Как победить злодея. Часть I. Скандал на свадьбе (Кристофер Хили, 2013)

1. У настоящего героя очень узкие ступни

Фредерик далеко не всегда был беспомощным. Да, почти всю жизнь он прожил в окружении слуг, которые даже корочки ему с гренок срезали, а как-то раз он упал в обморок от одной мысли, что, возможно, занозил палец (на самом деле это была всего-навсего крошка от сдобного сухарика). Однако впоследствии он вступил в Лигу Принцев – и оказалось, что он вполне может постоять за себя в сражениях с разбойниками, великанами, троллями и колдуньями. Если бы вы видели, как он бросился под обрушившуюся каменную колонну, чтобы спасти жизнь друга, то наверняка решили бы, что он раз и навсегда преодолел свою Боязнь Всего На Свете. Однако прошло лишь десять месяцев после этой истории, когда он едва не погиб – и вот он, Фредерик, мчится очертя голову по коридорам собственного дворца, визжа, словно перепуганный поросенок.

– Ты не сможешь вечно убегать! – донеслось ему вслед. – Я слышу, ты уже запыхался!

– Сам знаю, – прохрипел Фредерик. Бледный субтильный принц юркнул в уголок, присел за огромным керамическим вазоном, высунул из густой зеленой листвы филодендрона кончик меча и воскликнул, раздвинув перистые листья: – Ага! Я победил!

Принц Лиам остановился перед расписной цветочной кадкой, опустил меч и покачал головой. За плечами у него развевался длинный багряный плащ.

– Фредерик, – сказал Лиам, – ты же понимаешь, что, если бы это был настоящий бой, я бы запросто прорубился сквозь куст и добрался до тебя. Это листья, а не железный щит!

– Я решил, что филодендрон, строго говоря, можно считать деревом, хотя и ваша точка зрения вполне обоснованна. – Фредерик поднялся, поддернул легкие летние брюки с золотыми лампасами и поправил воротник нежно-голубого бархатного сюртука (так выглядел его «спортивный костюм»). – Однако это не настоящий бой. И в данной ситуации за филодендроном вполне можно было спрятаться. Так что я бы сказал, что я вас перехитрил.

– Нет, не перехитрил! – возразил Лиам. – Ты выиграл, потому что изменил правила! Ты знал, что я не стану нападать на куст, потому что не желаю снова слышать нотации твоего отца по поводу «ущерба, нанесенного королевской растительности». Но на наших тренировках я – это не я, я играю роль злодея. Злодея, который хочет тебя ранить или убить. Если ты не будешь относиться к нашим упражнениям как к настоящему бою, то никогда не научишься самообороне!

– Фредерик, он дело говорит, – подхватила Элла, невеста принца Фредерика и тоже ученица принца Лиама по мечному бою: она подбежала по коридору, чтобы посмотреть, чем завершится «поединок» Лиама с Фредериком. – Тебе же нельзя было даже выбегать из гимнастического зала! – Она покачала головой.

– В гимнастическом зале негде спрятаться, – проговорил Фредерик.

– В этом-то все и дело! – разом воскликнули Лиам и Элла. После чего переглянулись и засмеялись.

– Смотри! – сказала Элла Фредерику. – Вот чему можно научиться, если как следует постараться! – Она выхватила рапиру из ножен на боку и прыгнула на Лиама.

– Ух ты! – оторопел Лиам. Его застали врасплох, однако он успел вовремя поднять меч и парировать Эллин удар. – Вот это скорость! – Он сделал ответный выпад.

– Спасибо! – Элла ловко поставила защиту. Клинки так и зазвенели – Элла с Лиамом увлеченно обменивались ударами.

Однако Лиам оказался проворнее и стал теснить Эллу по коридору.

– Осторожно, лампа! – взвыл Фредерик. – Ее сделала моя прапрабабушка! Ну хорошо, купила. То есть велела слуге купить… – Он умолк.

Элла прижалась спиной к стене. Но стоило Лиаму занести меч, как она поднырнула ему под руку, проехалась по полированному мраморному полу на коленях и вскочила на ноги в нескольких шагах от противника.

– Отличный прием! – Лиам поднял бровь. – Я бы, наверное, не сумел выиграть такую дистанцию всего одним движением!

– Это все штаны. Сама сшила, – похвасталась Элла и показала на мешковатые атласные панталоны. А потом прошлась в сторону Лиама колесом – только мелькнула в воздухе каштановая коса. Лиам подпрыгнул под потолок, ухватился за люстру, перелетел через Эллу и уклонился от ее удара.

– Это настоящий хрусталь! – переполошился Фредерик.

Лиам соскочил на пол у Эллы за спиной.

– А я тут, я тут! – закричал он.

Элла, не оборачиваясь, ударила его ногой в живот, и Лиам улетел к противоположной стене.

– Осторожно, гобелен! – переполошился Фредерик. – На нем изображено, как слуга моей прабабушки покупает лампу…

– Прости! – сказала Элла Лиаму. – Тебе не больно?

– Ха! – Лиам кривовато улыбнулся. – Однако отличная реакция. Ты многому научилась.

Элла поправила гобелен, сняла с него пушинку, а потом бросилась на Лиама и обрушила на него целый град ударов, правда, он все запросто парировал.

– Многому, – повторил Лиам, – но не всему.

Наконец силы у Эллы начали иссякать, и тогда Лиам решил, что пора немного порисоваться. Он грациозно закружился, взметнув плащ за плечами. Элла схватила плащ, когда он пролетал мимо нее, дернула, и Лиам потерял равновесие. Он упал на колени, и Элла с довольной улыбкой приставила к его груди острие клинка.

– Похоже, я тебя все-таки победила, – сказала она.

– Нечестно! – вмешался Фредерик. – Мы же только что договорились, что он сейчас не принц Лиам! Он играет злодея! Значит, ты не можешь победить его при помощи плаща!

– Злодеи тоже носят плащи, – возразила Элла.

– Сплошь и рядом, – подтвердил Лиам.

– Кто? У всех, с кем мы сталкивались, не было никаких плащей, – возразил Фредерик. – Может, еще скажете, что злодеи, собираясь убить противника, осыпают его комплиментами? Или что они в разгар боя исполняют изящные пируэты? Лиам, не можете же вы всерьез утверждать, что для вас это настоящий бой. Не думаю, что ко мне и к Элле вы относитесь одинаково.

Элла подошла к Фредерику, обняла его за хрупкие плечи мускулистой рукой и легкомысленно воскликнула:

– Ладно тебе, Фредерик! Не ревнуй.

– Ревно… э-э-э… что? Ревновать? – забормотал Фредерик. – А почему ты так говоришь? К кому мне ревновать?

Фредерик уже несколько месяцев старательно не обращал внимания на то обстоятельство, что Лиам и Элла, похоже, были идеальной парой. У них были совершенно одинаковые интересы (чудовища, мечи, чудовища с мечами). И совершенно одинаковые увлечения (всех спасать, куда-то карабкаться, при каждом удобном случае качать пресс). И характер у них был одинаковый – дерзкий и отважный. Однако считалось, что Элла – невеста Фредерика. Ведь она была та самая Золушка, которую прославили бардовские баллады и сказания, а Фредерик был тот самый Прекрасный Принц, который вскружил ей голову на знаменитом балу. Но при этом он жил до того скучной жизнью, что Элла бросила его и отправилась искать настоящих дел.

А Фредерик отправился следом, чтобы воссоединиться с возлюбленной, что и привело в конце концов к созданию Лиги Принцев. Фредерик стремился произвести на Эллу впечатление своим героизмом, и это ему удалось. Однако при этом он еще и познакомил Эллу со своим добрым другом Лиамом. И вот теперь и Элла, и Лиам жили с ним под одной крышей – во дворце гармонийских королей, – однако не разделяли ни интересов Фредерика (художники, заварные пирожные, художники, рисующие заварные пирожные), ни его увлечений (изящные ложечки, поэзия, при каждом удобном случае вышивать гладью). И все же Фредерику хотелось, чтобы Элла обратила на него внимание. Из всех его знакомых женщин – а каждый год на королевском балу их набирались целые десятки, и они стояли в очереди, чтобы потанцевать с принцем, – одна лишь Элла обладала яркой индивидуальностью. Других таких Фредерику встречать не доводилось. Правда, была одна девушка… Однако Фредерик даже не знал, увидит ли он ее когда-нибудь еще раз.

– Я просто хочу сказать – не ревнуй из-за того, что Лиам оценивает мои успехи в учебе выше, чем твои, – пояснила Элла. – Просто я быстро все схватываю. Но у тебя тоже скоро начнет получаться. Я уверена!

– А я нет, – вздохнул Фредерик. – Послушай, может так получиться, что из меня вообще никогда не выйдет хороший дуэлянт. Ничего страшного. Я вам уже два месяца твержу: меч – это не для меня. Но из этого не следует, что от меня нет никакого толку. Мое оружие – остроумие. Мои стрелы – слова. Лиам, вы же сами и помогли мне это понять.

– Ты совершенно прав, – кивнул Лиам. – Никто лучше тебя не умеет заговорить врагу зубы и уклониться от боя. Но тебе все равно нужно учиться самообороне: вдруг противник не даст тебе возможности поболтать?

– Вот тогда-то главное не стиль, а сталь! – процедила Элла сквозь сжатые зубы.

Фредерик и Лиам разом вытаращились на нее.

– Надо же, а я волновался, как там она одна в лесу, – проговорил Фредерик.

Лиам похлопал его по плечу.

– Давай-ка попробуем еще разок, – сказал он. – Слушай, мы тут уже почти год торчим взаперти. Наверняка все уже позабыли балладу «Как Лига Принцев оказалась в дурацком положении».

– Повар напевал ее сегодня, когда готовил завтрак, – отозвался Фредерик.

– Ну, почти все, – поправился Лиам. – Я хочу сказать, что сейчас самое время вернуть себе былую славу. А если ты хочешь снова отправиться со мной на поиски приключений, я должен быть уверен, что ты сможешь постоять за себя в бою. За дело!

Лиам принял боевую стойку и стал ждать, когда Фредерик последует его примеру.

– Надо хотя бы вернуться в гимнастический зал, – сказал Фредерик. – Сдается мне, этому коридору уже достаточно впечатлений на сегодня.

И в самом деле, уж этот-то коридор не видал на своем веку столь бурных событий. До сих пор самым ярким эпизодом в его биографии был случай, когда два лакея нашли здесь потерянную запонку. На поиски у них ушло сорок семь секунд.

– Фредерик, не стоит так нервничать, – сказал Лиам.

Фредерик со вздохом поднял клинок.

– Хорошо, но я попросил бы занести в протокол, что… ай!

Лиам сделал в сторону Фредерика несколько стремительных выпадов, а тот – к общему восторгу – сумел их все отразить. И с отрешенной улыбкой размахивал мечом тудасюда, отбивая все удары друга.

И тут-то и появился его отец.

– Что здесь происходит, скажите на милость? – рявкнул король Уилберфорс и решительно зашагал к ним.

При звуке этого густого баритона Фредерик мигом утратил способность сосредотачиваться.

– Папа! – выдавил он и повернул голову – и очень некстати. Лиам задел его по щеке кончиком меча. Фредерик вскрикнул, уронил меч и зажал рану ладонью.

– Ой, прости, пожалуйста! – выдохнул Лиам.

– Тебе больно? – Элла бросилась к жениху.

Разъяренный король приближался к ним, на его груди с каждым тяжелым шагом звякали десятки орденов.

– Что ты сделал с моим сыном?

– Я нечаянно! – выпалил Лиам.

– Отец, это просто царапина, – сказал Фредерик. И посмотрел на кончики пальцев – там и правда нашлась всего одна красная точечка.

Фредерик вздохнул с облегчением: будь крови хоть чуточку больше, он бы, наверное, утратил присутствие духа, а при отце ему этого совсем не хотелось.

– Более того, если бы ты не закричал и не отвлек меня, ничего бы не случилось.

– Чем я заслужил подобное неуважение? – вопросил король Уилберфорс. – Я, правитель этой державы, вижу, как на моего единственного сына напал какой-то хулиган, и требую прекратить безобразие! И что я слышу? Одни упреки!

– Какой-то хулиган? – нахмурился Фредерик. – Лиам живет здесь уже почти год.

– Кто он такой, мне известно, – презрительно скривился король. – Так называемый Прекрасный Принц, изгнанный собственными подданными и ненавистный всему миру за то оскорбление, которое он нанес Спящей красавице. Человек, которому я предложил свое гостеприимство вопреки всему, что твердила мне интуиция. И хулиган, который платит мне за доброту тем, что кромсает моего сына на филе!

– Ваше величество! – воскликнул Лиам. – Я благодарен вам за доброту. И, как я уже много раз пытался объяснить, слухи о том, как я обошелся с принцессой Шиповничек, – неправда. Она оклеветала меня в отместку за то, что я отказался на ней жениться. И, само собой разумеется, ранить Фредерика я не хотел бы ни за что. Я просто…

– Естественно, не хотел! – ответил король Уилберфорс. – В том-то с тобой и беда. Ты считаешь, будто Фредерик может делать то, на что он не способен. Похоже, у тебя такое хобби – подвергать моего сына опасностям. Неужели ты будешь отрицать, что из-за тебя Фредерик едва не погиб, когда вы потерпели полное фиаско в истории с колдуньей?

Лиам промолчал. Фредерик тоже – и, будь он черепахой, то с удовольствием втянул бы голову в панцирь.

Король свысока оглядел троих друзей.

– Я запрещаю любые забавы с мечом в этих стенах, – постановил он. – И вообще на территории дворца.

– Отец, но ведь… – начал было Фредерик.

– Сэр, – вмешался Лиам, – Фредерик делает некоторые… – Он не смог заставить себя произнести «большие успехи». – То есть он старается! Еще несколько тренировок – и он…

– Ни о каких тренировках не может быть и речи! – оборвал его Уилберфорс. Его пышные ухоженные усы дрогнули, и на пурпурную шелковую ленту на груди упала капелька слюны, оставив мокрое пятнышко: подобного безобразия не потерпел бы ни один гармонийский самодержец. – Не испытывай мое терпение, эринтиец, иначе я возьму назад свое чересчур милостивое приглашение! Если я увижу оружие в руках у кого-нибудь из вас – у любого! – вы отправитесь в изгнание. И не просто из дворца, но за пределы королевства Гармония! – Уилберфорс резко развернулся и промаршировал прочь по коридору. – Фредерик, немедленно к врачу, – добавил он на прощание. – Нельзя, чтобы после этой ужасной раны остался шрам.

Фредерик весь обмяк и опустился на край вазона с филодендроном.

– Прошу прощения, – проговорил он.

– Не за что тебе извиняться! – Элла села рядом с ним и крепко приобняла за плечи. – Ты ничего плохого не сделал. Кстати, если понадобится, чтобы я прикрыла тебя от престарелого бухтящего величества, только скажи.

– Спасибо, Элла. Ты такая милая. – И Фредерик положил ей голову на плечо.

Лиам отвернулся. Почувствовав его смущение, Фредерик поднялся на ноги.

– Просто мне неловко от всей этой сцены, – сказал он. – Пойду лягу спать пораньше. А вы веселитесь. – И он поспешил прочь, оставив Эллу с Лиамом наедине.

Лиам распахнул стеклянные двери и шагнул на резной мраморный балкон.

– Мне здесь не место, – вздохнул он, глядя на солнце, которое быстро катилось за горизонт. – Я злоупотребляю гостеприимством.

– Но не можешь же ты вернуться в Эринтию!

