Глава 5
Область Пяти Островов раскинулась на восточных островах Желтого озера. Пять больших многолюдных городов, разделенных каналами, как будто возникли посреди первозданной природы: стоило отъехать от этого места на двадцать верст, как путника встречали непролазные леса и болота.
Краснодол – город вечного праздника, куда съезжались игроки всей Словении, был возведен на Пятом острове в начале этого века руками беглых рабов. Его называли «городом вечного праздника». Он был центром игорного бизнеса и сопутствующих ему пороков. Многие наивные авантюристы в одну ночь проигрывали сбережения, накопленные годами. Здесь разбились тысячи жизней, загубленных азартом, алчностью и распутством. Город кипел нечеловеческими страстями. Огни домов терпимости завлекали клиентов, а в темных подворотнях прятались торговцы дурман-травой и галлюциногенными грибами, что поставлялись из Петенок.
Тому, кто появлялся на Пятом острове в первый раз, казалось, будто его окружает абсолютный хаос.
Улицы кишели представителями всех известных рас. Сверкали яркие вывески питейных заведений. Шатались молодые люди с остекленевшими отсутствующими взглядами. Дороги являли собой невыносимое месиво из двуколок и карет. Мир здесь кружился калейдоскопом, менялся со скоростью ветра, и человек уже не понимал, как его засасывает страшная воронка – Краснодол.
Даниец, похитивший ребенка, выбрал самое удачное место, чтобы надежно спрятать кроху.
Утро вступало в свои права, и осознание потери ребенка накатилось на нас холодной волной. От мыслей, что с нами станется, если мы не сможем найти маленького Наследника, становилось жутко. Мне, наверное, приходилось хуже всех. После Ваниного колдовства что-то засело у меня внутри, я постоянно ощущала страх и холод Анука, и хотелось его обнять и успокоить. Гном и Петушков хмуро молчали, каждый про себя искал пути к отступлению, а потом вдруг стали рассуждать о запрещенных словенских городах, где без проблем уже не один год живут беглые государственные преступники. Потом они пригорюнились, осознав тщетность любой попытки укрыться. Не найдет Совет, это сделает Арвиль Фатиа, от него даже под землей не спрячешься.
– Ась, – вдруг подал голос гном, – я еду и думаю: а как даниец смог нас найти? Наш маршрут знали только я да Виль.
Сердце мое ушло в пятки, а живот свело. Страшная догадка рассекла воздух, мы хором выдохнули:
– Виль.
Прибавить к этому было нечего. Все сходилось как два плюс два!
Вурдалак заметил в темноте деревню с упырями. Видно, надеялся, что нас обглодают до костей, оттого и потащил туда. Для пущей убедительности он все время повторял, мол, не нравится ему обстановка. А когда мы счастливо выжили, то покинул нашу теплую компашку под дурацким предлогом, торопясь предупредить своих подельников. И на следующий день на нашу стоянку напали, нас едва не убили, а Анука и вовсе похитили.
– Когда перевертыш от нас уехал, то встретился с данийцем-предателем и указал, где можно нас найти! – подвела я итог собственных умозаключений.
– Вурдалак чертов, – прошипел Ваня, – нас подставили, а нам и крыть нечем!
Мы совсем сникли. Раскрытие предателя в наших стройных рядах не принесло никакого мало-мальского облегчения.
Спустившись с пригорка в низину, мы оказались недалеко от берега озера, облепленного домишками. Пахнуло свежестью, подул прохладный ветерок. С плохонькой проселочной дороги мы свернули на людный торговый тракт. Мимо нас пронеслась золоченая карета. Возница, размахивающий длиннющим хлыстом, с остервенением оглаживал им бока четверки скакунов и орал хриплым голосом: «С дороги все!!! Я сказал: с дороги!»
От испуга моя лошадка шарахнулась в сторону, я едва заставила ее вернуться обратно.
Впереди выросли белокаменные городские стены с остроконечными башенками. Открытые арочные ворота провожали гостей и принимали вновь прибывших. Через канал, разделяющий остров и «большую землю», был перекинут длинный мост. Мы последовали за толпой, и вот уже огромная арка впустила нас в нутро Краснодола. Нас встретила уставшая от созерцания бесконечного людского потока стража, окончательно потерявшая бдительность.
Город подавлял многообразием зданий и построек, пестрящими вывесками на языках всех цивилизованных рас, мельканием постоянно меняющихся лиц. Глазея по сторонам, мы ехали по широкой, выложенной брусчаткой мостовой.
