Как придумать сюжет для вашей истории
В то лето Франсуаза Куарэ провалила вступительные экзамены в Сорбонну. Она была талантливой девочкой, но такой неусидчивой и тревожной. За спиной – частные школы Франции и Швейцарии. За окном – море, Лазурный берег, вечеринки, обжигающий роман. В наличии – солнце, юность, шокирующая аморальная история о несовершеннолетней девице, которая обманула отца и его любовницу. Можно было страдать и готовиться к экзаменам будущего года. Девушка решила иначе. Она выбрала беспечность и за пару недель в перерывах между приключениями написала свою первую новеллу о любви «Здравствуй, грусть!». Ей было всего 19.
Так появилась писательница Франсуаза Саган.
Была ли новелла автобиографической? Кто знает?
Я уверена: у каждой из нас есть любовная история, которая просится на бумагу. Метод Франсуазы Саган предельно прост, но и предельно сложен – нужно сесть и записать. Без купюр, оправданий и слащавости. Так, как будто текст никто не прочтет. Что, конечно, является лукавством – какой автор не мечтает о читателях и успехе? Пусть и втайне от всех.
«Страшно? Но много ли вы теряете?» – говорила сама писательница. Если написать, у вас есть два варианта развития событий: или получится, или нет. Пока откладываете – только один. Из ничего не выйдет ничего. Нужно сказать, любовную новеллу «Здравствуй, грусть!» с восторгом приняли и читатели, и критика. Сочинение перевели на тридцать языков. Саган наградили премией критиков Франции. Сартр говорил, что юной писательнице удалось уловить настроение ее поколения.
Вы готовы стать голосом своего поколения?
Но мы же договорились думать об успехе только после того, как ваша новелла будет написана, верно? Мы еще обсудим и варианты издания вашей новеллы, и то, где искать читателей. А пока возьмем и примерим на себя метод Франсуазы Саган. Какая история произошла с вами или за чьей любовной связью вы наблюдали и теперь готовы записать? Если сюжет истории, ее тайное послание уложить в одной фразе, одной строфе, что это будут за слова? А еще подумайте – готовы ли вы писать о себе?
Стоит ли писать о себе?
Как вы думаете, что за персонаж, которого вы узнаете лучше всех людей и героев на свете? О ком вам известны самые потаенные желания, настоящие мотивы, мысли и чувства? Это, конечно же, тот самый человек, который читает сейчас мое короткое послание, это – вы! «Пишите о том, что чувствуете! Только это – правда. Все остальное – всего лишь декорации, подобные крему на торте», – горячо рекомендует Рэй Брэдбери.
Если читателям и интересно прочесть что-то, написанное вами, так это текст, в котором будет именно ваш взгляд на мир, на себя, на прошлое, ваши мечты и опасения. Второго такого человека в мире просто не существует! Однако люди часто стесняются писать о себе, они не видят ценности в своих раздумьях, их жизнь кажется слишком скучной для сюжета не то что романа, но даже рассказа. И мне ужасно жаль, если это так. Я горячо убеждена, что у каждого из нас есть чем поделиться.
Самое простое, что вы можете сделать, выбирая сюжет, – это вспомнить любовную историю, участником которой вы были, страсть, которую вы наблюдали украдкой, домысливая. Знаете, говорят, что жизнь – лучший драматург. Она подбрасывает сюжеты, которые подсматриваешь с восхищением и думаешь: не может быть, я бы лучше не смогла придумать, чем происходит на самом деле!
Вы можете мне сразу возразить: «Ну, как же? Разве моя первая влюбленность в Алешу в детском саду или яркий, как солнечный удар, курортный роман потянут на новеллу?» Еще как потянут! Этот курс проходило много людей, и многие писали о любви в подарок, хотели издать и подарить второй половинке историю их знакомства, историю их влюбленности. Напомнить и запомнить день и час, когда он спросил: «Ты станешь моей женой?» Или первые: «Иди ко мне!» Или слова: «Я люблю тебя!» И даже – «Дорогой, я, кажется, беременна». И каждый раз читатели встречали истории с любопытством и благодарностью.
