Введение
Для нас, экономистов, литература – это удивительная штука. Порой в художественном произведении можно обнаружить такое потрясающее описание экономических реалий и процессов, какого не встретишь и в научном тексте. Какие только книги не оказываются на поверку экономическими!
Художественно-экономические книги – назовем их так – я бы поделила на три разряда. Первый – это книги-аллегории, в которых современный читатель экономическое содержание никогда не выцепит, если ему не подсказать. Например, «Путешествия Гулливера» – это рассказ о Войне за испанское наследство между Англией и Испанией в начале XVIII века.
Аналогично «Удивительный волшебник из страны Оз» Фрэнка Баума 1890 года (тот самый, что переписан в виде «Волшебника изумрудного города» нашим Александром Волковым) представляет собой спор в аллегорической форме о том, какой денежный стандарт лучше, золотой или двойной, когда обращаются и золото, и серебро, – последний еще называют биметаллическим. Во второй половине XIX века американский доллар обеспечивался только золотом, что делало его очень сильным. Если упрощать, укрепляющаяся валюта выгодна кредиторам, так как кредит не обесценивается, но невыгодна заемщикам, так как занятое отдавать тяжело. «Народные» политики (тогда в США существовала «Народная партия») ратовали за переход с золотого стандарта на двойной. Под дополнительное серебряное обеспечение предлагалось эмитировать новые бумажные деньги. Доллар бы чуть-чуть ослаб, но не обесценился резко, а фермерам – основным заемщикам в стране – стало бы легче.
Небогатый южанин Фрэнк Баум выразил эту идеологию в книге «Волшебник из страны Оз», которая писалась как детская сказка, но была нашпигована прозрачными для того времени намеками, понятными, правда, только взрослым. Желтая дорога – это золотое обеспечение доллара. Изумрудный (зеленый, цвета купюры) город – собственно деньги, способные реализовать любые мечты. Глупый Страшила – простодушные фермеры; Железный Дровосек, не имеющий сердца, – города с их промышленностью; Трусливый Лев – вожди Народной партии; маленький народец – жевуны – несчастный рабочий класс; злая колдунья – корыстные интересы бизнеса, а всемогущий волшебник, он же великий обманщик, – это президент США.
Потом выясняется, что Страшила отнюдь не дурак, Дровосек умеет любить, а Лев храбр, как лев. И Изумрудный город – доллар – совсем не столь волшебен, это люди сами его таким считают, разглядывая сквозь зеленые очки. А городом заправляет не всемогущий волшебник, а обычный человек, но поскольку от него ждут чудес, он вынужден надувать щеки и делать загадочные движения руками. Чтобы исправить положение, автор предлагает ввести в обращение серебро, которое зашифровано в сказке как серебряные башмачки [Везерфорд 2001][1].
На практике идея «двойного стандарта» не была реализована, но «крепость» доллара удалось все же несколько понизить. Приток в казну желтого металла с вновь открытых месторождений золота в Калифорнии и на Аляске позволил нарастить обеспеченную им денежную массу. Экономическое содержание сказки вскоре забылось, и в первой голливудской экранизации Дороти (у нас – Элли) носит уже рубиновые башмачки, ибо фильм был цветной, и режиссер решил, что рубиновые будут эффектнее. И лишь доллар по-прежнему зеленый, хотя очки, приукрашивающие действительность, теперь называют розовыми.
Второй разряд художественно-экономических книжек – когда автор стремится в художественной форме донести до читателя свои социальные взгляды, но эти идеи никак не маскируются, а излагаются «в лоб», без трудночитаемых аллегорий, хотя действие книги может происходить и в вымышленном мире. Типичными примерами книг, где излагаются социальные воззрения, являются, например, утопии XVI–XVII веков: «Утопия» англичанина Томаса Мора (по заглавию этой книги стал называться и сам жанр) и «Город Солнца» итальянца Томмазо Кампанеллы.
