2. Анатомические преступления. Воровство тел и другие страшные истории о препарировании трупов
Достаточно много времени прошло с тех пор, как канон Пахельбеля использовался в качестве коммерческого «размягчителя душ», так что эта музыка вновь вызывает во мне чистую и сладкую грусть. Это подходящий выбор для траурной церемонии – хорошая классическая музыка, заставляющая собравшихся вместе мужчин и женщин замолчать и сосредоточиться.
Чего здесь нет – так это гроба с останками усопшего, нет цветов, нет свечей. Это было бы достаточно сложно организовать, поскольку более двадцати тел были аккуратно расчленены на отдельные сегменты: фрагменты таза и разделенные пополам головы с обнажившимися секретными поворотами синусов, напоминающими туннели «Муравьиной фермы»[8]. Я присутствую на траурной церемонии, организованной для прощания с безымянными трупами, поступившими в анатомическую лабораторию медицинского факультета Калифорнийского университета в Сан-Франциско. Церемония перед открытым гробом не испугала бы тех, кто собрался здесь сегодня, поскольку они не только видели умерших в качестве разрозненных частей, но и сами приложили руку к расчленению. Более того, присутствующие здесь люди как раз и являются главными виновниками расчленения тел. Они – студенты анатомической лаборатории.
Это не символическая церемония. Это возможность для тринадцати студентов искренне выразить свои чувства. Церемония длится около трех часов и сопровождается исполнением песни Time of your life группы Green Day, чтением необычно мрачной сказки Беатрис Поттер[9] об умирающем барсуке и фольклорной баллады о женщине по имени Дейзи, которая в будущей жизни стала студентом-медиком, а ее трупом в анатомической лаборатории – труп Дейзи из предыдущей жизни. Одна молодая женщина читает свой рассказ о том, как, рассматривая руки трупа, она обнаружила на ногтях розовый лак. «В атласе по анатомии не показаны ногти, покрытые лаком, – пишет она. – Вы специально выбирали цвет? Вы думали о том, что я увижу лак? Мне хотелось рассказать вам, как устроены ваши руки изнутри. Я хочу, чтобы вы знали, что каждый раз, когда я осматриваю пациента, вы незримо присутствуете рядом. Когда я ощупываю живот, я представляю себе именно ваши органы. Когда я слушаю сердце, я вспоминаю, как держала в руках ваше сердце». Это был один из наиболее трогательных рассказов, какой я когда-либо слышала. Думаю, что остальные чувствовали то же самое. В зале не было человека, глаза которого остались бы сухими.
На медицинских факультетах в последнее время многое делается для воспитания уважительного отношения к трупам в анатомической лаборатории. Медицинский факультет Калифорнийского университета в Сан-Франциско – один из многих, где проводятся подобные церемонии. Некоторые приглашают присутствовать членов семей тех людей, которые пожертвовали свои тела для медицинских исследований. Здесь, в Сан-Франциско, до начала работы в анатомичке студенты первого курса присутствуют на семинаре, организованном студентами второго курса, на котором те рассказывают первокурсникам о своих впечатлениях от работы в анатомической лаборатории. В их историях чувствуется уважение и благодарность. После того, что я услышала и увидела, трудно ожидать, что в сознательном состоянии кто-то из участников семинара мог бы засунуть сигарету в рот трупа или сделать прыгалки из его кишок.
Профессор анатомии и руководитель университетской программы по анатомическому пожертвованию Хью Паттерсон пригласил меня провести несколько часов в анатомической лаборатории. И я могу вам сказать, что либо студентов тщательно готовили к моему приходу, либо воспитательные программы работают. Без какого-либо принуждения с моей стороны студенты говорили о своей благодарности и об уважении, о привязанности к своим трупам, о том, как трудно делать с ними то, что приходится. Одна девушка рассказала мне, что, когда работавший с ней вместе студент разрезал тело, отыскивая что-то внутри, она вдруг поняла, что похлопывает руку трупа, приговаривая «все хорошо, все хорошо». Я спросила студента по имени Мэтью, будет ли он скучать по своему трупу, когда курс закончится, и он ответил, что было действительно грустно, когда «осталась только его часть» (приблизительно на середине курса ноги трупа удаляют и сжигают, чтобы ограничить контакт студентов с химическими консервантами).
Многие студенты дают своим трупам имена. «Не какое-нибудь Beef Jerky[10], а настоящие имена», – сказал один студент. Он познакомил меня с Бэном, своим трупом, который, хотя и был представлен в виде головы, легких и рук, сохранял значительный и достойный вид. Когда студент брал руку Бэна, он делал это осторожно, а потом осторожно клал на место, как будто Бэн просто спал. Мэтью даже написал руководству программы по анатомическому пожертвованию с просьбой сообщить ему биографические данные бывшего хозяина тела. «Мне хотелось представить себе личность этого человека», – сказал он мне.