Меня оглушили несущиеся со всех сторон звуки и запахи. Мы миновали пекарню, и я задохнулась от одуряющего сладкого аромата свежего хлеба. В животе до неприличия громко заурчало. Цветная вывеска с нарисованной пивной кружкой гласила: «Питейная на Наклонной».
Мой взгляд наткнулся на витрину лавки готового платья, где на деревянных манекенах красовались наряды из натурального шелка. Я никогда не видела такой роскоши – от изумления остановилась и с благоговением рассматривала маленькие произведения искусства краснодольских портных.
– Что, Ась, – крякнул гном, – нравится?
– Да, – выдохнула я.
– Заработаем денег, купим тебе сарафан.
Я сразу пришла в себя, словно на голову выплеснули ушат ледяной воды, и злобно глянула в сторону Пантелея:
– Интересно, как ты собираешься их заработать? Ограбить кого-нибудь? Тогда предлагаю тебе сделать это быстрее, иначе нам будет негде ночевать! Краснодол не деревня – на скамье спать не станешь! Вмиг в карцер загребут!
Гном, кажется, обиделся, поджал тонкие губы и пробурчал:
– Зачем грабить? Обманывать будем! Мы же не преступники!
Я фыркнула:
– Это типично, но я вся во внимании!
Сконфуженный и ошарашенный городом Иван неожиданно отвлекся от созерцания намалеванной на фанере голой девицы и с неподдельным интересом прислушался к разговору.
– Значит, так, – начал Пантелей, – у меня кузина дом терпимости держит. Она нам на часок комнатку уступит за гроши.
Я задохнулась от возмущения:
– И что ты предлагаешь мне? Заработать немного, продав свое тело?! Это твой гениальный план?!
– Мне нравится ход ваших мыслей, – задумчиво протянул Ваня.
– Заткнись! – рявкнула я.
– Да что ж ты будешь с этими бабами делать, – вздохнул гном, – ну слова не дадут сказать. Торговать по-настоящему не надо!
– Понарошку? – ехидно протянула я. – Расскажи мне, милый гном, как торгуют собой понарошку.
– Ты приоденешься, накрасишься, выйдешь на улицу, снимешь какого-нибудь простака, приведешь его в комнату, а тут я на пороге: «Ты почему, гад, мою женщину обижаешь?!» и тюк ему по башке. Деньги забираем, его на улицу выставляем. Вот. Как тебе план?
– Гениально! – обрадовался Ваня.
– Фиговый, – буркнула я, стараясь справиться с накатывающим волнами раздражением.
– Да? – удивился, вытаращившись на меня, гном. – А что тебе не нравится?
– Все! Мне нравится решительно все, – заорала я. – Не нравится слово «снимать», слово «приведешь в комнату», а больше всего слово «тюк». Может, ты его так тюкнешь, что мы на улицу будем выставлять не обманутого дурака, а его труп? И что тогда? Мало того, что потеряли Анука, так еще и человека убьем?!
– А девонька правду молвит, – снова подал голос Иван.
– Ну может, у тебя есть план лучше, – разозлился гном, – а я только это могу предложить. Не подходит, придумывайте сами!
Мы замолчали. Я начала размышлять.
А ведь это не такой уж и плохой план. В конце концов, меня здесь страхуют и Ваня и Пан. Когда мы с Юрчиком людей обманывали, то была одна надежда на быстрые ноги. После того случая свою бессмертную душу я все равно покрыла несмываемым грехом, а одним больше – одним меньше, – на Страшном суде рассчитаемся.
– Хорошо! – сквозь зубы прошипела я. – Ну если только что-то пойдет не так…
Гном, не дослушав меня, просиял:
– Вот и ладненько, поехали к Эллиадочке.
Дом терпимости название имел поэтичное – «Райское блаженство». Находился он на маленькой грязной улице, в обшарпанном двухэтажном здании: некогда яркий зеленый фасад облупился, оконные рамы посерели от пыли и дождей. Над входом кособочилась вывеска с витиевато начертанным названием. На крыльце сохли пальмы в кадках. Дом казался постаревшей, но отчаянно молодящейся дамой, под слоем грима тщательно прячущей морщины.
Сестру Пана звали Эллиада. Это была полная, некрасивая гномка с огромной родинкой над верхней заячьей губой. Она окинула меня цепким взглядом, как заводчик скаковую кобылу, и пожала плечами, словно оценивая мои шансы знаком «минус». Сообщать о своих истинных намерениях мы ей, конечно, не стали, прекрасно осознавая, что хозяйка не потерпит разбоя в своем маленьком королевстве. Пантелей придумал совершенно удивительную историю о том, как я решила раздобыть денег, продав свое хрупкое неразвитое тело какому-нибудь любвеобильному клиенту. На мои возмущенные взгляды во время рассказа гном внимания не обращал, к тому же стареющую Эллиаду уже ничем нельзя было удивить.
