– Статьи и сообщения
«Экскурсия в нагорную Чечню и Западный Дагестан летом 1901 года»
По весьма лестному для меня поручению Кавказского Отдела Императорского Русского Географического Общества, побывал я в 1901 году в нагорной Чечне и в западном Дагестане, с восточными частями которого я уже раньше познакомился, совершив в 1895 г. с венгерской экспедицией графа Зичи поездку из Петровска на Гуниб и в Хунзах через Дешлагар и Дербент вдоль Каспийского моря и во второй раз, в 1898 г., перейдя Гурский перевал, где берет начало один из истоков Ак-Самура, и поднявшись по верховьям Кара-Самура на Чульты-Даг, откуда спустился к Казикумухскому Кой-Су, перешел к Кара-Кой-Су и вернулся через Вантляшетский перевал в Кахетию.
Экскурсию свою в нагорную Чечню и западный Дагестан я начал с севера, отправившись в первых числах июля месяца по военно-грузинской дороге во Владикавказ, а оттуда по железной дороге в Грозный. Следуя из Беслана по этой дороге, невольно удивляешься тому, что Терек не выбрал для своего течения той низменности, по которой проходит железная дорога и где дальше протекает река Сунжа. Низменность эта, как известно, ограничена на юге отрогами Черных гор, а на севере – двойной горной цепью, достигающей в иных местах 3000 ф. высоты и называемой некоторыми географами Сунженским хребтом. Тут пастбищные места чередуются с пашнями, многочисленные курганы правильными рядами тянутся по равнине, местами появляются осетинские деревни, а дальше и казачьи станицы, походящие с своими высокими тополями на оазисы в пустыне. Ближе к Сунже там и сям приютился лес. Проехав часа четыре-пять по железной дороге, мы приближаемся к Грозному, второму по размерам нефтяной промышленности городу на Кавказе. Уже издали мы видим цистерны и большие резервуары, а также заводы для очистки нефти. Но вышек не видно: они лежат на 12 верст севернее. Добываемая там нефть течет в Грозный по трубам. Насколько грозненская нефтяная промышленность еще уступает бакинской, видно из данных, напр., за 1900-й год, когда в Грозном воров с некоторыми заинтересованными в этом деле лицами я заключил, что никто не желает рисковать большими капиталами и почти все соблюдают выжидательное положение. Раз у одного более смелого промышленника покажется обильный фонтан – сейчас же и все соседи усерднее примутся за дело.
Нельзя сказать, чтобы город Грозный, имеющий теперь до 16000 жителей, производил особенно отрадное впечатление: довольно вспомнить, что народное остроумие перекрестило его в город «Грязный». И действительно, во время дождей мягкий наносный грунт превращается в невылазную грязь. Старая часть города, с широкими улицами и характерными низкими постройками, еще совсем напоминает станицу. В новой части города, за мостом, есть уже более представительные дома и большие магазины. Из окон весьма хорошей гостиницы нам представляется вид на эту новую часть и на реку Сунжу, лениво катящую свои грязные волны среди невысоких берегов.
От первоначального своего намерения направиться из Грозного в Ведено и оттуда по «царской дороге» через Ичкерию к Керкетскому перевалу и к интересному озеру Эзень-ам мы отказались по совету начальника Грозненского округа полковника Ст-а. весьма любезно снабдив нас разными полезными для нашей экскурсии сведениями и бумагами, он предложил нам следующий маршрут: « Воздвиженск – Шатой – Шарой – Ригахой – Эзень-ам». На этом пути нам представилась большая возможность познакомиться с нагорной Чечней и ее обитателями.
В Шатой можно доехать на почтовых. Дорога ведет сперва по степи, порядком уже выжженой июльским солнцем: единственная почти растительность состоит здесь из колючих кустов «держи-дерева» (Paliurusaculeatus) и диких яблонь. Но скоро начинаются обширные пашни; пшеница на плодородной почве хорошо рождается, попадается также много кукурузных полей, местами мы видим и бахчи. Река Аргун остается пока налево в некотором расстоянии от дороги. Лишь у Воздвиженска мы подъезжаем ближе к ней. В этой станице базар в день нашего прибытия был очень оживленный. Большие груды огурцов, груш, яблок и т. д. свидетельствовали о том, что в этой части Чечни жители с успехом занимаются огородничеством и разведением фруктовых садов. За базаром стоит красивая церковь, в ограде которой воздвигнут каменный крест, найденный в земле при заложении укрепления в 1844 г. на месте чеченского аула Чахкери. Крест этот и дал повод к наименованию укрепления. Он замечателен тем, что его концы образуют прямоугольные равнобедренные треугольники. Откуда взялся этот крест, неизвестно; но, во всяком случае, этот символ христианской веры доказывает, что тут когда-то раньше жили христиане. Но, если в некоторых описаниях мы читаем, что в Чечне сохранилось довольно большое число христианских памятников, то это никак нельзя отнести к Грозненскому округу (Западнее, например, в верховьях Ассы, у аула Пуи и у аула Ангушта я знаю развалины двух церквей. Первую я описал в «Кавказском Вестнике» за 1901 г.). Некоторым сведущим людям, с которыми я беседовал по этому поводу, известны еще лишь два креста в названном округе, недалеко от Шатоя, о развалинах же христианских святынь они ничего не знают. – На южном конце станицы расположены большие казармы и рядом обширный лагерь. В виду того, что укрепление находится близ выхода р. Аргуни на плоскость, оно и теперь еще имеет некоторое стратегическое значение, тем более, что Аргунское укрепление при ауле Дачу-Барзой, где сливаются Чанты-Аргунь и Шаро-Аргунь, разрушено. Выход реки на плоскость из лесистой теснины «Аргунских ворот» живо напоминает долину Терека к югу от Владикавказа, с тою только разницей, что там все размеры гораздо величественнее. Тут немного выше слияния двух рек перекинут через стремительный Чанты-Аргунь длинный мост, который, однако, оказывается слишком коротким во время половодьи, когда подъездной путь к мосту находится под водой и сильно размывается. Известно, что в январе 1858-го года на этом месте Шамиль приготовился к упорному сопротивлению, но, благодаря ложным демонстрациям, был вытеснен отсюда генералом Евдокимовым.
