Часть II. Время учеников
Море без курортов
Вы знаете, что Средиземное море – это место, куда жители России летают на отдых. Но, как может догадаться любой умный пятиклассник, так было не всегда.
Посмотрите внимательно на глобус или на карту мира. Вы заметите, что у Средиземного моря очень извилистая береговая линия; в нём много островов, и расстояния между ними небольшие. Поэтому уже в древние времена это море было очень удобно для мореходства. Корабли сновали здесь ещё в те времена, когда скорость хода зависела от количества хлеба и пива, съеденного и выпитого гребцами, а парус считался модной новинкой. Предприимчивые купцы и пираты (обычно эти занятия совмещали одни и те же люди) знакомили окрестных варваров с хитроумными выдумками передовых народов – со сложными обрядами почитания таинственных богов, с техникой изготовления красивой глиняной посуды, с удивительным искусством переносить живую речь на глину и папирус.
В древности в большей части Средиземноморья население было редким. Люди жили небольшими общинами. Каждая община имела свои обычаи и молилась собственным богам. Программ культурного обмена не существовало, толпы египетских и вавилонских туристов не бродили по соседним странам с фотоаппаратами и видеокамерами. Дикие племена общались с культурными соседями двумя способами: либо грабя их и захватывая рабов, либо торгуя.
Торговля находилась в руках финикийцев. Их предки-скотоводы, возможно, пришли к Средиземному морю из Аравии через сирийскую степь. На побережье они осели и постепенно превратились в опытных мореходов. Когда некоторые народы научились делать бронзу (твёрдый сплав меди с оловом), финикийцы стали плавать за дефицитным оловом даже в Тар-тесс – страну на юге современной Испании. На своих простеньких – по современным меркам, а по тем временам достаточно совершенных – судёнышках они отваживались выходить даже за Геркулесовы столбы (Гибралтар), достигая Британских островов. И происходило это во втором тысячелетии до Р. Х., когда выстроенная нами цепочка из 416 пятиклассников, растянувшаяся от египетских пирамид до наших дней, сократилась только на 50–80 человек.
Дамы в голубом – фреска в одном из помещений Кносского дворца. 1500 год до Р. Х.
Знаменитый Библ, город-порт с каменными стенами и мостовыми, торговал с Египтом: продавал лес, вино, оливковое масло и закупал папирус. Греки называли папирус библос, от этого же корня образованы слова библия и библиотека. Другой финикийский город – Сидон (современная Сайда в Ливане) славился пурпуром и стеклянными изделиями. На языке, сходном с финикийским, говорили и в Угарите, торговавшем металлами, древесиной, лошадьми, зерном, вином и оливковым маслом. Дворцовый комплекс Угарита занимал целый гектар. Позже самым богатым финикийским городом стал Тир. Территория у Тира была маленькая, а население быстро росло. Тиряне переселялись в другие места средиземноморского побережья. Из одного такого посёлка, расположенного на территории современного Туниса, вырос большой город Карфаген. Он подчинил окрестные племена и превратился в мощную державу.
С Финикией соперничал Крит, возродившийся после «второго средневековья». На острове появляются мощёные дороги, дворцы с водопроводом и канализацией. Долгое время Крит был центром морской торговли с Египтом. Критские корабли везли на восток керамику, ювелирные изделия, бронзовые мечи и кинжалы, а с востока – медь, слоновую кость, страусиные яйца, оливковое масло, сосуды из алебастра, камня и фаянса. Дань критянам платили мелкие государства греков-ахейцев – Пилос, Аргос, Тиринф, Микены. На них, как и на Критское царство, большое влияние оказал Египет; у их правителей-басилеев тоже были дворцовые хозяйства, где трудились рабочие отряды.
Реконструированная история Трои. Справа, внизу – Троя, которую описывал Гомер в «Илиаде». Слева – череда более древних и более поздних наслоений города, много раз разрушаемого и вновь возрождаемого.
Помещение в Кносском дворце, предназначенное для царицы, украшает прекрасная фреска с дельфинами.
По преданию, критский царь Минос был сыном Зевса и финикийской принцессы Европы (да-да, материк назвали её именем). Зевс, превратившись в белого быка, похитил прекрасную Европу и утащил её на Крит. Великий мастер Дедал построил для Миноса знаменитый Лабиринт. Ахейцев Минос заставил платить дань юношами и девушками, которых, если верить преданиям, скармливали страшному чудовищу Минотавру, жившему в Лабиринте.
А потом на Крит и его окрестности обрушились землетрясения, вызвавшие наводнения и пожары. Самая жуть началась после извержения вулкана Санторин на небольшом островке неподалёку от Крита. Соседние острова и побережье материка опустошила огромная волна цунами. Небо затянули тучи пепла, из-за которых несколько месяцев не было видно солнца.
Не так давно многие историки считали, что именно эта катастрофа погубила царство Миноса. Теперь выясняется, что извержение Санторина произошло не позднее 1500 года до Р. Х., а дворцы критских владык погибли в огне как минимум на столетие позже. Точная причина этих пожаров неизвестна, но предполагается, что на остров вторглись ахейцы, сбросившие критское иго.
Ритон (сосуд для питья) в виде бычьей головы. Бык – священное на Крите животное. Вспомните родившуюся здесь легенду о Минотавре – человеке с головой быка, заточённом в Лабиринте.
Так или иначе, Критская держава погибла, а вместе с ней закончились и попытки создать на юго-востоке Европы царство по египетскому образцу. Басилеи из критских вассалов превратились в мелких самостоятельных царьков. Рабство, конечно, сохранилось (оно существовало повсеместно вплоть до позапрошлого века, а, например, в Мавритании в очередной раз было запрещено в 2007 году). Но рабочих отрядов уже не было, и жёны басилеев вместе со своими домашними рабынями сами стирали бельё.
