Глава седьмая
Я пришел сюда не сражаться, а побеждать.
– Садись, монах! – Кулак барона с грохотом опустился на столешницу, как будто указывая ту точку, на которой я должен был примоститься. – Доставай свои чертовы перья! Да побыстрее!
– Ваша честь, вы обрекаете на смерть человека… – робко обратился я к барону. – Быть может, он, как добрый христианин, нуждается в исповеди?
– Три тысячи чертей! Похоже, это ты нуждаешься в хорошей порке, монах. И не заставляй меня лишний раз задумываться над этим.
– Велик Господь на небесах, блаженны мученики, невинно убиенные, ибо кровью Господней будут жить вовеки. – Невзирая на сдавленный рык Норгаузена, я подошел к несчастному, осеняя его крестным знамением. – Да пребудет с тобой милость Всевышнего, воин, отпускаю тебе грехи твои, во имя Отца, Сына, Святого духа. Иди с миром!
– Благодарю вас, ваша свет… ваша святость, – едва слышно прошептал Готфрид, и мне показалось, что на его разбитых губах промелькнуло некое подобие ухмылки.
– Да усядешься ты наконец, святой отче, черт бы тебя побрал! – взревел рыцарь. Лицо его сделалось цвета переспелой брюквы, а побелевшие в мгновение ока шрамы завершили свирепый образ. – Чертов монах, ты что, оглох, или же тебя вздернуть рядом с этим болваном? Дьявольщина! – Норгаузен размашисто подошел к столу и поднял стоящий на нем чеканный кубок. – Где вино?! Стража! Вина мне! Копыта Вельзевула! Какого черта! Где мое вино?
Показавшийся в дверях стражник вовремя отпрянул назад. Пущенный мощной рукой кубок вылетел из комнаты, ударился о стенку и, жалобно звеня, покатился вниз по ступеням.
Похоже, этот звон успокоил рыцаря, и, внезапно смягчаясь, он вновь окликнул:
– Стражник! Где тебя черти носят? Принеси мне вина, черт возьми! Да, вот еще. Позови мне фон Кетвига.
– Прости меня, если можешь, – произнес я, пользуясь бурей, бушевавшей над головой ни в чем не повинного стражника, и с видом высокомерного смирения прошествовал к столу.
– Господин рыцарь желает что-то продиктовать мне? – опускаясь на табурет, произнес я голосом, исполненным неподдельного благочестия.
Рыцарь бросил на меня недобрый взгляд.
– Монах! Ты, кажется, задался целью вывести меня из терпения?!
Слава богу, капюшон скрыл удивление, отразившееся на моем лице. Вывести Норгаузена из терпения? М-да. Если то, что он только что продемонстрировал, следовало считать будничным поведением, то хотел бы я увидеть панораму его бешенства.
На пороге снова появился стражник, несший объемистую флягу с вином.
– Барон фон Кетвиг сейчас будут, ваша честь, – смиренно произнес он, стараясь побыстрее дать задний ход.
– Уведи эту падаль и сдай ее профосу.[11] Он знает, что делать. – Рыцарь повернулся ко мне и, налив полный кубок, поднес его к губам. – Доставай свой пергамент, святой отец.
Я уселся поудобней и включил связь.
– Капитан вызывает Лиса.
– Все в порядке. Капитан, слышу тебя нормально.
– Как там дела?
– Вашими молитвами. Возы отпустил. Разговоров по округе будет – так это ж мама родная!
– Лис, спори со значка золотой кант и нашей черный. Во втором туре марлезонского балета у тебя будет трагическая фигура.
– Призрака коммунизма?
– Нет, попроще. Профоса из Лютца.
– Пиши, монах, – вклинился в нашу беззвучную беседу грубый голос Норгаузена.
– Ладно, Лис, оставайся на приеме.
– Его императорскому высочеству, принцу Саксонии и Баварии, герцогу Лейтонбургскому Оттону фон Гогенштауфену, – начал диктовать рыцарь.
