Ласковый и нежный зверь1
В тот день Вера Петровна Гладышева, заместитель главного редактора солидного книжного издательства, засиделась в своем кабинете допоздна. Она любила работать в эти часы, когда редакционный люд в массе своей уже разошелся по домам и наконец становилось тихо и спокойно. Никто не сновал взад-вперед, не отвлекал вопросами. Появлялась возможность сосредоточиться на текстах, ждущих ее оценки. А их, таких текстов, как всегда, было немало. Вера Петровна была той последней инстанцией, которая окончательно решала их судьбу: в производство, или в архив.
Возвращалась домой уже по темноте, усталой, но вполне удовлетворенной выполненной работой.
Лето еще не сдало свои позиции. Приятно согревал теплый, нагретый за день и еще не успевший остыть воздух. Она шла пешком – машина в автосервисе, да и идти было недалеко: через сквер, потом, выйдя на большую улицу, проехать несколько остановок на троллейбусе, а там и ее дом.
Сквер был темным. Редкие фонари тускло освещали кроны деревьев и на дорожках царил полумрак. В темноте едва угадывались лавочки, занятые влюбленными. Редкие прохожие не нарушали атмосферу спокойствия и какой-то таинственности спокойного тихого вечера.
Но Вера Петровна торопилась выйти из этого сквера на привычный городской простор. Она не то, чтобы боялась этой тишины и полумрака, – ей просто хотелось поскорее добраться до своей остановки троллейбуса, чтобы быстрее оказаться у себя дома.
Уже на выходе из этого тихого сквера, с последней лавочки поднялись две фигуры в капюшонах, накинутых на головы. Боковым зрением она успела заметить, что фигуры направляются к ней. Тихо, молча. А вокруг – никого. Повеяло угрозой.
Сердце Веры Петровны забилось, тело покрыл холодный липкий пот. Она испугалась.
– Господи, хотя бы пронесло, – мелькнуло в голове. Она ускорила шаг.
Неожиданно один подошел сзади, грубо сдавил ей шею, в то время как другой пытался вырвать сумку из рук.
– Деньги, драгоценности, – произнес хриплый мужской голос. Она почувствовала, что к горлу приставлен острый предмет. Нож! Вера Петровна испугалась. Крепче прижала сумку к груди и торопливо пыталась снять с пальца кольцо. Оно не поддавалось. Тогда она потянулась к серьгам, и… заплакала.
– Возьмите сами! Все! Только живой оставьте.
Но грабителей интересовало другое.
– Сумку давай!
И с силой рванули ее из рук.
Но тут из темноты вдруг появилась мужская фигура.
– Стоять! – раздался повелительный голос.
Воришки ослабили хватку, но Веру Петровну не отпускали.
– Проходи, пока живой! Тебя не касается.
– Стоять! Полиция! Буду стрелять! – еще настойчивее повторил тот же мужчина.
Грабители бросились бежать, все-таки вырвав сумку из ее рук. Мужчина погнался за ними и скоро скрылся в темноте сквера.
У напуганной Веры Петровны сердце выскакивало из груди. Громко плача, она обессиленно присела на лавочку.
Через какое-то время из темноты показался ее спаситель. В руках держал ее сумку.
Он тяжело дышал. Запыхался. Но глаза весело поблескивали. На лице довольная улыбка.
Большой и сильный, он смог вернуть ей похищенное.
– Успокойтесь, все позади. Можно сказать, отделались испугом.
Отдал сумку.
Веру Петровну трясло. Она заплакала еще сильнее.
– Может, «скорую»?
– Нет, не надо. Я сейчас приду в себя.
Но пошатнулась и чуть не упала. Попыталась встать – не получалось.
Он аккуратно, легко поднял ее, взял под руку.
– Вам надо передохнуть, успокоиться.
Вывел ее из сквера. Уверенно направился в темноту ближайшего двора, который оказался проходным. Они вышли на широкий оживленный проспект, наполненный людьми. Зашли в кафе.
