Страшный праздник
Его разбудило странное чавканье. Это две роскошные птицы, которых он заметил днем на деревьях, клевали на земле куски свежего мяса. Они делали это так агрессивно и злобно, что уже не казались такими прекрасными. На оперении сверкали капельки крови.
Интересно, а мясо человеческое? Таор не мог понять причину такой мысли.
Только что ему пригрезился странный сон – то золотое крылатое существо, которое он искал, сидело напротив него на земле у пруда и совершало какой-то жуткий обряд. Оно резало черных птиц и что-то шептало, а потом зарывало крылатые трупы прямо в земле. Кругом были символы, начерченные кровью и зажженные факелы. Сейчас Таор не видел ни того, ни другого. Земля была нетронута, факелы пылали лишь в скобах на стенах за садом. Где-то снова звучал гимн Атону. Когда он засыпал, то тоже его слышал. Пение неприятно резало слух.
– Славься! Твое величие вечно, прекрасный Атон. Ты сияешь над всеми, но все твои тайны ведомы лишь одному Эхнатону. Никто не знает тебя так, как познал он.
Странный гимн. Таор приподнялся на локтях. В темноте дворцовый сад выглядел совсем не таким прелестным, как днем. Мрак смыкался над прудами с лотосами почти ощутимо. Кругом стояла жара, ни дуновения ветерка. Кому бы пришло в голову сейчас выстраивать плотным кольцом факелы воткнутые в землю и резать птиц в их кругу? Но именно это он и видел в полудреме. Наверное, ему просто показалось. Все происходило в жуткой тишине, птицы не кричали, потому что клювы у них были стянуты чем-то металлическим. Ритуальный нож, который обычно использовали для разрезания рта мумий, впивался им в оперение, разрезая плоть. Золотое крылатое создание не поднимало головы от своего занятия. Оно делало все механически и как-то одержимо, как будто от этого завесила чья-то жизнь, или больше, множество жизней.
– Множество жизней чьих-то врагов, – это тоже были слова гимна Атону или кто-то произнес их прямо в тишину. – Можно всего лишь резать черных птиц, а воины на поле битвы будут погибать сами собой. Или, напротив, вставать из мертвых. Что я пожелаю. Мой выбор решает все, а твой ничего.
Таор недоуменно огляделся по сторонам. Сон был жутким, и от него теперь осталось тяжелое впечатление. Казалось, из памяти никогда не уйдут изящные пальцы, раздирающие туши птиц, а потом копающие им могилы. Красивое существо во сне само двигалось как-то по-звериному. Так хищно!
Где-то вдали раздался ритмичный бой множества барабанов, спустя некоторое время к нему присоединились звуки лир, флейт, свирелей и цитры. Похоже на праздник. В такое время? Сейчас ведь глубокая ночь.
Таор с трудом поднялся и пошел в направлении, откуда раздавалась музыка. Она была то мрачной, то торжественной. С такими звуками провожают в усыпальницу фараонов. Здесь было больше от похоронного гимна, чем от праздного веселья. Может, кто-то умер? Таору было как-то все равно… Один правитель, другой правитель. Юноша привык не привязываться ни к кому. Он был одиноким человеком, не связанным ни семьей, ни какими-либо материальными ценностями. Его долгом было служить тому, кто в данный момент занимает трон Египта. А кто именно, не важно… Но мысль о том, что хоронить с такими торжествами могут то прекрасное золотистое существо, которое он принял за царевну Египта, отозвалась невыносимым ударом в его сознании. Ему четко представилось, как крылатое тело лежит на роскошных носилках, руки с когтями сложены на груди, а по лбу вместо царского урея вьется настоящая живая змея с золотистой шкурой.
Он заспешил. В помещениях дворца было пусто, как и в темных садах. Никого! Ни слуг, ни охраны, ни единого человека… Но судя по звукам, которые до него доносились, большая толпа собралась в тронном зале. Таор устремился туда, и тут его ждал неприятный сюрприз – двое нубийцев с алебардами, оставшиеся на страже у входа, преградили ему дорогу.
