Глава 1
Реформы (контрреформы): деиндустриализация, или Большой Хаос
У известного социолога и экономиста Иозефа Шумпетера есть такой термин – «созидательное разрушение». Он означает формирование новых, передовых форм хозяйства в процессе модернизации и устранение старых, неэффективных, консервирующих отсталость. Правительство Ельцина – Гайдара – Бурбулиса в 1992 году взяло курс на осуществление тотального разрушения всей экономики, «обвинив» ее (то есть саму экономику) в «приверженности к коммунизму» (?!). И только парламент не позволил этим «реформаторам» разрушить основы экономики до основания; при этом о созидании речь вообще не шла. Правда, и последующие правительства на всем протяжении 90-х годов (особенно это относится к разрушительной деятельности Черномырдина) продолжили почти в неизменности эту линию, истощив экономический потенциал и способствуя «вымыванию» многих современных отраслей машиностроения. По-видимому, эти потери уже невосполнимы для российского народного хозяйства, как показывают события первого десятилетия XXI века и несколько лет второго десятилетия.
Имя Егора Гайдара, по нелепому стечению обстоятельств, прочно вошло в историю российских преобразовательных процессов, иначе говоря – реформ. Странно при этом, что его многочисленные критики, в том числе из серьезной научно-аналитической среды, не задают самый простой вопрос: что мог сделать человек, даже, предположим, весьма талантливый, многоопытный, в течение всего лишь одного года, когда он находился в должности министра финансов и экономики 6 месяцев и в должности и.о. премьера еще 6 месяцев? Какого позитивного результата он мог добиться за один год? Именно позитивного, поскольку негативный результат, разрушительный – это делается очень просто. И как, находясь в здравом уме, можно утверждать о чуть ли не мифической роли этого человека – «преобразователя страны» и, что еще глупее, – о деятеле, «спасшем Россию от голода»? Ну, разве это не идиотизм?!
И никто не спросит: как, каким это образом (технологически) Гайдару удалось спасти 145-миллионное население России от голода? Надо полагать, он сумел за этот год вырастить несколько урожаев на бескрайних просторах России. И мало – вырастить, урожай надо собрать, сделать из него муку, испечь хлеб, доставить потребителю и т. д. Очевидно также, что Гайдару удалось увеличить поголовье скота, овец, свиней, кур и т. д., превратить все это в продукты питания!
На самом-то деле произошло обратное: миллион единиц крупного рабочего скота пошло под нож, двукратно сократилось поголовье овец и свиней, а также производство птицы. Да, кстати, какие «потусторонние силы» использовал при этом Гайдар? Ясное дело, не колхозы и совхозы, которые он громил! Почему-то об этих «неведомых, таинственных силах» Гайдара, которые помогли ему при этом «уберечь страну от голода», мы ничего не слышали и не читали.
Он имел в своем активе не экономические исследования и разработки, серьезные идеи, серьезный опыт государственной деятельности, а громкое имя деда – молодого революционера, пламенного большевика, в молодые годы воевавшего с белогвардейцами и подавлявшего крестьянские восстания. И героически павшего осенью 1941 года, выходя из окружения, – он был спецкором «Комсомолки». Его знаменитые романы и повести служили примером для миллионов советских детей, юношей и девушек. Да, дед нашего героя, несомненно, был талантливым человеком.
А что касается реального Гайдара, это был совсем не гений, но злодеем он тоже не был (пока не призвал убивать депутатов и защитников Закона 3 октября 1993 г.). Гайдар – достаточно преуспевающий партийный жypнaлиcт-пyблициcт, получивший хорошее экономическое образование в МГУ. Никем и ничем он никогда не руководил, никакими экономическими исследованиями не занимался. Работал редактором в отделе экономики журнала ЦК КПСС «Коммунист» – это была, конечно, серьезная должность, высокооплачиваемая (синекура). Затем его повысили – перевели, кажется в 1989 году, редактором отдела экономики «Правды» – центрального органа ЦК КПСС. В силу этих самых должностей Гайдар стал консультантом министра финансов Валентина Павлова (позже и премьера), задавшегося целью выполнить две задачи, которые, на его, Павлова, взгляд, могли решить серьезные финансово-бюджетные проблемы СССР.
Первая задача: в 4–10 раз повысить цены на потребительские товары и продукты питания (при минимальном повышении заработной платы). Этот «план Павлова» был сорван благодаря развернувшейся всесоюзной дискуссии по вопросам цен и заработной платы (инициатором ее послужили мои публикации в центральной печати).
