Вы здесь

Как мы открывали банк в Африке, или Путешествие на другую сторону Земли. Глава 8. Вроде тоже Конго, но не то… (В. В. Редькин, 2017)

Глава 8

Вроде тоже Конго, но не то…

Перед поездкой в Замбию, о которой я расскажу ниже, мы вместе с прибывшей из Москвы делегацией буквально на пару дней заехали в соседнее Конго – Браззавиль, что находится на другой стороне реки Конго. Местные жители перемещаются между двумя «конгами» свободно, если можно так выразиться. В основном, конечно киншасские едут утром на работу в Браззавиль, а вечером возвращаются обратно. Ширина реки в месте перехода границы небольшая, два – два с половиной километра. Для вип-персон вроде нас можно взять скоростной катер, который пересекает реку за 7 минут и 25 долларов. Для всех остальных организован паром, который практически ничего не стоит (меньше доллара), но выглядит это весьма необычно.

Мы были свидетелями одной такой паромной переправы.

На пристань в большой отстойник, окруженный железной сеткой даже сверху (выглядит все это как огромная клетка), с одной стороны через большие ворота запускают людей, пока этот отстойник не забьется полностью. Люди стоят, буквально вдавленные в сетку либо друг в друга. В какой-то момент, вероятно, когда полицейские посчитают, что уже достаточно, ворота закрываются, а на другой стороне открывается узкая дверца, в которую тут же начинают ломиться люди на паром. Полицейские, пытаясь соблюсти порядок, лупят их дубинками по головам и вообще куда попало, но люди внимания не обращают, лишь бы быстрее пробиться на паром. Крики, вопли, ругань, плач – все это сливается в какой-то протяжный нечеловеческий звук. Как они все набиваются на этот паром – непонятно. Оттуда потом, как опята из корзины, торчат ноги, руки, головы и т. д. Впечатляет! И таких паромов в день всего два или три (мы, скорее всего, наблюдали за последним).

Буквально за несколько минут до отплытия в Браззавиль Петру вдруг стало плохо. Прямо на глазах сдулся. Мы подумали, что он либо перегрелся, либо его пробило кондиционером, либо что-нибудь съел не то (что постоянно происходит в Африке). На катере во время переправы ему стало легче. Потом весь день у нас были встречи с представителями правительства, МИДа и пр. Вечером, уже после ужина, Петра начал колотить озноб, температура резко поднялась.

Это была первая в «Метрополе» малярия. Май-июнь – переходный период от сезона дождей к сухому сезону, и в это время, как правило, наблюдается вспышка малярии.

Первый раз всегда страшно. Казалось, малярия к нам не должна была прилипать, все-таки это не наша болезнь, а тут на тебе… На меня это произвело сильное впечатление. Это событие было озвучено мной на общем совещании руководителей «Метрополя», в котором я принимал участие в режиме аудиоконференции, и встречено гробовым молчанием и, хотелось верить, искренним сочувствием. Все-таки ребята там работают в непростых условиях.

Но жизнь продолжалась. Рано утром мы уплыли обратно в Киншасу, быстро поехали в больницу. Там Петру в течение часа определили два креста (из четырех возможных), то есть процесс размножения плазмодий в крови у него был уже запущен и длился дня два-три. При трех крестах начинают делать прямой впрыск хинина в кровь. Медлить в таких случаях было никак нельзя. Быстро купили необходимые лекарства (благо качественных бельгийских препаратов против малярии в Конго достаточно), и к обеду Петр был уже, что называется, практически здоров.

Лекарства эти действуют на удивление быстро. Через два-три часа после первого приема ты себя уже чувствуешь нормально. Три приема через 12 часов. Вообще что-что, а малярию в Конго диагностировать и лечить научились быстро. Есть в городе несколько приличных больниц, достаточно чистых, с кондиционерами, куда можно прийти белому человеку и получить медицинскую помощь или сдать какие-нибудь анализы. Но малярию и СПИД диагностируют очень быстро.

Как-то, находясь в Москве уже после того, как завершил курс лечения малярии в Конго, я хотел пройти проверочный тест (в течение трех недель надо проверяться каждую неделю), но это оказалось целой историей.

Во 2-й инфекционной больнице на 5-й Соколинке, где вроде бы занимаются лечением малярии, сказали, что возьмут пробу только в том случае, если вас привезет скорая по подозрению на малярию (?!). Просто так тест в Москве можно пройти только в одном месте – в Институте тропических болезней на Малой Пироговке. Процедура занимает полдня, результаты выдают только через сутки. При этом современных эффективных препаратов против малярии в Москве нет. Поэтому тем, кто посещает малярийную Африку, я бы посоветовал приобретать там хорошие препараты против малярии (то есть комплект на один курс лечения, который стоит порядка 20–30 долларов) и иметь их при себе в течение месяца.