Элла вышла на балкон следом за ним. Она посмотрела на Лиама, озаренного теплым светом фонарей, которые горели по всему саду вокруг дворца. Внешность у принца была до того идеально геройская, что становилось даже смешно: карамельный загар, пронзительные зеленые глаза, точеные скулы, модный плащ и ко всему этому еще и блестящие черные волосы – два последних украшения красиво взметнулись от теплого майского ветерка. Лиам стоял в своей привычной позе – руки на поясе, голова повернута в профиль, – словно бы ждал, когда невидимый скульптор запечатлеет его в мраморе. За все это Элла частенько над ним подшучивала, но сейчас ей было не до шуток.

– То есть ты же не передумал и не хочешь жениться на принцессе Шиповничек? – уточнила она.

– Этот вопрос можно было и не задавать, – отвечал Лиам.

Таких мерзких личностей, как принцесса Шиповничек из Авонделла, с которой Лиам был помолвлен с трех лет, ему, пожалуй, больше встречать не приходилось (а Лиаму приходилось встречать довольно много неприятных личностей, в том числе, например, колдунью, которая намеревалась взорвать его при большом стечении народу). Однако в Эринтии, родном королевстве Лиама, никто (кроме разве что его младшей сестры Лилы), похоже, и не думал о личном счастье принца – всех заботили лишь богатые золотые копи Авонделла, которые Эринтия получит, как только Лиам женится на принцессе Шиповничек. Тут надо уяснить себе, что эринтийский народ и раньше не то чтобы бедствовал, просто Эринтия во всем занимала второе место после Авонделла. А такому жадине и крохобору, как средний эринтиец, второго места точно не хватит.

– Понятия не имею, когда можно будет вернуться в родные края, – продолжал Лиам. – И в Авонделл я теперь ни ногой. Не хватало еще, чтобы семейка принцессы Шиповничек или мои родные силой заставили меня жениться на ней.

– Куда же ты тогда пойдешь? – спросила Элла. И принялась за то, что делала всегда, когда нервничала: стала наводить чистоту.

– Тут, знаешь ли, для этого есть слуги, – сказал Лиам, увидев, что она отскребает от перил птичий помет.

– Прости, привычка – вторая натура. – Элла повернулась и посмотрела Лиаму в глаза. – Оставайся, а?

– Тебе не кажется, что это как-то неудобно? – робко спросил Лиам.

– Почему ты так считаешь? – вопросом на вопрос ответила Элла, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду.

Лиам вздохнул:

– А что здесь, собственно, происходит? Насколько я понимаю, вы с Фредериком по-прежнему собираетесь пожениться.

Элла бросила взгляд вниз, на слуг, которые тремя этажами ниже запирали дворцовые ворота.

– Если честно, мы с ним об этом уже давным-давно не говорили. Ведь не спросишь же человека за обедом: «Слушай, помнишь, ты сделал мне предложение, а я ответила „да“? Это как, в силе?» Сама не знаю, может быть, я не спрашивала, потому что не знаю, какой ответ хочу услышать…

– Понимаю, – кивнул Лиам. – Вы все еще помолвлены. Совсем как мы с принцессой Шиповничек.

– Ой, да ладно тебе! – прищурилась на него Элла. – Скажешь тоже – как ты с принцессой Шиповничек! Я же очень люблю Фредерика! Он мой лучший друг и замечательный человек!

– Это я и сам знаю! – поспешно поправился Лиам. – Я этого чудака тоже люблю. И поэтому совсем не хочу делать ему больно. – Лиам отвернулся и уставился на звезды, которые одна за другой вспыхивали в бархатно-синем небе. – Все, я решил. Утром я уезжаю.

– Но… – начала Элла. Ей столько хотелось сказать Лиаму – и при этом она понимала, что ничего такого сказать не может. – Но у нас же было столько планов… Мы собирались вытеснить совокрыс из Западного Тительсфорда, выследить Серого Призрака из Фларгстагга, разогнать хобгоблинские банды в Восточном Тительсфорде…

– Мы с тобой и вправду собирались, – сказал Лиам. – Однако неужели ты думаешь, что Фредерик когда-нибудь отважится на такой риск?

– Но…

– Не волнуйся. На свадьбу я приеду.

Элла шагнула обратно в коридор. Нельзя же позволить Лиаму вот просто так уйти – и все же она понимала, что благородство не позволит ему ставить под удар отношения Фредерика с отцом… и отношения Фредерика с ней.

«Сама я не сумею убедить его остаться, – подумала она. – Надо, чтобы он услышал это от Фредерика».

Фредерик сидел в уютном кресле у туалетного столика в своей роскошной спальне, подставив щеку своему верному камердинеру Реджинальду, служившему у него с самого рождения, а тот смазывал ему царапину вязкой мазью, – по его словам, это была тимьянно-репейная тинктура.

– Неужели без этого не обойтись? – спросил Фредерик. – Она липкая. Я плохо переношу липкость. Вы, конечно, помните несчастный случай со сладкой ватой…

– Бальзам ускорит заживление раны, ваше высочество, – ответил высокий худой слуга. – Однако я подозреваю, что эта ссадинка на данный момент не главная ваша забота.

Фредерик посмотрел старому другу в глаза.

– Почему мой отец такой жестокий? – спросил он. – Я думал, что заслужил его уважение. А он до сих пор относится ко мне как к маленькому. Хочет держать меня взаперти и чтобы я всего боялся.

Реджинальд присел на краешек кровати Фредерика. Кровать была очень изысканная и под балдахином.

– Какое это имеет значение? Ведь сами-то вы уже знаете, на что способны. И ваши друзья знают. И госпожа Элла.

Фредерик помотал головой:

– Насчет Эллы я не убежден. Все же я сомневаюсь, что произвожу на нее такое уж сильное впечатление. Где мне – ведь Лиам…

– Ведь Лиам что? – уточнил Реджинальд.

– Ничего, – сказал Фредерик. И рассеянно повертел в руках пульверизатор для одеколона. – Просто Лиам пытается сделать из меня настоящего героя – так что естественно, что папа его не выносит! Рано или поздно Лиама выгонят, это лишь вопрос времени. Папа ни перед чем не остановится, только бы я не испортил свой идеальный королевский облик.

– Ну не настолько же плох наш король! – сочувственно заметил Реджинальд.

– Вы говорите о человеке, который в детстве нанял циркового тигра, чтобы запугать меня и лишить самостоятельности!

– Пожалуй, я понимаю вас, – произнес Реджинальд. – Однако я хотел бы пояснить, что мотивы нашего короля, вероятно, не столь жестоки, как вы думаете. Пора вам узнать правду о своей матушке.

– Я знаю. Она умерла, когда я был грудным младенцем, – ответил Фредерик. – Смертельная аллергия на пыль. Вероятно, этот недуг передается по наследству, поэтому я мою руки пятнадцать раз в день.

– Нет, Фредерик. Это официальная версия, которую сообщил народу ваш отец, – сказал Реджинальд. – Быть может, в наши дни в этих стенах и не приветствуют страсть к приключениям, однако так было не всегда. Королева Анабет то и дело пристегивала за спину ножны и убегала искать утраченные сокровища.

– Не может быть, вы шутите! – Фредерик так и этак покрутил новость в голове. – Мои родители? И приключения?! Впрочем, это объясняет, откуда у отца все эти ордена…

– Ха! – не сдержал смеха Реджинальд. – Ваш отец сам себя ими наградил. Они бессмысленны. Вы когда-нибудь читали, что на них выгравировано? Один, например, за игру в классики. Нет-нет, во всей семье приключения любила только ваша матушка. Отец их терпеть не мог. Однако королеву Анабет даже его возражения не останавливали. Вскоре после вашего рождения она услышала легенду о золотом утенке, который якобы хранился в разрушенном древнем храме в далеком пустынном Дире. И пожелала добыть вам этого бесценного идола.

– Утят я и правда люблю, – заметил Фредерик с умилением и горечью одновременно.

– Она взяла с собой небольшой отряд солдат, отправилась в Дир – и не вернулась.

– Не вернулась? Неужели это значит, что она, возможно, еще жива? – с надеждой спросил Фредерик.

– К несчастью, нет. Один из солдат прихромал обратно через несколько месяцев – остальные погибли. Он рассказал, что они попали в хитроумно устроенную западню и храм обрушился, похоронив под собой весь отряд. Этот солдат спасся только потому, что нес багаж вашей матушки и сильно отстал. Ваша матушка никогда не путешествовала налегке.

– Просто не верится, – признался Фредерик. – Больше похоже на историю о сэре Бертраме Утонченном.

– Это совсем не похоже на историю о сэре Бертраме! – возразил Реджинальд. – Приключения сэра Бертрама сводились к тому, чтобы отыскать потерявшийся носок или добавить в жульен нужное количество перца! А ваша матушка лишилась жизни! В результате поиска сокровищ! В древних руинах, где устроили западню! И я убежден, что ее гибель сыграла важную роль в том, что теперь ваш отец чересчур усердно старается вас защитить.

– Ничего себе, – проговорил Фредерик. – Вот теперь мне стало несколько совестно.

– Это лишнее, – поспешно добавил Реджинальд. – Вам нужно жить своей жизнью и все делать по-своему. Ведь в ваших жилах течет материнская кровь. Вам следует это знать. И давно пора услышать, как все было на самом деле.

Им помешал стук в дверь.

– Фредерик!

Это была Элла.

Реджинальд впустил ее:

– Добрый вечер, госпожа Элла. Я как раз собирался уходить.

Он чопорно кивнул Фредерику и удалился.

– Закрой дверь и иди скорей сюда! – дрожащим шепотом проговорил Фредерик.

Он стоял у угла кровати и дрожал с головы до ног.

– Что случилось?

Элла не могла понять, что довело его до такого состояния.

– Моя мама погибла, когда пыталась украсть золотую уточку, чтобы подарить мне!

– Ой, надо же! То есть… Прости, пожалуйста, я правда не знаю, что на это сказать.

– Я только сейчас узнал, – продолжал Фредерик. – Она была искательница приключений, как все настоящие герои. Моя мама! Только представь себе! Это же чудесно! Знаешь, наверное, меня именно поэтому так влечет к людям вроде тебя и Лиама.

– Лиам! Я же из-за него к тебе и пришла! Он завтра уезжает.

– Завтра? Но куда?!

– Особенно никуда, – ответила Элла. – Хочет странствовать по белу свету или что-то в этом роде. Он считает, что злоупотребляет здешним гостеприимством.

– Отцовским – возможно, но моим – точно нет! – воскликнул Фредерик. – Мне нужно поделиться с ним тем, что я узнал о маме. Вдруг это поможет ему понять, почему отец так себя ведет?

– Пошли! – кивнула Элла, схватила Фредерика за руку, и они побежали к балкону, где Элла оставила Лиама.

«Может, Густав пустит меня пожить к себе в комнату… – размышлял Лиам, стоя на балконе и глядя на тускло-серебряную луну в небе. – Тьфу, да что я, в самом деле? Он же мне все плащи изрежет, пока я сплю!»

Тут что-то звякнуло и отвлекло его от размышлений. Он посмотрел налево – на балконных перилах что-то поблескивало. Приглядевшись, он обнаружил, что это металлический абордажный крюк.

– Это еще что такое?!

Лиам поглядел вниз. К крюку была привязана веревка, и она свисала в раскинувшийся под балконом сад, однако на ней никого не было. Лиам схватился за рукоять меча, но не успел его выхватить, как его ударили по голове короткой тяжелой дубинкой.

Элла с Фредериком выскочили на балкон – и как раз успели заметить, как некто в капюшоне карабкается по веревке на крышу дворца, крытую терракотовой черепицей. На плечах незваный гость тащил бесчувственного Лиама.

– Лиам! – вскрикнула Элла. Она вскочила на перила, схватилась за веревку и стала яростно дергать. – А ну брось его!

– Прекрати, – простонал незнакомец: его сапоги скользили по стене. На миг он повис в воздухе, но тут же сумел снова опереться о кладку. И свирепо поглядел на Эллу сверху вниз: – Думай головой! Ты что, хочешь, чтобы я уронил твоего приятеля с такой высоты?

Миг – и он перевалил за карниз и скрылся из виду.

– Фредерик, подержи веревку! – скомандовала Элла. – Я за ним!

– Надо позвать стражу! – возразил Фредерик, но все же вцепился в веревку. Элла успела взобраться до середины, но тут похититель столкнул абордажный крюк с карниза. Элла вместе с крюком и веревкой рухнула сверху на Фредерика.

– Вот скотина, – пробормотала Элла. – Перехватим его с той стороны!

Она вскочила на ноги и обнажила рапиру. И тут же застыла на месте при виде короля Уилберфорса и четверых стражников.

– Так я и знал! Забавы с мечом! – проговорил король. – Когда я услышал шум, то сразу подумал: «Они снова за свое!» Так я и знал, что вы нарушите мой запрет – однако, откровенно говоря, рассчитывал, что вы сумеете продержаться дольше двадцати минут.

– Ваше величество, это никакие не забавы! – горячо возразила Элла. – Тут все по-настоящему! Лиама только что похитили!

Король Уилберфорс хохотнул:

– Откровенно говоря, сомневаюсь. В стенах королевского дворца Гармонии не совершают преступлений.

– Мы своими глазами видели! – не отступал Фредерик. – Человек в капюшоне схватил Лиама и убежал по крыше!

– Ого, так это был летающий похититель? – с ехидной улыбкой спросил король.

– Пока вы тут разговоры разговариваете, он сбежит! – крикнула Элла.

– Нет, правда, папа, пошли к воротам стражников! – взмолился Фредерик. – Может быть, удастся схватить преступника прежде, чем он окажется за пределами дворцовых садов!

Уилберфорс испустил долгий тяжкий вздох:

– Если он тебе так дорог, пожалуйста. – Он повернулся к стражникам. – Двое – выйти из дворца и поискать следы волшебного крылатого буки-бяки.

Двое охранников с поклоном удалились.

– А мы тогда пойдем туда! – И Элла бросилась в противоположном направлении.

– Остановить ее, – проговорил Уилберфорс, и оставшиеся двое стражников преградили Элле путь.

– Папа, что ты делаешь? – оторопел Фредерик.

– Если происходит что-то опасное, мои люди разберутся, – пообещал король. – А вы в этом участвовать не будете. Для надежности я помещаю вас под домашний арест в ваши спальни до утра. Стража, проводите их в комнаты и не отходите от дверей до рассвета.

Элла прикинула, не сумеет ли она одолеть этих солдат, однако сразу поняла, что этим только навредит делу. Она с неохотой убрала клинок в ножны, а стражники повели их с Фредериком прочь.

– Он был в плаще, – сказала Элла.

– Кто? – спросил Фредерик.

– Похититель. Злодей в плаще. Видишь? Я была права.

– На самом деле у него был капюшон, – уточнил Фредерик. – Так что, строго говоря, фасон не такой, как у Лиама.

Элла вздохнула.

Король Уилберфорс глядел им вслед, пока они не скрылись за углом. После чего закрыл и запер балконные двери.

«Очень удачное стечение обстоятельств, – подумал он. – Итак, от эринтийца нас избавили. Было две проблемы, осталась одна».

Фредерик, обмякнув, сидел на краю кровати. Папа снова победил.

«Почему стоит этому человеку поднять голос, как я превращаюсь в беспомощного младенца? – думал принц. – Как это у него получается?»

Тут он вздрогнул: скрипнула створка окна.

– Идешь? – В окно засунулась Элла.

Фредерик вскочил и бросился к ней.

– На чем ты стоишь? – спросил он.

– На карнизе.

– Он же совсем узенький!

– Фредерик, не притворяйся, будто никогда не слышал, как стоят на цыпочках! Я видела, как ты прячешься за гобелены каждый раз, когда Лиам предлагает пойти на пробежку! Ну, идешь?

– Куда?

– Искать Лиама. Я поняла, кто его похитил.

– Подозреваю, за этим стоит мой отец.

