© Александра Треффер, 2016
© Александра Треффер, дизайн обложки, 2016
© Александра Треффер, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава I
В огромной белой комнате, стены которой скрывали большие зеркала, сидел мужчина. Костистое лицо очень высокого, худого человека отличалось удивительной неправильностью черт, а непропорционально большие глаза с красной радужкой и вертикальной узкой прорезью зрачка будили в памяти легенду о графе Дракуле. Фигуру незнакомца плотно облегал серый, бархатистый костюм, а в руках он держал небольшой прибор, на дисплее которого высвечивался ряд цифр и непонятных знаков. Время от времени раздавался негромкий вой, и тогда мужчина нажимал одну из кнопок, расположенных на пульте, встроенном в ручку кресла.
В дверь постучали, и в помещение вошёл человек, одетый так же, как и хозяин.
– Что тебе нужно, Ропе? – поинтересовался тот.
– Я принёс весть, мой жатир1, – почтительно сказал визитёр, – а плоха она или хороша, судить вам.
– Да уж, конечно, – не отрывая взгляда от экрана, пробормотал долговязый, – не тебе. Итак, что ты хочешь мне сообщить?
– В начале второй декады Адореха2 в семье эвгаста3 и обычной женщины родился ребёнок. При этом произошёл огромный выброс энергии, свидетельствующий о появлении на свет нового жатира…
– Чтоо?!
Сидящий вскочил.
– И я узнаю об этом только сейчас?!
– Простите, повелитель, шифрограмма задержалась, слишком много препятствий. Что прикажете предпринять?
– Свяжись с вуши,4 пусть они заберут ребёнка и немедленно доставят сюда. Почти всю долгую эру Генгеста5 я в одиночку нёс тяготы власти, не имея возможности никому передать свои полномочия. И теперь, когда во Вселенной появилась новая особь моего вида, её необходимо соответственно воспитать, чтобы она продолжила дело. А этим могу заниматься только я, нельзя оставить юного властелина на руках эвгаста. Он инициирован?
– Вуши попытался это сделать, но упрямец вытолкнул его из головы.
– Тогда пусть повторит попытку или, если тот станет упираться, воздействует на его детей, соседей, на кого угодно, лишь бы мой преемник оказался здесь. Нельзя терять времени, ещё немного, и будет поздно.
– Есть!
Дважды хлопнув себя ладонью правой руки по левому плечу, гость покинул белую комнату, а хозяин вскочил с кресла и забегал по помещению. Резко остановившись, он прошипел:
– Как бы не так – новый жатир! Я уничтожу маленького соперника. Власть принадлежит мне!
Шло заседание худсовета. Николай Комаров – сорокадвухлетний актёр нервно постукивал пальцами по столу, проклиная всех худруков6 и режиссёров на свете.
Он рвался домой. Утром восьмилетняя дочка Лиза внезапно заболела и лежала теперь с высокой температурой, хныча и требуя папу. За ребёнком ухаживала мать, но Николай всё равно переживал, и обсуждение дурацкой пьески, несмотря на то, что его ждала в ней главная роль, раздражало артиста до слёз.
– Коля, а ты что думаешь? – внезапно обратился к нему с вопросом директор Николай Михайлович.
Комаров правдиво ответил:
– Я мечтаю отсюда уйти, у меня Лизочка в жару лежит. Уж простите, я не слышал ничего.
Директор с сожалением поцокал языком и участливо поинтересовался:
– А Лена разве не с ней?
– С ней, но поймите…
– Николай, – строгим голосом прервала его Ирина Сергеевна – худрук театра, – у всех нас дома сложности, но работа есть работа. Другое дело, если бы девочка осталась одна. Мы бы не настаивали на твоём присутствии.
– Ну, да, как же, – зло подумал Комаров, – тебя только собственные проблемы волнуют…
И в этот момент за него неожиданно вступился молодой режиссёр, занимающийся постановкой:
– Да отпустите вы его, господа. Вам ли не знать, как высока трудоспособность Николая Александровича, и как он дотошен в работе над образом. Вы же не думаете, что он не справится с ролью? Идите к дочке, Николай, а завтра мы встретимся и поговорим.
Комаров благодарно пожал руку заступника, попрощался с коллегами и выскочил за дверь. Коридор не освещался, театр соблюдал жёсткую экономию, как, впрочем, и другие учреждения сферы искусства. На ходу вызывая по сотовому такси, Николай направился к светлой точке впереди: в фойе горела дежурка.
Когда он проходил мимо ниши, где когда-то стоял бюст Ленина, ему померещилось, что в ней шевельнулось большое и чёрное нечто, выделяющееся даже на фоне окружающего мрака. Останавливаться Комаров не стал, мало ли что почудится.