Вторая задача: «распылить» сбережения населения на счетах сберегательных касс (то есть Госбанка). Министр финансов СССР Павлов исходил из вульгарной концептуальной идеи, что накопленные крупные сбережения населения (порядка 700 млрд руб., по сути – те же 700 млрд долл.) «давят» на бюджет, способствуют его неустойчивости, ограничивают инвестиционные возможности государства. Этот «план Павлова» также был сорван общественными выступлениями, хотя он сумел его частично осуществить вместе с Виктором Геращенко, который возглавлял Государственный банк СССР, – через «печатание» новых денежных купюр. Вот тогда впервые, за все послевоенные десятилетия, в СССР появилась инфляция как явление; деньги люди стали получать больше в результате мощного давления общества, а рынок потребительских товаров при низких ценах оставался прежним. Отсюда нарастание масштабов дефицита всего и вся – от одежды и обуви до спичек, мыла, стирального порошка, не говоря уже о продуктах питания (мясе, молоке и даже хлебе).
Одним из советчиков этих неразумных идей и являлся Гайдар.
«План Павлова» в полном объеме и был реализован Гайдаром, который Ельциным преподносился как высшее достижение реформаторской мысли! На самом деле объявленное тогда повышение цен со 2 января 1992 года имело мало отношения к позитивным реформам, оно было прямо и непосредственно разрушительным. Разумеется, ни к какой серьезной государственной должности Гайдар никак не подходил – он просто не знал, что это такое, ответственность перед государством, населением. Думаю, что он на всю жизнь остался несчастным человеком, вынужденным оправдывать все те нелепости, которые совершил по незнанию и неопытности, а не по злому умыслу. Хотя многие доныне свидетельствовали, что был и умысел. Никаким реформатором по духу Гайдар не был – для него что социализм, что капитализм – понятия достаточно абстрактные, главное – что может дать ему лично, его среде, его корпорации служение Власти, Кремлевскому правительству. Его внедрили в ельцинскую стаю своего рода историческая случайность и влиятельная либеральная группа, тесно связанная с заокеанскими силами, покровительствующими «новым демократам». Эта группа мгновенно оценила ситуацию в период заката СССР и бульдожьей хваткой вцепилась в финансово-экономический сектор правительства в ожидании грядущей приватизации. О своей истинной роли Гайдар вначале вполне мог не знать, скорее не знал – особым умом он не отличался, насколько я заметил. После августовских событий он был «рекомендован» Бурбулису в качестве консультанта. Видимо, он ему понравился, отсюда – повышенное воздействие Бурбулиса на «команду Гайдара».
И никаким прямым «агентом» США, как утверждают, скорее всего он не был. В этом даже не было надобности – в силу абсолютного незнания того, что он должен был делать, и предельного влияния всей «ельцинистской среды», ориентирующейся на Америку, Гайдар больше прислушивался к своим заокеанским советникам, чем к законодателю. Возглавив финансово-экономический блок правительства, Гайдар в буквальном смысле слепо полагался на своих «советников», заполонивших коридоры власти. А эти, кстати, тоже представляли далеко не лучший сегмент научно-консультационного сообщества Америки. Taк захлопнулась «ловушка Гайдара», которая стала «ловушкой для России». Всё, что сумел сделать Егор Гайдар (и Геннадий Бурбулис с Чубайсом) всего лишь за один год своего пребывания у власти – а это почти весь 1992 год (11 месяцев), плюс ноябрь – декабрь 1991 года, – это следующее:
Первое – полное блокирование производственного процесса в масштабах всей страны, и прежде всего в промышленности и сельском хозяйстве, отказ от их кредитования (в соответствии с монетарной идеологией в экономической политике); в результате чего развился мощный процесс деиндустриализации.
Второе – либерализация цен на все виды изделий, в том числе на продовольствие и товары народного потребления (при сохранении всей системы отношений государственной собственности). Это быстро сбросило весь народ в категорию нуждающихся, началось обнищание народа; гигантский вал спекуляций захлестнул сферу обращения.
Третье – «распыление» сбережений населения на счетах сберегательных касс без каких-либо государственных обязательств. Таким образом, государство, как уличный ловкач-меняла в Средневековье, освободило само себя от задолженности перед населением.