Что-то похожее попытался сотворить и советский детский писатель Николай Носов в своей политизированной сказке «Незнайка на Луне». Мир земных коротышек, где родился Незнайка, – положительных героев, которые, видимо, скоро будут жить при коммунизме, – списан с устройства города Солнца Кампанеллы. У Носова один из земных городов даже назван Солнечным городом. На Луне (населенной, естественно, лунными коротышками), куда судьба забрасывает Незнайку, – классический мир товарно-денежных отношений, узаконенная частная собственность и свобода предпринимательства, а мерило ценности человека – его капитал. «Образ врага» подан гротескно.
Но книжка не так проста, как кажется на первый взгляд. Среди земных коротышек, у которых нет материальных стимулов к труду, полно тунеядцев: Пончик, Гунька, да и сам Незнайка, а лидер коротышек Знайка имеет диктаторские замашки. Лунные коротышки – трудяги, ибо есть куда стремиться. В довершение всего победа коммунизма над капитализмом достигается только фантастическим путем, при помощи использования «новых технологий»: земным коротышкам удается разрешить проблему редкости экономических благ за счет резкого увеличения производительности всех отраслей промышленности в результате использования невесомости и внедрения в агротехнику гигантских земных растений. Было ли это намеком на то, что «победа по очкам» невозможна?..
Еще одним классическим примером экономического трактата, написанного в художественной форме, является роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» 1889 года. Как ко двору английского короля перенесся янки – типичный американец со Среднего Запада, не объясняется, идея машины времени в литературе появилась позже. Перенесся и все, теперь нужно жить и выживать. Ему удается не только спастись от верной смерти через повешение, но и занять очень высокую должность при дворе – все это за счет «предсказаний» солнечного затмения. На самом деле герой почему-то помнит даты всех затмений, случившихся в прошлом, хотя он и не астроном по профессии. Получив должность, янки начинает заниматься «модернизацией» отсталой, на его взгляд, страны: строит дороги, поднимает промышленность, налаживает торговлю, вооружает армию (сажает на велосипеды). Внедряет демократические институты. Но не в коня корм. Аграрная феодальная страна к этому не готова. И вся инфраструктура гибнет в результате войны. Испытание демократией не выдерживает и сам главный герой – захватывает власть и становится диктатором, посылающим людей на верную гибель. Помимо общей идеологии «модернизации», ведущей в никуда, книга содержит ликбез по основам экономики.
Так, главный герой и король решаются инкогнито отправиться в путешествие по стране и обращают внимание на то, что сколько стоит в разных деревнях. Оказывается, что товар одинаковый, а цены разные, да и один и тот же труд оплачивается где выше, где ниже. Этим иллюстрируются понятия инфляции, покупательной способности денег, реальных и номинальных цен. Главный герой, который подает «дикарям» в качестве милостыни пуговицы, свой поступок объясняет принципом Парето-эффективности (разумеется, не употребляя этот термин), согласно которому обмен эффективен, то есть увеличивает благосостояние, если стороны меняют то, что в их глазах имеет меньшую ценность, на товар большей субъективной ценности: «для невежественного дикаря все равно что монеты, что пуговицы, а для меня монеты лучше пуговиц»[2].
Мне гораздо больше нравится другой пассаж из этого романа. Король и главный герой попадают в плен к разбойникам, а те продают их в рабство на местном рынке. В этом эпизоде Твен рассказывает об одном из важнейших постулатов финансовой теории, гласящем, что в зависимости от состояния рынка рыночная стоимость актива может отличаться от его справедливой цены в ту или другую сторону.
В большом городе на людном рынке за нас дали бы хорошую цену; но тут было страшное захолустье, и нас купили так дешево, что мне даже стыдно вспомнить об этом. Король Англии пошел за семь долларов, между тем за короля можно было дать двенадцать долларов, а за меня все пятнадцать. Но так бывает всегда: если рынок плох, какой бы хороший товар вы ни предлагали, вы очень мало на нем наживете...