В тот день я не слышала никаких шуток, по крайней мере, в адрес трупов. Одна женщина призналась, что в ее группе комментировались «необычайного размера гениталии» одного из трупов. Возможно, она не знала, что пропускаемая через вены жидкость для бальзамирования способствует расширению пещеристой ткани, в результате чего гениталии мужских трупов выглядят гораздо более значительными, чем они были при жизни человека. Но даже это замечание звучало уважительно, а не насмешливо.
Как сказал мне один из бывших преподавателей анатомии, «никто больше не носит головы трупов домой в ведре».
Уважение к мертвым, отличающее современную анатомическую лабораторию, позволяет оценить полное отсутствие такого уважения в большинстве исторических эпох. В прежние времена никакая другая наука не могла сравниться с анатомической наукой по скандальности и дурной славе.
Проблемы начались уже в египетской Александрии, примерно в IV веке до нашей эры. Царь Египта Птолемей I был первым правителем, разрешившим медикам вскрывать трупы, чтобы посмотреть, как устроен человеческий организм. Частично именно с этим связана египетская традиция мумифицирования трупов. При мумифицировании тела вскрывали, а внутренние органы удаляли, и об этом знало и правительство, и простой народ. Сказался и чрезвычайный интерес к препарированию самого Птолемея. Мало того, что он издал указ, позволявший медикам вскрывать тела казненных преступников, он и сам появлялся в анатомической лаборатории в халате, с ножом в руках и резал и исследовал вместе с профессионалами.
Источником проблем стал Герофил. Его называют отцом анатомии, и он являлся первым врачом, препарировавшим человеческие тела. Он действительно был талантливым и неутомимым ученым, но, кажется, в какой-то момент полностью утратил чувство меры. Его энтузиазм взял верх над состраданием и здравым смыслом, и этот человек начал препарировать живых преступников. По свидетельству одного из его обвинителей, Тертуллиана, Герофил осуществил вивисекцию шестисот заключенных. Честно говоря, никаких прямых свидетельств или записей тех событий не сохранилось, и некоторые считают, что показания Тертуллиана были вызваны профессиональной ревностью. В конце концов, никто ведь не называет Тертуллиана отцом анатомии.
Традиция препарирования тел казненных преступников существовала на протяжении столетий. В частности, именно препарирование широко практиковалось в XVIII и XIX веках в Англии и Шотландии, где появилось множество частных анатомических школ. Число их росло, но количество трупов практически не изменялось, так что анатомам хронически не хватало материала. В те времена никто не жертвовал тела на благо науки. Верующие ожидали воскрешения из гроба в плоти и крови, а препарирование в значительной степени снижало шансы на воскрешение. Действительно, кто откроет врата небес истекающему кровью субъекту, лишенному внутренностей? Начиная с XVI века, вплоть до выхода соответствующего указа в 1836 г., в Британии закон разрешал препарировать исключительно тела казненных убийц.
По этой причине в глазах общественности анатомы не слишком отличались от палачей. Они были даже хуже, поскольку препарирование воспринималось более жестоким наказанием, чем сама казнь. Именно поэтому власти отдавали трупы на препарирование, а вовсе не для того, чтобы у анатомов было больше тел для работы. Это было в некотором роде дополнительным средством запугивания злоумышленников. Того, кто украл свинью, вешали, но того, кто убил человека, сначала вешали, а потом препарировали. Вскоре после образования Соединенных Штатов в категорию преступников, подвергавшихся препарированию после казни, добавили дуэлянтов, поскольку смертная казнь была слишком легким наказанием для тех, кто и так был готов умереть от руки противника.
«Двойное наказание» было не новой идеей, а лишь развитием уже существовавшей практики. До этого убийцу могли повесить, а потом вытащить из петли и четвертовать: его конечности привязывали к лошадям, которых затем разгоняли в четырех направлениях. Образующиеся «четверти» поднимали на острия пик и выставляли на публичное обозрение для обучения граждан благоразумию. Препарирование как осмысленная альтернатива четвертованию убийц после повешения было узаконено в Британии в 1752 г. Слово «повешение» напоминает о бессвязной болтовне или, в худшем случае, о приготовлении дичи[11], но на самом деле смысл этого слова ужасен. Повесить – означало окунуть тело в деготь, а затем подвесить его в железной клетке на виду у всего народа, где оно гнило и растаскивалось вороньем. Прогулка по городу в те времена, должно быть, была не таким приятным делом, как теперь.