Греческий народ делился на четыре племени: ахейцев, ионийцев, дорийцев и эолийцев. У них были схожие языки, они поклонялись некоторым общим богам и имели общие предания. Но у каждого племени были, кроме того, собственные обычаи, боги и предания.
Четыре племени – не значит четыре государства. Государств у греков было много, они были небольшие (обычно просто город с пригородами) и назывались полисами. От этого греческого названия происходят слова «политика», «полисмен», а в английском языке ещё и polite – «вежливый»: считалось, что горожане лучше воспитаны, чем грубые деревенские жители.
В конце XIII века до Р. Х. в Грецию вторглись северные племена. Первыми шли дорийцы, за ними негреческие народы – фракийцы, иллирийцы. Путь их отмечен развалинами и пожарищами. Сильно пострадали Микены и Тиринф, дворец в Пилосе был сожжён дотла и больше не восстанавливался. Ремёсла пришли в упадок. Наступило «третье средневековье». Население стронулось с места и массами двинулось в менее обжитые места Балканского полуострова и на острова. Через Малую Азию в течение нескольких десятилетий на судах вдоль берега и посуху на повозках шла волна переселенцев и завоевателей. Одним из эпизодов этого движения стал поход греков против Трои, описанный Гомером в «Илиаде». Благодаря этому походу греки впервые ощутили себя единым народом; с него, по сути, началась их история.
До следующего «средневековья» оставалось полторы тысячи лет.
Способные ученики
Задержимся на середине нашей цепочки пятиклассников – лет за 700–500 до Р. Х.
К этому времени египтяне, вавилоняне и финикийцы накопили массу знаний. Кое-что из этих знаний послужило базой для математики и астрономии: четыре действия арифметики, таблица умножения, вычисление процентов, арифметическая и геометрическая прогрессии, имена планет и сведения об их движении, разделение года на 12 месяцев, а окружности на 360 градусов. Медицина тоже развивалась: в Древнем Египте врачи уже разделялись по специальностям – стоматологи, глазники, урологи…
Но окрестные народы долгое время учились у египтян, вавилонян и финикийцев не столько наукам, сколько жизни вообще. Вождей племён, населявших средиземноморское побережье, сирийские степи и горы Малой Азии, больше всего интересовало, как строить и украшать дворцы, как одеваться, как устраивать придворные церемонии и религиозные обряды, как собирать с подданных налоги, как организовывать работы в дворцовых и храмовых хозяйствах.
Люди в те времена верили, что от правильных жертвоприношений нужным богам зависит их судьба, удача и неудача. Своих от чужих отличали по тому, каких богов ты чтишь и какие совершаешь религиозные обряды. С чужаками не церемонились: их можно было грабить, убивать, захватывать в рабство. Понятно, что при таких обычаях вся жизнь была построена на религии. А Вавилон и Египет были крупнейшими центрами почитания самых разных богов.
Через Вавилон, кроме того, текли потоки денег. И финикийцы, и греки банковскому делу учились у вавилонян. Ну и, конечно, в Вавилоне было полно развлечений. Кочевники-скотоводы, жители деревень и небольших посёлков, из которых состояли все окрестные страны, просто балдели, попав в этот огромный город – опасный, ошеломляющий, завораживающий. Грек Геродот, который где только не побывал, отозвался о нём так: «Вавилон был не просто очень большим городом, но и самым красивым из всех городов, которые я знаю». И, наверное, не один деревенский парень, посланный родителями в Вавилон продать раба или стадо коз, остался там навсегда, пополнив его население, и без того немалое.
Деловитые, талантливые и любознательные греки многому успели научиться в Египте и Вавилонии – и прямо, и через вездесущих финикийцев.
Египтяне со временем стали добавлять к иероглифам дополнительные значки для записи отдельных слогов. Финикийцы позаимствовали эти значки и стали писать только ими, обходясь вообще без иероглифов. Греков, согласно преданию, этим значкам научил финикиец Кадм, основавший греческий полис Фивы (не путать с египетскими Фивами). А уже сами греки ввели особые знаки для гласных звуков. Так появился первый в мире алфавит с отдельными знаками для гласных и согласных.
Долгое время занимаясь пиратством и грабежом египетского побережья, греки многое переняли у египтян. А вот египтяне избегали заимствовать чужие обычаи. Как отмечал Геродот, «эллинские обычаи египтяне избегают заимствовать. Вообще говоря, они не желают перенимать никаких обычаев ни от какого народа». Это нежелание учиться у других в конце концов и превратило передовой Египет в отсталую и слабую страну, лёгкую добычу многочисленных завоевателей.
Зато греки учиться не стеснялись. Великий Пифагор со своего родного острова Самос ездил в Египет изучать математику, астрономию, философию и религию. Другой греческий мудрец, Фалес из Милета, был знаком с вавилонской астрономией и астрологией, а земледелию и геометрии учился в Египте. Первым из греков Фалес Милетский предсказал солнечное затмение, случившееся 28 мая 585 года до Р. Х. Соседи попрекали Фа-леса бедностью: мол, твоя наука – дело пустое, никакого от неё навара. Чтобы их уесть, Фалес изучил астрономические данные того года и пришёл к выводу, что погода будет хороша для урожайности оливок (а оливки в Греции были главным предметом экспорта). Фалес арендовал множество маслобоен, раздав в качестве задатка последние деньги, а потом, не имея конкурентов, хорошо заработал на отжиме оливкового масла. Так он доказал соседям, что наука способна обогатить человека, только ему, Фалесу, это не нужно – у него интересы другие.
Когда появились взрослые
Взрослые всегда рассказывают детям сказки. Сами они читают, смотрят и обсуждают всякие вещи, которые у них называются серьёзными. Но до серьёзных вещей люди додумались далеко не сразу. В древности и у взрослых ничего не было, кроме сказок, басен, песенок и тому подобных забав. Разницу между сказкой и правдой они в упор не видели. О том, как на самом деле устроен мир, люди – некоторые, а далеко не все! – начали рассуждать две-три тысячи лет назад. То есть из наших 416 пятиклассников около половины, даже когда выросли, нарожали детей и состарились, по-настоящему взрослыми так и не стали.
