За власть Советов
О выборах в Верховный Совет СССР написано много разного. И все же целиком обойти предвыборную кампанию и сами выборы я не могу, поскольку участие Ельцина в них важно было не только для него самого, но и для выхода демократических сил к законодательным рубежам. В конце концов Ельцин мог бы дождаться выборов в Российский парламент и не в таких ураганных условиях завоевать его и стать тем, кем он стал – Президентом России. Но ждать неизвестно чего, конечно же, не в духе Бориса Николаевича. На него ориентировались, за ним, словно в фарватере мощного ледокола, шли легкие джонки и бригантины перестройки.
Каких-то грандиозных задач накануне выборов штаб Ельцина не ставил. Просто надо было баллотироваться и постараться обойти альтернативщиков. Все. Пока все.
И когда по Москве началось выдвижение кандидатов в депутаты, первым предприятием, которое назвало имя Бориса Николаевича Ельцина, был мой родной ЦНИИ «Проектсталь конструкция».
В Госстрой приехал мой товарищ по НИИ Саша Музыкантский (позднее ставший префектом Москвы) и привез с собой протокол выдвижения Ельцина кандидатом в народные депутаты СССР. Музыкантский был тем человеком, который стал первым официальным доверенным лицом Бориса Николаевича Ельцина. Всего их – десять человек (зарегистрированных) и примерно столько же работало в команде на общественных началах. Затем из одного совершенно «закрытого» предприятия явилась целая группа поддержки во главе со Львом Шимаевым.
Это тот человек, который организовал в Москве митинги демократов.
…Из Ростова в Москву приехал один симпатичный парень – Валерий Борцов. Человек с двумя высшими образованиями, какое-то время работал в райкоме партии и, когда начал конфликтовать с партчиновниками, ушел в грузчики. Я представил его Ельцину, и тот мне сказал, чтобы мы Борцова проверили. Для нас было важно: способен ли Валерий самостоятельно мыслить и излагать свои мысли письменно. Дали ему текст выступления Ельцина в ВКШ, чтобы из него Борцов синтезировал нечто вроде предвыборных тезисов. С этим он справился быстро, с необыкновенной легкостью. Хотя жилось ему в Москве, вернее в Подольске, где он снимал коечное место, очень нелегко, в Госстрой он приходил в девять утра и уходил поздно вечером. Фамилия была у него подходящая его натуре.
Многие приезжали к нам и говорили, что хотим помогать Ельцину. Из «революционного» Зеленограда прислали талантливых людей, которые впоследствии стали доверенными Б.Н. Ельцина: Викторию Митину и Сашу Гарнака. Один парень назвался журналистом с Сахалина и в доказательство показал статью о Хрущеве. Очень интересный и грамотно написанный материал. Однако он пропуском для зачисления в команду Ельцина служить не мог. Мы его, как и Борцова, решили испытать на том же тексте и на составлении тех же предвыборных тезисов. У парня ничего не получилось. Борцов не был журналистом, а с заданием справился легко, этот же «хрущевовед», вроде бы с наработанным пером, в новом деле, однако, оказался беспомощным. В целом же он был чрезвычайно активным и проявлял для новичка исключительную осведомленность. Например, когда нам понадобилось выйти на Московскую патриархию, он сделал это мгновенно. Хотя мы-то знали, какое это непростое дело. Потом пошли слухи, что этого человека часто видят на Лубянке. Однажды Борис Николаевич в лоб у него спросил: «Почему вас так часто видят в КГБ?» Он ответил, что у меня, дескать, там работает друг… Пришлось с этим «помощником» расстаться. Большинство ополченцев приходило с предприятий, по рекомендации надежных людей. Борис Николаевич, как правило, с каждым из них разговаривал, «экзаменовал» взглядом, иногда сам выезжал на предприятия… У нас, конечно же, была элементарная страховка. И все же однажды интуиция подвела Ельцина. Одно из наших общественных доверенных лиц совершило компрометирующий Ельцина поступок: на избирательном собрании этот человек исказил выступление Бориса Николаевича и сказал то, на что полномочий не имел. Поговаривали, что он тоже в каком-то смысле причастен к дому на Лубянке.
