3
Интерьер квартиры выдавал глубокое одиночество её хозяина.
Андрей, как единственный холостяк в редакции, от командировок не отказывался, с удовольствием подменял своих семейных коллег, потому дома бывал не часто, точнее сказать – набегами, ему пока и в голову не приходило заняться обустройством или облагораживанием своего жилища. Его самого всё устраивало, гостей он практически не приглашал, оберегая свой личный мирок от критических взглядов и замечаний.
Мы по всей квартире бродить не будем, во-первых, не позволит хозяин и, главное, присущее читателю врождённое благородство. А, вот в одну из комнат обязательно заглянем, как раз по праву Читателя!
Хозяин расслаблялся. Сегодня его вечер, последний, прощальный и Андрей старался его провести достойно, чтобы запомнился надолго. Что для этого надо? Посмотрим? Через замочную скважину? Но, только, никому, понимаете, т-с….
Вдоль одной из стен, закрытой до самого потолка турецким ковром, стоял приличного размера диван. На тёмно-зелёном плюшевом покрывале пять-шесть небольших подушек. В изголовье дивана интимно подсвечивало тёплым оранжевым светом бра, о двух рожках, красной меди.
Фасонисто прислонился к дивану низкий столик. Из тех самых, что называются сервировочным. На столешнице из толстого стекла, стояла фарфоровая (не фаянс!) тарелка с золотым ободком. На тарелке, золотом же отсвечивали куски крупно нарезанной, плачущей жиром скумбрии. Были ещё на столике какие-то бутылки, тарелочки с острыми и солёными закусками, и, почему-то, плитка шоколада на рассыпанной мелочёвке, из денег.
Золото завивалось в пузырьках, поднимающихся со дна двух пузатых кружек с пенным напитком.
Сухощавая и скуластая молодая женщина по имени Катя, с раскосыми, весёлыми и пьяными глазами, со стаканом вина в руке, полулежала на диване, легко приминая зелёные шёлковые подушки. Её длинные и мускулистые ноги балерины, едва прикрытые халатиком, вызывающе отсвечивали золотистым загаром.
Она покачивала стаканом и смотрела вниз, на пол, на котором, по красно-коричневому, верблюжьей шерсти паласу, расстилалась волнами зелёно-голубая карта России.
Андрей, с высоким, резного хрусталя, стаканом в руке, всматривался в её разноцветье и просвещал Катерину:
– Вот так Володя и сказал – до утра, чтобы смылся. Вот, друг! На хвост, говорит, генералу наступил, и вполне возможен летальный исход! – Андрей взял монетку из кучки мелочи, лежащей на столике. – Ещё и записку написал, на любой рейс можно пристроиться.
Подруга отпила глоток винца из стакана и отставила его на столик. Взяла кружку под белой пенной шапкой. Шапка белая, а напиток в кружке золотистого цвета, похоже любимого в этой комнате.
Андрей подкинул и поймал монетку, вроде как для тренировки.
– И не простит генерал, пришьют что-нибудь, и аля-улю! Так что, Катюха, выбираю место жительства! – улыбнулся счастливо.
Он пригубил из стакана, повернулся к расстеленной карте спиной, бросил монету через левое плечо.
Катя устраиваясь в углу дивана поудобнее, вытянула свои великолепные ноги, в одной руке она держала кружку, на длинном пальчике другой покачивался кусок рыбы. Блестели в свете бра её острые коленки.
Андрей повернулся посмотреть – куда позвала Судьба.
– Ну, и куда рванём? – он нашел взглядом жёлтый кружечек монеты. На тёмно-зеленом поле Сибири. В центре. В глуши. Присвистнул: – Ничего себе! Дай-ка еще разок…
Он бросил монету второй раз. Прицелился взглядом на закручивающийся в полете кружочек, оценил место его падения, вздохнул, сделал глоток из стакана. И хороший глоток!
– Далековато будет!
Андрей протянул руку к книжной полке, достал увесистый том в коричневой обложке, открыл на нужной странице, прочитал вслух:
– Так, значит, «Западносибирская равнина, где расселились ханты, одна из величайших в мире. Возраст её формирования – несколько десятков миллионов лет».
Он повернулся к подруге:
– Слышь, Катюха, миллионов! Так, дальше. «В долинах больших рек она почти идеально ровная и постепенно понижающаяся к северу, а на водоразделах многочисленных притоков всхолмлена. Увалы, гривы, гряды чередуются с западинами и лощинами».
Андрей посмаковал и вино и новые для него слова:
– Западинами и лощинами. Это что? Дальше. Слушай. «Климат континентальный. Зимой – сильные морозы, часто за 50 градусов, метели, снегопады; летом бывает очень жарко, особенно в июле. В это время можно купаться и загорать».