С ними бесполезно было спорить. За опущенными занавесями Таору даже не удалось разглядеть, что происходит там, за проходом, который они так бдительно охраняют. Стражники во дворцах были молчаливыми, как статуи и весьма исполнительными. Мимо них не проскользнешь. Таор хотел уже с этим смириться, но тут заметил странного человека в костюме Гора. Разве сейчас не запрещено почитать этого бога или хранить напоминание о нем? Таор даже засомневался в новых уставах. Незнакомец держался так уверенно. Он поманил Таора за собой, и юноша вдруг осознал, что не может не подчиниться.
Он двинулся за лучшей копией бога, которую, наверное, только можно было воссоздать смертному. Гор двигался, слегка пританцовывая, и непрестанно маня Таора за собой чуть оперенными руками.
Таор заметил на стене новое видоизмененное изображение Атона, живо напомнившее о том, что бог теперь только один. И, тем не менее, Гор был здесь. Либо это всего лишь шутник, если обратить внимание на его развязные позы, либо сегодня та самая ночь, когда традиции по какой-то причине можно нарушить.
На треножниках в углах курились какие-то благовония с необычным запахом, дурманящим сознание. Может, ему только кажется, что танцующий Гор перед ним это и есть настоящий бог, а мерцающий костюм на нем, это на самом деле неотъемлемая часть его тела.
Таор почувствовал, что задыхается. Он потянулся к шее, чтобы разорвать несуществующий воротник, но вместо этого разорвал ожерелье, которое носил очень давно – последнее напоминание о матери, которая умерла. Странно, но он не ощутил даже легкого сожаления. Бусины покатились по полу. Таор переступил их и пошел за Гором, теперь манящим его прочь из дворца.
Так они вышли на улицу. Здесь гомонила толпа. Приятную ночную свежесть развеивали чадящие факелы. Таор изумленно огляделся по сторонам. Как много людей собралось на площади перед дворцом. Весь город не спал по ночам? Такого он еще не помнил. Собравшиеся шумели. Кто-то выражал восторг, кто-то страх. Один Таор не понимал, в чем дело. Он пошел вслед за Гором, перед которым люди без раздумий расступались. Никто не узнавал в нем вчерашнего героя. Или люди просто были чрезмерно увлечены чем-то другим. Он посмотрел туда же, куда и все – на возвышение перед царским дворцом. Туда можно было выйти лишь с балкона тронного зала, тем не менее, охрана в нетипичным красных одеждах собралась и внизу. Факелы пылали высоко в скобах, выхватывая из мрака великолепное изображение Атона. Рядом с ним все казались насекомыми, даже фараон, но не золотое создание с роскошными крылья, гордо занявшее центральное место на возвышении. Все пришли посмотреть именно на него – живое божество. Оно выглядело именно таким.
Оно проводило какой-то ритуал. Золотые когти брали кровь у нескольких жрецов прямо из запястий и смешивали с чем-то в драгоценном кубке. Отсюда был виден столб сверкающих искр, отделившийся от смеси, а еще, как урей на голове крылатого божества превратился в настоящую золотую змею. Она сползла по девичьему телу и обвилась вокруг тонкого запястья, подобно браслету.
Неужели другие тоже видят ее. Таор пытался заглянуть в глаза стоявшим рядом, чтобы определить. Наверное, да. Иначе, чем они все так опьянены.
– Алаис! – это выкрикнул кто-то из толпы. Должно быть, так ее зовут. Он никогда не слышал прежде такого имени, но если это имя божества, то тут нет ничего удивительного.
Рука Алаис с длинными золотыми когтями тут же указала на того, кто ее позвал.
– Она указывает на жертву.
Это сказал некто, переодетый Гором. Он встал рядом с Таором, будто вырос из-под земли. Глаза из-под птичьей маски сверкали подобно сапфирам.