Но едва он миновал углубление, как зазвучал странный, неземной голос, вещающий на незнакомом языке, который Николай, тем не менее, понимал:
– Внемли мне, Фривид! Минула вторая декада Адореха эры Ильраха7, и настала пора. Ты должен проснуться, эвгаст.
Ошеломлённый мужчина всмотрелся в густые тени, и снова ему показалось, что в них прячется существо, способное вызвать ужас и отвращение у нормального человека. Рядом возникло движение, и к окаменевшему Комарову потянулся безобразный комок черноты, пытаясь коснуться руки. Вскрикнув, он шарахнулся в сторону, но поздно, тьма влилась в него, наполнив мозг звуками музыки и воющими голосами. Усилием воли выпихнув эту какофонию из головы, Николай вырвался и помчался к выходу, преследуемый словами:
– Просыпайся, Фривид, ты нужен Лиолису!
Выскочив к вахте, запыхавшийся Комаров спросил у дежурной:
– Тётя Нина, сюда входил кто-нибудь, кроме актёров?
Голос его дрожал.
– Нет, Коленька, – ответила та, – не входил и не выходил. А почему ты спрашиваешь?
– Да померещилось мне что-то в темноте. Стыдно, но испугался до мурашек.
Вахтёрша понимающе кивнула.
– Всё может статься, сынок. Здание немолодое, сам знаешь, случалось, и артисты тут умирали. Мало ли что по коридорам бродит. Но пока, бог миловал, ничего страшного не стряслось. Дома водичкой святой умойся, чтобы не пристало.
– Да, спасибо, тётя Нина. Побегу я, дочка болеет.
– Беги, Коленька. Леночке привет передавай, соскучилась я по ней.
– Обязательно.
Комаров толкнул дверь, прыгнул в такси, и, пока машина везла его по ярко освещённым широким улицам, успокоился. Но когда он вошёл в подъезд, где царила первозданная тьма, сердце актёра вновь сдавил ужас.
– И тут экономия, – сквозь зубы процедил он, разрываясь между желанием поскорее попасть домой и иррациональным страхом.
Жил Николай невысоко – на втором этаже, но никак не мог заставить себя взойти на первую ступеньку. Наконец, мужчина нашёл выход: напряжённо всматриваясь во мрак, Комаров достал телефон и позвонил жене. Когда та ответила, он попросил:
– Леночка, встреть меня, пожалуйста, точнее, дверь открой. Тут так темно, что боюсь переломать ноги.
Он выслушал сетования женщины по поводу хулиганов, бьющих лампочки, щёлкнул замок, и лестницу залил свет. Уже без опаски Николай направил шаги вверх, однако ему показалось, что темнота нижней площадки, судорожно сжавшись, метнулась в сторону от упавшего на неё луча. Проглотив комок, Комаров взлетел по лестнице и ворвался в квартиру.
– Как Лиза? – спросил он с порога.
– Всё хорошо, Коля. Температура почти нормальная, нет ни кашля, ни насморка. Полежит денёк и в школу.
– Не торопись, пусть дома побудет. И прости, что я так поздно, опять худсовет с вечным переливанием из пустого в порожнее, еле вырвался.
– Ничего, милый, – ласково ответила жена, – мне Миша помог, развлёк Лизочку, пока я занималась малышкой. Что обсуждали?
Этот вопрос она задала, направляясь на кухню, откуда пахло так вкусно, что у голодного Николая разворчался пустой с утра желудок.
– Опять не обедал! – укоризненно качая головой, сказала Лена, – Ох, и подорвёшь ты своё здоровье.
– Ну, что ты, милая, – притягивая к себе и нежно целуя женщину, ответил Комаров, – ты же знаешь, меня никакая зараза не берёт.
– Да, и, слава богу, – перекрестившись, ответила та, – не буду накликивать.
И принялась раскладывать по тарелкам еду.
– А дети, – поинтересовался Николай, – они уже кушали?
– Давно поужинали, – отозвалась жена, беря свою порцию.
Комаров ел и рассказывал Лене обо всём, что произошло за день. Немного поколебавшись, он поведал ей о странном происшествии в театре, добавив:
– Видно, нервы стали ни к чёрту, вот и мерещится всякое.
И очень удивился, когда жена резко поднялась и, сделав несколько шагов по кухне, протянула мужу газету.
– Нет, Коля, не нервы. Взгляни-ка. Ещё час назад я над этим смеялась…
Посмотрев на отчёркнутую статью, Николай кинул взгляд на заголовок и углубился в чтение. Закончив, он поднял на Лену глаза, в которых плескалась паника.