(Строго по секрету: многие взрослые и сейчас только выглядят взрослыми, а на самом деле мало что понимают, – ну прямо как дети! Только не показывайте виду, что вы теперь про это знаете. А то мне влетит.)
Время, когда люди впервые повзрослели, задумавшись над серьёзными вещами, называют «осевым». Это очень важный рубеж в истории человечества. Хотя заметили его далеко не сразу: попробуй разгляди там, в глубине веков, кто на самом деле взрослый, а кто просто здоровый и бородатый!
Тогда, примерно на середине нашей шеренги пятиклассников, впервые появились люди, у которых главное занятие было – думать. До этого многие, конечно, тоже думали о всяких сложных вещах, а не только о работе и еде. Но думали так, между делом, – пока камень обтёсывали, во время езды на осле или перед сном, ворочаясь с боку на бок на деревянном сундуке. А теперь появились профессиональные размышлятели и думате-ли. У греков они назывались философами, то есть любомудрами. Философы уже могли не заниматься физическим трудом, потому что многие люди были готовы платить им за то, чтобы научиться думать. Платили немного, и философы часто жили впроголодь, но всё-таки кормились и своих занятий не бросали.
И хотя люди ещё две с лишним тысячи лет обходились без машин и электричества, они уже мало отличались от нынешних взрослых.
Раньше письменность была нужна только в хозяйстве и для записи царских деяний. Остальные знания, как и литературные произведения, передавались устно. Теперь научные, религиозные и художественные тексты стали записывать. Эти сочинения перестают быть безликими – за каждым стоит конкретный автор. Правда, ещё долгое время произведение записывал не он сам, а его ученики.
«Осевое время» насыщено великими мыслителями, и не только в Греции, но и в Китае. В Индии жил и учил Будда, в Иране – Заратустра.
Люди в это время пришли к выводу, что богам не наплевать, кто и зачем приносит им жертвы и поёт гимны: боги хотят, чтобы люди вели себя по-человечески, не делали другим того, чего себе не желают. Времена, когда цари хвастались количеством сожжённых городов и убитых врагов, постепенно – очень медленно – начали уходить в прошлое.
Перемены, которые начались (только начались!) в ту эпоху, происходили в разных местах и с очень разной скоростью, со сбоями и откатами. Не закончились они и сейчас. Думать, задавать вопросы себе самому до сих пор мало кто умеет. Бог для многих по-прежнему – этакий могучий секьюрити, который за умеренную плату должен их хранить и защищать.
И всё-таки, если вглядеться в последние два с половиной тысячелетия, заметно, что мир идёт вперёд, а не назад. Глядишь, удлинится наша цепочка ещё на сотню-другую пятиклассников – что-нибудь путное и получится.
Впрочем, кто знает.
Самые древние демократы
Греки называли себя эллинами, свою страну – Элладой, а все остальные народы – варварами.
В самом деле, эллины здорово отличались от других народов. Не то чтобы они в самом деле были такими уж героями, по-приятельски общавшимися с богами, как об этом рассказывается в их преданиях. Удивительным было другое.
Сами эллины главное своё отличие от варваров видели не в греческом языке и даже не в богах, которым поклонялись. По их мнению, только они, эллины, понимали, что такое свобода. Варвары же во всём подчинялись своим царям, которым готовы были целовать ноги.
Большинство народов жили – а многие и сейчас живут – большими семейными кланами, где все члены клана подчиняются своим старейшинам, а все кланы вместе – царю. Эллины первыми научились жить маленькими семьями. И эти семьи, точнее, главы этих семей, были совершенно самостоятельными и ни от кого (ну, почти ни от кого) не зависели.
Но это только полдела.
В некоторых эллинских городах-государствах (полисах) самостоятельные мужчины – главы семей стали сами выбирать своих начальников. Такого не было нигде в мире, а в большинстве стран до сих пор нет; то есть выборы там проводятся, но для видимости, для приличия.
Парфенон – главное афинское святилище, возведённое в честь богини Афины Девы (по-гречески Парфенос). Построен в 447–438 годах до Р. Х.
Так впервые в мире появилась демократия. Этот строй и сейчас одни хвалят, другие ругают, а третьи считают, что демократии вообще не существует, что всё это одно притворство. Дело в том, что выбирать начальников хлопотно: за ними приходится всё время приглядывать, одёргивать их, чтобы они не оторвались от народа, не проворовались. Это такая морока! На неё способны далеко не все народы. Гораздо проще делать то, что прикажут, и втихомолку ругать власть – и то у неё не так, и это не так. Нет, правда, без демократии жить гораздо проще. По крайней мере, если не высовываться.
Но среди эллинов было много людей, которые не боялись высовываться. Поэтому в некоторых полисах временами утверждался демократический строй. Полисы были маленькие – по несколько тысяч человек в каждом. Только в таком государстве при отсутствии железных дорог, радио, телеграфа и телефона народ мог сам быстро принимать решения по разным вопросам.
Самым крупным демократическим полисом были Афины, а едва ли не самыми известными афинскими политиками – Фе-мистокл и Аристид. Они были современниками и оба выше всего ставили благо Афинского государства; поэтому их и помнят до сих пор. Но люди они были совершенно разные. Фемистокл отличался изворотливостью и не стеснялся в средствах для достижения цели. Он считал, что от политика требуется, прежде всего, умение добиваться выгод для своего отечества. «Это, конечно, необходимо, – возражал Аристид, – но не менее важно, чтобы государственный деятель был честным человеком».