– Нет, это Шиповничек! – выпалила Элла. Заморгала огромными глазами и затараторила. Вид у нее был такой взвинченный, будто она только что залпом осушила целый горшок двойного карпагийского пробуждающего зелья. – Я знаю, кто этот похититель, я соотнесла все улики. Капюшон, седая бородка, манера ныть, как будто кто-то только что придушил его щеночка, – именно так Лила описывала Руффиана Синего, наемного убийцу и похитителя! А на кого работает Руффиан Синий?

– На Ши… – начал было Фредерик.

– На Шиповничек! Вот именно! – воскликнула Элла (и тут же зажала себе рот ладонью). – Шиповничек до сих пор спит и видит, как бы выйти замуж за Лиама, а теперь хочет добиться этого силой. Мы с тобой должны отправиться в Авонделл и прекратить это безобразие! Ну, идешь?

– Прямо сейчас? – испугался Фредерик. – Может быть, подождем до утра и уедем через главные ворота?

– Ты правда думаешь, что твой отец нас отпустит?

– Нет, конечно, ты права. – Фредерик глубоко вздохнул. – Ладно, договорились. По-моему, я готов.

Тут Элла обратила внимание на наряд Фредерика: канареечно-желтый костюм с широким темно-синим поясом и эполетами на плечах.

– Ты переоделся в парадный костюм? – поразилась она. – Когда тебя заперли на всю ночь в комнате?!

– Мне так легче расслабиться.

– Ну, красавчик… – проговорила Элла.

– Спасибо, – кивнул Фредерик.

– За что?

– Ты же сказала мне компли… впрочем, не важно.

– Ладно, пошли, – сказала Элла. – Только, по-моему, стоит прихватить меч.

Фредерик заколебался:

– Видишь ли, как я уже говорил, боец из меня неважный…

– Бери меч! – повторила Элла.

Фредерик прицепил к поясу ножны, а также набитый монетами кошелек и небольшой пенал с письменными принадлежностями, а затем вылез в окно и встал на карниз рядом с Эллой. Взглянув на залитые светом фонарей аллеи тремя этажами ниже, он пошатнулся:

– И верхолаз я тоже неважный.

Элла взяла его за подбородок и взглянула в глаза:

– Фредерик, ты мой герой. У тебя все получится.

– Конечно получится, – пожал плечами Фредерик. – У меня очень узкие ступни.

Они двинулись бочком вдоль карниза, и тут до Фредерика дошло, что он наконец-то делает именно то, чего с самого начала хотела от него Элла: отправляется вместе с ней на поиски приключений.

«К тому же она сама меня пригласила, – подумал он. – А не убежала искать Лиама самостоятельно. Она хочет, чтобы я был рядом. Может быть, у нас все же есть будущее».

Элла и Фредерик скользнули за угол и забрались на балкон, откуда похитили Лиама. Как и рассчитывала Элла, там валялась брошенная наемником веревка с абордажным крюком. Элла закинула зазубренный крюк на крышу, так, чтобы веревка зацепилась за трубу.

– Полезли?

Они забрались на крышу, пробежали по бастионам, спустились в сад за дворцом и перелезли через ворота – и все это заняло гораздо больше времени, чем рассчитывала Элла, поскольку Фредерик передвигался со скоростью и уверенностью годовалого младенца, обутого в первые в жизни ботиночки. Когда они оказались за оградой дворцового сада, уже занимался рассвет.

– Как я устал! – И Фредерик рухнул на траву.

– Ладно. – Элла присела рядом. – Все равно нам надо передохнуть и выработать план.

– План у меня уже есть, – сказал Фредерик. И достал из пенала два листка пергамента и перо. Наскоро набросав два письма, он свернул их и поднялся. – Отправимся в город и наймем гонца. Пора снова собирать Лигу Принцев.

2. Настоящий герой ест мясо

За полгода до того, когда похитили Лиама, принц Густав взорвался. Нет, не в прямом смысле. Хотя шуму тоже было много. Дело в том, что музыкальные пристрастия Густава сильно отличались от вкусов шестнадцати его старших братьев. Например, старшие принцы обожали балладу «Шестнадцать героев-принцев Штурмхагена». В этой балладе было все – и злая колдунья, и пять похищенных бардов, и шестнадцать юных героев-силачей. Не было там только Густава, семнадцатого и самого младшего штурмхагенского принца, и очень некстати, поскольку из всей этой компании только Густав и участвовал в спасении бардов. Так что Густаву баллада, мягко говоря, не нравилась. Не был он и большим поклонником баллады «Как Лига Принцев оказалась в дурацком положении» – мотив, которым заслушивались его старшие братцы. Раньше они целый год издевались над Густавом из-за того, что он не сумел спасти Рапунцель, а теперь были счастливы, что у них появился новый повод его дразнить.

Дразнили они его без устали. Они не давали Густаву забыть, что Разбойничий Король – который, как теперь было известно всему свету, оказался всегонавсего десятилетним мальчишкой – умудрился ограбить его на глазах у тысячи свидетелей. Принц Зигфрид (№ 7) брызгал на Густава протертой кашкой для младенцев. Освальд (№ 9) пугал его воплями «Только не смотри вниз! За тобой ползет грудничок!». А Альвар (№ 3) даже приколол ему к спине табличку с надписью «Собственность Разбойничьего Короля, нашедшему просьба вернуть в коробку для игрушек». И каждый раз Густав скрипел зубами, шипел что-то неразборчивое и уходил, топая ногами, – и для него это было просто неимоверное самообладание. Хотя рост Густава достигал отметки в шесть футов пять дюймов, а бицепсы были размером с арбуз, в семье он был самым субтильным. Старшие братья глумились над ним чуть ли не с рождения, и раньше на их выходки Густав отвечал ударами кулаков, швырянием мебели, а иногда старой доброй атакой лоб в лоб (в прямом смысле). Однако за прошлый год он стал другим человеком. Он повзрослел. И дал себе зарок, что никогда не позволит братьям разозлить его.

Однако он сам себя обманывал. Раз и навсегда отказаться от припадков ярости Густав не мог – как вулкан не может дать честное слово, что больше никогда не будет извергаться. В конце концов Густав утратил присутствие духа – и случилось это в день рождения братьев (который все шестнадцать праздновали в один день, поскольку родились двумя восьмернями с разницей ровно в год).

Праздник устроили на огромной, мощенной булыжником площади у самых стен Штурмхагенского замка, и туда явилось все королевство. Повсюду висели транспаранты с надписью «С днем рождения!», играли менестрели, уличные торговцы продавали индюшачьи ножки и страусиные яйца – и толпы штурмхагенцев весело отплясывали в кожаных костюмах и платьях на меху. Все именинники – от Хенрика (№ 1) до Виктора (№ 16) – расселись за длинным-предлинным почетным столом на помосте посередине. А Густав сидел один-одинешенек за крошечным круглым столиком, который поставили ему на самом краешке площади. За спинами толпы. Рядом с протекающей водосточной трубой. Рядом с вонючей бочкой, на которой было написано «Для костей и прочих несъедобных отходов».

Густав угрюмо наблюдал, как его родители – король Олаф и королева Бертильда – ведут на помост процессию пекарей. Пекари несли прямоугольный торт размером восемь футов на четыре и весом в семьдесят фунтов, украшенный марципановыми фигурками всех шестнадцати принцев. Исполинский десерт водрузили у всех на виду на краю помоста, чтобы толпа полюбовалась им.

Затем объявили выступление Лейфа Лирика, штурмхагенского придворного барда. Кругленький бард выскочил на сцену в своем обычном наряде – зеленые лосины, просторная золотая блуза и мягкая шляпа с перьями. Он гордо раскланялся и под бурные аплодисменты провозгласил, что исполнит в честь именинников свой хит «Шестнадцать героев-принцев Штурмхагена».

Когда Лейф ударил по струнам своей лютни и запел («Услышьте, о боги, сладчайшую песнь о том, что шестнадцать есть девять плюс семь»), Густав решил, что сыт по горло пренебрежением. Он встал, пнул бочку с неразгрызаемыми отходами – она сшибла с ног ни в чем не повинную троицу поклонников Лейфа, которые самозабвенно раскачивались в такт музыке, – и, решительно раскидав толпу, пробился к помосту. Залез на него, встал лицом к лицу с бардом (точнее, пупком к лицу, поскольку ростом Лейф не вышел). На площади повисла напряженная тишина.

– Слушай, перьеголовый, эту песню никто больше слушать не хочет, – объявил Густав. – Валяйка пой про меня.

Тяжелые доспехи с меховой оторочкой, косая сажень в плечах, длинные светлые космы свисают на лицо – словом, Густав представлял собой, бесспорно, впечатляющее зрелище. Однако кругленький Лейф и бровью не повел.

– А, «Балладу о Рапунцель»? Это где тебя победила дряхлая старушенция, а Рапунцель пришлось тебя спасать? – ехидно уточнил он. И обратился к публике: – Эй, кто тут хочет послушать «Рапунцель»?

Толпа дружно подняла руки и заулюлюкала.

– Сам знаешь, какую балладу я имею в виду! – зарычал Густав. – Ту, где я герой!

– А, ты про ту песню, где ты играешь роль Золушкиного мальчика на побегушках? – Лейф театрально скорчил хмурую рожу. – К сожалению, эту песенку заказывают редко. Наверное, дело в том, что она какая-то неправдоподобная.

Братья Густава покатились со смеху. Большинство зрителей тоже.

– А гори все огнем, – ругнулся Густав вполголоса.

Раз не удается заставить себя полюбить, пусть хотя бы ненавидят. Все лучше, чем быть всеобщим посмешищем.

Густав резко выбросил руки вперед, схватил мягкую шляпу Лейфа за широкие поля и дернул вниз, до самых бардовских плеч. Тулья треснула, голова Лейфа пробила блестящую ткань. Тогда Густав схватил барда за лосины пониже спины и одной рукой поднял в воздух. Другой он потянулся вниз, загреб горсть крема с богато украшенного торта и сначала растер его по всему изумленному лицу Лейфа, а потом разжал пальцы, и песнопевец шлепнулся на мягкое брюхо.

Со всех сторон послышалось испуганное оханье и насмешливые возгласы, а Густав улыбнулся и вытер руки.

– Может, теперь вы научитесь уважать могучего принца Густава.

Он повернулся, чтобы уйти, поскользнулся на комке крема и рухнул в гигантский торт лицом вниз. Когда Густав медленно выпрямился, покрытый масляным кремом с огромных стальных сапог до спутанной шевелюры, по всей площади раздался громовой хохот.

После этого король Олаф дал Густаву новое задание – с тем чтобы на некоторое время отослать его подальше от Штурмхагенского замка.

– Ступай проверь, как там тролли, – приказал он. – Поскольку именно из-за тебя нам пришлось уделить им часть наших владений, тебя мы и назначим к ним послом.

– С удовольствием, – буркнул Густав.

Не прошло и нескольких минут, как он уже скакал в земли троллей верхом на огромном сером боевом коне по имени Семнадцатый.

Когда он приближался к просторному наделу пахотных земель у опушки непроходимого штурмхагенского соснового леса, его внезапно окружили то ли великанские кочки, то ли разваренные капустные кочаны. Однако это была отнюдь не бродячая растительность, а живые существа девяти футов ростом, покрытые клочковатой зеленой шерстью, с когтистыми ручищами, жуткими зубищами, а в некоторых случаях еще и с одним-двумя рогами. Или с тремя. Тролли. И кольцо их смыкалось вокруг принца.

Густав соскочил с коня и ждал, держа наготове увесистый боевой топор. Принц был в тяжелых доспехах, отороченных густым бобровым и медвежьим мехом, так что одного его силуэта хватило бы, чтобы до смерти напугать кого угодно, не только человека, но и чудовище, если уж на то пошло. Но тролли и ухом не повели.

Густаву уже давно не приходилось общаться с троллями, а когда они видели его в последний раз, он был лыс, поэтому почти никто из этих чудищ не узнал патлатого силача. Однако один все же узнал – это был однорогий тролль, которого звали господин Тролль (всех остальных троллей звали просто Троллями – обычай, из-за которого перекличка в тролльих школах была делом то ли очень трудным, то ли очень простым, как посмотреть).

– Принц Сердитый Человек! – обрадовался господин Тролль – это он назвал Густава «тролльим именем». – Тролль быть доволен, что Сердитый Человек опять тут!

Чудище обхватило Густава косматыми зелеными ручищами и, к вящему неудовольствию принца, приподняло его над землей и закружило.

– Ладно, ладно, – прокряхтел Густав, и господин Тролль поставил его на землю.

Прочие тролли, обнаружив, что это их обожаемый принц Сердитый Человек, разразились ликующими воплями и уханьем. Густав невольно улыбнулся. Тролли, конечно, страшные чудища, зато они ему рады. А это было очень приятно.

– Тролли не сказать Сердитому Человеку спасибо за землю, – низким каменистым голосом проговорил господин Тролль.

– Да ничего, – отмахнулся Густав. – Ну что, вы уже придумали, как назвать свою страну?

– Да, – ответил господин Тролль. – Тролли назвать ее Троллье Место.

– Мог бы и сам догадаться, – сказал Густав. – В общем, я теперь тут полномочный посол.

– Волшебно! – восхитился господин Тролль. – Тролли не знать, что такое полномочный посол. Но звучать красиво, длинно. Тролли тебя поздравлять.

– Честно говоря, я и сам не очень-то понимаю, что это такое, – признался Густав. – Но я великий герой, поэтому, наверное, смогу кое-чему научить вас, троллей, раз уж я тут.

Господин Тролль пришел в неистовый восторг.

– Принц Сердитый Человек приехать тролли помочь! – объяснил он согражданам. – Он учить тролли всякие удивительные штуки!

Тролли радостно загалдели.

– Ага, научу. – Густав скрестил руки на груди и важно кивнул. К нему возвращалась утраченная уверенность в себе. – Я много чего здорово умею. Охотиться, рыбу ловить…

Несколько троллей тут же перестали улыбаться и грозно поглядели на Густава.

– Ха-ха, – проговорил господин Тролль. – Сердитый Человек смешно шутить. Сердитый Человек помнить, что тролли вегетарианцы.

– Ой, да, как же я забыл, – промямлил Густав.

– Сердитый Человек учить тролли растить овощи! – провозгласил господин Тролль, как будто это был свершившийся факт.

– У вас эти земли уже несколько месяцев, – сказал Густав. – Вы что, еще ничего не выращиваете?!

Он огляделся. Поле было совершенно голое – виднелось лишь несколько шатких плетеных тролльих домиков да огромный камень с привязанным к нему бревном (один услужливый тролль показал на него и пояснил, что это «плуг»).

– Нет, ничего, – ответил господин Тролль. И смущенно уставился себе под ноги (по крайней мере, это Густав решил, что смущенно: трудно сказать наверняка, когда имеешь дело с существом, у которого лицо как ожившая компостная куча из страшного сна). – Тролли не знать, как чего растить. Вот почему тролли красть пища у людей.

– Вы до сих пор крадете еду? – изумился Густав. – Мы же дали вам землю только для того, чтобы вы больше не совершали набеги на огороды! Вы что, войну хотите развязать?!

– Нет. Тролли просто хотеть есть. Вот почему Сердитый Человек должен учить тролли растить овощи.

Густав раскинул мозгами. В сельском хозяйстве он не смыслил ни бельмеса. Правда, честно говоря, он ни бельмеса не смыслил и в охоте и рыболовстве. Однако стать учителем овощеводства было все равно лучше, чем возвращаться домой.

– Ладно, тролли, – сказал он. – Пошли огородничать.

Густав научил троллей всему, что знал о культивации свежей зелени. Он целыми днями торчал в полях и воплощал в жизнь все, что знал, о подготовке почвы, посадке семян, обильном поливе. И вот, проработав под руководством Густава несколько месяцев, тролли смогли пожать плоды своих трудов и собрать урожай – ровно две картофелины. Каждая из них была размером примерно с орешек.