В этом «пункте» нетрудно заметить «заимствование» «новым либералом» Гайдаром главных идей и планов у бывшего министра финансов и премьера бывшего СССР Валентина Павлова. У меня еще в те времена (в 1992 г.) буквально возникало ощущение, что кто-то «водил» Гайдаром, как актер кукольного театра, – это были старые идеи советского министра – консерватора, специалиста по манипулированию ценами и народными сбережениями. Так причудливо сплелись в тугой узел идеи бывшего советского министра финансов и монетарной школы профессора Милтона Фридмана. Последний даже в бреду не мог предположить такой противоестественный альянс своих разработок с «остаточными» конструкциями финансовых теорий доктринеров-коммунистов в период их краха. Об этом, кстати, Фридман заявил в конце 90-х годов.
Эти общие направления политики (имевшие, однако, колоссальные гибельные последствия для миллионов людей, для экономики страны) нашли свое конкретное воплощение в следующих мероприятиях:
Переход всей экономики со 2 января 1992 года на свободные цены, в том числе на продукты питания и потребительские товары. Как заявил Ельцин в своем докладе съезду, эта мера приведет к конкуренции и в течение «6 месяцев со времени перехода на свободные цены рынок наполнится товарами, и начнется снижение цен». Но какая конкуренция могла появиться со 2 января, когда вся экономика страны сплошь состояла из единого государственного сектора (абсолютная монополия)? Совершенно бессмысленное утверждение, имеющее, однако, концептуальное значение.
Изменение налоговой системы, в частности установление налога на добавленную стоимость в размере 32 %. При введении этого налога я настаивал на снижении его уровня до 20 %, но Ельцин просил согласиться хотя бы на время с правительственной инициативой, и мы утвердили этот норматив. Однако довольно быстро обнаружились крайне отрицательные последствия такого высокого уровня этого налога. И по моей инициативе Президиум Верховного Совета сократил этот вид налога до 28 %, а в отраслях детского питания – до 20 %. Были также установлены новые бюджетные приоритеты с целью достижения бездефицитного годового бюджета – резкое сокращение всех расходных статей бюджета. Это было основное требование специалистов МВФ, которые в значительном количестве работали советниками (консультантами) у Гайдара. В результате были многократно сокращены государственные расходы на финансирование экономики и социальной сферы: промышленность, энергетика, транспорт, сельское хозяйство, гражданское строительство, здравоохранение, образование, наука, содержание домов отдыха, детских садиков и яслей; заморожена заработная плата. Это в громадной мере подорвало экономику, отбросило уровень жизни населения на десятилетия назад. Задача бездефицитного бюджета, однако, оказалась нерешенной. И, более того, ввиду свирепствующей инфляции правительству пришлось перейти на планирование ежеквартального бюджета (по согласованию с Верховным Советом).
С начала 1992 года началась реализация первого этапа приватизации, которая в основном касалась сферы розничной торговли, но вскоре была перенесена и на промышленность. Приватизация проводилась с чудовищными искажениями закона, на основе президентских указов и постановлений «министерства приватизации», возглавляемого Чубайсом.
Встреча Нового года всегда была в советском обществе событием радостным, сулящим счастливые события и надежды, он был лишен какого-либо идеологического контекста. К нему готовились в каждой семье в СССР, закупали продукты, подарки, приглашали гостей. Многоквартирные дома становились уютными, соседи планировали совместные застолья, особенно радовались дети в ожидании подарков от Деда Мороза около 12 ночи. Все готовились выслушивать поздравления от руководителей государства – это был своего рода ритуал, к которому население относилось шутливо-доброжелательно, с некоторыми надеждами на лучшее будущее.
Я получил огромное количество поздравлений отовсюду, от друзей, коллег, председателей Советов, своих избирателей из Чечено-Ингушетии, лидеров зарубежных парламентов и партий, видных представителей мирового предпринимательства, и очень много телеграмм от неизвестных мне граждан страны. В них были не только поздравления, но и слова поддержки, пожелания успехов в работе на благо народа. Люди как будто предчувствовали будущий конфликт законодателя с президентом. Это, конечно, было связано с общей социально-экономической ситуацией.
События, связанные с Беловежскими соглашениями, которые положили конец СССР, народ воспринял предельно болезненно, хотя социальных протестов тогда было еще мало, но недовольство ситуацией стало почти всеобщим. К тому же ухудшение уровня жизни набирало обороты, и это становилось все очевиднее. Мало кто поддержал «либерализацию цен», умертвившую сбережения, при СССР считавшиеся абсолютно надежными и защищенными. Поэтому на этот раз накануне нового, 1992 года все и везде было по-другому.