Вера Петровна стала приходить в себя.
Посмотрела на своего спасителя – лицо его показалось ей знакомым.
– Кто вы? Не вас ли я видела сегодня у нас в издательстве? – с удивлением спросила она.
– Ну и встреча, – ответил мужчина. – А вы что, из издательства? Я действительно был там днем.
– Да, я работаю там. Заместитель главного редактора. Вера Петровна.
– Юрий Иванович, – ответил он.
Вера Петровна вспомнила, как сегодня в издательстве секретарь Даша терпеливо разъясняла высокому сухощавому человеку порядок рассмотрения направляемых произведений.
Да, несомненно, это был он, ее спаситель.
Тогда еще Вера Петровна удивилась, как этому автору удалось проникнуть к ним. Как удалось ему, простому посетителю, миновать охрану. Ведь сюда, в святая святых издательства, где трудились редакторы, посторонние не допускались. Впрочем, бросив беглый взгляд на худощавую, мускулистую фигуру, поняла – такие пройдут всюду. Не зря о сухопарых и жилистых говорят: – только на вид невзрачен, но в ухо даст – долго будет звенеть.
– Да, был я сегодня в вашей конторе. Неприятное осталось впечатление, – сказал Юрий Иванович, – но не будем об этом, когда тут такое случилось. Давно я так не бегал. В горле пересохло. А вы не против кофе? – спросил он у Веры Петровны.
Она не возражала.
Юрий Иванович заказал два кофе – себе и ей.
Горячий, тонизирующий напиток согрел Веру Петровну. Она перестала дрожать, расслабилась.
– Район этот у нас хоть и плохо освещен, но спокойный, происшествий как будто не было, – заметила она. – Надо же такому случиться…
И полюбопытствовала:
– А как вы оказались в этом сквере? И вообще – кто вы?
Юрий Иванович рассмеялся.
– Кто же еще, как не бандит, только из другой банды. Следил за вами.
Тут только Вера Петровна вспомнила, что в сумочке находился старинный портсигар, доставшийся ей в наследство. Быстро открыла и удовлетворенно вздохнула – он был на месте. Портсигар в их доме считали семейной реликвией. Предполагали, что это – работа Фаберже, или одного из его мастеров. Но – понадобились деньги. И вот уже несколько дней Вера Петровна ходила с этим портсигаром по антикварным лавкам, пытаясь узнать его истинную ценность. Считала, что знатоки по достоинству оценят эту необычную, старинную и очень красивую вещь.
Портсигар их действительно интересовал. Но оценивали его очень по-разному. Потому и решила посоветоваться с директором – он слыл ценителем антиквариата. Директору вещь понравилась, и он подсказал адрес специалиста, которому доверял.
И вот, пожалуйста, сумку с портсигаром у нее пытались украсть. Неужели за ней следили?
Зашевелились подозрения.
– А вы-то сами, как вы оказались недалеко от редакции, в этом темном сквере, да еще так поздно. Вы что, ждали меня? – спросила Вера Петровна.
Юрий Иванович расхохотался.
– Неужели, я похож на бандита? Ну, вы совсем не разбираетесь в людях!
– Зря вы так говорите Мне и правда, все, что случилось, – непонятно.
Юрий Петрович, улыбаясь, смотрел на Веру Петровну.
– Ну что ж, придется признаться. Чистосердечно. Я не жулик. Можно сказать, хуже – я графоман. Это мое увлечение. Мое хобби. А по жизни – офицер, подполковник полиции. Сегодня, правда, был у вас в издательстве, но там нашего брата, графомана, не жалуют. Пришлось уйти ни с чем. А неподалеку живет друг, учитель литературы, много лет директорствует в школе. Отвел с ним душу, тем более, что охраны у него, как у вас, слава Богу, нет. Надеюсь, и не будет.
Усмехнулся.
