Глава III
Балтийская идеократия: антисоветизм и историческая память как идеологические основы Литвы, Латвии и Эстонии
В Прибалтике перевели «Камасутру» – получилась «Оккупация».
Официальная идеология стран Балтии – это политика, опрокинутая в их прошлое. Власть в этих государствах почти не говорит о насущных проблемах и тем более не предлагает своим гражданам какой-то модели развития, образа будущего. Национально-государственное строительство в Литве, Латвии и Эстонии заключается в болезненной ненависти ко всему советскому (а за ним и к русскому) при патологическом ковырянии в «болячках» своей исторической памяти. В условиях деградирующей экономики и разъезжающегося населения в Прибалтике о застарелых обидах говорят всё больше и больше. Была или не была «советская оккупация», равен ли коммунизм по преступности нацизму, кто стрелял в людей у Вильнюсской телебашни 13 января 1991 года, обещал ли Народный фронт Латвии дать всем русским гражданство, нужно ли сносить памятники советского прошлого – наряду с «угрозой российской агрессии» это самые актуальные и обсуждаемые темы балтийских стран. В условиях, когда настоящее в Латвии, Литве и Эстонии – это их прошлое, нечего удивляться, что у прибалтийских стран нет будущего.
1. Теория оккупации: краеугольный камень прибалтийской государственности
Теория оккупации является основой основ постсоветской идеологии Литвы, Латвии и Эстонии. Точнее, теория трех оккупаций: согласно официальной доктрине Литвы, Латвии и Эстонии, первой «оккупацией» было присоединение балтийских республик к СССР в 1940 году, второй – ввод в Прибалтику гитлеровских войск и основание рейхскомиссариата «Остланд», третьей – вступление в Прибалтику войск Красной армии и окончательное закрепление региона за СССР, в составе которого Литовская, Латвийская и Эстонская ССР и пребывали в 1944–1991 годах. На основании этой теории идеологи современных Литвы, Латвии и Эстонии приравнивают коммунизм к нацизму, провозглашая свои страны и народы жертвами двух тоталитарных режимов.
В официальной истории и идеологии стран Балтии есть ещё один смысловой код – «700 лет немецкого ига». Однако после изгнания из Прибалтики в XX веке остзейских немцев тема угнетения латышей и эстонцев немецкими баронами больше не актуальна.
Зато актуальность фразы про «50 лет оккупации» в современной Прибалтике вечна и неизменна.
Как у средневековых лекарей безоар считался универсальным лекарством от всех ядов, так у постсоветских Литвы, Латвии и Эстонии оккупационная доктрина служит универсальным оправданием на любую критику. Отсталая экономика и уровень жизни ниже среднеевропейского? Это последствия «50 лет оккупации». Коррупция во властных структурах? Это «наследие оккупации». Уничтожение производства? Это «заводы и фабрики оккупантов». Сознательное разрушение партнерства Европы с Россией? Россия как правопреемник СССР должна «компенсировать материальный ущерб за 50 лет оккупации». Лишение русского населения гражданства с его тотальным поражением в правах? Эти люди – «оккупанты и их потомки». И так до бесконечности.
«Лишение русских гражданских прав в международном понимании было таким жестоким делом, что для его „заглушки“ потребовалось столь же сильное пропагандистское оружие. Этим оружием эстонцы провозгласили миф об оккупации, – пишет финская журналистка Леэна Хиетанен. – Миф об оккупации стал оправданием фашистского правительства апартеида. Но мир никогда de jure не признавал этой Эстонии апартеида, построенной Леннартом Мери и Мартом Лааром на мифе об оккупации»[34].
Однако «советская оккупация» является оправданием не только для внешнего мира: она служит универсальным объяснением всех системных проблем в развитии стран Балтии для внутреннего потребителя госпропаганды.
Популярный дореволюционный анекдот: в уездный город N приезжает ревизор, осматривается и выговаривает городничему: что же, мол, это у вас стекла все выбиты, заборы покосились, на главной улице лужи грязи и пьяные со свиньями в обнимку лежат? На что городничий ему отвечает: «Так ведь иго было, батюшка! Монголо-татарское иго! Вот мы от Европы на 200 лет и отстали».
