9. Ярослав Мудрый и «Русская Правда»
Увы, гибелью Святополка русские неурядицы не завершились. Причем следующий конфликт разыгрался в городе, который был самой верной, самой надежной опорой Ярослава, в Новгороде. Власть тут получил первый избранный посадник Константин Добрынич, двоюродный дядя великого князя, соратник, совсем недавно он звал новгородцев порубить княжеские ладьи и ополчаться на Болеслава. Но для народа его власть обернулась безобразиями. Он расставил своих чиновников, принявшихся обирать смердов и купцов, сам судил и рядил как считал нужным. Давил конкурентов, грабил горожан штрафами, кабалил свободных.
Люди взвыли, к великому князю посыпались жалобы. Ярослав сам прибыл в Новгород разобраться. Но Константин Добрынич обнаглел. Дарованные льготы он воспринял как полную независимость. Князя встретил дерзко. Дескать, ты здесь уже никто. Я сам тебя на трон посадил, вот и будь благодарен, а в наши дела вмешиваться больше не имеешь права. Спустить такое – и вся расшатанная, сшитая на живую нитку Русь поползет по швам. Ярослав не спустил. Пришлось переступить через родство, не считаться, что сражались вместе. Великий князь арестовал Константина и сослал в далекий Ростов.
Большинство новгородцев сочли наказание справедливым, против государя не выступили. Но и насторожились – как же с привилегиями? Великий князь не раз и не два заседал с «золотыми поясами». Льготы подтвердил, хотя одновременно утрясали с боярами и разграничивали, где кончаются вольности, а где вступает в силу власть государя. Он оставлял за собой надзор, роль высшей судебной инстанции, военное командование. С другой стороны, князь уступал правительственные функции, отказывался от собственности на новгородской территории, его резиденцией оставался особый Ярославов двор, а город выделял статьи дохода для содержания князя, его дружинников и слуг.
Ярослав не мог все время находиться с Новгороде. Условились, что его будут замещать наместник или сын. Но для того, чтобы исключить хищничество и злоупотребления в будущем, требовались и профилактические меры. Ярослав Мудрый решил дать Новгороду письменные законы. Славянское право основывалось на выработавшихся обычаях, их знали и контролировали племенные старейшины, жрецы. Но некоторые обычаи отпали вместе с язычеством, жрецов уже не было. Вдобавок ко всему у разных племен право несколько отличалось. Прибывшие из других областей чиновники и наместники вносили путаницу.
Великий князь взялся вырабатывать «Русскую Правду». Она как раз и должна была стать основой законов, руководством для должностных лиц, рассматривала типичные случаи, с которыми приходилось сталкиваться администрации: уголовные преступления, гражданские и семейные спорные дела. Снова заседали, совещались с боярами. Взвешивали, какие еще вопросы стоит охватить в «Правде». Перебирали варианты законов у тех или иных славянских племен, интересовались у купцов и чужеземцев, как принято поступать в других странах. Наконец, «Правда» была готова. Она вполне удалась. Достаточно полная, сжатая, четкая. Ею начали пользоваться не только в Новгороде, для которого она готовилась, но и в Киеве. «Русскую Правду» оценили и иностранцы, ее использовали в качестве образца более поздние скандинавские и англо-саксонские законодатели.
Впрочем, на Руси внедрились не все статьи обновленного права. В тех случаях, когда тяжущиеся стороны обвиняют друг друга, а свидетелей или однозначных доказательств нет, древний обычай предусматривал поединки. Против них серьезно возражала Церковь, и Ярослав их в законы не ввел. Заменил «Божьим судом», который практиковался в Западной Европе. Спорящие должны были взять рукой раскаленное железо или, при меньшей сумме иска, достать кольцо из горячей воды, а Бог, как считалось, поможет правому. Но на Руси этот метод не прижился, ни в источниках, ни в народном фольклоре нет ни единого упоминания, чтобы он где-нибудь применялся. Зато судьи по-прежнему присуждали «поле», вооруженные поединки, опять же, подразумевая, что правого поддержит Господь. Невзирая на то, что в письменных сводах законов «поле» отсутствовало [33].