Как я выше отмечал, люди находились в подавленном состоянии после объявления о прекращении существования СССР. Правда, они еще не сумели осознать трагедию в полном объеме – прошло всего три недели с этого события, и понимание того, что они навсегда потеряли огромную, великую страну, которая строилась столетиями их предками, приходило постепенно. Но уже тогда, в самом начале появления новой России, мало кто верил в ее счастливую судьбу во главе с Ельциным – он стремительно терял доверие общества. А приход в правительство маленьких «сереньких», никому не известных, весьма сомнительных личностей лишь усилил всеобщее недоверие к власти.
Тот высокий авторитет и доверие, которое возникло в обществе в период августовских событий к президенту и Верховному Совету, стали быстро таять. Кстати, с начала 1992 года, когда люди немедленно почувствовали плоды «реформы», вплоть до его ухода с поста президента в канун нового, 2000 года его рейтинг уже никогда не превышал 20 %, опускаясь до 2–3 % в иные периоды, а в августе – сентябре 1991 года он превышал 75 %. Об этом мне говорили многие социологи, которые проводили опросы в те годы, которые, по их словам, проявляли чудеса изобретательности, чтобы «показать» высокий уровень доверия президенту и, соответственно, занижали оценку законодателя. «Либерализация цен», о которой заявил Ельцин на V съезде, уже развертывалась в полной мере, многократно повышая цены на продукты питания и промышленные товары; люди были предельно недовольны таким ходом событий. И это перед самым новым, 1992 годом. И лишь предельно узкий социальный слой из представителей новой буржуазии и «культурной элиты» и, разумеется, бюрократии был вполне доволен ходом событий – они попросту обогащались на народном горе.
Телевидение еще верно показывало картины счастливого блаженства представителей столичной культурной элиты в шикарных ресторанах, уже нашедшей «крысиные тропы» к новым правителям; они веселились под Новый год искренне и широко, шампанское лилось рекой. «Что им Гекуба?»
6 ноября 1991 года Ельцин объявил новый состав правительства (которого не было с августа), в котором главой правительства объявил себя, Ельцина, но реально таковым стал Геннадий Бурбулис, откровенный авантюрист, плохо образованный человек, Егор Гайдар возглавил финансово-экономический блок, получив портфель министра финансов и экономики. Совершенно неопытными были и большинство других министров. Это, как я ранее писал, вызвало сильнейшее разочарование в парламенте.
Но надо было сотрудничать и с таким правительством, и я искренне стремился оказать ему реальную помощь. Мои сомнения были связаны главным образом с тем, что российская экономика уже находилась в ускоряющемся спаде промышленного производства и сельского хозяйства, а финансы – попросту разваливались. Многие мощности простаивали, производственную продукцию – не отгружали, заработные платы – не выдавали. Спад производства, начавшийся еще после 1989 года, в последующие годы продолжался, хотя и в замедленном режиме. Это прежде всего касалось экономики Российской Федерации. Уже тогда появились первые признаки деиндустриализации. Крупные промышленные и сельскохозяйственные предприятия, которые абсолютно доминировали в экономике и которые управлялись из единого центра, лишились и этого «центра», и регулярного финансирования, и источника снабжения, и сбыта. И одновременно оказались заблокированными многие кооперационные связи России с 14 бывшими союзными республиками, эта тенденция также быстро нарастала. Поэтому, как я выше отмечал, на первом этапе (конец 1991 – первая половина 1992 г.) была важна задача восстановить утерянную управляемость всеми хозяйственными организациями на всей территории России. Это была, несомненно, главная задача правительства, очевидная и понятная. Но, как оказалось вскоре, она не стала главной для Ельцина и его «новой команды».
Сама организация правительства, его структур, функции министерств и ведомств и, самое главное, подбор ключевых министров, руководителей финансово-экономического и социально-культурного блока правительства отчетливо показывали специалистам, что для правительства главное и как оно намерено выполнять свою главную задачу (задачи). Структура правительства, как система руководства, организации и управления, должна учитывать соответствующую сферу (объект) регулирования: состояние экономики, характер общественных отношений, отрасли государственного сектора, взаимодействие с растущим частным предпринимательством, каналы аккумуляции доходов, расходы и т. д.
Если к моменту формирования правительства во главе с Ельциным (6 ноября 1991 г.) почти вся экономика, на 90 %, состояла из государственных предприятий, ясное дело – следовало сохранить деятельность отраслевых министерств (пусть временно), с тем чтобы было возможно упорядочить соответствующие отрасли, разобраться в них. А затем не спеша проводить в них нужные реформы в соответствии с общей экономической программой правительства, утвержденной Верховным Советом.
