Глава 4. Задержки и разочарования (июнь–сентябрь 1202 года)
После Пасхи, ближе к Троице, крестоносцы начали оставлять свои земли. Как вы можете догадаться, их друзьями и подданными было пролито много слез жалости о покидавших свои края. По пути на юг воины Христовы проехали Бургундию, перевалили горы Альпы (через перевал Мон-Сени), затем пересекли Ломбардию и стали, таким образом, собираться в Венеции. Расположились на острове Сан-Николо-ди-Лидо (о. Лидо в современных атласах, прикрывающий вход в Венецианскую лагуну. – Ред.).
Примерно в то же время отбыла флотилия из Фландрии, неся с собой множество вооруженных людей. Капитанами ее являлись Жан де Нель, шателен Брюгге, Тьерри, сын графа Филиппа Фландрского, и Никола де Майи. Они обещали графу Балдуину и поклялись ему на святом Евангелии, что поплывут через Марокканский пролив (ныне Гибралтарский пролив), после чего присоединятся к войску, собирающемуся в Венеции, и к нему самому в любом месте, где им будет велено пристать. По этой причине граф Балдуин (Бодуэн) и Генрих (Анри), его брат, послали с ними часть своих кораблей, нагруженных одеждой, съестными припасами и прочими вещами.
Флот этот был великолепен и отлично оснащен; граф Фландрский и его друзья-крестоносцы очень полагались на этих моряков, потому что с их кораблями отправилась в путь большая часть их лучших оруженосцев. Однако капитаны и их спутники нарушили слово, данное своему сеньору, потому что и сами они, и многие другие убоялись великой опасности дела, за которое взялось войско, которое находилось в Венеции.
Так же повели себя, отказавшись от своих обетов, епископ Отенский, Гью, граф Форе, Пьер Бромон и многие другие, которые подверглись за это суровому осуждению (да и на месте, куда направлялись, они мало что сделали бы). Среди тех, кто пустился в путь из Иль-де-Франс и бросил нас, были также Бернар де Морей, Гуго де Шомон, Анри д’Арэн, Жан де Виллер, Готье де Сен-Дени, Гуго, его брат, и многие другие, которые уклонились от приезда в Венецию, испугавшись риска, и двинулись в Марсель. Им досталось великое презрение и всеобщее осуждение, и их позорное поведение позже навлекло на них большие несчастья.
А теперь оставим разговор о них и поведаем о тех пилигримах, большая часть которых уже прибыла в Венецию. Там уже был граф Балдуин Фландрский и многие другие. Их весьма встревожило известие, что многие пилигримы направились разными дорогами в другие гавани. Это означало, что крестоносцы не могли выполнить свои обязательства перед венецианцами и уплатить деньги, которые были им должны.
Посоветовавшись, они решили выслать надежных послов навстречу пилигримам и графу Луи Блуаскому и Шартрскому и другим крестоносцам, которые еще не прибыли, чтобы убедить их собраться с мужеством и проникнуться жалостью к заморской земле. Также посланники должны были убедить их, что никакая другая дорога не столь выгодна, как через Венецию.
Для этого посольства были избраны граф Гуго де Сен-Поль и Жоффруа Виллардуэн, маршал Шампани; они поехали верхом, пока не добрались до Павии в Ломбардии, где застали графа Луи с великим множеством благородных рыцарей и прочих добрых воинов. Настойчивыми увещеваниями и просьбами они убедили многих повернуть к Венеции, хотя те собирались было пойти иными путями в другие гавани, откуда и добираться до Венеции.
Тем не менее очень многие, оказавшись в Пьяченце, свернули в сторону и стали добираться до Апулии другими дорогами. Среди них были Вилен де Нейи, один из доблестнейших рыцарей на всем свете, Анри д’Арзильер, Рено де Дампьер, Анри де Лоншан и Жиль де Тразиньи. Этот последний был вассалом, присягнувшим графу Балдуину Фландрскому и Геннегау, который выдал из своих средств 500 ливров, чтобы де Тразиньи пошел с ним в поход. Вместе с ними отправилось великое множество рыцарей и оруженосцев, чьи имена не записаны в этой книге. Их уход намного сократил число тех, кто должен был присоединиться к силам, собравшимся в Венеции, в результате чего войско оказалось в весьма затруднительном положении, о чем вы скоро узнаете.
Граф же Луи и другие сеньоры прибыли в Венецию, где были торжественно и с большой радостью приняты. Они расположились вместе с прочими на острове Святого Николая (о. Лидо). Это воистину было прекрасное войско, состоявшее из лучших воинов! Никогда и никто не видывал такой внушительной боевой силы. И венецианцы в изобилии предлагали им на продажу все, что необходимо для коней и для людей. Флот же, который они подготовили, был столь надежен и так оснащен, что никто еще в христианском мире не видывал ничего более богатого и прекрасного; военных кораблей, галер и транспортов в его составе было в три раза больше, нежели требовалось для собравшегося войска.