В наши дни этот анекдот стал реальностью: в 2013 году министр внутренних дел Эстонии на упрек, что у эстонских полицейских очень маленькие зарплаты, заявил, что это «последствие 50 лет оккупации». Тот случай вызвал много шуток, причем не только в русскоязычной, но и в эстонской среде. Оккупационная доктрина – это такая же обветшалая и неэффективная государственная идеология, какой в Советском Союзе к концу 80-х стал «развитóй социализм». Проблем нынешних, посткризисных стран Балтии она оправдать не может, предложить привлекательную модель будущего – тем более. Но и отказаться от веры в оккупацию постсоветские режимы Литвы, Латвии и Эстонии не в состоянии.
Теория оккупации – это та точка опоры, на которой держится балтийский мир: единственно возможное оправдание того, почему балтийские страны после 1991 года пошли по тому пути, по которому пошли, и существуют в том виде, в котором существуют.
Поэтому покушение на оккупационную доктрину в странах Балтии совершенно справедливо считается покушением на основы государственности и подлежит уголовному преследованию. Оккупация для Литвы, Латвии и Эстонии – это понятие идеологическое, а не историческое. Почти что религиозный догмат. Критиковать идейную основу национально-государственного строительства попросту небезопасно. Тем не менее в странах Балтии регулярно находятся люди, ставящие под сомнение «факт оккупации 1940 года», и даже не только из русской «пятой колонны».
«Неспособность стран Балтии вести самостоятельную внешнюю политику и внутриполитический коллапс, порожденный правящим авторитарным режимом, привели к деморализации общества. Бессловесно принимая все требования Советского Союза и подчиняясь давлению Германии, правительства стран Балтии не учли последствия, вытекающих из действовавшего тогда международного права. Оккупация с помощью двухсторонних договоров и прецедент, когда жертва агрессии постоянно оправдывает действия агрессора, создали положение, определения которому на момент капитуляции в международном праве не было», – пишет эстонский историк Магнус Ильмярв[35].
«Я много думал над тем, что стоит за этим упрямством – ну нельзя же всерьёз надеяться на получение от России хоть какой-то компенсации!? Ответ неожиданно нашёлся в широко известной цитате: нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие, – рассуждает о живучести оккупационной доктрины президент „Балтийского форума“, председатель фракции „Согласие“ в Сейме Латвии Янис Урбанович. – Но нужно ещё объяснить, каким образом авантюрист сумел застать целую нацию врасплох и без сопротивления взять её в плен, а это неприятно, поэтому власти от подобных разъяснений уходят».
Обе цитаты описывают феноменальное поведение руководства Первых республик, которые своими действиями лишили потомков каких-либо юридических оснований говорить об оккупации: они не просто «сдали Сталину» свои страны без единого выстрела, но сами же приглашали на свою территорию Красную армию, инициировали присоединение к СССР и подписали с советским руководством все необходимые документы, делающие это присоединение полностью легитимным.
Первым на переговоры со Сталиным пошло эстонское правительство. По их результатам 28 сентября 1939 года был заключен Пакт о взаимопомощи, предусматривающий создание на территории Эстонии советских военных баз и размещение на них советского контингента численностью до 25 тысяч человек. Аналогичные переговоры прошли с Латвией и Литвой: 5 октября 1939 года был подписан Договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск, 10 октября – «Договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой» сроком на 15 лет, предусматривавший ввод в Литву 20-тысячного контингента советских войск. Аналогичные попытки Москвы договориться о «взаимопомощи» с Финляндией привели к советско-финской войне, в результате которой Хельсинки отстоял свою независимость. Таллин, Рига и Каунас на заключение пактов со Сталиным шли сами…
«На основании дружественного договора, заключенного между Латвией и СССР о взаимной помощи, первые эшелоны советских войск проследовали 29 октября 1939 года через пограничную станцию Зилупе. Для встречи советских войск был выстроен почетный караул с военным оркестром», – пишет 5 ноября 1939 года рижская «Газета для всех». Президент Латвии Карлис Улманис на торжествах в честь Дня независимости Латвии 18 ноября 1939 года приветствует соглашение с Советским Союзом.