По крупицам у нас сформировалась сильная команда: Музыкантский, Демидов, Шимаев, Михайлов, Гарнак…
Окружное собрание – это сито, сквозь которое только два кандидата попадали в «финальную пульку». Члены окружных собраний, как правило, набирались из «верноподданных» активистов, которые нагло мешали выдвижению демократов.
Ельцин баллотировался не только в Москве. Его кандидатуру выдвинули, разумеется, и в Свердловске, и в его родных Березниках, где он, без сомнения, проходил на все сто процентов. Вопрос – где баллотироваться – для Бориса Николаевича был принципиальным. Он хорошо запомнил слова Горбачева, сказанные на ноябрьском Пленуме МГК: «Вас, Борис Николаевич, москвичи отвергли…»– «Отвергли? Посмотрим!» И, сделав на всякий случай ставку на Березники, Ельцин дал согласие баллотироваться в самом большом в стране национально-территориальном округе номер 1. Он хотел получить вотум доверия от шести миллионов москвичей. Конечно, стремился быть избранным, но только не любой ценой, а так, чтобы его победа ни у кого не вызывала сомнений. Риск? Безусловно, но ведь в резерве еще был Урал. А во-вторых, первый избирательный округ подходил ему еще и по сугубо прагматическим соображениям. В нем баллотировались Воротников и еще какой-то малоизвестный кандидат. Так что здесь было много места для маневра, тем более кандидатура Воротникова уже тогда не была конкурентоспособной. В других же районах выдвигалось по десять-двадцать кандидатур на одно место, и особенно много альтернативщиков появлялось там, где баллотировался Ельцин.
И каково же было наше удивление, когда буквально за два дня до окончания выдвижения кандидатов в том же национально-территориальном округе номер 1 появилось… 32 кандидата. У партаппарата явно сработал инстинкт самосохранения, и он бросил все силы, чтобы отобрать голоса у Ельцина. Для нас все это было уже прочитанным «букварем» закулисной возни. В новых списках появились новые фамилии, в том числе космонавта Гречко (на решающем окружном собрании отдавшего свои голоса Борису Николаевичу) и директора ЗИЛа Бракова. На него-то и делали ставку в ЦК.
И все же наши аналитики посоветовали Ельцину не снимать своей кандидатуры, ибо победа в округе номер 1 давала ему хороший шанс попасть в Совет национальностей. На «финальном» окружном собрании, в Колонном зале, на Ельцина обрушился град провокационных вопросов. Главным обвинением было то, что он, дескать, борется с привилегиями, а сам живет в доме ЦК, пользуется медицинскими услугами четвертого управления Минздрава, хотя к тому времени он уже перешел в районную поликлинику, что его дочь Лена якобы получила квартиру незаконно. Однако Ельцин запретил нам очернять соперников, особенно главного из них – Бракова. Правда, и Браков принял условия борьбы и тоже не стал открыто обливать Бориса Николаевича грязью. Но когда мы приехали на ЗИЛ, откуда выдвигался Браков, все было сделано так, чтобы встреча провалилась. Рабочих отпустили в отгулы, а зал заполнили аппаратчики и администрация. У работника, желающего выступить, на руке был написан номер – очередность выступления. И каждый старался как можно больнее «ударить» Ельцина. Но он вел себя мужественно и не принял грязных методов борьбы. Зато, когда сели в машину, дал волю чувствам: сокрушался, скрипел зубами…
Почему так зашевелился «муравейник» на Старой площади? У меня сохранилась копия документа, в котором все было расписано по пунктам с целью провала Ельцина на выборах.
Это «рабочая памятка» для политического убийства. И на некоторых предвыборных собраниях я часто слышал (слово в слово) целые абзацы из этой рожденной в недрах ЦК «памятки».
Вот только одна выдержка из того документа: «Он (Ельцин. – Л.С.) не из тех, кто будет занимать на съезде народных депутатов взвешенную позицию. Ринется в политическую схватку. Чем все это закончится?» Как в воду смотрели: закончилось тем, чего они больше всего боялись, – крахом КПСС, чему очень способствовал ненавидимый ими Ельцин. Но в принципе ее авторов можно было понять: Ельцин, не скрывая, катил на партию такую «бочку», изпод которой не всякий мог выкарабкаться. И не маскировал своих намерений: утверждал, что партия, доселе подменявшая все государственные структуры, с выбором парламента должна будет уступить ему место. Чего ей очень не хотелось делать.