Однако новые руководители правительства поступили легкомысленно, они «свалили» все органы управления отраслей в «одну кучу» – отгородившись от отраслевого принципа. Лучше всего это можно проиллюстрировать на одном примере, наиболее характерном, – Министерстве экономики и финансов.
Правительство Российской Федерации 29 января 1992 года приняло Постановление № 149, скромно озаглавленное – «Вопросы Министерства экономики и финансов Российской Федерации», подписанное первым заместителем председателя Совета министров правительства России Г. Бурбулисом, которое, кстати, нигде не публиковалось. Как видим, первой акцией «демократов» стало засекречивание своих решений, что не практиковалось советскими руководителями начиная с хрущевских времен. Как писали тогда аналитики, основные пункты его воспринимались как раздольная залихватская песня ликующего чиновника-бюрократа. Например, численность работников центрального аппарата министерства, включая комитеты при нем, составила 3800 единиц без персонала по охране и обслуживанию здания (еще около 200 человек)! Каков размах! Далее постановление предусмотрело для министра экономики и финансов, то есть Е. Гайдара, 15 заместителей, в том числе двух первых, а еще коллегию в составе 35 человек.
Первые заместители по условиям оплаты труда, медицинского и материально-бытового обслуживания приравнивались к министрам Российской Федерации. Далее постановление предписывало Комитету цен, входящему в данное министерство, иметь четырех заместителей председателя, в том числе одного первого, Комитету по драгоценным камням – четырех заместителей председателя, в том числе одного первого. И вся эта чиновничья рать начальства приравнивалась по зарплате и обслуживанию к министрам и замминистрам. А их зарплата в пять раз (в среднем) превышала соответствующую зарплату, например, профессора. А ведь в 80-е годы моя профессорская зарплата была на уровне министра СССР!
Вот что писал публицист Евгений Холмогоров по этому поводу: «Может быть, все это правильно? Может быть, все эти министры, замминистры, председатели и зампреды сделали нашу экономику процветающей? Или хотя бы процветание уже стучится в дверь? Дурацкий вопрос, считает читатель, и будет абсолютно прав – Россия в глубоком кризисе. Производство сокращается, инфляцию измеряют десятками процентов в месяц, налоги душат последних еще трепыхающихся предпринимателей, старики считают последние копейки, чтобы купить кусок хлеба, и на фоне всего этого – «Постановление», названное «Вопросы Министерства экономики и финансов Российской Федерации», выглядит особенно зловеще… есть в нем желание чиновников хорошо жить в условиях, когда 80 % населения страны живет за чертой бедности. Есть в этом постановлении презрение к своему народу, средняя зарплата которого вдвое меньше, чем у министерских секретарш, а пенсии большинства российских пенсионеров меньше этой зарплаты в 5–6 раз»[1].
«Такие разрывы были бы понятны в процветающей державе, правительство которой создало все условия для эффективного развития экономики и соответственно пожинает плоды трудов своих. Но в сегодняшней России составители «Постановления» должны были бы задать своему Министерству экономики и финансов другие вопросы, прежде чем его утвердить, – в частности, следующие:
– Почему налоги на предприятия столь велики, что убивают всякий интерес к производству?
– Почему предприятия могут направлять в благотворительные фонды, на нужды культуры и искусства только 2 % от всей прибыли, освобождаемые от налогообложения? Почему не 10 % или не 20 %?
– Почему при отчислениях в Пенсионный фонд России трети от фонда заработной платы предприятий пенсионеры получают такие нищенские пенсии?»[2]
Когда я прочитал это постановление правительства за подписью Г. Бурбулиса – я пришел в изумление. Тут же позвонил Ельцину и спросил его, знает ли он о супергиганте, в котором «свалены в кучу» несколько самостоятельных министерств, включая министерство финансов? И как может управиться с этим монстром Гайдар, не имеющий опыта по руководству даже очень маленьким коллективом, вчерашний журналист? И почему не представили этот вопрос на парламент, как полагается, – мы могли бы помочь в формировании логически обоснованной структуры Совета министров – правительства?
Ельцин сказал, что «там у него опытные специалисты». Может быть, позже надо будет сделать какие-нибудь реорганизации. Но сейчас он счел возможным принять предложение Бурбулиса – Гайдара. «Надо дать им самостоятельность», – сказал президент.