А Ярославу недолго удалось заниматься мирными делами. На этот раз напомнил вдруг о себе Полоцк. Сказался просчет св. Владимира, позволившего ему жить обособленно. Он и обосабливался год за годом. Полочане русскими себя не считали, а умер Владимир – и вовсе отпали. Их князь Брячислав, племянник Ярослава Мудрого, не участвовал в войнах со Святополком, поляками, печенегами. Полочанам это не требовалось, для их племени сражения Руси были чужими. Другие города несли потери, а они сохранили воинов, казну. Но старые обиды помнили: как когда-то новгородцы взяли Полоцк штурмом, прикончили князя. По языческим понятиям, прощать было нельзя. Даже дети и внуки были обязаны отомстить за предков.
Брячислав выбрал подходящий момент и в 1021 г. налетел на Новгород. Этого никто не ожидал, ничто не предвещало ссоры. Сам Брячислав не предъявлял никаких претензий, за киевскую власть не боролся. Он видел свое государство уже отдельным, а пришел лишь для того, чтобы отомстить и поразбойничать. Захватил Новгород, разграбил, разорил окрестные села, набрал множество полона и повел к себе. Славяне гнали славян, делили между собой. Оценивали мускулы мужиков, каковы будут работники. Ощупывали девок, кого оставить для собственного пользования, кого продать полякам или евреям. Почему бы нет? Новгородцы были для них иностранцами, врагами. Родиной была лишь Полоцкая земля, и не больше. Но они слишком увлеклись грабежами, Ярослав с дружиной срочно вылетел из Киева, собирая по дороге подмогу, перехватил племянника на р. Судоме под Псковом, разбил перегруженных добычей полочан, отнял трофеи и освободил полон. Брячислав сбежал.
Странную позицию занял и брат великого князя Судислав, княживший во Пскове. Когда Святополк Окаянный убивал родственников, он укрылся за плечами Новгорода и Ярослава. Но от войны уклонился. Сидел в стороночке сам по себе. Предоставил старшему брату разбираться с узурпатором, ничем не помог в битвах с Болеславом. Он и полочанам не помешал Новгород опустошать, хотя от него-то было куда ближе, чем от Киева. Прибыв на Псковщину, государь увиделся с Судиславом. Тот выкручивался, лепетал оправдания. А Ярослав смотрел на него и понимал – его младший брат просто трус. При Владимире подданными Руси признавали себя эсты, куры, ливы, платили дань. Контролировать их было делом псковского князя. Но Судислав и это забросил, на походы не отваживался, прибалты совсем отбились от рук. Да еще и, небось, выжидал – вдруг польский меч или печенежская сабля оборвут жизнь Ярослава? Тогда и заявит о себе еще один сын Владимира…
Великий князь простил его, все-таки не враг, и на том спасибо. Потребовал хоть теперь-то созывать рати, оставлять безнаказанной выходку Брячислава было нельзя. Но попробуй достань его в безбрежных полоцких лесах и крепких городах! В боях воины Ярослава брали верх, но схватки были нелегкими. А потом изменила часть варягов. Впрочем, у наемников такое поведение не считалось изменой. Ярославу служил скандинавский принц Эймунд с дружиной викингов. Брячислав пообещал заплатить щедрее, и Эймунд перешел к нему. И не просто перешел, а помог завершить войну.
Вместе с великим князем находилась его юная жена Ирина-Ингигерда. Смелая и умная, она повсюду была вместе с супругом, сопровождала его даже в военных походах. Незадолго до того княжеская чета похоронила своего первенца, Илью. Но почти одновременно Ирина принесла мужу второго сына, Владимира. Едва оправилась от родов, и уже снова делила с Ярославом труды и опасности. Эймунд знал, по каким дорогам ездит великая княгиня, и устроил для нее ловушку. Ирина со свитой воинов отправилась по своим делам без всякой опаски, как вдруг из засады хлынула толпа варягов, вчерашних соратников. Ошеломили и погнали сопровождающих, великая княгиня стала поворачивать лошадь, чтобы ускакать, но Эймунд заранее позаботился, выделил самых метких лучников. Коня сразили несколько стрел.