Повторяю, Густав не смыслил в сельском хозяйстве ни бельмеса.

– Может, я вас лучше сражаться научу, а, тролли? – предложил он.

Тролли с жаром подхватили эту новую идею. И вот тогда-то Густав и нашел себя. Он составил план занятий («Искусство тарана», «Как швыряться тяжелыми предметами», «Кулачный бой для начинающих» и так далее), и тролли оказались блестящими учениками. На самом-то деле тролли от природы были великолепные бойцы, их не надо было ничему учить, просто уроки Густава их очень забавляли.

Как-то вечером Густав с господином Троллем сидели в домике, который тролли выстроили для своего учителя (шалаш из пяти шатких жердей, поверх которых кое-как набросали соломы).

– Тролль думать, Сердитый Человек драться лучше, чем овощи растить, – сообщил господин Тролль.

– Похоже, у нас с тобой есть что-то общее, дружище Куст, – отвечал Густав.

Тролль расхохотался грубым утробным смехом:

– Может, Сердитый Человек лучше быть тролль, чем человек.

– Знаешь, что мне в вас, троллях, нравится? – спросил Густав. – Рубите – так сплеча, ничего не боитесь, не любите всяких фиглей-миглей и побрякушек. Потому-то я и терпел ваше звериное общество несколько месяцев. Но мне все равно кажется, что человек из меня хоть куда. Да и мяса в рационе мне не хватает.

– Тролль понимать. Тролль тоже не быть рад жить, где люди. Дома у люди состоять из много части, у тролля сразу клаустрофобия.

Сквозь «стены» жилища Густава было видно, как собираются на очередной урок остальные тролли.

– Сердитый Человек вдохновлять тролль на подвиг, – продолжал господин Тролль. – Тролль будет первый тролль-герой. Эти трень-брень-человеки всегда делают в песни тролли плохие. Тролль хотеть трень-брень-человеки писать песни про Тролль спасать мир.

– И снова у нас что-то общее, – пробурчал Густав.

– А? – не понял тролль.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Густав. – Пора на урок.

Он поднялся, стукнулся головой о жердину и повалил весь домик. Это было в четвертый раз за неделю. Господин Тролль взялся за жердину, чтобы поставить шалаш обратно, но Густав посоветовал ему не трудиться. Они вышли в поле навстречу остальным троллям.

– Ну, пушистики, тема сегодняшнего урока – драка, – объявил Густав. – Все бейте ближайших соседей.

Десятки исполинских чудищ так и набросились друг на друга, сталкиваясь косматыми торсами и захватывая друг друга за шею мокрыми от пота руками.

– Какая прелесть! – воскликнул Густав и кинулся в гущу драки сам.

Вот тут-то и подбежал гонец. Это был тощий щербатый тринадцатилетний пацан в толстом свитере, шерстяной шапке, зеленом вязаном шарфе, шортах и кожаных сапогах. Открывшееся зрелище яростной битвы ничуть его не испугало. Гонец вытащил сверток бумаги из сумки на боку и прокашлялся.

– Прошу прощения, – проговорил он ломким голосом. Драка тут же прекратилась, все бойцы, отдуваясь, уставились на гонца. – Я ищу принца Густава. Который из вас принц Густав?

Густав вздернул подбородок:

– У одного меня тут по всей шкуре не растет шпинат – и ты еще спрашиваешь, который тут я?

– Простите, сэр, ваше высочество, сэр, – затараторил гонец. – Просто у меня поручение доставить это послание только принцу Густаву в собственные руки. Я отправился в Штурмхагенский замок, но принца Густава там не было. Мне сказали, что, если я хочу найти принца Густава, надо бежать сюда. Так вы принц Густав?

– Давай сюда письмо, – потребовал Густав.

Гонец замотал головой.

Густав разозлился:

– Да, я Густав. А теперь давай мне письмо, Капитан Конкретика!

Гонец подбежал к Густаву и вручил ему послание.

– Вот, сэр, ваше высочество, сэр, – сказал он. – Я догадался, что капитаном вы меня назвали, скорее всего, в ироническом смысле, однако на всякий случай все же поправлю вас: я не капитан. Я просто гонец. Меня зовут Смимф.

– Сочувствую, – буркнул Густав.

Он развернул письмо – и с каждым словом, которое написал Фредерик, глаза его становились все круглее и круглее.

– Да чтоб меня за ухо да в кувшин! Что учудил Плащеватый – дал себя похитить! Эй, мелочь почтальонская, беги обратно, передай Аксельбанту, чтоб без меня никаких глупостей! Скажи ему, я тут!

– Хорошо, – кивнул Смимф. – Только меня зовут Смимф.

– Не важно, – сказал Густав.

– А Аксельбантом, полагаю, вы назвали принца Фре…

– Да! – рявкнул Густав. – Правильно полагаешь! Беги! – Но не успел он договорить, как гонца и след простыл.

– Сердитый Человек надо уходить, да? – спросил господин Тролль.

– Долг зовет, косматик болотный, – отозвался Густав.

Он бы в жизни не признался, но на самом деле уже несколько месяцев ждал весточки от старых друзей. Его несколько раздосадовало, что спасать придется Лиама, а не кого-нибудь другого, однако при мысли о настоящих приключениях сердце у него заколотилось с небывалой силой.

– Не огорчайся, я вернусь. Пока что веди уроки за меня.

– Ха-ха, великолепно, – сказал господин Тролль. – Тролль провести урок драка пеньками.

– Отличная мысль, – одобрил Густав. Наспех сложил пожитки, вскочил на Семнадцатого и поскакал по длинной дороге в Авонделл.

3. Настоящий герой не помнит, что он такого сделал

– Ладно, ребята, давайте попробуем еще разок. Прогон сцены! – крикнул Дункан.

Вскоре после приостановки деятельности Лиги Принцев они с Белоснежкой вернулись в уединенный домик в Сильварийских лесах. С тех пор Дункан день и ночь работал над своим руководством для начинающих искателей приключений. Набравшись опыта в Лиге, Дункан рассудил, что он, как никто, подходит на роль составителя подобного руководства. К сожалению, Дункану было очень трудно припомнить, почему, собственно, он совершил те или иные подвиги. Чтобы легче было воссоздать мотивы собственных поступков, он заставлял местных гномов устраивать костюмированные реконструкции событий прошлого – надеялся, что это оживит их в его памяти. Гномы были вовсе не в восторге.

– Прогон! – повторил Дункан.

Облаченный в пышные красно-желтые панталоны и зеленый войлочный камзол с белым сборчатым воротником, он сидел на стульчике в саду и смотрел, как гномы изображают, как они с Лиамом пытались бежать из разбойничьего лагеря, который бдительно охранялся. В руке у Дункана было перо, чтобы все сразу записать.

– Это значит, что надо начать сначала, – добавил он.

Два усталых гнома тяжко вздохнули и побрели за куст.

– Вы должны бежать! – сказал Дункан.

– А ты представь себе все в ускоренном виде, – проворчал Франк, первый гном.

Сильварийские гномы и так-то славятся склочным характером, но эти два гнома прообщались целый день с Дунканом, и настроение у них было даже хуже обычного.

– Давайте вы хотя бы притворитесь, что бежите. Это поможет мне лучше представить сцену, – сказал принц. – Ведь все, что вы сегодня здесь делаете, делается во имя всемирного сообщества героев!

Флик, второй гном, попросту опустил уши у шапки и притворился, будто ничего не слышит.

– Ладно, – сдался Дункан. – Продолжайте. Гм… Входит Большой Разбойник!

Появился третий гном, Фрек, – он тащился следом за Франком и Фликом. И вяло погрозил им кулаком.

– Слова не забудь! – шепнул ему Дункан.

– Я до вас еще доберусь, принцы, – уныло пробубнил Фрек. Потом умолк: нужно было выпутать из бороды жука.

– Какой ужас, – безо всякого чувства отбарабанил Флик. – Мы окружены.

С другой стороны, из-за березовой беседки, появились еще два гнома – Фрид и Ферд (они изображали всю разбойничью армию скопом). Дункан от волнения даже прикусил губу.

– Не волнуйся… Лиам, – сказал Франк Флику. – У меня… принца Дункана… есть блестящая мысль. Брось меня в него.

Флик одной рукой пихнул Франка. Франк прошаркал к Фреку, помахивая руками и бормоча «Ах, я лечу, я лечу». Остановился лицом к Дункану.

– Ну что, уразумел? Можно идти? – спросил он.

Дункан откинулся на спинку стульчика и поскреб подбородок.

– Все равно не понимаю, почему я это сделал, – сказал он. – Гмм… «Брось меня в него». Почему мне тогда показалось, что это блестящая мысль? Придется повторить. Может, задом наперед?

– Не-а. Я пошел, – заявил Франк.

И гномы вереницей зашагали прочь.

– Ладно, Франк, хорошая мысль, – согласился Дункан. – Нам всем не помешает передохнуть. Кстати, Фрек, хорошо сыграл, энергично. А ты, Флик, прекрасно выучил роль, просто в следующий раз постарайся, чтобы звучало чуть-чуть более героически. Давайте встретимся здесь, скажем, минут через десять. Джонни Пепперкорн!

Это восклицание объяснялось тем, что Дункан отвлекся на бурундука и почему-то решил, что того зовут Джонни Пепперкорн. Привычка ни с того ни с сего давать имена случайным животным была лишь одной из целой череды странных черт и увлечений, из-за которых с Дунканом почти всю жизнь никто не желал знаться. По сути дела, до прошлого года Дункан не мог назвать другом никого, кроме Белоснежки. Однако с появлением Лиги Принцев все изменилось: судя по всему, Фредерик, Лиам и даже (в какой-то степени) Густав принимали в Дункане искреннее участие. Вот только что у него был всего один друг – и внезапно их стало целых несколько. Безусловно, это был большой шаг вперед в общественной жизни Дункана, однако у него в результате возникло обманчивое ощущение собственной популярности. Он поверил, что он – суперзвезда. А поскольку он никогда не выходил далеко за пределы собственного садика, ему ни разу не случалось натолкнуться на какого-нибудь сильварийца из тех, кто постоянно шутил на его счет и называл его «принц Дунь-в-стакан».

– Пускай Белоснежка огорчится, все равно надо положить этому конец, – пробурчал Флик Франку, когда они спрятались за куст подальше от посторонних глаз. – Что-то у меня уже развеялись последние остатки самоуважения.

– Дело не только в этих бессмысленных спектаклях, – отозвался Франк. – Меня бесит все, что он делает. До сих пор не понимаю, почему мы отзываемся на эти идиотские клички, которые он нам выдумал.

– Ужасно раздражает, – согласился Флик. – Хотя, пожалуй, все лучше, чем в старые времена, когда Белоснежка вообще отказалась называть нас по имени. Придумала прозвища по чертам характера.

– Да вы-то, считай, хорошо устроились, а мне вот лучше бы как раньше, – буркнул еще один гном по кличке Фрак, который прятался от Дункана в тачке неподалеку.

– Надо тщательно продумать список претензий, – сказал Флик. – С именами мы как-нибудь смиримся. А вот спектаклям надо положить конец. Пошли поговорим с Белоснежкой.

Белоснежку гномы нашли за столиком на другом краю сада – она мастерила жилетку из лепестков подсолнуха. Белоснежка была очень миниатюрна и прямо-таки тонула в пышном розовом платье, изукрашенном десятками нежно-лиловых бантиков.

– Какой славный денек, мальчики! – весело воскликнула она. Пожалуй, она была единственным человеком на свете, способным нарочно вызывать у себя искорки в глазах. – Веселитесь?

– Нет, не веселимся, – отозвался Франк. – Нам надо, чтобы ты поговорила про нас с Дунканом. Скажи ему, хватит заставлять нас разыгрывать перед ним эти дурацкие сценки.

Белоснежка помотала головой (после чего поправила венок из маргариток, водруженный на высокую прическу из черных волос).

– Пока Дункан работает над книгой, у него не возникает искушения отправиться в странствия, а это хорошо, – подчеркнула она. – Мой муж никуда не пропадал целых десять месяцев, кстати, это рекорд, а если вы перестанете разыгрывать для него воспоминания, он, скорее всего, забредет в чащу и привлечет к этому медведей.

– Но ведь с тех пор, как он вбил себе в голову, что он герой, он стал просто невыносим! – сказал Франк. – Ты же не будешь говорить, что тебя он не бесит?

– Чепуха, – ответила Белоснежка. – Дункан стал более уверенным в себе, и мне это нравится.

– Это из-за Дункана у нас больше нет дракона! – прорычал Флик.

Тут со стороны парадного входа в сад раздался оклик:

– Дорогу царствующему семейству Сильварии!

Белоснежка вскочила с места и метнулась туда, где размышлял о минувшем Дункан.

– Дунканчик, пришли твои родные, – сказала она.

Принц встал и скривился:

– Ох, как некстати! Только их мне сейчас не хватало! Они меня опозорят перед гномами! – заныл он.

Белоснежка положила руки мужу на плечи и посмотрела ему прямо в глаза.

– Это твои родители и сестры, – отчеканила она. – Надо быть вежливым.

Дункан весь обмяк.

– Но я же теперь душа общества, – сказал он. – А они… а они совсем нет.

Видите ли, королева Абрикосса (названная в честь любимого фрукта ее матери) и король Король (родители которого во всем предпочитали простоту) были в опале у своих собственных подданных, которыми вроде бы должны были править. И младшие сестры Дункана, близняшки Мэйвис и Марвелла, были ничуть не лучше. Эти девицы возвели придурковатость в искусство (танцевали под воображаемую музыку, выгуливали на поводках ручных сверчков, постоянно нюхали друг дружке волосы). Дункан, разумеется, был так же непопулярен, как и все его семейство, но не отдавал себе в этом отчета – и именно поэтому в последние несколько месяцев отклонял все до единого приглашения в королевский дворец. Но нельзя же бесконечно избегать встреч с ближайшими родственниками!

– Во-первых, какая разница, что подумают гномы, – сказала Белоснежка. – Во-вторых, нельзя же знать наверняка, что твои родные сделают какую-нибудь глупость и поставят тебя в неловкое положение.

– Эй, Дункан! – воскликнул король Король. – Ты где? Попробуй-ка эту горошину, я нашел ее у себя под кроватью!

Король, который сам возвестил о прибытии своего семейства, поскольку слуги наотрез отказывались сопровождать их в пути, прошествовал в сад; он был в своей любимой короне в виде огромного тюрбана и в длинном плаще в полоску «под зебру». Тут к нему подлетела сойка, выхватила скукоженную зеленую горошинку, которую король держал двумя пальцами, и упорхнула.

– Ой, ну ладно, – вздохнул король Король.

Он распростер объятия. Белоснежка подтолкнула Дункана к нему.

– Привет, папа, – сказал Дункан.

Король Король притиснул его к груди и восторженно воскликнул:

– Сынок! Как ты вырос! А может, это я уменьшился?

К нему подбежала королева Абрикосса. Рыжие волосы она стянула в два длинных хвостика, которые свисали на серебристое платье и болтались на ходу.

– Привет-привет! А мы боялись, вас дома нет! – воскликнула она. – Ой, в рифму получилось! Как здорово! Надо почаще говорить вам «привет»!

– Добрый день, ваши величества. – Белоснежка сделала книксен. – Здравствуйте, Мэйвис и Марвелла.

Сутулые близняшки, стоявшие рядом с матерью, были в юбочках из перьев и с приделанными к спинам самодельными крылышками. Волосы у них были выкрашены в чернильно-фиолетовый цвет, а носы в желтый.

– Мы совы! – разом заявили девочки.

– Потрясающе, – проговорила Белоснежка: ничего лучше ей в голову не приходило. – Хотите чаю?

– Хочу! – воскликнул король и наконец-то выпустил Дункана из объятий.

– И я! – подхватила королева.

– И «Ю»! – завопила Мэйвис.