Прошли два с половиной тысячелетия, а спор всё не кончается…
В 510 году до Р. Х. афиняне свергли тирана Гиппия. Тираном назывался всякий правитель, не обязательно злой и жестокий, получивший власть не по законам полиса. Новые законы поручили разработать Клисфену. С этого времени началась афинская демократия, которая тысячелетиями служила образцом для противников монархий и олигархий.
В демократических Афинах государством управляли не только «народные избранники», но и сам народ. Афинский полис, по тогдашним меркам довольно крупный, насчитывал 20–30 тысяч граждан. Несколько раз в месяц все они – точнее, те мужчины (женщины, хоть и считались гражданками, голосовать не имели права), кто был старше 20 лет, кто хотел участвовать в общественных делах и имел свободное время, – собирались на площади и сообща решали животрепещущие вопросы.
Чиновничий аппарат в демократических Афинах тоже не походил на современный. Во-первых, каждую должность обычно занимали сразу несколько человек, принимавшие решения сообща или по очереди. Во-вторых, почти все должности были выборные, а переизбирали чиновников ежегодно. И самое главное: почти на все должности чиновников выбирали по жребию. Голосование применяли только там, где от избранника требовались специальные способности, знания и навыки – прежде всего, при выборах десяти стратегов, командовавших вооружёнными силами. Но контролировал стратегов Совет пятисот, а он выбирался по жребию. Должностей было много, а граждан – мало, поэтому в течение жизни каждый, кто хотел, какое-то время проводил «во власти».
Фемистокл. Навершие гермы (четырёхгранного столба), найденной в Остии. Предположительно, моделью для гермы послужила статуя, которую заказал для храма Артемиды в Афинах сам Фемистокл.
Аристид. Скульптура из Ватиканского музея.
Схема битвы при Марафоне 12 сентября 490 года до н. э., где афинско-платейская армия разбила превосходящее её по численности персидское войско.
Горожанам демократия пришлась по вкусу. Могущество Афин быстро росло. «Под гнётом тиранов, – писал историк Геродот, – афиняне не желали сражаться, – как рабы, работающие на своего господина. Теперь же, после освобождения, каждый стал стремиться к собственному благополучию».
Устроив так удачно управление Афинами, Клисфен допустил серьёзную ошибку, попытавшись заключить с могущественной Персией союз против Спарты – самого сильного греческого полиса. Персидский царь Дарий не возражал, но при условии, что афиняне признают его власть. Афинские послы, не имея чётких инструкций, согласились. По возвращении в Афины их наказали за самовольство, но Дарий уже считал афинян своими подданными.
Вскоре после 70-й Олимпиады (греки считали годы по Олимпиадам, по войнам и по именам правителей) жители малоазиатского полиса Милета восстали против персов. Несмотря на помощь афинян, повстанцы были разбиты. В 494 году до Р. Х. персы взяли Милет штурмом, мужчин перебили, а женщин и детей обратили в рабство. Это событие повергло в ужас всех эллинов, в особенности ионийцев: ведь милетцы были их соплеменниками. В Афинах даже поставили трагедию Фриниха «Падение Милета». По нашим меркам зрелище было не слишком эффектное: никто не сражался, кровь не лилась, и вообще на сцене (точнее, на арене, именуемой орхестрой) практически ничего не происходило. Единственный актёр произносил страстные монологи, а два хора, мужской и женский, изображали по очереди то заседание Совета, то воинов, идущих в бой, то толпу на городском рынке. Но афинян это незатейливое представление потрясало настолько, что плакали даже взрослые мужчины. Во избежание волнений афинские власти запретили пьесу, а её автора приговорили к штрафу за то, что он бередит свежую рану сограждан.
Театральные представления в Афинах устраивали за свой счёт спонсоры-хореги. Спонсором «Падения Милета» был Фе-мистокл, и трагедия, поставленная на его деньги, дала толчок его политической карьере.
Фемистоклу тогда было около 30 лет. По отцу он принадлежал к старинному афинскому роду, но его мать была не афинянка и даже не гречанка. Поэтому до особого решения властей Феми-стокл не имел гражданских прав. Зато он с детства научился выкручиваться из сложных ситуаций. Например, ему было запрещено посещать гимнасий (спортплощадку) в черте Афин, и он был вынужден ходить в загородный гимнасий на холме Киносарг. Но поскольку он верховодил в компании ребят из знатных семейств, они тоже стали ходить на Киносарг, и занятия за городом уже не казались унижением. Учитель, наблюдая за Фемистоклом, как-то сказал ему: «Из тебя, мальчик, не выйдет ничего посредственного, но что-нибудь очень великое, – или доброе, или злое!».
На следующий год после взятия Милета Фемистокла избрали архонтом. Главным его делом на этом посту стала забота о мореплавании, в котором он видел основу процветания Афин. Старая гавань в Фалере не могла вместить много кораблей, и Фемистокл расширил её, а потом начал строить новую просторную гавань в Пирее.
Вскоре Дарий попытался подчинить Балканскую Грецию. В середине лета 490 года, третьего года 72-й Олимпиады, персы разорили ионийские полисы на острове Эвбее, переправились через пролив в Аттику и встали лагерем на Марафонской равнине, в 42 км к северо-востоку от Афин. На помощь афинянам пришли только жители Платеи, расположенной по соседству, в Беотии. Военные действия возглавили 10 афинских стратегов, из которых каждый получал на один день верховное командование. Толку от такого порядка было немного, и когда очередь дошла до Аристида, он добровольно уступил командование Мильтиаду – самому опытному и способному полководцу. Более того: Аристид убедил других стратегов, в том числе Фемистокла, последовать его примеру. Под командованием Мильтиада афинско-платейская армия разбила превосходящее по численности персидское войско, заставив персов отступить.
Изображение Дария I на древнегреческой вазе. Работа вазописца, состоявшего на службе у царя Дария.