В попытках легальным образом раздобыть тела для препарирования британские, а затем и первые американские анатомы загнали себя в довольно неприятное положение. Считалось, что эти люди могут выкупить у вас ампутированную ногу вашего сына за цену пинты пива (точнее говоря, за 37,5 центов; такой случай произошел в Рочестере, штат Нью-Йорк, в 1831 г.). Однако студенты не соглашались платить деньги за изучение анатомии рук и ног. Медикам нужно было найти источник целых трупов, иначе их ученики сбежали бы в анатомические школы Парижа, где разрешено было использовать для препарирования невостребованные тела бедняков, умерших в городских госпиталях.
Приходилось прибегать к уловкам. Известны случаи, когда анатомы перевозили тела своих только что умерших родственников в анатомическую лабораторию и препарировали, прежде чем похоронить на церковном кладбище. О хирурге и анатоме XVII века Уильяме Гарвее, который известен в связи с открытием системы кровообращения, говорили, что он настолько увлечен своим делом, что способен препарировать собственного отца или сестру.
Гарвей делал это, поскольку другие варианты – украсть тело чьего-то чужого покойника или отказаться от своих исследований – были для него неприемлемы. Современные студенты-медики, живущие по законам Талибана, стоят перед той же дилеммой и периодически делают тот же выбор. Строго интерпретируя Коран с точки зрения отношения к человеческому телу, священники талибов запрещают педагогам-медикам препарировать трупы или использовать скелеты для обучения анатомии (причем это касается даже трупов немусульман; другие мусульманские страны обычно дают на это разрешение). В январе 2002 г. обозреватель New York Times Норимитсу Ониши беседовал со студентом Кандагарского медицинского института, который принял трудное решение выкопать останки горячо любимой бабушки и распространить их среди своих соучеников. Другой студент вырыл останки своего бывшего соседа. «Да, он был хорошим человеком, – сказал он Ониши. – Конечно, мне было морально тяжело брать его скелет. Но я подумал, что, если это принесет пользу двадцати людям, это будет хорошо».
В период расцвета анатомических школ в Британии такие рассуждения и такая щепетильность были редкостью. Гораздо чаще случалось, что врачи прокрадывались на кладбище и выкапывали для изучения останки чьих-то чужих родственников. Такую практику стали называть похищением тел. Это было новым преступлением, которое следовало отличать от разграбления могил, когда охотились за драгоценностями и другими вещами, находящимися в могилах и склепах богатых людей. Поимка с вещами, захороненными вместе с телом, влекла за собой наказание, но поимка с самим телом не грозила ничем. До расцвета медицинских школ не существовало законов относительно присвоения мертвых тел. Да и откуда им было взяться? До этого времени находилось мало желающих, за исключением некрофилов {2}, стремящихся похитить мертвеца.
Некоторые преподаватели использовали пристрастие своих студентов к ночным шалостям, поощряя их походы на кладбище с целью поиска тел для работы в классе. В одной из шотландских школ в XVIII веке вопрос рассматривался достаточно формально. Как пишет Рут Ричардсон, плату за обучение в этой школе можно было вносить не только наличными деньгами, но и мертвыми телами.
Иногда мрачную работу по добыче тел брали на себя сами преподаватели. Причем это были не какие-нибудь никому не известные докторишки. К примеру, Томас Сиуэлл, который был личным врачом трех американских президентов и основал учебное заведение, ныне известное как медицинский факультет Университета Джорджа Вашингтона, в 1818 г. был обвинен в выкапывании трупа молодой женщины с целью препарирования.
Находились и такие анатомы, которые за деньги нанимали других людей, выкапывавших для них трупы. К 1828 г. спрос на тела в анатомических школах Лондона был так велик, что в период «сезона» поиском тел были заняты десять похитителей трупов, работавших «полный рабочий день», и около двухсот похитителей трупов, трудившихся время от времени («анатомический сезон» длился с октября по май, поскольку летом тела разлагаются слишком быстро). По данным из архива Палаты общин за тот год, группа из шести или семи «воскресителей», как их часто называли, выкопала 312 тел. Такая работа приносила доход около 1000 долларов в год, что в пять или десять раз больше, чем доходы среднего неквалифицированного рабочего, да еще и с летним отпуском.
Эта работа была аморальной и мерзкой, но, возможно, не такой отвратительной, как кажется. Анатомам требовались тела только недавно умерших людей, от которых исходил не такой уж сильный запах тления. Похитителям не нужно было раскапывать могилу полностью, следовало лишь освободить ее верхнюю часть. Затем под крышку гроба подсовывали лом и приподнимали ее примерно на тридцать сантиметров. Тело вытаскивали с помощью веревки, которую накидывали на шею, или подхватывали под руки, а налипшую землю сбрасывали вниз. Все дело занимало не более часа.
