Целинная эпопея
Весьма популярна приписываемая британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю фраза о Сталине: «Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». Черчилль, правда, никогда этого не говорил. Владеющий английским языком может проштудировать его сочинения и сам в этом убедиться.
В реальности Сталин «принял страну» не с сохой, а в период расцвета НЭПа, когда Россия не только сама себя кормила, но и экспортировала хлеб. А вот Хрущев принял у Сталина страну полуголодной.
– Хлеб продавали за границу, а в некоторых районах люди пухли от голода, – вспоминал Никита Сергеевич. – Да, товарищи, это факт, что в сорок седьмом году в ряде областей страны, например в Курской, люди умирали с голоду. А хлеб продавали.
В пятьдесят третьем собрали всего тридцать миллионов тонн зерна. По потреблению продуктов на душу населения страна осталась на дореволюционном уровне. Первый секретарь столичного горкома Екатерина Алексеевна Фурцева после смерти Сталина говорила на пленуме ЦК:
– Возьмите Москву, которая всегда находилась в более благоприятных условиях по сравнению с другими городами страны. Даже в Москве до последнего времени хлеб отпускали в одни руки не более килограмма. В Москве, которая находится в особых условиях, хлеб продавали с примесью – около сорока процентов картофеля и прочего.
Сталин разорил деревню. По сравнению с 1928 годом (последний год до массовой коллективизации и раскулачивания) поголовье скота уменьшилось, а население-то росло! После войны крестьян еще и обложили непосильными налогами. Чтобы не платить, крестьяне забивали скот, отказываясь даже от коровы (а это же молоко для детей!), вырубали сады и деревья.
– Я ездил в родную деревню, – вспоминал Хрущев, – зашел к двоюродной сестре. У нее хороший сад. Я ей говорю: «У тебя замечательные яблони». А она: «Осенью срублю из-за налогов».
Результат? В августе 1953 года на пленуме ЦК выяснилось, что после повышения налоговых ставок денег в бюджет стало поступать меньше.
– А мы содержали огромную армию фининспекторов, которые ходили по дворам и собак дразнили, – доложил на пленуме Хрущев товарищам по партии. – Люди покупали поросенка, старались подкормить, пока фининспектор не пришел, а за день до прихода – зарезать. Зачем это нужно? Что же это – наши враги? Что в том, что человек откормил поросеночка пудов на пять-шесть, сам скушал и на рынок дал? Разве это плохо? Разве это угрожает нашему социалистическому строю? Нет. Глупость была.
Крестьяне бежали из деревни, уже выращенный урожай пропадал.
«Взрослые мужчины и женщины уходили из колхозов в города и промышленные центры, в колхозах оставались только престарелые и дети, – рассказывал Александр Михайлович Пузанов, который в 1952 году стал главой правительства РСФСР и кандидатом в члены президиума ЦК. – Уборочные работы проводились силами МТС, рабочих городских предприятий и студентов. Не только мяса, молока и масла, хлеба не хватало даже в крупнейших городах и промышленных центрах. Тысячные очереди очень часто образовывались с вечера!»
Первый секретарь Смоленского обкома Павел Иванович Доронин на пленуме ЦК вспоминал, как они с Ворошиловым ездили по области. Потрясенный увиденным Климент Ефремович сказал: тут хоть Карла Маркса посади, и он ничего не сделает, колхозы доведены до ручки.
– Вы совершенно правильно говорили, – напомнил ему Доронин, – что такое положение могло сложиться только потому, что члены политбюро и Сталин не представляли и не знали, как живет народ. Говорили, Климент Ефремович?
– Говорил, – подтвердил Ворошилов.
– Вы говорили, – напоминал ему Доронин, – что «только наша оторванность от парторганизаций, наша оторванность от жизни народа могла привести к такому положению, как у вас на Смоленщине». И это действительно так. Положение в сельском хозяйстве на Смоленщине было страшное. Я могу, товарищи, пленуму назвать такие цифры: за 1951–1953 годы из области ушло сто тысяч колхозников. Причем как уходили? Сегодня в колхозе пять бригад, завтра четыре. Ночью бригада секретно собиралась и уезжала, заколотив все дома…
Почему же Доронин раньше молчал, почему не бил тревогу?