В следующем, 1940 году советское правительство обвинит Литву, Латвию и Эстонию в грубом нарушении условий заключенных ранее с СССР Договоров о взаимопомощи и выдвинет ультиматум: сформировать правительства, способные обеспечить выполнение этих договоров, а также допустить на территорию этих стран дополнительные контингенты войск. Из трех прибалтийских лидеров только президент Литвы Антанас Сметона пытался сопротивляться, но, не получив поддержки собственного правительства, вынужден был бежать в Германию. Карлис Улманис в Латвии и Константин Пятс в Эстонии выполнили все требования Кремля. Летом на улицах прибалтийских городов появились советские танки. На безальтернативных выборах 14 июля в трех республиках победили коммунистические «Союзы трудового народа»: сформированные ими парламенты объявили Литву, Латвию и Эстонию советскими социалистическими республиками и приняли Декларации о вхождении в СССР.
По нормам международного права «оккупация – это временное занятие в ходе войны вооруженными силами государства части или всей территории противника и установление власти военной администрации на оккупированной территории, но без перехода суверенитета над занятой территорией к оккупирующему государству». Между СССР и балтийскими странами в 1939–1940 годах не было состояния войны – советские войска не нападали на эти государства и не занимали их территорию без их согласия. Понятия же «мирной оккупации», которым оперируют политики, историки и публицисты в странах Балтии, в международном праве нет и не было.
Так что никаких оснований считать события 1940 года оккупацией de jure у прибалтийских политиков нет – им приходится настаивать, что это была оккупация de facto. Тоже не бесспорное утверждение.
Главный аргумент – руководство Литвы, Латвии и Эстонии шло на подписание всех документов со Сталиным под угрозой прямой военной агрессии. Угроза советского вторжения действительно была, однако президенты-диктаторы Первых республик сами санкционировали это вторжение. Более того, они шли навстречу Сталину отнюдь не только из страха перед русскими танками. «Пассивность и непровозглашение мобилизации не были вызваны отсутствием смелости или трусостью. Вопрос был в выборе Пятса и Лайдонера», – утверждает финский историк Мартти Туртола, доказывая, что размещение первых советских военных баз в Эстонии в сентябре 1939 года было сознательным шагом эстонского руководства во главе с Пятсом[36].
После начала Второй мировой войны прибалтийские правительства выступили с предложением к Москве провести переговоры по расширению товарооборота: начало войны резко ударило по экономическому положению балтийских республик.
И торговые соглашения стали частью двусторонних Договоров о взаимопомощи. В случае же Литовской республики огромное значение имеет передача ей Советским Союзом по Договору о взаимопомощи Вильнюса и Вильнюсского края. Так что на расширение советского влияния в Прибалтике местные государства шли с охотой и не без выгоды для себя.
Второй аргумент – нелегитимность выборов 14 июля 1940 года из-за их недемократического характера. Однако, при всех вопросах о соблюдении процедуры выборов и официально объявленных результатах, это были первые настоящие выборы в Литве, Латвии и Эстонии, в которых предыдущие несколько лет господствовали диктаторские режимы Антанаса Сметоны, Карлиса Улманиса и Константина Пятса.
Сохранившиеся свидетельства о настроениях жителей Литвы, Латвии и Эстонии показывают, что в том числе из-за оппозиционности правящим режимам и просоветских настроений больших групп населения политическое руководство не могло решиться на войну с Москвой. «Общее распространение различных настроений в общественном мнении стран Прибалтики довольно четко коррелирует с социальным статусом их носителей. В целом оказывается, что чем беднее тот или иной житель Прибалтики, тем в большей степени он симпатизирует СССР. Конечно, из этой зависимости, безусловно, имеются исключения, однако в целом она именно такова. Учитывая, что подавляющее большинство местного населения жило в бедности, нет ничего удивительного, что в регионе преобладали именно просоветские симпатии, хотя и выраженные в разной степени», – пишет российский ученый Михаил Мельтюхов[37]. Визуальным подтверждением этих слов являются фотографии гигантских митингов в Вильнюсе, Риге и Таллине с требованиями присоединения к СССР в 1940 году.