На панель, значит, на панель, лишь бы за комнату заплатили сполна.
Она поцокала языком, глядя на меня, а потом махнула холеной рукой и крикнула:
– Девочки, сделайте из нее человека!
На ее крик вышли весьма живописно одетые девицы. Они накинулись на меня, как стая голодных волков на молочного ягненка, и я уже не понимала, как оказалась на лестнице, ведущей на второй этаж. Они что-то щебетали о краске для ресниц и губ, но главное, я услышала волшебное слово «горячая ванна» и моментально расслабилась.
Через полчаса я стояла перед зеркалом и не могла узнать в отражающемся чудовище себя. Тонкие губки превратились в пухлый карминовый рот. Веки, намазанные синей краской для глаз, едва открывались. Кожа приобрела нежно-персиковый оттенок. Нарядили меня в чудной корсет, поверх него натянули ярко-красное платье из довольно неплохого шелка, а завершали картину туфли на высоком каблуке, поднявшие меня на три вершка над полом, отчего мне казалось, будто я лечу. Последним штрихом был пшик из пульверизатора духами прямо в мой открытый от изумления рот.
Кашляя и чертыхаясь, держась двумя руками за перила, я бочком спустилась по лестнице. Пантелей с Иваном вытаращились на меня с отвисшими челюстями, пытаясь узнать в ковыляющем уродце их наперсницу.
– Чего уставились? – рявкнула я. – Спуститься помогите!
– Отлично выглядишь, – с трудом очухавшись от шока, выдавил из себя Ваня.
– Помолчал бы уж! – огрызнулась я. – Знала бы, никогда в эту аферу не ввязалась. Ей-богу, лучше с Юрчиком по улицам бегать!
– Ты о чем? – не понял Пан.
– Ни о чем. – Я с трудом доковыляла до кресла и буквально упала в него. – Пантелей, я вся во внимании.
Гном никак не мог прийти в себя, хлопал белесыми ресницами и беззвучно открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
– По-моему, Эллиадка, твои девочки перестарались, – наконец, изрек он.
– А по-моему, она выглядит на сто золотых! – ощетинилась сестра.
– Выгляжу я как дура! – разозлилась я. – Да меня мама родная в этом наряде не узнала бы!
Эллиада фыркнула и удалилась в другую комнату, спрятанную за занавеской.
– Ладно, чего делать надо? – обратилась я к Пану.
– Значит, так, – начал гном, – сейчас мы проводим тебя до соседней улицы. Ванятка будет подстраховывать в подворотне, на всякий случай. Ты встанешь у какого-нибудь фонаря и начнешь строить глазки проходящим мимо мужчинам. Выберешь из них того, кто поприличнее, а главное – похилее, – понизил он голос, – и приведешь сюда, а дальше по обстановке. Все понятно?
– Значит, так, – я начала загибать пальцы, – «строить глазки» – поняла, «похилее» – поняла, но это твое «по обстановке» мне совсем непонятно! Что это значит?!
– Ну сымпровизируй, станцуй там чего-нибудь, погладь его где-нибудь… – Пан осекся, наткнувшись на мой разъяренный взгляд.
– Где? – прошипела я. – Где мне его погладить, ядрена кочерыжка? Может быть, мне еще и платье снять?
– Не возбраняется, – кивнул гном.
– Да пошел ты в баню!
Я встала и скомандовала:
– Иван, за мной! Пойдем осваивать старейшую профессию! А ты, – я повернулась к гному, – только забудь ввалиться в комнату вовремя! Пришибу заразу!!!
Высокие каблуки казались пыточным средством, идти на них было неудобно и больно. Колени не сгибались никоим разом, а ступни горели огнем. Горожане оглядывали нашу парочку с явным неодобрением. Полагаю, даже в Краснодоле заниматься «этим» в дневное время – просто неприлично. К моему облегчению, на другой стороне улицы я заметила ярко одетую девушку, тут же зачислила ее в коллеги и даже посочувствовала про себя горькой доле несчастной. Только дамочка уселась в шикарную карету и что-то недовольно буркнула кучеру. Тот подобострастно кивнул, а у меня моментально испарились все теплые чувства. Я постаралась распрямить плечики и завиляла бедрами, но лишь до хруста подвернула ногу и едва не рухнула на брусчатку, покрывая весь мир трехэтажным матом.
