, а что-нибудь непременно придумают… С надеждой она бросила взгляд на Федьку. «Если он скажет, чтобы я уходила, я… уйду, – быстро решила она, – я уйду… совсем. Куда-нибудь совсем навсегда. Уеду в конный завод. Нет, Петербург. Далеко-далеко отсюда…»

– Вместе приехали – вместе и будем гулять, – высказался Федька. – Надо придумать, как Марлю незаметно провести в кафе.

И мир снова стал замечательным. Радужным и светлым для Марли. Волшебным и таинственным. И она улыбнулась.

С утра парни с загадочным видом и под лозунгом «У мальчиков – свои секреты!» куда-то удрали, а подружки отправились на пляж. Лениво купались, копались в песке, натирались кремами от и для загара, болтали. Вспоминали вчерашний вечер.

Как ни странно, но в следующее же кафе после Федькиного решительного «надо придумать, как Марлю незаметно провести» их пропустили без проблем. Они втроем – Федька, Петька и Надя – окружили Марлю и бодрой толпой проникли внутрь. Заняли столик в углу, чтобы не отсвечивать. А плясали все время в центре, в толпе, оставляя Марлю невидимой для персонала. А может быть, просто в этом кафе спокойнее относились к присутствию несовершеннолетних, и прятались они зря. Но так или иначе вечер удался, и все остались довольны.

А потом, после кафе, вчетвером долго шли обратно, только не через город, а по пляжу. Прямо по песку босиком, под звездами. Говорили ни о чем и обо всем сразу. И Марля снова шла позади всех, смотрела на море, на небо, на огромный Орион, который у них в Петербурге виден только зимой, а здесь висел во всей своей красе над водой прямо посередине лета. Марля шла и вдыхала запах моря, вслушивалась в шум прибоя. И ей казалось, что все это происходит не с ней, а с какой-то другой девчонкой. А потом вдруг она поняла, что она неожиданно стала совсем не она. Она сама стала другой девчонкой. Она больше не серая мышка, вечно и всего пугающаяся. Она теперь умеет ездить верхом и плавать! Она гуляет ночью вдоль моря с парнями! Она носит туфли на огромном каблуке!

И снова Марле больше не было страшно. Ей казалось, что весь мир – ее дом. И больше не надо бояться. И так хорошо ей было идти по пляжу, что она вдруг подумала, что ведь это, наверное, и есть счастье…

– Счастье?! – удивленно переспросила Надя, едва Марля поделилась с ней своими впечатлениями. – Осссьпидя! Не, ну я с тебя слабею. Профукала ты вчера свое счастье!

– Что? – опешила Марля. – Как?

– Так! Мы зачем сюда приперлись? Чтобы с парнями тусить! А ты что? Ты плелась сама с собой в конце. Я тебе что про парней говорила? Им подмаргивать надо. Стимулировать их. Вертеть ими. Они сами как телки́ неразумные: хотят подойти, но с места не сдвинутся. А ты шла и на Федьку ноль эмоций. Он нас с Петькой задолбал своими разговорами о лошадях! Прилип как банный лист к жопе. Я уж и так и эдак ему: «Марлечка там, наверное, скучает, Марлечке, наверное, поговорить охота с кем-то…» А он как ни обернется, ты идешь с блаженной физиономией, как идиотка, ей-богу. Если уж решила таинственно отстать, так хоть бы хлопнулась в песок, сказала бы, что ногу подвернула. Да мало ли что придумать можно!

– Да? – От избытка информации Марля растерялась. – Я должна была упасть?..

– Да! Надо было привлечь к себе его внимание! Учу я тебя, учу, как с парнями обращаться, а тебе все как об стенку горох! Ты как с дикого острова, где вообще парней нету.

Марля поняла, что пыталась донести до нее подруга, и снова почувствовала себя виноватой.

– Надя, прости меня, я опять все забыла… Я помешала вам с Петькой? Я… Я какая-то… необучаемая. Я вроде и понимаю, что ты говоришь. И верю тебе. И ты, конечно же, права. А я… Я какая-то не такая, – и горестно вздохнула.