Однажды взрослый серьезный мужчина писал жене новеллу о том, как они встретились и узнали друг друга, от лица будущего ребенка, которого пара ждала во время нашей с автором работы. И я сидела с полными глазами слез, когда редактировала его нежность и любовь, укутанные в строчки текста. Представьте, что милый друг написал и подарил вам записанную историю вашего знакомства. Невероятно трепетно услышать ее от другой стороны, прочесть, как другой видит то, что с вами произошло. Такие подарки, такие тексты вызывают наводнение чувств, запоминаются навсегда.
Поэтому и вы смело можете взять вашу историю в качестве сюжета для короткой новеллы.
Конечно, вам может помешать легко писать о себе нежелание раскрываться. Оно мне невероятно близко и понятно. Если бы я не выбрала такую работу, я бы удалила аккаунты во всех социальных сетях и писала бы только для себя, изредка высовывая нос из норы и показывая ма-а-а-аленький кусочек текстов. Да, страшно, да, неудобно, да, бессмысленно, книг и так уже много, тексты еще слишком вялые, или напыщенные, или простые – и еще миллион причин не публиковать. Но знаете, что я заметила? Когда проходит немного времени, год-три, даже самые откровенные тексты, написанные только для себя, только на память, уже не страшно показать. Да! Время дает возможность посмотреть на свою работу как на чужую и оценить ее более-менее объективно. Понимаешь, что поправить, но и чувствуешь иногда радостное «Мне нравится! Мне интересно прочесть», а следом: «Может, опубликовать?»
Я не призываю вас сразу же публиковаться, особенно если вы выбрали для новеллы предельно откровенную тему. Но запишите для себя как получится. И оставьте на время, оно покажет, что делать дальше. Ведь мы же прежде всего учимся, а не мстим или отстаиваем свои права с помощью текстов. Хотя так тоже можно, но о целительной силе текстов мы говорим в самом конце книги.
Сюжетов вокруг вас очень много. Если вы не хотите брать историю из своей жизни, вы можете черпать вдохновение в том, что вас окружает. Может быть, это будет история знакомства ваших родителей или дедушки с бабушкой либо, например, той самой вредной соседки, которая живет с вами на одной лестничной площадке. Сходите к ней в гости, узнайте, что она думает о любви. Читайте газеты и светскую хронику, бывайте в суде, как Федор Достоевский, наблюдайте за случайными встречными, мир буквально соткан из историй. Вот одна из таких подсмотренных историй.
«Она замуж никогда не выйдет, надо хоть репетитора по математике взять»
Так сказала мама бабушке, думая, что я не слышу. А я не спала, как они думали, а только лежала за шторкой, которая разделяла комнату на мою и мамину.
Мне 15, и я уже привыкла с сочувствующе-брезгливым взглядам незнакомых. Знаю, родные думают, я всегда буду жить одна, поэтому так переживают об успеваемости. А все потому, что я родилась с деформированной правой рукой. Моя кисть так же мала и беспомощна, как ладошка трехлетнего ребенка, и не растет. Я инвалид.
Но в остальном я вполне себе обычная девица. Да, не красавица, пухлая, потому что аппетит и бабушка, когда спрашиваю, не поправилась ли, всегда божится, что нет – стройна, как лань. Мама при этом бубнит под нос: стройна-то стройна, только где талию на юбке делать, непонятно. Меня это не обижает – я уже свыклась с мыслью, что никому не нравлюсь. После восьми операций на руке (последнюю делали в Москве, и я три месяца жила в больнице одна) мне хочется только одного: чтобы про мою особенность забыли, не ждали от меня чуда – рука не вырастет.
Чтобы не расстраивать маму, я хорошо учусь. И не сопротивляюсь, когда она решает сделать из меня бухгалтера. Была бы нормальной, пошла, как мама, учиться на медсестру в училище. Вместо этого иду на курсы счетоводов. Там меня все жалеют и учеба дается легко. У меня остается время и на театральную студию, где я тоже на все соглашаюсь: кушать подано, так кушать подано, учить текст с первоклашками – пожалуйста, приме нашей из-за кулис текст подсказывать – легко, переводить американскому режиссеру на съемочной площадке – так я готова.
У режиссера Энтони огромные ресницы и голубые глаза, которые испуганно смотрят, когда я кричу актерам «быстрее-быстрее!», хотя он просил двигаться медленней, и отпускаю всех с площадки, хотя он просил еще об одной репетиции. Но я не со зла, я просто путаю слова на английском. И каждый раз краснею, когда он говорит, картавя: «Катя!» Тогда мне хочется закрыть глаза ладонями и извиниться, что снова ошиблась. Но я упорная, днем учу бухучет, вечерами и ночами – английские глаголы.
