Глава 2
Собираясь на заседание съезда, Надежда критически оглядела свое отражение в зеркале. Женщина довольно привлекательной наружности, она вовсе не мнила себя красавицей. Получив в подарок от природы рыжий цвет волос, в детстве Надя комплексовала, в юности – смирилась, а теперь и вовсе гордилась этой особенностью. Черты же собственного лица казались ей недостаточно выразительными, но этот – по ее мнению – недостаток она умело устраняла с помощью косметики. Слыша комплименты от мужчин, Надежда отшучивалась: «Если очень постараться, то есть на что посмотреть!» Сама же она к своей внешности относилась крайне критично, а идеалами женской красоты всегда считала Мерилин Монро и Мишель Мерсье, ни на одну из которых ни капельки не была похожей.
Как последний штрих к облику, брызнула каплю любимых на сегодняшний день французских духов «Жасмин» от Estee Lauder. Этот аромат, как ей объяснили в специализированном бутике, предназначался для использования деловыми женщинами в течение дня. Надежда не относила себя к числу «деловых женщин», считая таковыми исключительно бизнес-леди, но духами охотно пользовалась.
Ирина тоже заканчивала сборы. Тщательно отглаженный голубенький костюмчик, который девушка обычно надевала в колледж на занятия, она освежила брошкой со стразами, тщательно подкрасила реснички.
– Красотулечка! – оценила Надежда.
Подтянулись друзья-партийцы.
– Ну что, вы готовы? – поинтересовался Серега. – Причепурились? Нафуфырились?
– Ну, естественно, – ответила Надежда.
Сергей внимательно посмотрел ей в лицо, делая вид, что что-то не так.
– Что такое? – насторожилась она.
– Челку поправь!
Надежда, не понимая, посмотрелась в зеркало.
– Харизма из-под челки выглядывает, – сказал Серега.
– Да ну тебя, – засмеялась она.
…В зале регистрации всех встречали представители центральных органов партии. Подошла Кира Николаевна – бессменный координатор, поработавшая за многие годы на разных должностях в руководстве партии, но всегда осуществлявшая связь с региональными отделениями. Любые партийные новости регионы узнавали по звонку от Киры Николаевны, и голос ее был хорошо знаком не только руководителям региональных отделений, но и их женам, детям, мужьям и многим другим родственникам, если таковые имелись. Кира Николаевна состояла в партии с самого дня ее учреждения и с тех пор, даже в особо трудные времена, оставалась на посту.
Здесь можно было встретить многих из первых демократов-романтиков, основавших партию, а в мятежном девяносто первом – стоявших у Белого дома… Надежда примкнула к партийцам несколько позже – весной девяносто пятого – с боевым задором, высокими намерениями и безмерным уважением к этим людям.
…Надежду избрали в состав Президиума, и она заняла свое место рядом с коллегами. Ей всегда казалось, что выбирают ее в этот весьма уважаемый рабочий орган, если можно так выразиться, «для оживления интерьера»: мрачновато смотрится массивный стол на сцене, если за ним восседают одни мужчины. Особо важной для Президиума персоной она себя не считала.
В зале Надежда заметила много новых лиц, из чего сделала весьма благоприятный вывод.
«Растем», – подумала она.
Докладчиков было немного, и особых разногласий в их речах не прослеживалось. Надежда выступать на этот раз не стала – считала, что все, в принципе, уже сказано, а повторяться ей не хотелось. Бывалые партийцы говорили, что Надежда высказывается редко, но если уж говорит – то по делу. Она ценила такое мнение товарищей о себе и старалась ему соответствовать.
Так или иначе, все вопросы были обсуждены, основные решения выработаны без особых баталий… А партия видела и такое! Когда-то, в середине девяностых, в Государственной думе работала фракция Демократической партии под руководством известного кинорежиссера и политика, и существовал реальный шанс на более значительный успех. Но, увы, шанс тогда реализован не был… А у Надежды дома с тех пор висит плакат с лозунгом «Остановим криминальную революцию!»…
***
На следующий день предстояло сдавать подписи. Когда Надежда со товарищи прибыла на место – в штаб, расположенный близ станции метро «Электрозаводская», – там уже собралось несколько представителей регионов. Ей выдали увесистую пачку чистых подписных листов для продолжения работы.
«Эту пачечку обязательно надо отдать Василию для доставки домой», – не без злорадства подумала Надежда.
Дождавшись своей очереди, она подошла к столу координатора для проверки подписей. Несмело сев на краешек стула, развернула пачку заполненных разными почерками листов, по одному стала выкладывать их на стол. Координатор внимательно просматривал подписи, вычеркивая те из них, которые, по его мнению, были внесены с нарушениями. Каждая вычеркнутая подпись отзывалась в душе Надежды почти болезненным ощущением. В этот раз на доработку возвратили больше половины.