– Купаться, загорать будешь. А меня здесь оставишь? – Катя обиженно зашмыгала носиком, посмотрела на Андрея укоризненно. – Совести у тебя нет!
– Девочка, милая, совесть я ещё во втором классе променял. На пирожок с ливером, – Андрей наклонился и поднял монету с зелёного листа карты. – Или с капустой, уже и не помню!
Булькнуло в горле вино – глоток на всякий случай, наудачу.
– Ладно, Бог, говорят, любит троицу.
Он бросил монету в третий раз. Уже стоя лицом к происходящему действу. И в третий раз монета упала в то же место.
Андрей наклонился низко, поднимая монету, прочитал название, прописанное на карте рядом с маленьким чёрным кружком, почти точкой:
– Берёзово! Ничего себе…
Андрей вновь полистал страницы, нашел нужную.
– Берёзово, так, основан, или основано, или основана «в 1593 году как крепость для сбора ясака – дани. То есть, заложен в царствование Федора Иоанновича – Тишайшего. Сооружать городок прибыли воеводы Микифор Траханистов, князь Михайло Волконский да письменный голова Иван Змеев. – Андрей покачал головой. – Триста человек! Всего! Ладно, почитаем дальше. «Получил статус города в 1708 году, благодаря двум церквям». Смешно! Церковь-то тут ещё причем?
Он наклонился к подруге, поцеловал острую коленку.
– Вот это интересно, слушай, Кать: «первым именитым узником Берёзово стал в 1660 году князь Дмитрий Ромодановский». А потом понеслось: в 1727 году сюда был сослан князь Меньшиков, в 1730 – князь Долгорукий, в 1742 – князь Остерман.
Андрей присел на диван, поближе к женщине:
– Достойная компания, ей Богу!
Балерина, откинувшись на пухлую кожаную спинку дивана, всё крутила и крутила на длинном тонком пальчике колечко золотистой рыбы. Она искала изящную, соответствующую её профессии форму вопроса, тревожащего её сейчас – почему это «он», мужчина, покидает «её», женщину-казалось-мечту так легко и просто? Кто виноват, и что надо сделать ей, что?
Решение не приходило, пауза затягивалась, становилась гнетущей.
– Эх, Андрюша… – спохватилась она. – Где-то я уже слышала это.
– Да песня есть такая, про Андрюху, и печаль, типа, того, что жить не надо в ней, – Андрей понимающе улыбнулся и подмигнул подруге.
– В ней? Это ты, о чём? Сегодня в это играем? Намекаешь? – женщина состроила бровь вопросиком, улыбнулась радостно, она интуитивно нашла чисто женское решение.
– И намекаю! И предлагаю! – Андрей наклонился и поцеловал вторую коленку.
Допил вино, подергал бровью в ответ. Рука его начала шаловливое путешествие по женскому бедру. Что-то нашла и погладила.
– А ты бы, Киса, – он не удержался от того, чтобы легко не «подколоть» подругу, кивнул в сторону кружки. – С пивком того, поаккуратней.
– Я? – удивилась Катя.
Андрей с удовольствием истинного ценителя, улыбаясь, разглядывал раскинувшуюся перед ним женщину. Не глядя на столик, поставил на него пустой стакан.
– Я, я! Плясать не сможешь скоро – растолстеешь!
Балерина, глядя на Андрея поверх высокой кружки, вытянула в трубочку яркие губы, смачно всосала пиво, облизнула рыбку в золотистой кожуре. Белая полоска пены зацепилась за ставшие вдруг заметными, усики, предательски выдающие темперамент.
– Щас, все брошу… – она всосала в знак протеста очередную порцию напитка из кружки. – Да и калорий в нём нет. Так что ты зря, насчёт… всего этого.
Балерина томно потянулась, вытянула великолепные ноги во всю длину, и сама же любуясь, смотрела на них. Отставляя свою кружку на столик, невольно задела стакан Андрея. В тихой комнате раздался прозрачный хрустальный звон.
– Ты точно едешь-то? – спросила она. – И когда теперь увидимся?
Демонстрируя, или на самом деле испытывая любовную истому, она, сначала обсосала солёные пальчики, один за другим, затем протёрла их влажной салфеткой с ароматом клубнички, потянула замок «молнии» на коротком халатике вниз.
– Ну? Может, у меня, перекантуешься. Поможешь по хозяйству, – её глаза, ставшие чуть шальными, уперлись Андрею, казалось, в самую душу.
– Видишь ли, в чём дело, – начал, было он объяснять, но уже заметил и пухлые, совершенно бессовестные губы, и подрагивающие в нетерпении длинные пальцы великолепной в своем желании молодой женщины, и открывшиеся перед ним белые кружева дорого белья.
Язык Андрея прошелестел по губам, ставшим внезапно сухими: – Классное у тебя, Катюх, хозяйство – грех не помочь!
Тень Андрея, а затем и он сам, накрыли Балерину.