Я старательно заскрипел пером.
– Ваше высочество, – продолжал он, – с прискорбием сообщаю вам, что означенная особа по нелепому стечению обстоятельств была нами упущена…
«Не думаю, чтобы его высочество был очень доволен таким радостным известием, – мелькнула у меня мысль. – Полагаю, не стоит его огорчать сразу…»
«…Благодаря геройству латника Готфрида из Вейлера была захвачена…» – выводило мое перо.
Рыцарь с грохотом поставил пустой кубок на стол и заглянул в пергамент.
– Красиво пишешь, стервец! Хоть на что-то ты мастер.
– Уж не извольте сомневаться, ваша честь…
На лестнице послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась.
– Заходи, Вилли! – обратился Норгаузен к новому действующему лицу.
Казалось, вошедшая туша заполнила всю комнату. «Да уж, такого в бочке с пивом не утопишь, не влезет», – промелькнуло у меня.
– Сколько у нас сейчас людей, пригодных к бою? – осведомился у вошедшего комендант Ройхенбаха.
– М-м-м… – задумчиво произнес барон фон Кетвиг, – семеро было убито в «Императорском роге», Готфрида вы велели повесить… Итого… – Барон задумался. – Восемь… Девять – с сегодняшним, тем, что с пирса – раненым. Троих вы изволили послать в Лютц. Итого… – Пауза затягивалась. У толстяка были явные нелады с арифметикой. – Двадцать… – наконец выродило тело.
– Значит, у вас под рукой три с половиной дюжины бойцов да плюс нас с вами трое.
– К убитым можешь прибавить еще одного: молодой Томас помер, – поправил барона комендант. – Значит, так. Снимай засаду, собери всех в замке. Возьмешь две дюжины аршеров,[12] прочешите побережье. Ройте, копайте, нюхайте, но не пропустите ни малейшего следа этих негодяев! Если они попробуют где-то причалить, можете изрубить всех, кроме женщины.
– А если там не одна женщина? – В глазах барона мелькнул некий туманный огонек.
– Клянусь задницей Папы Римского, эту вы не спутаете ни с какой другой! Так вот, Вилли, слушай меня внимательно: с этой вы будете обращаться так ласково и нежно, будто это ваша любимая бабушка. И не дай вам Бог даже косо посмотреть в ее сторону.
– Лис, ты что-нибудь понимаешь?
– Только то, что здесь высоко ценят женскую красоту. Хотя манеры добиваться благосклонности дамы далеки от куртуазности. Впрочем, что возьмешь, «сумрачный германский гений»…
– Кончай упражняться в изящной словесности! А если серьезно?
– А если серьезно, то, что они гоняются за маркизой, мы уже знаем, а вот зачем?..
– А что она говорит по этому поводу?
– Она делает удивленные глаза, что ей необыкновенно идет.
– Ладно, разберемся.
– Фриц, но там же Фогинг… – неуверенно начал фон Кетвиг.
– Да что вы пристали ко мне с этим Фогингом, три тысячи чертей! Если они сунутся в Фогинг, им же хуже. Хотя сомневаюсь, чтобы они это сделали. В любом случае – мне нужна эта женщина. Если же вы не найдете ее, немедля отправляйтесь в Ольденбург и найдите там гостиницу «Черный орел». В ней вскоре должен будет остановиться некий священнослужитель рангом не ниже аббата со своей свитой.
– Как я его узнаю? – спросил барон.
– Телосложением он похож на вас, так что не ошибетесь. Впрочем, он нам не нужен. Вас будет интересовать другой человек. Он высок, худ и носит длинные волосы. Как его будут звать, это известно одному Богу. В прошлый раз, когда я его видел, его звали Готье де Вердамон. А три года тому назад, в Святой Земле, в Сен-Жан-д’Акре, его знали как Джорджа Талбота. Передадите ему это и скажете… – Норгаузен прошептал что-то на ухо Кетвигу и протянул ему «это», но что оно собой представляло, из-за обширной спины Кетвига разглядеть было невозможно.
