Моя семья
Здесь я должна прерваться, чтобы рассказать о семье, в которой я родилась. Моя мама умерла в 1915 году в августе месяце, когда мне было полгода. Через год меня взяли на воспитание в семью папиного брата – к отцу Константину Снятиновскому. У папы осталось на руках пять детей – три сына Николай, Всеволод, Павел и две дочери Ольга и Нина. Папе одному, хоть и с прислугой, справиться с детьми было трудно, и ему надо было жениться. Нашлась добрая женщина Валентина Алексеевна, которая пошла на пятерых детей. Папа у меня был очень хороший человек, добрый, мягкий, наверно, поэтому Валентина Алексеевна и рискнула.
Федор Петрович Снятиновский с женой Валентиной Алексеевной Лебедевой и детьми: Николаем (сидит), Всеволодом, Ольгой, Павлом и Ниной.
Во Владимире, где они жили, к 1916—1917 годам положение ухудшилось, как и везде. Бойня, где папа служил ветеринарным врачом, перестала существовать. Папе надо было принимать важное решение – где жить. Шура и я мало, что знали о папе и его семье в эти годы. Переписка шла редкая. Знали только, что он с семьей сначала поехал на Украину, но обосновался окончательно на постоянное местожительство в городе Иванове. Папа работал на железной дороге ветеринарным врачом. Чтобы я знала, что у меня есть папа, братья и сестры, меня на лето отправляли к папе в Иваново. Первый раз меня отправили с попутчиком, мне, наверное, было лет двенадцать. Скучала я в Иванове очень, ведь в Переславле остались река, озеро, лес и мои подруги.
Папа, как мог, развлекал меня. Я ухаживала за двумя грядками с помидорами, которые были во дворе нашего большого дома. В этом доме у папы была квартира из двух комнат с альковом. Дом был двухэтажный, и в нём жило очень много семей. И был огород, поделенный между всеми семьями поровну. Папа учил меня, как ухаживать за помидорами. Ещё я ходила на дневные сеансы в кинотеатр, который был напротив нашего дома. Помню, смотрела фильм о прекрасной Елене и Троянской войне – мои первые сведения из древнегреческой мифологии. Иногда мы с папой ходили в гости к дяде Мише, пешком через весь город. Помню, что были у них в праздничный день, и я помогала тете Насте крутить мороженое. Во дворе кипел большой самовар, и стол был накрыт тоже во дворе.
Папа был добрый, хороший. Он, наверно, чувствовал свою вину, что отдал меня из семьи. Но я была счастлива в Переславле, где меня так любили и Шура, и мама, и я их очень любила.
Ездила я в Иваново каждое лето, но на более короткий срок. А вот когда я приехала к папе в 1931 г., работая уже учительницей, папа мне сказал, что у него есть право на бесплатный проезд по железной дороге на двоих и он предлагает мне поехать с ним в Сухуми. Я с радостью согласилась. Папа бывал в Сухуми и раньше. В свои студенческие годы он участвовал в революционном движении и был сослан в Сухуми на 2 года. Тогда это была глушь, дикий край.
Перед поездкой надо было хорошо продумать питание. Хлеб нигде не продавался. Валентина Алексеевна испекла нам белый хлеб, в форме большого кулича. Его должно было хватить на дорогу туда и обратно и на пребывание в Сухуми. Может быть, папа брал в запас что-нибудь еще, я не знаю. Овощи и фрукты покупали по дороге. Был август месяц. Везде огурцы и помидоры. А я помидоры не ела, наверное, когда была маленькая, попробовала зеленые помидоры, и меня от них отвернуло. Но другой еды не было, и папа всё уговаривал меня попробовать. И вот я отрезала кусочек помидора, посолила с обеих сторон и съела. Ничего со мной не случилось, только было очень солено. Лиха беда начало, за дорогу к помидорам я привыкла, но не полюбила. (Вот сейчас, когда я старая, так хочется съесть помидор, а нельзя, врачи не разрешают).
В Сухуми папа снял комнату на окраине города. И в первый же день утром мы пошли к морю. Море было спокойное, красивое, у моря я была впервые. Я пошла купаться, а папа остался на высоком берегу. И когда я поплыла, я испытала потрясение. По сравнению с речной водой в морской соленой плыть легко. Я хорошо плавала и с радостью поплыла. Вода была тихая, тихая. Солнышко светит. Так радостно плыть. Я вспомнила про папу. Оглянулась, а он стоит на берегу, такой маленький-маленький и отчаянно мне машет руками, чтобы я плыла обратно. Ну, что делать? Недовольная, я повернула обратно. «Ну, что ты мне махал руками, я хорошо держусь на воде!» – «Ты и так далеко заплыла. Я боялся, что вдруг появятся дельфины, будут с тобой играть, и ты напугаешься». Вот это верно. Я тогда про дельфинов ничего не читала и ничего не слышала. В тот раз в Сухуми я их не видела. Купаться ходила, но далеко не заплывала.
Ходили с папой в ботанический сад и видели только что отцветшую агаву. Агава после цветения умирает. Было одно приятное знакомство в Сухуми, – это вкуснющие груши, из которых сок так и брызжет. В переславской глуши я о таких грушах даже не слышала. В обратной дороге никаких событий не было. Только было голодновато, хлеб у нас кончился. Из Иванова я поехала прямо в Бектышево, так как уже начался учебный год. В Переславль написала письмо.
Сейчас с высоты моих 90 лет я вижу, как прошла жизнь всех моих родных, знакомиться с которыми меня двенадцатилетнюю девочку отправляла Шура к папе в город Иваново.
Семью папы составляли: он сам, мачеха Валентина Алексеевна, братья и сестры по старшинству: Николай, Ольга, Нина, Всеволод и Павел.
Сразу скажу несколько добрых слов о Валентине Алексеевне. Я с ней не жила постоянно, а общалась, когда приезжала на лето. Она хорошо относилась к папе, берегла его. Хорошо вела дом. Леля и Нина ей помогали. Мальчиков она любила, но относилась к ним строго, потому что они устраивали всякие проделки. Они сами мне об этом рассказывали.
Федор Петрович и Валентина Алексеевна
Николай к тому времени был женат, и у него уже была маленькая дочка Ия.
Ольги и Нины, когда я приезжала летом к папе, в Иванове не было. Они учились в институтах и, наверное, были на практике. Нину я видела в своей жизни только несколько дней, когда она с Лелей приезжала в Переславль познакомиться с моим будущим мужем. Я первая из сестер выскочила замуж, мне было 17 лет. Мой будущий муж неудачно пошутил и сестрам он не понравился.
Расскажу о Нине. У нее с детства была любовь к лошадям, так же и как у меня. Кукол не было, были лошадки. Шура, которая часто приезжала во Владимир из Переславля рассказывала, что иногда Нина так сильно плакала, что ее нельзя было успокоить ничем. Тогда Шура ей говорила: «Нина, ты помнишь, жаловалась мне, что у твоей любимой лошадки заболел хвостик? Пойдем, полечим его». Нина тотчас успокаивалась, глазки веселели. «А как мы его полечим?» Шура предлагала: «Мы отрежем от твоей косы хвостик и пришьем его лошадке». Нина брала Шуру за руку, и они шли к ее многочисленным лошадкам и лечили хвостик.
Конец ознакомительного фрагмента.