– Но… но ведь….
– Ты обратил внимание, – перебила она, – что эти несчастные исчезали ночью в таких местах, где тьма непроницаема. Я никогда не верила в сверхъестественное, но теперь…
– Главное, не волнуйся, Лен, – твёрдо сказал Комаров. – Сегодня всё обошлось, и, скорее всего, никогда не повторится. Снаряд дважды в один окоп не попадает.
– Дай Бог! Но ты уж, пожалуйста, будь осторожнее, ладно?
Он кивнул.
– Конечно. Кто предупреждён….
В кухню вошёл пятнадцатилетний сын Комаровых Михаил, и разговор перешёл на другие темы.
Вика Семёнова отмечала семнадцатый день рождения. Они славно повеселились. Мама позволила дочери пригласить всех, кого та сочтёт нужным, а сама уехала к бабушке.
Конечно, Вика устроила бы вечеринку и без разрешения. Она не слишком считалась с мнением матери, выяснив недавно, что женщина когда-то взяла малютку-дочь из дома малютки. А раз они не родные, решила Вика, значит, командовать ею мать не имеет права.
Опустошив стол, гости отправились гулять по улицам ночного города. Постепенно то один, то другой покидали компанию, уединяясь со своими парами, или валясь на скамейки и засыпая, и, в конце концов, Вика с одноклассником Игорем, остались вдвоём. Парень девушке не нравился, и она не горела желанием провести остаток ночи в обществе пьяного недоумка. И поэтому вздохнула с облегчением, когда тот, пошатнувшись, свалился в кусты, откуда послышались громкое сопение и тихий храп.
А через минуту Вика осознала, что осталась совсем одна, до дома далеко, а вокруг, как назло, внезапно погасли все фонари. И только в конце улицы призывно мигали одинокие огоньки. Она ускорила шаг, чтобы поскорее выйти на свет, но вдруг в кустах что-то шевельнулось, и Вика, вздрогнув, замерла, испуганно всматриваясь в темноту.
– Этого ещё не хватало, – мелькнула мысль.
Не повышая голоса, она окликнула:
– Игорь, это ты? Вылезай, дурак, думаешь, я боюсь?
Никто не появился, и девушка уже собралась идти дальше, когда тьма надвинулась на неё, и прозвучал потусторонний голос:
– Внемли мне, Изанжи! Минула вторая декада Адореха эры Ильраха, и настала пора. Ты должна проснуться, эвгаста!
Обвив тело Вики, сгусток мрака потянул её под густые, колючие ветви. Та завизжала, но вопль резко оборвался, и наступила тишина. Один за другим зажглись фонари, осветив пустую асфальтовую дорожку, где несколько секунд назад стояла девушка, а проснувшийся от шума и протрезвевший от страха Игорь тщетно разыскивал подругу, обшаривая заросли.
Майкл Финч вышел из бара. Голова его слегка кружилась от выпитого, а мочевой пузырь грозил лопнуть. Какого, спрашивается, шута он не заглянул в туалет, куда торопился? Дома его всё равно никто не ждёт. Женщина, с которой он жил, недавно ушла, захватив всё ценное и оставив Майкла почти без гроша в обчищенной до обоев квартире.
– Сука, – выругался он, вспомнив об этом.
Ну, ничего, Финч не позволит себя сломать никаким обстоятельствам, жизнь в приюте научила его быть пробивным. В конце концов, он найдёт работу и встанет на ноги. Надо только поменьше пить….
Резь в мочевом пузыре стала нестерпимой. Зайдя за угол, Майкл облегчился у заваленных мусором ящиков. Застёгивая молнию на джинсах, он краем глаза заметил, что неподалёку шевельнулось что-то большое. По спине Финча побежали мурашки. «Надо удирать», – подумалось ему.
Но вместо этого мучимый любопытством Майкл, как в дешёвых фильмах ужасов, шагнул к тёмному закоулку. Приблизившись, он, скорее, почувствовал, чем услышал, что в мозг его вливаются слова, произносимые странным, сверхъестественным голосом:
– Внемли мне, Охак! Минула вторая декада Адореха эры Ильраха, и настала пора. Ты должен проснуться, эвгаст.
Тьма подступила к Майклу, наполнив голову музыкой и голосами, а когда всё закончилось, мужчина, глядя прямо перед собой, ровным тоном произнёс:
– Я готов!
– Идём же, – прошелестел мрак на родном Охаку языке, – я отведу тебя к наместнику великого жатира.
И окутал замершего человека мглистой дымкой. Через секунду место, где тот стоял, опустело.