Чашка кофе. Бутылка «Jim Beam»
Чашка кофе. Бутылка «Jim Beam». Старомодная печатная машинка. Аккустика на коленях. Едкий, как морфий, свет уличного фонаря за окном. Пустой лист. Тяжелые комья снега кружат на ветру. Вполне романтично. Но только в квартире, кроме меня, ни души. Звучит как начало печального повествования об опущении на дно.
Я набрал ее номер, который знал наизусть. Три гудка – тишина. Семь гудков – тишина. Я сбросил вызов. Мне стало грустно. Я соскучился по ней. По ее шелковистым волосам. По ее бархатной коже. По ее, временами обиженному, взгляду. По ее смеху. По улыбке на обветренных губах. По теплу ладони на своей щеке.
– Хватит, – произнес я вслух, осматривая комнату.
Простой дубовый стол, несколько деревянных стульев, настенные полки для книг. Две абстрактных картины какого-то восточного художника, висевшие на стенах – единственное, чем эта комната выделялась от миллиона таких же по миру. А, нет! Еще около дивана стояла огромная китайская ваза из какой-то коллекции супермодного дизайнера. Откуда она у меня появилась я, как ни старался, вспомнить не смог.
Я стал потихоньку клевать носом. Но тут в дверь раздался звонок. Я еле-еле поднял свое уставшее тело и поплелся к двери, прихватив с собой бутылочку бурбона со стола. Сходу открыл дверь и встретил парня лет двадцати в безразмерной белой рубашке и помятых брюках. Выглядел он не очень. Сразу видно – студент – вот и подрабатывает, втюхивая людям всякую ненужную херню.
– Добрый день! – произнес он.
– Уже ночь, парень, – я отпил из горла. Виски согрел горло, а по телу пробежали мурашки.
– Да-а, – протянул он, – Что-то забегался совсем.
– Выпьешь?
– Хотелось бы, но я за рулем.
– Врун из тебя, как из меня культурный человек, – я попытался пошутить.
– Первый раз за день улыбаюсь. Но дела есть дела. Это вы Максим Г***?
– Он самый, в чем дело?
– Держите! – парень вручил мне письмо, – Доброй ночи! Спасибо за понимание.
Я не успел попрощаться – он уже сбегал вниз по лестнице. Я закрыл дверь. Кинул письмо на стол – чуть-чуть не опрокинув чашку с остывшим американо. И только спустя несколько глотков бурбона, до меня вдруг дошло, что все это было слишком странно, необычно. Кто бы стал мне писать письмо? Ну, допустим, кто-то взял и написал, наклеил, значит, он марку и отправил по почте. Но зачем этот курьер? Я посмотрел на часы. Мать его, без пятнадцати полночь! Что за фигня? Я разорвал конверт, достал маленький листок бумаги. Это она!
Лист, очевидно, был вырван из блокнота для зарисовок – края она аккуратно обрезала. Писала явно медленно, продумывая в голове каждое слово. Кажется, даже разными ручками. В начале буквы – едва видны, зато ближе к концу – выведены отчетливо. На оборотной стороне листочка помадный след от ее губ. Воображение тут же стало рисовать изгибы ее фигуры, склонившейся над письменным столом.
«Я долго думала. И поняла, что хочу тебя увидеть. Придешь на наше место? Я буду у старого дуба. Знаю, будет нагло, но у меня к тебе есть просьба. Очень важная просьба. Возьми две пары перчаток. Завтра в 18.03. Смотри, не опаздывай! Твоя…»
Я перечитал строки несколько раз. Голова никак не хотела понимать всего этого. В какой-то момент времени я заметил, что бутылка уже пуста. И я уснул. Черный занавес опустился перед моим глазами.
– Как хорошо, что ты пришел! – она подошла ко мне со спины.
– А ты изменилась!
– Надеюсь в лучшую сторону, – она засмеялась.
Конец ознакомительного фрагмента.