Чернить так чернить
В классическом романе «Похождения бравого солдата Швейка», вышедшем в свет после Первой мировой войны, чешский писатель Ярослав Гашек упоминает о «партии умеренного прогресса в рамках законности» – политической формации, о которой испокон веку грезили власть имущие. Если ты в рядах столь почтенной партии, тебе уж не придется прибегать ни к какому политесу, тебе не грозит участь прослыть тем, кто сеет плевелы недоверия к властям или государственным институтам. Вместо этого (и скорее всего) из твоих уст будет звучать: «По обеим сторонам дела можно многое сказать». Или – «Истина где-то посредине». Или – «Белое и черное волей-неволей порождают почтенный серый цвет».
Как обычно, сатира защищает сама себя. Политическая формация, абсурдная на взгляд любого мало-мальски разумного читателя в Австро-Венгерской империи, большинством когорты нынешних американских политобозревателей возведена в идеал. Каково же самое тяжкое обвинение в адрес современного политика? Ну разумеется, «фанатик». А что же самое страшное, что может быть высказано в адрес этого самого «фанатика»? То, что он только и знает, что «вносить раскол и сеять смуту». Что в период ведения избирательных кампаний подвергается наибольшему остракизму? «Негатив» или, хуже того, «чернуха». Мол, такого рода линия поведения «распаляет, но никак не просвещает». (Забывают, правда, о том, что без тепла и света не бывает.)
Приведенный перечень уничижительных терминов говорит о многом, как и почти что повсеместное принятие СМИ нарочито неотесанной лексики. Вот свеженький «звездный» примерчик. Сенатор Джон Керри отнюдь не намеревался кичиться своей армейской службой, упомянув, что да, в армии служил. (То есть он явно не намеревался доказывать, что и демократы во время вьетнамской войны тоже не сидели сложа руки, и в этом смысле ничуть не уступали республиканцам.) Просто упоминание, не более. Но на его послужной список с разной степенью остервенения и искажения фактов накинулись все кому не лень, и ответ последовал незамедлительно. Когда я писал это эссе, передо мной был разложен номер «Нью-Йорк таймс» от 27 августа 2004 года с предвыборной рекламной статьей на всю полосу, обличавшей нападавших на Керри «Ветеранов ВМФ за правду». Эта дорогая платная публикация констатировала: «Это можно остановить. Просто нужно желание. Хватит мутить воду. Давайте по делу».
Кто был тогда прав, кто виноват – сегодня не суть важно. Важно то, что упомянутая рекламная статья не столько подвергала сомнению правоту ветеранов, сколько предупреждала о том, что никому из нас не дозволено выдвигать необоснованные обвинения. Раз уж кандидат поднял тот или иной вопрос, предполагается, что у него есть право на собственную трактовку при условии, что он не передергивает факты. Все остальное – от лукавого. А в призыве «давайте по делу» – пресловутая неотесанность лексики. Но Керри явно вынудили распространяться о службе в армии. Под самой рекламой красовалось пояснение «Оплачено Национальным комитетом Демократической партии США» вкупе с припиской: «Данное заявление не одобрено ни одним из кандидатов или уполномоченных ими комитетов». Сегодня даже законодательство предписывает нам уверовать в то, что при сборе денежных средств партии независимы от своих кандидатов (из чего вытекает, что «Ветераны ВМФ за правду» претендуют на некую аполитичность, всячески отмахиваясь от всего, что могло бы вызвать подозрения в позорной ангажированности).
Но возможна ли вообще та самая «аполитичность»? Есть ли возможность избежать ее, если ты ввязался в политические игрища? Есть ли нечто такое, из чего политический капитал уже никак не сколотить? Сами по себе эти вопросы – чисто риторические – уже наводят на размышления. Поскольку все электоральные метафоры тяготеют к спорту, пестрят терминологией типа «центровой», «нападающий» или «защитник», почему бы и в политике не обзавестись мячиками для игры? (Разумеется, если воспользоваться метафорами рыночными, речь здесь идет скорее о краткосрочных дивидендах, нежели о фундаментальном сколачивании политического капитала.)
