Глава I. Как это все начиналось
А теперь перенесемся в 1980-е годы, точнее, в 1989 год. Только что закончились выборы в Верховный Совет СССР и началась предвыборная кампания по избранию депутатов в Верховный Совет РСФСР и в Ленсовет. В Ленинграде – митинги на улицах, люди начали говорить друг с другом. В ДК имени Ленсовета в одном помещении собирается клуб «Перестройка» (один из организаторов клуба – Петр Филиппов), в другом – группа «Законодательная инициатива» (добровольная помощь союзным депутатам, в основном Юрию Болдыреву, в написании и редактировании «правильных» демократических законов). Из этих комнат потом выйдут депутаты, чиновники, политики и министры.
В общем, было уже понятно, что будет что-то новое. Горбачев, съезд, депутаты, гласность… Но немногие догадывались, что новое наступит очень быстро. Многие в 1989–1990 годах, как только был принят закон о въезде и выезде, рванули выезжать. Кто самый хитрый – успел в Америку. Остальные, кто не успел – подались в Израиль. А я вот остался в России делать революцию, которая оказалась контрреволюцией. И закончилась расстрелом демократии в 1993 году. Но об этом позже.
Народ ходил на митинги, на демонстрации: «Долой КПСС!», «Долой 6-ю статью!». А я все спрашивал всех, кого можно было спросить: «Ребята, вы завтра будете во власти, что вы делать-то будете?» Никто не мог мне толком ответить. Я тогда не знал, что некоторые люди уже примерно представляли себе, что они будут делать, когда придут к власти.
После победы демократов на выборах в Ленсовет в 1990 году три месяца депутаты Ленсовета не могли выбрать председателя. И только дополнительные выборы по одному из округов, в которых победил Анатолий Собчак – на тот момент уже знаменитый союзный депутат, – позволили Ленсовету самоорганизоваться. 400 депутатов – это все-таки многовато. Нынешних 50 мало для пятимиллионного города. А вот тех было слишком много. Депутаты Ленсовета образовали большое количество депутатских комиссий и комитетов. В том числе комиссию по экономической реформе. Текущими вопросами она не занималась, была задача – осуществить реформу на городском уровне. Депутаты в комиссии собрались разные: новые бизнесмены из кооператоров и центров научно-технического творчества молодежи (НТТМ), начинающие политики, рабочие, экономисты. В один прекрасный день я прочитал в газете, кажется, в «Смене» или в «Невском времени», объявление о конкурсе на концепцию создания свободной экономической зоны, который проводился этой комиссией. Я раньше почти ничего не знал о свободных экономических зонах, но заинтересовался. Две недели, не поднимая головы и не разгибая спины, просидел в Публичной библиотеке на Невском проспекте. В условиях конкурса было требование разработать одну концепцию на 5 листах (имелось в виду на 5 печатных листах по 16 страниц – на 80 страницах). Я написал 5(!) концепций, но почему-то решил, что нужно изложить все на 5 страницах. В общем, после сокращений мой труд уместился на 7 страницах. С этим я и пришел в депутатскую комиссию.
Заместитель председателя комиссии Анатолий Карташов прочитал мои концепции. Я смущенно объяснил, что не выполнил условия конкурса и что 5 страниц у меня не получилось. Он сказал, что наоборот – получилось слишком кратко, что нужно было 5 печатных листов по 16 страниц каждый, а не 5 страниц, но именно краткость сейчас и нужна. «Подожди, – говорит, – сейчас придет председатель комиссии». Я дождался. В помещение комиссии вошел, точнее, влетел, молодой лысеющий обаятельный человек. Он удивительно быстро прочитал мои листки. «Ого! Очень интересно. Ты кто?» – спросил он меня. «Человек, – ответил я. – Инженер». Он улыбнулся: «Ты в августе что делаешь?» – «Ничего не делаю, у меня отпуск, еще не решил». – «Отлично! На дачу хочешь?» – «Какую дачу?» – «Правительственную». – «А что там делать надо будет?» – «Отдыхать и работать».
Так я попал в команду Чубайса. Председателя комиссии по экономической реформе звали Сергей Александрович Васильев, в будущем – заместитель министра экономики России, руководитель Центра экономических реформ при правительстве России, сенатор. А тогда – просто кандидат экономических наук из ФИНЭКа и правая рука Анатолия Чубайса.
Собственно говоря, там, на правительственной даче Ленсовета на Каменном острове, окончательно сформировалась так называемая команда Чубайса. Тогда это были молодые преподаватели из ФИНЭКа, Инжекона и с экономфака Ленинградского университета. Позднее они стали вице-премьерами и министрами правительства России, руководителями Минфина и Центробанка, Госкомимущества и ФКЦБ – Федеральной комиссии по ценным бумагам. Именно эти тогда еще очень молодые люди совершили общественный переворот, то изменение общественного строя, последствия которого мы все ощущаем сейчас на собственной шкуре: переход от общественной собственности к дикому, несправедливому олигархическому капитализму. «Хотели, как лучше, а получилось как всегда». А может быть, некоторые и не хотели, как лучше.