Многие «воскресители» раньше служили при анатомических лабораториях или были могильщиками. Привлеченные более высокооплачиваемой и более свободной по графику работой, они оставляли свою прежнюю законную службу и брались за лопаты и мешки. Составить впечатление об этих людях можно по выдержкам из анонимного «Дневника воскресителя»:
«Третье число, вторник (ноябрь 1811 г.). Вышли посмотреть и принесли с Варфоломеевского [кладбища] лопаты. Батлер и я вернулись домой пьяными.
Десятое, вторник. Пили весь день: ночью вышли и взяли пятерых на [кладбище] Банхилл Роу. Джек мертвецки пьян.
Двадцать седьмое, пятница. Ходили в Харпс, раздобыли одного большого и принесли его Джеку домой. Джек, Билл и Том не с нами, они пьяны».
Хочется верить, что безличное описание тел скрывает некий дискомфорт, который автор этих строк испытывал от подобной деятельности. Он не пишет об их облике и не раздумывает об их жалкой судьбе. Ему не приходит в голову сообщать о них что-либо, кроме пола и размера. Лишь изредка указывает он имя покойника. Чаще всего он называет тело «вещью», например, «плохая вещь» означает разложившееся тело. Однако, вероятнее всего, такой стиль изложения объясняется нежеланием автора сидеть и писать записки. В последующем тексте он даже поленился написать полностью слово «клыки», сократив его до трех букв. (Когда «вещь» оказывалась «плохой», у нее выдергивали клыки и другие зубы и продавали их дантистам для изготовления зубных протезов[12], чтобы проделанная работа не оказалась полностью напрасной.)
Похитители тел были обычными разбойниками. Ими двигала исключительно жажда наживы. Но анатомы? Как эти честные граждане могли согласиться на воровство и расчленение чьей-то умершей бабушки? Самым известным среди них был английский хирург-анатом сэр Эстли Купер. Купер публично осуждал похитителей тел, но на деле не только пользовался их услугами, но и подстрекал к этой деятельности работавших на него людей. Эх, плохая вещь.
Купер откровенно признавал необходимость препарирования тел. Его знаменитым тезисом было: «Тот, кто не тренировался на мертвых, будет калечить живых». Хотя его точка зрения принималась многими, а положение дел в медицинских школах было плачевным, этот человек все же был лишен каких-то человеческих чувств. Купер относился к такому типу людей, которые не испытывают неудобства, разрезая не только совершенно незнакомых людей, но также и своих бывших пациентов. Он поддерживал контакт с семейными врачами тех пациентов, которых когда-то оперировал, и, если узнавал, что они умирали, посылал похитителей тел отрыть их, чтобы выяснить, как послужила сделанная им ранее работа. Он платил за поиск тел пациентов его коллег, которые, как он знал, страдали интересным недугом или имели редкие анатомические особенности. В этом человеке здоровое увлечение биологией переросло в мрачную эксцентричность. В книге Хьюберта Коула «Трупы для хирурга» (Things for the surgeon) о похитителях тел рассказывается о том, что сэр Эстли писал имена своих коллег краской на костях, а затем заставлял лабораторных собак проглатывать эти кости. Когда при препарировании собак эти кости изымались, имена оказывались выгравированными на них, поскольку костная ткань вокруг букв была разъедена под действием желудочного сока. Эти вещицы доктор преподносил в виде шуточных подарков. Коул не пишет о том, как реагировали коллеги Эстли на такие подарки. Вряд ли они получали удовольствие от этой шутки, но при этом выставляли «сувениры» на видное место, когда сэр Эстли заглядывал в гости. Ни один человек не хотел, чтобы в момент его кончины о нем вспомнил сэр Эстли. Как говорил сам сэр Эстли, «Я могу достать любого».
Подобно «воскресителям», работая с мертвым человеческим телом, анатомы, безусловно, умели мысленно абстрагироваться. Они не только рассматривали препарирование и изучение анатомии как оправдание эксгумации, они не видели причины, по которой к мертвым телам нужно было бы испытывать какое-либо уважение. Их не волновало, что мертвецы доставляются к их дверям «уложенными в ящики, присыпанными опилками, засунутыми в мешки, перевязанными, как окорок» (цитирую Рут Ричардсон). Для них мертвые были таким же товаром, как и все остальное, причем коробки с мертвыми телами иногда путали по дороге с другими вещами. Автор книги «Выброшенные люди» (The Sack-Em-Up Men) Джеймс Мур Болл рассказывает об одном анатоме, который неожиданно для себя в доставленной в лабораторию посылке вместо трупа обнаружил «прекрасную ветчину, сыр, корзину яиц и огромный клубок ниток». Можно себе представить крайнее и чрезвычайно неприятное удивление того, кто вместо ожидаемой ветчины, сыра, яиц и ниток обнаружил в посылке хорошо упакованного, но совершенно мертвого англичанина.
