Глава VI
11. Средние века. Хронологические рамки рассмотрения средневековой мысли и обзор её главных характеристик
По обыкновению Средние века начинают исчислять с 476 г. нашей эры, когда прекратила своё существование, Западная римская Империя и заканчивают 1492 годом, датой открытия Америки. Эти точные границы всегда несут в себе что-то искусственное, но отвечают, до известной степени, практической необходимости, хотя может показаться, что два указанных рубежа совсем не те, которыми можно счастливо воспользоваться. Как мы только что отмечали, упадок политический и интеллектуальный античной цивилизации начался более чем двумя веками раньше 476 г. Раньше середины V в. нашей эры императоры на Западе стали марионетками, которых вожди наемных варваров ставили и снимали по своему желанию. С другой стороны формирование абсолютистского монархического государства, непосредственного предшественника государства представительного, не было завершено на Европейском континенте ранее, конца XVII в… Только тогда ментальность европейского руководящего класса избавилась от последних средневековых концепций и приобрела оттенок вполне определённо современный, поэтому было бы более точным считать началом Средневековья 395 г. нашей эры, то есть год смерти Теодориха. В это время происходит чёткий разрыв западной Империи от восточной. Заканчивать же необходимо в 1715 г., датой смерти Людовика XIV, или, возможно, началом его правления, что фактически случилось с кончиной кардинала Мазарини в 1661 г.
В любом случае, принимаем ли мы рамки общепринятые или хотим предпочесть те, что сейчас были предложены, исторический период, который понимается, как Средние в. следует понимать как отрезок минимум почти в десять веков, а какмаксимум примерно в тринадцать веков. Сейчас следует познакомиться пусть не очень глубоко с историческими феноменами, чтобы попытаться понять, что в период столь обширный, политическая организация и менталитет человеческий должны были претерпеть множество изменений. Между человеком VI или VII веков нашей эры и человеком XV или XVI веков существует, естественно, огромнейшая разница и, если психология людей изменилась, необходимым образом должны измениться и институты и идеи, господствующие в человеческом обществе.
Важнейшими отличительными чертами Средних веков в области узкополитической были слияние частного права с правом публичным, приводившее к тому, что собственник или владелец земли полагал себя наделённым суверенными правами на тех, кто живет на этой земле, и формирование некоего промежуточного сообщества– феода или коммуны, между представителем суверенного учреждения /император или король/ и отдельным индивидом. Другой постулат характерный для средневековья состоит в присвоении суверенных прав государства частным наследием того или иного рода со всеми последствиями, вытекающими из того.
Что касается особенностей исключительно интеллектуальных то очевидно, что почти всем средневековым писателям не хватает духа критики и исторического смысла, им свойственно слабое и несовершенное наблюдение фактов, чрезмерное почитание принципа власти /авторитета/, по которому дискутировали, опираясь в особенности на Библию или на Аристотеля, которые подчас привлекались к какому-то случаю в споре посредством натянутых аналогий. Впрочем, в Средневековье достаточно писателей, выказывавших большие способности к логике и которые умели конструировать целостные интеллектуальные системы, вспомним применительно к данному тезису ев. Томмазия и Данте.
В целом, не подлежит сомнению, что современная мысль, то есть мысль последних двух или трех веков, напоминает больше античную классическую, нежели средневековую. И это особенно верно потому, что первые проявления современной мысли имели место после Возрождения, к концу XV в., когда оказались в чести классические штудии. То же можно утверждать о средневековой сентиментальности, которая возможно под влиянием христианства, имеет весьма близкое подобие с современной, достаточно привести в данном отношении некоторые эпизоды из Божественной комедии /Франческа да Римини, граф Уголино и т. п./, письма Абеляра[37] к Элоизе и в особенности письма Элоизы к Абеляру, многие канцоны, французские и итальянские провинциальные рассказы [38]
12. Средневековая политическая, мысль до XI в.
Мы уже останавливались на вкладе христианства в изменение человеческого мышления. Рассмотрим сейчас насколько, и в какой степени оно повлияло на сферу политических доктрин.
Первое время христиане не проявляли никакого интереса к проблеме земных властей. Иисус Христос сказал, что «Его царство не от мира сего», а апостол Павел добавил, что „Нет власти не от Бога", предписав христианам оказывать уважение любой существующей власти. Но этот комплекс незаинтересованности земными делами не мог продолжаться после того, как подавляющее большинство населения Римской империи и сами императоры стали христианами.
В Римской Империи император был также и понтификом, сочетая, таким образом, власть светскую с властью религиозной. Но организация христианской церкви не предусматривала такого слияния. Христианство носило характер мировой религии и поэтому имело предначертание распространится за пределы Империи, а её верховные иерархи или епископы, не назначались императором, в силу чего с самого момента возникновения, христианская церковь стремилась к полной автономии от государства.