– И «Э»! – завопила Марвелла.

– Ага, – кивнула Белоснежка.

– Угу! – тоже закивала Марвелла, решив, что правила игры слегка изменились.

– Эге! – воскликнула Мэйвис.

– Ыгы! – запрыгал король.

Дункан наклонился к Белоснежке и шепнул ей на ухо:

– Они так долго могут.

– О-о-о, и гномики тут! – в восторге обнаружила королева Абрикосса. – Как здорово!

– Гномы, – поправил Франк. – С большой буквы.

Король Король присел на корточки рядом с Фреком:

– А покажи, как вы птичек подманиваете! Вы так замечательно подманиваете птичек!

– Он присел на корточки! – пожаловался Фрек, ни к кому особенно не обращаясь.

– А я умею каркать вороной! Хочешь послушать? – Король вскочил и выпятил грудь. – Карр! Карр!

– А я разучила песенку про гномиков! – объявила королева.

– Про Гномов, с большой буквы, – сказал Франк.

– Слова, кажется, такие: «Гномики, гномики, гномики, гномики! Гномики, гномики, гномики, гномики!»

Близняшки принялись выдергивать друг у друга из юбочек перья и бросаться ими во Фрида и Ферда.

Дункан снова наклонился к Белоснежке:

– Это они веселятся? Им у нас хорошо? Не понимаю…

Флик подошел к Франку и показал на ворота. Там стоял еще кто-то.

– Я разберусь! – Франк со всех ног кинулся прочь из этого ада.

У входа в сад стоял гонец Смимф. Франк недоверчиво оглядел его.

– Простите, сэр, – сказал Смимф. – Я ищу принца Дункана.

– Он занят. Что тебе нужно? – спросил Франк.

– У меня тут письмо принцу Дункану. – Смимф протянул свиток.

– Давай сюда, – сказал Франк.

– У меня приказ доставить письмо принцу Дункану в собственные руки.

– А, точно, это же я, – сказал Франк. – Я и есть принц Дункан.

– Тогда держите, сэр, ваше высочество, сэр. – И Смимф отдал письмо гному.

Когда Франк прочитал письмо Фредерика, глаза у него так и вспыхнули.

– Подожди-ка здесь, малыш. – И он бросился обратно в сад.

– Да, сэр, ваше высочество, сэр, – ответил гонец. – А меня зовут Смимф.

Франк тут же остановился:

– Это, случайно, не Дункан придумал тебе такое имечко?

– А я думал, вы и есть Дункан, сэр, ваше высочество, сэр! – Голос гонца дрогнул от ужаса.

– Не, не я, но я его сейчас приведу. – И Франк метнулся прочь.

Смимф с трудом сглотнул. «Всего второе поручение в жизни, и я его провалил», – подумал он.

Через несколько минут Франк вернулся с Дунканом и Фликом.

– Франк, в чем дело? – спросил Дункан, когда гномы подтащили его к воротам.

– Читай, – велел Франк и сунул письмо принцу в руки.

– Извините, сэр, ваше высочество, сэр, – выдавил Смимф. – Я решил, что этот господин – это вы.

– Правда? – Дункан вскинул голову. – Но я же знаменитость!

– Да читай же! – поторопил его Франк.

Дункан дочитал письмо.

– Оно значит именно то, что я думаю? – спросил он.

– Зная тебя, скорее всего, нет, – сказал Франк. – Это значит, что одного из твоих дружков-принцев похитили. А ты должен идти помогать его спасать.

– Это примерно то, что я думал, – заметил Дункан не без самодовольства.

– Ну так иди. – И Франк сунул Дункану рюкзачок. – По-моему, тут есть все, что тебе понадобится.

– Понимаешь, я плохо знаю дорогу в Авонделл, – признался Дункан. – Впрочем, ничего, как-нибудь доберусь.

– Нет-нет, – сказал Флик. – Еще не хватало, чтобы ты заблудился, закружил по лесу и забрел обратно сюда.

– Поэтому тебе имеет смысл взять в проводники этого малыша. – И Франк показал на Смимфа.

– Ой, мм… Да, сэр, ваше высочество, сэр, – выдавил гонец. – Меня зовут Смимф. Я вас туда отведу. Только я бегаю очень быстро. Надеюсь, вы не отстанете.

Тогда Флик метнулся в конюшню и привел пегого конька.

– А, Папаша Быстроног-младший! – воскликнул Дункан. – Скакун что надо. Наверняка поспеет за твоей лошадью, господин Смимф.

– Просто Смимф, сэр, ваше высочество, сэр. И лошади у меня нет.

– Нет лошади? – удивился Дункан, пока Флик и Франк водружали его на Папашу Быстроногамладшего. – Туда же пешком целую вечность идти!

– Мне – нет, сэр, ваше высочество, сэр, – отвечал Смимф. – У меня особые сапоги. Даже не семимильные, а семилиговые, по семь лиг за шаг.

– По семь лиг?! У нас, принцев, и то Лига всего одна, – заметил Дункан. – А что, все члены всех семи лиг должны носить такие шикарные сапоги?

– Лига, сэр, ваше высочество, сэр, это такая мера длины. Одна лига равна трем милям. В таких сапогах можно делать очень широкие шаги. Но если вы поедете за мной, я постараюсь бежать помедленнее.

– Как славно! – обрадовался Дункан. – А теперь расскажи мне, пожалуйста, про остальной твой ансамбль. Мне никогда не приходило в голову носить шорты с шарфом и шапкой, но, должен признать, это довольно эффектно.

– А… понимаете, в сапогах я бегу очень быстро, – ответил Смимф, – ногам от этого жарко, поэтому шорты. Но когда приходится разгоняться до такой скорости, верхняя половина тела мерзнет. Поэтому шерстяная шапка и шарф. Когда бегу, очень удобно. Но когда стою, бывает неприятно. Вот сейчас, например. – Он стянул шапку и потряс мокрой от пота шевелюрой.

– По дороге про моды побеседуете, – нетерпеливо оборвал их Франк. – Нечего время тратить. Все, поехали.

– Да-да, пока Белоснежка не заметила, – добавил Флик.

Дункан скривился:

– Ой, Белоснежечка… Нет, лучше я перед отъездом с ней поговорю.

– Да некогда же, твой друг в беде! – замотал головой Франк. – Белоснежке мы сами все объясним. Не волнуйся!

– Правда? – Дункан явно засомневался. – А вдруг…

– Это же геройские дела, не забывай! – успокоил его Франк. – Ты нужен миру! Ну, типа того. Она все поймет. Давай, в дорогу!

– Конечно, что касается моего геройского долга, тут ты верно подметил, – протянул Дункан. – Но…

– Проваливай! – заорал Франк.

– Ладно, ладно, – сказал Дункан. – Веди, господин Смимф.

Смимф сделал шаг и растаял в воздухе.

– Ой! А я даже не заметил, в какую сторону он отправился! – оторопел Дункан.

Смимф возник снова:

– Извините, сэр, ваше высочество, сэр. Мне следует помнить, что надо двигаться медленнее. Давайте попробуем еще раз.

И он помчался прочь с неимоверной скоростью, однако на сей раз Дункан хотя бы не потерял его из виду.

– Вперед, Папаша Быстроног-младший! – закричал Дункан и поскакал за гонцом.

Франк потер руки. Ему удалось сплавить Дункана куда подальше. А у Белоснежки столько хлопот с королевской семейкой, что она, скорее всего, заметит пропажу мужа только под вечер. И тут Франк и Флик совершили редкостный для сильварийских гномов поступок – они улыбнулись.

4. Настоящий герой – не любитель старой доброй клоунады

– Ну, как тебе твой новый трон? – спросила принцесса Шиповничек.

Она стояла на красном ковре в окружении статуй в своей королевской приемной в Авонделльском дворце и вид имела надменный и самодовольный – впрочем, как всегда. На принцессе было платье, расшитое рубинами, и туфельки с сапфирами на носках. Еще у нее были длинные шелковые перчатки, которым кожа цвета слоновой кости лишь слегка уступала белизной, и бриллиантовая диадема, венчавшая пышную высокую прическу из густых каштановых локонов. Принцесса скрестила руки на груди и победоносно улыбнулась Лиаму, который сидел перед ней в исполинском золоченом кресле с бархатной обивкой.

– Мне бы он нравился гораздо больше, если бы меня к нему не приковали, – отвечал Лиам. Ноги его были прикованы к ножкам трона железными кандалами. – Серьезно. У меня немеют ступни. Может быть, все-таки немного ослабим кандалы?

– Ой, у Великого Воина пальчики болят! Какая жалость! – ощерилась принцесса Шиповничек. – Привыкай! Иначе у меня не будет уверенности, что ты не сбежишь до свадьбы!

– Я абсолютно ничего не понимаю, – отчеканил Лиам. – Ты же меня терпеть не можешь, это очевидно. Почему ты так стремишься связать со мной свою жизнь до гробовой доски?

– Да мы же с тобой это уже сто раз обсуждали, Герой-любовник! – воскликнула принцесса Шиповничек. – Это судьба! Мне тебя пообещали, еще когда мы были слюнявыми младенцами! А если мне что-то обещали, я это заполучу!

С этим Лиам поспорить не мог. Еще когда Шиповничек лежала в колыбели, а ему самому было три годика, их родители уговорились, что впоследствии поженят детей. Однако в результате принцессе Шиповничек пришлось большую часть жизни прятаться от проклятия злой феи, а когда Лиам пробудил ее от зачарованного сна и наконец-то познакомился с ней лично, оказалось, что она омерзительная избалованная тварь. И Лиам разорвал помолвку, чем навлек на себя гнев обоих королевств.

– Но я все равно не понимаю, почему ты хочешь за меня замуж! Ты уже целый год распускаешь обо мне гнусные сплетни и губишь мою репутацию! – с горечью произнес Лиам. – Твои подданные меня презирают. Неужели ты думаешь, что они будут рады видеть меня рядом с тобой?

– Что я им прикажу, то и почувствуют, – отрезала Шиповничек. – Я тут, знаешь ли, практически богиня. Кроме того, твоя драгоценная репутация никого не волнует. На тебя должно быть приятно смотреть – и все.

Это задело Лиама за живое (не то, что на него должно быть приятно смотреть, а про репутацию).

– Ты постаралась отобрать у меня все, лишь бы поглумиться, – процедил он. – Но мне не важно, что обо мне думают, я сам знаю, кто я такой. Я живу ради того, чтобы быть героем, – между прочим, с трех лет, когда я спас от смерти твоих родителей!

Принцесса Шиповничек хихикнула:

– Точно-точно, ты еще под стол пешком ходил, когда побил двух профессиональных наемных убийц! Скажи-ка, а тебе никогда не приходило в голову, что в этой истории – даже и не знаю, как выразиться, – есть некоторые нестыковки?

– Послушай, – проговорил Лиам, – если ты хочешь силой заставить меня жениться на тебе, к чему тянуть? Позови сюда священника, пусть проведет церемонию, и дело с концом.

Шиповничек изумленно вытаращилась на него и покачала головой:

– Зайчик мой, я же принцесса! И не просто какая попало принцесса. Я наследница престола богатейшего королевства на континенте. Так что свадьба у меня будет, как положено королевской особе: платиновая колесница, запряженная двумя дюжинами белых лошадей, оркестр из девяноста восьми человек, пушечный салют, тридцатифутовые букеты цветов тех видов, которые все считают исчезнувшими с лица земли, кружевные мешочки с миндалем в бело-розовой глазури – все на свете!

– И жених в цепях, – кивнул Лиам.

– А почему бы и нет? – отмахнулась Шиповничек. – Я буду так потрясающе выглядеть, что тебя вообще никто не заметит. Нет, серьезно, ты только погляди, как мы смотримся вместе! – Она уселась на соседний с Лиамом трон и приняла царственную позу. – А ну, обожайте меня, смерды! – приказала она.

Десятки слуг и стражников, которые молча выстроились вдоль мраморных стен, вдруг ожили и стали почтительно ахать и восхищенно перешептываться. Кто-то прижал руки к груди, кто-то принялся обмахиваться, словно задыхался от восхищения. Несколько человек изобразили обморок.

И только один не сделал ничего.

– Гхм! Руффиан! – сварливо заорала Шиповничек. – Что-то я не слышу охов и ахов из-под этого твоего унылого капюшона!

Руффиан Синий, самый прославленный охотник за сокровищами и наемный убийца среди ныне живущих, с мученическим видом стоял между двумя бронзовыми изваяниями танцующих богинь.

– Мне за ахи не платят, – сообщил он. – И за охи.

Шиповничек ощерилась:

– Я тебе много за что другое плачу, господин Брюзга-Дрюзга! И если хочешь получить золото, которое тебе за это причитается, будет лучше, если я услышу от тебя заверения в обожании!

Руффиан глубоко вздохнул.

– Ох, – проговорил он безо всякого выражения. – Ах.

– Что-то ты, Шиповничек, не производишь особого впечатления, – заметил Лиам.

– Позволю себе усомниться, – заявила Шиповничек. И обвела взглядом стражников. – Эй, солдаты!

– Мы под впечатлением! – хором воскликнули те.

Лиам покачал головой:

– Мне жаль тебя, Шиповничек. Не могу себе представить, как унизительно было бы мне понимать, что все эти восторги и восхищение притворны.

У принцессы Шиповничек вспыхнули глаза.

– Знаешь что, мой будущий муженек? – спросила она. – Поскольку этот роскошный трон ты все равно, похоже, не ценишь, устрою-ка я тебя, пожалуй, поудобнее. Стража! Расковать принца и заключить в подземелье, уровень «Б»! Камера восемьсот сорок два. И подпустите туда крыс, да побольше!

– Давай, Шиповничек, покажи себя во всей красе, – проговорил Лиам, пока два стражника снимали с него кандалы, а потом потащили прочь. – Давай-давай, попробуй взять меня измором. Ни за что не заставишь меня сказать на свадьбе «да».

– Еще как заставлю. У меня есть способы добиваться, чтобы все делали то, что я хочу, – уверенно возразила Шиповничек. – А после свадьбы станет еще проще, – добавила она в сторону.

Когда Лиама уволокли, Шиповничек устроилась на троне поудобнее и раскинула руки:

– Полировать! – приказала она.

К ней подскочили две служанки и принялись усердно наводить блеск на ее сверхдлинные ногти шкурками новорожденных тюленят.

Лиама провели по коридору, выложенному роскошной мозаичной плиткой и с фестонами из бронзовых кружев по стенам. Авонделльский народ ценил красоту и изящество отделки превыше всего. Во дворце не было ничего – ни уголка, ни безделушки, – что можно было бы назвать простым и заурядным. Даже солдаты в Авонделле и то были сущие модники: стражники, которые конвоировали Лиама, щеголяли в голубых замшевых камзолах и штанах в узкую серебряную полоску. По пути к винтовой лестнице они миновали мальчишку-уборщика, который усердно подметал пол.

– В мусор не наступите, – услужливо предупредил Лиам конвоиров.

Они опустили глаза, и тут Лиам мгновенно вытянул руку, вырвал у уборщика метлу и огрел ею стражников по головам, отчего ручка раскололась надвое.

– Эй, ты чего? – взвыл мальчишка. – Мы ж метлы за свой счет покупаем!

– Прости! – крикнул Лиам на бегу.

Пока оглушенные стражники поднимались на ноги, беглец уже юркнул за угол. Впереди виднелось открытое окно – верный путь к свободе. Однако Лиам не стал в него прыгать и остановился.

«Шиповничек замышляет еще что-то, кроме свадьбы, надо разобраться, что у нее на уме», – подумал он.

Когда за поворотом послышался топот пустившихся в погоню стражников, Лиам бросился в сторону от окна, на ближайшую лестницу. Однажды Шиповничек при нем хвасталась великолепным видом из своего будуара на верхнем этаже, так что он помчался прямиком наверх. Пока он метался по коридорам и искал комнату, которая могла бы оказаться будуаром принцессы, ему попалось по дороге несколько удивленных слуг и даже растерянных стражников.