– А места эти мне знакомы. По роду деятельности. Ведь для полиции где темно, там и работа. Вот сегодня – только вышел от друга, то сразу в сквере услышал крики, увидел, как кто-то нападает на женщину. А это – непорядок. Ну а что было дальше – вы в курсе.
Он заказал себе коктейль.
Бармен тотчас подал ему бокал.
Юрий Иванович отпил немного, и с недовольством сказал бармену:
– Что ты мне подал? Микстуру какую-то. Мне надо, чтоб в нем алкоголь был, хотя бы чуть-чуть. Расслабиться хочется.
Молодой бармен стал объяснять:
– Это алкогольный коктейль. Особый. Называется «Коктейль Джеймса Бонда». Водка в нем прячется за ароматами полыни и можжевельника. Да так удачно, что ее и не слышно совсем. Только потом ее присутствие обязательно скажется. Чуть позже. Все здесь, как у Джеймса Бонда. Настоящий агент всегда незаметен. Пробуйте, не пожалеете.
Вера Петровна от души рассмеялась.
– Ну что, подполковник, вас тут, кажется, расшифровали! Осталось дать этому коктейлю другое второе имя – например, «Ночной сквер» – и вы, как на ладони!
Юрий Иванович довольно улыбался.
– А вы, Вера Петровна, не хотите попробовать этот таинственный напиток?
– Спасибо. Я не пью коктейлей. А вот кофе, да еще с пирожным, я пожалуй, съела бы.
У Веры Петровны в состоянии волнения и стресса всегда пробуждался аппетит.
Здесь, в этом уютном кафе, волнения и тревоги уходили. Она вглядывалась в лицо ее спасителя. Сухое, твердое, с таким живым, веселым и умным взглядом. От него веяло спокойствием, уверенностью, силой. И надежностью.
– Давайте знакомиться, – предложил Юрий Иванович. – Расскажите о себе.
Вера Петровна согласилась.
– У меня все в жизни просто. Институт, потом издательство. Кстати, одно и то же всю жизнь. Там и карьера, недавно стала заместителем главного редактора. Вся моя жизнь – в работе. Работа, работа и еще раз работа.
– Замужем? Дети?
– Нет, я одна. А вы?
Он помолчал, вздохнул.
– Я рано овдовел. Жена и ребенок погибли, разбились в дороге. Чтобы забыться, уехал, куда глаза глядят. Где только не был. Работал много. Брался за самые трудные дела. Не щадил себя. Ничего не боялся. Живуч.
Он помолчал. Видимо, вспоминал опасные для жизни ситуации.
– Вернулся в родной город. Здесь мне кажется легче. Остались друзья. Все знакомое, близкое.
Опять задумался и неожиданно сказал:
– Влюблялся. И не раз. Но ни в одной женщине не смог найти жену. И тогда возникло желание писать о прожитом. О том, что видел, пережил. А видел немало.
Наклонил голову. Потом смущенно посмотрел на нее.
– Вот, начал писать. Даже неловко говорить. Но – так захватило! Время пролетает мгновенно. Поверьте, даже о еде забываю. И спать некогда. Свободного времени практически нет. А воспоминания текут, текут. Правда, они не всегда радостные…
– А какая-то литературная подготовка у вас есть?
Юрий Петрович засмеялся.
– У меня Пашка, друг детства, преподаватель литературы. И любитель чтения. Хорошо чувствует язык. Вот он и правит меня, жестоко, безжалостно. Времени не жалеет. Бывает очень обидно, когда все перечеркивает. Говорит, – так не бывает, или – описывай поступки героя – по ним только и можно судить о его характере. А еще ему идею подавай. Для чего это, для чего то, что ты хочешь сказать написанным. Вот и сегодня – просидел со мной до вечера. Я упрямый, спорю.
Допил свой коктейль.
– А публикуют меня в интернете, в некоторых журналах. Хотелось, чтоб и в издательство солидное приняли, в такое, как ваше. Но вам – не приглянулся. Эта ваша Даша – ее не обойдешь. Молодец, держит строй!