Что же касается меня, то я чист перед своею совестью и перед Россией. В отличие от всех этих людей, я ни дня не проработал чиновником в органах власти, в 1991 году сразу пошел работать в негосударственные структуры – развивать рынок ценных бумаг, создавать его инфраструктуру. Чтобы акции могли покупать и продавать все желающие. А когда в 1992 году я понял, что приватизация по Чубайсу – это приватизировать лишь ради того, чтобы приватизировать, чтобы ослабить государство, не допустить возврата к социализму, когда я понял, что приватизация по Чубайсу – это быстро-быстро, за бесценок, без реальной оценки предприятия, без продажи его акций по частям на бирже, а целиком и непонятно, в чьи руки, иногда – в руки бандитов, иногда – в руки иностранных конкурентов, тогда я попытался максимально ослабить и сгладить отрицательные последствия той дикой приватизации. Фактически я перешел на другую сторону баррикад и в 1993 году был экспертом Верховного Совета России, расстрелянного путчистами Ельцина. Я делал тогда все, что мог, чтобы остановить приватизацию в том виде, чтобы ослабить ее последствия для предприятий, для директоров, для рабочих. Наш экспертный центр «Модернизация» сотрудничал с Ассоциацией промышленных предприятий Санкт-Петербурга, в которую входили руководители всех крупных предприятий города. Они еще не знали тогда, что почти все они окажутся за бортом жизни, а их предприятия будут захвачены, скуплены и «раздербанены».
Борис Миронов. Итоги приватизации[2]
На завершающем этапе «холодной войны», уже не маскируясь, Черномырдин, Чубайс, Гайдар, Кох, Мостовой, Бойко, возглавившие разработанную в Гарварде и Чикаго грандиозную операцию под кодовым названием «Приватизация России», способствовали «установлению контроля со стороны иностранных лиц над стратегически важными и экономически значимыми предприятиями оборонного комплекса и сопряженными с ними предприятиями научно-технической сферы, машиностроения, металлургии, химической промышленности» (Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годы. – М., 2004). Делалось это под видом наживы. Если что, то лучше пойти под суд по статье «грабеж», нежели – «измена Родине». Маскировка удалась, до сих пор большинство народа считает, что приватизация проводилась для обогащения, а резкое снижение объемов производства, сразу на 45–55 %, остановка предприятий, ликвидация целых отраслей представляются как побочные явления. Ничего себе побочные явления! Если по данным Госкомстата Российской Федерации, в 2001 году по объемам добычи угля мы скатились к 1957 году, по выпуску вагонов ниже некуда – к… 1910 году, по производству металлорежущих станков – к 1931-му, кузнечно-прессовых машин – к 1933-му, грузовых автомобилей – к 1937-му, по выпуску тракторов – к 1931-му, зерноуборочных комбайнов – к 1933-му, производству телевизоров – к 1958-му, пиломатериалов – к 1930-му, кирпича строительного – к 1953-му, тканей всех видов – к 1910-му, шерстяных тканей – к… 1880-му, обуви – к 1900-му, цельномолочной продукции – к 1963-му, животного масла – к 1956-му году. Если в 1989 году мы производили 55,7 млн. тонн молока, то в 2001 году – 32,9 млн. тонн, что на уровне 1958 года. Поголовье крупного рогатого скота с 58,8 млн. голов в 1989 году сократилось до 27,1 млн, повторяя… 1885 год. Двенадцать лет назад у нас было 40 млн. свиней, сейчас – 15,5 млн. (уровень 1936 года). Еще заметнее убыль овец и коз: с 61,3 млн. голов (1989 год) до 15,2 млн. (1750 год!)…
Основной задачей проводимой в России приватизации является не разграбление государственной собственности, не нажива и не личное обогащение, это всего лишь инструмент для достижения основной задачи приватизации, а именно – ликвидации всего лучшего и самого перспективного, крепящего Россию, приумножающего ее мощь. Вот почему сразу же под нож приватизации пошли стратегически важные для страны, ключевые для оборонной промышленности Смоленский авиационный завод, Рыбинский моторостроительный завод, Рыбинское КБ моторостроения, Самарское госпредприятие «Старт», Уфимское моторостроительное производственное объединение, Уралмашзавод, ЛНПО «Пролетарский завод», производственное объединение «Знамя Октября», ЦНИИ «Румб», Балтийский завод, НТК «Союз», машиностроительное КБ «Гранит», Московский вертолетный завод им. М. Л. Миля, Иркутское авиационное производственное объединение, Нижегородское госпредприятие «Гидромаш», Московский машиностроительный завод «Знамя», Таганрогское авиационно-производственное предприятие, Московское НПО «Взлет», Тульский оружейный завод, Тульский патронный завод, НПО «Сатурн» им. А. М. Люльки, Воронежский завод «Электроприбор», Тульский ЦНИИ систем управления, Красногорский завод им. С. А. Зверева, Вятско-Полянский машиностроительный завод «Молот» и масса других предприятий оборонной промышленности. Спускались не подлежащие приватизации «гражданские» предприятия, внесенные в перечень стратегически важных, такие как «Концерн "Кузбассразрезуголь"», угольная компания «Южный Кузбасс»…
За ускоренной распродажей 1992 года последовали неплатежи, нефинансирование бюджетом, долги и залоговые аукционы. После чего большая часть промышленности России была захвачена или уничтожена.