Подлинной трагедией литовского, латышского и эстонского народов является не мифическая «советская оккупация» и даже не то, что их маленькие страны оказались заложниками геополитической ситуации в Европе, а то, что в их обществах произошел классовой раскол, обернувшийся в годы Второй мировой войны гражданским противостоянием.
Факт этого раскола категорически не желают признавать нынешние власти: согласно их мифологии, прибалтийские народы были, во-первых, едины и неделимы, во-вторых, были жертвами. Они согласны даже признать сознательным выбор тех латышей или эстонцев, что шли воевать в Латышский и Эстонский легионы СС, но стараются не вспоминать о литовцах, латышах и эстонцах, что шли воевать в Красную армию. Они героизируют боровшихся с советской властью партизан («лесных братьев»), но ничего не говорят о советском антифашистском движении в Прибалтике (в котором, например, участвовал отец президента Литвы Дали Грибаускайте – красный партизан из отряда «Бирутис-4» Поликарпас Грибаускас).
Наконец, совершенно смехотворными выглядят заявления об оккупации не как об акте, а как о состоянии: «50 лет советской оккупации». Здесь достаточно будет только упомянуть, что большинство прибалтийских политиков, утверждающих подобное, сами вышли из структур советской «оккупационной власти», в которой русских кадров было не больше, чем сейчас[38].
Однако любое усложнение реальности, появление в ней нюансов и полутонов разрушает миф. А прибалтийское руководство разрушения мифологии «советской оккупации» допустить не может: эта мифология – краеугольный камень, лежащий в основе легитимности их политических режимов. Поэтому в странах Балтии предусмотрены репрессивные меры за «отрицание оккупации»: несогласие с официальной позицией по отдельным историческим вопросам там преследуется в уголовном порядке.
2. «Возмещение ущерба» и тюрьма за отрицание «оккупации»: историческая политика в странах Балтии
В Риге и Таллине открыты Музеи оккупации, в Вильнюсе в бывшем здании гестапо и НКВД действует Музей геноцида Литвы (посвященный почти исключительно действиям НКВД, а не гестапо). Эти музеи – визуальное свидетельство конструирования в странах Балтии идеологии тотального отказа от советского прошлого путем приравнивания Советского Союза к Третьему рейху, Сталина – к Гитлеру, а коммунизма – к нацизму. В музеях всё это воплощено буквально: в Риге при входе в Музей оккупации Латвии слева на тебя смотрит гигантский портрет Сталина, справа – Гитлера. После ритуального уравнивания всего советского со всем нацистским начинается леденящий душу рассказ о преступлениях «двух равно преступных тоталитарных режимов». Довольно быстро выясняется, что про второй тоталитарный режим почти не вспоминают, а говорят только о советском режиме.
И прибалтийские законы, вводящие уголовную ответственность за несогласие с оккупационной доктриной, были приняты в продолжение серии законов, по которым многие европейские страны вводят уголовное преследование за отрицание Холокоста и других преступлений нацистов.
Давняя идея «ястребов» холодной войны о том, что коммунизм и нацизм суть две равно преступные идеологии, получила в Европе своих самых горячих сторонников после вступления в ЕС стран Восточной Европы. В 2010 году Литва, Латвия, Болгария, Венгрия, Румыния и Чехия даже предложили в Брюсселе законопроект о «двойном геноциде», вводящий общеевропейскую ответственность за отрицание преступлений коммунистических режимов, равно как и нацистских. Тогда этот документ не прошел. Однако восточно-европейские (в частности, балтийские) страны продолжают пропагандировать знак равенства между коммунизмом и нацизмом, а отрицание советской оккупации приравнивают к отрицанию Холокоста.
Примечательная деталь: уголовное преследование стало инструментом исторической политики в балтийских странах не в начале 90-х годов, сразу после провозглашения независимости, а на третьем десятилетии национально-государственного строительства, когда все историко-идеологические споры, казалось бы, должны были уже отгреметь.
Сейм Литвы принял 15 июня 2010 года поправки к Уголовному кодексу, предусматривающие тюремный срок за отрицание оккупации – в дни, когда вспоминали памятные события 70-летней давности. «Тот, кто публично словесно или в письменной форме поддерживает проведенную агрессию СССР или нацистской Германии против Литовской Республики, оправдывает её, принижает или отрицает, или словесно или письменно поддерживает геноцид или другие преступления против человечества совершенные СССР или нацистской Германией ‹…› наказывается штрафом или арестом, или лишением свободы сроком до двух лет», – говорится в Уголовном кодексе Литовской республики.