Конец 90-х. Американец Тони на волне перестройки и интереса к новой свободной России приехал снимать в Москву и готов простить мне, его переводчице и помощнице на съемочной площадке, абсолютно все. Мне так приятно чувствовать себя нужной. По ночам со словарем я перевожу сценарий и думаю: это же чудо какое, что Тони решил снимать у нас, мир так добр ко мне.
Но когда Тони решил поцеловать меня, я вспыхнула:
– Разве ты не видишь, что я калека? Ну как не стыдно-то?
Мы так и застыли на улице под светом фонаря. Снег валит хлопьями, под ногами слякоть. Я смотрю на его ресницы и вдруг чувствую, что он не понимает, о чем я говорю. Я совсем-совсем растерялась и убежала домой.
Когда живот стал отчетливо виден даже при моей пухлости, мама схватилась за голову: «Засужу». А я ходила и улыбалась, потому что верила Тони. И он сдержал слово. Мы больше 20 лет вместе. Что сын давно вырос, что я сама стала режиссером. Но все это неважно. Важно знаете что? Тони ни разу не предложил мне сделать операцию на руке. Хотя мог бы, ведь в Америке протезы стали надежней живых конечностей.
Что такое короткая литературная форма
Многие известные писатели советуют начинать с коротких рассказов. Так легче тренироваться, учиться выстраивать сюжет, описывать персонажей, в искусстве нагнетать напряжение. Кроме того, утверждал Рэй Брэдбери, невозможно написать 63 плохих рассказа подряд. Проверим? -)
Сейчас нам важно помнить, что короткий рассказ основывается на одном эпизоде или проблеме, которую можно разрешить без витиеватых осложнений. Если придумывать целую серию событий, выйдет не короткий рассказ, а синопсис повести или даже романа. Не стоит утрамбовывать сложный сюжет в краткую литературную форму. Выйдет то же самое, что и краткое содержание «Унесенных ветром» или «Войны и мира», лучше не пытаться. Не верите? Загляните в хрестоматии, прочтите краткий пересказ любого хорошего романа.
Когда я впервые вела курс «Пишем легкомысленную новеллу о любви», то неслучайно рекомендовала участникам выбрать для первого опыта историю знакомства героев. Описать первую встречу, момент, когда ваша героиня подумает: «Он лишь вошел – я вмиг узнала все, обомлела, запылала и в мыслях молвила – вот он!» И это будет завязка – точка, в которой начинается история. Чем хорош момент знакомства? В нем драматургия заложена самой жизнью.
Две судьбы пересекаются на парковке, в гостях у друзей. Парень и девушка вместе приходят на стажировку после университета, и вдруг они становятся парой. Драматургия – это изменения, за которыми любопытно наблюдать читателю, и тут одинокие герои (а может быть, один из них или даже оба были не одиноки, но не так уж и счастливы, если завязался роман?) превращаются в пару влюбленных. Вам даже ничего не нужно специально выдумывать, чтобы произошли драматические изменения. Сама ситуация выстроит начало истории за вас.
Даже великие истории любви, если схематично нарисовать их сюжет, будут выглядеть предельно просто: двое познакомились, столкнулись с определенными сложностями, преодолели их или не преодолели – и финал. Ничего сверхъестественного. Судите сами: Ромео и Джульетта познакомились. Их семьи враждуют, отношения между родами обостряются, и Ромео должен бежать из города. Законный брак не спасает юных влюбленных. Трагический финал.
Возьмем другой знаменитый сюжет.
Золушка и Принц познакомились на балу и влюбились, но потеряли друг друга. Принц нашел возлюбленную среди тысяч подданных короны. Они поженились? Самое интересное осталось за кадром? Можно ли сказать, что у сказки счастливый финал? -) Между прочим, история Золушки – сейчас самый популярный сюжет в кино и литературе. Мы к нему еще вернемся, когда будем говорить о героях нашего времени в следующей главе. Я поделюсь с вами наблюдениями, расскажу, какие герои повышают шансы на успех вашей любовной истории.
Онегин и Татьяна Ларина познакомились, но мало что поняли друг о друге и расстались после того, как Евгений убил на дуэли Ленского. Встретились снова, Онегин влюбился, но «я другому отдана и буду век ему верна». Реваншистские настроения и желание хотя бы в книге увидеть у своих ног бывшего возлюбленного и гордо отказать, видимо, объясняют любовь к этому произведению многих и многих женщин.-) Как вы считаете, отказать – это счастливый финал?