Петр один раз, почувствовав себя плохо, попал в Москве по скорой во 2-ю инфекционную больницу, сказав, что приехал только что из Африки. Там его в течение четырех дней всего искололи хининовыми препаратами, так что руки у него были похожи на руки опытного наркомана со стажем. Однако эффект был слабый. Уровень плазмодий понизился незначительно. Тогда Петр попросил родственников принести ему комплект конголезских препаратов (хорошо, что они у него были). Никому ничего не сказав, съел три раза через 12 часов, и уровень упал до нуля. Врачи сильно удивились, сказав ему, что, вероятно, это была у вас, товарищ, не малярия вовсе, а что-то другое. Если вы задержитесь у нас еще на недельку, мы определим, что это у вас было.

Петр, поблагодарив, выскочил из больницы, весь обколотый и довольный, что так все закончилось.

Один мой знакомый из Нижнего Новгорода, с которым мы пересекались в Конго, позвонил мне (я был в это время в Москве) через полгода после своего возвращения из Африки и сказал, что у него началась малярия и становится все хуже и хуже (достаточно редкий случай рецидива через полгода). Беда была в том, что у него не было с собой никаких антималярийных препаратов, а в Нижнем про малярию вообще никто ничего не знал. Он срочно приехал в Москву.

У меня было с собой два комплекта – один на случай заболевания на ранней стадии, другой – на случай, если болезнь уже запущена несколько дней. Я ему отдал сильнодействующий препарат – малярон, он сразу начал его принимать, и через два дня все закончилось. Практически я его спас.

Вот такое отступление от темы.

Возвращаясь к Браззавилю, надо отметить то, что сразу бросается в глаза (и в нос), когда ты ступаешь на противоположный от ДРК берег. Первое – это свежий воздух! Браззавиль находится на высоком берегу реки Конго, поэтому климат там существенно отличается от Киншасы. Ветер продувает город, нет такой изнуряющей жары, меньше комаров. Можно гулять по улицам вечером (но недалеко и недолго)!

Второе – это большое количество такси. Все одинаковые («тойоты» старой модели) и окрашенные в один темно-зеленый цвет – и снуют, как жуки, буквально повсюду. Стоит поездка по городу немного (один-два доллара). Таким образом миллионный Браззавиль решил проблему общественного транспорта. В городе почти нет ни автобусов, ни маршруток.

Для десятимиллионной Киншасы проблема общественного транспорта стоит до сих пор очень остро. А в 2006 году такого транспорта практически не было вообще. Огромные толпы людей (счастливчики, у которых была работа) шли в пять утра пешком с периферии в центр на работу и в пять вечера с работы домой, проходя в день по десять-пятнадцать километров. Вся работа была сосредоточена в основном в учреждениях в центральной части города. Выглядит это так (во всяком случае, для меня, если вспоминать наши всенародные праздники), как будто бы люди все время возвращаются с демонстрации или идут на нее. Только это происходит каждый день – утром и вечером.

Те немногие маршрутки, которые ходили по городу, представляли собой забавное зрелище. Представьте старые, обшарпанные донельзя восьмиместные микроавтобусы (в основном «тойоты»), без стекол и окон, в которые набивается человек по тридцать. Из задних дверей буквально торчат по колено шесть-восемь пар ног. Самих людей не видно. На открывающихся задних дверях висят еще по два-три человека. Когда неожиданно такой автобусик перед тобой вдруг останавливается (или уже стоит посередине дороги) и из-под него стыдливо выливается лужа масла, все люди выходят, и становится совсем непонятно, как они туда влезли.

Наша поездка в Браззавиль была организована с помощью российского посольства, поэтому никаких проблем и задержек не было. Мы приехали, подождали полчасика в машинах, прошли все пограничные процедуры по дипломатическому коридору (я их даже и не заметил), быстро сели на катер и уплыли. В Браззавиле нас тоже встречали люди из посольства, поэтому тоже все прошло быстро.

Примерно тот же маршрут мне один раз пришлось проделать без помощи посольства. Мне казалось, что Браззавиль – это все – таки более цивилизованное место, чем Киншаса. Я ошибся. Но это требует отдельного повествования.

На нашем берегу меня как-то еще проводили. На браззавильском берегу – полная неразбериха. Как проходить все пограничные формальности – непонятно, какие-то серые личности предлагают услуги по прохождению границы за 20 долларов. Я сначала отказался. Спрашиваешь служащего порта – посылают куда-то в один конец порта (километрик пешком), потом говорят, что надо вернуться обратно и еще куда-то идти. Все это происходит под палящим солнцем. В общем, через пятнадцать минут мне стало ясно, что сам я отсюда не выберусь. Пришлось прибегать к услугам серой личности. Выглядело это так. Ты отдаешь свой паспорт и деньги какому-то рваному человеку (а они там все такие), и он куда-то исчезает. Ждешь ты его минут тридцать и вроде начинаешь с паспортом своим уже прощаться, когда он неожиданно откуда-то возвращается с кучей заполненных бланков, счетов и печатью в паспорте. Все четко! Во всяком случае, по чекам. Себе он взял ровно 10 долларов (еще 10 долларов – официальные платежи).