В Латвии Сейм в 2005 году принял декларацию «Об осуждении осуществлявшегося в Латвии тоталитарного коммунистического оккупационного режима Союза Советских Социалистических Республик», а решение сажать за несогласие с официальной позицией по историческим вопросам было принято 15 мая 2014 года: за «публичное прославление, отрицание, оправдание или грубое уничижение» геноцида и преступлений против человечества, совершенных советским или нацистским оккупационным режимом, согласно поправкам к уголовному законодательству, полагается до 5 лет тюрьмы.
В Эстонии сажать за «неправильное» представление об истории пока не решились, хотя депутаты Рийгикогу от ультраправой фракции «Союз Отечества и Res Publica» периодически вносят подобные предложения. Однако и там выступление против официальной доктрины чревато проблемами. Хотя бы карьерными. Пишет главный научный сотрудник Института социологии РАН, российский социолог Ренальд Симонян: «В конце 1991-го – начале 1992 года возник конфликт между будущим первым президентом Эстонии, а тогда министром иностранных дел Л. Мери, получившим пост министра ещё в апреле 1991 г., т. е. при советской власти, и его заместителем – известным правоведом-международником, проф. Р. Мюллерсоном. Причина конфликта заключалась в том, что Р. Мюллерсон, анализируя документы, связанные с присоединением Эстонии к СССР, пришел к выводу, что юридически оккупации не было, все соглашения с Советским Союзом были подписаны президентом К. Пятсом – легитимным тогда главой государства – без каких-либо оговорок, комментариев или последующих дезавуирующих заявлений. Такой вывод не устраивал министра. Р. Мюллерсону был устроен разнос, и он был изгнан со своей должности»[39].
У всего этого высокоидейного законотворчества, помимо прочего, есть вполне практическая, даже, можно сказать, цинично-меркантильная цель: получить деньги.
В 2013 году депутат Европарламента от Латвии Инесе Вайдере (член КПСС с 1977 года) организовала в Брюсселе конференцию «Давид и Голиаф – малые народы под гнетом тоталитарных режимов». «Недавние переговоры о бюджете ЕС, к сожалению, доказали, что не все готовы делать выводы из истории. Нередко в ЕС мы наблюдаем, что малым народам навязываются компромиссы, игнорируются их национальные интересы. Упомяну хотя бы сокращение одного депутатского места в Европейском парламенте для малых стран, а также явно несправедливое отношение к нашим крестьянам. Вопреки обещаниям, в ЕС до 2013 года так и не выровнены прямые дотации крестьянам, несмотря на то что все конкурируют на едином рынке ЕС», – заявила г-жа Вайдере, подводя итоги конференции.
И этим заявлением, что называется, «спалилась».
Главная практическая цель разговоров о равенстве коммунизма нацизму вообще и «советской оккупации» в частности у стран Балтии состоит в том, чтобы создать к себе привилегированное отношение как к «невинным жертвам», а в идеале добиться материальных компенсаций за «оккупацию».
Именно от этого идет такое навязчивое сравнение с нацизмом: ведь Израиль получал от Германии материальные компенсации за геноцид евреев при Гитлере. Литва, Латвия и Эстония в начале 90-х годов поставили перед собой задачу стать «Израилями на Балтике». На требования к Германии возместить им ущерб за несколько лет нацистской оккупации страны Балтии до сих пор не решались. «Литва не готова требовать оплату с Германии. К такому шагу нужно хорошо подготовиться, а не вынимать такую идею к выборам как кролика из шляпы. Это может серьезно навредить нашему престижу», – заявлял, например, президент Литвы Валдас Адамкус в 2008 году, комментируя предложение комитета по иностранным делам Сейма включить в проект постановления о «компенсациях за оккупацию» денежные претензии не только к России, но и к Германии. Учитывая, что Литва тогда уже была членом ЕС, портить отношения с генеральным спонсором Евросоюза, дотирующим восточно-европейских «приживалок», ей в самом деле было не с руки.
