Вы здесь

Исцеляющая сила без медицины. Руководство к преодолению жизненных препятствий и возвращению радости. Часть II. Расширение возможностей личности (К. А. Уилсон, 2009)

Часть II. Расширение возможностей личности

§ 03. Что такое духовность

Все истины, что таятся в вещах, ждут, когда придет их черед,

Они не спешат на волю, но и не отвергают ее,

Им не нужно акушерских щипцов,

Ничтожное для меня так же велико, как и все остальное.

Что может быть меньше и что может быть больше, чем простое прикосновение руки?

Логика и проповеди никогда не убеждают людей,

Сырость ночная глубже проникает мне в душу.

Убеждает лишь то, что очевидно для всех,

Чего не отрицает никто.[13]

Уолт Уитмен

Религиозность против духовности

Употребляя слово «духовность» при учениках или пациентах, я замечаю, как многие из них застывают в оборонительных позах, словно готовясь в битве доказывать, чья религия «лучшая» или «истинная». Для тех, кто предпочел обозначить свою религиозную принадлежность как «неопределенную» (подобно «не определившемуся большинству»), очевидно, организованная религия не стала форумом, удовлетворившим их внутренние потребности, хотя для других она явилась путем к духовности. Я всегда спешу пояснить, что, говоря о духовности, я не имею в виду религиозность. И тогда я вижу, как все расслабляются – открытые и готовые принять то, что я собираюсь сказать.

Я стала свидетелем множества сражений в классной комнате, чаще всего разгоравшихся между поборниками свободного выбора и защитниками права на жизнь во время обсуждения абортов. В результате я предпочитаю привлекать внимание к чертам, общим для обеих полярностей, нежели фокусироваться на различиях, прежде всего говоря о том, что аборт – это трагедия и является нежелательным событием с точки зрения обеих групп.

Могу сказать, что я всегда спешила вмешаться при открытом обсуждении болезненных тем. Духовность, воспринимаемая как институционализированная религия, была одной из них. Однако, прежде всего, я стремилась обозначить сходства между религиозностью и духовностью, вместо того, чтобы привлекать внимание к их различиям. Я обсуждала перспективу духовного плюрализма и веру в универсальные принципы, обозначенные Его Святейшеством Далай-ламой XIV, политическим и светским лидером тибетского народа и обладателем награды Валленберга (Американский Фонд защиты прав человека), а также медали Альберта Швайцера и Нобелевской премии мира 1989 года. Он сказал: «В действительности, я считаю, что если мы рассмотрим основные мировые религии с наиболее широкой перспективы, то обнаружим, что все они – буддизм, христианство, индуизм, ислам, иудаизм, сикхизм, зороастризм и другие – направлены на то, чтобы помочь человеку в достижении вечного блаженства. И каждая из них, по моему мнению, способна на это» (Далай-лама, 1999, с. 20).

Далай-лама добавил: «В сущности, все мировые религии внесли огромный вклад в развитие человечества и продолжают это делать, и потому заслуживают нашего уважения и восхищения. Если мы задумаемся о разнообразии духовных традиций нашей планеты, то поймем, что каждая из них направлена на удовлетворение определенных нужд различных людей, в силу огромного разнообразия их менталитета и духовных предпочтений. Однако по своей сути все духовные традиции выполняют одну и ту же функцию – помогают нам обуздывать свое ментальное состояние, преодолевать отрицательные черты и совершенствовать внутренний потенциал» (Далай-лама, 2005). Осознание общей основы религий, цель которых в том, чтобы помочь человеку достичь блаженства, дает нам возможность понять и оценить важность этого сходства вместо того, чтобы фокусироваться на различиях.

Уильямс Джеймс (1982), психолог, ставший философом, полагал, что какое бы название мы ни употребляли, избегая слова «религия» – совесть или мораль, – это не уменьшает ее значимость для исследований. Эрих Фромм (1950) отметил, что нам не следует пренебрегать заботой о душе, даже если мы не приемлем религиозные догмы. Необходимо проводить различие между религией и духовностью – однако некоторые люди приемлют и то, и другое. Недавно равви Рами Шапиро объяснил: «Суть религии в принадлежности, общине, общих ценностях, общих ритуалах и взаимной поддержке. Суть духовности в том, чтобы принимать жизнь как она есть, раз и навсегда подчинившись реальности, и встречать каждое мгновение с любопытством, изумлением, благодарностью, справедливостью, смирением и любовью… Я делаю понемногу и то, и другое» (Шапиро, 2009).

Однажды днем, после того как я представила тему своего выступления в качестве основного докладчика на национальном съезде, одна женщина спросила меня, какую веру я исповедую. Она была непреклонна, словно не могла внимать моей речи вне контекста религиозной принадлежности. У некоторых слушателей ее настойчивые вопросы вызвали заметную неловкость, а одна женщина назвала ее фанатиком. Однако я ответила: «Иисус не называл свое учение христианством, как и Будда не называл свое учение буддизмом. К счастью, я преодолела дуалистический концепт этих религий, поскольку он отделяет нас друг от друга». Я осознала сферу более обширную, чем любые описанные вероисповедания. Это момент благоговения, когда мы утрачиваем дуализм различий между нами: «ты и я», «это и то», «здесь и там», «правильно и неправильно» и достигаем единения со всем сущим. Когда человек осознает, что его «Я» уже не отделено от других, но, скорее, взаимосвязано с ними, к нему возвращается понимание смысла и единства целостности. Как сказал Сенг-цан в «Доверии в сердце» (Сузуки, 1972):

Противопоставление любимого нелюбимому —

Это болезнь разума;

Когда непонятно глубокое значение Пути,

Разум пребывает в напрасном смятении.