– Да просто вы обратились не по адресу. Мы рассказы издаем редко. Другой профиль.
Вере Петровне захотелось познакомиться с его творчеством, но она промолчала.
– Ну, что ж, пора по домам, – сказал он
Денег на такси у них не нашлось.
Юрий Иванович заявил – время позднее, и он проводит ее до дома. Она настойчиво уверяла его, что ничего не боится и доберется до дома одна.
– Вы что, меня за мужчину не считаете? Я о себе другого мнения. Не проводить вас в такое позднее время – не могу.
Улыбнулся: – Это было бы недостойно для подполковника полиции.
Поехали вместе на городском транспорте. Уже в пути неожиданно начался дождь. Когда подъезжали к нужной остановке, это был уже настоящий ливень. По улице неслись потоки воды.
Как только вышли из троллейбуса, Юрий Иванович неожиданно поднял Веру Петровну на руки и легко, быстро донес ее до подъезда дома.
Это был небольшой особняк, незаметный среди леса многоэтажек. До революции такие особняки обычно принадлежали одному хозяину.
– Ну, вы – как пушинка, – улыбаясь, сказал он. Вот и дома. Спасибо за доставленное удовольствие.
И помахал ей рукой на прощанье.
Вера Петровна попыталась удержать его.
– Как же вам теперь добираться? – спросила она. Вы ведь вымокли
– Да ну, что вы. Я сухой. С моего кожаного плаща все стекает. Не зря говорят: нет плохой погоды, есть плохая одежда.
– А ноги? Пойдемте ко мне, хотя бы ноги просушите.
Они поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж.
Жила Вера Петровна в двухкомнатной квартире. Много лет назад их семья владела этим домом. Для жилья занимали весь второй этаж.
Юрий Иванович с интересом огляделся. У него было впечатление, что он попал в прежде роскошный кабинет позапрошлого века, со старинной мебелью.
В центре стоял книжный шкаф из красного дерева с лепными украшениями, красивыми замками из бронзы. В нем недоставало одной дверцы. За стеклами шкафа виднелись тома книг в старинных кожаных переплетах.
– На кресла не садитесь, ножки сломаны, – предупредила Вера Петровна – Мебель старая. Никак не заменю. И отремонтировать не удается.
На полу большой ковер с едва различимым восточным рисунком. Живые цветы в больших напольных керамических вазах.
Книги везде – на столе, на этажерках, на креслах.
– Неужели вы все это прочли? – с удивлением спросил Юрий Иванович, разглядывая корешки книг.
– Чтение – моя профессия.
На стенах маленькие и большие портреты в темных рамках.
Его внимание привлек большой портрет молодой женщины в красивой овальной раме. На пальцах тускло сверкали камни. В лице женщины на портрете было заметное сходство с Верой Петровной.
– «Продолговатый и твердый овал,
Темного платья раструбы…
Юная бабушка! кто целовал
Ваши надменные губы?» – тихо произнес Юрий Иванович.
– Это действительно моя бабушка, – сказала Вера Петровна. – А вы знакомы с поэзией Цветаевой?
– Обижаете. Неужели думаете, что полиция ничего не читает?
Вера Петровна смутилась.
– И все это она оставила вам наследство? – спросил Юрий Иванович.
– От вас ничего не скроешь, – усмехнулась Вера Петровна, – но это – остатки.
– Да, работа моя такая, – усмехнулся он. – Но только как об этом прознали бандиты? Рассказывайте, – попросил Юрий Иванович. Он изменился. Взгляд стал сухим, цепким, внимательным.
– Может быть, портсигар? – Вера Петровна вытащила из сумки завернутый в газету тяжелый предмет. Развернула.
Красиво украшенная тяжелая серебряная вещица не утратила своей привлекательности.