Мало сказать, что препарирование в те времена отличалось от современного препарирования недостаточным уважением к покойникам. Это было нечто, напоминающее одновременно уличный балаган и скотобойню. В анатомических лабораториях XVIII и XIX веков, что изображены Томасом Роулендсоном и Уильямом Хогартом, кишки трупов свисают со столов, как ленты на параде, черепа подпрыгивают в кипящих котлах, внутренности разбросаны по полу, где их поедают собаки. Вокруг толпы людей, следящих за происходящим со злобным и плотоядным выражением на лицах. Очевидно, что художники дали тенденциозное изображение практики препарирования, однако письменные источники подтверждают, что реальность действительно походила на эти картины. Вот фрагмент вступления к мемуарам, написанного Гектором Берлиозом в 1822 г., из которого становится ясно, почему он в определенный момент предпочел музыку медицине:
«Роберт <…> в первый раз привел меня в анатомическую лабораторию. <…> Чудовищный дом-склеп наполнен частями конечностей, ухмыляющимися головами и вскрытыми черепами, под ногами кровавое болото и чудовищный дух, исходящий от всего этого, стаи воробьев, дерущихся из-за кусков легкого, крысы в углу, поедающие кровоточащие внутренности. Меня охватило такое чувство отвращения, что я выскочил в окно комнаты и помчался домой с такой скоростью, как будто за мной гналась сама Смерть со всеми своими ужасными атрибутами».
И я готова поспорить на кусок хорошей ветчины и большой моток ниток, что ни один анатом того времени никогда не устраивал похоронной службы для останков человеческих тел. Изрезанные остатки трупов закапывали не из уважения, а из-за отсутствия других возможностей. Закапывали второпях, обычно прямо за зданием, где размещалась лаборатория, и всегда ночью.
Чтобы избежать распространения запахов от неглубоко зарытых останков, анатомы придумали несколько других интересных решений. По слухам, они находились в сговоре с содержателями лондонских зверинцев. Также считалось, что для уничтожения останков некоторые держали при себе стервятников. Хотя, если верить Берлиозу, воробьи тоже справлялись с этой задачей. Ричардсон нашла упоминание о том, что анатомы варили человеческие кости и жир, получая «вещество, подобное спермацету», из которого они изготавливали свечи и мыло. Неизвестно, использовали ли анатомы полученную продукцию у себя дома или преподносили в качестве подарков, но если вспомнить рассказ о костяных табличках с именами, не хотелось бы быть в списках тех, кому анатомы преподносили рождественские подарки.
И так продолжалось достаточно долго. Примерно на протяжении столетия отсутствие легального источника тел для препарирования приводило к противостоянию анатомов и простых граждан. В основном проблемы возникали у бедняков. В этот период появился целый арсенал предметов и услуг, предохранявших от похищения тел, но все это было доступно только состоятельным людям. Стали использоваться железные решетки, названные сейфами для мертвых, которые устанавливали на бетонном основании над могилой или под землей вокруг гроба. В Шотландии на кладбищах строились специальные закрытые помещения, мертвецкие, где тело покойника можно было оставить разлагаться, пока оно не перестанет представлять интерес для анатомов. Продавались запирающиеся гробы, гробы с чугунными крепежами, двухслойные и даже трехслойные гробы. Среди основных покупателей подобного товара были сами анатомы. Ричардсон пишет, что сэр Эстли Купер приобрел не только трехслойный гроб, но и заключил его в громадный каменный саркофаг.
Фатальную для реноме анатомов ошибку совершил врач из Эдинбурга Роберт Кнокс. Он невольно санкционировал убийство человека ради медицинских целей. Однажды в 1828 г. помощник Кнокса обнаружил перед дверью лаборатории двух незнакомцев, в ногах которых лежал труп. Для анатомов того времени это было обычным делом, так что Кнокс пригласил людей войти. Возможно, он предложил им чашку чая, кто знает, ведь Кнокс, как и Эстли, принадлежал к высшему обществу. Хотя Кнокс никогда раньше не видел этих мужчин – Уильяма Бёрка и Уильяма Хаэра, – он щедро заплатил им и выслушал историю о том, что родственники умершего решили продать тело, однако ввиду отношения людей того времени к препарированию это было весьма маловероятным.
На самом деле, как выяснилось позже, это было тело постояльца притона, который содержали Хаэр и его жена в одном из самых бедных районов Эдинбурга. Человек этот умер у себя в постели, не заплатив за постой. Хаэр был не из тех, кто прощает долги, поэтому он принял, как ему казалось, справедливое решение. Он и Бёрк решили притащить тело одному из анатомов с Площади хирургов. Они намеревались продать тело, чтобы любезно предоставить постояльцу возможность расплатиться после смерти, раз он не исполнил эту обязанность при жизни.
