ПОСАДКА НА «БОГЕМИЮ»
Пару дней назад, гуляя по городу, Кирилл зашёл в лавку букиниста. Ещё подумал о том, что само наличие этого магазина, подвального, тесного, пахнущего пылью и прелой бумагой, подтверждало ту модель заэкранных вселенных, в которой каждый универсум имел все элементы подлинности, а не одну казовую сторону. То бишь, «внутри» легковесного мюзикла не все пели и отплясывали: задник разукрашенной съёмочной площадки скрывал прозу жизни. Другими словами, если на экране мелькнули ворота завода, то в «реальности-два» за ними скрывались работающие цеха, а за оградой кладбища можно было обнаружить подлинные могилы.
Но магазин всё же оказался особенным, далёким от житейской прозы. Киношное бытие накладывало печать экзотики на любой скучный предмет. Корешки старых книг на полках, поднимавшихся до потолка, и стремянки на колёсиках здорово напоминали физику такой же вот интерьер из фильма, название которого всплыло не сразу. Но когда продавщица, одетая темно и скромно, с бледными щеками, говорившими о жизни без солнца, начала вдруг рассказывать: «Вот здесь у нас неопозитивизм, а здесь – экзистенциализм», Кирилла осенило. Ну, разумеется! Девушка, работавшая здесь когда-то, хрупкая и независимая Джо Стоктон, переквалифицировалась в модели и, должно быть, вышла (или выходит) замуж за фотографа Дика Эйвери, – но преемница переняла её облик и привычки… а может быть, инструкции для продавщиц остались прежними. «Забавная мордашка»[2]… Однако, по фильму, магазин находился в Нью-Йорке. Какой же дьявол перенёс его в Англию?..
Успокоив себя тем, что это, наверняка, совпадение, – Кирилл-Кевин начал объяснять девице, что его не интересует нечто определённое; он просто хочет посмотреть товар, вдруг глаза остановятся на чём-то… Университетский «инглиш» Невредимова был скуден, но, согласно принципу совместимости, в англоязычном мире стал безупречным, да ещё с акцентом штата Огайо. Девушка выслушала и не возразила.
Перебрав на стеллажах с десяток книг и всё так же понятия не имея о том, что он ищет, Кирилл ощутил на затылке пристальный взгляд. Обернулся. Глядя дружелюбно и сочувственно (Боже, у неё и глаза почти как у Одри!..), за ним стояла продавщица. Она протягивала небольшую книгу тёплого жёлто-коричневого цвета.
Невредимов взял… Книга была толщиной в его мизинец; ни названия, ни рисунка на обложке. Последняя казалось очень старой: её обтягивал вытертый плюш, уголки были накладные, кожаные.
– Я думаю, это вас заинтересует, – сказала она с напевной интонацией Одри. (Пожалуй, лавка заряжена психической энергией Джо Стоктон… если такое может быть.)
Кирилл раскрыл книгу…
Таксист высадил его у черты, за которую машины не заезжали. Дальше лишь автокары возили багаж. Народ толпился за невысоких штакетником, вокруг пассажирского трапа «Богемии». На фоне чёрной стены корабля, продырявленной рядами окон, – толклись шляпы и шляпки, несколько раз брызнула вспышка магния. Должно быть, отплывала какая-нибудь знаменитость, кинозвезда или спортсмен, с меньшей вероятностью – политик. Впрочем, подумал Невредимов, может быть, так провожают Гая Холдена? По сюжету «Весёлого развода», он танцор с громким именем.
Расплатившись с водителем, Кирилл подхватил свой чемодан и совсем было уже тронулся к пароходу, – но вдруг удержал шаг.
Вообще-то, он ожидал подобного, когда сегодня брал билет на «Богемию». Всё случилось как-то само собой. Завтракал вместе с Холденами на террасе, и вдруг белокурая, светлоглазая, нежно-розовая Мими, красивая до боли в своей ажурной широкополой шляпе, выпалила: «А поплыли с нами, Кев! Ты, вообще, Францию видел?» Он не видел Франции – ни в ипостаси Кевина Филиппса, ни в своём коренном обличье Кирилла Невредимова, – но тут же уразумел, что страстно желает этого. Тем более, что четыре часа спустя Блоссоп и его загадочные подельники наверняка взялись бы за Кирилла, а «Богемия» отплывала раньше… Книгу физик не собирался отдавать: она была исполнена пока непонятной, но огромной важности. Шестое ли, седьмое чувство подсказывало: не век ему вековать в мире «Развода», наверняка найдётся возможность вернуться домой. Что, если ключ к переходу – как раз в книге?..