А вот чтобы Россия как правопреемник СССР финансово возмещала им потери за все «50 темных лет» – это другое дело. С этой целью в балтийских республиках даже были созданы Комиссии по подсчету ущерба от советской оккупации.
В Литве в 2000 году Сейм принял закон «О возмещении ущерба от советской оккупации». Для подсчета этого ущерба при Сейме была создана соответствующая комиссия. Предварительно ущерб от «оккупации» в середине 2000-х в Вильнюсе оценивали в 30 миллиардов евро, однако затем подоспела эпопея с закрытием Игналинской АЭС, которую литовские правые тоже расценили как «наследие оккупации», за которое Москва обязана заплатить дважды (за то, что построила, и за то, что литовцы теперь ломают).
В итоге Россия «попала на счетчик» окончательно: за всё про всё депутаты литовского Сейма ей насчитали 834 миллиарда долларов.
Латвийская Комиссия работала с 2005-го по 2009 год, после четырех лет «затягивания поясов» правительством Домбровскиса, возобновила свою работу в 2013 году. В состав Комиссии входят представители прокуратуры, Военного музея, Центра исследования Балтии и Севера, Музея оккупации Латвии, Общества исследования оккупации, Латвийского университета, а также ряда министерств – экономики, обороны, иностранных дел и регионального развития. В мае 2009 года Комиссия огласила итоги четырех лет своей исторической (во всех смыслах) бухгалтерии.
По её подсчетам вышло, что Россия должна заплатить Латвии за «50 лет оккупации» от 180 до 250 миллиардов евро.
Кроме этой официальной бухгалтерии были ещё и многочисленные энтузиасты, также предъявлявшие общественности «общий счет» к России. Ещё в 1990 году доктор экономических наук Модрис Шмулерс подсчитал: убытки Латвии составили 63 миллиарда рублей. В 1991 году называлась уже большая цифра – 83,9 миллиардов рублей, что по тогдашнему курсу равнялось 46,6 миллиардов долларов. Звучала и сумма в 60-100 миллиардов долларов. Но итоговая цифра Комиссии по подсчету ущерба переплюнула их всех!
В Эстонии изучение размеров ущерба, причиненного «советской оккупацией», началось ещё в 1992 году. В итоге была составлена так называемая Белая книга, согласно которой за годы советской и фашистской оккупаций Эстония потеряла около 180 тыс. человек. Компенсацию за каждого погибшего эстонские эксперты не рассчитывали, однако ущерб, причиненный советской армией эстонской экологии, был оценен ими в 4 млрд долларов.
Любопытна методика подсчета, с помощью которой прибалтийские исследователи получают такие цифры. Например, латвийская Комиссия при подсчете ущерба исходила из допущения, что если бы не «оккупация», то Латвия в 1940–1990 годах развивалась бы также, как Финляндия, Дания и Австрия. Соответственно, её ВВП за эти годы был бы выше на 123 миллиарда латов при сравнении с Финляндией, на 147 миллиардов латов при сравнении с Австрией и на 178 миллиардов латов при сравнении с Данией. «Недополученный» ВВП в рублях составляет соответственно 251, 301 и 364 миллиарда. К этой сумме прибавляются компенсации латышам, пострадавшим от сталинских репрессий в 1940-х годах, – Россия должна возместить Латвии те социальные выплаты, что та платила репрессированным последние 20 лет, и заплатить сверх того. А также латвийским чернобыльцам, потому что последствия аварии на Чернобыльской АЭС – это тоже «наследие оккупации» (отсюда логически следует, что если бы Латвия в 1986 году была независимой страной и членом НАТО, то радиоактивное облако лететь бы в её сторону не решилось). Кроме того, необходимо заплатить Латвии за испорченную экологию: разработку доломитовых месторождений в прибрежной зоне, строительство загрязняющих окружающую среду фабрик и заводов и прочее. Наконец, всей латышской нации в целом положена компенсация за моральный ущерб, который эта нация испытывала, полвека пребывая «под пятой оккупантов». Так в общей сложности 180–250 миллиардов евро и набегает. По литовским меркам сравнительно недорого.