– Какая не такая-то? Самая что ни на есть такая. Только слушай меня и учись себя вести с парнями. Сегодня вечером ушами не хлопай. Подморгни Федьке лишний раз. Пригласи его медляк танцевать. А то что вы вчера не танцевали медляки-то? Прижмись к нему. Скажи, что тебе жарко, и вытащи его потом на воздух. Скажи, что тебе в глаз что-то попало – пусть посмотрит. Это – знак, чтобы он тебя поцеловал. А в разговоре поддакивай ему, со всем соглашайся. Пусть почувствует себя умным, парни это любят. Восхищайся им. Скажи ему, что он – красивый. А обратно пойдем – отстань, упади и скажи, что ногу подвернула. Пусть на руках тебя потаскает. Должен же быть какой-то бонус от того, что ты такой дрищ. Э… прости, от того, что ты… хрупкая.

– А он должен меня до дома потом на руках тащить? – удивилась Марля.

– Конечно! Ты разве не мечтала, чтобы тебя парни на руках носили?

– Но ведь у нас дом на горе!

– Черт! Не подумала. Ладно, пусть до горы тащит.

– А потом мне что сказать: ой, все прошло? Но ведь он поймет, что я соврала?

– Оссьпидя! Ты сначала упади, пусть на руки возьмет, а потом сориентируешься. Зачем придумывать проблемы, пока их еще нет? Лучше давай купаться пойдем!

Подружки искупались и снова плюхнулись на полотенца. Марля полезла было в сумку за книжкой, но Надя ловко пресекла ее порыв:

– Ты сюда что, читать приехала? Смотри, какой парень симпотный пришел, пока нас не было!

– Где?

– Да вон лежит! Пошли кадрить!

– Зачем? – изумилась Марля. – Мы же со своими парнями здесь.

– Но ведь их же нет рядом! – пожала плечами Надя. – Секреты какие-то развели, понимаешь. А нам что теперь, скучать? Пошли!

– Не, я не пойду, – испуганно, как будто подруга могла кинуться на нее и потащить кадрить кого-то силком, помотала головой Марля.

– Ну и ладно. Я одна пойду. Лежи здесь.

Надя ушла, а Марля уткнулась в книжку. Вынырнула из текста минут через тридцать. И увидела ровно то, что и ожидала: Надя сидела, тесно прижавшись к незнакомому симпотному парню, и о чем-то с ним ворковала. Марля вздохнула: с каждым днем ей все меньше и меньше верилось, что когда-нибудь она научится так ловко управляться с парнями, как Карнаухова. А раз она не научится, то и не будет у нее никогда – никогда-никогда! – своего парня. Чтобы не расплакаться, Марля снова взялась за чтение – провалилась в другой, выдуманный мир, где главная героиня Лиза хоть и страдала, хоть и мучилась, хоть главный герой Вася Рябов и должен был ее бросить странице на сто двадцатой, но все равно ведь в конце она обязательно встретит свою настоящую любовь, и все будет хорошо.

От чтения Марлю отвлек телефонный звонок. Звонили Наде. Окинув взглядом пляж, Марля заметила далеко в воде парочку, отдаленно похожую на подружку и симпотного парня. Телефон же между тем надрывался. Марля глянула одним глазом на дисплей – «Петька» – и решила ответить.

Петька сообщил, что они сидят в кафе «Разгуляй» и с нетерпением ждут подружек. Сообщил адрес и потребовал, чтобы те немедленно «перестали отращивать жабры» и шли к ним.

– Хорошо, уже бежим, – послушно сказала Марля и пошла к морю за Надей.

В кафе «Разгуляй» подружки попали только через два часа. Причем Надя вошла, как все люди, через вход, а Марле пришлось попадать через туалет с торца. Благо кафе представляло собой просто навес, а вместо стен были только невысокие оградки.

