– Excrement, stool, сaca, poop, doo-doo, – я напрягся, вспоминая все доступные мне названия фекалий, всё больше ёрзая от нетерпения. И так еле дожил утра, а тут такое изменение распорядка. Может ему парашу на руке взвесить или продемонстрировать судорожно сжатую задницу, отгоняя туалетной бумагой упорно прорывающиеся желудочные газы?
– Не понимаю.
– У меня в камере нет WC, а palju переполнилась. Слишком маленькая вместимость, чтобы хватило одному даже до обеда.
Баландёр, который продолжал торчать у моей камеры и прислушиваться к нашему разговору, откровенно заржал и очень громко стал что-то втолковывать вертухаю.
По этажу моментально стал нарастать злорадный гогот с циничными комментариями, несущимися из открытых кормушек. Лицо вертухая приобрело нездоровый оттенок. Он выхватил рацию и исчез из моего поля зрения.
– Эй, русский, может ещё одну порцию каши? – весело проорал баландёр, явно играя на развлекающуюся публику.
– Мне и эту девать некуда, – отрезал я, прикидывая, какую ёмкость могу безболезненно пожертвовать под ликвидацию после переполнения параши. Жаль, что такая сочная русская рифма как каша-параша не имеет аналогов в моём несовершенном английском.
Однако, некоторых и так зацепило. Судя по раздающимся выкрикам, у народа в идеях и предложениях недостатка совсем не ощущалось. Слишком больной вопрос для всех канализационных лишенцев.
Прямо на глазах стала объединяться очередная республика советов, за избавление параш от тяжёлого гнёта и честный доступ к свободным унитазам24.
Вертухай вернулся в сопровождении парочки встревоженных коллег. Те рассредоточились по коридору, перекрывая выход на лестницу и проход к будке. После этого раздался долгожданный скрип ключа двери.
Я подхватил парашу и враскарячку, но весьма целеустремлённо потрусил по привычному маршруту между пунктами утилизации. И если опорожнение параши и её обработка заняли всего несколько секунд, то с унитаза меня сумели согнать только после третьего предупреждения. Из туалета я вышел, покачиваясь, полностью умиротворённый и с блуждающей на губах улыбкой. Даже захотелось сделать что-нибудь приятное всем этим напрасно нервничающим вертухаям:
– Большое спасибо. Это был лучший подарок, который я получил на это Рождество. Euphoria! (Эйфория!)
Вертухаи переглянулись, но никто не снизошёл до ответа. Тогда я воспользовался ситуацией и быстро спросил:
– А лекарства выдавать будут или на них тоже наложен запрет?
Вот это их зацепило. Видно они совершенно упустили такую мелочь при организации своих карательных мер. Меня отправили в камеру. Два привлечённых вертухая остались наблюдать за процессом двойного опорожнения остальных страдающих, а наш коридорный занялся лекарствами.
Свою дозу я получил последним. Опять подтверждается правило, что любая инициатива наказуема. Даже если она проявляется из самых лучших побуждений.
– А что случилось? – как бы ненароком спросил я, получая свои таблетки.
– Troubles (беспорядок). Failure to comply (нарушение режима), – неохотно озвучил вертухай официальную версию.
– I see! That noisy scuffle at nighttime… prisoner vs guards… correct? Who's keeping score? (Врубился! Та шумная ночная возня.. заключённый против охранников… правильно? Кто победил?)
– Нет. За драку с охранниками полагается карцер на длительный срок.
– А что тогда?
– Home brew (домашнее самогоноварение), точнее cell brew (самогоноварение в камере).
– Понял, самопальное бухло.
– Виновный посажен в карцер, но теперь весь этаж наказан.
– Debauchery… он и в России дебошир по пьяне.