Победа при Марафоне пробудила в Фемистокле честолюбие; он часто повторял: «Лавры Мильтиада не дают мне спать». Вскоре Мильтиад сошёл со сцены, потерпев неудачу в военной экспедиции на остров Парос, и самыми популярными политиками в Афинах стали Фемистокл и Аристид. Они соперничали с юных лет. Феми-стокл помнил по именам чуть ли не всех афинских граждан, умел убедительно выступать перед толпой и находить выход из безвыходных положений. Аристид никогда не лгал, строго соблюдал законы и правила, а за честность и неподкупность получил прозвище Справедливый. Многие афиняне не доверяли официальному суду и шли к Аристиду, чтобы он рассудил их по собственному разумению. Фемистокл утверждал, что этим Аристид приобретает единоличную власть, опасную для демократии. Аристид же уличил Фемистокла в огромных хищениях, однако тот сумел «заболтать» суд и выкрутился. Политическая вражда заставляла Аристида спорить с Фемистоклом, даже когда в душе он был с ним согласен. Как-то, одержав победу в дискуссии, он с горечью сказал, что государственные дела выиграют, если их обоих сбросят в пропасть.
Ещё при Клисфене был принят закон об остракизме. Он предписывал афинским гражданам раз в год писать на черепках[3], кого они считают наиболее опасным для демократического строя. Тот, кто набирал наибольшее число голосов, изгонялся из полиса. Гражданства его не лишали, имущество не конфисковывали, и через десять лет он мог вернуться в Афины. Этот закон ранее никогда не применялся, но теперь благодаря Фемистоклу он наконец заработал.
Начиная с 487 года до Р. Х. противников Фемистокла одного за другим изгоняют из Афин. Через несколько лет дошла очередь и до Аристида. Рассказывают, что к нему тогда подошёл неграмотный крестьянин и попросил написать за него на черепке имя «Аристид». «Он тебя чем-то обидел?» – спросил Аристид. «Нет, – ответил крестьянин, – я даже не знаю этого человека, но мне надоело слышать на каждом шагу “Справедливый” да “Справедливый”». Аристид написал на черепке собственное имя. Кончилось тем, что его изгнали, и он уехал на остров Эги-ну.
Фемистокл считал, что новая война с персами неизбежна и что спасение Афин в сильном военном флоте. По его настоянию доходы от государственных серебряных рудников, ранее делившиеся между гражданами, были пущены на постройку кораблей. К тому времени, когда пришли известия о предстоящем вторжении персов, афинский флот был самым крупным в Греции.
Для отпора персам три десятка греческих полисов образовали союз во главе со Спартой. В 480 году до Р. Х. (год 75-й Олимпиады) царь Ксеркс, сын Дария, с двухсоттысячной армией переправился на Балканы и вдоль побережья двинулся на юг. Фракия и города Средней Греции подчинились царю; их войска были включены в персидскую армию.
Общие сухопутные силы свободных полисов были как минимум в десять раз меньше персидских. По предложению Фе-мистокла они заняли тесное Фермопильское ущелье, ведущее в Южную Грецию. А чтобы их нельзя было обойти с моря, греческий флот загородил пролив между островом Эвбеей и материковой Грецией в самом узком месте – у мыса Артемисий.
В сентябре 480 года в Фермопильском ущелье произошла одна из самых знаменитых битв в истории Европы. В ней участвовало более пяти тысяч греков. На третий день битвы защищать ущелье остались пятьсот человек, среди них – триста спартанцев во главе с царём Леонидом. Все они погибли.
Остраконы из Афин с надписями: «Перикл, сын Ксантиппа», «Кимон, сын Мильтиада», «Аристид, сын Лисимаха».
Глиняные черепки – остраконы – с именами Фемистокла и Аристида.
Когда пришло известие о прорыве персов через Фермопилы, спартанцы и их союзники принялись срочно укреплять Коринфский перешеек, ведущий в Пелопоннес. В Афинах была объявлена мобилизация всего мужского населения; стариков, женщин и детей эвакуировали на близлежащий остров Саламин, изгнанникам разрешили вернуться. С Эгины приплыл Аристид, с трудом спасшийся от персидских сторожевых кораблей.
Греки во всём полагались на предсказания и приметы, а они были неблагоприятны. Поэтому большинство афинян высказывались за отступление. Фемистокл, напротив, предлагал дать морское сражение в узком проливе, где численное преимущество персов будет бесполезным. Аргументы он придумывал на ходу. Оракул упоминает о «деревянных стенах»? Это имеются в виду корабли, которые спасут город. Из храма богини Афины уползла змея? Значит, богиня указывает горожанам путь к морю. Однако при приближении огромного неприятельского флота и неисчислимого войска греки твёрдо решили бежать. Тогда Фе-мистокл отправил к Ксерксу с письмом своего раба. Он уверял царя, что готов перейти на его сторону, и советовал скорее напасть на греческий флот, пока тот не соединился с сухопутными силами. Свою хитрость Фемистокл открыл лишь Аристиду, пришедшему к нему с предложением оставить пустые раздоры ради спасения Греции.
Аристид поддержал план Фемистокла на Совете стратегов. Спартанцы, уважавшие Аристида, согласились начать морское сражение. Да и деваться было уже некуда: персы блокировали выходы из проливов. 20 сентября 480 года до Р. Х. 300–400 триер[4] одержали блестящую победу над персидским флотом, насчитывавшим около тысячи кораблей. Ксеркс отступил, оставив на Балканах армию Мардония. Афиняне смогли вернуться в свой разорённый город.
Это был триумф Фемистокла. На Олимпийских играх его встретили овацией, в Спарте вручили оливковый венок и выделили эскорт из трёхсот воинов. Однако от верховного командования он был отстранён; руководителем сухопутных сил стал Аристид, а морских – Ксантипп.
Портрет Ксеркса I. Из собрания кратких биографий исторических личностей «Promptuarii Iconum Insigniorum a Secub Hominum», изданного в Лионе в 1553 году.