Ожидая девчонок, Федька с Петькой успели уже поесть, а потому встретили подружек сытые и довольные. Надя, казалось, этому факту даже обрадовалась, а Марля растерялась. Парни показались ей неприятными, громкими, расслабленными, какими-то чужими. Марля села с краю стола на стульчик и сжалась в комок. Как себя вести, что делать и о чем говорить, она не знала. Надя же, напротив, весело принялась рассказывать, как они загорали и купались, какая замечательная погода и как хорошо, что парни позвали подружек на море.

А Марля сидела и смотрела на улицу, на людей, которых становилось все больше. Вечерело. Небо, видневшееся между крышами домов, становилось все темнее. Единственное облачко, висевшее над огромным каштаном, медленно меняло цвет с белого на розовый, на темно-малиновый, на темный. А когда солнце совсем зашло, каштан вдруг вспыхнул сотней маленьких огоньков. Это владельцы кафе, расположенного рядом, включили опутывавшую дерево гирлянду.

Между тем в «Разгуляе» собралось изрядное количество посетителей, официанты сменили тихую романтическую музыку на громкую и зажигательную. Тут же на танцполе между столиками пустились в пляс две высоченные, ярко накрашенные и почти полуголые девицы. К ним стали подтягиваться и остальные. Федька с Петькой тоже кинулись на танцпол.

– Я заказала нам поесть! – оповестила Марлю Надя. – Вон, это наша официантка, это она нам несет.

Перед подружками появилось по тарелке салата и по порции шашлыка.

– Сколько это стоит? – испугалась Марля.

– Какая разница? Парни заплатят, – отмахнулась Надя.

– Че ты такая кислая опять? Что не так-то?

– Не знаю, – вздохнула Марля. – Как-то все не так.

– Сколько можно ныть, а? Все же отлично! Мы накупались, назагорались, мы со своими парнями в кафе. Ща поедим и тоже будем отжигать. Смотри, как Петька смешно танцует.

Марля послушно нашла глазами Петьку. Танцевал он и правда смешно. Махал руками, как-то весь складывался пополам. С дурацкой улыбкой. Рядом перетаптывался с серьезным видом Федька. Танцор из него тоже был никакой.

Марля смотрела на Федьку и все не могла понять: кто он ей? Кто ей этот парень? Ведь он так и не предложил ей быть его девушкой. И больше не пытался поцеловать. И вообще они даже толком не разговаривали ни о чем. Что она о нем знала? Что он любит лошадей? Что родом из Сибири? Что учится в Москве? Но какой он? О чем он думает? Что для него важно и значимо? Что он любит и чего не любит?

И Марля снова позавидовала Наде. Той простоте, с которой она вступала в контакт с парнями. Как просто и легко решала, любит – не любит. Как четко обозначала свои цели и как уверенно шла к ним. Что Надя знала о Петьке? Почему-то Марля была уверена, что не больше того, что она знала о Федьке. Но подружку почему-то это и не волновало. А Марля чувствовала где-то внутри, что все это в корне неправильно. Что все должно быть как-то не так…

– Ты есть будешь? – вернула ее в реальность Надя. – Ешь давай, а то так и не вырастешь.

– Я и так не вырасту, – буркнула Марля – всякое упоминание о ее маленьком росте немедленно портило ей настроение, но послушно стала есть.

– Оссьпидя, опять ты ноешь. Из-за Федьки расстраиваешься? Ну и что, что он там без тебя пляшет? Смотри, какие девицы рядом – он же на них не смотрит? Все в твоих руках. Действуй! Слушай меня. Ща поешь и подойди к нему. Потанцуй. Прикоснись к нему, скажи что-нибудь на ушко. Это называется «тактильный контакт». Это очень важно. Парни от этого заводятся. Возьми его за руку. Попроси медляк заказать. А что? Пусть тоже постарается ради вашей любви! Закажет он медляк у диджея. Потанцуете. Тащи его на пляже посидеть. Это такая романтика. Звезды. Море. Да что я тебе рассказываю? Сама понимаешь. Там снова поцелуетесь. И все, никуда он не денется, влюбится и женится, как говорится. Главное, не таскайтесь за нами с Петькой, хорошо? А то вчера весь вечер нам испортили.