– Но он сам ее позвал, – Таор смотрел на человека, которого уже схватили и тащили к возвышению. Похоже, это был один из жрецов, отказавшихся снять с себя знаки старых богов.
– Так, кажется, всегда, потому что жертвы сами ее зовут каким-то неосторожным словом или поступком.
Рука Гора доверительно легла ему на плечо, но Таор ее скинул. Прикосновение оказалось очень неприятным, будто до тебя дотронулась мертвая птица.
Схваченного уже привели на возвышение и поставили на колени перед новым божеством с двумя роскошными крыльями и живой змеей на запястье. Алаис отказалась принять ритуальный нож, чуть наклонилась и разодрала ему горло прямо ногтями. Они оказались острее ножа. Десять ножей. По пять на каждой руке. Или пальцев у нее было больше? С такого расстояния он не мог точно рассмотреть и сосчитать. А она подставила чашу под струю крови, та лилась множеством потоков из многочисленных ран на шее. Человек под ее ногами умирал в муках, а золотая змея с ее запястья плавно переползла в бокал и обвилась вокруг дужки каким-то причудливым символом.
Снова звучал гимн, но уже не только Атону. Ее имя там было тоже. Таор не мог понять некоторых слов и выражений, а толпа зачарованно наблюдала. Кажется, они видели такое уже не впервые и хотели видеть снова. Алаис сжала руку в кулак, словно собирая остатки крови, а потом раскрыла ладонь, показывая собравшимся какие-то символы, начерченные алым на коже. Перед глазами Таора они вспыхнули, вмиг оживив воспоминание о круге из факелов и зарезанных птицах, о шипении и похоронах. Кажется, там тоже были такие символы.
На секунду ему показалось, что глаза Алаис нашли в толпе его одного, и по ее губам пробежала улыбка, подобная змее.
Ему стало плохо.
– Идем! – некто в костюме Гора поддержал его и помог уйти. Таор не хотел прикасаться к этому человеку. Ощущение того, что костюм это часть его тела было слишком реальным. Возможно, так оно и было. После увидено он начал верить в то, что иногда боги спускаются с небес, чтобы ходить по земле.
– Дальше я пойду один, – Таор отстранился от навязчивого спутника. Тот ничем не выказал своей обиды.
Небо над площадью озарилось золотистыми сполохами искр, совсем, как в ее бокале с кровью. Стражи в красном выхватывали из толпы каких-то людей, на которых Алаис временами указывала рукой, то на одного, то на другого. И никто не возражал, никто не сопротивлялся, хотя всех их ждала та же участь, что и жреца, только что принесенного в жертву. У кого-то отнимали детей, у кого-то жен… но не было ни слова возражения. Создание на верху, как будто загипнотизировало людей, заставляя их отдавать жизнь, как должное.
Жизнь и кровь. Алаис брала и то, и другое. И казалось, что над площадью вместе с искрами летает множество крылатых змей, созданных чьим-то жутким воображением. Таор даже не испугался, что схватить могут его самого. Для Алаис во время жертвоприношений, казалось, не существовало ни титулов, ни рангов. Она просто велела людям отдать ей жизнь, и люди ее отдавали. С покорностью.
Таор ощутил жжение и тошноту.
– Славься дочь солнца, – так назвали ее. Гимн становился все более мрачным. Страшный праздник продолжался, а он убегал, и все же ему захотелось вдруг обернуться и еще раз посмотреть на сегодняшнее божество. Там, на возвышении. Алаис была уже не одна, кто-то темный и мрачный, огромный, как черная туча, склонялся над ней, как недавно она сама над троном Эхнатона. Он вел себя, совсем как она, хищно и высокомерно, под стать самому царю. Если бы был царь у всего мира, то это был бы он. Только издалека он казался нематериальным, больше похожим на плотную тень. И у этой тени тоже раскрывались черные крылья.