Опросы общественного мнения показывают, насколько сильно продвинулся когнитивный диссонанс. Миллионы людей ответят на соответствующие вопросы так: а) обе партии практически неотличимы друг от друга и б) обе партии погрязли в партизанской войне друг против друга. И эти две точки зрения вовсе не обязательно противоречат друг другу: межпартийные конфликты вполне могут разгореться по совершенно ничтожным вопросам, иными словами, мы имеем дело с тем, что Фрейд в свое время и в несколько ином контексте охарактеризовал как «нарциссизм малых различий». Лет эдак 10 назад сочетание этих двух не совсем ясных, но довольно заметных различий породило концепцию существования якобы внушающей доверие третьей стороны под водительством Росса Перо[42], утверждавшего, что политику надлежит быть вне политики и что правительство должно дать дорогу управленцам. Это заблуждение, как и трогательная вера в то, что одна партия всегда лучше другой, слагаются из почти что равных пропорций наивности и цинизма.
Чем пристальнее мы вглядываемся в нынешний дискурс, тем более странным и бессодержательным он предстает. Нам выпало жить в эпоху, перенасыщенную обожествлением личностей и пристальным вниманием к частной жизни. Дело зашло так далеко, что кандидаты бьются за возможность поучаствовать в ток-шоу, которые ведут чуть ли не психотерапевты. Тем самым они признают, что их «личность» дискутабельна и в этом аспекте является предметом разногласий. Даже я, человек, далекий от мира Опры Уинфри, вряд ли поспорю с этим. Мало в мире тех, кто избрал бы себе в друзья или любимые людей, исходя из их политических убеждений, а не личных качеств. И тем не менее попытайтесь вслух предположить, что психопатическая составляющая политика, будь то Ричард Никсон или Билл Клинтон, сама по себе предмет обсуждения, и вы тут же очень скоро убедитесь, что вас обвинят в «переходе на личности», в «охоте за ведьмами» и в «чернухе». Обвинения эти чаще всего исходят от тех, кто превратил свою жизнь в придаток партийного механизма и украсил каминную полку подретушированным портретом или фото очередной «личности» на почетном посту.
Политика по определению олицетворяет (или же должна олицетворять) расхождение во мнениях. С поправкой на современность она выражает (или, как минимум, отражает) или имитирует отличия мировоззрений, которым положили начало Эдмунд Берк[43] и Томас Пейн[44]. Этому различию грозит участь быть искаженным, в особенности в лишенном гармонии обществе, но исказить его до неузнаваемости все же невозможно. Следовательно, при господствующем засилье посредственностей, людей продажных, поглощенных исключительно собственными благами, опошляющих различия в мировоззрениях, выкрикивая направо-налево путаные призывы и лозунги, разве не обязаны мы тем выше оценивать других, тех, кто стремится максимально четко и недвусмысленно сформулировать упомянутые различия?
И все же мы, как представляется, страшимся противоречий, видя в них угрозу и для себя лично. В результате в ходе избирательного «процесса» множество важных тем замалчивается, их тональность приглушается, в результате их рассмотрение превращается в нечто сродни блужданию по лабиринту. Позвольте мне выбрать три важные темы, которые гарантированно не всплывут на поверхность в год президентских выборов: «война с наркотиками», смертная казнь и «Клятва верности»[45]. Политикам не составляет труда догадаться, что ни один из кандидатов, заинтересованный в продвижении своей программы, не посягнет на консенсус в обществе по трем упомянутым вопросам – то есть мы должны продолжать «войну с наркотиками», и не важно, что там нас ждет впереди, что смертная казнь есть неотъемлемый элемент закона и порядка и что «Клятва верности» есть свидетельство признания Господа Всемогущего[46]. Каждый из трех пунктов символизирует многое – роль государства в частной жизни гражданина, отношение Соединенных Штатов к международному праву и четкую границу разделения сфер влияния религии и правительства, – являясь и несомненным доказательством того, что рамки договоренности по всем трем пунктам не шире и не глубже изначально принятых обществом на веру. Сомнений быть не может, разве можем мы в принципе рассчитывать на какое-то расхождение во мнениях по этим трем пунктам? Разве сосредоточение внимания на обыденщине не является результатом, пусть частично, отвлечения внимания от вещей серьезных? Просто эти псевдобаталии по вопросу проявления сенатором Керри воинской доблести в дельте Меконга до боли напоминают отрихтованную и расфасованную версию «дебатов» по поводу иракского конфликта, когда обе стороны отчаянно делали вид, что достигли согласия по главному вопросу, хотя на деле никто из них на 100 % не был согласен даже с самим собой. Тотальная неискренность и малодушие лишь усиливают поляризацию.