Ванечка плелся следом, изредка поскуливая:
– Ну Ась, ну стой уже здесь! Глянь, какая премилая подворотня, меня здесь никто не увидит.
– Зато меня все увидят! – зло отбрехивалась я.
– Ну а этот тебе чем плох? – опять канючил он.
Когда ноги окончательно отказались шагать, я остановилась, неловко обхватив дерево.
– Все, Вань, прячься!
Я взбила пышные волосы, скромно потупила взор, кокетливо прикусив губы… и почувствовала себя последней дурой. Мимо проходили господа, никак не реагирующие на мое присутствие. Тогда я решила поменять тактику. Уперла руки в бока, прислонила одну ногу к стволу дерева и энергично захлопала ресницами. Эффект от моих стараний получился нулевой. Мужики совсем уж быстро проскакивали мимо, а с ресниц осыпалась тушь. Я уже пригорюнилась, когда за моей спиной раздался надтреснутый бас:
– Сколько?
Передо мной возник гном в грязной тельняшке и стоптанных башмаках. Один глаз был закрыт черной повязкой, на руке красовалась татуировка: игриво выгнувшаяся русалка и подпись крупными буквами – «ГОША». Я решила, что одного гнома в лице Пана мне хватает под завязку, и демонстративно отвернулась. Так прошло два часа. Признаться, я сама распугала всех клиентов, проявляя слишком откровенный интерес к их кошелькам, и совсем заскучала. Ноги отваливались, в желудке заурчало.
– Сколько? – послышалось рядом.
Я повернула голову, и сердце пропустило один удар. Передо мной стоял даниец, я это поняла каким-то шестым чувством. Красивый молодой человек лет двадцати шести, с темными волосами и пронзительными черными глазами, очень похожими на глаза Анука. У меня заныло под ложечкой.
– А у меня сегодня в первый раз, – выпалила я, хлопая ресницами.
– Ну пойдем.
– Куда?
– К тебе! – заявил он.
– Зачем? – не поняла я.
– А зачем ты здесь стоишь? – разозлился парень.
– Загораю! – начала свирепеть я. Если я приведу этого товарища в номер, то он прибьет и меня, и Пана, и Ваню в придачу, да еще сам отнимет наш последний медяк.
– Не пойду!
– Двадцать золотых.
– Мало. – Я едва не обалдела от собственных слов.
– Сорок.
– Мало. – Моя совесть начала давать позывные, мол, не устою я перед такими богатствами.
– Шестьдесят.
– Мало! – Совесть заорала: «Побойся Бога, да это денежный мешок».
– Слушай, – не вытерпел он, – я тебе предлагаю шестьдесят золотых, а ты отказываешься?
– Да.
– Но почему?
– Я боюсь.
Парень вроде удивился и коротко кивнул:
– Сто.
– Идет!!! – как полоумный заголосил из подворотни Ванятка.
– А это кто? – вытаращился парень.
– Охранник.
– А-а-а, ну-ну. И что, помогает?
– Помогает, – разозлилась я, – каждый раз стоит в подворотне и орет, клиентов зазывает! Ну так ты идешь?
Мы побрели к «Райскому блаженству». Ноги налились свинцом и отказывались шевелиться. Оступившись, я схватила парня под руку и больше не отпускала, со злорадством повиснув на нем всем телом.
Зайдя в здание, я заметила, что на первом этаже никого не было, но семь пар глаз обитательниц дома, прятавшихся за портьерами, буравили наши спины любопытными взглядами.
– На второй этаж, – скомандовала я.
Мы поднялись и зашли в комнату, что делать дальше, я не знала. Теперь, наверное, я должна протянуть время, дожидаясь Пана. «Клиент» завалился на огромную кровать со спинкой в виде большого красного сердца, скрестил ноги, обутые в грязные сапоги, и недобро усмехнулся:
– Чего смотришь? Зарабатывай свои деньги. Кстати, в Краснодоле самая дорогая женщина стоит пятьдесят золотых, так что тебе придется расстараться.
Я почувствовала, как ладони вспотели, щеки залил румянец, а во рту пересохло. Самое время появиться Пану.
– А что, часто пользовался услугами? – поинтересовалась я, стараясь протянуть время.
– Танцуй.
– Что? – опешила я. – Может, давай, я тебе спою, у меня это лучше получается.
– Нет, танцуй и раздевайся, – потребовал парень.