Марля доела и послушно направилась на танцпол. Только танцевать у нее не очень-то получалось. От непривычных высоких каблуков ноги у нее зверски болели. Вчера еще как-то терпимо было, а сегодня с каждой минутой хождение все больше походило на пытку. Да и танцевать она просто стеснялась. Стеснялась себя, того, как она выглядит. Ей казалось, что она совершенно не умеет двигаться, что все только на нее и смотрят. А главное, на нее смотрит персонал заведения, и вот-вот кто-нибудь из них схватит ее за руку и спросит: «Девочка, где твои родители? Не пора ли тебе спатеньки?»

Да и Федька с Петькой ее как будто не замечали. Надя пришла в их круг – заметили, заулыбались, стали хватать ее за руки, отплясывать рядом. А ее, Марлю, как будто не видели. Как будто и не было ее вовсе. Надя же как ни в чем не бывало схватила ее в охапку и зашептала в ухо:

– Че теряешься? Давай подойди к нему! Давай!

Усилием воли Марля на ватных ногах подошла к Федьке. Взяла его за руку. Парень вопросительно посмотрел на нее…

Легко сказать: прошепчи ему на ухо! Но ухо Федьки было так высоко… По привычке Марля попыталась встать на цыпочки, но… Но на каблуках она и так стояла на цыпочках, выше встать у нее не вышло.

– Федька! Давай станцуем медленный танец, – попросила она.

– Что? – не расслышал тот.

– Танец… – растерялась Марля.

– Я не слышу, – констатировал Федька, даже не попытавшись услышать ее, наклониться к ней.

И тут… И тут что-то случилось внутри Марли, она вдруг резко развернулась и решительно направилась прочь из кафе. На улицу, под небо, к каштану в огоньках. Остановилась под деревом. Вдохнула полной грудью воздух. Воздух был пропитан морем…

– Ты куда? – тут же вслед за ней выскочила Надя. – Вернись! Что мы за тобой бегать, что ли, будем?! Детский сад какой-то!

А за ней уже показались и парни.

И тут Марлю прорвало:

– Не надо за мной бегать! Не надо! Мне всего этого не надо! Не надо мне твоих дурацких каблуков! – Она решительно сорвала с ног босоножки и швырнула их куда-то себе за спину. – Не надо мне твоих поучений про любовь. Любовь – это совсем не то, что ты говоришь. Любовь другая! А это все – не любовь! Что ты смотришь на меня, Федька? Что, скажешь, что ты любишь меня? Что я нужна тебе? Ни фига я тебе не нужна! А Петька так вообще меня ненавидит. За то, что я такая маленькая и со мной не во все кафешки пускают. А ты, Надя, зачем ты меня потащила сюда? Чтобы показать мне море? Чтобы у меня была романтика с Федькой, которому на меня наплевать? Тебе просто не хотелось ехать сюда одной. Тебе нужна компания. Тебе нужен кто-то, кому можно до бесконечности сливать свои душевные переживания, кого можно учить и воспитывать, чувствуя себя при этом взрослой и опытной. Только твой опыт ничего не стоит. Потому что он – ложь. Это одна большая ложь. И Петька тебе тоже на фиг не нужен. Мы тут все друг другу на фиг не нужны. Но зачем-то пытаемся изобразить, как нам хорошо, как мы круты и какая у нас любовь. А я не хочу больше играть в эту игру. Я У-ХО-ЖУ! – С этими словами Марля действительно развернулась и ушла.

Босиком по асфальту.

И никто ее не стал удерживать.

Марля всегда со всеми соглашалась. Она всегда делала то, что от нее ждали. Она никогда ни с кем не спорила и всегда всех слушалась. Но впервые – впервые! – с ней что-то произошло. В ней что-то изменилось. Она поняла, что у нее есть свое мнение и что она сама способна решать, как ей себя вести и что делать.