Помните, нам в школе на уроках литературы рассказывали, что сюжет равен завязке, кульминации и развязке? Всего три точки. Возьмите и нарисуйте на листке три точки. Подумайте, что будет завязкой вашей новеллы, если не знакомство героев. К какой кульминации, после которой все решится, вы их поведете? Что было кульминацией, накалом страстей, после которых последовало решение, в настоящей истории? И потом? Чем все завершилось? Написали? Теперь у вас есть сюжет и даже его план.
После знакомства герои сталкиваются с внешними или внутренними преградами для их счастья, пытаются разрешить ситуацию и затем венчаются, травятся, съезжаются, расходятся навсегда или живут счастливо и умирают в один день. Вы уже подумали, что будет происходить с вашими героями? И вам их не жалко? -) Подождите, хитрости драматургии и приемы, с помощью которых автор усиливает напряжение, держит внимание читателей, ждут нас в главе «Жестокость автора».
А пока поделюсь наблюдением. Я заметила, что среди знаменитых произведений о любви удивительно мало историй со счастливым концом. Видимо, читателей больше впечатляют печальные и даже трагические события? Как вы считаете?
Если мы возьмем классический роман, то обнаружим одно простое правило: герой в начале истории не равен самому себе в ее конце. И даже в короткой новелле, чтобы придумать сюжет вашей любовной истории, следуйте этому правилу. Вы и второй герой были одиноки? Хорошо, теперь вы познакомились и становитесь парой. Так или иначе в конце вашей истории вы будете не равны себе из завязки. Были общительны и не пропускали ни одной вечеринки? Стали счастливой домоседкой? Забыли, что такое доверие и боялись мужчин? Ваш герой постепенно растопил в сердце льдинку обид.
Таких изменений – внешних или внутренних, а порой и обоих сразу – достаточно для того, чтобы нарисовать драматическую дугу – как будут развиваться и накаляться чувства в вашем сюжете.
Бесспорно, бывают исключения. Чем хороша литература? Это не таблица умножения. Здесь дважды два бывает и пять, и четыре, и семь. Исключение из правила – история, где герой не меняется, хотя попадает в разные обстоятельства. Например, в начале романа «Мадам Бовари» мы видим Эмму холодной, отстраненной, расчетливой женщиной, и в конце, когда она травится и ее история заканчивается, мы понимаем: Эмма не изменилась. Ни на грамм. Эмма – исключение из правил. Но если вы не Флобер и это ваш первый литературный опыт, не делайте так! Иначе вам просто не за что будет зацепиться, сложно будет развивать сюжетную линию.
«Мадам Бовари» неслучайно была запрещена и едва не стоила автору и издателю тюрьмы. Это произведение – первый роман своего времени, в котором нет ни одного положительного героя. Интересно, что французские цензоры сказали бы про роман нашей современницы – бестселлер «Девушка в поезде»? А как бы им понравилась «Исчезнувшая»? В обоих произведениях персонажи даже не пытаются прикинуться положительными.
А когда у нас нет положительного героя, читателю очень сложно почувствовать интерес и симпатию. А когда нет симпатии, мы не переживаем за героя, не болеем за него, и читатель захлопывает книгу на третьей странице.
А уж если вы решились писать историю из собственной жизни, вряд ли вам захочется вызывать в свой адрес колкие, вредные, гадкие чувства и замечания. Поэтому пусть герой меняется во время развития сюжета. Подумайте, за что читатель будет любить ваших персонажей.
Если вы все же не хотите брать историю из своей жизни, давайте подумаем, какие еще могут быть сюжеты и где вы можете их черпать. Например, в других книгах… Все великие писатели подражали друг другу, заимствовали сюжеты и искали вдохновение у коллег. Почему бы и вам не последовать их примеру? Точно как в живописи: подражай, пока не станешь.
Где писатели находят сюжеты
Сюжет «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» зародился во сне. «Два дня я бродил, как неприкаянный, напрягал мысли и на разные лады придумывал фабулу, – вспоминал потом Роберт Льюис Стивенсон. – На вторую ночь мне приснилась сцена у окна; затем от нее отделилась еще одна, в которой преследуемый за совершаемое преступление мистер Хайд принимает порошок и претерпевает превращения на глазах у своих преследователей».