Вернемся в 1990 год. За месяц работы на правительственной даче наша рабочая группа (официальное название – Рабочая группа по разработке концепции ленинградской зоны свободного предпринимательства (АЗСП)) в авральном порядке создала, сформулировала и отредактировала итоговый документ – собственно эту концепцию. В более напряженном мозговом штурме мне в жизни участвовать не доводилось. Я там, на даче, фактически жил – приходил рано утром, уходил поздно вечером. Примерно так же работали депутаты Ленсовета Сергей Васильев, Анатолий Карташов, Петр Лансков и Леонид Пайдиев. Многие работали дома и участвовали в вечерних обсуждениях. Помню, как на дачу приезжал Дмитрий Васильев (будущий председатель ФКЦБ), который не участвовал в разработке концепции, и спрашивал нас с Петром Лансковым, что мы там написали. Документ в итоге получился весьма своеобразный. В его финансовом разделе, который писали такие уважаемые ныне люди, как Сергей Игнатьев, Алексей Кудрин и Дмитрий Панкин, например, было предложение о введении собственной региональной (то есть городской) валюты. Предлагалось в пределах городской черты создать полностью обособленные свободные таможенные зоны за колючей проволокой. В общем, как в книге «Золотой теленок» – «объявить Черноморск вольным городом». Ну да ладно, грехи молодости. Я участвовал в разработке и редактировал разделы о приватизации и о структурной реформе, там таких ляпов и таких смелых предложений не было. Мы сформулировали основные положения и принципы, достаточно точные на тот момент: мелкие предприятия – приватизировать через аренду с выкупом, преимущество при выкупе предоставлять трудовым коллективам; крупные предприятия – через преобразования в акционерные общества и с индивидуальным подходом, постепенно, через фондовый рынок. Причем все это можно было осуществить в рамках действующего тогда законодательства СССР – законов о предприятии, об аренде, об акционерных обществах. Никто тогда не мог предположить, что в 1991 году возникнет новое государство – Российская Федерация, а в 1992 году заработает «конвейер смерти», уничтоживший тысячи российских предприятий.
Подписывать концепцию (то есть фактически план региональной экономической реформы) на дачу приезжал лично тогдашний председатель Ленсовета Анатолий Собчак. По дороге произошел забавный, но показательный инцидент. Собчак должен был приехать, кажется, часов в семь вечера. Сидим, ждем. Семь часов минуло, восемь, еще полчаса прошло – нет. Уже стемнело, фонари на улице не горели, снаружи почти ничего не видно. Кто-то позвонил в приемную – там удивились: «А он разве не у вас?» В общем, начались поиски. Собчак появился еще через полчаса. Что произошло? Это же был Каменный остров, кругом – правительственные, военные и министерские дачи. На правительственных дачах нет ни вывесок, ни табличек с адресами. Забор, вход, ограда, вход. Дач много – руководства армии, флота, КГБ, несколько правительственных, а если ошибся адресом, спросить не у кого – люди тут не живут. Отдыхающие из домов отдыха ничего не знают, а охрана дач, кроме своих объектов, ничего не знает и на вопросы отвечать не обязана. А водитель у Собчака был новый – водителя Ленсовета, который раньше возил начальство на дачи, Собчак уволил, взял своего, которому доверял, но тот раньше на дачах не бывал и место не знал. Мобильных телефонов, напомню, в СССР тогда еще не было. Навигаторов тоже. Еще один штрих к портрету Собчака – с ним вместе на дачу приехал только один человек – его тогдашний помощник Юрий Шутов, от знакомства с которым Собчак потом открещивался всю свою оставшуюся жизнь.
После подписания Собчаком концепция ЛЗСП была вынесена на голосование Ленсовета. Анатолий Чубайс и Сергей Васильев начали ее рекламировать и презентовать в научных экономических кругах и иностранным инвесторам, а Ленсовет создал под эту реформу новый исполнительный орган – Комитет по экономической реформе (КЭР), который и возглавил Анатолий Чубайс. Почти все, кто писал концепцию ЛЗСП, стали работать в КЭРе. Очень скоро Борис Львин уедет работать в структуры МВФ, Григорий Глазков будет работать в представительстве Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) по России. Постоянно проводились различные семинары по обмену опытом, лекции – приезжал Милтон Фридман, отец монетаризма, какие-то важные поляки. Еженедельно – общее заседание КЭРа по текущим делам. Помню, на этих мероприятиях Борис Львин сидел и складывал из листов бумаги различные фигурки. Все остальные приходили с бумагами, папками, что-то помечали и записывали. Что меня поразило на всю оставшуюся жизнь – это механизм оперативного мышления Чубайса. Я больше не встречал людей с таким высочайшим уровнем точности и скорости принятия оперативного решения. Если Чубайс чего-то не понимал или не знал, он сразу же начинал выяснять этот вопрос до конца, пока не получал всю информацию, необходимую для принятия решения. Но когда у него была вся информация и полное понимание картины, решение принималось стремительно и очень точно. То, что тогда говорил нам на этих семинарах или заседаниях Чубайс, было потом реализовано в масштабе России.