Хорошо поддерживаемая красивая дорога ведет вверх по правому берегу реки; прекрасный лиственный лес и кустарник покрывают пологие склоны гор; редко над верхушками высоких деревьев высятся группы красивых скал. За несколько верст до Шатоевского укрепления лес прекращается и узкая долина расширяется в небольшую котловину. По правой стороне мы замечаем несколько башен на скалистом выступе – остатки чеченского аула. А впереди нас белеют стены Шатоевского укрепления, которые, приспособлялись к неровной местности, поднимаются с одной стороны до холма. Грозно смотрят бойницы, из которых уже с давних пор не стреляли. Через ворота мы въехали в крепость, в которой помещается несколько казарм и квартиры офицеров и чиновников, а также несколько лавок и домиков чеченцев (Имя Шатой производят от чеченских слов Шуата – баранья кишка. Следовательно, Шатой – местность, где много бараньих кишек, – другими словами, где процветает овцеводство).
Местоположение маленькой крепости Шатоевской довольно красиво. На юге за зелеными холмами возвышаются снежные вершины Майтис-Тави и исполина Тебулоса. По тому-же направлению в густо населенной долине Аргуни дорога ведет в бывшее укрепление Евдокимовское. Мы же, пересев на верховых лошадей, направились к востоку, следуя вдоль хребта, отделяющего Шато (Чанты) -Аргунь от Шаро-Аргуни. Хребет этот достигает своего высшего подъема на горе Ямбе-Этте (около 6100). Многочисленные чеченские аулы, окруженные хлебными и маисовыми полями, приятно поражают глаз. Домики внутри и снаружи весьма чисто выбелены. Местный белый известняк, в сыром и жженном виде, дает прекрасный строительный материал. Всюду поля заботливо огорожены плетнями и на многих местах устроены террассы для того, чтобы увеличить площадь культурной почвы. Все эти аулы выстроены недавно: чеченцы (в данной местности живут общества Чаберлой) прежде жили на маленьких хуторах, но в интересах большей безопасности и для удобства правления поселили их в аулах. Самый большой из этих аулов – Ханкале – на протяжении почти версты расстилается у подножия хребта. Миновав его, мы по крутому спуску скоро спустились в глубокую узкую долину Шаро-Аргуни, вырезавшей себе ложе среди отвесных известняков; потом, так-же круто, переехав маленький мост, поднялись к ставке Шаро – Аргунь, резиденции пристава. В доме самостоятельного хаджи, недавно вернувшегося из Мекки и Медины для ночлега, и радушный хозяин угостил нас всем чем мог.
На другой день нам пришлось очень долго ждать лошадей, которых надо было пригнать из соседних аулов Соной и Лай, высоко расположенных над «ставкой». Такое замедление впоследствии причинило нам много неприятностей. Вообще в Кавказских горах для путешественника весьма рискованно, когда в дороге его застигнет ночь. На юге нагромождались свинцовые грозовые тучи, не обещавшие нам ничего хорошего. Солнце жгло немилосердно. Крутыми зигзагами поднялись мы на широкий хребет Сурук-Дук. Долгое время дорога шла среди тенистого лиственного леса. Место, где кончается лес, известно сражением русского батальона с восставшими в 1877 г. жителями расположенных внизу в долине чеченских аулов Богачирой и Нежилой.
