Глава 2
Черный коридор, странные неровные тени от свечей где-то впереди. Холодный ветер и плач ребенка. Волосы прилипали к лицу, я пыталась убрать их дрожащей рукой. Я металась по этому коридору, ища выход, стремясь туда, откуда исходил крик. Где-то здесь малыш!
«Ты где?» – звала я его, но ребенок не слышал и продолжал плакать от страха. Я хваталась за холодные скользкие стены. Сердце сжималось от тоски и гнева, словно это крохотное рыдающее существо было тем единственным, которое я люблю. Поднялся ветер, заглушая плач. Кто-то приближался сзади, удар в спину…
И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной в стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Я попробовала схватить его за шкирку, чтобы сбросить на пол, и тут же была пребольно укушена.
Рубаха стала мокрой от пота, я с отвращением стянула ее и швырнула на пол.
Что-то было не так с моим сном. Но что? Осознание пришло мгновенно: всю свою жизнь, каждую ночь во сне я летала над зеленой долиной, над синей рекой… Всю жизнь, но только не сегодня! От непонимания меня охватил страх. Что со мной случилось? Что произошло? Чей это был ребенок? Мне стало страшно и холодно даже в натопленной комнате.
За окном чернела холодная зимняя ночь. Я пялилась в пустоту не в силах уснуть.
Да уж, вот тебе и выходной!
Шел третий день ярмарки, и в город прибывало все больше и больше народу. Разгул достигал своего апогея. Стольный град разделился на две половины: одни кутили и развлекались и днем и ночью, другие отмаливали грехи первых в храмах.
Я толкалась среди веселой похмельной толпы, разглядывала заезжих циркачей. Юные, посиневшие от мороза девушки, одетые в легкие полупрозрачные туники, выделывали такие штуки, от которых у меня начинали ныть все мышцы. Клоуны на высоких ходулях жонглировали блестящими кеглями, и, конечно же, здесь имелся плешивый медведь. Молодой парнишка с трудом удерживал животное на цепи. Косолапый так устал от людской суеты, что начинал злобно реветь и ошалело кидаться на окруживших его плотным кольцом зевак.
На Главной площади перед зданием Совета на очередную акцию протеста собирались вурдалаки, простите, перевертыши. Пару десятков лет назад они пережили несказанный демографический взрыв, их численность дошла до тридцати тысяч, тогда-то все и началось.
Вурдалаки, коих вся Словения боялась не меньше данийцев, решили объявить себя цивилизованной и дружественной людям расой, для чего послали депешу в Совет магов Словении. Официальная власть едва не задохнулась от смеха, читая их требования, перечисленные по пунктам: изъять из учебников и прочих книг о нежити пункт о «вурдалаках» и «оборотнях»; переименовать название «вурдалак» в «перевертыш» и внести в перечень цивилизованных рас; выделить каждой семье перевертышей по земельному наделу, дабы они могли заниматься сельским хозяйством. В общем, требования их всерьез не приняли и внимания на них не обратили. Тогда доведенные до крайности перевертыши встали в оппозицию к власти. Теперь с завидной регулярностью они собирались у Совета с плакатами в руках: «Перевертышей в цивилизованное общество!», «Права перевертышам!» Судя по тому, как росла численность вурдалаков – образовывались новые селения, где даже некоторые люди не гнушались жить, – становилось ясно, что их действительно скоро легализуют. Ну держись тогда Словения, получат простые смертные замечательных соседей и будут шарахаться от гуляющих по улицам вурдалаков, свободных от сдерживающих печатей.
Я на ходу жевала горячий пирожок, с интересом разглядывала чернявых красавцев, марширующих по площади, а потом двинулась к торговым рядам. Тут мой взгляд упал на красивый эльфийский меч с тонкой ручкой и острым лезвием, блестевшим на солнце. Денег у меня не было, да и покупать его не имело смысла: единственное холодное оружие, какое я брала в руки, – нож кухонный обыкновенный.
Посреди Главной площади рядом со зданием Совета высился столб, куда вывешивали распоряжения и указы, сейчас здесь толпился народ. Замерзшие стражи, охраняющие вход в Совет, переминались с ноги на ногу и посмеивались над любопытствующими.
«Война, – слышалось со всех сторон. – Ироды, не живется им в мире-то! – шептали собравшиеся. – Арвиль Фатиа жестокий, всех поубивает!»
Я растолкала собравшихся и добралась до столба с прибитой гвоздем бумагой с гербовой печатью Совета магов.
«Второго дня из провинции Фатии в Данийе Солнечной был похищен ребенок мужского полу двух лет от роду. Мальчик тот – наследный Властитель провинции Бертлау, что рядом с провинцией Фатией. Имеет особую примету: украшение из чистого золота – гладкий круглый амулет на цепочке. Доподлинно известно: Наследник находится в Московии в Стольном граде. Просим горожан оказать содействие в поиске ребенка. Нашедшего ждет награда: 750 золотых из городской казны».
Далее шла подпись: «Советник Леонид. 23 января ХХХ года от пришествия данийского».
Ниже значилась приписка, накорябанная местным шутником: «Ребенок тот зело опасен: кто увидит, бежи без оглядки. В случае если не успел убегнуть, кидайся на землю, зарывайся в сугроб и закрывай башку руками, авось демон тебя не заметит».