Своей рыночной ценой недоволен и король, о котором янки говорит:
Он так надоел мне, доказывая, что на настоящем рынке за него дали бы никак не меньше двадцати пяти долларов, что было полнейшей нелепицей и ерундой, наглым самомнением. Да я сам столько не стоил! Однако вопрос щекотливый, и я дипломатически решил не возражать. Пришлось пойти против совести и смело подтвердить, что именно двадцать пять долларов он и стоил бы. А сам я между тем был твердо убежден, что с сотворения мира до сего дня не было короля, который стоил бы и половины этой суммы, а в последующие тринадцать веков за него не дали бы и четверти. <…>
…Он так надоел мне своим нытьем, что я был бы счастлив, если бы за него дали сто. Но надежды не было, ибо нас каждый день осматривали всевозможные покупатели и большей частью так отзывались о короле:
– Этому болвану и вся цена-то два с половиной доллара, а чванливости у него на тридцать пять.
И, наконец, третий разряд книг с экономическим содержанием. Это собственно художественные произведения, а не закамуфлированные трактаты, без морализаторства. Просто их авторы умеют наблюдать экономическую жизнь общества, ухватывают финансовые коллизии и наделены даром отразить это в художественном тексте, да так, что порой и у экономистов лучших описаний существа дела не найдешь. У этих писателей герои не плоские, есть психологизм, словом, их тексты – настоящая литература. К таким можно отнести произведения Шекспира, Гете, Скотта, Бальзака, Золя, Диккенса, цитировавшегося выше Твена, Лондона, а из наших – Островского, Мамина-Сибиряка, Боборыкина и Чехова. Такие вот совершенно непохожие по стилю примеры из произведений, относящихся к разным литературным направлениям и жанрам... А еще экономическими бывают сказки!
В эссе «Библиотека всемирной литературы» великий немецкий писатель Герман Гессе писал о том, что бы он подумал о владельце «идеальной» библиотеки, в которой по два романа Бальзака и Диккенса, если бы такового встретил: «Довольно неплохое собрание, сплошь проверенные вещи, но увлечений, предпочтений, пристрастий?.. Если у него, к примеру, есть лишь по два романа Диккенса или Бальзака, то, значит, ему их навязали. Если бы он выбирал действительно лично и свободно, то он или любил бы обоих авторов и имел бы как можно больше книг того и другого, или предпочел бы одного из них, куда бы больше, к примеру, любил милого, доброго, прелестного Диккенса, чем грубоватого Бальзака, или, напротив, любил бы Бальзака, хотел бы иметь все его книги и выбросил бы из библиотеки слишком сентиментальные, слишком добродетельные, слишком обывательские книги Диккенса» [Гессе 1990]. Как экономист я отношусь как раз к первому разряду людей – люблю того и другого, ибо оба они прекрасные «экономикописатели», если образовывать слово по аналогии с «бытописатели». В третьей главе мы это увидим.
Ну что ж, впереди «сборная солянка» имен, жанров и тем. Объединены они все тем, что парадоксально актуальны. Оказывается, еще Шекспир предупреждал, что для потока инвестиций в страну надобно иметь благоприятный климат – инвестиционный, конечно же. Эптон Синклер разложил по полочкам приемы «кидания» миноритарных акционеров начала XX века, с успехом используемые и в наше время. Драйзер рассказал, как на связях с государственными органами делаются олигархические состояния. Боборыкин увидел и представил в романе «Китай-город» зарождавшийся в конце XIX века слой новых русских, практически в малиновых пиджаках… Островский живописал последствия жизни в кредит, а Чехов, будто вещун, в «Вишневом саде» и вовсе современный ипотечный кризис изобразил.
Надеюсь, что с помощью моего «путеводителя» по экономическим художественным произведениям изучение экономики будет для читателя не скучным, а в хитросплетениях финансового дела разберутся не только финансисты, но и вся читающая публика.