«Целью приватизации является в первую очередь создание класса собственников». Это тогда уже говорил нам Чубайс. Не рост благосостояния общества, не общая эффективность производства, не благо для страны. Цель была чисто политической – уничтожение социалистической собственности и фактически социальных достижений социализма. Но вместо класса собственников Чубайс создал не социальный класс, не социальную прослойку, а кучку олигархов, владеющих всей собственностью России. Обучающих своих детей за рубежом. Вкладывающих награбленные у народа деньги за рубеж. Проживающих за рубежом.
Я эту фразу – про цель приватизации, тогда не понял полностью. И не придал ей особого значения. Только в 1992 году я вспомнил, что говорил в 1990 году Чубайс, и понял смысл его концепции приватизации.
Еще один характерный штрих к коллективному портрету команды Чубайса – почти все (скажем так, почти все, кроме меня и Леонида Пайдиева) молились, как на икону, на Пиночета и на поляков – на польскую приватизацию. Помню, при подготовке документа, который пережил всех мэров и всех депутатов – «Методики оценки стоимости имущества и определения уровня арендной платы за нежилые помещения», – я переводил какую-то польскую методику оценки стоимости имущества – страниц 50. Что интересно, поляки считали четыре стоимости: стоимость продажи – рыночную текущую стоимость действующего предприятия, отталкиваясь от капитализации прибыли; сравнительную стоимость – по аналогии с действующими предприятиями; продажную ликвидационную стоимость – стоимость продажи активов при ликвидации минус долги и продажную сравнительную – на основании продаж аналогичных предприятий. Технически польская методика была почти идеальной. Но что есть в Польше сейчас? Национальные виды промышленности – тяжелая промышленность, судостроение, угледобывающая промышленность практически ликвидированы. Польская банковская система фактически вся принадлежит иностранцам. Треть работоспособного населения Польши сейчас уезжает на заработки в Европу. Фактически Польша как страна полностью потеряла экономический и политический суверенитет. Польская политика полностью подчиняется интересам США. Таковы грустные итоги приватизации в Польше. Кстати, сейчас многие в странах Восточной Европы заново осмысливают события начала 1990-х годов – немцы в ФРГ голосуют за коммунистов, а чехи, которые ранее были несгибаемыми противниками социализма и очень способствовали уничтожению СССР (радио «Свобода» и «Свободная Европа», передовые части американских войск и штаб-квартиры американских спецслужб находятся в Чехии), так вот теперь эти чехи выходят на улицы с протестом против капитализма и с ностальгическими призывами к социализму. Стадо поняло, что оно пришло на бойню. Но поздновато. Что же касается любви к Пиночету, в ней еще тогда открыто признавались и Борис Львин, и Андрей Илларионов. Я и в те годы не понимал и сейчас не понимаю, как можно считать себя либералом и демократом и одновременно любить кровавого диктатора, убившего и изгнавшего сотни тысяч чилийцев, диктатора, превратившего стадионы в концлагеря? И, кстати, построившего крайне неэффективную асоциальную дикокапиталистическую экономику. Неисповедимы думы в головах «демократов».
Приватизацией в Комитете по экономической реформе занималось два отдела – отдел приватизации, в котором работали Дмитрий Васильев, Петр Лансков и я как внештатный эксперт, фактически бесплатно и на энтузиазме (я не ушел со своей основной работы), и отдел структурной реформы, который возглавлял Михаил Маневич и в котором работали всего два сотрудника, один из них – Алексей Миллер – занимался небольшими предприятиями в сфере сервиса и туризма. Что там было структурно реформировать в туризме, я не знаю, но эта работа привела Алексея Миллера после расформирования Комитета по экономической реформе в Комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, который возглавлял тогда мало еще кому известный Владимир Путин. Его значение для Собчака стало понятно позже, когда во время отпусков Собчак «оставлял город» не на «главных» вице-мэров по экономике или по финансам, а на малозаметного поначалу вице-мэра, возглавлявшего относительно небольшой и малозначимый комитет.
В общем, организованный в короткое время Комитет по экономической реформе начал одновременно создавать и разрабатывать огромное количество документов – проектов союзных и российских законов, нормативных актов Ленсовета. И готовить создание структур для осуществления собственно приватизации. Помню наши постоянные конфликты с юристами Ленсовета и исполкома Ленсовета – Игорем Соболевским и Дмитрием Козаком. Мы писали новые законы, которые противоречили старым.