Путь по широкому хребту Сурук-Дук (выше 9000) с прекрасными альпийскими лугами, с чудными лугами, с чудными видами на глубокую долину р. Ахк-Келой и его притоков, а также на горные хребты меловой формации, тянущиеся по разным направлениям и превосходящие Сурук-Дук своей вышиною, был бы весьма приятен, если бы на самом высоком месте не застигла нас страшная гроза. Сильный дождь с градом сопровождался такой бурею, что лошади ни за что не шли дальше. Пришлось спуститься в маленькую лощинку, которая хоть немного защитила нас от свирепой непогоды. Яркие молнии сверкали вокруг нас, ударяя в высшие точки хребта, и оглушительные раскаты грома беспрерывно носились в воздухе, возбуждая стократное эхо. Гроза, однако, скоро прошла, но вместе с тем наступили сумерки, и густой туман уменьшил и без того уже скудный свет. А между тем до аула Ригахой было еще далеко. По скользкой траве мы поднимались и спускались с холма на холм бесчисленное число раз, следуя по пятам ехавших впереди товарищей, фигуры которых в тумане казались нам какими-то чудовищными. Наши проводники, видно, сами не знали, где мы находимся, пока встретившиеся пастухи не указали им направление дороги. Так наконец добрались мы благополучно до аула Ригахой, мокрые и продрогшие до мозга костей. Багаж наш значительно отстал, а пока мы сушились у камина, где пылал приятный огонек. Тут нам было уютно и хорошо, между тем как крупные капли дождя и снег, гонимые ветром, ударяли в окошко. У нашего хозяина были окна с настоящими стеклами – весьма редкое явление в нагорной Чечне: обыкновенно маленькие отверстия в стене запираются дощечками. Вместо лучин, которыми тут обыкновенно пользуются для освещения, у нас горела настоящая лампа.
Проснувшись на другой день – это было 11-го июля – мы немало были поражены тем, что все кругом было покрыто снегом, который все еще валил крупными хлопьями. Немыслимо было ехать дальше, – решили остаться тут еще на один день. К счастью нашему, нашлись и люди, которые могли сообщить нам разные сведения о местности и ее жителях.
Климат в нагорной Чечне суровый, что уже можно заключить из того, что при нас, в первой половине июля, выпал снег. Пшеница, овес и ячмень часто не дозревают, овцеводство также страдает от климатических условий. На прекрасных альпийских лугах овцы могут пастись лишь в продолжение трех летних месяцев, – остальное время года они пасутся на равнине за Тереком. Зимою в этих местностях бывают страшные метели, в особенности на Кули-Ламе, по острогам которого мы вчера спустились к аулу Ригахой. Ежегодно там погибает много людей.
Интересны собранные мною сведения о некоторых здешних географических терминах. Названия многих аулов оканчиваются на хой. Слово это по словарю Эркерта по-чеченски значит лес. Но вблизи таких аулов леса и в помине нет. Оказывается, что слово это может иметь также значение пост, пикет. И на самом деле, слово это сохранилось со времен Шамиля, пикеты которого были расставлены в тех местах. Я обратил также внимание на то, что в Чечне горные цепи называются то лам, то корт; встречается также название арс. Объяснение такое: лам называются горы, покрытыя вечным снегом, или такие, на которых снег редко исчезает и которые вследствие этого лишены всякой растительности; название же корт носят вершины, которые только зимою покрываются снегом (груз. Тави; татар. Баш); а словом арс обозначают горы, поросшие лесом. Что касается гор, называемых лам, то о них существует предание, что они согласились в этой жизни вечно лежать под снегом и льдом, чтобы блаженство их в будущей жизни было беспечно.
Дом достаточного чеченца построен обыкновенно из известняка в два этажа под плоской крышей. В нижнем этаже помещаются хлев и кухня. К верхнему этажу, отступающему на сажень назад, снаружи ведет каменная лестница. Этот этаж делится на четыре помещения, из которых первое, у входа, самое большое, имеет шагов 12 в ширину и 20 в длину. Тут стоит несколько деревянных кроватей и высокие кадки, выдолбленные из цельного дерева, диаметром в два три фута, где хранятся пшеница и кукуруза; тут же стоят громадные мешки, набитые шерстью. Налево от этого помещения гостиная или кунацкая с двумя кроватями, несколькими сундуками и полками на одной стене; на другой висит разного рода оружие; пол тут, как и во всех комнатах, земляной, но здесь он покрыт коврами. К кунацкой примыкает маленькое помещение для хозяйственных принадлежностей. За всеми этими комнатами расположена громадная кладовая, таких же размеров, как входная комната. Тут опять стоят кровати и громадные сундуки грубой плотницкой работы, сколоченные когда-то пленными русскими солдатами (Чеченцы военнопленных, которых не продавали, обращали в рабов и называли лей, т. е. терпеливыми. Но рабы эти легко могли освободиться и даже жениться на дочерях семейства, где они служили. Вообще чеченцу сословная разница совершенно чужда) несколько больших чанов, наполненных чеченским сыром, два-три высокие кадки с кукурузой. К стенам прикреплены тазы, тарелки и посуда разной величины, а к потоку на больших деревянных крючках привешены слегка прокопченные курдюки и над хребетные части хорошо выкормленных баранов. Эти «деликатесы» составляют гордость хозяина: ими он хочет показать, что ему нет надобности продавать свой скот. А у него 800 штук овец, 20 коров и быков и несколько лошадей! Чтобы показать свое богатство, он даже начал строить дом на европейский лад, но работа временами прекращается когда ему приходит фантазия переселиться в Турцию.