Путь совершенен как движение по бескрайним просторам,

Не омраченное желаниями и излишествами;

Воистину, лишь по собственному выбору

Мы теряем его из виду.

Вследствие этого я обращаюсь к более глобальному определению духовности, заслуживающей изучения – универсальной и гуманистической, простирающейся за пределы узких определений религии. Духовность объемлет те качества духа или истиной природы человека – такие как любовь и сострадание, милосердие, мудрость, щедрость, терпимость, терпение, прощение, довольство, радость, чувство ответственности и гармонии, моральная дисциплина – которые приносят счастье как самому человеку, так и окружающим его людям. Далай-лама (1999, с. 22) сказал: «Нет причин, почему человек не мог бы развивать эти качества, даже до высокой степени, не обращаясь при этом к какой-либо религиозной или метафизической системе. Вот почему я иногда говорю, что религия – это то, без чего мы, вероятно, могли бы обойтись. Без чего мы точно не сможем обойтись, так это без этих основных духовных качеств». Ганди сказал: «У Бога нет религии».

И Джон Дьюи (1934) и Абрахам Маслоу (1970) отмечали, что духовность – это явление, отличное от известных нам традиционных форм организованной религии; духовность – это базовое проявление человеческой природы, существовавшее еще до возникновения организованной религии. Это не означает, что она не может быть источником духовности, поскольку она может и часто выступает в этой роли. В конце концов, религия является результатом деятельности величайших духовных гигантов мира. Однако организованная религия не обладает монопольным правом на духовность или ценности, ее составляющие, поскольку они универсальны и принадлежат всему человечеству. Фромм (1950) подчеркивал, что нам не следует «переставать заботиться о душе, если мы не разделяем догматы религии». Маслоу утверждал: «Человеческому существу необходима система ценностей, жизненная философия, религия или ее замена, чтобы жить в соответствии с ней и познавать ее, как необходимы солнечный свет, кальций или любовь» (Маслоу, 1962, с. 206). Впоследствии Маслоу повторил слова о необходимости гуманистической универсальности духовных ценностей:

Я хочу продемонстрировать, что духовные ценности обладают натуралистическим значением и не являются исключительной собственностью какой-либо организованной церкви, что они не нуждаются в сверхъестественных концептах, доказывающих их обоснованность, что они в полной мере согласуются с любой развитой наукой и являются, таким образом, общей ответственностью всего человечества (Маслоу, 1970, с. 33).

Шафрански и Мэлони (1985) представили в Американскую психологическую ассоциацию документ, сообщающий о результатах опроса 47 произвольно отобранных клинических психологов Калифорнии, которые исследовали влияние, оказываемое религиозной или духовной ориентацией на психотерапию. 71 процент опрошенных высказали мнение о персональной значимости духовности, при этом лишь 9 процентов сообщили о высоком уровне вовлеченности в традиционную религию, а 74 указали на то, что организованная религия не является основным источником духовности. Большинство опрошенных обращались к религиозным и духовным вопросам в частной жизни и в профессиональной практике и уважали роль религии в жизни людей. Неудивительно, что 81 процент респондентов сообщили о том, что в процессе получения образования и профессиональной подготовки духовные и религиозные вопросы не обсуждались никогда или почти никогда (Шафрански и Мэлони, 1990). Два исследования (Хэтэуэй и др., 2004) были посвящены тому, пользуются ли религиозные и духовные аспекты состояния пациента достаточным вниманием в клинической практике. В ходе первого исследования был проведен опрос врачей четырех типичных медицинский учреждений. Второе представляло собой общенациональный опрос 1000 клинических психологов. Оба исследования выявили, что психологи считают религиозность/духовность человека важным аспектом, однако большинство не проводит его оценку и не обращается к нему в процессе лечения. Исследователи также сообщили, что многие врачи, по-видимому, согласны с тем, что духовное благополучие является важной составляющей здоровья и что к нему нужно обращаться во время лечения, но лишь немногие (менее 20 процентов) поступают таким образом (МакЛин и др., 2003; Монро и др., 2003).

Милтон Йингер (1970) выразил скептицизм относительно общепринятых определений религиозности и высказал пожелание того, чтобы появились способы «измерения осознания и заинтересованности в продолжающихся, периодических и постоянных проблемах человеческого существования» (с. 33). Элкинс и др. (1988) провел обзор духовной литературы и обнаружил появление определенных элементов духовности, а также заметил конвергенции и совпадения определений духовности. Исходя из этого, он определил духовность следующим образом:

Духовность, произошедшая от латинского «spiritus», что означает «дыхание жизни», представляет собой образ существования и ощущения мира посредством осознания трансцендентального измерения и характеризующихся определенными отличительными значениями, которыми человек наделяет себя, других, природу, жизнь и то, что он считает Богом (с. 10).