Вертухай махнул в сторону камеры. Я закинул в рот таблетки и неторопливо направился в свою нору. Просто любопытно, а как они здесь выдерживают брагу? Сам-то рецепт очень простой. Нужны только вода, сахар и дрожжи… точнее любой заменитель. Остальное зависит от человеческой извращённости и доступности разных вкусовых наполнителей. Но вот запах! Да тут вся тюрьма почти сразу должна была сделать стойку и свернуть носы от зависти. Надо будет потом узнать секрет столь действенной вытяжки. Может пригодиться при ужесточении борьбы с курением.
Наказание, постигшее наш этаж, сподвигло меня на ежедневное и весьма подробное написание писем. Изложение мыслей на бумаге неожиданно оказалось весьма полезным. Хоть какой-то порядок в голове выстроился из постоянного брожения мыслей и мельтешения образов.
Первым делом я постарался как можно убедительнее объяснить своим родным причину моего отказа от их дальнейших посещений. Тут действительно масса причин. Но самая главная причина, о которой я умолчал в своих письмах, это то, что после каждой встречи у меня начинается чёрная меланхолия. А вот это состояние совершенно не для тюрьмы. Тут и так каждый как может, давит своих тараканов в голове. А любые срывы могут слишком далеко завести и неизвестно чем могут закончиться. Я уж лучше побольше времени буду проводить с семьёй по выходу из заключения.
Посещение тюремной лавки принесло новую проблему. Денег на моём счёту не прибавилось.
– У нас не банк, – радостно сообщила продавщица, – Ваши деньги поступили в Турку. Оттуда они будут направлены в Миккели. А только потом к нам в тюрьму поступит подтверждение о них из местного управления. Это даже в обычные дни требует от десяти дней до двух недель. А сейчас праздники. Лучше попросите, чтобы ваши родные привозили и просто передавали наличные охране. Тогда они сразу будут зачислены на ваш счёт.
Мне с трудом хватило остатка денег на табак, чай и кофе. Без сахара.
Вернувшись в камеру, я сел и стал делать наброски своего выступления на суде. Настроение накатилось больно подходящее. Да и осталось уже недолго ждать. Раньше, если брать в среднем, суд, точнее слушания, проходили раз в две недели. Из-за праздников график явно сдвинется, но в пределах разумного. Мой адвокат не даст этим крючкотворам отложить суд первой инстанции на неопределённый срок, как того нагло требовали следователи.
Исчеркав и разорвав несколько страниц, я слегка умерил свой первоначальный порыв, да и пыл почти угас. Из-под пера выползал поток такой злобы, что на суде мне с этим лучше вообще не высовываться. Ничего кроме нападок на странное поведение следователей и постоянного тыканья в очевидную предвзятость суда на данный момент я выдавить из себя не смог. Я не злопамятный, это просто сейчас очень злой и на память не жалуюсь.
Следствие до сих пор не представило ни одного реального факта, который можно опровергать. Остаётся только словесная эквилибристика в отражении каждый раз быстро меняющихся домыслов. Да ещё на чужом поле и другом языке.
А если использовать KISS25, то есть кратко и по делу, то, как ни крути, имеется только одно-единственное новаторское предложение26. Тогда я бы от всего сердца простил каждого своего недоброжелателя, усаживая его поудобнее на смазанный жиром острый кончик здоровенного кола. Остальные многоэтапные идеи я сразу отмёл как чрезмерно жестокие и унижающие местное человеческое достоинство. Надо иногда и меру знать.
Значит, из-за отсутствия революционной ситуации, объявим день суда просто большим рыбным днем, и проведём его с плотно закрытым ртом. Хотя лапёрнутый судья совершенно спокойно сможет потом в своём решении утверждать, что я молчал как истинный русский контрабандист, а усмехался исключительно криминально27.
Пусть лучше мой адвокат на суде распинается, как может. А я, если что, кивну или иные позитивные телодвижения сделаю при подходящем случае. Может тогда и настанет момент get out of jail free – на свободу с чистой совестью, но с пожизненным уголовным прошлым.
Вертухай открыл кормушку и негромко спросил:
Конец ознакомительного фрагмента.