Получив деньги за принятые подписи и аванс за следующую партию, Надежда упаковала возвращенные листы и в совершенно дурном расположении духа отправилась к станции метро «Электрозаводская». Она-то надеялась, что ее драгоценная сумка станет легче, а в результате «ценный груз» потяжелел почти вдвое. Злясь на весь мир и прежде всего – на себя, Надежда перекладывала на ходу свою тяжелую ношу из одной руки в другую.
Вдруг ее взгляд остановился на русоволосом мужчине невысокого роста, с пышными усами. Мужчина шел навстречу и приветливо улыбался Надежде, как будто он давным-давно с ней знаком и несказанно рад ее видеть.
«Кто-то из наших новых партийцев, наверное, идет подписи сдавать… или сдал уже, – решила Надежда, – усатый… кажется, был на съезде в зале кто-то новенький… с усами… из какого же он региона?» – подумала она и даже представила, как видит это лицо в зале, на заседании съезда. А вслух сказала:
– Привет! Как дела? Идете сдавать подписи или сдали уже? Много забраковали? – она так рада была видеть доброжелательное лицо после этих строгих проверяющих, что буквально бросилась на шею улыбающемуся мужчине – по-свойски, по-приятельски, как было заведено у них с друзьями-партийцами.
Не слушая ответа, Надежда продолжала:
– А у меня две трети подписей забраковали! Представляешь? Опять эту тяжесть домой везти! Кошмар какой-то!
Надежда сразу перешла с улыбающимся мужчиной на «ты», как с товарищем по партии, тем более, что он был на первый взгляд одного с ней возраста, а то и моложе.
– А кто это? – спросил маленького роста мужичок, который смешно семенил рядом с улыбающимся усатым мужчиной.
Надежда даже не сразу обратила на него внимание: был он какой-то незаметный, но в то же время присутствовало в его облике что-то основательное, надежное, хозяйское, но из-за невысокого роста ему больше подходило именно слово «мужичок», а не «мужчина».
– А кто это? – испуганно переспросил мужичок.
– Не знаю, – продолжая улыбаться, ответил усатый мужчина.
«Своих не узнает», – подумала Надежда о мужичке, а об усатом мужчине подумала, что он, вероятно, пошутил, сказав, что ее не знает.
– Слушай, а помоги мне, пожалуйста, сумку до метро донести, тяжеленная ужасно! – попросила Надежда.
– Ну, давай, – согласился усатый мужчина, с готовностью забирая у Надежды сумку и продолжая радостно улыбаться, а сам развернулся в сторону станции метро, куда направлялась Надежда.
– А ты понеси вот это, – он отдал ей кожаную борсетку.
– Да кто это? – не унимался мужичок, тоже изменив вслед за улыбающимся усатым мужчиной направление движения на противоположное.
– Да не знаю я, – ответил опять усатый мужчина, все внимание которого занимала болтовня Надежды.
Она же задавала усатому мужчине вопросы и, не слушая ответов, продолжала монолог. Ругала чересчур принципиальных проверяющих, свою бестолковость, а заодно – и новый Федеральный закон о политических партиях, в соответствии с требованиями которого все партии должны пройти перерегистрацию, а перед этим численность каждого регионального отделения нужно увеличить, по меньшей мере, раза в три…
– Вы из какого региона? Сколько у вас людей?.. А у нас около четырехсот человек в отделении, а надо численность до тысячи увеличивать! И новые местные отделения создавать…
Усатый мужчина продолжал молча улыбаться. Да если бы он и хотел что-то ответить, то вряд ли ему это удалось бы. При несмолкаемой болтовне Надежды это было просто невозможно.
– Вы когда домой уезжаете? – спросила Надежда и снова не стала ждать ответа.
– А мы завтра… Нас шесть человек приехало. Мои где-то по городу сейчас гуляют, а я, как каторжная, с подписными листами вожусь, – пожаловалась она на свою тяжелую жизнь.
Мужичок, между тем, молча семенил рядом и с настороженным любопытством прислушивался к этой странной беседе, а если сказать точнее – к монологу Надежды.
Вот и станция метро. Надежда подошла к кассе, встала в очередь.
– Сейчас я возьму карточку и будем прощаться! – сказала она.
– Да мы тоже с тобой прокатимся, – озвучил намерение усатый мужчина.
– Ну, тогда я возьму и вам карточку!
– Да нам не надо! У нас проездные, – сияя жизнерадостной улыбкой, ответил он.
«Зачем им проездные на метро, если они не москвичи? – подумала Надежда, и в ее мысли впервые закралось смутное сомнение. – А я же их не знаю!!! И они не из нашей партии…» – наконец-то дошло до нее.