Мардоний предложил афинянам – но только им одним! – заключить мир, иначе говоря, без сопротивления пропустить персов в Пелопоннес. Афиняне отказались. В Спарту было отправлено посольство с просьбой о помощи. Небоеспособное население вновь эвакуировали, а вооружённые граждане под командованием Аристида отошли в Беотию, соединившись с союзными войсками под общим командованием спартанца Павса-ния – регента при малолетнем сыне погибшего царя Леонида.
В это время среди афинских воинов возник заговор. Уставшие от войны люди хотели свергнуть воинственных демократических вождей, а в случае неудачи перейти на сторону персов. Аристид узнал о заговоре, но арестовал только верхушку – восемь человек, да и тех вскоре отпустил. В последовавшем сражении и афиняне, и спартанцы потеснили врага, а затем вместе взяли штурмом персидский лагерь. Чуть ли не в тот же день греческий флот разбил остатки персидского.
Фемистокл тогда заявил в Народном собрании, что у него есть предложение, полезное для государства, но он не может огласить его открыто. Его попросили сообщить план одному Аристиду. Выслушав соперника, Аристид сказал, что нет ничего полезнее того, что он задумал, но и ничего бесчестнее. Не зная сути, но доверяя Аристиду, Народное собрание отвергло предложение Фемистокла. А оно заключалось в том, чтобы сжечь зимовавший близ Афин союзный флот и таким образом избавиться от конкурентов на море.
Вскоре Аристид сменил на посту главнокомандующего бесцеремонного грубияна Павсания. Союз греческих полисов был воссоздан, но теперь он назывался Делосским морским союзом, и во главе его стояли Афины, а не Спарта. Афиняне готовились изгнать персов из малоазиатских полисов, населённых их соплеменниками-ионийцами. Спартанцы же считали войну законченной. Они настаивали, чтобы города Средней Греции не имели укреплений; по их мнению, в случае нового персидского вторжения они всё равно будут захвачены и станут опорными пунктами персов. Но отсутствие укреплений делало полисы беззащитными перед Спартой. Поэтому афиняне в ожидании неизбежного столкновения со спартанцами в ускоренном темпе возводили стену вокруг города и вдоль дороги, соединяющей его с портом Пиреем, а Фемистокл и Аристид затягивали переговоры со Спартой, чтобы успеть закончить строительство.
Со временем Аристид отошёл от политики. Фемистокл, напротив, продолжал «рулить», несмотря на обвинения во взяточничестве. Если в молодости стоимость его имущества составляла всего три таланта[5], то к концу политической карьеры она выросла в тридцать раз! Наконец он просто надоел избирателям, и около 471 года его изгнали, подвергнув остракизму.
Аристид к тому времени умер. Он пользовался всеобщим уважением, но был настолько беден, что в доме не нашлось денег на похороны. Надгробный памятник ему поставили за счёт государства.
Тогда же в Спарте умер Павсаний. В его вещах нашли документы о тайных переговорах с персидским царём. Выяснилось, что Фемистокл давно знал о предательстве Павсания. Сам он в переговорах с персами не участвовал, но политические противники и его обвинили в измене. Фемистокла заочно судили, признали виновным и послали за ним гонцов в Аргос, где он жил после изгнания. Не дожидаясь ареста, он бежал и после нескольких переездов оказался в Персии. Царь Артаксеркс, сын Ксеркса, пожаловал ему в управление несколько городов. В должности персидского наместника Фемистокл прожил несколько лет и умер в 459 году до Р. Х. в Малой Азии. Если верить Плутарху, он покончил с собой, когда Артаксеркс потребовал от него выступить с оружием против афинян.
Конец эпохи ораторов
Эллинские полисы часто воевали, но никогда не завоёвывали друг друга и не сливались в одно государство.
Создать империю попытались цари Македонии.
Македония находилась к северу от Греции. Её обитатели были родственны эллинам, поклонялись тем же богам и говорили на диалекте греческого языка, однако эллины считали их варварами.
Демосфен, упражняющийся в ораторском искусстве. Художник Жан Леконт дю Нуи (1842–1923).
В 359 году до Р. Х. царём Македонии стал молодой Филипп II. Он объединил под своей властью фактически распавшуюся страну, создал мощную, прекрасно обученную и дисциплинированную армию и повёл её на завоевание соседних народов. Сначала он воевал с иллирийцами, а потом занялся Грецией.
Самым сильным греческим полисом были Афины, владевшие большим флотом и возглавлявшие Афинский морской союз. Филипп пообещал Афинам завоевать для них Амфиполь, на который они давно зарились, а афиняне согласились отдать за это Филиппу свою союзницу Пидну. Пидну Филипп занял, Амфиполь тоже захватил, но отдавать его афинянам и не подумал.
В это время члены Дельфийской амфиктионии (религиозного союза) воевали с жителями провинции Фокида, досаждавшими Дельфийскому храму. В Совете амфиктионии главную роль играл могущественный беотийский полис Фивы (Беотия находилась между Афинами и Фокидой). Совет призвал на помощь Филиппа II, а противники Фив – Спарта и Афины – поддержали фокидян. Македоняне оказались сильнее. Несколько лет они разоряли Фокиду. Она запустела, жители разбрелись во все стороны, в разрушенных городах остались только старики да дети. Так македонские войска оказались в центре Греции. За помощь члены амфиктионии даже передали Филиппу два голоса в Совете, отнятые у фокидян.
По соседству с Македонией находился Союз городов полуострова Халкидики, возглавляемый городом Олинфом. Чтобы олинфяне не вступили в союз с Афинами, Филипп II подарил Олинфу соседний город Потидею. Афинский отряд, посланный на помощь Потидее, опоздал и не смог этому помешать. Но когда олинфяне обнаружили, что теперь со всех сторон окружены македонскими владениями, они всё-таки заключили союз с Афинами. Для афинян это означало скорую войну с Филиппом. Больше всех за это агитировал Демосфен.