– Я тут новенький принц, – объяснял Лиам и махал им на бегу. – Вот осматриваюсь!

Он свернул в коридор, который упирался в дверь, обрамленную витым бордюром из шипастых ветвей с ярко-красными розами. «Спасибо тебе, Шиповничек, вкуса у тебя не больше, чем я рассчитывал!» – подумал Лиам.

Он бодро подошел к стоявшим у двери часовым и спросил:

– Как дела, любезнейшие?

– Э-э-э… нормально, – ответил один часовой.

Лиам столкнул их лбами, и оба рухнули наземь. А он открыл дверь и, перешагнув через бесчувственных стражников, очутился в комнате принцессы Шиповничек. «Надо обернуться побыстрее», – подумал он, оглядывая комнату. Здесь была резная кровать из слоновой кости, платиновый туалетный столик, манекены в изысканных нарядах, портреты в богатых рамах, изображавшие принцессу Шиповничек за совершенно не свойственными ей занятиями (приручением пантеры и метанием копья в луну).

«Если у Шиповничек есть какой-то дьявольский секрет, где она его прячет? – спросил себя Лиам. – Где-то там, куда не заглядывают даже горничные. Однако в таком месте, которое имеет для нее какое-то особое значение. Гмм… Что имеет для принцессы Шиповничек особое значение? Сама принцесса Шиповничек!»

– Зеркало!

Он бросился к зеркалу, в котором принцесса Шиповничек отражалась в полный рост, пошарил за ним – и тут же нашел дверцу в потайную нишу.

– Ах я молодец, – пробормотал он и извлек на свет что-то очень похожее на личный дневник принцессы.

Пролистав его, Лиам содрогнулся. Там обнаружилась карта, которую Шиповничек назвала «Падение королевств». На ней все страны вокруг Авонделла были пронумерованы и крестообразно зачеркнуты. Возле каждой вычеркнутой страны виднелись примечания – жуткие и возмутительные одновременно. Рядом с Эринтией (№ 1) было накорябано: «Захватить путем брака. Проще простого». Рядом с Валериумом (№ 2) значилось: «Король отрекается от престола», а рядом с Тутширом (№ 3) – «Арест королевской семьи». В этом списке были и королевства друзей Лиама: Штурмхаген – «Армия распущена», Гармония – «Король свергнут из-за скандальных разоблачений», Сильвария – «Монархи потерялись в лесу». Однако ничего подобного пока не произошло. Неужели Шиповничек предсказывает будущее? Или намерена устроить все это собственными руками? Выходит, она задумала захватить все королевства?

«Очень может быть, – подумал Лиам. – Шиповничек только и делает, что чего-нибудь хочет. А когда у тебя уже есть целое королевство, что тебе остается, кроме как хотеть заполучить еще несколько? Вопрос только в том, как она собирается это сделать. Каков ключ к ее замыслу?»

Лиам перевернул страницу и увидел:

«Главное – ДДДН»!

«О, – подумал Лиам, – это, кажется, подсказка или что-то вроде. Но что же означает это проклятое ДДДН?!»

Стал читать дальше.

«Я уже совсем близко, прямо вкус чувствую! Сначала – свадьба. Потом – ДДДН. Потом…»

В коридоре снаружи раздался топот бегущих ног. Лиам поспешно захлопнул дневник, сунул его обратно в тайник за зеркалом, и тут в будуар в крайнем раздражении ворвались два его конвоира.

– Вот он я, господа. – Лиам поднял руки. Придется подыгрывать невесте, пока он все не разузнает. – Сдаюсь. Ведите меня обратно к принцессе Шиповничек. Пусть делает со мной что хочет, я согласен.

Стражники заломили Лиаму руки за спину.

– Мы ей передадим, – сказал один тюремщик. – Но если ты думаешь, что мы сначала не выполним ее приказ, – ты спятил. Принцесса сказала в подземелье – значит в подземелье.

– Ага-ага. – Второй тюремщик потряс дергающимся холщовым мешком. – У меня тут и крысы припасены.

На сей раз Лиам вел себя смирно, и не прошло и нескольких минут, как его бросили в камеру № 842 на уровне «Б» подземелья; это была крошечная каменная клетушка, совершенно пустая, не считая охапки соломы на полу и нескольких безлюдных пейзажей по стенам (дело было в Авонделле, не где-нибудь). Втолкнув Лиама в камеру, стражники вывалили на пол мешок живых копошащихся крыс, после чего с громким лязгом захлопнули и заперли железную решетчатую дверь. Не прошло и секунды, как все крысы проскочили сквозь прутья решетки и разбежались кто куда по коридору. Стражники только пожали плечами и ушли.

– И так каждый раз, – донесся из-за решетчатой двери камеры напротив дребезжащий голос. Лиаму помахал сухонький старичок с буйной бородой до колен. Рядом с ним стоял второй узник, такой же изможденный и заросший.

– Они почему-то убеждены, что крысы по неведомой причине задержатся в камере, – сказал второй старичок. – Где уж там! Был бы я такого же размера, давно уже проскочил бы между прутьев. А вот почему ты не убегаешь, Копчушка, ума не приложу. – Последняя реплика была адресована кому-то или чему-то на полу его камеры.

– Он что, обращается к пучку соломы? – осторожно уточнил Лиам.

– Тсс! – зашипел первый старичок. – Он думает, это такса. Мы здесь очень давно, видишь ли.

– Ха! Что да, то да. – Второй старичок подобрал пучок соломы и погладил его. – Представляешь, когда меня сюда посадили, я был начисто выбрит. Подбородок так блестел, что можно было целый зал осветить. Правда, Копчушка?

«Ух ты, выходит, их сюда посадили задолго до тирании принцессы Шиповничек!» – сообразил Лиам. И спросил:

– А за что вас сюда заточили?

– За покушение на политическое убийство, – ответил первый старичок. – Разумеется, мы ни в чем не повинны, я так и твердил лет восемь-девять, а потом надоело.

– О-о! А теперь мы попробуем догадаться, за что посадили тебя! – гулко воскликнул второй и запрыгал на узловатых ногах. – Мы каждый раз в это играем, так интересно! Ну-ка, ну-ка… На тебе плащ, так что… Понял! Ты воровал плащи! В наших краях не терпят, когда кто-то крадет чужие плащи.

– А вот и нет, Шишкарь, все совсем не так. Ты только погляди на него! – возразил первый. – Пышные манжеты, нарядная пряжка на ремне, не говоря уже о роскошных волосах! Типичный благородный разбойник. Грабь награбленное, да, юноша?

Лиам помотал головой:

– К сожалению, нет. Я здесь просто на всякий случай, чтобы не сбежал, пока не женюсь на принцессе Шиповничек.

Старики-узники потрясенно разинули рты.

– Не может быть! – воскликнул первый, и слабенький его голосок дрогнул. – Ты что, тот мальчуган из Эринтии?

Лиам шагнул к решетке и пристально вгляделся в стариков:

– Да, я и есть принц Лиам Эринтийский. А вы кто?

Узники вцепились в решетку и радостно заверещали.

– Да чтоб мне утонуть в грифоньем навозе! – ликовал тот, которого звали Шишкарь. – Наконец-то!

– Вытащи нас отсюда, это твой долг! – отчаянно вопил второй.

– Ну, если вы и вправду невиновны, я сделаю, что смогу, – начал Лиам. – Однако мне нужны доказательства, что вы не собирались никого убивать, и только тогда я…

– Да какие же мы убийцы? – зашелся Шишкарь. – У тебя тогда еще молоко на губах не обсохло! Твой отец нас нанял!

– Мой отец?! О чем вы говорите?!

Тот из стариков, в ком сохранилось чуть больше здравого смысла, положил руки на плечи Шишкарю, чтобы успокоить его, а потом обратился к Лиаму:

– Я – Альдо Уголек. А это Верик Шишкарь. Мы были актеры. Между прочим, неплохие. Мы сделали блестящую карьеру в Эринтийском королевском театре. Чтобы посмотреть на нас, выстраивались очереди вокруг квартала!

– Уголек и Шишкарь. Ты наверняка о нас слышал, – сказал Шишкарь. И вдруг принял идиотскую позу, так что даже ноги выгнулись колесом, пихнул партнера локтем и неестественно прогундосил: – Эй, Уголек, в чем разница между гоблином и хобгоблином?

– Не знаю, Шишкарь! – таким же дурацким голосом отвечал Уголек. – Просвети меня, пожалуйста. Так в чем же разница между гоблином и хобгоблином?

– Гоблин сожрет твоего кота! – отозвался Шишкарь. – И хобгоблин тоже!

Оба с радостными улыбками посмотрели на Лиама и по-клоунски замахали руками. Лиам оторопел.

– Мы все правильно сделали? – спросил Уголек уже нормальным голосом. – Что-то мне кажется, что концовка была другая…

– Тогда понятно, почему получилось не смешно, – сказал Шишкарь.

– Лучше расскажите, что было с вами дальше, – проговорил Лиам.

– В общем, когда-то мы были звезды, – сказал Уголек. – Но всему настал конец, когда король Гарет нанял нас, чтобы обеспечить тебе, юноша, победу в некоем состязании.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – выдавил Лиам.

– Тебе тогда было самое большее три годика, – сказал Уголек. – Сюда, в Авонделл, стекались молодые родители со всего света, чтобы король с королевой посмотрели на их сыновей и выбрали подходящего жениха для своей новорожденной дочери – принцессы Шиповничек.

– Это я, конечно, знаю, – сказал Лиам. – Так и получилось, что я оказался помолвлен с принцессой. Но мне никто не помогал победить. Королевская чета выбрала меня за то, что я спас их. Это был самый важный день в моей жизни, день, когда я стал героем. Я в одиночку остановил двух наемных убийц в масках и не дал им напасть…

Старички подняли бороды и закрыли лица.

– Ох… Двое убийц. Это были вы.

Старички кивнули.

– Вы были актеры… – С каждой секундой Лиаму становилось все страшнее. – А мой отец…

– Король Гарет подстроил все с начала и до конца, – объяснил Уголек. – Он сказал, только тогда у него не будет сомнений, что тебя изберут в женихи принцессы Шиповничек. Трудных задач мы никогда не боялись – вот и согласились. Гарет, конечно, пообещал, что нам ничего за это не будет…

У Лиама отвисла челюсть, он онемел и только и мог, что качать головой.

– Мы, признаться, были уверены, что он расскажет тебе про нашу постановку, – сказал Уголек. – Честно говоря, я тебе даже немного сочувствую. Вид у тебя словно у малыша, которому подали на обед любимую золотую рыбку.

– Я всю свою жизнь на этом построил, – медленно, глухим голосом проговорил Лиам. – А мой первый героический подвиг, оказывается, был просто жульничеством. Сплошное вранье!

– Конечно, нам тебя очень жалко и все такое прочее, – сказал Шишкарь. – Но ты же вызволишь нас отсюда прямо сейчас, да? Ты скажешь всем, что мы не виноваты?

– Уж ты-то добьешься, чтобы нас освободили, правда, юноша? – с надеждой добавил Уголек.

Лиам сел на охапку соломы и ничего не ответил.

– Что же я раньше-то не догадался? – бормотал он про себя, а перед глазами у него так и мелькали картины всех его приключений в прошлом, и почему-то теперь любая оплошность, любой промах казались сущей катастрофой.

«Сколько ошибок! Я проигрывал разбойникам, колдунье, дракону, принцессе Шиповничек, десятилетнему мальчишке… И на самом деле ни разу не спас никого из своих друзей – да-да, ни разу! Больше того, из-за меня все они едва не погибли! Несколько раз! Все смотрели мне в рот и надеялись на мой план. А мой план никуда не годился. Я не стратег. Все, что я делал, я строил на таланте, которого у меня, оказывается, вообще нет!»

– Эй, юноша… – тихонько окликнул Уголек.

Но Лиам его не слышал.

«Шиповничек собирается захватить мир. И только я об этом знаю. Людям нужен герой. А вместо героя у них… всего-навсего я».

5. Настоящий герой рыдает на свадьбах

– Думаешь, они успеют? – спросила Элла.

Они с Фредериком притаились в вязовой рощице у задних ворот Авонделльского дворца.

– Надеюсь, да, – ответил Фредерик. – Я все утро видел, как в парадные ворота въезжают гости. Должно быть, церемония скоро начнется.

– Ребята, ну где же вы? – еле слышно прошептала Элла, встревоженно вглядываясь в просветы между деревьями.

– Ты знаешь, как бы все ни повернулось, последние несколько дней были очень приятными, – сказал Фредерик. – Мы с тобой мчались по полям и лесам, устраивали секретные встречи… Тебе не показалось, что это крайне увлекательно? Мне, признаться, даже немного жаль, что все это кончится побегом из тюрьмы и прочими опасностями.

Элла его и не слушала.

– Фредерик, давай смотреть правде в глаза: остальные не приехали. Придется нам с тобой все делать вдвоем. – Она похлопала по рукояти меча на поясе и увидела, как Фредерик еле заметно вздрогнул. – Спокойно, Фредерик! Мы можем…

Тут между ними словно из воздуха возникла какая-то фигура. Элла, не задумываясь, оттолкнула Фредерика в сторону и ударила незнакомца кулаком под дых, отчего тот рухнул навзничь.

– Ваши послания доставлены по адресу, сэр, ваше высочество, сэр, – простонал из травы Смимф.

– Ой, мамочки! – воскликнула Элла. – Прости, пожалуйста!

– Я сам виноват, – выговорил Смимф, держась за живот. – Надо научиться никого не пугать. Как-то раз я неожиданно подскочил к бабушке, и она тоже вот так вот… Только у нее рука в прямом смысле железная.

Секунду спустя из-за деревьев галопом подскакал пегий конек с Дунканом в седле.

– Ужас какой! – завопил Дункан, когда увидел, что Элла с Фредериком склонились над лежащим на траве гонцом. – Неужели мальчик расплавился от скорости?!

– Все хорошо, сэр, ваше высочество, сэр, – сказал Смимф, когда Элла поставила его на ноги.

– Дункан! – воскликнул Фредерик.

– Фредерик! – воскликнул Дункан. И тут же свалился с коня. Потом поднялся и с жаром обнял друга.

– Как я рад вас видеть! – сказал Фредерик.

– И я! – ответил Дункан. – Ты совсем не изменился! Только одежда другая.

– Спасибо, что приехал, Дункан, – сказала Элла.

– Ну что ты, я ради друзей на все готов, – дурашливо улыбнулся Дункан. – А чего делать-то будем?

Элла показала на высокую стену сразу за деревьями, которая была изукрашена мозаичными радугами:

– Нам надо пробраться в дворцовый сад, пока принцесса Шиповничек не женила на себе Лиама.

– Всегда рыдаю на свадьбах, – признался Дункан.

– Дункан, мы здесь не для того, чтобы посмотреть на церемонию, нам нужно не дать ей свершиться, – сказал Фредерик.

– А я все равно могу заплакать, – пожал плечами Дункан.

– Ой, кстати, сэр, ваше высочество, сэр, – вмешался Смимф. – Принц Густав просил передать, что тоже прибудет.

– Вовремя передал, Шортоватый, нечего сказать, – прорычал Густав, который как раз подъехал на своем боевом коне. И, забряцав оружием и доспехами, соскочил на землю. – Ну, когда драка-то?

Дункан бросился было обниматься, но Густав отскочил в сторону, отчего его друг врезался лицом в ближайшее дерево. Тут даже Густаву стало совестно, и он погладил Дункана по голове. Тот остался вполне доволен.

– Ну, господин Мини-плащик, вижу, на сей раз ты прямо-таки верхом! – удивился Густав, заметив конька Дункана.