Кто они такие? Зачем мужчина взял сумку? В этой сумке лежит крупная сумма денег, которую Надежда должна была раздать людям за сбор подписей. Чтобы собрать такую сумму, ей надо было откладывать все свои заработки около года! Да еще подписные листы, которые надо вернуть людям на доработку! В ее голове пронеслась вереница самых неприятных мыслей, а по спине пробежал холодок…
«Вот это в ситуацию я попала по своей глупости!.. А ведь знаю, что не надо в Москве доверять первым встречным! Здесь же полно жуликов, особенно – рядом с вокзалами!» – подумала она.
Надежда купила карточку на две поездки в метро. Ругая себя за легкомыслие, она обратилась к усатому мужчине с убийственно логичной речью:
– Мужчина, отдайте мне сумку, пожалуйста, мне некогда тут с вами разговаривать, я очень тороплюсь! – Надежда перешла на «вы», как и положено обращаться к незнакомым людям.
– Да ладно уж, я провожу до гостиницы. Куда ты с такой тяжестью! Тебя же ветром качает, – продолжая улыбаться, возразил мужчина.
Надежда не знала, считать его слова «ветром качает» неудачным комплиментом, или наоборот, но решила не заострять на этом внимания.
– Мужчина, отдайте мне сумку, – настаивала она, пытаясь вырвать «драгоценную ношу» из сильных рук мужчины.
– Да ладно тебе, – продолжал улыбаться мужчина, – что, ценная поклажка, что ли? Там деньги, наверное? За подписи, что ли? Да не бойся! Ты знаешь, сколько денег в борсетке, которая у тебя в руках? Уж гораздо больше, чем в твоей сумке! Честно!
– Мужчина, ну что вы ко мне пристаете? – возмущенно воскликнула не на шутку испуганная Надежда, и это был последний ее аргумент.
– Интересно, это кто к кому пристал? – смеясь, задал усатый мужчина вопрос, не требующий ответа.
Надежде все же удалось вырвать свою тяжелую сумку из рук мужчины. Он едва успел поймать небрежно брошенную ему Надеждой свою борсетку. Почти бегом, насколько это было возможно с тяжелой сумкой, она спустилась по эскалатору и остановилась в ожидании поезда.
– А ты куда Володьку дела? – испуганно спросил запыхавшийся мужичок, подбежав к ней.
– Так его Володькой, что ли, зовут? – спросила в ответ Надежда.
– Володькой, – подтвердил мужичок.
Тут подскочил Володька.
– Ну что, давай помогу сумку до гостиницы довезти, что ли? Тяжело ведь, – предложил он, заливаясь смехом, свои услуги.
Через минуту, оценив комичность ситуации, громко хохотали все трое, привлекая внимание окружающих, с удивлением поглядывающих на эту странную компанию.
Оказалось, что это два друга-москвича. Володька – майор зенитно-ракетных войск в отпуске, а мужичок – тоже майор, но в запасе, в настоящее время пытающийся найти свое место в гражданской жизни. Отпустив мужичка, майор Володька пообещал присоединиться к нему позже, а сам поехал провожать Надежду с ее тяжелой сумкой до гостиницы.
На Надежду по дороге периодически нападал, казалось бы, беспричинный неудержимый смех. Но Володька, зная, что означает этот смех, хохотал вместе с ней – звонко и заразительно, не обращая внимания на неодобрительные взгляды добропорядочных пассажиров.
Проводив Надежду до гостиницы «Альфа», майор Володька вернул ей сумку, обменялся с ней номерами телефонов и пошел по своим делам, отложенным по ее вине.
Войдя в номер, Надежда бросила драгоценную сумку в угол, уселась в удобное кресло и какое-то время сидела неподвижно, запрокинув голову и закрыв глаза. Ноги гудели от усталости. Она опять громко засмеялась, вспомнив о своем приключении с усатым майором Володькой. Со стороны это могло показаться странным, но, к счастью, никто ее сейчас не видел.
Потом она с удовольствием приняла душ, наслаждаясь горячими упругими струями, массировавшими тело. Говорят, что холодная вода снимает усталость. А Надежда любила горячую воду – такую, чтобы пар шел! Горячая вода, смывая накопившуюся за день усталость и напряжение, уносила усталость, тревоги и грустные мысли…
Завернувшись в пушистое полотенце, вышла из ванной, блаженствуя, растянулась на кровати.
«Как хорошо, что никого еще нет, – подумала она, – можно немного побыть одной, отдохнуть…»
Надежда любила иногда побыть одна, в тишине, наедине со своими мыслями. Одиночество было для нее продуктивным временем: никто не мешал обдумывать какие-то важные вопросы или просто грустить, размышляя о своем сокровенном и мечтая о будущем.