Таким образом, «дух»/«дыхание жизни» аналогичен дыханию, постоянному движению ветра над землей. Подобно ветру, дух или сознание представляет собой невидимую, но жизненно важную сущность, вдыхающую жизнь в человека и природу. Всякое проявление природы в мире – цветы, растения, деревья, птицы, звери, реки и океаны – обладает духовным сознанием, суть которого едина для всех нас.

Элкинс (1988) также сделал четыре основных вывода относительно духовности.

1. Существует аспект человеческих переживаний (включающий в себя определенные ценности, взгляды, мнения, верования, эмоции и так далее), которому наиболее всего соответствует определение «духовная сфера» или «духовность».

2. Духовность – это естественное проявление человеческой природы и она присутствует, по меньшей мере, потенциально, в каждом человеке.

3. Духовность – это не то же самое, что религиозность, если религиозность означает участие в определенных воззрениях, ритуалах и действиях традиционной религии. Следовательно, человек может быть «духовным», даже если он не принадлежит ни к одному из традиционных вероисповеданий.

4. Посредством теоретических и феноменологических подходов можно определить и описать духовность и разработать методику ее оценки.

И, наконец, Элкинс (1988) определил девять компонентов духовности: 1) трансцендентальность; 2) смысл и цель жизни; 3) жизненная миссия; 4) святость; 5) материальные ценности; 6) альтруизм; 7) идеализм; 8) осознание трагичности; 9) плоды духовности.

Трансцендентальное измерение

…И что-то есть – иль мнится быть,

Что может душу озарить

Воспоминаньем, смутным сном

О чем-то схожем, с тем, что есть;

В луче таинственном принесть

Неизрекаемую весть

О непостижном, о родном…

Альфред Теннисон (Джеймс, 1982, с. 383)

Духовному человеку свойственны вера в существование за гранью материального мира и ощущение трансцендентального измерения, сопровождаемое осознанием того, что оно превосходит по величию личностное эго «Я». Когда мы сосредоточены на себе, то привязываемся к личностным характеристикам и предметам, развивая связанные с ними чувства, мысли и ощущения. Все эти предметы кажутся жизненно важными, и мы верим в своем заблуждении, что они постоянны, вечны и являются источником счастья.

К сожалению, по мере многолетнего накопления предметов, с которыми мы отождествляем себя, в нас глубоко укореняется ощущение, будто мы обладаем уникальной и индивидуальной личностью, отграниченной от других людей, которые также являются самостоятельными личностями. Это патология эго, и потому Будда учил нас, что именно наше собственное эго и есть наш величайший враг. Как выразился Лао-цзы: «Вся духовная практика посвящена борьбе с тем, что я называю прогрессом невежества, а также разрушению, разоблачению этих взаимосвязанных и взаимозависимых ложных представлений, удерживающих нас в ловушке иллюзорной реальности, которую мы создаем собственными руками». Все эти предметы, превратившиеся в нашу личность, исчезнут, стоит нам покинуть собственное тело – и кем тогда мы будем? Лучше пробудиться и осознать разрушительную работу эго, прежде чем перед нами возникнет необходимость ответить на этот вопрос.

В трансцендентальном измерении существует больше, чем видно глазу. Там есть невидимая связь с невидимым миром, скрывающим в себе истоки нашего глубокого осознания. Через эту связь мы обретаем личную силу. Существует вера в большую силу, варьирующаяся от традиционного представления о Боге до расширения личности на уровне подсознательного или Высшего «Я».

Маслоу (1970) говорил о «пиковых переживаниях», выходящих за грань обычной, повседневной жизни. Эти переживания глубинного «Я» являются «мгновениями чистого позитивного счастья, когда остаются позади все сомнения, все страхи, запреты, напряжение и слабости. Исчезают границы и расстояния, отделяющие нас от мира». Значение этих эмоций для исцеления так велико, что, несмотря на их быстротечность, они обладают целительной силой, механизмом исцеления, о существовании которого мне известно. И человек способен пережить их при помощи медитации и процессов, которые я рекомендую. Например, Маслоу (1970) сообщал о том, что двое из его пациентов, один с диагнозом депрессия и суицидальное поведение, а другой с хронической тревожностью, пережили мгновенное и полное исцеление в результате пикового переживания.

Другие люди рассказывают об ощущениях, пережитых во время клинической смерти и выхода из тела, сопровождавшихся «светом». Я встречала людей, переживших клиническую смерть, а затем вернувшихся в свое тело из неописуемого, меняющего жизнь трансцендентального измерения. Ученые, изучающие духовные и мистические переживания человека, считают, что эти люди говорят о реальных событиях, в отличие от эфемерных ощущений, испытываемых во сне. Фактически, они говорят о том, что этот опыт был для них более реальным, чем материальный мир, что и является одной из причин их желания пережить это еще раз. Если это трансцендентальное измерение воспринимается как реальность, понятно, почему материальный мир может казаться иллюзорным. С точки зрения буддизма, трансцендентальное измерение («больше, чем видно глазу») может относиться к пути просветления, представляющего природу Будды или природу разума – пространство, наполненное неразрушимым, сияющим чистым светом, вибрирующее радостью и исполненное любви.