Когда Бёрк и Хаэр поняли, какую кучу денег можно заработать, продавая мертвецов, они решили подготовить нескольких своими руками. Спустя несколько недель заболел один бездомный алкоголик, приютившийся в притоне Хаэра. Рассудив, что человеку этому осталось жить недолго, наши друзья решили ускорить дело. Хаэр прижал к лицу человека подушку, а Бёрк навалился сверху. Кнокс не задал никаких вопросов и велел своим новым знакомым заходить еще. И они заходили, еще раз пятнадцать. Эти двое либо не имели представления о том, что те же деньги можно получать, вынимая из могилы уже готовых мертвецов, либо были слишком ленивы для такой работы.
Аналогичная серия убийств произошла совсем недавно в Барранкилье, в Колумбии. Дело было раскрыто в связи с показаниями мусорщика по имени Оскар Рафаэль Хернандес, на которого в марте 1992 г. было совершено покушение с целью продажи его тела в анатомическую лабораторию местного университета[13]. Как и в большинстве других городов Колумбии, в Барранкилье отсутствует организованная программа вывоза мусора, и сотни городских бедняков бродят по городским свалкам, выискивая пригодный для вторичной переработки мусор. Эти презираемые всеми люди, а также проститутки и уличные мальчишки, которых называют «расходным материалом», частенько гибнут от рук правых бригад, ратующих за «очищение общества». Как рассказал Хернандес, охранники из университета предложили ему зайти в кампус, чтобы убрать мусор, а когда он пришел, стукнули его дубинкой по голове. Как сообщала впоследствии газета Los Angeles Times, Хернандес очнулся в чане с формальдегидом в окружении еще примерно тридцати тел – живописная, хотя и не очень правдоподобная деталь, которая не упоминалась в других свидетельствах по этому делу. В любом случае, Хернандесу удалось убежать и поведать о случившемся.
Активист Хуан Пабло Ордонез изучил дело и пришел к выводу, что по крайней мере четырнадцать жителей Барранкильи были умерщвлены «с медицинскими целями», несмотря на существование программы добровольного пожертвования тел для медицинских нужд. В соответствии с отчетом Ордонеза, национальная полиция передавала университету тела людей, ставших жертвами борцов за «очищение общества», получая по 150 долларов за каждый труп. Университетские охранники узнали об этом и решили также принять участие в этой «акции». На момент начала расследования в анатомической лаборатории находилось около пятидесяти законсервированных человеческих тел и частей тел, происхождение которых было неизвестно. До настоящего момента ни один из работников университета или полицейских не был арестован.
Что касается Уильяма Бёрка, то он в конечном итоге предстал перед судом. За его повешением наблюдала толпа, состоявшая из 25 000 человек. Хаэра помиловали, к негодованию толпы зевак, кричавшей: «Бёрк, Хаэр!» – призывая задушить обоих. С тех пор слово «бёрк» (burke) вошло в народную речь в качестве синонима слова «душить». Хаэр, вероятно, задушил не меньше людей, чем Бёрк, но таким же синонимом его имя не стало.
По справедливости после повешения тело Бёрка было передано в анатомическую лабораторию для препарирования. Поскольку в тот день занятие было посвящено изучению головного мозга, тело, скорее всего, не вскрывали, это было сделано позже – в угоду толпе. На следующий день лаборатория была открыта для публики, и через нее прошло около 30 000 зевак. По приказу судьи тело после препарирования было передано Королевскому хирургическому колледжу Эдинбурга, чтобы сделать из него скелет, который и по сей день находится там, а рядом с ним – один из бумажников, сделанных из кожи Бёрка[14].
Хотя Кнокса никто напрямую не обвинил в участии в совершенных преступлениях, по мнению публики, ему следовало нести ответственность. То, что все трупы были свежими, что у одного тела была отрезаны голова и ступня, а у других из носа или ушей сочилась кровь, должно было насторожить Кнокса. Но анатому все оказалось безразлично. Кнокс еще больше испортил свою репутацию тем, что законсервировал в прозрачной стеклянной емкости одно из наиболее симпатичных тел, доставленных Бёрком и Хаэром, принадлежавшее проститутке Мэри Патерсон.
Когда вспышка общественного недовольства не вызвала никаких формальных действий против доктора Кнокса, толпа вышла на улицу с его чучелом. По-видимому, портретного сходства с доктором достичь не удалось, поэтому на спине крупными буквами было начертано: «Кнокс, сообщник отвратительного Хаэра». Толпа носила чучело по улицам города, а затем прибыла с ним к дому настоящего Кнокса, где чучело подвесили на дереве за шею, а затем сняли и достойным образом расчленили на куски.
Примерно в это время парламент осознал, что «анатомическая проблема» вышла из-под контроля, и создал комиссию для решения этого вопроса. В основном дебаты велись относительно источника тел для анатомических лабораторий (невостребованные тела умерших в госпиталях, тюрьмах или работных домах), однако некоторые врачи поставили вопрос по-другому: а обязательно ли нужно проводить препарирование человеческих трупов? Нельзя ли изучать анатомию по моделям, рисункам, законсервированным образцам предыдущих вскрытий?