– Мне нужны деньги на ремонт квартиры. Много денег. Я отнесла ее в первую попавшуюся антикварную лавку. Обратила внимание, что антиквар ювелир осматривал его довольно долго, потом что-то сверял по каталогу и назвал сумму неожиданную, даже меньшую, чем серебро, как лом. Я не поверила ему. Отправилась к другому антиквару. Тот назвал цену более высокую. Но меня она тоже не устраивала. Тогда я и решила обратиться к нашему директору.
– Антикварные лавки разные. Нечестные люди там встречаются. Да и с ворами они порой связаны. А вещица ваша, похоже, представляет и художественную, и историческую ценность.
– За кем ваша бабушка была замужем?
– Он был капитаном морского флота ее Императорского величества – произнесла Вера Петровна с горделивыми интонациями.
Он помолчал, а потом без стеснения попросил:
– Честно признаться, я страшно голоден. Покормите меня.
Вера Петровна растерялась. На ужин у нее оставалась тарелка супа и две котлеты. Она вытащила из дубового резного буфета посуду, быстро сделала бутерброды с сыром и с остатками колбасы. Хлеба едва хватило.
Он с удовольствием проглотил бутерброды.
Видя, с каким аппетитом он их поедает, предложила холодные котлеты, прямо из холодильника. Съел и их, с таким же удовольствием. Потом дорвался до конфет в вазочке, и не заметил, как они исчезли.
Вера Петровна рассмеялась:
– Робин, Бобин, Барабек!
– Скушал сорок человек, – подхватил он известную английскую дразнилку.
Продолжали ее уже вместе.
Весело смеясь, громко закончили:
– «А потом и говорит: У меня живот болит!».
Атмосфера в доме стала теплой, уютной.
Расположение Веры Петровны к своему гостю было полным, да и Юрий Иванович чувствовал себя комфортно.
– Вы знаете, – стала рассказывать Вера Петровна, – когда папа умер, мама не работала. Мы выжили только продавая бабушкины вещи. Признаться, денег хватало, жили неплохо. Я получила образование. Мама старалась, чтобы у меня было все.
И вдруг замолчала, словно застеснялась своей откровенности.
– Спасибо вам, Юрий Иванович.
– Да за что?
– За ваше неравнодушие.
– А вам спасибо за хлеб-соль. Вот уже и полночь. Я обсох, сыт. Пора и честь знать.
Быстро собрался и ушел.
Вера Петровна долго не могла заснуть. Вспоминала свое детство, маму, которая называла ее умницей, красавицей. Ей вторили ее подруги, соседи, учителя. Дома делали все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Росла своенравной, взбалмошной. Но училась хорошо. Окончила школу с золотой медалью. Легко поступила в Литературный институт. Но ни одноклассники, ни однокурсники ее не любили. Чрезмерно горда, заносчива, не терпит другого мнения. В общении с ней неприятно ощущалось ее стремление подавить, подчинить, даже унизить. Не нравилось и постоянное желание покрасоваться внешне. Она не замечала этого, обижалась: за что к ней такое отношение? Она ведь не такая на самом деле. И нежности, и жалости в ней – не меньше, чем у других. Но считала, что если она права, то почему же и другим не прислушаться к ней?
Влюбилась в десятом, оказалось – на всю жизнь. У нее все было так – с выбранного пути не сворачивала.
Александр, ее избранник, учился в той же школе, был красив, успешен, держался так же независимо, как и она. Его тоже считали заносчивым. В школу привозили на машине – он рос в состоятельной семье. Она старалась встретить его у школы, привлечь его внимание на переменках…
Очень старалась, упорно, настойчиво, но без успеха. Александр не замечал ни ее, ни других девчонок. Рассказывали, что общается он только с дочерью директриссы, их готовят к поступлению в МГИМО.
Надежды, что он заметит ее в школе, таяли на глазах. Переживала, плакала. Тогда и пришло понимание, что бывают обстоятельства, которые сильнее ее желаний. Которым приходится подчиниться.