– Ладно, – я тоненько захихикала, – только туфли сниму.
– Ну уж нет, на шпильках.
«Вот урод, – подумала я, пытаясь танцевать, получалось как всегда плохо. – Где этот проклятый гном?»
Я стала усердно крутить бедрами, поднимать ноги и приседать, выделывая премудрые гимнастические упражнения. Парень не выдержал:
– Ты танцуешь, как маршируешь!
«А что же ты хотел? – зло подумала я. – Я же предупреждала!»
Именно в момент моего окончательного провала в комнату ввалился запыхавшийся раскрасневшийся Пан.
Виват, я спасена!
– Как ты смеешь, подонок, прикасаться к моей женщине? – проорал он заранее выученный текст, но, разглядев моего спутника, вдруг мелко затрясся и пролепетал: – Ой, здравствуй, здравствуй, давно не виделись.
– Привет, Пантелей, – криво усмехнулся парень, поднимаясь с постели. – Все разбойничаешь?
Я переводила взгляд с сильно побледневшего гнома на довольного незнакомца. В голове не укладывалось, что из всех многочисленных мужчин я выбрала именно приятеля Пантелея.
– Ты его знаешь? – Я остановила взгляд на гноме, тот виновато молчал. – Так ты знаешь этого проходимца?!
Пан закивал. Что и следовало ожидать! С самого начала это был глупый план, приведший к глупейшему окончанию.
– Ну и где ты был? Куда пропал? Когда ты вернешь мне мои золотые? – дружелюбно поинтересовался «клиент».
– Лео, – фальшиво улыбнулся гном, – у меня проблемы с деньгами.
– Ты что, ему деньги должен? – ужаснулась я.
Все было еще хуже – я подобрала на улице не приятеля Пана, а его кредитора.
– Сто золотых, – подтвердил парень.
– Сто золотых! Ты что, проиграл их?
– Какая разница, – широко усмехнулся Лео. – Пантелей, я, пожалуй, возьму твою женщину на вечер. Она отработает твой долг, что ли…
– Что?! – заорала я, перебивая его. – Ты что, чокнутый, действительно принимаешь меня за девку? Да мы тебя обуть хотели, ядрена кочерыжка. Пан, скажи ему!
Гном затрясся еще сильнее:
– Ну э-э-э, Асенька, ты понимаешь?
– Что понимаю?!
– А-а-а-ся, – просиял Лео. – Гном, иди, а девушка остается. Ты же не хочешь, чтобы мы обратились к стражам. Они тебя уже давно ищут, твои портреты совсем недавно сняли с досок Краснодола.
Я не верила своим ушам.
– Ну уж нет, без меня! – Я крутанулась на каблуках и попыталась уйти. Мужчина, назвавшийся Лео, схватил меня за руку:
– Куда ты пошаркала?
– Я пошаркала? – От гнева мое лицо пошло красными пятнами. Секунду помедлив, я со всех сил ткнула кулаком по направлению лица мужчины. Удар пришелся в скулу. От неожиданности тот споткнулся о маленькую табуретку, рухнул на пол, ударившись со всего маху затылком об угол кровати и замер.
– Вот тебе! – Я гордо прошествовала мимо застывшего от удивления гнома, а потом вернулась и, содрав с пояса парня кошель, довольно произнесла: – Я заслужила за маскарад, каблуки и танец.
Парень застонал и стал приходить в себя. Недолго думая я снова засадила ногой ему в живот, едва не воткнув острый длинный каблук.
Пан стоял, разинув рот.
– Ну чего уставился, стервец, смываемся, – хмуро скомандовала я.
Мы кинулись в коридор, и я провернула ключ в замке. Дверь, конечно, преграда небольшая, но даниец все равно потеряет время, пока очухается и выбьет ее.
Поспешно спускаясь по лестнице и на ходу стягивая туфли, я заорала дурным голосом:
– Ваня, смываемся!!!
В холле собрались все немногочисленные жительницы гостеприимного дома, слышавшие дикие крики и жуткий грохот на втором этаже. Подозреваю, они решили, будто мы друг друга загрызли, а потому весьма удивились, обнаружив меня живой и даже здоровой. Выудив из сворованного кошеля два золотых, я небрежно бросила их на полированную столешницу:
– Девочки, займитесь им кто-нибудь, а то клиент остался недоволен, – и, подхватив свои ботинки, босая выскочила на улицу.