Бывали времена в истории человечества, когда вопрос о необходимости препарирования человеческих тел решался однозначно положительно. Но можно привести и примеры того, что может произойти, если судить о работе человеческого тела, никогда в него не заглядывая. Бывшие приверженцами идей Конфуция правители Древнего Китая считали вскрытие осквернением человеческого тела и запрещали его. В результате у отцов китайской медицины возникали проблемы, как следует из медицинского трактата Nei Ch’ing, написанного в середине Х века:
«Сердце – это царь, который управляет всеми органами тела; легкие – исполнитель его приказов; печень – его командующий, поддерживающий дисциплину; желчный пузырь – генеральный прокурор, а селезенка – управляющий, следящий за пятью чувствами. Есть три участка горения – грудная клетка, живот и таз, которые вместе составляют канализационную систему организма».
Римская империя может служить еще одним ярким примером того, что происходит с медициной, когда правительство запрещает препарировать человека. Гален, один из наиболее почитаемых врачей во всей истории человечества, трактаты которого использовались в неизмененном виде на протяжении веков, ни разу в жизни не препарировал человека. Но, будучи врачом гладиаторов, он имел возможность хотя бы заглядывать внутрь человеческого тела, зашивая раны, нанесенные мечом или львиными клыками. Он многократно препарировал животных, причем предпочитал приматов, которые, по его мнению, по анатомическому строению были идентичны человеку, особенно те из них, которые, как он писал, имели округлое лицо. Позднее великий анатом эпохи Возрождения Везалий указывал, что только в строении скелета между человеком и приматами имеется около двухсот различий. (Несмотря на ограниченные знания Галена в области сравнительной анатомии, этого человека следует уважать за выдающуюся находчивость, поскольку добывать приматов в Древнем Риме было, скорее всего, делом нелегким.) Он многое сделал правильно, но при этом многое неправильно. На его рисунках печень имела пять долей, а сердце – три желудочка.
Древние греки также были не очень активны в исследованиях в области анатомии человека. Подобно Галену, Гиппократ также никогда не вскрывал человеческие трупы, он называл препарирование «неприятным, если не жестоким». Как рассказывается в книге «Ранняя история анатомии человека» (Early history of human anatomy), Гиппократ называл сухожилия нервами и считал, что человеческий мозг является железой, вырабатывающей слизь. Меня это несколько удивило, учитывая, что речь идет об отце медицинской науки, но я не сомневаюсь в достоверности этой информации. Как можно сомневаться в словах автора, который на титульной странице книги обозначен как «Т. В. Н. Персо, доктор медицины, доктор философии, доктор наук, член Королевского Колледжа патологов, член Федерации патологов и др.». Кто знает, возможно, история ошиблась, назвав отцом медицины Гиппократа. Возможно, отец медицины на самом деле Т. В. Н. Персо.
Не является простым совпадением тот факт, что бельгийский анатом Андреас Везалий, внесший наибольший вклад в изучение анатомии человека, был активным сторонником препарирования, не боявшимся запачкать руки и халат. В эпоху Возрождения вскрытие человеческих тел разрешалось, но большинство профессоров не стремились делать это собственными руками, а предпочитали читать лекцию, сидя в высоком кресле на безопасном расстоянии от тела и пользуясь длинной деревянной указкой, в то время как другой человек проделывал необходимую работу. Везалий осуждал подобную практику и не скрывал своего мнения. В биографической книге, написанной С. Д. О’Молли, говорится о том, что Везалий сравнивал таких лекторов, сидящих в высоких креслах, с галками, которые «с вопиющим высокомерием каркают о тех вещах, которых никогда не изучали сами, но узнали из книг, написанных другими людьми. Так учат они всему неправильно, и время уходит на бессмысленные разговоры».
Везалий был выдающимся анатомом. Он велел своим студентам «разглядывать сухожилия каждый раз, когда они едят мясо». В период изучения медицины в Бельгии он не только препарировал тела казненных преступников, но собственноручно вытаскивал их из петли.
Везалий является автором самой уважаемой книги по анатомии под названием «Структура человеческого тела» (De Humani Corporis Fabrica), которая представляет собой серию детальных анатомических изображений и текстов. Но возникает вопрос: если Везалий и подобные ему ученые уже установили основы анатомии, зачем каждому студенту снова и снова их открывать? Нельзя ли выучить анатомию по моделям и уже готовым образцам, изготовленным ранее? Зачем анатомические лаборатории вновь изобретают велосипед? Эти вопросы особенно остро стояли во времена Кнокса, когда раздобыть тело для препарирования было крайне сложно, но те же вопросы вновь и вновь возникают и в наши дни.