– А-а, да-да. Позвольте представить Папашу Быстронога-младшего. Вы, конечно, помните, что первый Папаша Быстроног в прошлом году сбежал от меня. Я думал, у меня больше никогда не будет такого коня. Однако удача улыбнулась мне, и как-то раз осенним утром в пустое стойло Папаши Быстронога сам по себе забрел этот великолепный скакун. Я вам больше скажу – он и выглядит точь-в-точь как Папаша Быстроног, представляете, какое совпадение? Вот почему мне пришлось назвать его Папаша Быстроног-младший. Это судьба!

– Э-э-э… Дункан, – осторожно произнес Фредерик. – Вам не приходило в голову, что, возможно, Папаша Быстроног просто нашел дорогу домой? Что это и есть Папаша Быстроног?

– Исключено! – отрезал Дункан. – Папаша Быстроног меня на дух не выносил.

При этих его словах Папаша Быстроног-младший лягнул хозяина, и Дункан улетел в живую изгородь.

– Ладно-ладно, пора дела делать, – пробурчал Густав. – У нас тут конь не валялся.

– Смешная шутка, Густав! – улыбнулся Фредерик.

– Я шутить не собирался! – Густав нахмурился. – Чего мы ждем? Я слышал, вы говорили, церемония уже на носу. Как туда попасть?

– Для этого нам надо подождать еще одну участницу, – сказал Фредерик. В кустах неподалеку зашелестело. – О, вот и она.

Ветви раздвинулись, и из кустов вылезла Лила, разодрав очень дорогое на вид гвоздично-розовое бальное платье сразу в нескольких местах, – правда, это ее, похоже, нисколько не огорчило.

– Ой, привет, все уже здесь! – радостно воскликнула Лила.

Лила, младшая сестренка Лиама, которой было лет тринадцать, была очень похожа на брата – такая же карамельно-загорелая кожа и зеленые глаза. Рукава платья она закатала, а каштановые волосы были закручены в тугие букольки, которые на ходу так и подпрыгивали (прическу с начала до конца спроектировала ее мама).

Элла и Фредерик представили Лилу остальным принцам.

– Лила придумала, как провести нас на свадьбу, – пояснил Фредерик. – Нам удалось узнать, что у нее, как у родственницы жениха, должно быть приглашение. Поэтому мы решили, что она для нас – идеальный двойной агент.

– Рада стараться, – сказала Лила. – Все за мной. Времени у нас мало. Уже заиграла музыка, цирк начал представление…

– Цирк? – У Фредерика внезапно стал такой вид, словно ему в грудь нацелили острие клинка. – Что за цирк?!

– А, это чтобы все отвлеклись, – ответила Лила. – Шиповничек наняла акробатов из цирка братьев Джуллико, чтобы разогреть зрителей перед ее появлением.

– Братья Джуллико! – Фредерик чуть не поперхнулся. Нетвердо отошел в сторонку и ухватился за дерево, чтобы не упасть. – Я туда не могу.

– В чем дело? – спросила Элла.

– Эль-Полоссо… – простонал Фредерик.

Элла, Густав и Дункан ответили дружным «А-а-а». Все они слышали историю о том, как король Уилберфорс прибег к помощи Эль-Полоссо, весьма одаренного дрессированного тигра, чтобы запугать Фредерика, когда он был совсем маленький. Бедняжке Фредерику пришлось побывать в пасти свирепого хищника – пусть даже и беззубой, – и это роковым образом повлияло на всю его дальнейшую жизнь.

– Да не переживай ты, Фредерик. Того тигра в цирке больше нет, я уверена, – утешила его Элла. – Тигры так долго не живут.

– При мне уж точно, – ухмыльнулся Густав.

– Давайте рассуждать научно. – Дункан приставил палец ко лбу. – Тигр получается, если скрестить кота и зебру. Кошки в среднем живут лет десять, а зебры – примерно двадцать пять…

– Ребята! – сердито воскликнула Лила. – Если кто-то собирается участвовать в спасательной экспедиции, тогда за мной – сию секунду!

Она повернулась и зашагала сквозь деревья.

– Лила очень верно подметила, идемте, – сказал Фредерик. И обратился к Смимфу: – Если вы побудете здесь и последите за нашими лошадьми, я заплачу вам сверх обещанного.

– Конечно, сэр, ваше высочество, сэр, – ответил Смимф. – Вряд ли они замышляют какое-то злодейство, но послежу обязательно.

Фредерик и все остальные потянулись за Лилой, а та проскользнула вдоль внешней стены дворца.

– Я подкупила стражника, он откроет задние ворота и исчезнет, так что туда вы и войдете, – шептала Лила. – Церемония будет в большом саду за фигурными кустами в виде разных зверей. Лиама туда уже привели и приковали к алтарю.

Едва они очутились в дворцовом парке и столпились на дорожке, вымощенной брусчаткой, Густав закрыл за ними ворота. Замок защелкнулся с громким лязгом.

Лила нахмурилась:

– Надеюсь, у вас есть какой-то другой путь к отступлению!

Неловкая пауза.

– Ничего себе! – ужаснулась Лила. – Да вы даже не знаете, как именно будете спасать Лиама! Так ведь?

– Однако же мы придумали, как проникнуть за ворота, – возразил Фредерик.

– За ворота вас провела я! – сиплым шепотом произнесла Лила. – Я! Маленькая девочка! А куда вы дальше собираетесь?

– Обычно планированием в нашей команде занимается Лиам. – Фредерик попытался закрыть лицо воротником сюртука.

Элла многозначительно кашлянула. Вот оно, настоящее испытание, которого она так ждала. Когда она год назад покинула дворец Фредерика в поисках приключений, всяких ужасов на ее долю выпало более чем достаточно. Однако несмотря на то, что она несколько раз едва не погибла, жажда деятельности у нее с тех пор лишь разгорелась.

– Лила, не бойся. Я быстро соображаю по ходу дела. Помнишь, как мы с тобой прошлым летом одолели гоблинов? И тут тоже сообразим. Честное слово.

Эллиному честному слову Лила верила.

– Хорошо, – сказала она.

И тут до них донеслись громкие звуки фанфар, грохот барабанов и перезвон глокеншпилей, а следом – оглушительные пушечные залпы.

– Начинается! – воскликнула Лила. – Мне надо бежать на свое место. Удачи! – И она побежала туда, где рассаживались гости.

Элла разглядывала бесконечные ряды кустов и деревьев, выстриженных в виде разных животных – аллигаторов, бобров, выхухолей, гепардов и драконов (много поколений авонделльских королевских садовников трудились ради благой цели создать кусты в виде всех животных на свете; проработав с алфавитным справочником в руках семь десятилетий, они добрались лишь до «игуаны»).

– Бежим, скорее! – бросила Элла, выхватила меч и помчалась в сторону фигурных деревьев.

– Погоди, кто это тебя командовать назначил? – поинтересовался Густав.

– Барды! – ответила Элла.

Густав сказал «пфуй», однако все же потопал следом за ней.

– Какой у нас план? – спросил Фредерик.

– Видишь то дерево в дальнем углу? Это наш новый путь к отступлению, – ответила Элла грубо и сердито, как, по ее мнению, положено военачальникам. – Разбиваем цепи Лиама, взбираемся на дерево и перепрыгиваем через стену.

– А вдруг нам кто-то помешает? – засомневался Фредерик.

– Отправим в нокаут, – ответила Элла.

Густав улыбнулся:

– А ты мне нравишься, госпожа Командирша!

Все четверо подползли под «ноги» кусту в виде бизона. И стали смотреть из-под «брюха» куста, что происходит на церемонии. В огромном саду расставили не меньше пятисот серебряных кресел, и на каждом восседало по важному, надутому и очень богатому гостю. За зрителями, еле заметные за огромными букетами из роз, орхидей, лилий и львиного зева, стояли десятки музыкантов, которые играли, по всей видимости, свадебный марш (на самом деле мотив больше напоминал боевую песнь, чем гимн в честь счастливых новобрачных, но чего еще ждать от принцессы Шиповничек). На скамьях, расставленных амфитеатром за спиной оркестрантов, расположилось еще не меньше тысячи гостей – это были простые граждане Эринтии и Авонделла, которые заплатили за билет на это незабываемое зрелище чуть ли не все, что заработали за год.

Высоко над головами зрителей были натянуты две проволоки, по которым грациозно вышагивали канатоходцы, все как один в костюме принцессы Шиповничек и в пышных париках; проволоки вели с крыши дворца к украшенной глицинией арке за алтарем. Внизу, на красной ковровой дорожке вдоль широкого прохода посередине, под звуки оркестра кувыркались акробаты в смокингах, а клоуны в остроконечных колпаках делали вид, кто вытаскивают из ушей у зрителей крупные сверкающие рубины.

Красная ковровая дорожка вела к помосту с алтарем, где стоял Лиам в изысканной ярко-синей тунике и переливчатом белом плаще с золотым шитьем по краю. Однако этим его элегантность исчерпывалась. Плечи у него поникли, голова понурилась, а волосы, обычно такие блестящие и ухоженные, неопрятными сосульками занавешивали лицо. Левая нога принца была прикована к резной дубовой кафедре, возвышавшейся в центре помоста.

– Какой красивый плащ! – восхитился Дункан. – Но все остальное выглядит просто кошмарно.

– Совсем расклеился. Даже когда мы с ним познакомились, и то видок у него был получше, – добавил Густав.

На самом деле Лиаму было гораздо хуже, чем они думали. За четыре дня, которые прошли с тех пор, как он поговорил с Шишкарем и Угольком, он не съел ни крошки и не сомкнул глаз. Бедняга впал в такой ступор, что конвоирам пришлось буквально волоком протащить его по красной ковровой дорожке и прислонить к алтарю.

А вот Элла решила, что рассуждать, как Лиаму скверно, – это только время зря тратить.

– Густав, как ты считаешь, сумеешь оторвать кафедру от земли? – спросила она.

– Да в два счета, – заявил Густав.

– Вот так мы его и освободим, – сказала Элла.

– А как же все эти серьезные дяденьки с длинными острыми штуковинами? – уточнил Дункан.

По всему саду стояли стражники, вооруженные длинными алебардами, а вокруг алтаря с Лиамом они и вовсе сомкнулись плотным кольцом.

– Многовато их, – проговорила Элла. – Со всеми сразу нам не справиться.

– У-у, что-то ты стала меньше мне нравиться, – пробурчал Густав.

– Надо придумать обманный маневр, – продолжала Элла.

– Это по моей части! – просиял Дункан. Поддернул панталоны и пополз к задним рядам толпы.

– Постойте! – испугался Фредерик. – Вдруг вас поймают?

– Так вы же сейчас спасете Лиама, – ответил Дункан, словно это было яснее ясного. – А когда он окажется на свободе, то сразу же спасете меня.

И он резво умчался на четвереньках.

В этот миг толпа гостей коллективно ахнула. В небе проплыл воздушный шар и завис над алтарем. Над бортиком корзины показался Архижрец Авонделльский, предводитель местного духовенства. Седовласый священник в алой рясе ступил на бортик, послал зрителям воздушный поцелуй и, сопровождаемый еще более громким аханьем толпы, шагнул прямо в пустоту. По крайней мере, так всем показалось. На самом деле на священнослужителе была страховочная обвязка, и на ней-то два цирковых силача и спустили его из корзины.

Архижрец спланировал на свое место за кафедрой, словно орел в гнездо, раскинув руки в стороны. Приземлившись, он поправил остроконечную шляпу, расшитую золотыми звездочками, а тем временем цирковой униформист подскочил к нему и отстегнул страховку. Почти все разразились аплодисментами – в том числе Фредерик.

– Я понимаю, что принцесса Шиповничек – наш враг, однако организовать зрелище она умеет, – одобрительно покивал он.

Архижрец отвесил поклон и плавным жестом показал в конец прохода, откуда должна была появиться невеста. Все гости повернулись туда.

Под громовую барабанную дробь из дворца выехала принцесса Шиповничек верхом на единорожихе. На невесте было сверкающее, усыпанное бриллиантами свадебное платье с таким длинным шлейфом, что, когда его конец показался из дворцовых ворот, сама она добралась уже до середины красной ковровой дорожки. На высоченной колышущейся прическе в виде пирамиды красовался изысканный головной убор, где в числе прочего имелось несколько живых тропических птичек, которые заливисто щебетали. Пальцы принцессы были унизаны таким количеством бриллиантовых колец, что суставы не сгибались. На единорожихе тоже было свадебное платье.

Шиповничек медленно приближалась к алтарю, приветственно махая зрителям и раздавая во все стороны воздушные поцелуи, однако не забывала и победоносно поглядывать на Лиама.

– А что я тебе говорила? – произнесла она одними губами и улыбнулась, увидев, как Лиам сполз на помост.

Однако в тот момент, когда Шиповничек преодолела две трети пути, из-под кресла какого-то барона с моноклем выскочил Дункан, запрыгал и завизжал, тыча пальцем в единорожиху:

– Женни фон Рогоконь!

Единорожиха остановилась, вскинулась на дыбы, платье на ней взметнулось.

– Правда, Женни фон Рогоконь ей идеально подходит? – улыбнулся Дункан.

– Идиот, что ты делаешь?! – процедила сквозь зубы принцесса Шиповничек. – А ну сядь на место, а то я брошу тебя в подземелье вместе с мешком крыс!

Дункан не шелохнулся. Шиповничек хотела объехать его, дернула поводья, но стоило ей заставить единорожиху шагнуть вправо или влево, как Дункан прыгал туда же и преграждал ей путь.

– Как будто мы с тобой танцуем! – хихикал он.

К принцессе бросились несколько стражников, однако Шиповничек предостерегающе подняла руки.

– Не подходить! – приказала она. – Рядом с платьем – никакого насилия! – И, нагнувшись, прорычала Дункану: – А ну… прочь… с дороги!

– Обожаю единорожков! – воскликнул Дункан и обвил руками шею животного.

Пока все глаза были прикованы к представлению на ковровой дорожке, Элла, Фредерик и Густав прокрались к алтарю с тыла.

– Эй! – шепнул Фредерик.

Лиам посмотрел вниз – и решил, что у него уже галлюцинации. Элла прижала палец к губам. Стражники по обе стороны от Лиама только и глядели что на Дункана, который нежно перебирал пальцами единорожью гриву и что-то распевал, – однако они с Архижрецом преградили Густаву путь к помосту. Плечистый и рослый принц никак не мог взять в толк, как пробраться туда, никого не толкнув.

Шиповничек окончательно потеряла терпение: ей нужно было сию же секунду убрать Дункана с дороги.

– Ладно, не получилось, – процедила она и слезла с единорожихи.

А Дункан так увлекся своей восторженной серенадой, что не успел ей помешать. Оркестр опомнился и заиграл снова, и Шиповничек прошагала к алтарю под звуки труб и барабанов.

Лила, сидевшая у прохода, непринужденно подставила невесте подножку, Шиповничек покатилась кувырком и запуталась в нелепом сверхдлинном шлейфе. Птички в головном уборе запищали и забили крылышками. На помощь принцессе снова поспешили стражники, однако та выпростала голову из-под нескольких слоев перекрученной блестящей ткани и заорала на них:

– Не прикасаться к платью!

– Ваше высочество, вы целы? – спросил с алтаря Архижрец.

– Абсолютно! – рявкнула принцесса Шиповничек и поднялась. – Начинай свою дурацкую церемонию!

– Сейчас или никогда, – шепнула Элла принцам. – Стражника слева беру на себя, правый – твой, Фредерик. Густав, хватаешь Лиама.

Она вскочила и оглушила одного из стражников рукоятью меча. Стражник повалился навзничь.

Фредерик попробовал было последовать ее примеру. Однако стражник остался стоять. И даже ухом не повел. Тогда Фредерик ударил его посильнее. На сей раз стражник поморщился. И сердито обернулся.