Остается добавить, что на производство этого кафкианского бреда Комиссия по подсчету ущерба от советской оккупации получает из латвийского бюджета 200 тысяч евро в год. После кризиса, в 2013 году, её финансирование было восстановлено в приоритетном порядке. При том что всем давно понятно, что никаких практических результатов её деятельность не имеет и иметь не может – Российская Федерация ещё 20 с лишним лет назад отказалась признавать «оккупацию» Прибалтики Советским Союзом и с тех пор последовательно заявляла, что не признает этого никогда.
3. Комиссии историков: прошлое как догматическая основа легитимности прибалтийских режимов
Еще одним доказательством того, что история для балтийских стран – это политика, опрокинутая в прошлое, стала работа двусторонних комиссий историков, деятельность которых в итоге свелась к требованиям прибалтийских ученых к российским коллегам признать факт «советской оккупации».
Первой в 2006 году была создана российско-литовская комиссия. С российской стороны её возглавил директор Института всеобщей истории РАН, академик Александр Чубарьян, с литовской – директор Института истории Литвы, доцент кафедры истории Литвы исторического факультета Вильнюсского педагогического университета Альвидас Никжентайтис. С первых же дней была определена область совместных исследований: «Пакт Молотова – Риббентропа» и события 1940 года в Прибалтике. По итогам первого раунда переговоров в 2006 году вышел сборник документов «Россия и Литва в годы Второй мировой войны (март 1939 – август 1940)». Министр иностранных дел Литвы Антанас Валионис оценил этот сборник как «литовскую версию оценки событий предвоенного периода» – российские коллеги-историки работой над этим сборником якобы подтвердили теорию оккупации. Российскому МИД пришлось это опровергать (второй том сборника документов был презентован в Вильнюсе в марте 2013 года).
Впоследствии работа российско-литовской комиссии была практически прекращена. Последняя встреча российских и литовских историков в рамках комиссии проходила осенью 2009 года в Вильнюсе – «круглый стол» «Столетия рядом. Исторические связи России и Литвы до 1991 года», посвященный 515-летию подписания мирного договора между Великим княжеством Московским и Великим княжеством Литовским. То есть за пределы средневековья ученые двух стран, изначально объединенные для решения сложных межгосударственных вопросов, в конечном счете выйти не решились. В следующем году литовский Сейм принял закон об уголовном преследовании за «отрицание факта оккупации», в 2011 году во время визита главы российского МИД Сергея Лаврова в Вильнюс литовский коллега Аудронюс Ажубалис публично потребовал от российской стороны принести извинения за «оккупацию» с последующей выплатой компенсаций… И работа российско-литовской комиссии историков на таком фоне окончательно сошла на нет. Дошло до того, что когда в 2013 году после 8-летнего перерыва в Литве возобновила свою работу Международная комиссия по оценке преступлений нацистского и советского режимов, российские участники двусторонней комиссии историков не только не были приглашены к работе в данной структуре, но даже не были поставлены в известность о её создании.
Еще хуже сложилась история с российско-латвийской комиссией: после трех лет работы Латвийская республика со скандалом отказалась в ней участвовать.
Комиссия была учреждена в 2011 году – по итогам официального визита в Москву президента Латвии Валдиса Затлерса. С российской стороны её возглавил всё тот же глава Института всеобщей истории РАН, академик Александр Чубарьян, с латышской – профессор Латвийского университета, член комиссии историков при президенте Латвии Инесис Фелдманис (знаменитый к тому времени фразой «Лагерь строили привезенные из Германии евреи, и из них какая-то тысяча в Саласпилсе погибла»). По словам Фелдманиса, накануне старта работы комиссии латвийские историки уже определили список тем, по которым их позиция меняться не будет, и среди них, разумеется, «50 лет советской оккупации».
«Хочу подчеркнуть главное, что даст эта комиссия: она способствует пониманию в России, что, какой бы ни была история, историческую правду следует признавать и что не может быть так, что цвет истории только белый или только черный. История не белая и не черная, она серая, и у всех в ней есть свои грехи. Надеемся, что историческая комиссия поспособствует тому, что российские официальные должностные лица придут к выводу, что у них нет иного выхода, как только официально признать факт оккупации в Латвии», – прокомментировал И. Фелдманис первое заседание российско-латвийской комиссии газете «Diena».