Последнее замечание народ обсуждал с особой охотой. Всем было боязно, но огромное вознаграждение казалось лакомым кусочком. Предлагали собрать отряд добровольцев, найти маленького демона, выманить его и схватить при помощи сети, а деньги пропить всем миром. В качестве наживы предлагали взять девку помельче и похудее. Я поглядела по сторонам на разрумяненные радостные лица, на блестящие глаза и быстро ретировалась. Ну пока никто не заметил, что я мелковата и худа.
Если ребенка не найдут, то Словении это грозит новой кровавой бойней. Про «Пакт о ненападении», подписанный Аватаром Фатиа, все забудут. Данийцы защищают своих детей, как волчица-мать щенков, а этот ребенок – наследный Властитель! Арвиль Фатиа – Властитель Фатии не простит его исчезновения ни данийцам, ни людям, ни гномам, ни эльфам. Да он разберет Стольный град по кирпичикам, если Совет не сможет найти мальчишку.
Я задумалась о судьбах государства и уронила остатки пирожка на землю. Юркая маленькая дворняга схватила его и, поджав хвост, отбежала подальше, обливаясь слюной от предвкушения удовольствия.
– Чтоб тебя! – От злости я даже плюнула.
– Что ругаешься, красавица? – раздался знакомый сипловатый голос. Предо мной из ниоткуда появился Юрчик – местный юродивый и по совместительству известный стольноградский шарлатан.
Он был наряжен в потрепанный тулупчик, сильно прокопченный, кое-где дырявый и залатанный, теплые ватные штаны, заправленные в старые стоптанные валенки, на голове топорщилась шапка-ушанка из непонятного зверя. Подозреваю, из какой-то плешивой дворняги, хоть Юрчик клялся и божился, будто это песец.
– Хорошо выглядишь, краса, – сверкнул он хитрыми маленькими глазками, – на выданье уже.
– Скажешь тоже.
Вместе мы прошли к Южной площади. Он расспрашивал меня о тетке, с которой у него тоже когда-то была любовь. Не хочу хулить хозяйку, да и не ханжа я вовсе, только Марфа Лукинична хорошо погуляла по молодости, своего времени зря не теряла.
– Слушай, Аська, у меня к тебе дело есть, – вдруг заявил юродивый.
– Денег не дам, – сразу выпалила я. Ссудишь медяк, а бегать будешь, будто золотой в долг дала.
– Да что ты, девонька, – вроде как обиделся Юрчик, – работу хотел предложить тебе. Времени займет немного, а заплатят хорошо.
Я недоуменно глянула на небритую физиономию юродивого и проворчала:
– Ага, обворовать кого-то надо? Так это без меня. Я в прошлый раз в карцере насиделась, а ты все деньги заграбастал.
– Зачем обворовывать, воровать не будем, – отозвался тот, – так, пошалим. К тому же десять золотых заплачу.
Я заколебалась. После покупки новых сапог денег оставалось немного, а еще надо было заплатить за комнату в Гильдии.
– Хорошо, – неожиданно для себя согласилась я. – А что делать-то надо будет?
Юрчик приосанился и тихо спросил:
– Да ничего особенного. А бегаешь хорошо?
Я насторожилась:
– Смотря кто догоняет.
– Надо хорошо бегать, – продолжал юродивый, – а главное, очень быстро.
– А зачем? – Я была уже совсем не уверена, что хочу подработать, если с предполагаемого «рабочего» места придется улепетывать, не помня себя.
– Дык, – протянул тот, – мало ли что может быть. Да ты не пугайся раньше времени. – Он хлопнул меня по плечу. – Не обманут – сначала деньги, а потом работа!
Последнее заявление мне совсем не понравилось. Где ж так делают, что сначала платят, а потом просят отработать? Между тем мы подошли к маленькому замызганному шатру, с какими приезжает бродячий цирк. Юрчик, воровато озираясь, отогнул полог и пропустил меня внутрь первой, потом нырнул и сам.
Внутри шатер казался не менее потрепанным, нежели снаружи. Здесь находилась маленькая круглая сцена, в центре ее высилась железная ось, на которой держалась вся конструкция. Рядом стояло кресло, больше похожее на старый трон. Нас, тепло улыбаясь, встретил полный высокий мужчина с торчащей во все стороны бородой-мочалкой с налипшими на нее крошками – следами недавнего обеда.
– Юрчик! – пробасил он. – Ну наконец! Я думал, опоздаешь! Ты предупредил девушку?
– Ну конечно, Маэстро, – кивнул в ответ мой приятель.
С каждой минутой происходящее мне нравилось все меньше. Похоже, господа хорошие собираются облапошить доверчивый народ и подзаработать на этом денег. Участвовать в афере мне не хотелось. За подобное тоже бьют. Сильно.
Только я собралась удалиться с гордо поднятой головой и спасти от греха свою бессмертную душу, как в руках у нанимателя появился объемистый кошель, набитый под завязку золотыми. Слова застряли в глотке, а уши сами по себе стали внимать инструкциям.
Все было достаточно просто: в определенный момент Юрчик внесет меня в шатер, и я с предсмертным стоном произнесу: «Маэстро! Излечите меня от недуга страшного!» Тот накапает в стакан настойки, мое дело ее сглотнуть как-нибудь и прозреть.
Мне выдали «реквизит»: старую грязную душегрейку, воняющую за версту псиной, и рваный платок. Брезгливо морщась, я натянула тряпки поверх собственной одежды. После этого меня «загримировали» – перевязали глаза серым бинтом, оставив маленькую щелку, на ногу приладили дощечку-шину, а затем всучили огромный, не по росту, костыль. После чего мы сразу получили кошель и спрятались за шатром, ожидая своего выхода.