Мы отужинали в маленькой таверне, примыкающей к дешевой гостинице. Я тщательно следила за тем, чтобы Ванятка не принял ни грамма крепкой, но стоило мне отвернуться, как Петушков опьянел. Я так и не смогла понять, откуда он взял спиртное? Гном на мои расспросы только пожал плечами и продолжал меланхолично жевать. Когда Ваня окончательно окосел, нам пришлось, поддерживая его под белы рученьки, увести в снятую комнату. Он мешком рухнул на скрипучую койку и моментально захрапел.
Мы же с Паном отправились искать Анука. На город опускались сумерки, но Краснодол только просыпался. На ярко освещенных улицах начиналась ночная жизнь. Одетые в умопомрачительные сказочные наряды люди заполонили мостовые. Пивнушки и игорные дома засветились разноцветными огнями, зазывая посетителей.
Рядом с входом в дорогую таверну «Данийя Солнечная» собралась волнующаяся толпа зевак. Сюда к красной ковровой дорожке подъезжали шикарные экипажи с высокородными знаменитыми господами, лица которых казались смутно знакомыми по газетным листкам и рубрике «Их знают все». Тут же остановилась ярко-желтая с черными полосками пузатая карета, напоминающая тыкву, и из нее вылезли мои давние знакомые: четверо широко улыбавшихся красавцев, членов группы «Веселые Баяны» со степенным гномом-импресарио.
– Ты глянь, – ткнула я пальцем в певцов, – а я их знаю!
Пантелей посмотрел на меня как на слабоумную:
– Кто же их не знает?
– Да, но не каждый вместе с ними от диких поклонниц убегал, – усмехнулась я.
Мы обошли визжащих от восторга недорослей и продолжили поиски. Я точно знала, куда идти – каждую секунду плач ребенка, звучавший в моей душе, становился громче. Анук был где-то близко. Мой испуганный птенчик страдал от страха.
– Пан, а ты всегда был наемником? – вдруг спросила я, стараясь разговором заглушить раздирающие сердце всхлипы.
Гном моему вопросу не удивился, только пожал плечами:
– Нет, у меня когда-то были и дом и семья.
Я удивленно посмотрела на него.
– Да, – усмехнулся Пантелей, – жена и дочка. Мы жили на нейтральной земле, между Словенией и Данийей Солнечной.
– И что случилось?
– Ничего. Жена ушла, дочь повзрослела, вышла замуж, и теперь мы не знаемся… Я и пошел в наемники. Вот и брожу без рода и племени. Я ведь всю Словению и Данийю изъездил, но запомни, Ася, как молитву: «Каждый раз после работы наемник должен возвращаться домой, только тогда ему есть что беречь!»
– У меня нет своего дома. – Я усмехнулась и пожала плечами. – Мой дом отошел со смертью отца к Совету.
Пан насторожился и начал внимательно слушать мои откровения.
– Он всю свою жизнь пил и умер как собака. Утонул в проруби.
– А твоя мать? Ты о ней что-нибудь знаешь? – Гном уже не скрывал своего интереса.
– Только то, что она умерла при моем рождении. – Я замолчала.
Никогда эти воспоминания мне не причиняли боль, а сейчас было больно и хотелось плакать. Вероятно, Пантелей действительно прав: каждый наемник должен возвращаться туда, где тебя ждут, любят и не задают вопросов.
Мне не задают вопросов – просто их некому задавать.
– Случилась одна история лет двадцать назад в Стольном граде, – вдруг начал Пан, переведя тему разговора. – В Словению приезжала данийская делегация, возглавлял ее Ануш Фатиа, это отец Арвиля Фатиа, сегодняшнего Властителя провинций Фатии, Бетлау и Перекрестка Семи Путей. В делегации той была Амели Бертлау, дочь Властителя Бертлау, кстати, последнего Властителя этой провинции, с тех пор в их роду один только Наследник родился.
– И того сейчас похитили, – подсказала я.
– Так вот, эта самая Амели, худышка неприметная, на месте сидеть не могла, все время из Бертлау убегала. Ее случайно поймала делегация где-то между Бурундией и Московией. Ануш так хотел вернуть ее в Данийю к отцу, что глаз с нее не сводил, а та действительно как-то успокоилась, никуда не рвалась, все время была на виду. Через пару недель делегация собралась обратно в Данийю, а Амели нет. Кинулись искать, а девица, оказывается, сбежала со служкой Совета магов Словении. Что тут началось! Дым стоял коромыслом до небес. Ануш Фатиа обещал забыть про «Пакт» и разнести весь Стольный град с Московией вкупе, если беглянку не вернут, а змея, соблазнившего ее, не сошлют на каторгу. Амели не возвратилась, служке отказали от должности в Совете, а делегация уехала в Данийю. С тех самых пор от Амели, Наследницы провинции Бертлау, все отвернулись. Данийцы ее отказывались принять обратно, а люди не признали среди своих чистокровную Властительницу.