«Я не против их самостоятельности, но они не имеют ни практического, ни теоретического опыта управления большими системами. В Госплане СССР работали что-то около 2200 человек, а им руководили такие крупнейшие специалисты, как Байбаков, Горегляд, Анчишкин, Рыжков, Рябов, Масляков и другие известные хозяйственники. А здесь что у нас? Дилетанты! Как можно создавать такое, изначально неуправляемое суперминистерство? У них месяца три уйдет на организации и реорганизации, затем – неизбежно новая реорганизация – это излюбленное занятие бюрократии», – ответил президенту.
«Ну, Руслан Имранович, вы – большой скептик, давайте посмотрим, что у них получится – они все молодые, перспективные».
«Молодость имеет свойство быстро исчезать, да и не является некой индульгенцией. Это в прошлом со стороны легкомысленных руководителей молодость рассматривалась как преимущество. Нам нужны опытные и мудрые люди, а не молодые и самоуверенные бездарности. Ну, хорошо, если вы так решили, но только ничего хорошего не получится», – сказал я президенту.
«Посмотрим», – сказал Ельцин. Чего там было «смотреть», когда было ясно, что в этом правительстве не было специалистов – они работали над новой «схемой» несколько месяцев, и… гора родила мышь! Вскоре было воссоздано Министерство финансов во главе с Борисом Федоровым, затем Министерство внешнеэкономических связей, которое возглавил Петр Авен, затем появился целый ряд других министерств и Государственных комитетов. В правительство пришли Ясин, Уринсон, Шохин, Нечаев, Лопухин, важные посты заняли Кудрин, Ройзман, Улюкаев и другие, «вроде бы либералы», но совершенно плохо подготовленные люди, которых трудно было даже назвать специалистами. Тогда и появился мощный отряд американских консультантов (свыше 100 человек), своего рода «мозговой центр» всей деятельности правительства в аппарате правительства и президента. Многие из них оказались такими же дилетантами, как и вся новая «команда», к тому же – «нечистыми на руку» дельцами, прибывшими для личного обогащения; они же – агенты спецслужб. Но они были предельно самоуверенными, наглыми, циничными, не желали никого слушать и буквально подавили всю эту ельцинскую команду морально-психологически, как Кашпировский гипнотизировал толпу.
У Цицерона есть замечательная мысль: многие молодые правители ввергали страны в неисчислимые беды, что приводило к гибели империй, в то время как многие правители старшего возраста спасали империи от этой участи. Все дело, подчеркивал этот мудрый философ, а не только знаменитый оратор, в умеренности в подборе руководителей государства – то есть в сочетании порыва и энергии молодости с умом, опытом и мудрой осторожностью людей старшего возраста.
Ситуация после падения СССР в мире изменилась настолько стремительно и кардинально, что она не могла быть осмыслена в короткое время даже профессиональными политиками и дипломатами. В этой обстановке у парламентариев ощущался явный недостаток в новом мироощущении, что уже стало сказываться на законотворчестве. Я получал разного рода аналитические записки от директоров институтов международного профиля РАН, которые помогали общей ориентировке в новых условиях. Но нужны были более конкретные разработки, которые могли бы показать как новую картину мира, так и образцы международного и странового опыта крупномасштабного реформирования. Я переговорил с академиком Арбатовым, рассказал ему о наших проблемах в этой части. Он согласился помочь, только попросил дать приблизительный перечень тем, которые, на мой взгляд, нужны были Верховному Совету. «Набросав» эти темы, я отправил академику письмо.
Директору Института США и Канады
Российской Академии Наук,
Академику РАН Г. А. АРБАТОВУ
Уважаемый Георгий Аркадьевич!
Как Вы знаете, законодательная деятельность Российского Парламента сталкивается с немалыми трудностями. Одна из них – отсутствие концепции, доктрины как внешнеполитических, так и внутренних реформ на макроэкономическом и микроэкономическом уровнях. То же самое со сложными проблемами Содружества, прогнозными оценками его развития, внешних связей. Хотелось бы знать видение ученых на некоторые общие проблемы. Набросок вопросов прилагаю.
1. Общий взгляд (подход) на складывающиеся международные отношения. Новые реальности, тенденции:
а) экономические;
б) политические;
в) дипломатические.
2. СНГ: что это такое в теоретическом плане, на категориальном уровне?
– некое полуконфедеративное образование, способное интегрироваться в конфедерацию, или промежуточное, аморфное, исчезающее состояние бывших союзных республик на пути формирования совершенно независимых государств; что в перспективе будет преобладать – интеграционные или дезинтеграционные тенденции?
– прогнозные сроки, в течение которых страны Содружества могут стать полноценными субъектами международных экономических и политических отношений, и соответственно – условия (критерии), при которых они могут стать таковыми (полноценными)?