Этот путь просветления с точки зрения бодхисаттвы направлен на благо не отдельного человека, но всех разумных существ и требует постоянной концентрации на шести парамитах[14] и совершенствовании их: щедрости, нравственности, терпении, усердии, медитативной сосредоточенности и мудрости. Тралег Кьябгон Ринпоче (2004) соотнес парамит с трансцендентальным действием: «Мы подразумеваем под ним действия или отношения, не эгоцентричные по своей направленности. Трансцендентальный обозначает не внешнюю реальность, но то, как мы живем и как воспринимаем окружающий мир – в эгоцентричной или не эгоцентричной манере. Шесть парамита связаны с попытками выйти за рамки эгоцентричного менталитета» (с. 140). В текстах Махаяна, а также согласно текстам, написанным на пали, «парам + ита» иногда объясняется как «вышедший за пределы», что указывает на трансцендентальное направление этих качеств (Бодхи, 2005).

Смысл и цель жизни

Научись соприкасаться с тишиной внутри себя и знай, что все в этой жизни имеет смысл.

Элизабет Кюблер-Росс

Духовный человек верит в то, что жизнь исполнена глубокого смысла и имеет цель, и это является одним из сильнейших стимулов. Переживший холокост Виктор Франкл (1963) сделал вывод, что у всех выживших в нацистских концлагерях была одна общая черта: они имели смысл и цель жизни – нечто, ради чего стоило жить. Когда мы приводим свои мысли, эмоции и действия в соответствие с высочайшей частью своей сущности, нас наполняет энтузиазм, осознание смысла и цели. Другими словами, человек наделен свободой преодолевать свои страдания, обретая смысл жизни независимо от окружающей действительности.

Поиски исполненной смысла, хорошей, удовлетворяющей жизни не новы; в сущности, это одна из старейших духовных тем. Экклезиаст повествует о своем поиске в Ветхом Завете. Несмотря на свое богатство и ум, он был циничен и зол, так как чувствовал, что его жизни чего-то недостает. Экклезиаст полагал, что ни одно из совершенных им дел не будет иметь значения, что он просто умрет, а мир останется прежним; и потому этот человек отчаянно искал смысл жизни. Он предупреждал нас, чтобы мы не растрачивали свой краткий земной век на заблуждения о том, что богатство, мудрость, удовольствие или набожность наполнят нашу жизнь значением. Он также считал, что, прежде чем мы придем к этому же выводу, нам следует пройти по тем же ложным дорогам, по которым прошел он. Когда мы поймем, что они не ведут к искомому ответу, у нас будет больше желания следовать выбранному им пути.

Рассказ о смысле и цели жизни можно найти в истории об Александере Пападеросе, жителе Афин, докторе философии, учителе и политике. Возле деревни Гония, на скалистом берегу острова Крит стоит греческий православный монастырь и институт, посвященный исцелению ран, нанесенных войной между немцами и критянами. В течение летнего курса один из студентов института спросил доктора Пападероса: «В чем смысл жизни?» В ответ доктор Пападерос достал из кожаного бумажника маленькое круглое зеркальце, размером с 25-центовую монету. Он рассказал, что однажды в детстве нашел осколки зеркала от разбившегося немецкого мотоцикла. Он сохранил самый большой из осколков, обточив его о камень до круглой формы. Маленький Пападерос играл с ним, словно с игрушкой, и был заворожен его способностью отражать свет, освещая те уголки, куда не могло добраться солнце. Помогать свету проникать в самые невероятные места стало забавой для мальчика, но, повзрослев, он понял, что это было не просто детской игрой, но метафорическим обозначением того, что он может сделать со своей жизнью. Он сказал: «Я понял, что я не являюсь светом или источником света. Но свет – истина, понимание, знание – существует и сможет достичь множества темных уголков, только если я отражу его. Я кусочек зеркала, чей целостный замысел и форма мне неизвестны. Тем не менее, располагая тем, что мне дано, я могу отражать свет, направляя его в темные уголки этого мира – на черные пятна в сердцах людей – и что-то изменяя в мире. Возможно, другие люди заметят это и начнут делать то же самое. В этом мое предназначение. В этом смысл моей жизни» (Фулгум, 1989, с. 171).

Я заметила, что величайшее различие между Востоком и Западом заключается в сосредоточенности Запада на внешних целях, таких как накопление научных достижений и пренебрежении духовным развитием. В силу этого Восток осознает пространство, а Запад – время. Я согласна с предостережением Экхарта Толле (1999): «Чем скорее вы осознаете, что внешние цели не способны подарить вам продолжительное удовлетворение, тем лучше. Когда вы увидите ограниченность внешних целей, вы оставите нереалистичные ожидания того, что они сделают вас счастливыми и подчините их своим внутренним целям» (с. 74).

Жизненная миссия

Семя недолго дремлет в земле,

А потом поднимается к солнцу.

Так и ты должен вкусить просочившийся свет

И пробиться к мудрости

Не прячась за шелухой.

Таким ты явился сюда,

Подобно звезде

Безымянный.