В Афинах важнейшие решения принимал сам народ на общих собраниях. Многочисленные споры разбирались в судах, где тоже заседали не профессиональные судьи, а несколько сотен простых граждан. Чтобы убедить Народное собрание или суд в своей правоте, надо было уметь говорить ярко и доходчиво; кому это лучше удавалось, тот, можно сказать, и правил Афинами. Вокруг каждого известного оратора группировались десятки, а то и сотни сторонников.
Демосфен с детства мечтал стать оратором, чтобы наслаждаться одобрительными криками толпы и купаться в лучах славы. Он происходил из богатой семьи владельца оружейной мастерской, но рано осиротел. Опекуны о его образовании не заботились, да ещё прикарманили часть отцовского наследства. На оставшиеся деньги Демосфен прилежно изучал классическую литературу и афинские законы. Выучившись, он подал в суд на опекунов и отсудил у них часть наследства. Зарабатывал он неплохо, готовя речи для судебных ораторов. Дважды Демосфен и сам пробовал выступать. Но у него был слабый голос, он картавил, слегка заикался, да ещё имел привычку дёргать плечом. Поэтому шум, смех и шиканье толпы не давали ему закончить речь.
Он совсем было пал духом, но приятель-актёр растолковал ему, что в речи важно не только содержание, но и то, как она произносится. И Демосфен с головой ушёл в занятия риторикой. Чтобы не манила улица, он обрил себе полголовы и сидел дома, по нескольку часов в день упражняясь в составлении и произнесении речей. Когда волосы отрасли, он стал ходить на берег моря и, набрав в рот камешки, громко читал стихи, стараясь перекричать шум ветра и рокот волн.
Демосфен. Римская мраморная копия бронзовой статуи греческого скульптора Полиевкта. Лувр.
Говорят, «терпение и труд всё перетрут». Демосфену терпения хватало. Он стал превосходным оратором. Тем не менее перед выступлениями он всегда заучивал речь наизусть и заранее решал, в каких местах говорить спокойно, где надо чеканить формулировки, а где декламировать горячо и страстно. Противники смеялись над ним, обвиняя в отсутствии подлинного таланта, но это не мешало ему побеждать в словесных поединках.
Прославился Демосфен речами, направленными против Филиппа II. Сам он называл эти речи филиппиками, и это слово сохранилось до сих пор, обозначая гневное публичное осуждение. Яркими красками рисовал Демосфен трагедию разорённой Фокиды. Под влиянием филиппик афиняне четырежды посылали на помощь Олинфу боевые корабли и воинские отряды. Но осенью 348 года до Р. Х. предатели, подкупленные Филиппом, открыли македонянам ворота Олинфа. Город был разграблен и разрушен до основания, его жители проданы в рабство. Разрушению подверглись и остальные города Халкидского союза.
В Афинах тоже были приверженцы Филиппа, причём не только платные агенты, но и вполне бескорыстные сторонники. В Греции множество людей не имело других занятий, кроме войны; неудивительно, что полисы то и дело воевали, разоряя страну. Популярный учитель красноречия Исократ надеялся спасти Грецию, объединив эллинов для совместной войны против персов, – устроить что-то вроде крестового похода за несколько веков до появления христианства. А именно этим, по сути, и занимался македонский царь. Поэтому Исократ восторженно приветствовал Филиппа и убеждал его беречь свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады.
Золотой медальон с портретом царя Македонии Филиппа П. Изготовлен, предположительно, в III в. во времена правления римского императора Александра Севера.
Другим сторонником мира с Македонией был Эсхин. Сначала он тоже выступал за войну с Филиппом. Понимая, что в одиночку афиняне не справятся с македонским царём, Эсхин пытался уговорить другие полисы совместно вести переговоры с Филиппом, а при необходимости совместно сражаться. Однако каждый полис предпочитал договариваться с царём самостоятельно, надеясь использовать мощь македонян против своих соседей. Да и сами афиняне не горели желанием раздражать Филиппа, который при желании мог перекрыть им поставки зерна из Причерноморья. Когда Эсхин убедился, что создать общегреческий союз невозможно, он выступил за скорейшее заключение мира с Филиппом и после этого уже не менял свою точку зрения. Дважды ездил он в Пеллу – столицу Македонии вместе с Демосфеном и возглавлявшим посольство Филократом. Демосфен и его друг Тимарх обвинили Эсхина в сговоре с Филиппом, но он избежал суда, доказав, что Тимарх вёл распутную жизнь (люди с запятнанной репутацией не имели права выступать в суде).
В 346 году Афины и Македония заключили договор о мире и союзе. По условиям мира, названного Филократовым, каждая сторона сохранила свои завоевания. На деле это означало, что Афины теряют почти все владения во Фракии и признают захват Филиппом Халкидики.
Эсхин продолжал верить в обещания Филиппа, но хвастаться плодами такого мира не приходилось. Спустя три года Демосфен снова возбудил против Эсхина судебное дело по обвинению в измене. Эсхин процесс выиграл, но в Народном собрании его выступления встречали теперь холоднее.
А Филипп продолжал подчинять соседние народы – фракийцев, иллирийцев, фессалийцев, эпиротов, скифов. В 340–339 годах до Р. Х. он осадил Византий (на месте нынешнего Стамбула) и расположенный неподалёку Перинф, контролирующие проливы между Средиземным и Чёрным морями. Извечные враги – афиняне и персы – выступили на одной стороне, посылая помощь осаждённым. К Византию отправился афинский флот под командованием известного политика и оратора Фокиона.
Фокион в юности дружил с известными философами Платоном и Ксенократом. Человек он был добрый, но вид имел такой угрюмый и неприветливый, что с ним не всегда решались заговорить. Он редко смеялся, никогда не мылся вместе с другими в бане, за городом и на войне ходил разутым, а одевался очень легко: в Афинах шутили, что увидеть Фокиона в плаще – к холодной зиме. Выступал он всегда кратко, но по делу. «Вот нож, направленный в грудь моим речам», – говорил о его выступлениях Демосфен.