В результате была сформулирована концепция проведения приватизации через две структуры: административную – Комитет по управлению государственным имуществом (КУГИ), который должен был осуществлять оперативное управление госсобственностью (федеральной, муниципальной), принимать программы приватизации, разрабатывать нормативные акты, и государственно-коммерческую – Фонд имущества, задача которого – продавать государственное имущество. Гладко было на бумаге… Но гораздо проще было все это делать через один орган, отдел по продаже государственного имущества в рамках КУГИ. Хотели так избежать коррупции и заинтересовать сотрудников, занимавшихся продажами. Два государственных органа – это два начальника, каждый со своими амбициями. Первый руководитель Фонда имущества Санкт-Петербурга Александр Утевский был очень сильным и независимым руководителем, и его твердая позиция противостояния КУГИ, которое тоже возглавляли не самые последние и не самые мягкие люди – Кох, Маневич и Беляев, запомнилась всем. Многие хитрые предприниматели тогда ловили рыбку в мутной воде противостояния Фонда имущества и КУГИ.
Надо заметить, что изначально идея создания органа, который должен заниматься оперативным управлением государственной собственностью была абсолютно правильной. Еще в царской России было министерство, не помню сейчас его точное название, типа министерства казенных имуществ или министерства государственных имуществ. Но цели, которые были поставлены перед Мингосимуществом и КУГИ, были изначально неправильны – создавался орган по управлению объектами, который должен одновременно эти объекты продавать, то есть уменьшать свое влияние. Ни один административный орган не будет так делать. Любой орган, отдел, управление, министерство стремится расширить сферу своего влияния и управления. Только в начале своей деятельности Мингосимущества под влиянием своих «революционных» руководителей занимался уменьшением количества госсобственности. Сейчас же задача его совершенно другая. Но все, что можно было продать, уже продано, и сейчас в руках Мингосимущества и КУГИ – жалкие крохи бывшей общенародной собственности.
Среди всех руководителей Мингосимущества в 1990-х годах был лишь один, который правильно понял задачу его министерства и пытался остановить быструю приватизацию и заняться нормальным учетом госсобственности и ее управлением в государственных интересах. Это был Владимир Полеванов, сменивший на этом посту Анатолия Чубайса, ушедшего на пост главы Администрации президента Ельцина. Полеванов пробыл на этой должности недолго – два с половиной месяца в конце 1994 года. Команда Чубайса, точнее, сам Чубайс его изгнал оттуда за то, что Полеванов остановил приватизацию и обнародовал потери, которые понесло от нее государство. Этого ему не простили – он был быстро снят с должности. А потом начались печально известные залоговые аукционы.
Вот что написано о Полеванове в «Википедии»:
15 ноября 1994 года Владимир Полеванов занял должность заместителя председателя правительства РФ – председателя Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом, – но уже через два месяца проиграл в борьбе с Чубайсом. Позднее Полеванов вспоминал:
«Подняв документы, я с ужасом обнаружил, что целый ряд крупнейших предприятий ВПК был скуплен иностранцами за бесценок. То есть заводы и КБ, выпускавшие совсекретную продукцию, вышли из-под нашего контроля. Тот же Джонатан Хэй с помощью Чубайса купил 30 % акций Московского электронного завода и действовавшего с ним в кооперации НИИ "Графит" – единственного в стране разработчика графитового покрытия для самолетов-невидимок типа "Стеле". После чего Хэй заблокировал заказ военно-космических сил на производство высоких технологий».
Первый шаг, который Полеванов совершил на этом посту, отобрал пропуска у иностранцев на вход в правительственные учреждения системы Госкомимущества. Вскоре было выпущено распоряжение ГКИ о приостановке торговли акциями алюминиевых заводов, чтобы не допустить получения контрольного пакета акций иностранными фирмами. На своем посту пытался противодействовать деятельности Анатолия Чубайса и его американских советников.
– Когда я пришел в Госкомимущество и попытался изменить стратегию приватизации, – рассказывает Владимир Полеванов, – Чубайс заявил мне открытым текстом: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом – новые вырастут».
В высшем эшелоне власти и СМИ развернулась травля Полеванова. В итоге Ельцин освободил его от должности уже в январе 1995 года[3].
Но я забежал вперед. Зимой 1990–1991 годов состоялась еще одна интересная и принципиальная встреча. К нам в Комитет по экономической реформе приехал Григорий Явлинский – тогда заместитель председателя Правительства СССР. По должности он был «старше» Чубайса. Сидим мы, молодые революционеры, желающие все отнять и все поделить, размахивая шашками. За окном – ясный зимний день, Исаакиевская площадь, яркое зимнее солнце. А тут нам Явлинский рассказывает, что основные задачи власти на зиму 1990–1991 годов – это не допустить голода и убирать улицы. Про голод я тогда просто не понял. Сейчас я понимаю, что Явлинский знал ситуацию по всей стране и она была, судя по всему, очень тяжелой. Уборка улиц – это показатель порядка власти. В 1990 году у власти был как бы переходный период – коммунисты уже не работали, а новая власть еще не сформировалась. И была проблема функционирования всей государственной машины в целом. Плюс саботажные действия Ельцина и его пособников в российском правительстве, а также руководителей стран Прибалтики, взявших курс на сепаратизм и уничтожение СССР. Помню тогда у Чубайса с Явлинским возник спор: Чубайс говорил только про реформу (что конкретно он говорил тогда, я не запомнил, что-то про темпы реформы и ее необратимость), а вот слова Явлинского про голод и порядок запомнились.