– Лис, как тебе нравится имя Готье де Вердамон?
– Ничего, звучит впечатляюще. А ты уверен, что оно имеет к нашей истории хоть какое-то отношение?
– Не знаю. Но на всякий случай запомни.
– Ладно, Вилли. Поспеши. С Богом! – Рыцарь напутственно хлопнул барона по плечу, после чего тот стал ожесточенно протискиваться в двери.
– А теперь ты, бездельник! – обратился ко мне мой добрый «хозяин». – Чего сидишь, уши развесил? Желаешь, чтобы я их тебе приказал отрезать?
«Какой несносный характер, – подумал я. – Какой невоспитанный человечище! Наверное, у него было тяжелое детство».
– Чугунные игрушки, горшок без дна, вырванные годы… – прозвучал у меня в мозгу голос Лиса.
– Пиши, стервец! «Сейчас нами приняты все меры для ее задержания».
«Вследствие чего мы ожидаем дальнейших Ваших распоряжений по поводу места, куда она должна нами быть доставлена…» – я старательно выводил на пергаменте необходимый мне текст.
– Капитан, я чего-то не понимаю. Ты опять ввязываешься в какую-то игру? – встревожился Лис. – Сегодня же вечером мы вытаскиваем Ричарда из зиндана[13] и прощаемся с нашими гостеприимными хозяевами. Ну их всех на фиг, пора домой, кофе стынет!
– Лис, меня терзает смутное сомнение.
– Вот не люблю я, когда ты так говоришь… Что ты там еще удумал?
– Мне почему-то кажется, что эта мышеловка рассчитана только на одну мышь.
– То есть? Что ты имеешь в виду?
– А то, что сыр здесь из крашеного картона.
– Не понял?!
– Ладно, потом объясню. Мне работать надо.
«А в случае же, если небо не будет к нам благосклонным, я имею смелость начать действовать сообразно второму Вами предписанному плану. За сим остаюсь вашего высочества преданный слуга Фридрих фон Норгаузен. Писано в канун Михайлова дня сего года, в замке Ройхенбах».
Норгаузен внимательно досмотрел, как я выписываю: «Посему прошу назначить пенсион матери латника, помянутого выше, геройски погибшего при исполнении Вашего приказа». Куртуазную концовку менять я не стал. Подождав, пока просохнут чернила, комендант еще раз скрупулезно оценил творение моих рук:
– Да, хорошо написано.
Он свернул пергамент и, капнув на свиток воском, оттиснул печать с орлиной головой и тремя гонтами.
– На вот. – Он протянул мне динарий. – Позолотите у себя в Ройхенбахе шпоры святому Георгию.
«В Ройхенбахе, говоришь? – подумал я. – Ну-ну».
До назначенного мною времени оставалось еще полдня. Как я и предполагал, в ройхенбахском гарнизоне, как и в любом подобном подразделении, нашлось немало работы для всепобеждающего слова пастыря Божия. К вечеру я уже спокойно мог писать путеводитель по замку и, уж во всяком случае, провести по нему одну-единственную экскурсию.
Когда начало смеркаться, я покинул гостеприимный кров Ройхенбахской цитадели и, меланхолично перебирая четки, засеменил в сторону поселка. Дождавшись, когда замок скроется из виду, я быстро огляделся вокруг и, подобрав полы сутаны, резво сиганул в придорожные кусты. В лесу было уже совсем темно. Спотыкаясь о невидимые корни и цепляясь своим нелепым одеянием за все окрестные кусты, я направился к условленному месту, где была сосредоточена группа захвата.
– Капитан вызывает Лиса!.. Твою же мать!.. – выругался я, натыкаясь лицом на какую-то ветку.
– Ну?.. – как-то недружелюбно отозвался мой напарник.
– Прости, Сережа, это я не тебе. Вы там где?
– Мы тут здесь. А что?
– Ничего. Я к вам иду.
– Хорошо, я предупрежу местных комаров, что десерт уже на подходе.