Главное богатство чеченцев вообще заключается в их стадах; главное занятие их в горах – скотоводство. На 209.480 жителей Грозненского округа (округ этот имеет самое густое население в Терской области – 25,4 душ на одну квадр. версту) приходится 350.000 голов рогатого скота (в том числе 40.000 буйволов, 380.000 овец и 27.000 лошадей). На втором месте у них стоит земледелие. На недостаток земли чеченцы, живущие ближе к равнине и на самой равнине, жаловаться не могут: у них на дым приходится 7—14 десятин. Зато в горах чувствуется большой недостаток: там иногда не приходится и ½ дес. на хозяина. Устройством искусственных террас чеченцы стараются хоть немного увеличить площадь пашен. Во многих местах в горах чеченцы живут очень бедно, в тесных помещениях. Так, напр., в ауле Шикарой на Шаро-Аргуни в трехэтажной башне, основание которой равно 40—50 кв. фут., живет целых 12 семейств. Странным может показаться тот факт, что во всей Чечне нет ремесленников: дома строят лезгины (называемые тут татарами); бывает, что отдельные общества выписывают себе слесарей и кузнецов из Дагестана и содержат их на общий счет. Поэтому часто в чеченских обществах лезгинские ремесленники и муллы получают жалованье. Вообще чеченец весьма ленив и всю почти работу предоставляет женщинам. На равнине, правда, мужчины также принимают участие в полевых работах; в горах же они проводят время в тунеядстве. Объясняют это тем, что они в прежние времена постоянно находились на войне, так что все хозяйство лежало на женщине. Но и теперь, в мирную пору, последние до того завалены разными работами, что у них не остается времени для изготовления сукон, ковров и т. д. Единственное занятие мужчин состоит в том, что они отвозят продукты земледелия и скотоводства на рынки в Грозный, Воздвиженская и большой аул Шали. К сожалению, чеченцы не считаются особенно честными в торговых делах: так, напр., рассказывают о них, что перед стрижкой они прогоняют баранту по таким местам, где растет много репейника, шишки которого, вцепившись в шерсть, увеличивают вес ее.
Как чеченцы, так и чеченки имеют в общем средний рост и довольно стройны; нос большой; цвет волос большею темный (но встречаются и русые волосы); глаза серовато-голубые и карие, редко черные; черты лица у молодых женщин довольно правильны и изящны, старухи крайне некрасивы. Костюмы самые обыкновенные кавказские, но женщины носят громадные кольцеобразные серьги, которые не продеты в уши, а пришиты с обеих сторон к платку или к куску материи, покрывающему голову. Женщины лица не закрывают и вообще с мужчинами общаются свободно, но, говорят, отношения между полами очень строгие и нравственные. Свободное обращение женщин с мужчинами объясняют тем, что в военные времена лица обоего пола во время бегства часто должны были помещаться рядом в маленьких шалашах, где и речи не могло быть об отводе женщинам особой половины. Чеченец обыкновенно довольствуется одной женой, которую, однако, во всякое время может прогнать, если она ему не понравится; но, к удивлению, последнее случается весьма редко. В брак вступают очень рано. Калым установлен еще со времен Шамиля в размере 28—30 рублей, сообразно благосостоянию данного аула. В чеченских семействах всюду много детей.
Точно так, как это бывает у некоторых других кавказских народов, напр., у соседних хевсур, и в Чечне жители одного аула носят одну общую фамилию и отличаются только именами: Багор, Шугаиб, Паскоч, Эльмурза, Дада, Мурад, Абубакар, Хулай и др. Многие имена позаимствованы из царства животных, как напр., Борс (волк), Чебурс (медведь), Нагал (заяц), Лом (Лев), Эрзу (орел), Лег (сокол), Чеми (кобчик), Хокши (голубь), Хозу (ворона); из растительного мира взято: Хошо (дуб) и др. У женщин часто бывают те же имена, как и у мужчин, но есть несколько весьма поэтичных, как то: Джовхар (алмаз), Малейка (ангел), Дзиезок (цветок), Медина и др.
Чеченцы с хевсурами имеют еще один общий дикий обычай – кровную месть. Доказательством того, насколько фанатично они поддерживаются этого обычая, может служить тот факт, что во время пребывания в Грозном в тамошней тюрьме скончался старик восьмидесяти лет от роду, приговоренный незадолго перед тем за это преступление к восьмилетней каторге. Даже глубокая старость не могла унять в нем эту дикую страсть.
Чеченцы, как известно, – магометане-сунниты. Мечети у них почти не отличаются от других домов, минаретов не видать. Будун (муэдзин) выходит на площадку перед мечетью или на крышу ее и приглашает правоверных к молитве. Намаз совершается весьма добросовестно, как и обмывания; вообще чеченцы очень ревностные магометане. Неудивительно поэтому, что среди них много сектантов (тарикатистов). Одна из этих сект – так называемые кунтисты, получившие название от муллы Кунта-Хаджи. Мы рассказали про них следующее. В середине шестидесятых годов появился названный Кунта-Хаджи с учением такого содержания, что зикру, т. е. хвалу Аллаху, следует выкрикивать громко. Приверженцы этого учения для совершения молитвы собираются в круг и, в наступлении вертясь, выкрикивают все скорее и скорее: Ля Ильляхи Иль Аллах (нет Бога кроме Аллаха), причем неистово хлопают в ладони. Так как секта эта преследовала политические цели, то пришлось ее подавить силой оружия. В семидесятых годах кунтисты, желая добиться признания своей секты, грозили взяться за оружие, если им этого не разрешать. Когда пришли русские солдаты, чтобы привести их к порядку, кунтисты с криком Ля Ильлахи Иль Аллах бросились им навстречу, в полном убеждении, что никакие пули ранить их не могут. Теперь эта секта разрешена правительством и имеет много приверженцев в Чечне и Дагестане. Кунтистов можно узнать по четкам (для счета молитв), которые они носят на шее, и еще по тому, что при встрече друг с другом они обнимаются. Три раза в году они совершают паломничество к могиле Кунта-Хаджи у горы Эрден-Корт. – Другая, менее распространенная секта – нак-шубанди, получившая название от бухарского святого, похороненного в Теке. (Закаспийская Область). При вечерней молитве у них 500 раз произносят: Ля Ильляхи Иль Аллах! И потом еще 100 раз хвалу Магомету, говеют еженедельно по понедельникам и вторникам и т. д.