Но – увы! Какой неизмеримый вред был принесен теми, кто отправился в другие гавани, когда они должны были явиться в Венецию! Сделай они это, христианство вознеслось бы, а земля сарацин пала бы ниц. Венецианцы честно выполнили все свои обязательства, и даже сверх того, что было необходимо, и теперь, когда все было готово, они собрали графов и баронов, чтобы те выполнили свои обязательства и выплатили те деньги, которые были оговорены.
В войске был объявлен сбор денег за перевоз – каждый должен был уплатить за свою доставку сюда. Очень многие утверждали, что не могут позволить себе полную сумму, так что сеньоры взяли с них столько, сколько те могли выложить. Тем не менее, когда сеньоры объявили о стоимости переправы каждого и каждый что-то внес, выяснилось, что собранных денег не только недостаточно для расплаты с долгом, но нет и половины необходимой суммы.
Все сеньоры встретились, чтобы обсудить ситуацию. «Венецианцы, – сказали они, – честно и благородно выполнили свои обязательства, даже превысив их. Но нас тут собралось слишком мало, чтобы, оплатив перевоз, мы смогли бы выполнить наши договоренности с ними. Вина за это лежит на тех, кто отправился в другие гавани. И посему, Бога ради, пусть каждый из нас выложит часть своих денег, чтобы мы смогли с честью выполнить данные нами обязательства. Для каждого из нас лучше отдать все свое достояние, нежели прослыть несостоятельными должниками и потерять все, что мы уже вложили в дело, так и не выполнив своих обязательств. Ведь если поход этот не состоится, то подмогу «заморской земле» не удастся оказать».
Предложение это было встречено шумным несогласием большей части сеньоров и прочих. «Мы заплатили за свой перевоз, – заявили они. – Если венецианцы согласны иметь с нами дело, мы готовы двинуться, а коли не желают, мы сами поищем другой путь». (Они так говорили потому, что им хотелось, дабы войско разошлось и все получили бы право вернуться домой.) А с другой стороны, меньшая часть сказала: «Мы предпочитаем лучше отдать все свое достояние и отправиться в поход бедняками, чем позволить, чтобы наш замысел постигла бы неудача. Ведь Господь наверняка возвратит нам наше с лихвой, коли ему будет угодно».
Сразу же после этой встречи граф Фландрский начал отдавать все, что имел, и все, что смог занять. То же сделал граф Луи, и маркиз де Монферрат, и граф Гуго де Сен-Поль, и все те, которые держали их сторону. Видели бы вы тогда, сколько было снесено во дворец дожа прекрасной золотой и серебряной утвари, чтобы произвести уплату, – это было сущее чудо. Все же до оговоренной суммы недоставало 34 тысячи марок серебра. Этим обстоятельством были весьма обрадованы те, которые приберегали свои деньги и не хотели ничего давать: теперь-то они не сомневались, что армия распадется и воины разойдутся. Но Бог, который подает надежду даже и в глубине отчаяния, не пожелал, чтобы таковое случилось.
В этот момент дож обратился к своим приближенным. «Сеньоры, – сказал он им, – эти люди не могут нам уплатить большего; а поскольку они теперь не в состоянии выполнить договор, заключенный с нами, мы имеем право удержать за собой то, что они уже уплатили. Тем не менее это наше право не было бы признано никем в мире. Поступи мы так, и мы, и наша земля навлекли бы на себя великий позор. Так что давайте предложим им условие.
Король Венгрии захватил наш (дож приврал – старинный далматинский город Зара (Задар), столица византийской провинции Далмация, с X века хорватский, затем хорватско-венгерский. Правда, в XI и XII веках некоторое время подчинялся Венеции, но освободился. В 1202 году дож Дандоло просто использовал крестоносцев для нового захвата чужого. – Ред.) город Зара (Задар. – Ред.) в Склавонии (Хорватии. – Ред.), один из самых укрепленных городов на свете. Каким бы могуществом мы ни обладали, нам никогда не вернуть его иначе, кроме как при содействии франков (т. е. французов. – Ред.). Предложим же им, чтобы они помогли нам вернуть его, и мы предоставим им отсрочку для уплаты 34 тысяч марок серебра, которые они нам должны, до тех пор, пока Господь дозволит нашим объединенным силам отвоевать их». Затем предложение было высказано вождям крестоносцев. Те, кто хотел, чтобы войско распалось, выдвигали многочисленные возражения. Но, несмотря ни на что, договор наконец был принят и утвержден.