При Константине I и его непосредственных преемниках, когда часть населения оставалась ещё язычниками, церковь терпела контроль со стороны государства и он вполне ощущался во время первых вселенских соборов и поддерживался впоследствии по традиции. Вот почему государственные структуры сохранили большую силу в Восточной Империи. Но на Западе ослабленная и расколотая на части государственная власть не имела таких возможностей и церковь весьма скоро приобрела собственную независимость, а после независимости восхотела и господства, потому что считала, что руководство душами имеет большую ценность по сравнению с теми, кто руководит только телами людей.
Первым ощутимым симптомом этого раскола явился случай с императором Теодорихом, которому святой Амвросий запретил входить в Миланский собор на празднование Пасхи, поскольку, приказав убить Тессалоника, он обагрил свои руки кровью. Что со всей очевидностью означало, что в исполнении своих обязанностей епископ стоит выше императора.
В конце V в. нашей эры теория сосуществования и отделения двух властей была открыто поддержана папой Гелазием I /492-496/. Этот понтифик писал, что с учётом раздробленности человечества, Бог повелел отделить власть духовную от власти временной, с таким расчётом, чтобы эти две власти соединяясь в руках одной персоны не давали места прискорбным злоупотреблениям. Епископ в своих церковных делах, выше императора, а император выше епископа в светских делах. Ещё один шаг утвердил верховенство экклезиастической власти над властью светской.
Можно вспомнить например, письмо святого Григория Великого /конец VI в./ императору Маурицию, который в Восточной Империи принуждал монахов идти в солдаты. Письмо начиналось смиренными ело-вами, но заканчивалось предписанием императору не использовать солдат Христовых на военной службе в интересах государства.
Век VII и первая половина в. VIII были весьма беспокойным временем из-за того, что доктрина церковного верховенства продолжала развиваться. Варварские королевства франков, лонгобардов и визиготов в Испании были возмущены почти постоянными внутренними конфликтами, и королевская власть всё время постепенно ослаблялась в пользу местных баронов. Германия была ещё в значительной части языческой, а арабы-магометане сократили пределы европейской цивилизации в Северной Африке и Пиренейском полуострове, угрожая берегам Италии и вторгаясь во Францию.
Но Карл Мартелл в 732 г. по Рождеству Христову остановил вторжение сарацин при Пуатье. Он и его потомки остановили их по ту сторону Пиренеев. Его племянник Карл Великий объединил под своим скипетром Францию, почти всю Италию и Германию вплоть до Эльбы и, вынудив саксов принять баптизм и оставаться на своих землях, положил конец набегам тевтонеких народов на запад и юг Европы. С ним завершается первый период средних веков и происходит возрождение Римской Империи и поэтому реставрируется в возможных пределах то единство народов христианской цивилизации, с помощью которого прочно поддерживалась и будет поддерживаться традиция, несмотря на проходящие долгие в., после падения Западной римской Империи.
Период, в течение которого правил Карл Великий и последующее время на протяжении целого поколения охарактеризовались некоторым, пусть временным и частичным, оживлением наук и культуры. Последняя, впрочем, оставалась почти полностью монополией клерикалов, особенно монахов. Не приходится удивляться тому, что доктрина превосходства церковной иерархии над светской в этот период развивалась и утверждалась.
Первым признаком оживления такой послужили знаменитые Фальшивые Декреталии, приписывавшиеся святому Исидору Сивильскому, епископу, который в начале VII в. приобрел широчайшую известность, объяснив в своих Этимологиях значение многих терминов, использовавшихся в классическую эпоху и ставших неясными в тот период, когда писал автор. Кажется, что упомянутые Декреталии были скомпилированы во французских монастырях в 809–651 гг. и были приписаны некоторым понтификам, начиная со святого Клемента, преемника апостола Петра и кончая Григорием I Великим. Фальсификация имела целью поддержать два тезиса: верховенство епископа Рима над всеми остальными епископами и гегемонию церковной власти над светской.[39]
Теми же идеями руководствовался во второй половине IX в. папа Никола I /858-867/ нашей эры в своём письме, адресованном Аусенцию, епископу Метца. В нём понтифик доказывал превосходство церковной власти над светской и рекомендовал клиру отрицать необходимость подчиняться злым и коварным принцепсам, которых называл тиранами.[40]
Точно таким же была мысль Инкмара, епископа Реймса, которую он изложил в своём трактате De potestate regia et pontificia /О власти королевской и власти папской/, написанном почти в то же время, что и Ложные Декреталии и письмо папы Николы I. В своём трактате автор прежде всего повторяет идею, выраженную папой Геласием относительно разграничения двух властей, но и добавляет, что поскольку церковь руководит душами людей, а светская власть лишь их телами, а поскольку душа выше тела, то, следовательно, власть церковная стоит выше власти светской. А, кроме того, поскольку последняя может пасть в грехе, она всегда является объектом оценки и суждения власти церковной.
