И целой жизни мало…
Его принёс ураган, не иначе. Он появился в один из дней, когда небо очистилось от тяжёлых свинцовых занавесей и песочная пыль мягко улеглась на дорогу. Легко ступая по примятой, еще не успокоившейся земле, он шёл к привокзальной гостинице, на пороге которой стояла краснощёкая хозяйка в белоснежном фартуке. Никто не видел его спрыгивающим с подножки проходящего мимо состава, ни одна посторонняя машина в этот день в город не въезжала, из-за чего многие пришли к выводу, что его принёс ураган из каких-то дальних краёв. Спустя час его чёрную шляпу заметили в городе, заметили потому, что именно она, эта шляпа, выдавала в нём чужака. Крепко просолённая, выбеленная ветром куртка свидетельствовала о его нелёгком морском прошлом, а курчавые длинные волосы, которых давно не касался парикмахер, говорили о том, что он долго был вдали от цивилизации. Пронзительно-синие глаза на тонком, дочерна загорелом лице жили какой-то своей жизнью, совершенно недоступной окружающим.
Хозяйка гостиницы недоверчиво рассматривала незнакомца. Её смущала потрёпанная куртка, открытое обветренное лицо, его властный голос. Была бы её воля, она бы впускала в город только по особому разрешению, потому что нечего тут делать разного рода проходимцам – возмутителям спокойствия. Только тогда, когда он достал из заплечного мешка кипу бумаги, скрученную в рулон и перехваченную шпагатом, и, глядя мимо неё, объявил, что приехал сюда исключительно по требованию издателя, она немного успокоилась. Но только немного, потому что не было у неё доверия к человеку, который, натянув шляпу по самые брови, исподтишка разглядывал прохожих, потягивая густой чёрный кофе. Как потом оказалось, он был писателем. И хотя это солидное слово совершенно не вязалось с его непомерно земным обликом, оно вызывало восторг и волнение у тех, кто слышал его…
…Ярмарочные дни всегда были любимым развлечением жителей города. Где ещё можно увидеть столько диковинок, прикупить запасы продуктов, посплетничать вволю! Люди, уставшие от урагана, выбирались из своих укрытий, щурясь от непривычно чистого, яркого солнца, и всё вокруг с приходом ярмарки пробуждалось и возвращалось к жизни. Хорст ходил по рядам со скучающим видом. Всё это он видел в разных портах, да и видел намного больше того, что видят эти люди. Ему здесь нечего было делать. Он вспомнил изрытое оспинами, усталое лицо издателя, втолковывающего ему, Хорсту, правила, которых не существует в жизни, но которые почему-то обязательно должны быть в романе. Хорст, усмехаясь про себя, внимательно разглядывал издателя.
«Что может знать этот жалкий человек, претендующий на знатока жизни, – думал он, – наверное, ничего, кроме этого городишки, в жизни-то и не видел».
Конец ознакомительного фрагмента.