Рядом заголосил зазывала: «Подходите, подходите! Маэстро Владимир представляет свой волшебный эликсир. Панацея от всех болезней! Не пропустите, только сегодня! Вся Словения знает про нас! Узнайте и вы!»
Заинтересованный народ стал собираться в шатре. С непривычки мне было страшновато, и я тряслась, как промерзшая шавка, и даже изредка поскуливала.
– Не боись! – подбодрил меня Юрчик. – Впервой всегда страшно!
Он достал из внутреннего кармана своей душегрейки ополовиненную четвертинку с брагой и протянул мне:
– На-ка, глотни, сразу успокоишься!
Я с сомнением глянула на мутную, плескавшуюся в бутылке жидкость, а потом с закрытыми глазами, стараясь не вдыхать, сделала уверенный глоток. Горло обожгло, я закашлялась, на глаза навернулись слезы. И как папаша эту гадость мог пить ведрами? Юрчик кивнул и тоже приложился к бутылке.
Как ни странно, через некоторое время спиртное подействовало. Я согрелась, успокоилась, и мне захотелось улыбаться. Тут из шатра донеслось призывное:
– Кого излечить?!
Судя по тишине, царящей в шатре, желающих опробовать на себе диковинный эликсир не нашлось.
– Пора! – произнес Юрчик, перекрестившись. – Помоги нам господи!
Во всем теле у меня появилась непередаваемая легкость. Опираясь одной рукой на костыль, другой на плечо юродивого, я вошла в шатер.
– О, Маэстро! – вдруг завопил Юрчик как резаный. – Вылечите мою сестру! Ничего не видит! – В этот момент он толкнул меня в бок, требуя подыгрывать.
– Да, ничего не вижу! – заорала я в тон ему с надрывом в голосе.
– Говорить не может! – продолжал тот. «А что я тогда сейчас делаю?» – удивилась про себя я. Пока народ не заподозрил надувательства, я заорала:
– Говорю сейчас, а к ночи голос пропадает!
– И ходить не может! – выкрикнул юродивый, выбив из моих рук костыль. От неожиданности я плюхнулась на колени, разорвав по шву порты. – Вот видите, без костыля не стоит.
«Ну, Юрчик, – со злостью подумала я, – дай только выбраться отсюда! Ответишь мне за разбитые коленки!»
– Ползи! – зашипел юродивый.
– Куда? – отозвалась я. Повязка совсем спустилась на глаза, закрывая окружающее серой полосой.
– К нему!
– Больно здоровый румянец у нее! – услышала я недоверчивый женский шепот.
Я скрипнула зубами и поползла. Как передо мной выросла ось, держащая шатер, непонятно. Только я со всего маху приложилась головой. Раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры. Все звуки сразу отдалились, а потом нахлынули с тройной громкостью, и в голове установился равномерный шум. Кто-то рядом со мной ахнул.
– Спасите меня! – прохрипела я.
Сил подняться не было, я лежала на спине, мечтала оказаться дома в собственной кровати и думала, что точно покалечусь до конца представления…
Народ безмолвствовал, ожидая дальнейшего чудесного исцеления. Юрчик сориентировался быстро: подскочил ко мне и натужно поднял на руки. Роста он был небольшого, силенки оставил на дне бутылки. Пошатываясь, он пронес меня несколько саженей, потом не выдержал и уронил. Почувствовав удар об деревянный настил, я застонала и, наконец, услышала бас толстяка:
– О несчастная, ты пришла ко мне!
– Приползла! – буркнула я. – Прилетела!
– Гляньте-ка, она с ним говорит, – зашипел знакомый женский голос. – Они, верно, знакомы!
– Вы спасение мое, Маэстро! – заголосила я, почувствовав, как толстяк дернулся от неожиданности. – Сколько лет я вас ждала!
Мерзкого голоса я не услышала и удовлетворенно вздохнула. В это время к моим губам был приставлен стакан с воняющей полынью жидкостью. Затаив дыхание, я сделала маленький глоточек. Горло снова обожгло, во рту поселился вкус протухших яиц и подступила тошнота. Лучше бы это была дешевая Юраськина брага!
– Снимай повязку! – заголосил кто-то из толпы.
Я сдернула грязные бинты, долго моргала, привыкая к свету, а потом простонала:
– Я вижу! Люди, я вижу!
И снова раздался злобный голос:
– Быстро она чего-то прозрела, вон Манька…
– Я вижу правым глазом! – заголосила я. – О чудо! Мой правый глаз прозрел!
Войдя в раж, я выхватила из рук ошарашенного Маэстро стакан, даже не поморщившись, сделала большой глоток, обтерла рукавом рот, а потом заорала:
– Мой левый глаз тоже начинает видеть. – Я начала осматривать толпу, ища глазами источник мерзкого голоса.
– Не верю! – вдруг заявила патлатая баба.
– Ах, это ты мне мешаешь выздоравливать! – обвинительно ткнула я пальцем в нее. – Брат мой, дай мне мой костыль!
Я повернулась к Маэстро:
– Спасибо, вам! Век помнить буду! – И вдруг громко некрасиво икнула.
Ко мне подскочил Юрчик, подставил свое плечо и тихо просопел в ухо:
– Уходим! Тут, оказывается, Санька-карманник клиентов обчищал. Пусть толстяк сам с народом разбирается.
Стоило нам выйти на улицу, как шатер накрыл испуганный вопль:
– Кошелек! Кто-то спер мой кошелек!
– Бежим!!! – заорал мне в лицо юродивый, обдавая перегаром.