На нее обращали внимание ребята, но смотрела на них свысока. Продолжала по-детски мечтать об Александре. Он остался для нее эталоном мужской красоты и мужской власти.
Повзрослела она после смерти матери. Тогда ей очень помог директор издательства Ашот Рустамович. Полный, веселый человек, на двадцать лет ее старше, он очень помог ей в организации и похорон, и поминок. А через месяц пригласил ее в кабинет и без всякого стеснения, властно, предложил стать его любовницей.
– Все для тебя сделаю. Квартиру, машину. Что хочешь. Нравишься мне.
Вера Петровна растерялась. Потупившись, попросила дать ей время подумать. А втайне была удовлетворена и польщена. Ей по душе были люди властные, способные принимать решения и добиваться своего. Такие мужчина были для нее и понятны, и желанны. Она привыкла командовать – но могла и подчиняться – в особенности такому, настоящему мужику.
Уже через месяц Ашот Рустамович назначил ее заместителем главного редактора. Ей была придана служебная машина.
Назначение на достаточно высокий пост явилось неожиданностью для всего редакционного коллектива. Но работать она умела. Подчинялись ей беспрекословно. Так на практике познала она силу власти и почета, и цену всему этому. Тогда и поняла, что надо самой пробиваться в жизни, пробиваться либо трудом, либо… продавать себя.
В свои тридцать лет она была очень красива. Тонкие черты лица, смуглый цвет кожи, миндалевидный разрез черных глаз. Стройная изящная фигура, всегда элегантно одета.
Но личной жизни у нее так и не получилось. Встречи с Ашотом Рустамовичем были нечасты – у того была жена, дети, и к своей семье он относился трепетно. А Вера Петровна – для отдушки, для развлечения, на время.
Дома ее ждала старая квартира, полуразрушенная мебель, книги, и… одиночество.
Жесткой, прямолинейной, непреклонной она была на работе. Дома же ей хотелось одарить кого-то своей добротой, нежностью, заботой. Так, как одаривала ее мама. Ее бедная мама, такая наивная, все чувствующая и переживающая.
А Вере Петровне переживать было не за кого. Одиночество давило, и привыкнуть к нему она не могла.
* * *
Прошла неделя. В субботу, рано утром, в дверь Веры Петровны кто-то позвонил. Удивилась, увидев Юрия Ивановича.
В неизменном кожаном пальто он выглядел посвежевшим и помолодевшим. Вытащил откуда-то три темно-вишневые розы и, чуть стесняясь, протянул ей. Вера Петровна зарделась так, что цвет ее щек стал сходен с цветом этих свежих роз. И то, что перед ней стоял Юрий Иванович, и эти чудные, нежно пахнущие розы – все это было удивительно, и очень приятно.
Внимательно, очень серьезно он посмотрел на нее. Взгляд его темных глаз заставил ее затрепетать. Казалось, он проникал до самых глубин ее души. Все знающий, все понимающий.
– Я вот тут освободился. В смысле, у меня есть время, – поправился он. Предлагаю сходить вместе к тому оценщику, с которым работаем мы, и закончить вопрос с этим портсигаром, – сказал он. Войти в квартиру отказался, ждал ее на лестничной площадке.
Стояло отличное ясное осеннее утро. Свежий резкий воздух хотелось кусать. Они вошли в магазин, и сразу прошли в подсобку. Их ждали.
– Ну, Григорий, скажи нам про эту вещицу, что знаешь, – спросил Юрий Иванович.
Сухонький, старенький человек, с бородкой, согласно кивнул головой. Взял в руки портсигар, внимательно рассмотрел со всех сторон – и просто так, и с помощью лупы. Потом полез в растрепанный толстый каталог. Довольно долго копался в нем, что-то сверял, время от времени снова разглядывая портсигар в лупу.