Достоин удивления тот факт, что, несмотря на свою доктринальную зрелость к концу IX в. теория касающаяся верховенства церковной власти, тем не менее, оставалась вполне бесплодной в реальной жизни, по крайней мере, два в., но эту загадку объясняют условия, в которых находилось европейское общество того времени.
Период, при Карле Великом и в первые десятилетия после его кончины, в течении которого был остановлен упадок культуры и распад государственной власти, длился недолго. К концу IX в. ив первую половину X в. тени сгустились снова, и наступила наиболее тёмная и бурная эпоха всего средневековья. Новые набеги венгров, норманнов и сарацин, которые угнездились даже на альпийских горных хребтах, посеяли повсеместно нищету и террор; центральная государственная власть, представленная королём, распалась и раздробилась на куски – сотни феодов больших и малых, церковных и светских, пребывавших в постоянной взаимной борьбе между собой и со своим номинальным главой. Вспышки чумы и часто случавшийся голод, дополняли страдания помимо тех, что приносила война. Религиозное чувство было сильнейшим, но часто уступало место низким суевериям и совсем не исключало насилия феодалов, устраивавших своих родственников на посты епископов, цели и интересы которых часто были не менее светскими, чем гражданских синьоров. Сам папский престол часто становился добычей феодалов близлежащей римской округи, оспоривавших его вооруженной рукой.
Но в 962 г. нашей эры идея римского единства гражданских и христианских народов под единым скипетром начала снова утверждаться в практической плоскости благодаря деятельности императора Оттона I Саксонского[41]. Одновременно с этим последние варваские нашествия были отбиты, группы сарацинских разведчиков были изгнаны или истреблены, норманны стабильно осели в южной Франции, венгры, поляки, богемцы и скандинавы получили, ближе к тысячному г. крещение и сформировали, таким образом, великую семью народов, которая получила начала римской цивилизации и вошла в лоно христианства. Начинает проявляться определенный порядок, ставший результатом возвышения могущественных семейств в рамках феодализма и появление первых симптомов, свидетельствовавших о близком провозглашение коммунальных конституций.
В то же время монахи Аббатства Клуни в Бургундии (Франция) и монастыря Хиршаув (Германия) и некоторых других приняли более строгие уставы, освобождавшие их от светских влияний, и распространяли взгляды, углублявшие концепцию приоритета церковной власти над властью светской.
Достигнутое в известной мере единство светской власти с учётом восстановления единства и независимости власти церковной в существовавших на то время политических и интеллектуальных условиях европейского общества, должно было раньше или позже разразиться новой борьбой между властями. В этот период независимость Церкви и ее более строгая дисциплина были обеспечены благодаря её наивысшему иерарху, человеку веры и творческого гения – Григорию VII. Воспользовавшись сложившимися обстоятельствами, последний сумел убедить своих непосредственных предшественников доверить римскому клиру выборы верховного понтифика, лишив римскую знать возможности влиять на их ход. Он запретил браки священникам, которые облегчали светским нобилям занимать епископские кафедры и использовать епископскую власть как инструмент своего господства.
В открыто разразившейся борьбе Империи и папства, стороны вначале были представлены в большинстве случаев феодалами и епископами, которые, преимущественно происходили из нобилитета с одной стороны, и папством, в лице низшего духовенства, в особенности монахов и черни, которые инстинктивно выступали на стороне, противоположной знатным.
Борьба велась шпагой и пером, и в ней принимал непосредственное участие понтифик. В своих Письмах Германну, епископу Метца, чувствуется, что Григорий II как руководитель церкви предстаёт сыном столяра из Соаны, выразителем настроений народа угнетаемого нобилями. Последним он бросает обвинения в том, что они пришли к власти, они и их начальники, бесстыдно используя насилие и обман, благодаря помощи сатаны.[42] Понтифику отвечали, вдохновляясь знатностью происхождения, некоторые епископы, среди которых был Вальтерам из Наумбурга, который, после смерти Григория VII в понтификат Пасквале II, написал трактат, озаглавленный /De unitate Ecclesiae consevanda О сохранении Церковного единства/. В этом произведении Вальтрам порицает за высокомерие понтифика, он говорит так, как будто бы он сам Бог, объявляет себя владыкой мира и непогрешимо верит в возможность освободиться от христианского смирения и евангелической скромности.
Вальтрам, как и другие писатели, сторонники Империи выступали особенно остро против, исходивших от папы, предложений освободить вассалов от необходимости соблюдания клятвы верности. Легко понять причину их недовольства предложением папы, если принять во внимание, что клятва верности выступала основой всей социальной иерархии, связью, поддерживавшей всё политическое здание в такой степени, что освобождение от нее отбросило бы весь феодальный мир того времени в полную анархию.