– Извините, – пролепетал Фредерик. – Э-э-э… рука сорвалась.

Стражник чуть не схватил его, но тут Элла врезала вояке кулаком в челюсть. Стражник зашатался и рухнул с края помоста, а Фредерик перевел дух.

– Вот почему я твержу тебе, Фредерик, что надо делать зарядку! – упрекнула его Элла.

– Я каждое утро десять раз кручу шеей! – обиделся принц.

Между тем Густав под испуганные возгласы толпы вскочил на помост и поднял Архижреца над головой. И заозирался, не зная, как поступить со священнослужителем.

– Отпустите меня! – кричал Архижрец.

– Прости, Храмовый, ничего личного, – сказал Густав и швырнул старика в первый ряд.

Архижрец приземлился прямо на колени родителям Лиама, и те вместе с креслами повалились на спину.

– Что происходит? – рассвирепела Шиповничек.

К алтарю со всех сторон бежали десятки вооруженных до зубов стражников. Густав ухватился за дубовую кафедру, закряхтел и оторвал ее от помоста.

– Молодец! – обрадовалась Элла.

Какой-то стражник замахнулся на нее алебардой, но Элла его опередила: взмах мечом – и древко алебарды разломилось пополам. После чего Элла сбила стражника с помоста мощным ударом ноги с разворота, что было непросто, поскольку за спиной у Эллы, обхватив ее за талию, прятался Фредерик.

У Лиама от усталости, голода и печали все плыло перед глазами, и он тупо глядел на окружающую суматоху.

– Неужели это взаправду? – прошептал он, ни к кому не обращаясь.

А Шиповничек, которая решила, что все это неведомо как подстроил Лиам, взобралась на помост и напустилась на него:

– Это что, попытка к бегству? – язвила она. – Обхохочешься! Ничего у тебя не выйдет!

У самого алтаря разместился контингент из пяти стражников, и все они нацелились копьями в Густава.

– Осторожнее! – воскликнул Фредерик.

Густав бросил в стражников кафедрой, и они повалились, как кегли. Однако Лиам так и остался прикованным к кафедре и полетел вместе с ней. И шлепнулся прямо в кучу весьма недовольных стражников.

– Ой, да гори все огнем! – простонал Густав и с досады стукнул сам себя кулаком по лбу.

Лила обмякла в кресле и горестно помотала головой.

Дункан наконец-то заметил, в какой переплет попали его друзья, взобрался на спину единорожихе (при этом отметив, насколько легче оседлать животное, если на нем платье) и поскакал по ковровой дорожке с криком:

– Э-ге-гей! Дорогу герою!

Стражники разбежались, чтобы не попасть под копыта, однако Лиаму было далеко не уйти. Он сидел в конце прохода, прямо на пути у мчащейся единорожихи.

– Тпру! – завопил Дункан.

Единорожиха остановилась как вкопанная в шаге от Лиама, а Дункан по инерции перелетел через ее голову. И врезался в Эллу в тот самый миг, когда она была уже готова прикончить очередного стражника.

Какой-то барон с моноклем повернулся к супруге и прошептал:

– Великолепная церемония!

Через несколько секунд на нарушителей порядка набросилась целая орда стражников. Дункана, Эллу, Фредерика и Густава скрутили и сковали.

– Ну что ж, это был интересный поворот, – заметила Шиповничек. Она выпрямилась и сверху вниз улыбнулась Лиаму, вид у которого был такой, словно его разжевал и выплюнул дракон. – Знаешь, вообще-то, я не успела придумать, как заставить тебя сказать «да». Но теперь, сдается мне, это будет проще простого.

Когда помятого Архижреца извлекли из толпы зрителей и водрузили обратно на помост, потрепанные жених с невестой снова заняли свои места по обе стороны от выкорчеванной и перевернутой кафедры.

Старик прокашлялся, поправил шляпу и начал:

– Возлюбленные чада мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями заключения брачного союза между принцем Лиамом Эринтийским и прекрасной, нежной, мудрой, щедрой, добросердечной, заботливой, разносторонне одаренной, сладкоголосой, грациозной, пунктуальной, спортивной…

– Да ну? – перебил его Лиам.

– …и очаровательной принцессой Шиповничек Авонделльской. Этот союз навеки соединит два королевства. Теперь все, что принадлежит Авонделлу, принадлежит и Эринтии; а все, что принадлежит Эринтии, принадлежит и Авонделлу…

Родители Лиама так и запрыгали в креслах.

– Согласна ли ты, Шиповничек, взять в мужья принца Лиама?

– Да! – с широкой гнусной улыбкой ответила Шиповничек.

– А ты, Лиам, согласен взять в жены принцессу Шиповничек?

Лиам посмотрел за спину Архижрецу, на Эллу, Фредерика, Дункана и Густава. Они стояли на коленях, закованные в цепи, и стражники держали у них над головами алебарды. Дольше всего Лиам смотрел на Эллу.

– Ты же знаешь, я бешеная! – прошептала Шиповничек. – Попробуй только скажи «нет» – и что я тогда сделаю с твоими дружками, как ты думаешь? Дай волю воображению!

Лиам смерил ее презрительным взглядом. И набрал побольше воздуху.

– Да, – сказал он.

– Объявляю вас мужем и женой! – бодро воскликнул Архижрец.

У Эллы было такое чувство, словно у нее вырвали сердце.

6. У настоящего героя в хозяйстве есть на что посмотреть

– Расступитесь, эринтийцы! Дорогу новой принцессе!

Принцесса Шиповничек, на седьмом небе от счастья, вошла в окованные бронзой парадные двери дворца, принадлежавшего ее молодому мужу; завидев ее, разбегались и слуги, и аристократы. Шиповничек алчно потирала руки, изучая коленопреклоненных лакеев, бесценные вазы и усеянные самоцветами канделябры, которые окружали ее в пышном вестибюле дворца.

– Мой новый дом вдали от дома, – проворковала она.

«Первый из многих», – добавила она мысленно.

По широкой мраморной лестнице навстречу невестке спешили правители Эринтии – король Гарет с королевой Гертрудой.

– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – гулко воскликнул король Гарет. – Добро пожаловать в нашу семью!

– Мы ждали этого дня с тех самых пор, как нашему Лиаму было три годика! – подхватила королева Гертруда.

Гарет и Гертруда, как и большинство эринтийцев, были заинтересованы в союзе Лиама с принцессой Шиповничек в основном из-за колоссальных богатств Авонделла, и сама Шиповничек прекрасно это понимала. И была готова ручаться, что королевская чета пойдет на все, лишь бы угодить ей.

– Ах, я так счастлива! – В голосе Шиповничек было сильно переложено сахару. – Только, папочка… Можно, я буду звать тебя папочкой?

– Конечно, милая! – ответил король Гарет.

– Папочка, к сожалению, здесь непростительно грязно, и мои изумрудные туфельки все запылились! – заявила Шиповничек. – Будь лапочкой, сделай что-нибудь! – Она приподняла ножку и показала изящную туфельку, чистую, как зеркало.

– Какой ужас, это недопустимо! Приношу свои извинения, – смутился король Гарет. И махнул рукой слуге: – Эй, лакей, подойди и…

– Ах, папочка! – воскликнула Шиповничек. – Сам видишь, какие это дорогие и редкие туфельки! Не могу же я доверить их простому лакею!

Гарет только сглотнул. И посмотрел на Гертруду, которая с жаром закивала. Гарет кашлянул и склонился над ножкой Шиповничек. И подул ей на туфельку.

– Ну вот, – сказал король. – Гораздо лучше.

Он уже хотел встать, но тут Шиповничек положила ему руку на плечо и толкнула обратно:

– Еще нет, папочка! Они все в пыли!

Король Гарет все дул и дул на изумрудные туфельки принцессы Шиповничек, щеки у него раздувались, словно жабры у рыбы-луны, густые усы трепетали, словно стяг на ветру. Королева Гертруда запаниковала, присела рядом с мужем и начала полировать вторую туфельку кружевными оборками своего парадного платья.

Лиам, который из вредности постарался как можно дальше отстать от принцессы Шиповничек по пути домой из Авонделла, вошел наконец в парадные двери своего дворца – и обнаружил, что его родители стоят перед принцессой на коленях и чистят ей туфли.

– Жалкое зрелище, – проговорил он.

Король с королевой проворно вскочили и поправили одежду. Лиам подошел к ним.

– Сынок, мы так рады, что ты снова дома! – сказал Гарет.

– И так счастливы, что ты все-таки принял верное решение и женился! – добавила Гертруда. И хотела погладить Лиама по щеке, но он раздраженно отвел ее руку.

После чего нагнулся к уху отца и прошептал:

– Отец, я знаю, что ты сделал. Много лет назад. С актерами, которых оставил гнить в тюрьме.

– Грмпф! – закряхтел Гарет и шепнул в ответ: – Не вижу, чтобы они разгуливали на свободе, так что, надеюсь, у тебя хватило ума никому этого не разболтать!

– Ты омерзителен! – прошипел Лиам.

– А это у нас наследственное! – процедил Гарет. И снова бросился обхаживать принцессу Шиповничек. – Идем, моя дорогая! Мне столько надо тебе показать! Вот, например, эту вазу, что у тебя за спиной, доставили из сокровищницы Ком-Пая. Ей более двух тысяч лет, и…

– А, наплевать. – Шиповничек зашагала по лестнице. – Где, говорите, у вас сокровищница?

– На третьем этаже, – растерялся король. – Но по пути я тебе еще покажу…

– Нет, я прямиком туда, – объявила Шиповничек. – Эй, муженек! Веди меня в сокровищницу.

Лиам нагнал ее на середине лестничного пролета.

– Куда ты так рвешься? – спросил он. – Что-то затеяла?

– Да, затеяла! Добраться до третьего этажа! – огрызнулась Шиповничек. – И уже почти на втором! А ты пойдешь со мной и покажешь мне сокровищницу! Потому что ты мой муж и весь такой заботливый!

– Я пойду с тобой, потому что мои друзья в тюрьме, – поправил ее Лиам.

– О, какое чувство товарищества! – И Шиповничек послала Лиаму воздушный поцелуй.

На площадке второго этажа их поджидала Лила – руки скрещены на груди, лицо кислое.

– Привет, сестричка! – оскалилась Шиповничек.

– Не смей меня так называть! – ощерилась в ответ Лила. – Только Лиаму можно!

Шиповничек приподняла бровку:

– Ты со мной поосторожней, козявка. Я видела, что это ты поставила мне подножку на свадьбе. И в тюрьму со всеми прочими тебя не посадила только потому, что мы теперь родственники.

– О чем ты говоришь? – изобразила невинность Лила.

Шиповничек фыркнула и зашагала дальше – на третий этаж.

– Лила, не раздражай ее, – шепнул Лиам сестре. – Она на все способна.

– Да ладно тебе! – Лила пихнула его в живот. – Ты же любишь, когда я озорничаю!

Лиам попытался улыбнуться, но мышцы в уголках губ не желали его слушаться.

– Что-то с тобой не так, – серьезно проговорила Лила. – Тот Лиам, которого я знала, считал бы все это мелкой неприятностью.

– Я на ней женат, – сказал Лиам.

– Ну да, я знаю. А твоя любовь сидит за решеткой.

Лиам залился краской:

– Мои друзья! Мои друзья сидят за решеткой!

– Ну да, твои друзья. А еще Элла. Лиам, ты никого не обманешь. Я же приезжала к тебе в Гармонию. Видела вас с ней.

– Элла – невеста Фредерика. И вообще все это теперь очень спорный вопрос, поскольку я женат на принцессе Шиповничек.

– Я же сказала – мелкая неприятность, – отозвалась Лила. – Что-нибудь придумаешь и выпутаешься. Ты же по-прежнему настоящий герой!

При этих словах Лиам скривился.

«В этом-то и беда, – подумал он. – Начнем с того, что я никогда и не был настоящим героем».

– Выше голову, старший братец. – Лила хлопнула его по плечу. – И не забывай, я всегда приду на помощь. Если ты соберешься устраивать друзьям побег…

– Лила, лучше не вмешивайся, – проговорил Лиам. – Не хочу, чтобы ты во всем этом участвовала. И никто никому не собирается устраивать побег.

– Ты же не дашь им сгнить за решеткой! Да?

– Конечно не дам. Просто… – Лиам вздохнул. – Не понимаю, как мне быть.

– Где меня искать, ты знаешь, – сказала Лила. – Потом поговорим.

– Да, само собой, – мрачно ответил Лиам. – Если Шиповничек позволит.

И побежал по ступенькам к молодой жене, которая уже поджидала его на площадке, нетерпеливо притопывая.

– Поживее, принц!

– Сокровищница прямо по коридору, – сказал он, поравнявшись с принцессой Шиповничек.

«Вот она, моя теперешняя жизнь, – подумал он. – Был Всеобщий Герой, а стал Маньячкина Марионетка. Раз – и все. Но я это заслужил. Я жулик и самозванец».

На полпути по коридору третьего этажа у массивных дубовых дверей стояли на страже два рыцаря в доспехах.

– Ваше высочество! – вскинулись оба рыцаря при приближении принца.

– Вольно, ребята, – проговорил Лиам. – От-кройте, пожалуйста, сокровищницу для… – он вздохнул, – для принцессы.

Рыцари извлекли из кольчужных рукавов по ключу. Вставили ключи в две бронзовые замочные скважины и одновременно повернули. Массивные дубовые двери распахнулись, и за ними обнаружились ровные, как в музее, ряды постаментов и стеклянных витрин с идолами в самоцветах, золотыми кубками и прочими ценными произведениями искусства. Шиповничек бросилась туда.

– Ну как? – поинтересовался Лиам. – Наша сокровищница соответствует твоим стандартам?

Шиповничек оглядела зал от стены до стены и от пола до потолка. И принялась метаться туда-сюда, заглядывать за огромные картины в тяжелых рамах и под золотые бюсты.

– Где он? – спросила она скорее себя, чем Лиама.

– Кто «он»? – Лиаму становилось все любопытнее.

– Помолчи! – рявкнула Шиповничек.

И стала метаться по сокровищнице – все безумнее и безумнее. Она сдергивала со стен декоративные серебряные блюда и с грохотом швыряла на каменный пол. Пинала хрустальные вазы. Отпихнула в сторону стеллаж с фарфоровыми яйцами ручной работы – несколько из них упали на пол и разлетелись на бесчисленные осколки.

– Не такая же она большая, эта комната! – зарычала Шиповничек. – Где он?

– Что ты ищешь? – спросил Лиам.

Шиповничек подскочила к нему и схватила его за плечи.

– Меч! – выкрикнула она. – Меч Эринтии! Где он?

Лиам расхохотался – впервые за последний месяц.

Шиповничек отшатнулась:

– А что такого смешного? Что здесь происходит?

Лиам подошел к пустой витрине, висевшей на задней стене сокровищницы.

– Вот здесь он должен быть, Меч Эринтии, – сказал он.

– И почему его здесь нет? – Лицо у принцессы Шиповничек было все пунцовое, вены на шее противно пульсировали.

– Украли. – Лиам не мог сдержать улыбку. – Несколько лет назад.

– ЧТО-О?! – завизжала Шиповничек так громко, что рыцари в коридоре поморщились от боли: пронзительный писк срезонировал в шлемах.

Несколько мгновений Шиповничек только и могла, что пыхтеть и отдуваться, а потом глубоко вздохнула, смахнула со лба выбившийся локон и обратилась к Лиаму спокойно и сдержанно:

– Почему я об этом ничего не знала?

– Видишь ли, нам неловко было признаться, что нас так беспардонно обворовали, – развел руками Лиам. Меч Эринтии был освященной веками реликвией его рода и к тому же был с рукояти до кончика инкрустирован редкими каменьями. – Мы не стали особенно распространяться о его пропаже.

Конец ознакомительного фрагмента.