– экономические связи в системе СНГ: приоритеты, формы, организация связей; какие мы делаем ошибки и как их избежать в дальнейшем;
– политические, оборонные связи – сможем ли мы «снять» противоречия? Насколько далеко они могут зайти, если их «не замечать»?
– придут ли другие политические игроки на пространство СНГ?
3. Оборонно-промышленный комплекс России: как реорганизовать наиболее рационально и безболезненно. Проблема конверсии, оказывается, это дорогостоящее дело.
4. Внешнеэкономические связи России: какими они стали после развала СССР и какими они должны быть?
Внешняя торговля России, какова она сегодня? Как она должна быть реформирована? Экспорт и импорт, проблемы:
– кредиты, займы, членство в МВФ;
– привлечение производственных инвестиций: что сдерживает;
– организация внешнеэкономических связей;
– проблемы задолженности России, как ее решить;
– перспективы регионального сотрудничества (Европа, Америка, Япония, Индия, Китай, Южная Корея, развивающиеся страны и арабские страны, и Турция, и т. д.).
5. Перевод российской экономики на принципы рыночной конкурентной экономики (в рамках «мягкого капитализма»):
– как это сделать? В чем наши ошибки?
Финансы, кредит, банковское дело, налоговая система, рыночная инфраструктура:
– проблемы приватизации: какова должна быть основная доктрина?
– как осуществить перевод госпредприятий на фирменные начала?
– как заинтересовать их руководителей и трудящихся в приватизации?
– надо ли стремиться к тому, чтобы все работающие стали «акционерами»? Я сильно в этом сомневаюсь. Как и в том, что надо подстегивать создание «армии собственников»;
– формы организации (и собственности) рыночной экономики; что предпочтительнее сейчас? Какие формы (альтернативные???) следовало бы стимулировать? Что показывает мировой опыт?
Конечно, Георгий Аркадьевич, Вы можете и расширить круг вопросов, учитывая большие возможности Вашего института, в том числе Центра конверсии и приватизации ИСКАН, который уже представил нам целый ряд аналитических записок.
Хотелось бы, однако, иметь первый материал в течение одного месяца.
С уважением,
Р. И. Хасбулатов
30 ноября 1991 года
Дом Советов
Вскоре я получил целый ряд материалов с полезными рекомендациями для политики и законопроектной деятельности.
Я знал, что есть такой Егор Гайдар, когда прочитал несколько его статей в журнале «Коммунист» – главном журнале ЦК КПСС. Сын журналиста-адмирала Тимура Гайдара, имя которого дал своему герою знаменитый писатель Аркадий Гайдар в повести «Тимур и его команда». Так вот, этот самый Тимур вместе со своей командой в условиях жестокой Гражданской войны помогал всем, кто нуждался в помощи и заботе: старикам, ребятишкам, выявлял шпионов и врагов советской власти. Эта книга стала своего рода настольной книгой для молодежи на всем протяжении СССР, а его автор, дед нашего героя, был воплощением чистоты, мужества и верности долгу, великим патриотом Советского Союза.
В первых числах января 1992 года я пригласил Егора Гайдара к себе и, интуитивно догадываясь, что не вопрос «управляемости» должен быть главным, попросил его рассказать кратко, как он мыслит работу правительства по взаимодействию с парламентом, в частности, в каких конкретных законах оно нуждается и какими ему видятся главные задачи. Нам, в Верховном Совете, надо иметь программу реформ с перечнем проектов законов, и более того, сами эти проекты законов должны быть подготовлены правительством.
Гайдар с увлечением стал рассказывать о том, что делают его специалисты в этой области; сообщил, что через две-три недели представит проект программы для обсуждения в Верховном Совете и проекты целого комплекса законов. Уже после этого я затронул вопрос о том, насколько хорошо он представляет себе конкретную ситуацию в стране – в промышленности, сельском хозяйстве, социально-экономическую обстановку, положение в провинциях. Я прямо задал вопрос: «Управляете ли вы обстановкой? Кто в правительстве этим занимается? Чтобы реформировать объект – надо его знать и контролировать в основных элементах».
Гайдар откровенно сказал, что управляемость народным хозяйством со стороны правительства предельно слабая. Они рассчитывают на то, что та модель реформы, которая разрабатывается ими, приведет к формированию «саморегулирующихся механизмов». Тогда проблемы «управляемости» не будет, она «растворится» в рыночном саморегулировании. Конечно, это была догматическая, чисто «книжная» модель. Но я не стал это говорить прямо, но подводил его к этой мысли чисто логически.