Из маленького радиоприемника на стене слышалась знакомая песня, и Надежда легко поддалась лирическому настрою, который она навевала. Чудный голос Анны Герман пел о белой черемухе и трелях соловья, вселял надежду на приход новой весны и счастливой любви…
Надино сердце сейчас было свободно, и она ценила это временное затишье в своих чувствах: можно спокойно радоваться жизни, ощущая себя гордой и свободной птицей. Но, как всякая истинная женщина, она снова была готова безоглядно, как в омут с головой, броситься в любовь… если, конечно, таковая случится.
«Что-то я растрогалась… как-то некстати! Некогда мне об этом думать», – решила Надежда и заняла свои мысли предстоящей работой.
Но одиночество было для Надежды непозволительной роскошью при ее образе жизни. Друзья-партийцы вернулись с прогулки. Ирина открыла дверь своим магнитным ключом-карточкой, зашла в номер.
– Вы здесь, Надежда Владимировна? – спросила Ирина, как будто не ожидая ее застать в номере.
– Здесь. Как прогулялись? Где побывали?
– Ой, где мы только ни побывали! На Красной площади, в Кремле, в Александровском саду, на Старом Арбате! Хотели в Бриллиантовый фонд пойти, но уже не успели, – восторженно рассказывала Ирина, оказавшаяся в столице первый раз.
– В какой фонд? – засмеялась Надежда. – В Алмазный, наверное?
– Да, наверное, – согласилась Ирина, – там еще знаменитые сокровища Российской империи хранятся…
За ужином Надежда рассказала соратникам-землякам о сдаче подписей, о том, как вручила сумку незнакомому усатому мужчине, приняв его за своего однопартийца.
– Ну, Устинова, ты даешь! – выдохнул возмущенный Надеждиным легкомыслием Серега. – Прямо даже аппетит испортила! – Серега, несмотря на крайнее возмущение, отчитывал Надежду в обычной своей шутливой манере.
– Тебя и на минуту одну оставлять нельзя, Надюха! У тебя партийные деньги из-под носа уводить станут, а ты будешь только смеяться! А что людям дома скажешь? – он просто кипел от возмущения. – Как расплачиваться-то будешь? Тебе сколько работать за эти деньги?
Надежда молчала. Она уже пожалела, что рассказала друзьям об этом случае.
– Где у тебя мозги-то были, Надюха? – продолжал распекать Надежду Серега. – Ты же почти кандидат наук! Я думал, что кандидаты наук как-нибудь посерьезнее бывают!
– Ну, вот как только защищусь – сразу «как-нибудь посерьезнее» стану, – ответила Надежда.
– А бесполезно, Надюха, это не лечится! Я тебе как психиатр заявляю: ты такая и останешься!
– Да ладно тебе, Сережка, все же нормально! Хорошие люди попались, – оправдывалась она.
– А ты слушай, слушай критику-то, Устинова! Кто тебе еще, кроме друзей, правду в глаза скажет? Или не нравится, когда против шерстки-то? – продолжал Серега.
– Да иди ты, Серега, с критикой своей! – беззлобно огрызнулась Надежда.
– Вот так всегда! Как только правду тебе скажешь – сразу «иди ты»! Не любишь ты критику, Надюха, – совсем не обидевшись, ответил Сергей.
– Да ладно тебе, Серега, она и сама поняла, – засмеялась Наталья, – она больше не будет.
– Надежда, а ты хоть в партию-то вступить сагитировала потом того усатого? – спросил с иронией усатый Стас, до этого молча наблюдавший за беседой и с преувеличенным неодобрением поглядывающий на Надежду. – Столько секретной информации ему выложила и отпустила просто так?
– Нет, – ответила Надежда, – не сагитировала.
– А что так? Во мнениях не сошлись или в диагнозах? По-моему вы оба… того, – засмеялся Серега, покрутив пальцем у виска. – Не от мира сего, я хотел сказать.
Надо заметить, что в таком духе друзья-партийцы могли общаться совершенно беззлобно и никогда друг на друга не обижались. Закончив ужин, вышли прогуляться по Измайловскому парку. Погода стояла по-настоящему весенняя, теплая и ясная. Прозрачный воздух был напоен ароматами свежей листвы, цветов сирени и черемухи. Зеркальная гладь озера отражала свежую зелень деревьев и редкие полупрозрачные облака, подрумяненные закатом. Слышалось пение соловья, заглушаемое шумом транспорта. В безмятежном настроении друзья некоторое время бесцельно бродили по аллеям парка.
В гостиницу вернулись, когда уже совсем стемнело, в аллеях зажглись фонари, а в небе – звезды. Ирина, казалось, совсем не устала, а Надежда буквально валилась с ног. Едва коснувшись щекой подушки, уснула.