Подхватив бесценную пленницу, варяги потащили ее к Брячиславу. Бережно, со всем возможным почетом – кто знает, вдруг когда-нибудь снова придется служить Ярославу? Полоцкий князь заполучил такой козырь! Надежды Эймунда вполне оправдались, Брячислав на радостях наградил его целой областью. А великому князю волей неволей пришлось вступить в переговоры. Выработали компромисс, для видимости почетный. Брячислав обязался больше не нападать, номинально признал над собой главенство Ярослава, вернул ему жену. Но фактически Брячислав оказался в немалом выигрыше. Великий князь за освобождение любимой супруги вынужден был не только подтвердить самостоятельность Полоцка, но даже отдать племяннику города Витебск и Усвят.
А в далекой Тмутаракани сидел еще один братец Ярослава, толстый и храбрый Мстислав. Его, как и прочих уцелевших родственников, не слишком занимал исход сражений на Буге, Альте, Судоме. Мстислав тешился собственными богатырскими подвигами. Задумал завоевать кубанских касогов, повел против них рать. Касожский князь Редедя был лихим воином, выстроил к бою соплеменников, но предложил – зачем гибнуть многим людям? Давай поборемся один на один. Кто одолеет, тот и победитель. Если выиграешь, возьмешь «жену, детей и страну мою», я выиграю – я возьму. О, это было вполне в духе Мстислава. Он азартно согласился – давай, была не была.
Как-то даже и не подумал, что одним махом ставит на карту судьбы и свободу своих дружинников, семьи, княжества, все они теперь зависели только от того, насколько силен и ловок их князюшка. Чуть-чуть не поплатились. Противники отложили оружие, схватились, пыхтели, и Редедя перебарывал соперника. Но Мстислав, ужаснувшись, все же обратился к Господу и Божьей Матери, из последних сил сломил медвежие объятия Редеди, повалил его и добил ножом. Касоги признали победу честной. Условие выполнили, согласились платить дань. Мстислав тоже проявил широкую богатырскую натуру. Отнесся к побежденным дружески, выдал дочку за сына Редеди, а в благодарность Пресвятой Богородице начал строить в Тмутаракани храм.
Но на Руси вслед за Полоцком, Киевом, Новгородом, озаботилось своими правами боярство Чернигова. То есть племенная верхушка северян. Племя когда-то было могущественным, а сейчас очутилось на второсортном положении. Киевляне пробовали посадить на престол собственного князя, новгородцы посадили, и вон какие выгоды приобрели. А чем черниговцы хуже? В их город наезжали купцы, тмутараканские и византийские греки. Подсказывали – есть отличный князь, лучше и сыскать невозможно. Брались передать ему приглашение, замолвить словечко, отвезти северских бояр к князю для переговоров.
А тем временем заполыхала война по соседству с Тмутараканским княжеством, в Закавказье. Там начал вести себя независимо царь Армении Ашот III. А царь Абхазии Георгий, в свое время усыновленный отравленным Давидом Грузинским, объявил себя законным властителем этой страны, и грузины поддержали его. Прибыл византийский император Василий Болгаробойца с армией. В Армении греки спровоцировали междоусобицу, против Ашота III выступил его брат Иоанн Сембат. Дрались сурово, и оба обратились за поддержкой к императору. Василий II «рассудил» спор – выбрал Сембата, который согласился на большие уступки: отдал Армению «в вечное владение» Византии, а за это был назначен «пожизненным правителем» [100].
Абхазский Георгий пытался укрыться в труднодоступных местах, но греки подвергли Грузию и Абхазию жуткому опустошению. Нахватали в плен 200 тыс. жителей, часть их император велел умертвить, часть ослепить, остальных депортировать в Болгарию. А в Грузию приказал переселять болгар. В 1023 г. Георгий сдался, признал себя полным вассалом императора, дал в заложники сына. Но за Абхазией лежало Тмутараканское княжество. Оно единственное разделяло владения Византии на Кавказе и в Крыму. С ним Черное море превращалось бы во внутреннее море греков.
И… случайно ли? В том же 1023 г., румяного доблестного Мстислава подтолкнули бросить свое княжество. Греческое окружение соблазнило его принять приглашение северян. Помогло деньгами, он набрал касогов, ясов, хазар и выступил заварить новую смуту, искать золотого престола киевского. Причем печенеги беспрепятственно пропустили его конницу через свою территорию.