Перегоняя друг друга, мы кинулись вон с площади.
– Вон она, контуженная! – услышала я сзади и припустила еще быстрее.
Доска, привязанная к ноге, мешалась, но времени снять ее не нашлось. На полпути к Главной площади веревки ослабли, и деревяшка все-таки слетела, звучно ударившись об оледеневшие камни. За нами неслась бушующая, разгневанная толпа. Перед глазами встали испуганные лица «Баянов». Как я их сейчас понимала! Мы были уже в городских трущобах, когда голоса особенно стойких и обиженных горожан, преследующих нас, смолкли. Еле дыша, я остановилась, Юрчик схватился за бок и повалился на снег.
– Хорошо, Аська, бегаешь! – прохрипел он.
– Еще бы, – отдышавшись, подтвердила я, – жить захочешь – не так побежишь. Гони мои пятнадцать золотых!
– На десять договаривались! – возмутился юродивый.
– Я свою работу сделала, еле ноги унесла, а ты свой процент еще с Саньки-карманника получишь!
Юродивый скривился и достал кошель, который ему вручил толстяк; судя по величине мешочка, в нем звякало не меньше сорока монет.
– Ах ты, скупердяй! – воскликнула я. – Давай половину, а то глаз выбью! Ни один эликсир не вылечит.
Мужичишка, едва не плача, отсчитал двадцать два золотых рубля и протянул мне:
– Никогда с тобой, Вехрова, больше связываться не буду!
– Ха! Еще умолять станешь, чтобы я с тобой поработала! – расхохоталась я.
– Реквизит верни!
Я с готовностью стянула грязную одежонку, скомкала и бросила Юрчику.
– Лови свой реквизит. – Развернувшись и уже не боясь, что меня узнают, я направилась в сторону лавки Марфы. Сердце пело от радости. В кармане позвякивали новенькие блестящие золотые – двадцать две монеты. Жизнь, похоже, налаживалась!
Напевая под нос скабрезную песенку, я свернула на узкую улочку и тут услышала детский плач, как во сне, только сейчас он был вполне реальным. У меня мелко затряслись руки. Ребенок! Поддавшись порыву, я кинулась на звук и, завернув в один из переулков, увидала кроху.
Маленький мальчик, двух-трех лет от роду, босой, одетый в тонкие порты и льняную рубаху. Он съежился от холода и плакал, размазывая слезы по чумазому личику. Эти заплаканные глаза могли разжалобить даже самого закоренелого преступника.
Ощущая внутри незнакомое мне желание защитить его, я протянула руку:
– Малыш!
Трансформация в ребенке произошла незамедлительно: он поднял на меня черные без белков глаза и зарычал, обнажая короткие острые зубы. Я шарахнулась. Это был пропавший данийский мальчик! Я решила дать деру: этот ребенок был опаснее многих известных мне диких животных, но что-то остановило меня, что-то как будто подтолкнуло в спину.
– Эй, малыш, – удивляя саму себя, произнесла я как можно ласковее, – малыш, ну ты что, не реви. Я хорошая тетя. Ступай ко мне.
Внезапно мальчик обернулся в самого обычного ребенка и перестал реветь, а потом вдруг бросился ко мне, радостно смеясь:
– Мама!
Такого я не ожидала! «Мама?!» – это уже слишком! Какая я тебе «мама»? Я чужая тетка Аська! Удивление мое не знало предела. Надо было хватать ноги в руки и мотать побыстрее к дому, но данийский ребенок уже обнимал меня за колени и повторял, как сломанная шарманка:
– Мама, мамусечка.
Я расстегнула тулуп и, обняв его худенькое тельце, прижала к себе, согревая своим теплом, и что было духу бросилась к Марфе.
Когда я ввалилась в лавку с ребенком на руках, Лукинична как-то сразу все поняла и вопросов не задавала. После того как мы малыша отогрели, накормили, выкупали и уложили спать, собрались на семейный совет.
– Ты его должна была отнести в Совет сразу, – ругалась она, – где ж это видано: звереныша и в дом?!
– Не говори так, – оборвала я ее, – днем раньше, днем позже, ну не могла я его тащить туда. Ты же видела, в каком он был состоянии! Ну что, они бы его там холили и лелеяли?
– Больно ты знаешь, – буркнула Марфа, – чай не изверги, сберегли бы дитя. Вот что, – помолчав, сказала она, – не дело это. Как бы тебя, дуреха, в похищении не обвинили. Завтра возьмешь его и отведешь в Совет, оставишь там и расскажешь, как все было! Поняла?
– Поняла, – я ласково посмотрела на нее, – спасибо.
– Эх, девка, вечно ты себе неприятности на голову находишь. Люблю я тебя, вот душа за тебя и болит.
Марфа погладила меня по голове:
– Ну иди, посмотри, как он там. Вижу ведь, не терпится.
Я тихо открыла дверь в маленькую спаленку на втором этаже. Мальчик свернулся калачиком на огромной Марфиной кровати, обняв старого потрепанного зайца, и спокойно спал. Я осторожно присела рядом и ласково погладила малыша по темным волосам. Какое-то странное чувство раздирало меня изнутри. Смесь нежности и желания защитить, и еще что-то, какая-то дикая радость, будто это маленькое существо мне было самым близким человеком на свете. Собственно, это меня и конфузило. Мое отношение к малышу мне самой было не ясно. Материнский инстинкт у меня пока отсутствовал напрочь, и ни один ребенок не вызывал даже умиления. Но этот мальчик? Я нежно коснулась пальцем его курносого носика. Неожиданно малыш открыл свои огромные черные глаза и счастливо улыбнулся:
– Мама.