Высшее желание каждого чеченца – посетить хоть раз в жизни святыни в Мекке и Медине, и каждый год значительное число их отправляется туда; напр., в прошлом году более сорока человек отправилось туда, чтобы получить прозвание «хаджи» и право ношения белой чалмы.
Хотя все почти аулы Большой и Малой Чечни уже в 1857 и 1858 годах отпали от Шамиля и добровольно сдались русским, жители их все-таки еще до нашего времени высоко чтят память имама. Большим же еще почетом пользуется сын его Кази-Магома, живущий в Медине. Его вообще гораздо больше любили, чем деспотического отца, который под конец стал предъявлять слишком строгие требования к своим приверженцам. Мне удалось записать в ауле Ригахой песню, которую туземный распрод пропел грустным напевом под аккомпанемент «пандуры», трехструнного инструмента. Эта песня помимо своего содержания интересна также в том отношении, что мы по ней видим, как создаются настоящие народные песни, потом передающиеся из уст в уста. Так, напр., кто-нибудь задает, так сказать, тему или мотив одним двумя стихами, а другие по очереди прибавляют к теме новые, того же характера и смысла. Как это обыкновенно бывает в поэзии народной, так мы и тут видим элегическое настроение. Привожу для примера несколько строф в прозе:
«Кази-Магома! Горы наши когда-то принадлежали родителю твоему, они были под властью его, – теперь же они во власти русских, которые держат их крепко в своих руках. Не можешь ли ты устроить, чтобы они опять были нашими?»
«Кази-Магома! Благородные кони отправлялись с отцом твоим в кровавую битву; теперь русские их запрягают в повозки и заставляют таскать тяжести. Ах, если бы ты на боевом коне мог восстановить опять власть имама!»
«Кази-Магома! Острые мечи, которые обнажал имам и верные слуги его в бою, висят теперь праздно, покрытые ржавчиной и пылью, в чертогах русских властей. Не можешь ли ты опять обнажить их и восстановить их блеск?»
«Горы у Ботлиха, куда отец твой принимал свои походы и которые ему были священны, теперь осквернены ломом и взрывами и всем открыта туда дорога. Не можешь ли ты опять сделать их недоступными?» и т. д.
Из Ригахоя (6500) дорога к озеру Эзень-Ам ведет через невысокий перевал острогов хребта Каткер-Лам (9037), спускаясь потом к широкой болотистой долине между названным хребтом и Керкетскими горами. Горы слегка были покрыты снегом, на отлогих склонах паслась баранта, а ниже – лошади, коровы и козы. Ядовитое растение Veratrum, встречающееся почти на всех альпийских лугах, тут всюду было объедено, чего я до сих пор нигде не видел, так как животные уже по инстинкту не трогают ядовитых растений. На вопрос мой ответили, что растение это действительно весьма вредно и даже губительно для лошадей и коров, но что козы и овцы едят его без всяких дурных последствий. Кстати скажем, что жители этих местностей кладут листья этого самого растения в молодой сыр для усиления брожения.
Скоро мы доехали до ручейка Энхи, который своими многочисленными извилинами часто пересекал наш путь; по берегам его местами навалено было во время половодья множество белых известковых камней. Энхи впадает в озеро Эзень-Ам. Недалеко от него наша узкая тропа соединяется с «царской дорогой», спускающейся с Керкетского перевала (6993), на котором красуется каменная пирамида в память посещения императора Александра II, бывшего здесь в 1871-м году. Там, где «царская дорога» соединяется с нашей дорогой, ясно бросаются в глаза конечные морены громадного ледника, наполнявшего когда-то долину, по которой мы проехали. За этими моренами начиналось когда-то озеро, теперь отступившее значительно назад. Дорога идет вдоль западного берега озера; местами высеченная в скале, она сперва подымается довольно высоко над водой. Озеро с темно-голубой водой окружено известковыми скалами. При свете утреннего солнца слегка волнующаяся поверхность его сверкает, как будто усеянная миллиардами алмазов; легкий прибой волн обладает водой белые, как снег, осколки известковых скал, покрывающие отлогие берега. Ясно виднеются на берегу уступы, показывающие, как вода мало-по-малу отступала. Тут мы нашли несколько окаменелостей, несколько штук Ostraea и довольно большой аммонит. Около берега, на менее глубоких местах поднимаются над водой розовые цветы Polygonumamphibiumnatans; изредка в прозрачной воде заплещет рыба. Лакс-форель, черная с красными пятнами – единственная рыба, которая водится в озере и не в большом количестве, как мне кажется. Зимою, когда озеро покрыто льдом, она легче ловится, чем летом. В прошлую зиму здесь поймали рыбу почти трех футов длины в 27 фунтов.