Конечно, если шайка профессора (уж не Мориарти[3] ли – его настоящая фамилия?) следит за ним, то может вмешаться, не дать взойти на борт лайнера. Но, с другой стороны, здесь есть хоть какие-то шансы ускользнуть. Заявлять в полицию наверняка бессмысленно: Сирила они не найдут, страхи Кирилла сочтут беспочвенными и охранять его не станут. С другой стороны, проводить друзей и сидеть дальше в «Белла Висте», вздыхать по Мими, – верный путь к гибели. Эти клоуны запросто могут прикончить его, даже предварительно отняв книгу: на кой им свидетель, тем более, пострадавший?..
Словом, сразу после завтрака физик отправился в кассу отеля – и, к своей радости, обнаружил немалый выбор свободных мест. «Богемия» отходила полупустой. Возможно, если здешняя история совпадала с исходной, люди побаивались событий на континенте, усиления Гитлера. Но ведь до войны было ещё далеко, и фюрер усиленно болтал о миролюбии «рейха»… Решив не морочить себе голову лишним, Кирилл взял каюту «сингл» (одноместную) на второй палубе, подальше от кормы, от ресторана, где с отплытием могла начаться шумная жизнь. Но главное – каюта помещалась почти рядом со свадебными апартаментами Холденов.
И вот теперь Невредимов стоял, не решаясь двинуться вперёд.
Отступив на несколько метров вправо, он остановился в тени портового здания. Физик был уверен, что до лестницы, ведущей на высокий борт лайнера, ему не дойти. В месиве провожающих и отплывающих наверняка находятся те, кто пырнёт его ножом в бок или выстрелит из бесшумного пистолета. Секунды потребуются им на то, чтобы ощупать убитого; не найдя при нём книги, забрать чемодан – и исчезнуть… Минут десять подряд все будут уверены, что у джентльмена сердечный приступ; затем начнутся вопли, побегут за полицией… Кириллу это всё уже будет безразлично.
О, да вот же они, родимые! Пара-тройка беспечных мужчин в скромных серых костюмах и надвинутых на нос шляпах подчёркнуто интересовалась тем, что происходит на борту. Они, дескать, уже проводили своих – и теперь ожидают отплытия.
Полисмены неподалёку похаживали, но, опять же, стоило ли их беспокоить? Что он скажет копам? «Один профессор геологии намекнул, что мне несдобровать, а теперь кто-то подстерегает меня на пути к трапу»?.. За такое они вполне могут послать «мистера Филиппса» ко всем чертям, а то и загрести, как пьяного или сбрендившего наркомана. В общем, на помощь закона надеяться не выпадало.
…А что, если рвануть вперёд на полной скорости? Бежать и орать во весь голос – например: «Мими, Гай! Эй, ребята, я тут!..» Мало шансов на успех, но всё же больше нуля.
Кирилл подхватил чемодан; напрягся, чуть согнув колени. Ну-ка, раз, два…
– Хэлло, Кевин! Ты что это, решил втихаря смыться? Хрена тебе лысого!
Грузовик с высокими бортами. Воткнувшись в точку, задребезжал и выбросил из-под кузова клубы дыма. Да кто же это выпрыгивает из кабины, в атласном комбинезоне, и бежит к нему, расставляя пошире руки? Кто с налёту, чуть не сбив с ног, обнимает Кирилла – и, обдав густым запахом духов, пота, виски, целует взасос?..
– Пэм, да ты что, Пэм!
– Я уже двадцать два года Пэм. А ну, ребята!..
Падает задний борт кузова, и на асфальт, громыхнув тарелками, спрыгивает барабан. За ним – саксофон, тромбон, гитара… То есть, конечно, это парни со своими инструментами. Наверное, те же, что вечерами играют «Континентал». Сейчас они одеты не в белые смокинги с бабочками, как там, в отеле. Кто в чём: в пиджаках, майках, в лихо нахлобученных канотье или панамах. Ударник вообще гол по пояс, красавец мулат – он может себе это позволить, с такой-то мускулатурой…
Конец ознакомительного фрагмента.