– Спи, малыш.
Мальчик резво подвинулся к стенке, предлагая мне прилечь.
– Мама? – вопросительно посмотрел он.
Я покачала головой.
– Я не мама, маленький, – попыталась объяснить ребенку, – я просто тетя. Тетя Ася.
И тут я увидела у него на шее тонкую золотую цепочку и осторожно потянула за нее, выуживая золотой медальон – тонкий кругляшок, величиной чуть побольше монетки. На нем было выгравировано мое лицо, а с другой стороны имя Анук. У меня по спине побежали мурашки.
– Тебя зовут Анук, малыш?
Мальчик кивнул и показал пальчиком на изображение:
– Мама, люблю.
– Спи, маленький. – Я поцеловала его в лоб и затушила свечи. Маленькие звездочки у указательного пальца загорелись ярким красным цветом. Анук увидел их и засмеялся:
– Звездочки.
Я улыбнулась. С этим надо было что-то делать. Все было совершенно несуразно и дико! Так не должно быть!
Когда на следующий день я появилась у Дома Совета магов Словении за руку с маленьким Наследником, начался настоящий переполох. Стражи у ворот уставились на нас так, словно перед их взором появилось чудище лесное в зеленом сарафане. Подобно рыбам, выброшенным на берег, они беззвучно открывали рты. Нас моментально препроводили в огромный круглый зал с высоким сферическим потолком. Через стеклянный витраж лился белый прозрачный свет. Я стояла, ослепленная, в ярком световом столбе, крепко прижимая к себе Анука, и ощущала внутри всевозрастающую панику. В Совете мне появляться ни разу не приходилось, так что лица наших Ипсиссимусов мне были знакомы лишь по гравюрам в газетных листах.
Вокруг нас собрались служки. Взрослые и сильные боевые маги пытались изобразить на лицах высшую степень озабоченности, но я различала лишь настоящий животный ужас, когда их взгляд падал на малыша, доверчиво прижимающегося ко мне. Перед ними был не маленький испуганный мальчик, а Наследник провинции Бертлау, будущий данийский Властитель, яблоко раздора, повод для нападения на Словению.
Где-то, тихо скрипнув, открылась дверь. Я поспешно оглянулась. Предо мной во всем своем величии стоял Ипсиссимус Ануфрий – пожалуй, самый известный маг Словении, Глава магического Совета. Он молча оглядел меня прозрачными голубыми глазами и кивнул, предлагая следовать за ним. Я рассматривала его прямую, как доска, спину и болтающуюся до самого пола, словно мешок, рясу, прикидывая возраст старика. В голове крутилась как будто приколоченная мысль, что старикан мог бы и поздороваться со мной. Как-никак я спасительница всей Словении и заслуживаю некоторых почестей.
Кабинет Ипсиссимуса светлый, с дорогой мебелью: один лишь огромный стол из мореного дуба, заваленный горами рукописей и свитков, стоил не меньше десяти моих месячных заработков.
Да уж, неплохо маги устроились. Мебель хорошая. Поди, за выплаты в Совет обычных горожан куплена. Скорее всего, за мои ежегодные отчисления приобрели этот миленький письменный прибор из настоящего серебра. От досады я прикусила губу.
Ипсиссимус Ануфрий сел за стол и указал на кресло. Анук еще до приглашения плюхнулся в него и теперь самозабвенно расковыривал в обивке крохотную дырочку. Я осторожно уселась на краешек, подвинув малыша.
– Так это вы нашли юного Анука Бертлау? – начал разговор Ануфрий. Голос у него был старчески скрипучий.
– Ну-у-у, – протянула я, почесала нос и выпалила все как на духу.
История не заняла много времени. События, приведшие меня в трущобы, я скромно опустила, зато в красках рассказала, как ребенок заливался плачем.
– А где ты была до этого? – последовал вопрос. Я смутилась и принялась лихорадочно придумывать правдоподобную ложь. Действительно, какая причина может заставить молодую девушку притащиться в городские трущобы, куда даже стражи днем по одному не суются.
– Ты участвовала в обмане более ста пятидесяти законопослушных горожан и гостей столицы, презентуя некий эликсир, – ответил за меня Глава Совета.
Я стала бордовой, даже уши загорелись, и осторожно покосилась на Ипсиссимуса. Он что, мои мысли читает?
Тот положил руки на стол и начал внимательно следить за мной. «Черт! Он действительно читает мои мысли!» – догадалась я и забавы ради стала про себя петь скабрезную песенку про неверную жену Магуса. У старика отвисла челюсть, и он поперхнулся. Я смущенно кашлянула. Похоже, я таки перегнула палку. Ануфрий помолчал и продолжил:
– По всему видно, что ребенок принял тебя за данийку. Они очень сильно реагируют на родную кровь. В твоем роду были данийцы? – Он внимательно посмотрел на меня из-под густых седых бровей.
– Нет. – Я не понимала, к чему Ипсиссимус клонит.
– Кто твои родители? – последовал вопрос.
Потупив взор, я едва слышно пробормотала:
– Моего отца звали Прохор Вехров, он был служкой Совета магов Словении.
Ну вот, он теперь знает мою фамилию. Сейчас станет припоминать все мои подвиги и подвиги папашки, отошедшего в мир иной по пьяному делу.
Ипсиссимус удивленно вскинул брови и как-то по-новому, с каким-то подозрительным интересом посмотрел в мое лицо.