– Достаточно было хотя бы маленький намек сделать, что у тебя плохо с хлебом или с другими делами, – объяснил первый секретарь Смоленского обкома, – как через три минуты тебя вызывают и начинают говорить: что это у вас там за настроение? Приходишь в ЦК, входишь к секретарю Центрального комитета партии в кабинет и не знаешь, выйдешь ты из него или нет. Вы тогда, товарищ Ворошилов, говорили: «Что вы молчите?» А я ответил: «Климент Ефремович! Вот если бы я к вам приехал и рассказал все, что вы сейчас видели своими глазами, вы бы мне сколько уклонов приклеили?»
Сентябрьский 1953 года пленум ЦК списал с крестьянских дворов задолженность и освободил от обязательных поставок мяса государству. Теперь крестьяне могли спокойно заводить скот, не опасаясь того, что его придется пустить под нож.
Освоение целинных земель началось потому, что руководители страны во главе с Хрущевым не нашли иного способа быстро накормить страну. На пленуме ЦК в августе пятьдесят третьего Хрущев упрекал соратников:
– Товарищи, не стыдно нам? Живем на даче, на улицу выходим, гуляем, колхозники смотрят и, видимо, говорят: наши руководители живут неплохо, а колхозы самые задрипанные, стыдно смотреть… Урожай картошки в нашей стране очень низкий. Почему, товарищи?.. Дожили до того, что капуста у нас в одной цене с бананами. Это позор!
– И то не хватает, – мрачно заметил Булганин.
– Бананы завозят, а капусту не завозят, – объяснил ему Хрущев.
В зале оценили шутку первого секретаря ЦК.
– Мы сейчас робко продаем муку, чтобы блины печь, – рассказал Никита Сергеевич. – А какое же это удовлетворение потребностей без блинов? Мы, товарищи, переходим постепенно от социализма к коммунизму. Вот представляете, какой-то дядька на митинге спросит: при социализме блинов нет, а при коммунизме будут? Это позор! Кашу, товарищи, по рецепту дают, потому что крупы пшенной нет, гречневой нет. Куда это годится?
Никита Сергеевич достаточно точно представлял положение дел на селе. Некоторые сведения при нем стали открыто публиковаться. Другие цифры Центральное статистическое управление присылало ему лично – в секретных пакетах (см. подробнее: Отечественная история. 2000. № 1). Скажем, людям не полагалось знать, что по численности поголовья скота и по потреблению продуктов на душу населения страна не преодолела дореволюционный уровень. Естественно, скрывались и цифры эффективности животноводства в сравнении со странами Запада.
Хрущев хотел хотя бы досыта накормить страну! И дать жилье, поэтому затеял массовое гражданское строительство – впервые за все годы советской власти. Сталин не строил жилые дома. Его интересовали только крупные проекты.
Сталин запрещал распахивать новые земли. Хрущев, напротив, решил, что это самый быстрый способ дать стране хлеб. 22 января 1954 года подписал записку «Пути решения зерновой проблемы», которая стала программой освоения целины.
Заготавливалось меньше зерна, чем потреблялось, недостаток возмещался из государственного резерва, поэтому, считал Хрущев, необходимо «расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане и Западной Сибири». Он предлагал освоить тринадцать миллионов гектаров.
«Мы должны выиграть время, – объяснял свою позицию Никита Сергеевич. – Нам надо не только получить как можно больше хлеба, но и затратить на получение этого хлеба как можно меньше времени».
Хрущев пригласил в Москву первого секретаря ЦК компартии Казахстана Жумабая Шаяхметова. Долго беседовал. Присматривался. Спрашивал, какие земли пригодны под распашку, сколько зерна можно будет собрать. Руководитель республики Никите Сергеевичу не понравился. Шаяхметов, как показалось Хрущеву, отвечал неискренне, занижал возможности Казахстана, доказывал, что земель, пригодных к распашке, в республике очень мало.
Жумабай Шаяхметов проучился три года в аульной школе и закончил двуклассное русско-казахское училище в селе Полтавское (Омская область), батрачил, а потом работал в различных советских учреждениях – секретарем волостного ревкома, агентом уездного уголовного розыска. Десять лет прослужил в госбезопасности.
