История одного листа
История одного листа
I
Однажды, погожим весенним деньком на оживающей после зимы ветке родился робкий зеленый листочек.
– Как прекрасен мир, – подумал новорожденный. – Он весь словно соткан из света и тепла. Как же здорово, что я появился. И с этой мыслью листочек начал расти.
Но весенние дни еще коротки. Солнце подарило листочку свой прощальный закатный взгляд и нырнуло за горизонт.
– Как же холодно, – зябко ежился лист. – Выходит, мир – это не только тепло и свет. О, зачем? Зачем мне эти муки? Как было здорово прятаться внутри почки. Зачем я решил, что мне пора расти?
За этими грустными мыслями прошла ночь. И мир начал снова постепенно наполняться теплом и светом восходящего светила.
– Как коротка ночь, – радовался листик. – И вот опять мир прекрасен. Как глупо я корил судьбу за несправедливость!
Листочек был еще очень юн. А юности свойственен максимализм.
II
Шли дни. Ночи перестали быть такими обжигающе холодными. Листочек рос. И вот он уже стал большим листом, хотя еще и не успел утратить юношеской свежести. Всю ветку теперь покрывали его собратья. У него появились друзья. Как же здорово было всем вместе петь под умелым руководством ветерка. На ветках распускались дивные цветы, они источали сладостный аромат и были несказанно красивы.
Все вокруг ему казалось прекрасным – небо, солнце, цветы, другие листья.
– Мир – это тепло, свет, друзья, любимые, – мечтательно думал листок. – Как же здорово, что я не сдался той первой холодной ночью и решил расти дальше.
Но он еще не ведал майских гроз… В один из дней небо внезапно потемнело. Ласковый обычно ветерок, разозлился и с остервенением начал раскачивать ветку. Цветы утратили свои лепестки и перестали быть столь прекрасными. Да и листья изрядно потрепало, колотя друг о друга и об ветку.
– Аккуратнее. Я прошу вас, аккуратнее, – взмолился лист, обращаясь то ли к ветру, то ли к своим собратьям. – Мне же больно. Вы меня покалечите.
Но ни ветер, ни другие листья его не слышали. Надвигалась гроза. Первые вспышки молний раскололи небо. Грянул гром. И, вслед за авангардом, к земле устремилось все грозовое воинство. Крупные капли больно ударяли по еще такой нежной коже бедного листочка.
– Как же ужасно! Мир вовсе не прекрасен! Наверное всему пришел конец! И я умираю, – думал бедняга. – Прощайте, друзья! Прощайте, цветы! Как страшно умирать таким молодым!
Но майские грозы короткие. И вот уже дождь миновал, а на небе отражая солнечный свет из края в край растянулась семицветная красавица-радуга. Воздух стал чист и свеж.
– Как коротка гроза, – воскликнул листок. – Мир после нее еще более прекрасен. Как же я еще неопытен и порою излишне тороплив с выводами! Мне еще многому надо научиться.
Листок был молод. А молодости свойственна горячность.
III
И опять бежали дни. Лист пережил еще не одну грозу. Но больше их не боялся. Ведь после них в небе сияла радуга. Кожа его постепенно огрубела, а дождь смывал с нее пыль, позволяя дышать полной грудью.
Как-то ветку, которую наш герой считал своим домом, облюбовал для своих ночных серенад соловей.
– Как же прекрасно поет это дивное создание, – думал лист. – Его пение заставляет меня мечтать и грустить. Но это радостная грусть. Она дает мне возможность задуматься о жизни, о смысле. Мир – это не только тепло, свет, друзья, любимые. Это еще и то, что сокрыто внутри меня – мои мысли, рожденные пением этой птицы.
И лист с нетерпением стал ждать ночей, которые когда-то в детстве его так пугали своей холодностью, а сейчас, после дневного зноя, утешали своей прохладой и соловьиными трелями.
Так незаметно пролетело лето… Соловушка, взмахнув крылом, покинул своего нежданного поклонника. Ночи стали холодными и одинокими. Днем зарядили промозглые дожди. И лист загрустил.
– Как было бы здорово, вот так же взмахнуть крылом и оторваться от этой опостылевшей ветки и улететь вместе. Посмотреть мир. Соловушка пел, что там далеко есть такие страны, в которых всегда тепло, – вздыхал лист.
– Мир – это вовсе не то, что я могу охватить своим взглядом, – думал он. – Мир огромен. Его невозможно выразить в словах. Но что если за пределами видимого меня поджидает опасность?