Руми
Воспроизведено с разрешения, Колман Баркс (1994), «A Star Without a Name». Say I Am You, («Звезда без имени», «Скажи – я есмь ты»), Maypop Books, с. 59

Духовный человек чувствует, что на нем лежит ответственность – призвание – миссия, которую должно исполнить, или даже судьба, которой необходимо следовать, и потому он метамотивирован служить на благо другим людям. Нам известны духовные лидеры, которые, основываясь на своей жизненной миссии обнаружить истинные духовные ценности, открыли для себя устойчивую систему верований, что также сопровождалось физическими муками. Например, Будда отрекся от своего земного титула, посвятил жизнь поискам объяснения человеческих страданий, достиг просветления и поделился этим открытием с другими. Итогом миссии Конфуция стало «привитие» веры в то, что получение знаний и нравственное развитие являются личной ответственностью и этическим проявлением почтения к Небесам; сосредоточием духовности стал человек, проявляющий большое внимание к общественной жизни и поддерживающий равновесие между Небесами и Землей. Миссия Мухаммеда выразилась в создании Корана, провозглашающего абсолютное превосходство Бога. Миссией Иисуса было научить людей спасению через милосердие Господа, а также проповедовать необходимость любви.

Святость жизни

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность,

И небо – в чашечке цветка.[15]

Уильям Блейк

Духовный человек верит в священность, святость всего сущего и испытывает благоговение перед самым обыкновенным, не нуждаясь для этого в религиозной обстановке. Аспекты жизни не иерархичны. Уолт Уитмен, которого часто называют возродителем вечной естественной религии, является примером человека, благоговейно внимавшего жизни. Он убеждал своих читателей в божественном совершенстве всех предметов и находил в них абсолютное счастье. Доктор Ричард Буке (1972), канадский врач и один из преданных последователей Уитмена, написавший его биографию, утверждал: «Трава, деревья, цветы, лучи света, изменчивые краски неба, щебет птиц, пение сверчков, древесных лягушек и сотни других звуков природы… он обожал цветы, будь то дикие, или садовые; ему нравились все сорта… все создания природы, казалось, зачаровывали его… все виды и звуки, казалось, доставляли ему удовольствие… казалось, его радовали все мужчины, женщины и дети, которых он видел». Уильямс Джеймс (1982) считал, что Уитмен был «одним из истинных пророков» (с. 87). Будда и Иисус тоже использовали цветы для выражения идеи святости. Однажды Будда общался со своими учениками, не произнося ни слова, лишь держа в руке цветок. Иисус говорил: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут» (Евангелие от Матфея, 6:28). Однако это восприятие святости применимо ко всему живому, ко всем разумным существам и особенно к духовным наставникам:

Что-то раскрывает наши крылья,

Что-то разгоняет боль и скуку,

Кто-то наполняет нашу чашу.

Мы вкушаем святость.

Руми

Материальные ценности

Надеющийся на богатство свое упадет;

а праведники, как лист, будут зеленеть.

Притчи Соломона, 11:28

Духовный человек может дорожить материальными ценностями, но не стремится к ним как к конечной цели и не заменяет ими духовные потребности. «Святые всех религий, всех цивилизаций и эпох человеческой истории, отказавшиеся от суетной жизни, отринувшие стремление обладать бренными богатствами мира, открыли нам образец жизни, являющийся высочайшим достижением на этой планете» (Эванс-Вентц, 2000, с. xiii). Например, Будда, рожденный принцем, почувствовал необходимость отказаться от богатства для того, чтобы посвятить себя жизни духовной. Шантидэва («Бог мира»), индийский мудрец VIII века, также был принцем по рождению. В ночь перед коронацией ему приснился сон, в котором ему явился Манджушри, бодхисаттва мудрости, и повелел ему отречься от земной жизни и отправиться на поиски конечной истины. Поэтому Шантидэва покинул свой дом ради духовной жизни так же, как это сделал Будда.

С точки зрения буддизма, привязанности к материальному являются выражением эго и приводят к попыткам их удержать, конечным результатом чего становится страдание. Это учение лучше всего продемонстрировал великий йог Миларепа, показав на своем примере: 1) жизнь, не омраченную привязанностью к непостоянным предметам и явлениям; и 2) отречение от мира вместо накопления земных богатств. По этой причине с Миларепой часто сравнивают Махатму Ганди. Земное имущество Ганди состояло из деревянного посоха, двух пар сандалий, старомодных часов, маленького пюпитра с чернильницей для ведения записей, ручки и писчей бумаги, пары очков, коврика для молитвы и медитации, нескольких религиозных книг, в том числе «Бхагавадгиты»[16], двух пиал и ложек для еды и нескольких отрезов домотканой хлопковой ткани, которые он использовал в качестве одежды. Земное имущество Миларепы состояло из бамбуковой трости, халата и плаща (тоже домотканого), деревянной чаши, чашки, сделанной из человеческого черепа, взятого из усыпальницы, костяной ложки, кремня и огнива (Эванс-Вентц, 2000).

Иисус увещевал богатых не гнаться за наживой и не жаждать ее, и ободрял бедных, говоря им о том, что богатство и изобилие доступны повсюду. Он проповедовал необходимость равновесия, где не нужно ни бороться с богатством, ни стремиться к нему. Однажды Иисус сказал человеку, не желавшему расставаться со своим имуществом и давать деньги бедным: «И еще говорю тебе: удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие» (Евангелие от Матфея, 19:24). Для многих великих мудрецов сами по себе деньги не являлись препятствием на пути к истине, и они возвысились над потребностью в них.