А вы помните свои сны? Подумайте, какой из них может лечь в основу литературного произведения. Если вы свои сны не помните, расспросите близких. Возможно, подойдет что-то из их ночных кошмаров или грез? Если такой поиск сюжета вам кажется подходящим, запишите то, что узнаете или вспомните.
Всегда интересно проследить, как писатель находит сюжет для будущей книги. Что должно произойти, чтобы идея зародилась, изменилась во время раздумий и реализовалась? Давайте проследим за работой Льва Николаевича над Карениной.
24 февраля 1870 года Софья Андреевна Толстая записала в своем дневнике: «Вчера вечером он [Толстой] мне сказал, что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его – сделать эту женщину только жалкой и не виноватой и что как только ему представился этот тип, так все лица и мужские типы, предоставлявшиеся прежде, нашли себе место и сгруппировались вокруг этой женщины».
Так жена писателя узнала: основная идея романа о частной жизни современников созрела. Однако пройдет три года, прежде чем Лев Николаевич начнет записывать. На следующий же день после разговора, по свидетельству Софьи Андреевны, писатель засядет за наброски книги об эпохе Петра I. Потом на смену царю придет штудирование грамматики греческого языка, работа над «Азбукой», уроки в школе в Ясной Поляне и вновь роман из эпохи Петра I.
Все три года Лев Николаевич не забывал о персонаже, которого позже он назовет Анной Карениной. Он продумывал в деталях сюжет, но еще не писал. Только в феврале 1873-го начал записывать первые наброски. Автор сразу отказался от идеи рассказывать частную историю на фоне исторических событий, блестяще отыгранную им в книге «Война и мир». Он решил, что это будет «роман о современной жизни», и действительно дал описание конца XIX века и соотечественников.
В то время развод был явлением довольно редким. На моралиста Толстого сильное впечатление произвела скандальная история флигель-адъютанта и поэта Алексея Толстого. В 1862 году он женился на Софье Бахметьевой, которая ради него бросила мужа и дочь. Второй муж распутницы и станет прототипом Вронского.
Заставило Толстого размышлять о судьбах несчастных семей и замужество его дочери Татьяны за Михаилом Сухотиным. Ведь прежде Сухотин был женат на Марии Боде-Колычевой, и у них было пятеро детей.
Отношение Льва Николаевича к отказу следовать семейному долгу понятно и однозначно. С самого начала писатель решает, что финал должен быть трагическим: «Мнѣ отмщеніе, и Азъ воздамъ».
В первоначальном варианте романа героиня получает развод и живет с любовником, у них двое детей. Но образ жизни меняется, их «как ночных бабочек окружают дурно воспитанные писатели, музыканты и живописцы». Словно привидение, появляется бывший муж, несчастный, «осунувшийся, сгорбленный старик», который купил у оружейника револьвер, чтобы убить жену и застрелиться самому, но затем приезжает в дом к своей бывшей жене: «Он является к ней как духовник и призывает ее к религиозному возрождению». Вронский (в первом варианте – Балашёв) и Анна (в первом варианте – Татьяна Сергеевна) ссорятся, он уезжает, она оставляет записку, уходит, и через день ее тело находят в Неве.
Утопленница не нравилась автору. Лев Николаевич окончательно определился с финалом в 1872 году, после самоубийства Анны Пироговой из-за несчастной любви. «Она уехала из дома с узелком в руке, вернулась на ближайшую станцию Ясенки (близ Ясной Поляны), там бросилась на рельсы под товарный поезд», – пишет об этом происшествии в своем дневнике жена писателя. Толстой даже ездил в казармы железной дороги, чтобы расспросить о случившемся и увидеть несчастную.
Вот так жизнь сама помогает писателю докрутить сюжет. И вам она уже что-то подсказывает. Вы внимательно слушаете?
Как появились другие сюжетные линии романа Толстого, мы поговорим в следующей главе, когда будем узнавать героев вашей новеллы. Сейчас только хочу спросить: вы знаете, что Анна Каренина – не главный герой романа? Чем главный герой отличается от всех остальных? Подумайте об этом пока.