Как ханжество служит комплиментом, получаемым добром из рук зла, так и, как мне представляется, славословия в адрес «приверженности и тем, и другим» есть своего рода стремление воздать должное социальному плюрализму, столь типичному для Америки. Столь многообразное и большое общество в большой степени зависит от соблюдения этики «неагрессивности» – так нынче обозначается показное проявление терпимости. На деле же пресловутое многообразие требует куда больше именно политического плюрализма. Как, например, в свое время единство мнений относительно того, что работорговля в Америке была слишком уж жутким и чреватым расколом вопросом, так и не предотвратило ужасы Гражданской войны, лишь отсрочив их.
Этот экскурс в прошлое сам по себе ставит точку на слащавом утверждении о том, что политики в те милые стародавние времена все же были благовоспитаннее, а тяготение к «чернухе» – суть порождение дней нынешних. Отбросим в сторону относительно безобидную «чернуху», имеющую место быть; это просто миф – считать, что в добрые старые времена все было куда благовоспитаннее. Да, случалось и такое, что в середине 50-х Эдлай Стивенсон[47] заявлял, что, дескать, лучше проиграть выборы, чем солгать, но ранее в том же самом ХХ веке Эд Крамп из Мемфиса (Теннесси) обвинил своего оппонента в том, что тот якобы тайно доил его, Крампа, корову через пролом в заборе. В детстве я любил слушать дуэт музыкантов-сатириков (исполнителей и композиторов) Майкла Флэндерса и Дональда Суонна, выпустивших несколько превосходных альбомов. Одним из хитов стала песенка про гиппопотамов, обожавших валяться в грязи. Припев звучал так:
Грязь, грязюка, слава тебе!
Ничто не дарует такую прохладу, как ты!
Вперед, за мной – в грязь!
От души поваляемся в ней, в славной грязи.
Сегодня дочь Майкла Флэндерса Лора – дама язвительная – представляет на студии Эла Фрэнкена «Эйр Америка» шоу, в котором кто угодно может изрекать все что угодно в адрес Дика Чейни[48] и компании Халлибертон[49], Джорджа Буша и Осамы бен Ладена, группы «Карлайл»[50] и других членов невидимого правительства. Так, вперед! Где бы мы были без нашего традиционного американского популизма, узаконившего и пустившего в оборот термин «разгребатель грязи»[51], который Тедди Рузвельт бросил как-то в сердцах в качестве оскорбления. Грязь так грязь, «чернуха» так «чернуха». Насколько скучнее было бы жить, если бы кто-то не окрестил в свое время Ричарда Никсона[52] «торговцем автохламом», а Барри Голдуотера[53] – психопатом, готовым швыряться атомными бомбами. Так что, раз уж взялись крушить, нечего ныть по перевернутым столам.
Во время выборов, когда Томас Джефферсон[54] сражался с Джоном Адамсом[55], избиратели, меньшие по количеству и лучшие по качеству, выбирали между президентом Американского философского общества и президентом Американской Академии науки и искусства. «Ну разве можно вообразить себе людей более культурных и обаятельных?» – воскликнет кто-нибудь из неисправимых идеализаторов прошлого. И все же стоит прислушаться к тому, что звучало тогда в адрес этих кандидатов, в особенности Джефферсона – его обзывали и прелюбодеем, и распутником, и бордельным зазывалой, и атеистом, и даже дезертиром, смалодушничавшим перед лицом врага. Нет сомнений в том, что появление партий и «фракций» после ухода на покой Джорджа Вашингтона поставило избирателей перед зачастую нелегким выбором – впрочем, не без пользы.
Соединенные Штаты любят громогласно заявить о себе как об образцовой нации, о модели общества, основывающейся и на демократии, и на этническом многообразии. Не будет преувеличением заявить, что от успеха или же провала этого начинания зависит очень и очень многое. Но существуют и гораздо лучшие способы демонстрировать их правоту, нежели цепляться за тоскливую пародию двухпартийной системы, считающую главной добродетелью способность уходить от острых вопросов и откладывать решение насущных проблем.