– Рейнар, я вижу, у тебя хорошее настроение.
– Еще бы. Мы тебя ждем здесь уже около часа. Если бы ты еще полчаса поиграл в военного капеллана, то обнаружил бы здесь пару сотен этих убитых гестаповцев и наши обглоданные в неравном бою скелеты. Кстати, о скелетах. У тебя там волки воют?
Я прислушался. Действительно, где-то вдалеке раздавался голодный волчий вой.
– Воют.
– То-то же. И у нас воют. Я это к тому, что пора бы начинать.
– Ладно, включи маяк, чтобы я тут не блуждал в потемках.
– Нет проблем.
У меня в мозгу забибикал характерный сигнал маяка. В течение следующих двадцати минут я занимался классической «охотой на Лиса». Наконец сигнал стал совсем близким, я остановился и прислушался. Лес молчал. Лис тоже.
– Рейнар, если ты думаешь, что твоя фамилия Мак-Лауд, то ты глубоко не прав. Вылезай! Эффектное появление оставь для другого случая.
Сбоку послышалось обиженное сопение:
– Ну вот, уже и поиграться нельзя!
До старицы добрались быстро. На ее берегу был наспех сооружен шалаш, рядом с которым горел партизанский костер. Над шалашом клубилось серое облако изрядных размеров.
– У-у, лютваффе!
– По-моему, это слово звучит как-то по-другому.
– Не пори чушь! Лютваффе – от слова «лютый».
Из шалаша появилось нечто, способное при плохом освещении запросто сойти за привидение. Приглядевшись, я с удивлением распознал в этом создании маркизу, с головы до пят закутанную в парусину. Роба, снятая, по-видимому, с самого щуплого матроса «Святого Николая», была настолько велика нашей прелестной спутнице, что ее парусность достигала критической величины. Порывами ветра леди Джейн то и дело кренило набок.
– Сударыня, рад вас видеть, – галантно произнес я, делая энергичные движения руками, которые досужий зритель принял бы за отражение комариной атаки. Что и говорить, для этого самого зрителя мы представляли собой преуморительнейшее зрелище. Ну да, она в этом своем парусном одеянии и я – в короткой рясе на босу ногу.
– Ну что, переодевайся! – со скрытым злорадством произнес Лис.
Я метнул в его сторону недобрый взгляд. Среди рыцарских подвигов, запланированных мной на этот день, данный был как-то упущен.
– Ладно, в поход. Труба зовет, – произнес я, заканчивая подготовку к очередному маскараду.
– Не верю! – Лис обошел вокруг меня, критически осматривая мой костюм. – Вот эту туничку мы порвем… Плащик? А плащик мы потопчем… Тебе б еще синяков наставить для убедительности, – мечтательно произнес он. – Ну да ладно, авось в темноте не рассмотрят. Главное, чтобы кольчугу не успели разглядеть.
Терпеливо снеся все измывательства, я протянул Лису руки:
– Вяжи, полицейская морда.
– Слышишь, ты, расстрига, ты у меня не зарывайся!
Маркиза со сдержанным удивлением наблюдала за нашими действиями и терпеливо вслушивалась в бурный поток нашего острословия.
– Маркиза, назначаю вас помощником шерифа! – не на шутку разошелся Лис. – Ведите коней, я отвезу этого грязного койота в участок! Будет знать, как грабить наши…
– Джентльмены, я с нетерпением буду ждать вашего возвращения, – прервала шквал Лисовых словоизвержений леди Джейн.
Спустя несколько минут кони вынесли нас на дорогу, ведущую к замку. Как я и предполагал, ворота Ройхенбаха были заперты. Лис спрыгнул с коня и забарабанил по ним что есть мочи.
– Просыпайтесь, негодяи! Просыпайтесь, свинячьи рыла, – или я разнесу эти ворота к дьяволу!
– Кого там принесла нелегкая? – послышался недовольный голос заспанного стражника.