Кради, как писатель
Однажды ко мне пришла учиться писать девушка, которая считала все свои личные истории ужасно скучными. Придуманные ею сюжеты ей тоже не нравились, но она много читала и с радостью пересказывала чужие книги. И тогда я подумала: «А почему бы нам не поискать вдохновение в чужих книгах?» Многие писатели начинают с подражаний, открыто в них признаются, но в то же время в журналистике каленым железом выжигают правило: «Не бери ни строчки из чужого текста!» И я зависла.
Стала искать ответ на вопрос «Можно ли черпать вдохновение, а то и сюжет в книгах других авторов?» Оказалось, в литературоведении, как часто случается в гуманитарных науках, однозначного ответа просто не существует. С одной стороны, все наслышаны о плагиате и понимают, что ни строчки копировать нельзя. С другой – писатели во все времена заимствовали сюжеты друг у друга, а также в творчестве народа, религиозных текстах.
До XVIII века на Западе и гораздо дольше – до XIX столетия – в России использование чужого сюжета было нормальным явлением. Сюжеты Шекспира отчасти взяты из исторических хроник, отчасти – из итальянских новелл. Уильям временами почти дословно цитирует Монтеня без ссылки на автора. Мольер часто повторял по поводу «Плутней Скапена»: «Я беру свое добро повсюду, где нахожу его», – и действовал в соответствии с этим принципом. Шатобриан писал: «Я нашел у авторов, к которым обращался, вполне неизвестные вещи и воспользовался ими в своих целях».
Гете уже в начале XIX столетия и отнюдь не в Российской империи, где еще можно было заимствовать, настаивал на «ничейности» фабул: Шекспир, говорил он Эккерману, брал «целые куски из хроники», «теперешним молодым поэтам следовало бы посоветовать то же самое». Такого мнения придерживался и Гейне. Он утверждал, что писателям стоит «браться за уже обработанные темы», ибо в искусстве все дело в обработке и весь вопрос заключается только в том, «хорошо ли это у меня вышло».
В XIX веке еще не знали об авторском праве, но уже требовали от авторов оригинальности в фабуле. Пушкину приходилось оправдываться по поводу поэмы «Братья-разбойники»: «Я с Жуковским сошелся нечаянно». Вордсворт яростно обвинял Байрона в плагиате. Из страха обвинений в творческом воровстве Доде пришлось дать героине другую профессию, иначе сходство с романом Диккенса было слишком очевидно.
Гончаров с Тургеневым и вовсе однажды шумно поскандалили. Гончаров обвинял Тургенева, что тот «утащил» сюжет из «Обрыва», и ему пришлось в итоге убрать целую главу о предках Райского. Тургенев же со своей стороны пожертвовал многими подробностями объяснения Лизы с Марфой Тимофеевной, слишком напоминающими аналогичную сцену объяснения Веры с бабушкой.
Страсти кипели нешуточные.
Порой грань между заимствованием и влиянием провести невероятно сложно. Лев Николаевич Толстой признавался, что, когда он перечел сразу после написания свой «Рассказ юнкера», в глаза ему бросилось «много невольного подражания» рассказам Тургенева из цикла его «Записок охотника». Недолго думая, начинающий автор сделал перед рассказом посвящение Ивану Тургеневу.
Лев Толстой не скрывал: «Многому я учусь у Пушкина: он мой отец, и у него надо учиться». Пушкинская повествовательная манера вдохновила писателя на быстрое знакомство с героями «Анны Карениной»: « (Пушкин) как будто разрешил все мои сомнения…» Отрывок из произведения Александра Сергеевича «Гости съезжались на дачу» сильно понравился Толстому быстрым введением читателей в гущу событий. Этот прием Пушкина увлек Льва Николаевича, и он считал, что его роман получился только «благодаря божественному Пушкину».
В свою очередь Пушкин подражал Шекспиру. Дописав «Бориса Годунова», поэт признавался: «Не смущаемый никаким светским влиянием – Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов».
Но для того, чтобы учиться у Шекспира, нужно обладать не меньшим талантом и свободой творчества. Вот, например, Гете признавал, что влияние Шекспира чуть не погубило его. Он писал Эккерману: Шекспир «слишком богат и слишком могуч. Человек, продуктивный по натуре, должен читать в год не больше одной его вещи; иначе это приведет его к гибели. Я хорошо поступил, что отделался от него „Гецем фон Берлихингеном“ и „Эгмонтом“, и Байрон очень хорошо сделал, что относился к нему без особенного решпекта и шел своей дорогой. Как много отличных немецких авторов погибли, подавленные Шекспиром и Кальдероном!»