Она вдруг ясно увидела всю эту ложь, которая в последнее время была вокруг нее. Все эти нелепые попытки Нади кадрить всех подряд. Устраивать себе страдания – какие-то кривые отношения, которые никому не были нужны. Марля вдруг остро почувствовала, как Надя пытается быть какой-то не такой, какая она есть на самом деле. Что-то из себя строит, что-то изображает. Как будто Надя постоянно гонется за каким-то призраком, упорно и упрямо пытается догнать его, назвать любовью, доказать всем, что и у нее есть любовь, что и ее кто-то любит, и она кому-то нужна.

Но ведь парни – не вещи. Не телки€, как любила говорить Надя. Они тоже живут, что-то думают, что-то чувствуют. Они чего-то хотят или не хотят. О чем-то мечтают. Как можно верить, что за них все можно решить? Что надо просто что-то определенное сказать, как-то так хитро посмотреть, что-то сделать – и все, и дело в шляпе, и вот она любовь, получи-распишись?

Марля поняла, призналась сама себе, что и она зачем-то тоже втянулась в эту глупую игру. Стала изображать из себя ту, которой не являлась. Стала какой-то чужой, насквозь фальшивой, ненастоящей. Ради чего? Ради иллюзии любви? Ради какого-то чужого ей по сути Федьки, которому она и вовсе не нужна? Ради того, чтобы доказать себе, что она такая же как все? Как какие все? Как насквозь фальшивая Надя? Как ее подруга, причем подруга в кавычках, Нина, которая постоянно таскается хвостом за первыми красавицами класса Корвяковой и Июдиной?

А что в их жизни есть такого, чего нет у Марли? Бесконечные пробежки за парнями? Сплошные страдания и унижения? Попытки любыми способами заполучить хоть какого-нибудь парня исключительно для того, чтобы потом хвастаться в классе? А нужно ли все это ей, Марле? Счастливы ли все эти девчонки? Раньше Марля думала, что это и есть счастье. И только сейчас вдруг поняла, что к счастью все это не имеет никакого отношения.

Единственное, что в это лето было настоящим в жизни Марли, – это лошади. Они были живые, теплые, добрые. И это было счастье – бежать каждый день на спортивную конюшню, седлать Загадку, выезжать на плац. И боль в мышцах, и первые победы, и галоп, и похвала тренера Андрея. И это была ее жизнь и ее счастье. А вовсе не вся эта фальшивая любовь, придуманная Надей.

Марля шла босиком по пляжу, и сердце билось в ее груди часто-часто. Ей было и страшно, ведь она первый раз взбунтовалась, сказала то, что она на самом деле думает. И радостно, ведь она поступила так, как подсказало ей сердце. Она впервые была сама собой. Она поняла, кто она, какая она, что ей нужно, о чем она мечтает…

И при этом ей было ужасно одиноко. Марле казалось, что она разом потеряла все: подругу, парней – и осталась совершенно одна в незнакомом городе, далеко от родителей. Что делать, она не знала. Успокаивала себя тем, что утро вечера мудренее, что главное – скорее добраться до домика, залезть в кровать, накрыться с головой одеялом и уснуть.

– Э-эй! – вдруг донеслось до нее.

Марля вздрогнула, остановилась и огляделась.

На пустом пляже сидели две женщины. Две очень красивые, волшебные женщины в широкополых шляпах, в платьях и шалях на плечах. Такие, каких Марля, пожалуй, видела только в кино. И почему-то вдруг ей показалось, что именно так и должны выглядеть феи.

– Иди к нам! – позвала ее одна из женщин.

Марля стояла и не верила своим ушам: неужели они звали ее к себе?

– Не бойся, – ободрила ее вторая и улыбнулась, – мы не кусаемся.

Марля подошла к ним.

– Хочешь персиков? – спросила ее первая.

И тут Марля разглядела ведро с персиками, стоявшее рядом с женщинами. Правильно ли было подходить к незнакомкам и брать у них фрукты, Марля не знала, но ей вдруг очень захотелось персиков, и прямо сейчас.

