Информация для прессы
– Ну, есть какие-нибудь неординарные соображения? – спросил он Грязнова, когда тот вернулся в номер и грузно, даже с некоторой одышкой, рухнул в кресло напротив.
– Не нравятся мне все эти суки, – с грубой прямотой отозвался Вячеслав. – Ты ж заметил, что они темнят? Ведь знают что-то, а молчат. Ну ничего, я их сейчас там в такой зверинец кинул, что в чем-нибудь уж наверняка проколются. Завтра в газетах посмотрим. А этот мистер Клейн явно был недоволен, что мы охранника одного в МУР отправили. И чего-то шепотом, я заметил, выговаривал советнику.
– Это как раз неплохо, что мы его одного отправили. Не знаю, на сколько он туп и насколько вообще бездарны американские охранники, но проверить этот дурацкий поддон и мне наверняка не пришло бы в голову. Это мы тут перед ними умников изображали. А по правде говоря, если охранник с убийцей были в сговоре, тому не было бы никакой нужды так прятать оружие… А у наших там что?
– Трупы увезли на вскрытие. Пули извлекут, идентифицируют. А пистолетик-то – заметил? – между прочим, наш, спецназовский. Я еще приказал, Саня, сфотографировать этого неизвестного, ну так, чтобы можно было все-таки не выставлять его в виде трупа, и размножить в средствах массовой информации: мол, разыскиваются те, кто с ним знаком, требуется информация, обращаться по телефону и так далее. Если он в самом деле журналист, коллеги обязательно отзовутся. Странно только, что при нем абсолютно никаких документов. Так люди просто не ходят! Словно его специально обчистили…
– Не исключаю, – помолчав, заметил Турецкий.
– А зачем?
– А чтоб ты как можно дольше себе голову ломал над этой дурью. Убийца же тем временем успеет оторваться так далеко, что мы его никогда не догоним. Скажешь, бред?
– Ну почему? Выявив связь американского консула с этим неизвестным, мы можем, пусть и не без труда, вычислить убийцу. Или заказчика. А через него выйти на киллера. Хотя первый вариант вероятнее.
– Все ты правильно говоришь, Славка… А что там со зверинцем?
– А я ребятам из ФСБ высказал слезную просьбу оказать посильную помощь. Там оказался Владлен Богаткин из контрразведки со своими деятелями, помнишь его?
– Ах этот… – без всякого почтения к серьезной конторе отозвался Турецкий. Конечно, он знал полковника Богаткина, но никогда не испытывал к нему особых симпатий. – И чем же обосновал?
– Я говорю, ты пообещай этим тиграм и акулам, что завтра ваша пресс-служба выдаст им информацию по максимуму. Что дело это настолько серьезное и сенсационное, что любая недоброкачественная информация обязательно повредит следствию. Он спросил у меня только одно: это очередная моя туфта или в самом деле? Я сказал: в самом деле. Имея в виду, естественно, не факты убийства, а информацию.
– Артист ты, Славка, – засмеялся Турецкий. – Какую информацию они получат? Все уже всем известно!
– Не важно, – стоял на своем Грязнов. – Они умеют изображать на лицах такую значительность и многоумие, что в их устах даже жвачка сойдет за новье. Зато нам эта пишущая братия мешать не будет. Слушай, если у тебя здесь больше нет дел, предлагаю рвануть ко мне. Я тут Володю Яковлева оставлю с ребятами заканчивать, так что можешь не волноваться.
– А я и не волнуюсь… когда такие люди в стране советской есть… – пропел неожиданно Турецкий. – Едем. – И, уже спускаясь лифтом в подвал, где был обнаружен злополучный сервировочный столик с официантской формой, уже отправленные на Петровку на экспертизу, спросил – А за что ты не любишь дипломатов?
– За что их любить? Все чего-то делают. А эти – только языками треплют. И врут. И нам всем и друг дружке… Я тут как-то Горького взял с полки. Неужели, думаю, и в самом деле такой плохой, каким его стараются нынче критики изобразить? Не, ну серьезно! Или я чего не понимаю, подзабыл? Открыл чего полегче. Сказку нашел. И прямо в точку попал. Жили, в общем, народы по две стороны реки и постоянно ссорились, нападали друг на друга, воевали. А всякие там дипломаты чего-то шурудили. И до того докатились, что вроде уже и воевать-то нечем стало, и народы извели себя почти до точки. Я длинно рассказываю, а там все, конечно, короче. Словом, плюнули они однажды на всякие уговоры и договоры, утопили в той реке дипломатов и сели промеж собой прибыль-убытки считать.