– Так ты Асия Вехрова? – Батюшки, он и имя мое знает! Точно, наслышан о нашей неспокойной семейке! – Как я сразу не заметил, что ты похожа не нее.
У меня отвисла челюсть – про что он тут болтает, ядрена кочерыжка?!
– На кого? – выдавила из себя я.
– На свою мать. – Теперь он смотрел на меня почти с нежностью. Ага, мы просто страдаем старческим маразмом. Я-то полагала, маги не подвержены неприятному недугу. Ан нет, поглядите, и на старуху бывает проруха.
– Я не помню своей матери, – с натугой проговорила я, – она в родах умерла, а отец пить начал.
Казалось, старец вновь угадал мои мысли, усмехнулся и вынес вердикт:
– К вам с мальчиком мы приставим двух стражей. Ребенок пока будет с тобой. Сегодня свяжемся с Арвилем Фатиа и решим, что делать дальше. А сейчас идите.
Я кивнула и, взяв Анука за руку, поспешила к двери.
– Асия, – позвал тихо Ипсиссимус, я обернулась, – пожалуйста, береги его!
– Обещаю.
Больше всего Марфу раздражала охрана. Стражи, высказывая особое рвение в несении службы, обыскивали и входящих и выходящих покупателей. Тетка искренне переживала, что они распугают всю клиентуру, но народу в лавке толкалось как никогда много. В основном это были жаждущие увидеть маленького Наследника. Ребенок их разочаровывал: ни тебе страшных черных глаз, ни клыков и даже звериных когтей у него не нашлось.
Нам же Анук казался идеальным мальчиком: не капризничал, не плакал, а улыбался, ел с аппетитом и даже спокойно улегся днем спать.
– Красавец, – шептала Марфа. – Был бы твой сыночек, Аська, – вздыхала она, – была бы я счастливая бабка!
На следующий день, сопровождаемые отрядом охранников, мы с Ануком в закрытой карете прибыли в Совет.
Публика к нашему приезду подобралась колоритная. Там были два Советника Ипсиссимуса Ануфрия: один невысокий, с пивным животом и румянцем на круглых гладких щеках, сам напоминающий бочонок с пивом – Советник Леонид; второй его полная противоположность – длинный и худой, как жердь, со спутанными седыми вихрами, с фанатичным блеском в выпученных глазах – Советник Георгий. Я им смущенно кивнула и окинула быстрым взглядом остальных.
На диване развалился гном, закинув ноги в грязных дешевых сапогах на подлокотник. Как все северяне он являлся альбиносом и пугал бесцветными глазами под почти прозрачными ресницами.
Прислонившись к широкому подоконнику и задумчиво рассматривая вид из окна, стоял молодой человек. Этот субъект был, наоборот, яркий брюнет. Больше всего он походил на вурдалака, простите, перевертыша: волосы цвета вороньего пера, бородка клинышком и красные радужные оболочки глаз.
Кого же он мне напоминает?
«Он не напоминает вурдалака, он и есть вурдалак! – вдруг осознала я. – Мама!»
Помнится, мой папаша водил дружбу с одним так называемым перевертышем. Каждый раз тот приходил к нам в дом, смотрел на меня своими красными глазищами, но не приближался, а потом напивался как сапожник и засыпал на узкой лавке в горнице.
«Этот тип больно на того пропойцу смахивает. – Я нахмурилась. – Хотя кто их разберет, этих вурдалаков? Они все на одно лицо!»
Находящиеся в комнате господа напряженно переглядывались, будто в комнате собирался военный совет.
– А вот и вы! – нервно улыбнулся мне сидящий за столом Ипсиссимус, пытавшийся сохранить по крайней мере внешнее спокойствие. – Мы уже Анука… вас с Ануком, – быстро исправился он, – заждались.
Он продолжал улыбаться, отчего в мою душу закралось предчувствие надвигающихся неприятностей.
Я в нерешительности мялась на пороге. Кроха, перепугавшись незнакомцев, доверчиво прижался ко мне и осторожно исподлобья оглядывал собравшихся.
– Итак, господа, – начал Ипсиссимус, – мы обсудили с Арвилем Фатиа сложившуюся ситуацию. К нам уже вчера выехала делегация, возглавляемая его правой рукой Леоном Неаполи. – Ануфрий замолчал, проверяя эффект от сказанного. Присутствующие непроизвольно подались вперед. – Нет, это не объявление войны, визит дружественный, – довольный результатом, резюмировал старик.
Раздался всеобщий вздох облегчения.
– Кроме того, Арвиль Фатиа подозревает, что похититель мог быть человеком, поэтому вся человеческая община в Данийи попадает под подозрение. Боюсь, что некоторых вышлют на родину. Так что готовьтесь, господа, вероятно, начнется то, чего мы все так сильно опасаемся.
Новость о том, что данийцы людей не съедали, а просто позволяли им оставаться, жить и работать на их плодородной земле, для меня стала откровением.
– Чтобы обеспечить безопасность мальчика, мы с Арвилем пришли к общему решению отправить его обратно в Фатию без лишнего шума, инкогнито, под присмотром специально отобранной группы.
– Но как так? – удивился Советник Георгий. – Мы должны для выяснения всех недоразумений выслать делегацию. Ипсиссимус Ануфрий, что могут сделать для погашения конфликта девчонка, гном, вурдалак, простите, – он с искренним сожалением посмотрел на брюнета, – перевертыш и теоретик. Они же ничего не понимают в политике! Мы на пороге войны и высылаем к недругу развеселую гоп-компанию!