– Я Рихард Зорге! – повторил свою шутку на бис мой напарник. – Профос из Лютца. Открывай быстрее, я привез коменданту одного из вчерашних разбойников!
За воротами засуетились. Послышался грохот поднимаемого засова, и одна из створок отползла в сторону.
– Входи, дружище, входи. – В голосе стражника слышалось нескрываемое злорадство. – Попался, ублюдок! – Стражник ткнул меня под ребра тупым концом копья.
– Но-но!.. – озаботился Лис. – Приказано доставить целым и невредимым. Помоги лучше развязать ему ноги.
Стражник придвинулся к стремени, распутывая узлы. Когда последний узел был развязан, я с наслаждением перекинул ногу через седло и оказался у него на плечах. Схватившись при этом за край каски, я резко сорвал ее и, перевернув, с размаху опустил на голову. Не ожидавший подобного подвоха стражник беззвучно рухнул на землю. Я ушел перекатом через спину и вскочил на ноги.
– Минус один, – тихо произнес Лис, подхватив стражника под мышки и затаскивая его в караулку. – Спи спокойно, дорогой товарищ.
Рейнар вновь приладил подобие узла на моих запястьях.
– Теперь куда?
– В центральную башню.
Стража донжона[14] самозабвенно резалась в кости. Судя по тому, что входная дверь была открыта, бдительность поставили на кон много часов назад.
– Азартные игры на посту запрещены, – проходя мимо заигравшихся аргусов, заметил Лис.
– А ты кто такой? – недовольно поинтересовался один из них.
– Глаза протри, волк позорный!
Взгляды игроков наткнулись на лейтонбургский значок, обшитый черным кантом, у левого плеча моего напарника.
– Простите, господин профос, не разглядели! Не извольте беспокоиться!
– Комендант здесь?
– Здесь, господин профос. Спит.
– Буди. Скажи, профос из Лютца прибыл.
– Как же будить-то? – неуверенно начал один из вояк. – Зашибет ведь.
– Авось не зашибет. Скажи, подарок ему привез.
Стражник обреченно начал подниматься по лестнице.
– Шевели ногами, приятель! Что ты плетешься, как грешник на сковородку? – напутствовал его мнимый профос. – А теперь ты, – предложил он, обращаясь ко второму игроку, все еще державшему в руках кубики. Караульный встрепенулся. – Да ты не суетись.
Тяжелая рука моего напарника легла на его плечо, и твердый, как вердикт патологоанатома, палец ткнулся в заветную точку чуть ниже левой скулы. Глаза бедолаги закатились, и он без чувств сполз на пол.
– Минус два!
Мы стремительно взбежали вверх по лестнице.
– Давай их сюда! – раздался из-за дверей сонный рык выкорчеванного из постели Норгаузена. – Бегом, копыто Вельзевула!
Дверь распахнулась, едва не зашибив моего напарника. Стражник бросился было вниз, но, зацепившись за своевременно подставленную ногу Лиса, загремел по лестнице.
– Не спеши, а то успеешь, – напутствовал его Рейнар. – Минус три…
Покои коменданта были тускло освещены парой чадящих факелов.
– Тук-тук-тук! – развлекался Лис. – Фридрих фон Норгаузен здесь живет?
– Что за шутки, потрох сатаны! Клянусь ушами святого Бенедикта, я вырву твой смердящий язык и скормлю его крысам! Наглый холоп, быдло, мужик…
– Грязный конюх, сивый мерин, лось почтовый… Все это мы уже слышали, – продолжил тираду Рейнар, заходя вместе со мной в комнату и плотно закрывая за собой дверь.
Озверевший от нашей наглости Норгаузен, сжав кулаки, бросился на Лиса. Я не сомневался в превосходных бойцовских качествах коменданта гарнизона, но боксировать с Сережей было глупо. Лис ушел под атакующую руку и нанес прямой короткий удар в печень. От неожиданности у неистового тевтона перехватило дух, и, зашатавшись, он осел назад.