– Все? – спросил Турецкий, когда Грязнов замолчал.
– А чего тебе еще? По-моему, тут и так больше сказано, чем нужно. И я с пролетарским писателем полностью согласен. Ты заметил, как они друг перед другом протокол свой блюли? Консула замочили, а эти выясняют, мать их, в каком, понимаешь, ключе беседу вести!
– Так ты, значит, сечешь по-английски? – неожиданно догадался Турецкий.
– Не очень, конечно, не как ты, к примеру, где уж нам! Однако, чтоб понять, мне достаточно. По секрету, это я Дениску заставил! – самодовольно улыбнулся Грязнов. – Чего ты, говорю, делаешь?! Сам в эти, в полиглоты, стремишься, а дядька родной с иностранцем ни бэ ни мэ! Стыдно: генералу и чтоб двух слов не связать! Осознал. Стал меня малость натаскивать. Так что ты теперь нос не особо задирай, мы и сами с усами!
– Славка! – искренне восхитился Турецкий. – Если б не ты мне это говорил, ни за что бы не поверил! Вот что с человеком погоны-то творят! Я считаю, по этому поводу просто необходимо!..
– А чего бы я тебя к себе в МУР тащил?.. С Костей-то разговаривал? Он в курсе?
– Наше дело телячье: доложил – и жуй себе травку. А он сказал, что и по его личным каналам тоже пока никакой ясности. Не исключено, что из Штатов может кто-нибудь пожаловать. Вроде госсекретаря. Ну и значит – то, другое, ответственность! Не мог тому же Казанскому повесить это дело! Ему как раз – перед гостями задницей вертеть, представительствовать! А я не умею. И не люблю.
Грязнов промолчал, не афишируя своих мыслей на этот счет. И потом, он по духу был работягой. А это значит – врагом показухи. Конечно, нелегкое выпало дело, а где они – легкие? И раз вынужден его делать, приходится напрягаться.
Единственное, на чем он готов был настаивать, вопреки, возможно, общественному мнению, это:
– А дипломатов все равно надо топить!
Они выбрались в колодцеобразный двор гостиницы, где среди служебных машин, необходимых гостинице и ресторану техники и оборудования, упакованных в ящики, контейнеры и бочки, находился грязновский «форд» с мигалками.
– Как здесь насчет выхода? – поинтересовался Турецкий.
– У ворот есть пост. Говорят, все проверяют.
– Тебя тоже проверяли, когда въезжал сюда?
– Да ты что! – удивился Грязнов.
Как раз перед ними в воротах остановился фургон. К водителю подошел охранник в камуфляже. Водитель протянул ему какой-то лист, наверное путевку. Тот быстро пробежал глазами, что-то сказал и махнул рукой второму охраннику, который в это время открывал ворота.
– Ну вот тебе и точный ответ, – ухмыльнулся Грязнов. Охранник нагнулся к открытому окошку, увидел генеральский погон Вячеслава Ивановича и с небрежной почтительностью отдал честь, кинув ладонь к форменному кепи.
– Много машин сегодня выезжало со двора? – Турецкий подозвал его к своему окну.
Охранник подошел, посмотрел подозрительно, но, уловив разрешающий кивок Грязнова, отрапортовал:
– Учета мы, конечно, не вели, но подозрительного ничего не заметили. Также и незнакомых не было.
– Спасибо, – кивнул и Турецкий. А когда машина тронулась, сказал Грязнову: – Нельзя исключать, что это мог быть кто-то из своих. Из обслуги. Но выбирался он несомненно тут, иначе не было смысла тащить тот катафалк на колесиках в подвал. И форму свою бросать.
– Вообще-то, – отозвался Вячеслав, – можно проверить по путевкам. Примерно с двенадцати до часу, скажем. Кто выезжал, куда, зачем. Дай-ка мне трубку, – сказал он водителю и стал набирать номер, по которому сейчас должен был находиться его заместитель полковник Яковлев.
Высказав Владимиру Михайловичу свои соображения, Грязнов повернулся к Турецкому:
– Тут у тебя, Саня, противоречие.
– Какое? В чем?
– Если свой – зачем форму бросать? По ней же вычислить можно.
– Я вообще, а не о данном конкретном случае. В форме во двор он выйти не мог. Тем более – на машине отбыть.
Это в том случае, если все обстояло так, как мы думаем. Но я не исключаю, что форма могла быть и украдена.
– Это ребята тоже выясняют… Но почему американцы не бьют во все колокола? Этого не понимаю!
– Может, они и бьют, да мы пока не слышим, – задумчиво ответил Турецкий.