Я так заинтересовалась историей, что даже не заметила, как Пан замолчал.
– И что было дальше? – нетерпеливо спросила я.
Гном подозрительно осматривался вокруг:
– Ась, ты мальчишку чувствуешь?
Я прикрыла глаза, плач становился все громче.
– Да, он где-то рядом. Так что случилось потом?
– Не знаю, – пожал плечами Пан. – Поговаривают, она ребенка родила и умерла.
– А ребенок жив? – не отставала я.
– Ты лучше Анука ищи! – вдруг разозлился гном.
– И все же?
– Жив, еще как жив, что выяснилось совсем недавно. Только об этом знает узкий круг приближенных к Ануфрию, а данийцы даже ни о чем не подозревают. – Слова прозвучали зловеще и как-то очень двусмысленно.
У меня по спине побежали мурашки и на глаза навернулись слезы. Ну навел страху гном!
И тут что-то кольнуло у меня внутри, плач оглушил, боль сковала все тело. Я схватила Пана за рукав, с трудом удержавшись на ногах. В темном переулке мелькнул образ Анука, он появился на долю секунды и так же быстро растворился в воздухе.
– Он здесь, – прошептала я осипшим вмиг голосом.
– Кто?
– Наследник!
– Где?
Я махнула рукой в темноту маленького переулка.
Не сговариваясь, мы кинулись туда.
– Где? – кричал на бегу Пан. – Я ничего не вижу!
– Здесь, здесь, здесь! – повторяла как заведенная я.
Мы бежали между двух бесконечно длинных кирпичных стен, словно попали в какой-то лабиринт и пытались найти выход. Ни окон, ни дверей – одни красные, выложенные в виде высоких голых стен кирпичи. Я остановилась и посмотрела вокруг. Что-то здесь не так!
Я почувствовала нежный, едва уловимый запах колдовства, сладость жасмина щекотала ноздри. Я дотронулась до холодной стены, нежно провела по ней горячей ладонью, ощущая шероховатость камней. Морок, искусно наведенный морок. Я со всей силы ударила кулаком по камням. Внезапно картинка из красных кирпичей начала осыпаться крохотными кусочками мозаики. Я отпрянула, мы стояли рядом со свежевыкрашенным нежной голубой краской боком высокого здания. Прямо над нашими головами светились огромные окна. Мы дошли до конца стены и уперлись в парадный вход: высокие ступени были застелены красным торцом, перед дверью стояли два лакея в голубых фраках и белых париках.
– Он здесь, – убежденно кивнула я в сторону дома.
– Мы не можем туда идти, – возразил гном. – Без мага нам туда просто не пробраться, надо для начала разбудить Ваню.
Я почувствовала, как на меня накатила волна глухой злобы.
– Ваня сейчас не может колдовать! – рявкнула я. – Он в невменяемом состоянии, это первое. Второе, поверь, мы не сможем найти этот дом снова, не поможет даже Ванино заклинание. Я иду сейчас. Мой мальчик зовет меня!
– Он не твой мальчик! – вдруг заорал гном. – Он данийский Наследник провинции Бертлау! Он забудет про тебя через пять минут, как попадет к своим, а ты головой рискуешь!
– Да пошел ты! – буркнула я. Мы буравили друг друга ненавидящими взглядами.
– Прислуга должна быть у черного входа! – раздался возмущенный возглас. Я подскочила на месте и резко оглянулась: прямо перед нами стоял страж. Совсем мальчишка, над верхней губой только пробивались тонкие, еще полупрозрачные усики.
Я бросила на Пана злорадный взгляд и тоненько ответила:
– Мы заблудились.
– Пойдем, – прогудел мальчишка ломающимся юношеским голосом, – провожу, а то Петр увидит и голову мне снесет!
Мы двинулись куда-то за угол дома. Гном от отчаяния плюнул и поплелся следом. Рядом с черным входом стояли повозки со всевозможным скарбом. Вокруг суетились работники, разгружая мешки с мукой и перетаскивая их в подвал, куда вела темная каменная лестница с высокими ступенями. Я улыбнулась провожатому и смело вошла в дом.