– Господин комендант, – начал я. – Будьте любезны меня выслушать. Я – Вальдар Камдил, опоясанный рыцарь, и я пришел сюда для того, чтобы освободить охраняемых вами узников. У вас сейчас есть выбор: либо сразиться со мной, как подобает по законам рыцарской чести, либо же бесславно пасть, демонстрируя свой дурной нрав.
Фридрих фон Норгаузен выпрямился и, кажется, даже вырос на несколько дюймов. На его лице отразилось понимание происходящего. Его можно было обвинить во всех смертных грехах вместе и по отдельности, но только не в отсутствии отваги.
– К делу, черт вас подери! – прорычал он, хватаясь за меч.
Катгабайл, временно обитавший на перевязи у Лиса, мгновенно очутился в моей руке. Как я и предполагал, уверенный в себе противник не стал прощупывать мою оборону, а сразу перешел к финальным аккордам. Сказать по чести, у меня тоже не было времени развлекаться здесь изысками фехтования. Тяжелый меч Норгаузена, метивший мне в голову, жалобно зазвенел, столкнувшись с блистающим клинком Катгабайла, высекая снопы искр. В ту же секунду правая моя рука обхватила запястье рыцаря и резко повернула его вниз. От сильной боли Норгаузен вскрикнул.
– Господин рыцарь, объявляю вас своим пленником! – четко произнес я, касаясь мечом шеи коменданта.
– Проклятие! – Он выронил оружие.
– Возьмите ключи от подземелья. Вы идете с нами, – скомандовал я. – Рейнар, теперь по ритуалу следуют праздничный салют и веселые гуляния для гарнизона. Дистанция – двенадцать ярдов, лево от окна – тридцать градусов, цель – сеновал! Следующая цель – конюшня! Зажигательными заряжай! Пли!
Шесть дротиков один за другим исчезли в ночной мгле. Шесть ярчайших факелов вспыхнули во внутреннем дворе замка, разгоняя мрак.
– Пожар! – Истошный вопль караульного потряс ветхие стены Ройхенбаха. – Пожар! Конюшня горит!
Хриплый звук походного рожка разорвал полуночную тишину. По двору суматошно забегали слегка одетые люди.
– Выводи коней, дурень! Коней выводи!
Обезумевшие от огня кони оглашали воздух пронзительным ржанием и били копытами, не давая к себе приблизиться.
– Воду давайте, черт бы вас побрал! Несите скорее воду!
– Да где ж воду? Ведер-то нет!
– Шлемом черпай! Дурья твоя башка!
– Багры нужны!
– Возьми алебарду!
– Есть! Есть ведра!
– Сюда тащите!
– Строй цепь к колодцу! Давайте воду!
Суматоха в замке начала приобретать некую видимость упорядоченности, когда по бревенчатому настилу, заменявшему подвесной мост, загрохотали долгожданные колеса.
– Ну, дальше будет неинтересно, – отозвал я Лиса, завороженно наблюдавшего за феерическим действием, разворачивавшимся во дворе крепости. Спускаясь вниз по лестнице, мы услышали, как надсадно заскрипели отворяемые ворота и к крикам «Пожар!» прибавились новые:
– Проклятие! Они уходят! В погоню!
– Какая погоня? О чем они говорят? – возмутился Лис, замыкавший нашу колонну. – Да на таких ошалевших конях ковбой на родео не усидит.
– Лис, не мешай людям веселиться. Когда еще в их жизни случится такой праздник?!
Шествующий между нами Норгаузен злобно скрипел зубами. Проходя мимо бесчувственных стражников, я наклонился и пощупал у них пульс. Ничего, жить будут.
– А теперь, господин рыцарь, становитесь первым и ведите нас в подземелье. И давайте обойдемся без фокусов. Умейте проигрывать достойно. Мы ведь с вами не смерды, а опоясанные рыцари.