– Садись, – предложила ей вторая, показывая рукой на песок рядом с собой. – Меня зовут Анна. А ее – Ирина. А тебя как?

– Марля, в смысле Марлен, – сказала Марля, присаживаясь рядом и принимая персик.

А сама внутренне напряглась, ожидая вопроса про возраст, поздний час и родителей. Но его не последовало. Вместо этого Ирина сказала:

– Какой удивительный вечер, не находишь? Безветренный. И море такое… ленивое. Ворочается в темноте…

– Почему ты гуляешь одна? – спросила Анна.

И Марля, сама не зная как, вдруг стала рассказывать незнакомкам всю свою историю жизни на юге. Про Надю, про Федьку с Петькой, про неудавшуюся и фальшивую любовь, про то, какая она маленькая и что никто не воспринимает ее всерьез, про лошадей, которым все равно, какого она роста, про сегодняшний скандал у кафе, про выкинутые босоножки…

В какой-то момент Марля не выдержала и разревелась. Совсем по-детски. Как плакала когда-то давным-давно, когда была совсем ребенком. Горько и по-настоящему. А Анна с Ириной сели по бокам и обняли ее с двух сторон. Кто-то из них гладил ее по голове, кто-то что-то шептал на ухо. И Марле вдруг стало так хорошо, уютно и безопасно, что слезы высохли сами собой.

– А я развелась с мужем, – призналась Анна Марле как лучшей подруге. – Мне было трудно на это решиться. Ведь мы прожили вместе три года. Но все три года я точно знала, что это – не то, что мне нужно. Что это – не мой человек. Знаешь, бывает такое ощущение… Встретишь человека и понимаешь, что он – твой. Такой, как ты. Родной. Близкий. А бывает, общаешься с кем-то, и весь он такой замечательный, но… чужой. Лишний. Ненужный. И теперь мне кажется, что я такая дура, что не развелась сразу. Терпела его зачем-то рядом. Врала и слушала вранье. Наверное, просто боялась остаться одна…

– А как вы это поняли, что он – не ваш? – спросила Марля.

– Почему «вы»? – улыбнулась Анна. – Я же ненамного старше тебя. Тебе шестнадцать? А мне двадцать три. Я совсем не взрослая тетя. Я – такая же девчонка, как ты.

– И я – не тетя, – вступила в разговор Ирина. – Мне двадцать пять, но я тоже девчонка. Так что давай на «ты», а?

– Давайте… Давай, – согласилась Марля.

– А как я поняла, что он – не мой?.. – Анна задумалась. – Не знаю… Это не через голову, не через «поняла». Это чувство. Я не знаю, как это объяснить…

– Я понимаю, о чем ты, – задумалась Ирина. – Я тоже как-то долго была в странных отношениях. Он любил другую, а она его – нет, и тут рядом была я, которая всегда готова была понять и утешить. Мне так хотелось быть ему нужной, что я бежала к нему по первому зову, а он… Потом, гораздо позже, я поняла, что он просто пользовался мною. Тогда же мне казалось, что он – мой. Но не потому, что я так чувствовала, а потому… Как трудно это сказать! – Она перевела дух и продолжила: – Потому что он первый, кто обратил на меня внимание. И я боялась, что больше никто на меня не посмотрит… Вот и цеплялась за него как за последнюю соломинку.

– Вы?! Ты?! – изумилась Марля. – Ты такая красивая, такая волшебная, такая… умная, добрая. Ты боялась, что ты никому не нужна?

– Я. В шестнадцать лет. И позже… Я считала себя уродиной. Я не умела общаться. Стеснялась. Была тощая. И с длинным носом. Он у меня, кстати, и сейчас длинный. Смотри. – И она повернулась к Марле в профиль. – Длинный?

Нос был длинный. Но большие глаза, длинные светлые волосы, локонами выбивающиеся из-под шляпы, красивый изгиб губ – все вместе делало Ирину настоящей красавицей.

– Но ведь дело не в носе… – не зная, что сказать, сказала Марля.

– В том-то и дело, – улыбнулась Ирина.