Во время южной ссылки Пушкин увлекся творчеством Байрона. «По гордой лире Альбиона он мне знаком, он мне родной!» – восклицает Пушкин. Александр Сергеевич, по его собственному выражению, «бредил» Байроном, заимствуя множество тем, характеров, сюжетных ситуаций, языковых элементов и пр. Достаточно сравнить «Цыган» с «Русланом и Людмилой», чтобы понять, как много Байрон дал Пушкину. Но пройдет всего пять лет, и в 1825 году Пушкин начнет суровую переоценку художественного метода Байрона. Прежде всего Александра Сергеевича разочаруют одноплановость образов Байрона. Он успеет создать много похожих характеров, а потом напишет: «Его (Байрона) герои, упрощая, либо плохие, либо хорошие. В то время, как люди менее однозначны и наделены противоположными чувствами».
Что касается заимствований сюжетов, то примеров в разы больше, чем прямых признаний авторов.
В основе «Разбойников» – сюжет Шубарта, который Шиллер насыщает некоторыми новыми образами и драматизирует.
Бальзак пишет, поставив себе цель изобразить «современного Тартюфа».
Сравните образ клячи, которую избивают, из стихотворения Некрасова «О погоде» и лошадь из сна Раскольникова в романе Достоевского «Преступление и наказание».
Гете берет для «Ифигении» античный миф.
Байрон использует легенду о Дон Жуане.
«Братья Карамазовы» стали ответом Достоевского «Отцам и детям»: «Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении».
Однако и сами писатели бывают щедры к коллегам. Со школьной скамьи мы помним, что Александр Сергеевич подарил Николаю Васильевичу Гоголю сюжет «Ревизора».
Мда… Все еще считаете, что заимствовать сюжеты плохо? Я сомневалась, пока однажды…
Пока однажды на открытую лекцию не пришла женщина, желающая, чтобы я точно назвала номер страницы, на которой в ее романе должен появиться антагонист. При этом она категорически отказывалась описать хотя бы в двух словах свой сюжет, опасаясь, что его подслушают и украдут другие участники встречи. И вот тут-то меня и осенило, и я навсегда поняла, что украсть идею, украсть сюжет невозможно. Потому что мы пишем в силу своего таланта, раскрашиваем мир в краски своих чувств и мыслей. Если десять авторов напишут свою версию романа «Поющие в терновнике» или «Великий Гетсби», мы получим десять совершенно разных историй. Как если бы Пушкин сочинил свои «Мертвые души», вышла бы совершенно другая история, чем в великолепной книге Гоголя.
Сейчас я думаю, если о себе писать не хочется, а сюжет придумать сложно, вполне допустимо найти короткую новеллу, стихотворение или рассказ другого автора, сюжет которого вызовет у вас сильные чувства, и пересказать историю своим языком. Экранизируют же произведения Шекспира, перенеся действия в наше время. Помните «Ромео и Джульетту» с Леонардо ди Каприо?
Религиозные тексты разных конфессий и народные сказки тоже являются неисчерпаемым источником для поиска тем и сюжетов. Выбирая любой эпизод или притчу, которые прошли испытание временем и дошли до нас, долго просуществовав в устной форме, мы получаем универсальные сюжеты. Обычно такие истории обращены к настолько глубоким чувствам, что будут понятны и аборигену в Африке, и клерку в Сити.
При случае все можно будет списать на постмодернизм. Например, когда Бориса Акунина спросили, не является ли использование рассказа Куприна «Штабс-капитан Рыбников» в его книге «Алмазная колесница» плагиатом, он ответил: «Такие заимствования – штука распространенная и даже освященная классической традицией. Еще Шекспир (прошу прощения за параллель) брал известные зрителю сюжеты и обрабатывал их по-своему. „Алмазная колесница“ не первый мой опыт такой игры с читателем. Я впрямую цитирую Куприна, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Если не помните текст Куприна, возьмите, перечитайте и посмотрите, как я его перевернул и что с ним сделал».
Что же, и такая точка зрения имеет право на существование.
Невозможно избежать влияния любимых писателей. Да и я почему-то думаю, вас не расстроит, если читатели найдут ваши произведения удивительно похожими на романы Льва Толстого или рассказы Антона Чехова.