Он уже не был молод. Края его некогда зеленой кожи золотила седина. Это была зрелость. А зрелости свойственна рассудительность.
IV
Летела осень. Дни становились короче и холоднее. Дожди могли идти целыми днями напролет, и после них не было радуги. Солнечным лучам было сложно прорваться сквозь плотный строй туч. Лист уже совсем пожелтел, все слабее он держался за ветку, но отпустить ее все же боялся. Неизведанное пугало. Изо дня в день лист наблюдал, как отрываясь от веток пускаются в полет его собратья.
– Какое безрассудство, – думал лист, – Вот так, бросив все, сорваться с насиженного места и пуститься в полет. Ведь назад возврата не будет! И какая разница, что там, за доступным мне миром! Я никогда его не видел, и как-то прекрасно без этого обходился. А может его вовсе нет? Истинно только доступное глазу!
Но каждую ночь он вспоминал своего соловушку, и давал себе обещание:
– Вот завтра… Вот прям с утра… Я должен его найти!
Однако утром у него опять не хватало смелости. И казалось бы, что терять? Жизнь прожита – сорвись и лети… Как иначе понять, что же такое мир, если ты его ни разу так и не увидел? Но…
Ох, эти вечные но…
Это была старость. А старости свойственен прагматизм.
V
И вот настал тот день, когда наш герой зазевался, и его сорвал ветер. Это был полет… Это было круженье… Это было прекрасно… Это было…
У бедняги просто не хватало слов, чтоб описать всю гамму своих чувств.
– Наверное это и есть рай, – думал лист. – И все листья после смерти попадают в рай… И почему я раньше этого так боялся?
Но лист – не птица. Весь мир не облететь. И его полет был прерван грубым касанием земли. Бедняге не повезло упасть на мостовую. И его безжалостно терзали сотни подошв, втаптывающих в грязь. Хрупкое тело несколько раз проткнули каблуки.
– Обманул соловей. Мир за пределами ветки – сплошная боль и грязь, – сокрушался лист. – Зачем я его послушал…
Дни становились все холоднее и холоднее. Срывался первый снег. Лужи по утрам сковывал тонкий лед. Бедняга дрожал от холода и все чаще грезил, впадая в дрему. Ему снились друзья по ветке, весенние цветы, красавица-радуга, и долгие лунные летние ночи, наполненные соловьиной трелью…
Как-то утром дворник, подметая тротуар, захватил метлой и наш листок. Его бесцеремонно сгребли в кучу ему подобных и подожгли. И хоть легкие сразу наполнил едкий дым, замерзшее тело согрело тепло огня.
– Я снова легок, – думал лист, превращаясь в дым. – Я снова могу летать. Я смогу облететь весь мир… Где ты, соловушка?..
Это были последние мысли нашего героя. Потому что это была смерть. А что ей свойственно? Не знаю… Надо было у листа спросить…
Мир наизнанку
Мир сжался до размеров ореховой скорлупы. Только прорезь улыбки… Только щели для глаз… Я слежу за вами. Вы движетесь, суетитесь, любите, замираете на полуслове, плачете, страдаете, задыхаетесь от счастья… Вы живете! А я просто на вас смотрю…
Только я знаю цену улыбки на моем лице. Говорите, плохо выгляжу? Так это снаружи. А я внутри…
Да, я улыбаюсь! Просто, чтоб закрыться от всех, чтоб в душу не лезли… Спрятаться, убежать… В свой мир. Он внутри…
Но вот, в толпе лиц я вижу глаза… Они смотрят на меня. Они видят мой мир через скорлупу. В них море доброты. Я останавливаюсь. Я смотрю. Я тону в этом море тепла.
И вдруг скорлупа, окружающая мой мир, лопается. Я беззащитна, как только появившийся из земли росток. Скорлупа выворачивает все наизнанку, и тот мир, что был внутри, в одночасье стал снаружи.
Но вместо беспомощности приходит счастье. Я парю, я пою, я летаю… Я тону в этих бездонных глазах. Я осознаю, что без скорлупы, без этого внешнего скелета, без барьера я уязвима. Но мир, вывернутый наизнанку, дарит радость. Как мало, как много, как емко…
А сколько еще таких, как я, ходит по этой планете?! Замкнувшись в своей скорлупе, вынашивая планы мести этому миру… За то, что его не поняли, не приняли, не оценили, не полюбили…
Одумайтесь! Каждому свое время и свое место! Не надо закрываться в себе после первого, ну, или даже сто первого неудачного опыта общения! Верьте, что где-то в толпе вас ждут глаза, в которых плещется бездонное море доброты… И ради этих глаз стоит жить, вывернув свой мир наизнанку!