– Занятная вещица. Ей не меньше 150 лет. Вы, молодые люди, привыкли всюду дымить. Но, знаете ли, что в России курить на улицах, и в общественных местах, было разрешено только в середине XIX века? А до того – ни-ни! Вот тогда и появились первые портсигары, и лучшие делали на знаменитой фабрике Карла Фаберже. Очень похоже, что ваша вещь из тех времен и того же мастера. Очень тонкая работа. Карл Густавович знал свое дело. И клеймо свое оставил. Видите, здесь, в углу – маленькая буква «к» с точкой.
Эта буковку можно было разглядеть только с помощью лупы.
– Вы как хотите, сразу за нее получить, или передать на аукцион? На аукционе за нее хорошие деньги можно взять.
Стоимость портсигара, которую предложил им оценщик, многократно превышала ту цену, что Вере Петровне называли раньше.
Вера Петровна решила получить деньги сразу. На них, как оказалось, можно сделать не только ремонт, но еще и мебель приобрести, а ее она давно уж приглядела. Благодарности не было предела.
Зашли в ресторан и отметили удачную сделку. Вера Петровна чувствовала себя совершенно счастливой еще и потому, что рядом был Юрий Иванович. Он ухаживал за ней так умело, так тонко, что она забыла о своей самостоятельности, решительности и привычке брать все на себя и всем распоряжаться. Оказалось, что куда приятнее подчиниться человеку, который тебя уважает, понимает, знает, в чем ты нуждаешься, что тебе нужно.
Когда они вместе танцевали вальс, она с волнением ощущала властные объятья его сильных рук, мужской запах его парфюма и запах мужской кожи. Она чувствовала, что он раздевает ее глазами, и щеки ее, как у молодой девушки, рдели от смущения. Неодолимое влечение к этому сильному, смелому, жесткому, и одновременно простому, умелому, все понимающему, и нежному человеку, вдруг овладело ею. Хотелось его обнимать и целовать, целовать… Подчиняться ему во всем. Это был ее мужик. Ее зверь.
На них с любопытством оглядывались.
В который раз, Веру Петровну приятно поразила его привычка везде чувствовать себя хозяином жизни. Он никого не стеснялся, никого не боялся. Она чувствовала себя защищенной от всех бед.
С этого времени Юрий Петрович стал появляться в ее жизни все чаще и чаще. И она ждала этих встреч.
В одну из них, он подарил ей сборник своих рассказов, изданный малым тиражом, для друзей. И опять она была приятно поражена. Ждала приключений, схваток, преследований бандитов, детективных сюжетов. Все-таки автор – подполковник полиции! Все это, конечно было – и стрельба, и преследования. Но в этих рассказах было и другое – такое глубокое и тонкое понимание психологии, духовной жизни женщины, проникновение в мир ее чувств, переживаний, такое неизменное уважение к ней…
Этот ее полицейский зверь умел быть ласковым и нежным.
Прошло два месяца.
Она уже скучала, если о не видела его несколько дней. Поняла,.что боится потерять его. Но она ждала.
Когда приходил, старалась накормить, обиходить. Для него у нее всегда были припрятаны бутерброды с колбасой. Ее уже не удивляло, что он всегда голоден. По оттенкам голоса она чувствовала его настроение, Оказалось, что у них много общего – интересы, взгляды, вкусы.
Они нашли друг друга.
Однажды, гуляя поздним вечером по осеннему скверу, они услышали, как из раскрытых окон звучит ее любимый вальс. Сложная, как жизнь, порывистая, волнующая и нежная мелодия любви. О ней. И о нем.
Ты и я – нас разделить нельзя,
Без тебя
нет для меня ни дня
Пусть любовь далека и близка, как весна,
Но навсегда в нашу жизнь я влюблена.
Я влюблена…
Глядя ему прямо в глаза, Вера Петровна тихо сказала:
– Это ведь про нас песня. Про меня, и про тебя. Мой ласковый и нежный зверь…
Юрий Иванович обнял ее бережно, нежно, и поцеловал.