С должности заместителя начальника Алма-Атинского областного управления НКВД в июле 1938 года Шаяхметов был кооптирован в состав ЦК компартии Казахстана и назначен третьим секретарем ЦК. Через год его утвердили вторым секретарем, а в апреле 1946 года – первым секретарем республиканского ЦК. Он стал первым за четверть века казахом, которому поручили руководить своей республикой, хотя полномочия его были весьма ограниченны – важнейшие решения принимались в Москве. Руководителей республики иногда и не спрашивали. Например, когда создавали в районе Семипалатинска ядерный испытательный полигон.
Никита Сергеевич выразил недовольство тем, что поставки зерна, мяса, хлопка, шерсти из Казахстана не растут, а падают. Вернувшись из Москвы, Шаяхметов поделился в Алма-Ате с партийными товарищами:
– Должен сообщить, что мое выступление на пленуме ЦК КПСС не оказалось на высоте тех задач, которые были поставлены Центральным комитетом нашей партии, и было неудачным. После пленума Хрущев на совещании секретарей обкомов нашей республики предъявил нам высокие требования, вытекающие из удельного веса Казахстана в сельском хозяйстве страны и конкретных недостатков нашего руководства.
Никита Сергеевич пришел к выводу, что Шаяхметов сознательно вводит его в заблуждение. Глава Казахстана, видимо, рассуждал так: распашка новых земель потребует рабочих рук, в республике их нет, привезут из России, а уже и так много русских и украинцев, значит, доля коренного населения снизится. Руководители Казахстана, надеясь уберечь республику от этой кампании, доложили в ЦК, что «распашка целинных и залежных земель приведет к нарушению интересов коренного казахского населения, так как лишает его выпасов скота».
Увидев, что Жумабай Шаяхметов ему не помощник, Хрущев сменил руководство республики. В Москву пригласили всех членов бюро ЦК компартии Казахстана. Никита Сергеевич прямо спросил Шаяхметова:
– Подъем целины – огромная кампания. Вы, нынешние руководители Казахстана, сможете управлять таким большим делом?
Члены бюро молчали. Шаяхметов понял, какого ответа от него ждут.
– Прошу освободить меня от поста. Я постарел, да и здоровье у меня не очень.
Шаяхметову было всего пятьдесят два года. Довольный Хрущев похлопал его по плечу:
– Настоящий большевик!
Он поручил Шаяхметову через два дня провести внеочередной пленум ЦК компартии Казахстана по кадровому вопросу. Пленум собрали 5 февраля 1954 года. Руководителю республики пришлось публично каяться:
– У меня не хватило размаха и уровня, необходимого первому руководителю ЦК партии Казахстана. Я вполне понимаю свою ответственность и тем более свой провал, провал руководства бюро ЦК в такой ответственный момент, когда партия ставит по-новому большие, грандиозные задачи в области подъема сельского хозяйства.
Жумабая Шаяхметова освободили от должности, перевели из Алма-Аты первым секретарем Южно-Казахстанского обкома партии. Все следили за тем, как поведет себя бывший руководитель республики на новом месте. Первый секретарь не пил и не курил, когда его приглашали в гости, помощник предупреждал:
– Чтобы спиртного не было. Если Жумеке увидит, то не сядет за стол.
Буквально через несколько месяцев его отправили на пенсию, потому что он тяжело заболел. Он присутствовал на Семипалатинском полигоне, когда 29 августа 1949 года проводилось испытание первого ядерного устройства. Может быть, радиация стала причиной болезни… Шаяхметову дали небольшую квартиру в Москве.
С 23 февраля по 2 марта 1954 года в Москве проходил знаменитый пленум ЦК КПСС, принявший постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».
Первым секретарем в Алма-Ату Хрущев послал бывшего руководителя Белоруссии, бывшего секретаря ЦК, бывшего министра культуры Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. Вторым секретарем сделал Леонида Ильича Брежнева. Им и предстояло поднимать целину. Для Пономаренко назначение в Алма-Ату было дорогой, ведущей вниз по карьерной лестнице. Для Брежнева – началом нового взлета.