О чём шумит море
Она лежит у меня на ладони, такая хрупкая, такая загадочная. А в её таинственных недрах рождается мелодия. И пусть за окнами зима, а столбик термометра уже почти неделю не вспоминает, что где-то выше есть нулевая отметка, эта таинственная соната зовет за собой в лето…
…Тишина. Раннее утро. Пляж. Ни души. Легкий ветерок ласково перебирает волосы. Первые робкие лучи солнца стремятся скорее поведать миру, что рожден новый день.
Вода прозрачна как стекло. Волны мелкой рябью накатывают на берег, стремясь отвоевать у суши хотя бы сантиметр. Но со стоном, увлекая за собой мелкие камни, отступают обратно в море, чтобы через мгновенье возобновить свой извечный бой. С тех пор как в этом мире появился первый континент, эта война не прекращается ни на миг.
Натиск. Отступление. И опять натиск. С легким шорохом разноцветная галька, взятая в плен отступающей волной, в новом наступлении стремится вернуть себе свободу.
И вот в потоке увлекаемых в море пленников замечаю ракушку. Обычный рапан. Когда-то она была домом для живого существа. Но сейчас лоно ее опустело, и море выбросило ее на берег. Что значит жизнь одного солдата для таких масштабных военных действий?
Бережно беру ракушку в руки и подношу ее к уху. Тихий шум сливается с плеском волн. Она поет… И песнь эта о том как Великий Океан был вынужден отступить перед натиском стремительно поднимающейся на поверхность Пангеи. Как непокорные дети его, покидая родительский дом, выбирались на сушу и обосабливались от него. О том, как он пытался вернуть себе всемирную власть, сметая на своем пути отдельные острова и целые континенты…
Зов моря не пугает. Он манит окунуться в неизведанное. Прародитель всего живого хочет вернуть домой своих непослушных детей. В этом зове рассказ о том, как прекрасна жизнь под водой в недрах океанических глубин, какие тайны она скрывает…
И пусть ученые утверждают, что на самом деле то, что мы слышим в раковине – не более чем шум крови, циркулирующей в голове, мы-то знаем, что значит этот извечный зов глубин.
Ожидание
Мне не спится. Сегодня ночью синоптики обещали снег. И я как в детстве замерла у окна в ожидании.
Небо разбухло от облаков как бабушкино тесто на пироги от дрожжей, став низким-низким и серовато-желтым. Только бы не убежало…
[…«Только бы не убежало,» – думаю я спросонок. Бабуля встала до рассвета, растопила печку и замешала тесто. В кухне жарко так, что окно запотело, и пахнет зимой.
(Вот хоть убейте, а почему у меня этот запах вызывал такую ассоциацию, не знаю. Может потому, что это было на новогодних каникулах, во дворе лежал снег, а на окнах цвели морозные узоры. В теплое время года бабушка пекла пироги в летней кухне, чтоб в доме жарко не было.)
Тесто упрямо выбирается из кадки. Бабушка его снова перемешивает, заталкивает обратно и накрывает. Я делаю вид, что сплю…]
Я делаю вид, что сплю. Мама ворчит. Часы отрапортовали о том, что два часа нового дня канули в лету. Проваливаюсь в память. Снега нет. Есть ожидание…
[…Есть ожидание. Елка искрится огоньками возле кровати. Настоящая. Хвоей пахнет на всю квартиру. Она две недели провисела за окном в ожидании праздника. И вот теперь, наряженная и душистая, она готова к сказочной (для меня) ночи.
Жду Деда Мороза. Я еще в него верю. Мне лет пять-шесть. Глаза слипаются…]
Глаза слипаются. Небо все ниже и светлее. Пошел дождь. Мелкий. Почти крупа. Нос замерз от того, что я им прижимаюсь к стеклу…
[…Нос замерз от того, что я им прижимаюсь к стеклу, вглядываясь в неровный рыжий свет фонаря. Снег валит с двенадцати. Больничное отделение пустует. Всех, кто мог ходить, отпустили домой встречать Новый год в кругу семьи. А я и несколько парализованных стариков остались. Врачи не рискнули отпускать меня домой.
В коридоре темно. Дежурная смена заперлась в ординаторской. Отмечают. За окном метет. Сугробы уже по самое крыльцо. Что же будет к утру?..]
Что же будет к утру? Вдруг снег пойдет и растает? И я его не увижу… Ну как тут спать? Ведь сегодня ночью синоптики обещали снег! Мне не спится…
Конец ознакомительного фрагмента.