Озеро в ширину имеет около версты и крайние точки его лиманов отстоят друг от друга на 3—4 версты; в окружности имеет не менее 8—10 верст. Видимого истока озера теперь не имеет; на южном конце в некотором расстоянии находится глубокое ущелье, в которое вода просачивается под землей. Из этой воды и нескольких маленьких притоков образуется речка Экхи, сливающаяся ниже аула Миарсы с Андийским Кой-Су. Жители окрестностей озера рассказывают, что котловина озера образовалась от провала окружающих гор. Но теперешняя формация местности едва ли подтверждает это. Таинственный характер озера среди этого уединения гор должен могущественно действовать на фантазию человека. Было бы удивительно, если бы с ним не были связаны какие-либо сказания. После долгих расспросов мне рассказали нечто, напоминающее в некоторых чертах сказку о Филимоне и Бавкиде. Предание гласит, что на том месте стоял большой аул, в котором жили злые люди. Чтобы испытать их, Бог послал им нищего попросить милостыни и ночлега. Но тот тщетно стучался во все двери. Лишь одна бедная женщина дала ему кусок своего жесткого хлеба и стала порицать жителей за их жестокосердие. Уходя нищий предупредил: «если завтра утром ты увидишь воду в гнезде, в которое опущен щип двери, то ты со своими детьми должна поскорее убраться отсюда». Женщина в самом деле на другой день заметила воду и ушла из аула едва успела удалиться на некоторое расстояние, как обернувшись увидела, что на месте аула стоит большое озеро, поглотившее все дома с их жителями. От этой женщины и ее детей произошли, говорят, жители аула Кесеной-ам. Рассказывают также, что некогда какой-то смельчак спустился на веревке в озеро и на дне увидел громадных размеров котел, наполненным песком: котел был до того велик, что человек мог бы пролезть сквозь его ушко.
В караулке у южного конца озера можно найти приличное помещение для ночлега. Оттуда вид на озеро, в особенности в лунную ночь, как это и было во время нашего пребывания, очарователен; это уже была не вода, но расплавленное серебро и золото. Резкими черными контурами вырисовывались силуэты окружающих гор на темно-голубом небосклоне. Ни один звук не нарушал торжественной тишины ночи. Но скоро легкие полосы тумана, как паутина, окутали озеро, принеся с собой и прохладное дыхание ночи. Долго-долго мы любовались этою редкой красоты картиной…
От озера до Ботлиха считается 38 верст. Верховых лошадей для этой поездки привели нам из ближнего аула Хой, а багаж мы положили на двухколесную повозку в одну лошадь. Проезжая мимо кладбища этого аула, мы заметили несколько могил, над которыми возвышались длинные шесты, обточенные кверху в виде копий. Под ними покоятся воины Шамиля. Позже, в Андийском округе нам еще часто попадались на кладбищах такие же шесты, на верху которых часто развевались белые или красные вымпела. Такие могилы считаются священными, и на них построен обыкновенно маленький мавзолей, между тем как на могилах обыкновенных смертных стоят больше плоские камни, часто украшенные наверху каменной чалмой.
Долина, по которой мы теперь проезжали, была очень горная. Направо от нас поднималась большая гора Абдал-Сабузал (8540»), вершины которой открывается обширный вид на всю Чечню, на Тушинские альпы и западный Дагестан. Мы все еще находимся в горах меловой формации. Хребты довольно широки, имеют округленные формы и покрыты травой. В севере эти горы медленно переходят в обширные плато, на юге местами образуют высокие террасы, которые сразу обрываются отвесными стенами. Совсем другой характер имеют шиферные кряжи Дагестана, образец которых нам с перевала представляется на северо-востоке в горах Буцрах. Такие шиферные кряжи обыкновенно весьма голы и наверху напоминают собой крутую крышу. Но вот мы доехали до начала спуска в долину Андийского Кой-Су. Едва-ли где-либо в другом месте так рельефно может представиться глазам тот громадный меловой вал, который замыкает высокий Дагестан. Даже выше аула Хаджал-Махи, из Лавашей на Гуниб, мы не имеем такой поучительной и наглядной картины построения горного мира. С перевала дорога длинными извилинами идет вдоль почти отвесной стены на протяжении около двадцати верст, так что мы имеем больше досуга, чем пожелали бы, для изучения Ботлихской котловины, лежащей перед нами во все время спуска, как на ладони. В южном краю ее извивается серебристой лентой Андийский Кой-Су, а впереди, на юго-востоке белеют дома м. Ботлиха. Вверх по Андийскому Кой-Су наши взоры проникают в узкие ущелья, откуда вытекает река. Там нагромождены друг за другом мощные хребты, поднимающиеся все выше и выше до самых небес, а еще дальше на юге белеют снежные вершины Бочохского (Богосского) хребта.