Хотя на Руси и без того было неладно. В Ростово-Суздальской земле случился неурожай, голод. Начались волнения, и ими воспользовались языческие волхвы. Объявили, что во всех бедах виновата «старая чадь» – осевшие под Суздалем княжеские слуги, старосты, тиуны. Они были уже христианами, и волхвы внушали, будто их «колдовство» вызвало голод. Покатились погромы, «старую чадь» уничтожали целыми семьями, чтобы умилостивить прежних богов. Ярославу Мудрому, едва примирившись с Брячиславом Полоцким, пришлось мчаться в Суздаль. Бунтовщиков он разогнал, предводителей казнил. Отправил делегатов в Волжскую Болгарию, там закупили большое количество хлеба. Разъяснял народу, что голод наступил не от колдовства, а Господь наказывает людей за грехи, в том числе за упорство в язычестве.
В общем, греческие друзья Мстислава и северяне выбрали самый подходящий момент. Великий князь находился далеко, занялся устроением Залесского края. Ввел здесь «Русскую Правду», отлаживал администрацию [12]. А на юге из степей вынырнуло вдруг войско брата, и Чернигов встретил его с распростертыми объятиями. Но планы заговорщиков сразу стали нарушаться. Киев ни в какую не захотел принять Мстислава. Он совсем недавно натерпелся от поляков, и после этого впустить новые банды чужеземцев? Зачем оно нужно, такое сокровище?
А Ярослав оказался отрезан от столицы. Он уже привычно отправился в Новгород. В который раз собирал рать, навербовал варягов, и в 1024 г. вступил на Черниговщину. Мстислав занял позицию у села Листвена. Уж что-что, а полководцем он был великолепным. Ночью начали готовить войска к битве, и тмутараканский князь правильно определил, что Ярослав поставит в центре основную ударную силу, варягов. Против них он построил ополчение северян, а личную дружину и кубанскую конницу разместил на флангах. Под утро натянуло тучи, загрохотала сильнейшая гроза. Но Мстислав не стал пережидать ее, дал команду атаковать.
Это было неожиданно, тут даже черниговские ополченцы смогли потеснить профессионалов. Рубились во мраке, под стенами ливня, ориентировались при ослепительных вспышках молний. Варяги все же устояли под ударом, опомнились, их копья и мечи разили противников уверенно и точно. Северяне подавались назад, варяги сминали их, вклинивались в их ряды. Но при этом они нарушили строй, и Мстислав ударил с флангов отборными частями. Рать Ярослава опрокинули, она побежала. Победитель, обходя поле боя, радовался: «Здесь лежит северянин, там варяг, а собственная моя дружина цела…»
Что ему были северяне? Он был чужим на Руси, с детских лет рос в Тмутаракани. Но очень быстро ему пришлось понять, что по-настоящему он не выиграл ничегошеньки. Киев, Переяславль, Смоленск, его по-прежнему не признавали. Видели в нем именно чужака. Кому нужен князь, которому трагедии и победы Руси были до сих пор безразличны? Ко всему прочему, ставленник черниговских бояр. А неужели киевским или смоленским боярам хотелось подчиняться черниговским? Ясам, касогам и хазарам требовалось платить. Поживились добычей, получили деньги и ушли по домам. И те же северяне, к коим Мстислав отнесся так пренебрежительно, остались его единственной опорой. Мало того, докатились известия, что без князя касоги захватили Тмутаракань.
Византийцы могли удовлетворенно потирать руки. Русичи лишились главной и единственной морской базы. А Мстислав лишился любимого города, считай что родины. Вот тогда-то удалой и недалекий богатырь наконец прозрел. Победитель обратился к брату. Соглашался признать его старшим, подчиниться ему. Ярослав, отступив на север, готовил новую армию. Он мог связаться с киевлянами, древлянами, ростовцами, раздавить Мстислава с нескольких сторон. Но разве не важнее было прекратить затянувшиеся кровопролития? Русские, в отличие от армян, не стали обращаться к «арбитражу» византийского императора. Убедившись, что Мстислав не замышляет подлости, а искренне готов к миру, Ярослав съехался с ним под Киевом и обо всем договорился. Мстислав получал в удел Левобережье Днепра и обязался повиноваться государю.