– И я себя считала уродиной. Тоже не веришь? – хитро прищурилась Анна.

– И ты?! – снова удивилась Марля. – Почему?

– Не знаю. Просто парни не обращали на меня внимания. А я думала, дело во внешности. И только потом поняла, что это были просто не те парни, которые мне интересны.

– А как же понять, которые те, а которые не те? Кто из них – мой, а кто – не мой? – спросила Марля. – Вот Надя говорит, что надо подходить ко всем, кадрить. Если парень не обращает внимания, есть определенные приемы, как его заинтересовать собой, как добиться внимания. Она мне рассказывала… Только я не помню.

– Если парень – твой, достаточно просто показать ему, что он тебе нравится. А дальше он сам сделает все, чтобы добиться твоего внимания. И ты можешь не знать никаких приемов, даже убегать от него – он побежит следом. Если будет чувствовать, что ты выбрала его, – сказала Анна.

Марля задумалась, потянулась в ведро за персиком.

– А иногда даже ничего показывать не надо. Если он опознал тебя как свою, то он сделает все, чтобы быть с тобой, – добавила Ирина. – А все остальное: приемы, все эти прижаться к нему, шепнуть на ушко – все это ложь. Это от скуки. Это от тоски по любви. Но это – не любовь.

– Да, наверное, это так… Я все время чувствовала, что все, что говорит Надя, – неправда, но не знала, в чем подвох… Я не хочу никого добиваться… Не хочу из кожи вон лезть, чтобы понравиться парню, который только от нечего делать поглядывает на меня…

– Ох уж эта странная идея, что можно себя как-то улучшить, приодеть, накрасить, научиться кокетничать…

– Апгрейдить себя, – вставила Ирина.

– …апгрейдить себя, – продолжила Анна, – все эти огромные каблуки, мини-юбки, чтобы соответствовать чему-то или кому-то и тем самым заслужить любовь.

– Хотя меняться, конечно, надо…

– Да, только все гораздо проще. Надо просто учиться любить.

– Учиться любить? – Марля слушала своих фей в оба уха.

– Да. Учиться замечать другого. Интересоваться им. Быть эгоисткой, но в меру, чтобы не ранить человека, который рядом, – высказалась Анна.

– Уважать и себя, и его. Потому что любовь – это ответственность. И забота. Любовь – это обмен. Если кто-то дает больше, а кто-то меньше – это сплошное использование, – добавила Ирина и улыбнулась. – Как давно я не говорила о любви… Так интересно, в пятнадцать лет я думала о любви одно, в двадцать – другое, в двадцать пять – третье… Что я буду думать о ней в тридцать? А ты, Анич, что думаешь про любовь?

– Я думаю… Когда вы вместе меняетесь. Становитесь взрослее. Мудрее. Что понимаете о себе и об этом мире. Любовь – это развитие. Не встретились – и все, и точка. Это только начало. Начало пути… А ты, Марлен, как считаешь?

– Я? – Марля растерялась: эти две женщины общались с ней не как с ребенком, а на равных, и ей это было удивительно. – Я думаю, что любовь – это романтика.

– А что такое романтика? Как ты поймешь, что это вот – романтика?

– Я пойму… Я почувствую, что… Что я как будто… выше всего. Не знаю, как это сказать. Как будто он и я – мы летим. И мы – часть этого мира. И мир – это часть нас. А мы вместе и… – И Марля окончательно запуталась.

И все трое замолчали. Какие-то люди прошли мимо. Рядом расположилась компания с гитарой. В ногах ворочалось море, а над ним висел огромный, далекий и близкий одновременно Орион.

На Марлю вдруг нахлынуло столько чувств разом, что она совершенно не знала, что говорить и надо ли это делать. А потом вдруг поняла, что она ужасно замерзла и ей хочется спать.

– Мы тебя проводим, – тут же поднялись с песка ее феи.

И все трое направились вдоль по пляжу. Подошли к тропике в гору, которая вела к домику бабульки, где жила Марля.

Конец ознакомительного фрагмента.