Для сбора взносов с участников Афинского морского союза афиняне обычно снаряжали военные экспедиции. Когда же собрать взносы поручили Фокиону, он поехал на одной триере, но заслужил у союзников такое уважение, что в качестве взносов они выделили ему целый флот, с которым он и вернулся в Афины.
Вот и теперь афинского военачальника Хареса жители Византия не впустили, а Фокиона приняли радушно. Афинская помощь прибыла очень своевременно, и Филипп, потерпев поражение, был вынужден отступить. Фокион занял ряд близлежащих городов, захватил несколько македонских кораблей и после ранения в стычке с македонянами отплыл домой.
Эллины чувствовали, что их родная Эллада меняется необратимо.
Они всегда воевали друг с другом, но эти войны, часто жестокие и кровавые, велись по определённому порядку. Изменялись границы владений, степень влияния отдельных полисов, иногда даже государственный строй в них; но эти перемены сами по себе были частью привычного образа жизни. Демосфен сетовал, что прежде лакедемоняне (спартанцы) «в течение четырёх или пяти месяцев, как раз в самую лучшую пору года, вторгнутся, бывало, опустошат страну противников своими гоплитами, то есть гражданским ополчением, и потом уходят обратно домой. Это был до такой степени старинный или, лучше сказать, такой правомерный образ действий, что даже не покупали ни у кого ничего за деньги, но это была какая-то честная и открытая война. Теперь же ничего не решается выступлениями на поле битвы или правильными сражениями». Демосфен возмущался тем, что Филиппу «совершенно безразлично, зима ли стоит в это время или лето, и он не делает изъятия ни для какой поры года и ни в какую пору не приостанавливает своих действий».
Главное же новшество состояло в том, что Филипп пытался лишить всех эллинов свободы и включить их в империю, то есть уравнять с варварами.
Благодаря усилиям врагов Филиппа, прежде всего Демосфена, образовалась антимакедонская коалиция. В неё вошли даже Фивы – старый враг Афин, до того бывший в союзе с царём. Эллины попытались выдавить македонян из Греции. Фокион и особенно Эсхин были против войны с Македонией; Эсхин резко критиковал Демосфена за отказ начать мирные переговоры с Филиппом. И его опасения оправдались. В 338 году до Р. Х. в Беотии возле селения Херонея македоняне наголову разбили соединённое войско афинян и фиванцев. Среди греческих воинов, бежавших с поля сражения, был и Демосфен. Филипп, вне себя от радости, устроил пир прямо на поле боя среди неубранных трупов.
В Афинах со дня на день ожидали появления македонского войска; в городе царило беспокойство, едва не переросшее в панику. Попытки покинуть город были приравнены к измене и карались смертью, всех мужчин, способных носить оружие, призвали на военную службу. Знаменитый оратор Гиперид предложил вернуть в Афины изгнанников и освободить рабов. Афинское законодательство прямо запрещало вносить такие предложения, и на Гиперида подали в суд. «Да, я внёс такое предложение, – говорил судьям Гиперид, – ради того, чтобы свободным не пришлось испытать рабства. Внёс, ради того, чтобы никто более не подвергался изгнанию. “Разве ты не читал законов, запрещающих это?” – спрашивают меня. Я не мог; оружие македонян закрывало от меня буквы этих законов». Патриотический пафос судьи поставили выше законов: Гиперид был оправдан.
Бурную деятельность развил и другой оратор – Ликург. По его обвинению был казнён стратег Лисикл – один из командующих афинским войском в битве при Херонее. Погибших при Херонее Ликург назвал последними свободными эллинами: ведь оставшиеся в живых действуют уже не свободно, а под давлением неодолимой силы. Тем не менее Ликург советовал пойти на компромисс с Филиппом, чтобы не погубить окончательно Афины: ведь пока есть жизнь – есть надежда.
Несмотря на разногласия, все афинские ораторы – от Демосфена до Исократа – упорно твердили, что их полис самый лучший, что он имеет самую славную историю и вообще именно он должен управлять всеми остальными полисами – для их же блага.
Гиперид. Римская копия I века с греческого оригинала III в. до н. э. Копенгаген, Новая глиптотека Карлсберга.
Под руководством Демосфена, Гиперида, Ликурга афиняне чинили городские стены, углубляли и расширяли рвы, запасали продовольствие, чтобы выдержать осаду. Однако Филипп не пошёл в Аттику. Наверное, он помнил о неудачной осаде Византия и об афинском флоте, насчитывавшем 360 триер. Но прежде всего он, как обычно, стремился разрушить единство среди своих противников. Поэтому с фиванцев он взял выкуп не только за пленных, но даже за право похоронить павших, самым видным гражданам велел отрубить головы, других отправил в изгнание, а имущество всех их забрал себе. Афинянам же он без выкупа возвратил пленных. Когда отпущенные, осмелев, потребовали вернуть им плащи и одеяла, Филипп только посмеялся: «Кажется, эти афиняне думают, что проиграли нам партию в кости!» Кроме того, Филипп отправил в Афины тела афинян, погибших под Херонеей, в сопровождении военного эскорта под командованием своего сына. Он не наложил никакого наказания на город, только обязал его войти в число союзников Македонии.
Филипп во главе войска прошествовал через всю Грецию, утверждая своё главенство и попутно улаживая политические и территориальные конфликты между городами. Все полисы вошли в состав Коринфского союза, из их представителей Филипп создал Общегреческий совет. Началась подготовка к походу против Персии; каждый полис получил разнарядку, сколько он должен выставить воинов. Единственным государством, которое отказалось признать гегемонию Македонии, была Спарта.
Конец ознакомительного фрагмента.