Как черту того времени хочу рассказать одну смешную историю. В августе 1990 года к нам на государственную дачу пару раз приезжал Альфред Рейнгольдович Кох, которого друзья звали просто Рейнгольдычем. Он тогда возглавлял исполком Сестрорецкого совета народных депутатов. Во второй раз, когда он к нам приехал, он с порога начал так: «Мужики, вы будете смеяться, но у меня шалаш сожгли». Шалаш – это памятник-музей В. И. Ленину в Разливе, где он вместе с Зиновьевым скрывался от Временного правительства летом 1917 года. Там есть каменный дом в форме шалаша и собственно шалаш из травы. Антикоммунистически настроенные жители Сестрорецка или Разлива этот шалаш из травы и сожгли. «И что ты будешь делать?» – спросили мы Коха. «А у меня запасной стог сена есть, я уже шалаш восстановил». Тут мы буквально легли от смеха. Запасной стог сена для шалаша – это сильно. Как выяснилось, такой порядок был заведен еще при советской власти. История имела продолжение. Когда Кох снова приехал к нам в гости уже в Комитет по экономической реформе зимой 1990–1991 годов, он опять произнес эту фразу. «Мужики, вы будете смеяться, но у меня опять шалаш сожгли». «И что теперь?» – спросили мы. «А все. Зима. Запасного сена у меня больше нет, теперь – до лета».
Надо заметить, что Альфред Рейнгольдович Кох – человек, в общем-то, уникальный. Он проводил приватизацию железной рукой и с холодным сердцем. Он и только он мог цинично отвечать на вопросы журналистов типа: «Что вы делаете?» – «Родину продаем». Когда российским властям понадобились люди для смены управления телеканала НТВ, для этого дела они выбрали именно Альфреда Коха, у которого были очень плохие отношения с Гусинским.
Сейчас Альфред Рейнгольдович не при делах, целыми днями сидит в «Фейсбуке».
Говорит Альфред Кох – прямая речь, наши дни, его блог на сайте радио «Эхо Москвы»[4]:
Благодарность Путину
27 сентября 2011,16:05
Исторической заслугой Путина нужно признать то обстоятельство, что он первый (может быть даже в мире) построил государство вообще без какой-либо идеологии. И как только идеология исчезла, стало видно то, чего не было видно под завитушками той или иной идеологии. Раскрылась простая и ясная истина, которую раньше закрывали разные там-измы: нет ничего более бессмысленного и вредного, нет ничего более бесполезного и опасного для людей, чем государство. Теперь больше чем когда-либо стало очевидно: государство вообще не нужно.
Это и есть идеология приватизаторов – разрушение российского государства, которое русский народ создавал веками.
Осенью 1990 года в городе началась реальная «малая приватизация». Дмитрий Васильев начал проводить через Фонд имущества программу «100 магазинов». Идея была простая – приватизация малых предприятий – магазинов, кафе, ресторанов – через аренду или аренду с выкупом при преимущественном праве трудовых коллективов. Пик этой программы пришелся на начало 1991 года. И тут возникли трудности. Программа реализовывалась в соответствии с союзным законом «Об аренде». Исходные данные для участия в программе – статус предприятия при, скажем так, советской власти. В КЭР приносили документы о собственности или о праве на аренду аж 1920-1930-х годов. И вот когда началась приватизация кафе и ресторанов, стали выясняться интересные вещи. Грубо говоря, большая часть кафе в городе в советское время были не самостоятельными предприятиями, а филиалами или отделами ресторанов. И при советской власти помещения, занимаемыми ресторанами и кафе, им не принадлежали, а были оформлены договора аренды. Основными арендаторами были рестораны, а кафе были как бы на субаренде. И когда началась приватизация, рестораны не захотели отпускать свои кафе в самостоятельное плавание по жизни. Статус субаренды в законе «Об аренде» был прописан плохо, а заявки на приватизацию приходили и от ресторана, и от его филиала – кафе, и тут – трудовой коллектив, и там – трудовой коллектив, и тут за трудовым коллективом бандиты, и там – бандиты. И что делать молодым сотрудникам КЭРа? Я понял тогда, что для того, чтобы заниматься непосредственно приватизацией, нужны железные нервы и что это не для меня. И выбрал для себя другую дорогу – я начал работать во вновь создаваемой инфраструктуре рынка акций, рынка ценных бумаг – бирже. Но связи со своими новыми коллегами из команды Чубайса не прерывал, наивно считая, что приватизация пойдет через биржу, как полагается, мелкими пакетами после подготовки предприятия к продаже. Что создаваемая всеми государственная собственность достанется всем людям. Как же я ошибался тогда!