У латвийских и литовских официальных историков, таким образом, чувствуется общий стиль: создание межгосударственной комиссии они восприняли как проявление Россией слабости и вознамерились надавить на российских коллег, чтобы они в конце концов признали «советскую оккупацию».
«Существует сотрудничество между историками России и Латвии в вопросе изучения других исторических эпизодов, не связанных с оккупацией, но для латвийской стороны это всё второстепенно, – рассказывал RuBaltic.Ru член двусторонней комиссии с российской стороны, историк Александр Сытин. – С российской стороны предлагалось довести хронологические рамки для работы комиссии хотя бы до 1905 г. – а им это неинтересно. Надо сказать, что всё-таки латвийский состав комиссии очень политизирован и идеологизирован. Это не свободные историки, это люди, которые обслуживают определенные идеологические требования государства».
После Фелдманиса в 2012 году пост сопредседателя комиссии с латвийской стороны занял профессор Латвийского университета и бывший советник президента по вопросам истории и национальных меньшинств Антоний Зунда. Уже в следующем году Зунда призвал ко второму Нюрнбергскому трибуналу – над Советским Союзом и коммунистической идеологией. На скамье подсудимых, надо полагать, должен был оказаться единственный правопреемник СССР – Россия. Практически одновременно с этим заявлением было объявлено о том, что в Сейме Латвии возобновляется работа комиссии по подсчету ущерба от оккупации.
Кроме идеологической обработки российских коллег у латвийских историков была ещё одна причина заседать в межгосударственной комиссии – доступ к российским архивам. Российская сторона сдержала своё обещание и открыла для латвийских специалистов важный архив Министерства иностранных дел, где находятся ранее неизвестные документы, в частности, доклады советских послов из Риги, свидетельства работы консульства в Лиепае, – это подтвердил А. Зунда осенью 2013 года. Латвийская сторона пока не получила доступа к архивам федеральной безопасности, но для этого делается всё возможное – добавил затем сопредседатель российско-латвийской комиссии историков[40].
Учитывая, что кроме событий 1939–1945 года латвийских историков в Москве практически ничего не интересовало, очевидно, чту именно они хотели найти в архивах российских МИД и ФСБ. Доказательства «советской оккупации». В случае обнаружения как раз и появлялись бы основания для вожделенного «второго Нюрнберга». Но ничего полезного в московских архивах обнаружить, судя по всему, не удалось, поэтому в 2014 году под благовидным предлогом международной напряженности вокруг Украины Латвия отказалась работать в двусторонней комиссии историков, расписавшись (невольно) таким образом в неспособности приравнять СССР к гитлеровской Германии, доказать «советскую оккупацию» и заставить Россию нести за нее международную ответственность на «втором Нюрнбергском процессе».
В итоге гора родила мышь: весь вклад российско-латвийской комиссии в историческую науку – несколько сборников документов и статей. Аналогичная ситуация с российско-литовской комиссией.
Эти комиссии только подтвердили то, что большинству внешних наблюдателей и так давно было понятно: история в странах Балтии – это область не науки, а исключительно идеологии и пропаганды.
4. Cакральная дата Литовской республики: 13 января
Первым и самым громким случаем применения на практике литовского закона об уголовном преследовании за «отрицание оккупации» стало «дело Палецкиса».
Альгирдас Палецкис – младший представитель выдающийся политической династии Палецкисов: сын депутата Европарламента от социал-демократов Юстаса Винцаса Палецкиса, внук первого главы Литовской ССР Юстаса Игновича Палецкиса. Палецкис-младший долгие годы шел по стопам отца с дедом: делал карьеру в МИД, в Социал-демократической партии, избирался депутатом Сейма. Но затем стал самым известным политическим диссидентом Литвы, а политическая элита страны и родная партия, к которым Палецкис принадлежал по праву рождения, подвергли его остракизму. На сегодняшний день Альгирдас Палецкис – лидер Социалистического фронта Литвы и самый яркий критик того общественного строя, который сформировался в Литве по итогам двух десятилетий строительства нового государства. Это не просто оппозиционер в рамках существующей политической системы: Палецкис-младший выступает против самых основ постсоветской Литвы.
Конец ознакомительного фрагмента.