В ноябре 2005 года я была в Непале, совершая паломничество к месту упокоения Лопон Цечу Ринпоче. Когда я достигла подножия его монастыря, на мне были сережки, сделанные женщиной, которая черпала вдохновение из своих путешествий по всему миру с отцом-антропологом. У меня не только была коллекция ее сережек, я была привязана к ним так, словно это были редкие сокровища. Внезапно я обнаружила, что одна из сережек пропала. В отчаянии я искала ее повсюду, к поискам присоединились и другие паломники, увидевшие, как важна для меня эта вещь. И вскоре Луиза, чудесная молодая женщина из Испании, нашла ее! Я была так счастлива! Однако час спустя оказалось, что исчезла и другая сережка, и меня снова охватило отчаяние. На следующий день я надела другую пару, и каково же было мое огорчение, когда чуть позже в тот же день я увидела, что снова потеряла одну из сережек! Это послужило наглядным уроком о вреде привязанности к материальным объектам. Теперь я надеваю свои серьги примерно раз в год и не испытываю к ним привязанности. Как сказал Стюарт Уайлд (2000): «Духовные уроки, получаемые нами на этой Земле, непросты. Мы приходим сюда постигать и отпускать и доверять своим ощущениям, чтобы чувствовать себя в безопасности от ловушек материально-эгоистичного мира».

Прекрасным примером мимолетного счастья, которое можно обрести, стремясь к материальным ценностям внешнего мира и желая большего, служит детская книга Сильверстайна «The Giving Tree» («Щедрое дерево», 1964). История начинается так: «Однажды была яблоня… и она любила мальчика… Каждый день мальчик приходил к ней есть ее яблоки, качаться на ее ветвях или карабкаться по ее стволу, и дерево было счастливо. Но когда мальчик подрос, ему захотелось получать от яблони больше, и она выполняла и выполняла его желания». Учителя, матери, няни и сами дети читают эту книгу и восхищаются самопожертвованием и щедростью дерева. Однако дерево отдало мальчику все свои яблоки, но он не был счастлив. Он хотел больше. Яблоня отдала ему все свои ветви, по которым он карабкался прежде и которые дарили ему тень, но и это не сделало его счастливым. Он хотел больше. Она отдала ему свой ствол, чтобы он смог вырезать каноэ. Но он не был счастлив. В конце книги мы видим сердитого несчастного старика, сидящего на яблоневом пеньке.

Альтруизм

Дай мне стать отныне и навеки

Защитником незащищенных,

Проводником заблудших,

Кораблем для мореплавателей,

Мостом для путников,

Укрытием для беглецов,

Лампой во мраке,

Приютом для обездоленных,

И слугой для всех нуждающихся.

Шантидэва, Бодхичарья-аватара

Духовность – это осознание того, что человек – не одинокий остров, все мы сторожа братьям своим. Нас легко ранят боль и страдания других людей, нам свойственны альтруистичная любовь и бескорыстные поступки. Мы все связаны в паутине человечества. Согласно буддистскому мировосприятию, высшим проявлением альтруизма является Бодхисаттва – существо, дающее клятву помогать всем разумным существам, не заботясь о собственных интересах. Его Святейшество Гьялва Кармапа 17-й, Тринле Тхае Дордже сказал: «Жизнь в человеческом обличии представляет собой величайшее чудо. И наиболее воодушевляющей возможностью является возможность служить на благо всех разумных существ» (Дордже Т. Т., 2005). Шантидэва (2003) выразил желание спасти все существа от страданий и открыть им путь к просветлению. Будда однажды описал себя так:

Я связь между теми, кто разделен,

Покровитель тех, кто дружен,

Миротворец, миролюбец, страстно желающий мира,

Произносящий умиротворяющие речи.

Брахмаджала Сутта, 1:9 (4)

Обет Бодхисаттвы, или Клятва, которую я давала множество раз, имеет два аспекта: 1) желание, намерение или стремление бодхисаттвы; и 2) применение желания, воплощающее его в жизнь. Буддисты дают Обет после нахождения прибежища; однако многие люди считаются бодхисаттвами из-за своей деятельности. Например, Мать Тереза служила образцом альтруистичного преданного служения бедным и больным Калькутты в Индии. Многие помнят ее слова: «Любить – значит творить маленькие дела с большой любовью». Для поддержания и развития понимания намерения бодхисаттвы рекомендуется медитация «отдачи и принятия», называемая по-тибетски «тонглен». Одной из моих героинь, являвшей пример альтруизма, была Еще Цогьял, тибетская принцесса, жившая в VII веке. Появившись на свет чудесным образом, она бежала от преследования, стала изгнанницей и совершала неслыханные самопожертвования. Она творила чудеса, подобные деяниям Христа, воскрешала мертвых, исцеляла больных, кормила множество людей, сделала дар из своего тела нуждающимся и стала Буддой, обратившись в свет (Доуман, 1996). Она служит примером для всех женщин, желающих играть на равных с мужчинами, освободившись от патриархального гнета, зиждущегося на жадности и страхе.