Что было сделано правильно – нами был разработан, а Ленсоветом принят документ о порядке распоряжения нежилым фондом. Документ в общем-то революционный. Не откажусь его процитировать.
ЛЕНИНГРАДСКИЙ ГОРОДСКОЙ СОВЕТ
НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ
РЕШЕНИЕ
9 сессия 21 созыва
от 28 июня 1991 г. № 26
О ПОРЯДКЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ НЕЖИЛЫМ ФОНДОМ В ЛЕНИНГРАДЕ
Ленинградский городской Совет народных депутатов решил:
1. Утвердить:
1.1. Положение о сдаче в аренду нежилого фонда в Ленинграде (приложение 1).
1.2. Положение о порядке определения формы сдачи в аренду нежилого фонда (приложение 2).
1.3. Положение об организации и проведении аукционов по сдаче в аренду нежилого фонда в Ленинграде (приложение 3).
1.4. Положение об организации и проведении коммерческих конкурсов по сдаче в аренду нежилого фонда в Ленинграде (приложение 4).
1.5. Положение об организации и проведении некоммерческих конкурсов по сдаче в аренду нежилого фонда целевым назначением (приложение б).
1.7. Методику оценки стоимости имущества и определения уровня арендной платы за нежилые помещения (приложение 7).
2. Поручить президиуму Ленсовета вносить в приложение 7 изменения по представлению постоянных комиссий и комитетов Ленсовета, а также по представлению мэра Ленинграда.
3. Поручить Главному управлению имуществ Ленинграда (ГУИЛ) в срок до 01.09.1991 предоставить на утверждение президиума Ленсовета:
3.1. Положение о порядке формирования банка свободного и высвобождающегося нежилого фонда.
3.2. Формы паспортов на все объекты нежилого фонда, порядок их оформления и переоформления.
4. Установить, что в Ленинграде и на территориях, административно подчиненных Ленсовету:
4.1. До принятия Положения о порядке предоставления и продажи нежилого фонда в собственность весь нежилой фонд предоставляется только на условиях аренды.
4.2. Предоставление нежилого фонда в аренду производится только в порядке, установленном вышеуказанными Положениями (приложения 1–7). Все акты предоставления в аренду нежилого фонда в ином порядке не имеют юридической силы.
4.3. Во всех случаях оценки имущества при его разгосударствлении, приватизации и сдаче в аренду применяется исключительно прилагаемая Методика.
Стиль, конечно, революционный, но предельно четкий, а содержание – исключительно жесткое. Теперь документы такого типа состоят из 50 страниц с большим количеством исключений для предприятий «своих» людей. А тогда писали предельно кратко, четко, не давая ни малейшей возможности увильнуть от выполнения требований документа.
Многие документы сейчас устарели, а вот «Методика оценки стоимости имущества и определения уровня арендной платы за нежилые помещения», разработанная тогда нашим отделом приватизации, существует до сих пор. В ней были заложены правильные принципы оценки. Не каждый документ такого рода проживает 20 лет.
Ход реформ в России и в Ленинграде – Санкт-Петербурге в 1991 году был нарушен в августе того же года. ГКЧП, «Лебединое озеро», пресс-конференция…
Реакция биржевых брокеров на телевизионную картинку днем 19 августа была подавленной. Все стояли и смотрели в телевизор. Руководство биржи получило распоряжение об ограничении работы ксерокса, которое бросилось выполнять. В общем, на бирже мне делать было нечего, и я поехал в Ленсовет. Сначала мы все собрались в помещении Комитета по экономической реформе и не очень понимали, чем нужно заниматься. Помню, были какие-то проблемы с ксероксом и им занимались Иван Колосов и, кажется, Борис Львин. Я пошел по переходу Мариинского дворца в Ленсовет. Там было веселее, в кабинете Александра Беляева – председателя Ленсовета – собрался импровизированный штаб. Собчака не было, и обороной города занимался Беляев. Я нашел своих знакомых из «законодательной инициативы», они были в команде Болдырева. Юрий Болдырев и еще несколько союзных и российских депутатов, которые собрались в одной из комнат Ленсовета, составили письмо-обращение о срочном созыве Съезда народных депутатов СССР. Нужно было обзвонить по списку союзных и российских депутатов, чтобы они присоединились к письму Болдырева. Мне выпало звонить композитору Андрею Петрову. Это было примерно в 11 часов вечера, и я его разбудил. Он меня выслушал и сказал, что если там есть подпись Болдырева, он готов подписаться тоже, не читая. Одной девушке из нашей группы довелось звонить Борису Гидаспову. Он спал, и девушку попросили перезвонить утром. Помню, что тогда это нас потрясло. Кстати, некоторые союзные и российские депутаты тогда приехали в Мариинский дворец – поддержать и помочь.
Около 12 часов ночи стало известно, что из Пскова в сторону города движутся танки. Об этом шептались даже журналисты. Из кабинета Беляева люди по вертушкам стали звонить в ГАИ и на железную дорогу – отслеживать движение. Примерно в это же время в Мариинский дворец приехал Собчак. К нему в кабинет почти никто не заходил, тогда как к Беляеву входили десятки людей. Помню, что в кабинет Собчака надолго – на несколько часов – зашел Александр Утевский. Это потом Собчак в своей книге напишет, что именно он был спасителем города.