Опасаетесь, что читатели сразу узнают историю и им будет скучно читать? Сомневаюсь. Прошлая зима выдалась морозная, ветреная, длинная. Все привычные развлечения надоели, хотелось новизны. Мы встретились с друзьями и, уже не зная, чем себя занять, решили сыграть в игру, вспомнить сюжет «Евгения Онегина».
Я в силу профессии перечитываю классику постоянно, поэтому мне выдали салфетки, на которых я написала основные повороты сюжета. По одному повороту на каждой салфетке, пять комплектов. Мы разделились на пять пар. Каждая собрала из салфеток своего «Евгения Онегина».
Давно мы так не смеялись. Поразительно, мы помним со школы наизусть письмо Татьяны, письмо Евгения, а вот что было раньше – признание Тани или именины Ольги, гадание или скука Онегина – все как в тумане, сомневаемся.
Это не плохо, на мой взгляд, и не хорошо. Просто такова реальность. Память быстро стирает данные, которыми мы не пользуемся.
А если взять менее известный сюжет, чем «Евгений Онегин» и написать на его основе свою новеллу, редкие знатоки сразу догадаются как будет развиваться история.
Как появился сюжет романа «Щегол»
На мой взгляд, главный герой романа «Щегол» – это Гарри Поттер в мире без магии. Не зря же у Лео даже кличка – Поттер, и он тоже мальчик, который выжил. О других совпадениях я не говорю. Но автор книги, писательница Донна Тарт, в интервью salon.com рассказала другую версию рождения истории. Она поведала о том, что привлекло ее в художнике Яне Фабрициусе и его картине «Щегол», ставшей полноправным персонажем книги, толчком для воображения и зарождения сюжета:
– Картина «Щегол» стала для меня настоящим подарком, когда я читала историю искусств. Ян Фабрициус умер молодым. Был революционером, самым известным учеником Рембрандта, великим художником своего времени. Посмотрите на «Щегла». Он освещен настоящим солнечным светом. Но не тем «золотом», как у Рембрандта. Фабрициусу удалось научиться изображать предметы, освещенные солнцем. Он стал мостиком между Рембрандтом и Вермеером. Тот дневной свет, который мы так любим у Вермеера, он взял у Фабрициуса.
Мне хотелось писать об этом художнике, потому что он малоизвестный. Достоверной информации сохранилось так мало, что не знаешь, где правда, а где вымысел.
Он умер в ужасной катастрофе.
Другой художник его времени – Эгберт ван дер Пул изобразил на своей картине, что осталось от мастерской Фабрициуса после взрыва. Она будоражит. Клубы дыма, пожар, черные птицы в воздухе.
И это то, что увидел Тео – главный герой «Щегла», когда взрыв убил его мать.
Эгберт ван дер Пул после взрыва не мог больше рисовать ничего другого. Когда бамианские статуи Будды были разрушены, я почувствовала, что что-то внутри меня тоже сломалось. Тогда пришла мысль писать об искусстве, которое находится под угрозой и может быть разрушено.
Во всех моих книгах сперва появляется общее настроение, а затем уже складывается сюжет. «Тайная история» родилась в холодных комнатах, от чернильных пятен на руках и чувства тоски по дому. Я оказалась вдали от родных в первый раз. Эта книга действительно началась 20 лет назад – в 1987 году в Амстердаме. Большую ее часть я написала там. Я веду дневник, и мысли, которые вначале были только для себя, в конечном счете находят место в романах.
Еще одна важная тема книги «Щегол» – образ Нью-Йорка. Это первый большой город в моих романах. Мне нравится Нью-Йорк, но и он – серия миров. Я хожу по улицам и мельком вглядываюсь в квартиры. Я никогда не попаду в них, но я знаю: там происходит что-то интересное. Посольства в восточной части 60-й улицы – там иногда увидишь только руку, которая задергивает штору… Для меня даже мегаполисы – череда небольших комнат.
Нью-Йорк – это не Амстердам. «Щегол» начался как описание темноты, испорченного настроения на Парк Авеню. Потом немного диккенсовского – он ведь тоже писал о богатстве. Я выстроила образ Тео, неоднократно обращаясь к Диккенсу. Я люблю его романы, напиталась ими. Я никогда не хочу писать длинную историю! Всегда мечтаю сочинить короткую, но уж такими они получаются.
Конец ознакомительного фрагмента.