Комендант угрюмо посмотрел на меня и молча прошел вперед. Винтовая лестница, мрачные своды… Да простит меня читатель, я не могу сообщить ничего нового о подземельях раннего средневековья. Они настолько однообразны, что я склонен думать, что все это – плод фантазии одного и того же архитектора. За очередным поворотом коридора мирно дремал пожилой стражник. Выводок тощих крыс самозабвенно догрызал кожаные ремни его спущенной перевязи. Тихо переступая через ноги спящего, я шепотом заметил:
– Не надо будить. Пусть спит. Намаялся, бедолага…
Комендант что-то недовольно буркнул и зазвенел ключами в замке.
Разбуженный звоном стражник испуганно открыл глаза.
– Да ты спи, любезный. Комендант не обидится, он сегодня добрый. – Лис снял со стражника каску и погладил его по лысой макушке. Стражник добросовестно закрыл глаза.
– Вот так-то лучше, дружочек.
Я мог поклясться, что теперь он бы их не открыл, даже если бы над самым его ухом затрубил архангел Гавриил. Тяжелая дверь темницы наконец поддалась, и при колеблющемся свете факелов мы увидели два распростертых на прелой соломе тела. Одно, как мы уже знали, принадлежало лорду Томасу Эйстону, камерарию короля. Но вот второе… Лежавший рядом с лордом Томасом человек был без малого семи футов ростом, и его хорошо развитая мускулатура повергла бы в творческий экстаз античных ваятелей. Судя по мужественному лицу, он имел все данные, чтобы служить зерцалом рыцарства. Но, увы, лет эдак через пять. Это был не король Ричард.
– Капитан, что ты там намекал насчет картонного сыра? – спросил мой напарник, склоняясь над гигантом. – Кстати, не знаю, обрадует ли это тебя, но он мертвецки пьян. Водой на него, что ли, попрыскать?..
– А что, это мысль.
– Капитан, я сейчас.
Лис опрометью бросился из подземелья. На всякий случай я включил связь. Через минуту он был уже во дворе. Как я и предполагал, двор изрядно обезлюдел. Часть гарнизона умудрилась-таки пуститься в погоню, оставшиеся же солдаты, обладавшие, видимо, несколько большей долей здравого смысла, продолжали тушить сено и успокаивать коней. Лис хищно обвел двор взглядом.
– О! Вот ты, с ведром! Бегом ко мне!
Обалделый от дыма солдат не посмел ослушаться начальственного тона незнакомого профоса.
– Отдай ведро, – Лис просто вырвал лохань из рук несчастного, – пшел вон!
Воин, не рассуждая, заученно развернулся и бросился выполнять приказ.
Вскоре Лис был уже на месте. Ледяная вода, вылитая на нашего псевдо-Ричарда, неожиданно быстро привела его в чувство.
– Где я? – все еще заплетающимся языком спросил он.
– На именинах у византийского императора, – раздраженно сообщил я ему.
– Этот тоже пьян? – Лис склонился над телом второго человека.
– Нет, Капитан. Он не пьян. Он умирает.
– Дьявольщина! Только этого нам недоставало! Эй, как там тебя, Малыш, хватай своего товарища и неси его наверх! А я скажу господину коменданту несколько прощальных слов и догоню вас.
Когда шаги моих соратников застучали по лестнице, я повернулся к стоящему у дальней стены тевтону.
– Фридрих фон Норгаузен! Верный своему рыцарскому долгу, я возвращаю вам свободу. Но прежде чем мы расстанемся с вами, надеюсь, навсегда, я сообщу вам несколько вещей. Первое: это я сегодня был у вас в гостях в обличье монаха, и, соответственно, это я писал ваше донесение принцу Оттону. И второе. Перед смертью Готфрид из Вейлера узнал меня…
Я не успел договорить. Лицо коменданта Ройхенбаха побагровело, из шрама на губах начала сочиться кровь. Он сделал шаг, еще шаг, тут колени его подкосились, и он рухнул лицом вниз, протягивая ко мне руки со скрюченными пальцами.
– Покойся с миром, рыцарь, – тихо произнес я и, повернувшись, вышел вон.