Ботлихская котловина когда-то составляла, без сомнения, морскую бухту. Дно ее весьма неровно; странные какие-то скалы местами поднимаются со дна ее до значительной высоты, как, например, у аула Тандо, расположенного на такой подводной когда-то скале. На западе в той же котловине разместились аулы Ансалта, Шодрода, Миарса, Тандо, Туазата, а на востоке аулы Инхели и Конхидатль. Западные аулы и Ботлих лежат среди обширных фруктовых садов.
Дорога в Ботлих * (место, где находится много войска) показалась нам бесконечной; не может быть ничего досаднее, чем когда цель своего путешествия видишь перед глазами уже на далеком расстоянии и она как будто старается уйти от тебя. Но наконец-то вы въехали в «крепость», имеющую, правда, не особенно грозный вид (3174» над морем). Начальник округа князь С. Н. Андроников весьма любезно принял нас, и мы устроились в помещении школы, так как ученики в летнее время отсутствовали. В этой школе имеется пансион для 12 детей горцев. Некоторые взрослые горцы с удовольствием и с большим усердием принимают участие в занятиях, хорошо понимая значение образования. – Внутри «крепости» расположены кроме дома начальника округа и школы еще почтовое отделение, казарма и несколько других казенных домов. Позади крепости за маленьким ущельем лежит аул того же имени, живописными террасами прислонясь к скале. Там привлек внимание наше женский костюм, который кроме Ботлиха употреблен только еще в немногих окрестных аулах. Самая одежда ничего особенного из себя не представляет, но головной убор весьма характерный: состоит он из маленькой подушки, шириною в 2—3 дюйма, которую кладут поперек головы так, что подушечка выступает над лбом; к выдающимся с обеих сторон головы рогообразным концам подушки приделаны громадные висящие кольца. Подушку эту покрывают большим платком, спускающимся на спину. Благодаря этому головному убору, голова кажется непомерно большой, что весьма некрасиво.
Андийский округ занимает площадь в 3106, 5 кв. верст, при населении в 51996 душ. Так как на одну квадратную версту приходится не более 16, 4 душ, он одна из наименее населенных местностей Дагестана (еще меньше жителей на одну кв. в. приходится в Аварском и Гунибском округах). Жители бедны; главное занятие их – скотоводство. Насчитывается около 218 000 овец, 38 500 коз, 35 500 быков и коров и 3700 лошадей. На низменности держат также и ешаков. Для земледелия каменистая почва, крутые склоны и глубокие узкие ущелья мало пригодны, так что местного хлеба не хватает на продовольствие населения, и нужно ввозить его из Чечни и Кахетии: и притом еще местный хлеб поздно созревает. Интересно, что молотят его в самую зиму на гумне, облитом водой и покрытом слоем льда. В некоторых местах, как, например, в Ботлихской котловине, с более мягким климатом, разводятся с успехом фруктовые сады, в которых в прошлом году собрали до 11—12 тыс. пудов груш, яблок, персиков и т. п. Разводится также местами виноград и выделывается вино. Здешние магометане пьют вино, правда, только пока оно еще сладко, или же в вареном виде. Впрочем, виноградников не более десяти десятин, с которых в 1900 году было собрано 3700 пудов винограда. В андийском округе процветают также и ремесла, есть много слесарей и плотников, но еще больше каменщиков. Вследствие бедности народа, подати взимаются незначительные: с дыма собирают по два рубля ежегодно. По той же причине многоженства почти не бывает, калым ничтожный. Вообще аулы здесь имеют более убогий вид, чем в Чечне, притом они гораздо грязнее и дома стоят очень скученно.
Едва-ли какой-нибудь другой округ в Дагестане имеет столь различное народонаселение, говорящее на отдельных языках и идиомах. К счастью, аварский язык почти всюду понимают, а на юге округа грузинский язык играет такую же роль. Из многих групп укажу только следующие: андийцы, называемые так от большого аула Анди (778 дворов, 2680 жит.) на С. От Ботлиха, составляют группу, состоящую из девяти аулов: Анди, Гогатль, Гунхо, Сило, Чанко, Инхо, Рикуани, Ашали и Конхидатль (всего 2191 двор с 7740 жителями); на особенном языке говорят также хваршинцы (язык их хотя сроден с дидойским, но дидойцы и хваршинцы друг друга не понимают), потом тиндальцы, джамалальцы, ункратльцы и хухетцы; вокруг больших аулов группируются меньшие с такими-же наречиями; на особенном языке говорят также и жители Ботлиха (и аулов Туасата, Годобери и Муни), затем жители Караты, а также дидойцы, на левом берегу Андийского Кой-Су в Ункратльском отделе лежит аул Тадиры (Гады), где живут чеченцы; они живут также еще в аулах Бути и Куанхи на запад от Ботлиха. При замечательной пересеченности местности и долинах, доступ к которым труден и притом возможен почти только в летние месяцы, такое разнообразие племен и языков неудивительно.