Я вытаращилась на Советника, все вышесказанное доходило до меня туго. Так, значит, я еду с маленьким Ануком в Данийю? Потом я покосилась на брюнета: еще и с настоящим вурдалаком. Они чокнулись всем Советом?! И потом мне что же, не спать все время и трястись, что вурдалак как-нибудь в полнолуние превратится в чудище, разорвет меня на куски и полакомится моей печенкой?! Если нежить требует независимости и признания себя цивилизованной расой, это не значит, что она впредь не намерена покушаться на беззащитных девиц! Да, я такая беззащитная, что меня сам бог велел сожрать!
Из горестных размышлений меня вывел голос Советника Леонида:
– А где, кстати, теоретик Петушков? – Ответа не последовало, и о нем сразу забыли.
– Выслушайте меня, не перебивая! – вдруг рявкнул Ануфрий. – Вслед за ними через несколько дней поедет и делегация, состоящая из магов во главе с Советником Леонидом. – Пухлый величественно кивнул. – Группа с Ануком тронется в путь на лошадях без повозок, а потому она будет двигаться быстрее. До Фатии они доберутся уже через неделю, не привлекая нежелательного внимания, а делегация будет ехать почти месяц, и ее увидят и заметят все. Если отправить ребенка с делегацией, то он может быть снова похищен или, хуже того, убит!
Последнее замечание нависло над головами спорщиков, как дамоклов меч.
План приняли после долгих и нудных обсуждений, со скрипом и перевесом «за» в единственный голос. «За» выступил только сам Ипсиссимус, но его слово стоило всех остальных. Впрочем, о моем участии в «крестовом походе» все, кроме Ануфрия, также высказали однозначное «против» (в том числе и я), правда, и здесь голос Главы Совета снова оказался решающим.
Я проголодалась, у меня устали ноги, свербело в носу от одеколона Советника Леонида, а чихнуть не получалось, сколько я ни выпучивала глаза. Анук освоился, от нечего делать потрогал все статуэтки в кабинете, отломал у одной мраморную руку, нарисовал какую-то каракулю на секретном документе у Ипсиссимуса Ануфрия и вызвал немое удивление всех окружающих. Я под шумок широко зевнула.
– Она не должна ехать, – уже в сотый раз произнес Советник Георгий, – она же была отчислена за профнепригодность из Училища магов. Девушка потенциально опасна. Как выяснилось, ее сила не опечатана. Недоученный маг не может управлять своими способностями.
– Не надо было выгонять, – буркнула я себе под нос. Все документы на отчисление согласовывались и подписывались Советом.
– Прецедент сохранения магии мы рассмотрим по ее возвращении. Поймите же вы, – устало повторил Глава Совета, – без нее Наследник никуда не поедет. Да вы попробуйте сейчас увести его в другую комнату, он сразу превратится в маленькое чудовище, разнесет весь кабинет и нападет на охрану.
– Это дочь Прохора Вехрова? – вдруг спросил вурдалак.
В его голосе слышался неприкрытый ужас. В комнате воцарилась гробовая тишина, давящая на уши.
Ипсиссимус то ли кивнул, то ли пожал плечами.
Я ничего не поняла из этого разговора, но вопрос мне сразу не понравился.
– Решено, – заключил Ануфрий. – Вот, Ася, познакомься, эти люди, – тут он запнулся, – эти господа будут сопровождать и защищать вас с Ануком. Это Виль – наемник по особо важным делам Совета магов. – Перевертыш величественно качнул головой. Я же уставилась на его тонкие аристократические пальцы с острыми черными звериными когтями. Голос Главы Совета снова отдалился.
«Значит, все же папашкин приятель! Вляпалась ты, Аська, по самые уши!»
– Это Пантелей – он изъездил всю территорию Словении вдоль и поперек и проведет вас самой безопасной дорогой. Он ваш проводник, – продолжал знакомить Ануфрий.
Гном махнул рукой и усмехнулся:
– Для тебя, милая, – обратился он ко мне, – можно просто дядя Пан. А вам, Ипсиссимус, я вот что скажу – за такие деньги я и василиска лично препровожу народ пугать и еще платочком ему вслед помашу.
Глаза Ануфрия недобро сверкнули. Гном не затыкался все утро и своими скабрезными шуточками и намеками довел его личного секретаря, премилую девушку Настюшу, до слез.
– А это Иван, наш лучший на сегодняшний день служка, – произнес Ипсиссимус, а потом осекся. Ивана в кабинете не оказалось. – А где Иван?
– Иван! – крикнул Советник Леонид, краснея как рак.
Этот самый Иван Петушков, горе луковое, вечно портил все показатели! То пьяный на сборы придет, то в караул с разбитым носом выйдет, а сейчас и вовсе на секретное совещание опаздывает!
В дверь заглянула чья-то круглая башка и, очень хитро улыбаясь, произнесла:
– Он через минутку будет.
В тот же момент, отталкивая доносчика, в кабинет ввалился мой давний знакомый. Выглядел он хуже прежнего. Губа зажила, и опухоль с переносицы спала, но кроваво-красные глаза свидетельствовали о бессонных ночах, проведенных в интересном месте после скрупулезного приема слабительной настойки. Горемыка готов был зайтись захлебывающимся кашлем, но сдерживался, мучительно скукоживаясь всем телом. Его затравленный вид вызвал во мне глухой приступ раскаяния. Может, напрасно я с ним так жестоко поступила?