Вскоре после этого в воскресенье в церкви Святого Марка сошлось большое количество людей. Присутствовали и граждане государства Венеция, и многие графы с крестоносцами. Перед началом торжественной мессы дож Венеции Энрико Дандоло взошел на амвон и обратился к собравшимся: «Сеньоры, отныне вы объединились с самыми лучшими и самыми отважными на свете людьми и ради самого высокого дела, которое кем-либо предпринималось. Я уже стар (р. 1108, следовательно, в 1202 году ему было 94 года. – Ред.), немощен и нуждаюсь в покое; к тому же здоровье покидает меня. Но тем не менее я вижу, что среди вас нет никого, кто мог бы управлять и повелевать вами в этом деле, как я, ваш государь. Если вы дозволите, чтобы я взял крест, дабы оберегать и вести вас, и чтобы на моем месте остался мой сын и защищал бы страну, тогда я отправлюсь жить или умереть вместе с вами и пилигримами».
И когда венецианцы это услышали, то вскричали все в один голос: «Богом просим вас возложить на себя крест и отправиться с нами!» Венецианцы и французы были тронуты до глубины души, и много было пролито слез из сочувствия к этому доброму и благородному человеку, ибо он имел веские причины оставаться дома. Ведь он был в преклонных годах, и хотя глаза его были чистыми и ясными, тем не менее он был почти слеп, потому что потерял зрение от раны в голову. Это был муж поистине великой души! Ах! Как мало походили на него те, которые, чтобы избежать опасности, отправились в другие гавани!
Итак, он спустился с амвона, подошел к алтарю и преклонил колени, горько рыдая; ему нашили крест на высокий головной убор дожа, потому что он хотел, чтобы все видели его. И многие венецианцы тоже начали возлагать на себя крест, хотя до сего дня их было весьма немного. Что же до наших крестоносцев, они с радостью и глубокими чувствами смотрели на действия дожа, глубоко тронутые этим поступком мудрого и отважного человека.
После этого венецианцы начали как можно скорее снаряжать и корабли, и галеры, и транспортные суда, чтобы крестоносцы могли двинуться в путь. Но прошло уже много времени, и вплотную приближался сентябрь.
А теперь разрешите мне рассказать об одном из самых замечательных и необычных происшествий, о которых вы когда-либо слышали. Незадолго до того времени, о котором я веду речь, в Константинополе был император по имени Исаак (Исаак II Ангел. – Ред.). У него был брат Алексей, которого он выкупил из плена у турок. Этот Алексей сделал своего брата, императора, пленником, выколол ему глаза и, совершив такое предательство, сам занял место Исаака (в свою очередь, Исаак II Ангел, захватив в 1185 году власть, умертвил весьма дельного императора Андроника I Комнина. Так что последующие рассуждения о вероломстве и т. д. беспочвенны: разбойник, клятвопреступник и убийца, ничтожный император Исаак II Ангел по прошествии лет получил по заслугам. – Ред.). Он долго держал в строгом заточении своего брата и его сына, которого тоже звали Алексей. Этот молодой цесаревич вырвался из заточения и бежал на корабле в прибрежный итальянский город Анкону. Оттуда он отправился к королю Германии Филиппу Швабскому, чья жена была его сестрой. Во время своего путешествия по Италии Алексей остановился в Вероне, где встретил многих пилигримов, которые отправлялись на соединение с армией.
Те, кто помог ему вырваться из темницы, по-прежнему были при нем, и они сказали ему: «Сеньор, вот здесь, в Венеции, вблизи от нас, находится рать из лучших людей и лучших рыцарей на свете, которые собираются за море. Почему бы не попросить их, чтобы они сжалились над тобою и твоим отцом, который был столь несправедливо лишен всего? И вполне возможно, что их тронет твоя мольба». И принц сказал, что получил хороший совет и охотно поступит согласно ему.
Итак, Алексей назначил послов и отправил их к маркизу Монферратскому, который был предводителем войска, и к другим сеньорам. И когда предводители крестоносцев стали разговаривать с его посланниками, то весьма изумились и сказали им: «Мы хорошо понимаем, о чем вы говорите. Мы отправим вместе с ним посольство к королю Филиппу – туда, куда сам он направляется. Если ваш молодой государь согласен помочь нам отвоевать Иерусалим, то и мы, в свою очередь, поможем ему вернуть свою империю, которая, как мы знаем, была несправедливо отнята у него и у его отца». Так были направлены послы в Германию, к принцу Константинопольскому и к германскому королю Филиппу Швабскому.
А незадолго до этих событий в войско пришла весть, которая весьма опечалила баронов и других: мессир Фульк, достойный человек, праведник, который первым стал взывать к Крестовому походу, умер. Но вскоре после того, как Алексей прислал послов в Венецию, все воспрянули духом, потому что к ним присоединился отряд из Германии, в котором было много людей высокого положения. Прибыли епископ Хальберштадтский и граф Бертольд фон Катцелленбоген, Гарнье фон Борланд, Дитрих фон Лос, Генрих фон Улмен, Рожер фон Шустерн, Александр фон Виллерс и Орри фон Даун.