Живым примером альтруистической деятельности является Его Святейшество Гьялва Кармапа 16-й, Рангджунг Ригпе Дордже. В 1981 году, когда он лежал в больнице в окрестностях Чикаго, Калу Ринпоче был свидетелем того, как Его Святейшество перенес множество операций и переливаний крови. Каждый день врачи обнаруживали симптомы новой болезни лишь затем, чтобы на следующий день увидеть, что эти симптомы исчезли, но появились другие, словно все болезни мира нашли пристанище в его теле. Два месяца желудок Его Святейшества не принимал твердую пищу. Наконец врачи оставили надежду, сказав, что его состояние не совместимо с жизнью и что необходимо отключить систему жизнеобеспечения. На что Кармапа ответил: «Нет, я буду жить. Оставьте все». К изумлению своих врачей он действительно продолжил жить, будучи не только непринужденным, но и веселым, улыбчивым, шутливым, как если бы его радовали страдания собственного организма.

Калу Ринпоче знал, что Кармапа добровольно согласился на эти мучения, чтобы как-то уменьшить страдания грядущих войн, болезней и голода. Таким образом он пытался изменить ужасный порядок мира. Его смерть оказала незабываемое воздействие и стала примером того, чего может достичь возвышенное служение другим людям (Ринпоче К., 1986, с. 155–156). После того, как просветленный разум Кармапы покинул свою физическую оболочку, его тело пребывало в состоянии мягкой медитации еще три дня, в течение которых сердце оставалось теплым, а кожа эластичной. Это было засвидетельствовано и подтверждено врачами и медперсоналом, несмотря на другие клинические симптомы смерти. Лишь три дня спустя появились обычные признаки, сопровождающие умирание.

Еще более впечатляющей, чем смерть Кармапы (что в переводе с тибетского означает «Мастер Кармы»), была его жизнь и его учение, всегда сосредоточенное на благе всех разумных существ. Он был известен как «Король йогов», они спускались с гор и просили Кармапу обучить их медитации. Легенда гласит, что однажды на одного из йогов напала дикая собака, но как только тот произнес мантру «кармапа ченно» («да пребудет с нами сила всех Будд»), собака убежала. О Кармапе рассказывают множество удивительных историй, превосходящих совершенные им физические чудеса, такие как отпечатки ног на камне или след, оставленный на поверхности тибетского озера, который заметен и по сей день. Шераб Гялцен Ринпоче, глубоко уважаемый лама из линии Кагью, посвященный в сан Кармапой в возрасте 15 лет, так сказал об этом человеке: «Его способность познания вещей безгранична» (Шераб Гялцен Ринпоче, 2007, с. 39).

Нам также не следует забывать делиться историями об альтруистичной любви и сострадании с нашими детьми. Это увлекает их разум и сердце и обогащает весь человеческий род. На ежегодной конференции Эми Модиг (2002) из Племени Воронов из Анкориджа, Аляска, рассказала древнее индейское предание о Сестрице Мыши, также известной как Прыгучая Мышь, и Братце Волке:

«Много лет назад, когда люди жили в гармонии и равновесии, а животные были людьми и могли говорить – однажды, когда Сестрица Мышь собирала свои зернышки, она услышала чей-то плач. Она начала метаться, высматривая, кто плачет, и наткнулась на всхлипывающего Братца Волка. Сестрица Мышь спросила: „Братец Волк, почему ты плачешь?“ Он ответил: „Разве ты не видишь? Я потерял глаза, я ослеп. Моя жизнь кончена“. Сестрица Мышь исполнилась такой любви и сострадания, что воскликнула: „О, Братец Волк, возьми мои!“ Она вынула свои глаза и отдала их Волку. Он был так счастлив! Теперь он мог видеть и плясал, и прыгал от радости. Однако через несколько минут он осознал, что теперь ослепла Сестрица Мышь. Он сказал: „Теперь ты не видишь, Сестрица Мышь. Что же нам делать?“ Сестрица Мышь ответила: „Моя жизнь и так хороша. Мне не нужны глаза, чтобы собирать зерна“. Но Братец Волк уговорил ее отправиться к священному месту, называемому Священным Озером, где они могли поговорить с Создателем.

Братец Волк и Сестрица Мышь отправились в путь к Священному Озеру. Им встретилось множество людей, множество преград и препятствий вставало у них на пути, но они преодолели их все и узнали, что каждое из препятствий несло с собой определенный урок. Однажды Сестрица Мышь спросила: „Что это? Я слышу ветер и бой барабанов“. Братец Волк ответил: „Мы пришли к Священному Озеру. Мы сделали это. Вознесем же Благодарность!“ Вскоре пришла пора Братцу Волку уходить. Он попрощался с Сестрицей Мышью и сказал ей: „Что бы тебе ни понадобилось, я приду на помощь“. Сестрица Мышь осталась одна. Она произнесла благодарственную молитву перед Создателем и сказала: „Я здесь. Поступи со мной по воле своей“. И услышала великий голос: „Ты совершила в жизни много замечательных поступков – ты проявляла любовь и заботу о людях – так прыгни“. Сестрица Мышь подпрыгнула. Голос произнес: „Выше“. Сестрица Мышь подпрыгнула выше. Голос велел: „Еще выше!“ Сестрица Мышь подпрыгнула еще выше и голос сказал: „А теперь расправь лапы!“ И расправив лапы, Сестрица Мышь почувствовала, как ветер поднимает ее выше. Она раздулась и обратилась в великолепного орла, летящего в небе. Теперь она могла видеть все».

Идеализм

Есть только два способа прожить жизнь:

первый – будто чудес не существует;

второй – будто кругом одни чудеса.