Обратно было еще интереснее. Я решил сразу воспользоваться услугами того же агента, предусмотрительно записав себе его телефон. Он опять повторил тот же маневр, и я с билетом в руке, поблагодарив агента, радостно стал пробиваться на катер. В какой-то момент, пройдя какими-то грязными коридорами, я подошел к закрытым железным воротам, перед которыми толпилась бесформенная масса людей. Все совали свои билеты в нос пограничному офицеру, который орал на всех на местном наречии и никого не пускал. Я даже растерялся. Пролезть через эту черную стену не представлялось никакой возможности. Вдруг как из-под земли вырос мой агент, который, взяв у меня билет и пробравшись каким-то образом к решетке, стал тоже что-то орать офицеру, показывая на меня. Тот неожиданно открыл дверь и, отгоняя палкой толпу, кивнул мне, показывая, что я могу пройти.

Подождав еще минут пятнадцать в вип-зале, я стал проходить на посадку. Катер стоял не у причала, и чтобы к нему пройти, надо было пересечь некий, как бы это выразиться, «корабль дальнего следования» – убитую посудину, которая обычно курсирует между Киншасой и каким-нибудь удаленным населенным пунктом.

Представьте – картина маслом, как говорили в одном известном фильме, – костры на палубе, кругом висят котелки с каким-то варевом, тут и там готовят фу-фу (самая распространенная местная еда – мука из маиса или маниоки смешивается с водой до состояния теста. Все!), жуткий запах, тут же кормящие мамаши, полуголые дети носятся, куры, козы, козлы, крысы… Красота!!! Зажав рот и нос, проносишься мимо всего этого великолепия.

Один раз мы видели такую посудину на реке, когда российские ооновцы как-то пригласили нас поучаствовать в патрулировании по реке. Со стороны она выглядела как большая корзина (напоминает тот же паром), из которой все так же торчат опята-головы, ноги, руки, горы мешков и вязанки с чем-то до неба и др.

Около своего катера я опять обнаружил толпу людей с чемоданами. На борт можно было попасть по узенькому шаткому мостику, на который все дружно устремились. Чемоданы просто бросали на катер. Мой агент (он уже сам со мной пошел дальше, сказав, что, пока не посадит меня на катер, не уйдет) схватил мой чемоданчик и тоже бросил на борт с берега. У меня вообще глаза на лоб полезли. Тут появился офицер и начал швырять чемоданы обратно, чей-то чемодан упал в воду, кто-то завопил. Когда очередь дошла до моего чемодана, мой агент заорал, показывая на меня. Полицейский поставил чемодан обратно, показав, что я могу пройти. Толпа расступилась. Я зашел на борт. Потом офицер начал по билетам пропускать остальных. Катер брал 16 пассажиров, на берегу осталось еще человек двадцать…

Ровно через семь минут я был на другом берегу в Киншасе. Меня ждали в порту наши, но надо было пройти опять пограничные формальности. На вопрос, не дипломат ли я, естественно, ответил, что нет. Тогда вам налево, сказали мне. Я вообще-то не сильно стремился в дипломаты, но в данном случае это было бы очень кстати. Иду по полутемному сырому коридору, останавливает кто-то в форме, проверяет паспорт и говорит, что надо поставить штамп в каком-то кабинете. Практически на ощупь иду искать кабинет. Вижу какую-то дыру или пещеру, в которой копошатся люди. Посередине что-то вроде стола, на столе, похоже, стоит свечка, так как видны блики на стенах. Появляется знакомое чувство, что сам отсюда не выйдешь, а уж входить в кабинет даже мысли не приходит. Только подумал – тут же, как по волшебству, появляется очередной агент, который предложил за пять долларов поставить нужную печать. Спорить не хочется. Отдаю паспорт. Деньги обещаю потом. Мужик с разбегу ныряет в эту пещеру и исчезает в ней. Что там происходит – не видно, да, честно говоря, и не хочется видеть. Минут через десять его оттуда буквально выплевывают. Печать стоит.

Ну, думаю, все, на этом можно вздохнуть спокойно. Ан нет.

Какой-то тип в белом халате, проверяя мой сертификат о прививках, вдруг говорит, что он поддельный. Пропустить не может. Но он такой добрый, что за пятьдесят долларов готов мне сделать настоящий. Я ему показываю штампы в паспорте, где видно, что я уже раз пятнадцать прилетал в Киншасу и сертификат столько же раз показывал на границе. Он – ни в какую. Зовет санитара. Я пригрозил, что буду звать полицию. Отстал.

Все! Выхожу на улицу. Солнце, кислород, наш крутой сотый «круизер» с кондеем, знакомые лица! Можно расслабиться… На время.

Конечно, больше я в такие авантюры не пускался. Было ясно, что самостоятельно по реке ни выехать из страны, ни въехать обратно невозможно. Собственно, это никому (естественно, из белых) в голову и не приходит.