Начальник Андийского округа князь Андроников посоветовал нам не подниматься прямо вверх по долине Андийского Кой-Су * (если у древних писателей, напр., у Плиния, упоминается река Casius, а у Клавдия Птолемея река Kaiotoc?, которые протекают через Албанию и впадают в Каспийское море, то мы, кажется, в праве предложить, что эти названия не что иное, как передача слова Кой-Су. Тогда справедливо будет также и другое предположение, что теперешнее население жило в этих местах уже в первом веке по Р. Хр.). «Дороги», сказал он: «там сильно испорчены проливными дождями, выпавшими за последние недели; притом, вы там не увидите ни одного большого аула, а только маленькие хутора, и, проезжая по узкой долине, не будете наслаждаться также и просторными и дальними видами, дающими понятие о построении западного Дагестана». Гораздо целесообразнее было, по его мнению, перевалить высокие хребты, тянущиеся на правом берегу Андийского Кой-Су, с главным направлением с востока на запад, с северо-востока на юго-запад, и с юго-востока на северо-запад, и отделяющиеся друг от друга глубокими ущельями правых притоков реки. При взгляде на карту, дорога эта казалась весьма трудной, но зато представляла, несомненно, большой интерес в географическом и этнографическом отношениях. Так как князь любезно обещал нам всяке законное содействие, то мы решили принять следующий маршрут: Карата – Тинди – Хварши – Кедери – Хупро – Кодорский перевал и Сабуэ – Телав. Все эти имена означают однодневные переходы, потребовавшие усиленной восьми-девятичасовой верховой езды.
Главные истоки Андийского Кой-Су, который, как известно, с тремя другими Кой-Су – Аварским, Кара и Казикумухским – образует реку Сулак (Soanasу древних), я посетил в 1890 г. во время моей экскурсии в Тушетию. Один из этих истоков, Пирикительская Алазань, составляется из рек Квахидис—Цкали, берущей начало у перевала Ацунта, и Наруанис-Цкали, стекающей с гор Амуго и Наруанис-Тави; другой же исток, Тушинская Алазань, берет начало с того же Наруанис-Тави и с Малого Борбало. После соединения обоих истоков река называется просто Алазанью, затем на коротком протяжении – Мадо. Только там, где река берет направление на северо-восток и, приняв исток Ор-Цкали, вступает в Андийский округ, она получает название Андийского Кой-Су. Раньше многочисленные остроги и передовые кряжи тушинских альп и Главного хребта заставили реку пробить себе дорогу бесчисленными изгибами. Образуя сперва продольную долину, река впоследствии принимает меридианное направление и сильно увеличивается, питаемая ледяными потоками Пирикительской цепи с левой стороны и Бочохского хребта с правой стороны. Немного выше Ботлиха река направляется на восток, и потом, до соединения с Аварским Кой-Су, ниже аула Гимри, течет на северо-восток. С каким трудом река проложила себе путь в узкой долине, об этом лучшее представление дает вид с хребта Бешо: оттуда виден целый ряд параллельных высоких кряжей, идущих с обеих сторон почти перпендикулярно к руслу Андийского Кой-Су. Линии, обозначающие верхние контуры их, значительно опускаются, приближаясь к реке. Та же самая картина представляется с высот на север от Ботлиха. В самойй долине Андийского Кой-Су выше Ботлиха местами попадается низкорослый кустарник.
Чтобы из Ботлиха попасть в самую долину Андийского Кой-Су, отстоящую на три версты, нам пришлось спуститься на 1000 футов среди фруктовых садов и огородов. Там, внизу, лежат развалины Преображенского укрепления, которое было оставлено вследствие лихорадочности этого места. Оно составляло ключ в долине горного потока. Проехав еще несколько верст вдоль левого берега, мы очутились у второго Преображенского укрепления, защищающего мост, перекинутый в узком ущелье через Кой-Су. На левом берегу защищенный ход ведет по многочисленным ступеням к высокому выступу скалы, откуда можно было наблюдать за тем, что происходило в теснине. Мост этот блиндирован толстым железом; выходит он на правом берегу к громадной круглой башне с бойницами для пушек. Толстая железная дверь запирала прежде вход снаружи. Теперь укрепление оставлено, и грозные, пушки лежат на земле. Над мостом на правом берегу почти отвесно поднимаются голые шиферные скалы, у подножья которых расположены узкой полосой сады до аула Инхели. В упомянутых скалах, на протяжении трех верст от Инхели до моста, Шамиль выкопал себе ров и устроил вал, чтобы оттуда безопасно беспокоить гарнизон укрепления у моста и обстреливать всю теснину. Аул Инхели (Котле-Инхели, Гортль-Инхели, т. е. Нижний Инхели) прислоняется к голому холму, за которым речка того же имени впадает в Кой-Су. Инхели и аул Конхидатль, лежащий немного ниже по течению реки, снабжают большую часть Дагестана солью, которая добывается посредством вываривания из местных соляных источников. В 1900 году добыто 2824 пуда. Продается она по 80 коп. за пуд. Но соль эта нечиста и горьковата.
К. Ф. Ганъ
Известия Кавказского Отдела Императорского Русского Географического Общества. Том II. 1873 г. №4.