Альберт Эйнштейн

Духовный человек предан высоким идеалам и стремится реализовать свой потенциал во всех сферах жизни. Он пытается сделать мир лучше и любит вещи не за то, какие они есть, но за то, какими они могут стать. Духовным людям свойственен оптимизм и отсутствие негативных эмоций, они видят стакан наполовину полным, а не наполовину пустым и испытывают глубокую веру в человечество. Маслоу определял самореализацию как выполнение заложенного в человеке потенциала. Подробное описание реализации человеком всех скрытых способностей можно найти и у Лео Бускалья (1972, 1982).

Я испытываю глубокое уважение ко многим пророкам, мудрецам, святым, йогам и просветленным существам, чей путь к свету оставил отпечаток на нашем мире. Их можно встретить в любую эпоху и в любой культуре, и все они проповедовали истину, но зачастую в разных формах. Не имеет значения, через какие культурные очки они смотрели на мир и как именно выражали свои представления о ценностях. Истина есть истина, а реальность есть реальность, и они не делают различий, как не делает различий солнце, обращая свой свет на каждого. Эти искатели духовной истины были разведчиками, но вместо исследования гор, пустынь, джунглей, океанов и лунных кратеров они посвятили себя изучению самого сознания (разума). Их привлекало познание познающего, а не исследование неизвестного; в результате пролитый ими свет, а не их физическая форма так привлекает к ним других людей. Физическая оболочка преходяща, и эти люди не умерли, когда погибло их тело. Их сущность пребывает в безвременном пространстве, и важно осознать именно эту сущность, потому что мы едины с ней. Важно именно это абсолютное восприятие. С точки зрения относительности, их физическая форма, имя, путь и учение стали ссылкой на это абсолютное восприятие. Но кто-то никогда не кликнет по этой ссылке, чтобы увидеть, что скрывается за ней, потому что не желает выходить за границы своего существования. Они не осознают, что это может помочь нам начать путь познания нашей истинной природы, путь, уже пройденный другими людьми.

Мое уважение к историческому Будде Шакьямуни во многом вызвано тем фактом, что он дал простое и практичное определение тех вещей, что тревожили меня все годы попыток служения другим людям: дуккха – страдание, источник страданий, утоление страданий и путь, который необходимо пройти, чтобы завершить страдания, сосредоточившись на собственной ответственности. Важно, что Будда в своем сострадании ко всем разумным существам не хранил эти откровения и истины для себя, но открыто делился ими на протяжении 45 лет со всеми, кто желал его слушать – будь то богатые или бедные, представители высших или низших каст. Это является отличительной чертой Будды Шакьямуни и причиной того, почему он так любим людьми всего мира.

Я воспринимаю Будду как величайшего психолога, когда-либо жившего на Земле. Ни одному психологу еще не удавалось так глубоко исследовать сознание (разум). Ни один не совершал еще открытий, подобных тем, что сделал Будда, не только выявив 84 000 различных вызывающих страдания эмоций, но и описав способы их трансформации. Благодаря его учению поколения усердных тибетских монахов изолируют себя от мира в горных монастырях Гималаев и проводят всю жизнь в медитации, постигая свой разум, внутреннее пространство и конечную реальность. Эти исследования несравнимы ни с чем на Земле. Тибет стал «тренировочным резервуаром для психонавтов», и это помогло понять разум намного глубже, чем когда-либо удавалось западной науке со всеми ее теориями. Хотя разработанная впоследствии Юнгом глубинная психология имела общие черты с тибетской медитацией.

В Китае, примерно в период жизни Будды, появился Лао-цзы, еще один просветленный. Почему его глубокое духовное учение, изложенное в классическом тексте «Тао Те Чинг», продолжает трогать сердца всех, кто читает эти строки? Почему недавно изданная автобиография Парамхансы Йогананды (1998) была признана во всем мире произведением искусства и причислена к классике духовной литературы? Являясь отцом духовной йоги на Западе и последователем Шри Юктешвар Гири, Йогананда привлекал людей не своим физическим воплощением, но своей просветленностью и стремлением к самореализации. Его жизнь также стала свидетельством силы и истинности древней мудрости, которую он принес на Запад. Однако, когда речь заходит о просветленных существах, первыми, кто заслуживает упоминания, являются Будда и Иисус.

Возможно, пути Будды и Иисуса были схожи, но все же они отличались по: 1) месту и времени жизни; 2) продолжительности жизни и учения; 3) тому, что им удалось донести до других через свое учение. Будда появился на свет в чрезвычайно благоприятной обстановке, его речам внимали люди по всей Индии, и вскоре он осуществил свое предназначение. Он учил людей всему, что знал, и за несколько мгновений до смерти произнес: «За последние 45 лет своей жизни я не утаил ни крупинки своих знаний. В моем учении нет тайн, нет сокрытых значений, все, чему я учил людей, я излагал ясно и открыто. Мои дорогие ученики, это все». Иисус же родился среди разгневанных римлян и ревностных иудеев, в эпоху вражды между фарисеями и саддукеями, и его учение не встречало теплый прием. Например, незадолго до гибели он вернулся к месту своего рождения, в Назарет. Жители Назарета не уважали его, считая «сыном плотника», а не просветленным человеком. Понятно, почему его кратковременное трехлетнее пастырство было сосредоточено на любви, прощении и исцелении других, а не на глубине познаний.

Конец ознакомительного фрагмента.