«Согласен, возможно, так это и произойдет в будущем, но вопрос в том, когда мы сможем ввести эту модель? Через месяц, два или год? А между тем заводы у нас в опасной ситуации, многие простаивают, совхозы и колхозы не имеют топлива, оборотных ресурсов, снабженческие организации пытаются выполнять свою работу и т. д. Как и кем они сегодня управляются? Согласитесь – никем и никак. Поэтому везде – сбои в поставках и промышленной продукции, продовольствия и потребительских товаров. Может быть, вам, Егор Тимурович, предпринять энергичные организационные меры для восстановления народно-хозяйственной управляемости? Например, в Москве можно провести (под вашим руководством) целую серию совещаний руководителей крупных предприятий на отраслевой основе – они должны почувствовать твердую руку правительства. К примеру, в 20–30 крупных регионов (Дальний Восток, Восточная Сибирь, Западная Сибирь, Урал, Северный Кавказ, Центральная Россия, Северо-Запад и т. д.) направить своих крупных специалистов во главе с министрами – для решения конкретных задач. В том числе и для принятия решений на местах. Повсюду создать какие-то консультативные организационные механизмы, способные оказать влияние на ситуацию и заодно узнать мнение отечественной техноструктуры. Одновременно сможете познакомиться с новыми, способными людьми, нужными нам всем для проведения реформ, и прежде всего вам, правительству. У вас пока что засилье людей, никогда не занимавшихся практической экономикой и финансами, начитавшихся книжек Милтона Фридмана. Я давно провожу такого рода мероприятия, они приносят значительный эффект, – по признанию представителей регионов, их властей и промышленных кругов». – Примерно это я сказал, судя по моим дневниковым записям, собеседнику.
Гайдар был удивлен этими моими рекомендациями, но и доволен, уходя, сказал, что был бы рад время от времени приходить ко мне за советами. Я искренне заверил его в том, что «у нас – одна команда вместе с президентом» и я не мыслю себе другого подхода в нашем общем деле. У парламентариев, конечно, бывают разные точки зрения, но если мы будем согласовывать важные решения, исходя из очевидных интересов общества, нам несложно будет убедить большинство в необходимости тех из них, которые надо принимать и вводить в действие.
Но ничего из этого, в общем-то, самого элементарного и необходимого предпринято не было. Тревожные ожидания директоров десятков тысяч предприятий, руководителей областей, краев и республик смешались в направлении конкретных требований к Центру. В Верховный Совет непрерывно являлись представители директорского корпуса, они организовывались в общественные и профессиональные организации, создавали разного рода структуры и проводили свои заседания, а решения направляли в парламент, правительство, президенту. Главное требование в их воззваниях состояло в одном: как им работать дальше? По каким планам или заказам? Если нужна их продукция, тогда почему не финансируется их деятельность, почему плохо обстоит дело с организацией поставок? Почему еженедельно растут неплатежи по поставляемой продукции? Почему сократилось финансирование больниц, школ, детских садов и яслей?
Буквально с каждым днем ухудшалась социально-экономическая обстановка в целом по стране, забастовки, которых не было уже с конца 20-х годов, стали обычным делом. Несмотря на рост заработной платы, она не восполняла роста цен и инфляцию. Уровень жизни населения быстро падал, дефициты расширялись, недовольство и раздражение народа быстро возрастали.
В такой обстановке, вполне естественно, росло и недовольство наших парламентариев деятельностью правительства. Они тогда были очень тесно связаны со своими избирателями и часто встречались с ними. Им приходилось каким-то образом объяснять ситуацию, буквально изворачиваться от непрерывных обвинений в слабой деятельности. Граждане-избиратели, разумеется, винили во всем своих депутатов, обвиняли их в том, что они, их представители, «плохо работают с правительством». А либерал-пресса и TВ захлебывалась от восторга по поводу «правительства-камикадзе», самоотверженно «бросившего свои судьбы навстречу опасности и спасающего Россию». И это – еще на первом этапе деятельности правительства Ельцина – Бурбулиса – Гайдара, когда противоречия между ним и законодателем даже не проглядывались и, кажется, не предвиделись. Уже тогда виновным в развертывании кризиса был обозначен законодатель, а не президент и его правительство, сумевшие углубить этот кризис своей неразумной политикой. Правительство даже не предоставило бюджет на 1992 год. Об этом я неоднократно говорил президенту; в результате Верховному Совету приходилось вынужденно пролонгировать расходы на базе показателей предыдущего бюджетного года.