Через полчаса Собчак созвал пресс-конференцию. Среди журналистов я заметил Льва Гольдштейна с радио «Эхо Москвы» и Веру Камшу, тусовавшуюся тогда все время в Мариинском дворце, а ныне – автора книг в жанре фэнтези. Были там и представители всех телевизионных каналов. Все они уже знали, что к городу движутся танки, но ни один из них не задал Собчаку вопрос про танки. Наверное, чтобы не волновать ленинградцев. Собчак тоже ничего не сказал.
После пресс-конференции все вернулись в кабинет Беляева. Появился Аркадий Крамарев – глава ГУВД. Начали думать, как остановить танки. Предлагались разные способы вплоть до того, что перекрыть въезды в город со стороны Киевского и Московского шоссе – они проходят под железнодорожной насыпью и там довольно легко можно было все перегородить. Думали, как включить городскую трансляционную сеть, предназначенную для оповещения жителей города в чрезвычайных ситуациях. Помню, искали телефон какого-то майора, от которого все это зависело. Последний раз радиотрансляцию в городе во внепраздничные дни включали в блокаду. Начали собираться группы добровольцев на своих машинах, чтобы попытаться уговорить и как-то остановить военных. В одной из таких последних групп, уехавших уже под утро, были Михаил Маневич и Михаил Киселев. Около пяти утра пришла информация, что танки свернули с Киевского шоссе в военный городок на въезде в город. Все, кто оставался в кабинете Беляева, начали устраиваться там спать. Я вместе с депутатом Ленсовета Андреем Крыловым оставался «на посту» в предбаннике кабинетов Беляева и Собчака до самого утра.
Все последующие события в городе 20 и 21 августа – баррикады, митинг, выступление Собчака – это все был цирк на публику, реальная опасность городу уже не угрожала. На самом деле город был спасен раньше Александром Беляевым, а не Анатолием Собчаком. Но об этом мало кто знает.
После событий 19 августа все закрутилось и завертелось гораздо быстрее. До зимы 1991–1992 годов был решен вопрос об уничтожении СССР, и ельцинская власть приступила к программе своих реформ. Весной 1992 года основные документы программы приватизации были готовы – и началось их лоббирование для принятия Верховным Советом теперь уже РСФСР – Российской Федерации. Лоббированием занимались питерские депутаты российского Верховного Совета Михаил Дмитриев, Петр Филиппов, Михаил Киселев. Именно о них сказал тогда председатель Верховного Совета РФ Руслан Хасбулатов: «У нас в Верховном Совете экономикой занимаются только Петька Филиппов да Мишка Киселев». Фраза запомнилась. С Петром Филипповым произошла смешная история – после событий 19 августа он куда-то пропал на несколько недель. Мне один депутат Ленсовета потом рассказал, что 19 августа Филиппов сбрил свою знаменитую бороду, наверное, чтобы не нашли гэкачеписты. Ну а потом, наверное, ждал, пока отрастет. Возвращаясь к законодательству о приватизации – в общем, у Филиппова и Киселева с лоббированием не очень-то получалось. К тому же у Петра Филиппова была несколько другая программа приватизации – с большей долей акций трудовым коллективам – калька с американской программы ЕСОП (ESOP).
Программа собственности работников ЕСОП была принята конгрессом США в 1974 году. В соответствии с этой программой частные компании могут полностью или частично переходить в собственность работников, которые получают при этом определенные экономические выгоды. При преобразовании компании создается доверительный фонд для покупки акций работниками предприятия. Этот фонд образуется за счет взносов компании, которые не облагаются налогом. Компания для этих целей может получать займы на выгодных условиях. Доверительный фонд – это рынок как для существующих акций, так и для новых, деньги от продажи которых компания может направить на развитие собственного производства. Налоговые льготы, предоставляемые компании, позволяют ей направить высвободившиеся средства на осуществление программ в пользу наемных работников.
Следует сказать, что при определенных условиях ЕСОП может способствовать росту эффективности в работе фирм, а значит созданию более сильной экономики страны, что выгодно государству в целом. Эффективной работе компаний способствует не только упорная работа работников, сознающих себя собственниками.
И тогда Чубайс придумал хитрый трюк. В августе 1992 года, не дожидаясь решения Верховного Совета, он начинает программу приватизации указом Ельцина. Верховный Совет тогда был на каникулах, и у него не хватило желания экстренно собраться, чтобы отменить указ Ельцина (у Верховного Совета тогда еще было такое право). А потом, когда депутаты вернулись из отпусков, было поздно – указ вступил в законную силу. И когда осенью 1992 года заработал конвейер приватизации предприятий, остановить его было уже нельзя. Хасбулатов и Верховный Совет ничего сделать уже не могли. Кстати, именно эти волевые действия Ельцина и Чубайса стали одной из причин противостояния Верховного Совета и Бориса Ельцина.