В конце 1988 и в начале 1989 года за такие мысли среди коммунистов еще считалось особой доблестью принародно «высечь» бунтаря…
В бой вступили «рабочие» члены ЦК – доярки с кухарками, осуждающие «антипартийные» высказывания Ельцина. Был даже созван Пленум ЦК КПСС: формально – по сельскому хозяйству. Текст резолюции этого Пленума насчитывал 61 строку – 44 из них были «посвящены» Ельцину. Вот как «любили» и «чтили» коммунисты своего «заблудшего сына».
Надеялся ли Ельцин на победу в выборах? На Урале – вне всяких сомнений. В Москве – был риск. Однако наши аналитики предсказывали благоприятный исход. Они ссылались на то, что людям осточертела партия, которая гробила все живое. Люди, особенно среднее поколение, ощущали всю свою пришибленность и мечтали только о том, чтобы каким-то образом начать менять свое позорное существование. И Ельцин оказался как раз тем человеком, который, зная повадки и жуткую ограниченность своих бывших «олимпийцев», реально мог противостоять им. И чем больше его били, тем ближе он становился своим потенциальным избирателям. Нужно было недюжинное мужество, чтобы одному выйти против стаи, как он называл весь ЦК и все Политбюро. Это потом его поддержали миллионы, а вначале ельцинские баррикады были не очень надежны.
Растерявшаяся партия и ее боевой отряд КГБ дали откровенную промашку. А будь они понаглее и будь у них тогда настоящие лидеры, не пришлось бы, спустя три года, творить государственный переворот. Ведь, по существу, в августовские дни в прицелах снайперских винтовок в основном маячила фигура Ельцина. В 1991, как и в 1988, 1989 и 1990 годах, он был для партии главным «сукиным сыном».
«Ну хорошо, – рассуждали мы, – пройдут выборы, Ельцина изберут, и он попадет в Верховный Совет. Какие у него шансы занять там какую-нибудь ключевую позицию?» Ясно было, что Ельцин не сможет сразу же конкурировать с Горбачевым.
Однажды мне позвонил мой знакомый из ВС СССР, и мы договорились встретиться. Тогда он дал мне раскладку всех должностей в новом Верховном Совете СССР. Я понял, что места для Ельцина в том списке не нашлось, и этот же знакомый мне сказал, что в этом смысле хорошо поработал аппарат Лукьянова и что большинство депутатов будут голосовать против Ельцина.
Должность председателя Совмина СССР тоже рассматривалась демократами, но была сразу же отвергнута. К ней, думали мы, на том «горбачевском» съезде не дадут даже приблизиться. Собрались свердловчане и решили, что Ельцину все же надо выдвигаться на самую высокую должность – Председателя ВС СССР.
Сначала хотели, чтобы это предложение исходило от Бурбулиса (позднее – Госсекретаря и первого вице-премьера России), но Бурбулис сам был из Свердловска, и потому его предложение могло показаться депутатам неубедительным. Позвонили «нейтралу» (в географическом смысле) депутату Оболенскому, и где-то около двенадцати ночи наш представитель конфиденциально встретился с ним в гостинице «Россия». Договорились, что Оболенский на Съезде народных депутатов предложит кандидатуру Ельцина. В тот день я с нетерпением ждал этого момента у телевизора, и каково же было мое изумление, когда Оболенский, подойдя к микрофону, предложил… свою кандидатуру. Это для Ельцина и его окружения было большим откровением. И мы поняли, что сделано это было неспроста, – видимо, кто-то с Оболенским неплохо «поработал» и… «переубедил…
Свободные выборы – это великолепная мужская игра. В ней как в зеркале отражаются человеческие страсти, характеры. В ней можно приобрести высокий человеческий рейтинг, но можно все безнадежно проиграть.
Кто же в конце концов выиграл? Горбачев ли, поддавшийся соблазну «обвенчаться» с Генштабом и «штабом» на Старой площади, Лукьянов ли, тихой сапой манипулирующий Верховным Советом, или все же Ельцин, которого «толкали и пихали», но которого не дал в обиду народ.