– Что с вами, теоретик Петушков? – строго спросил Ипсиссимус.
– Я приболел, – прошамкал, едва дыша, тот. – Я последнее время себя очень, очень плохо чувствую!
Я не выдержала и хихикнула, тут Иван заметил меня. Глаза его засветились жаждой крови, а руки сами потянулись к моей шее.
– Она! Она! Это все она виновата! Ведьма! В костер ее! – заорал он дико и кинулся в мою сторону. – Задушу! Ненавижу!
– Теоретик Петушков! – закричал Ануфрий, но все было тщетно – парень его не слышал.
Тут передо мной появился Анук, поблескивая черными глазищами на пол-лица.
– Ой, мама, что это?! – тоненько заголосил Иван. – Спасите!!!
Он попытался выскочить в коридор, но принялся открывать дверь в обратную сторону. Та никак не поддавалась – чем яростнее Ваня дергал, тем печальнее скрипел косяк. И тут случилось страшное: Петушков чихнул с такой силой, что его отшатнуло, развернуло спиной, в его животе раздался булькающий звук, и служка сполз на пол, блаженно и виновато улыбаясь. Совещание пришлось отложить до момента, когда он приведет себя в порядок.
Через полчаса после того, как я принесла ему лекарство и свои извинения, мы тем же составом собрались в кабинете. Иван сверлил меня злобным взглядом, а потом заявил, едва не плача:
– Нет! Можете лишать меня лицензии, но я с ней никуда не пойду! Она меня или со свету сживет, или искалечит! Не пойду! Ведьма самая настоящая! Ну почему этого ребенка не нашла славная, милая девушка?!
– Я пойду! – пробасил знакомый голос. Я даже не заметила прихода Сергия. – Я эту пигалицу одну далеко боюсь отпускать, тем более с такой компанией. Ипсиссимус, вы посмотрите на нее. Посмотрите внимательнее! Видите? У нее на лбу написано: «Притягиваю все беды». И вообще, она мне без пяти минут жена!
Я на него вытаращилась, но с последним заявлением спорить не стала. Действительно, если рядом окажется хорошо знакомый человек, на кого я смогу положиться, будет гораздо легче.
– Нет, – отчеканил Глава Совета, – при всем моем к вам уважении, вы, Сергий, ученый. Вы с детьми возитесь. А нам нужен воин, которой практиковал боевую магию, а не учебники о ней писал. Поедете в составе делегации, там вы пригодитесь. Все. Сегодня вечер на сборы, завтра с утра отправляетесь в путь. Обсуждение завершено и решение окончательно!
Вечером Марфа, Сергий и Динара устроили мне проводы. За столом все молчали как на поминках. Тостов не говорили, и когда выпивали, не чокались. В конце концов эти трое стали говорить обо мне в прошедшем времени, будто я не сидела рядом, а уже сгинула где-то по дороге к Данийе Солнечной.
– Хорошая была девка, – причитала пьяная Марфа, – правда, глупая и все время в неприятности попадала.
– Ага, – сморкалась в льняную салфетку Динарка, – это ее и сгубило. А глаза, какие красивые и печальные!
– И звездочки, – вдруг всхлипнул Сергий, – эти звездочки у пальчика… Как они переливались… Какие были яркие. Я ей магию опечатал самым сильным заклинанием, а они горят.
Я не выдержала:
– Слушайте, вы меня уже умертвили, похоронили и цветочки на могилку посадили. Откройте глаза – я здесь, живая и здоровая!
Троица удивленно уставилась в мою сторону, а потом Марфа прошептала:
– Это пока! – И вдруг заголосила во весь голос: – На кого ж ты меня покинула?! Кто ж теперь в старости мне чай на травках будет подавать! – А потом замолчала и зло ткнула пальцем в глаз Сергию, он даже охнул. – Вот! Надо было замуж выходить! Никто бы мужнюю жену не потащил никуда!
– Да! – поддакнул тот. – Надо было за меня замуж выходить, я бы тебе купил платье из эльфийского шелка!
– Да ну вас! – разозлилась я. – Не нужно мне твое платье и замуж не пойду! Лучше уж и вправду помереть!
Сергий удивленно посмотрел на меня:
– Ты чего, Ась, я и не настаиваю! Можно подумать, ты одна девка в городе! У меня, к твоему сведению, и другие кандидатуры есть.
– Ну и вали к своим кандидатурам! – едва не плакала я от злости. – Больно надо! Иди, иди, прямо сейчас.
– Ну все! Аська с ума сбрендила, – констатировала Марфа, – то замуж не хочет, то гонит, как влюбленная дура!
– Да ладно, – примирительно прогудел Сергий, – не обижайся, просто на заметку возьми. Давай я лучше тебе про данийцев расскажу, чтобы ты врага в лицо знала!
– Рассказывай! – согласилась пьяная Динарка.
– Значит, так, Аська, злить их нельзя, если уж он превратился в демона, то можно спрятаться в сугробе, а можно попричитать: «Даниец, миленький, не кушай тетечку!»
Подружка залилась веселым смехом, Марфа прыснула в кулак.
– В Данийе сугробов нет – там вечное лето! – прошипела я. – Советчик безмозглый. Тебе, Сергий, вообще, стыдно такое говорить! Все-таки лекции в Училище читаешь!
И опять я летала во сне. Проснувшись среди ночи, я увидала, что мальчик не спит, а внимательно смотрит на меня.
– Ты видел, малыш, – шепотом спросила я, – ты знаешь, где это?
Тот серьезно кивнул и прошептал:
– Дома.