Я спросила об этом Хью Паттерсона и узнала от него, что, на самом деле, препарирование целых трупов практикуется далеко не на всех медицинских факультетах. То занятие в анатомичке медицинского факультета университета Сан-Франциско, на котором я присутствовала, было последним, когда студенты препарировали трупы целиком. Со следующего семестра они начнут работать с приготовленными ранее образцами – забальзамированными фрагментами тканей, выполненными таким образом, чтобы представлять основные анатомические структуры и системы. Лидирующие позиции по обучению анатомии на моделях занимает Центр по моделированию человека при Университете Колорадо. В 1993 г. там были получены срезы замороженного человеческого трупа с частотой один миллиметр; каждый срез (всего 1871) сфотографировали, и было получено трехмерное изображение человеческого тела и всех его частей – своеобразный имитатор человека для студентов, изучающих анатомию и хирургию.
Иные методики преподавания анатомии не связаны с нехваткой трупов или изменением общественного мнения относительно препарирования, их необходимость вызвана временем. За последнее время медицина достигла невероятных успехов, но времени на обучение у студентов все столько же. Достаточно сказать, что сейчас на препарирование тела отводится гораздо меньше времени, чем во времена Эстли Купера. Я спросила студентов в анатомической лаборатории Паттерсона, что изменилось бы в их профессиональном мировоззрении, если бы им не пришлось препарировать тело. Некоторые сказали, что чувствовали бы себя обманутыми, поскольку работа с человеческим телом в анатомической лаборатории является обрядом посвящения в ранг врачей, однако многие одобрили бы другой подход. «Были дни, – сказал один студент, – когда все удавалось, и я получал ответы на вопросы, которые никогда бы не нашел в книгах. Но были и другие дни, много дней, когда я приходил сюда, и проведенные здесь два часа оказывались попусту потраченным временем».
Однако анатомичка – это не просто место, где изучают анатомию. Для многих это первая встреча со смертью. Именно здесь многие молодые люди впервые видят перед собой мертвое тело. Именно в таком качестве анатомическая лаборатория долгое время рассматривалась как абсолютно необходимый этап обучения врача. Но до самого недавнего времени здесь прививали не уважение и чуткость, а совершенно противоположные качества. Традиционная анатомичка представляла собой место, где студенты действовали по принципу «пан или пропал». Чтобы справиться с поставленной перед ними задачей, студенты должны были изыскать способ подавления своих чувств. Они быстро привыкали не воспринимать труп как останки человека, а думать о нем как о наборе структур и тканей. Шуточки в отношении трупов вполне допускались и даже поощрялись. «Еще совсем недавно, – сказал мне Арт Далли, директор медицинской анатомической программы в Университете Вандербильта, – студентов учили быть бесчувственными, как машины».
Современные преподаватели считают, что для знакомства со смертью есть другие, более прямые пути, чем вручить студенту скальпель и выдать ему мертвое тело. В анатомической лаборатории Паттерсона и во многих других некоторое время, освободившееся от препарирования целых трупов, используется для проведения специальных лекций о смерти. Можно пригласить на эти лекции постороннего человека, например пациента хосписа или психолога, которые сообщат не меньше, чем мертвое человеческое тело.
Если так будет продолжаться дальше, возникнет ситуация, которую невозможно было вообразить двести лет назад: накопится избыток человеческих тел. Удивительно, как сильно и быстро изменилось общественное мнение в отношении препарирования и пожертвования тел для медицинских исследований. Я спросила Арта Далли о причинах подобных изменений. Он ответил, что причина заключается в сочетании нескольких факторов. В 1960-х гг. были проведены первые операции по пересадке сердца и принят законодательный акт об анатомических пожертвованиях. Это показало людям, во-первых, насколько необходимы донорские органы и, во-вторых, что для пересадки можно использовать органы пожертвованных тел. Примерно в это же время значительно выросли расходы, связанные с проведением похорон. Была опубликована книга Джессики Митфорд «Американский путь смерти» (The American Way of Death), разоблачавшая американскую похоронную индустрию, и резко выросла популярность кремации. В качестве другой приемлемой (и альтруистической) альтернативы захоронению стало рассматриваться пожертвование тела для медицинских нужд.
К этим факторам лично я добавила бы популяризацию науки. Расширение биологических знаний у всего населения, как мне кажется, развеяло романтические представления о смерти и похоронах, когда умершего воспринимали как некое блаженное существо, находящееся в потустороннем мире из атласа и хоральной музыки, как холеного почти-человека, который спит под землей в своих нарядных одеждах. Возможно, люди XIX века считали, что после похорон человека ждет менее неприятная судьба, чем после препарирования. Однако, как мы увидим далее, скорее всего, это не так.