На нас с Паном никто не обратил внимания. По огромному коридору, освещенному дешевыми восковыми свечами, мельтешили девушки-служанки в черных отглаженных платьях и белоснежных передниках. Вначале происходящее мне показалось хаосом, но потом я заметила строгую закономерность: девушки с огромными подносами, на которых были только бокалы, входили в одну высокую дверь, а другие, с цветами и вазами, в соседнюю.
Мы в растерянности стояли на пороге, стараясь никому не попасться под ноги.
– Есть какие-нибудь идеи? – злорадно поинтересовался гном.
К нам подошел мужчина в бордовой бархатной ливрее с узким лицом землистого цвета и влажными глазами. Его взгляд пробирал до костей, а сам дворецкий казался холодным и скользким, как рыба.
– Вы кто? – спросил он, в голосе просквозила неприкрытая неприязнь, словно он увидел муху, плавающую в его тарелке с супом, и теперь брезгливо гадает: доедать ли варево.
– Мы? – Я почувствовала, как у меня вспотели ладони, в этот момент к нам подбежала толстушка с круглыми румяными щечками.
– Вы от Марии? – не сказала, а пропела она.
– Да, – недолго думая соврал Пан.
– Петр, – обратилась она к тощему, – это ко мне. Девушка заменяет свою подругу и будет прислуживать за столом, а молодой человек, – она внимательно посмотрела на гнома, которого и в лучшие времена вряд ли можно было назвать «молодым», тем более «человеком», – станет помогать на кухне с корзинами и мешками.
Не дав вымолвить Петру и слова, она схватила меня за руку и потащила по длинному узкому коридору, весело щебеча:
– Этот Петр – старший дворецкий, мерзкий до жути. Мнит из себя большого господина, а сам попервости полы в уборной хозяйской драил! Не переживайте, я специально наврала про Марию, я знаю, что вы ищете работу, сюда так часто заходят, кому надо подзаработать. Меня зовут Елена, – добавила она, наваливаясь всем телом на тяжелую высокую дверь.
Меня ослепили тысячи свечей, я заморгала, глаза заслезились.
– Меня Ольга, а его, – я кинула взгляд на гнома, кроме имени Пантелей, я и не знала, как его назвать, – Пантелейка.
Гном бросил на меня полный недовольства взгляд, но промолчал.
Мы попали в огромную обеденную залу, открытую специально по случаю приема. Ноги разъезжались на натертых до блеска паркетных полах. Окна были закрыты воздушными занавесками, слегка колышущимися от сквозняка. Дрожащие свечи отражались в хрустальных бокалах, расставленных на длинном столе. Гном незаметно стянул десертную серебряную ложку и засунул в карман, отчего его порты стали многозначительно топорщиться. Я округлила глаза и покосилась на Пана, тот равнодушно рассматривал помещение и даже безразлично присвистывал.
– Ольга, будешь прислуживать господам. – Я поспешно кивнула. – Пантелейка, тебе на кухню мешки таскать.
Гном хмуро отвернулся, встретив предложение ледяным молчанием.
– Пойдем, я тебе выдам форму, – без продыха продолжала болтушка, – вернешь по окончании вечера, потом получишь деньги.
Она говорила быстро, вполголоса, чтобы ее услышать, приходилось напрягаться. Кроме того, мы все время куда-то двигались.
Толстушка отворила очередную дверь, и мы оказались на кухне. Это было суетливое анархическое царство с десятком безусых поварят и худым, как щепка, шефом. От больших очагов шел жар, огромные кастрюли исходили белым паром. Вокруг все бурлило, шумело и кипело.
– Мосье Обожрун, – прошептала Елена, – наш шеф-повар! Добрейшей души человек!
Она с умилением посмотрела на него. В это время «добрейшей души человек» размахнулся посильнее половником и опустил его на голову провинившегося поваренка, несчастный едва не ушел гвоздем в пол.
Пану было велено оставаться на кухне, он судорожно схватил меня за руку:
– Ты чувствуешь ребенка?
Я кивнула:
– Он где-то в доме.
Форма, которую мне выделили, болталась на мне как на вешалке. Рукава пришлось подогнуть, а завязки фартука обмотать два раза вокруг талии. Елена проводила меня обратно в обеденную залу. Не останавливаясь ни на мгновение, она всучила мне огромную вазу с сиренью и ткнула пальцем куда поставить. В висках стучала кровь, меня словно оглушили. В голове крутилась настойчивая, почти маниакальная мысль – Анук здесь, стоит протянуть руку и можно дотронуться до него. Ко мне подскочила какая-то девушка с маленьким подносом, на нем был стакан воды и баночка с белым порошком.
Конец ознакомительного фрагмента.