Военные, торговые и промысловые походы россиян в период становления Российской Империи (XI–XVII вв.)
Уже в XI в. Пермия, окрестности Печерские и Югра попадают в зависимость к русичам. Это происходило в период правления великого князя Ярослава Мудрого (1019–1054 гг.), славного в истории, в частности тем, что «не приобретал оружием новых земель».
От Нестора мы узнаем, что, по сказанию исландцев, в начале XI в. на берегах Двины был торговый город, куда съезжались скандинавские купцы, и где как-то норвежцы, будучи в Пермии, ограбили кладбище и украшения финского идола.
Жители Пермии торговали ценностями своей земли (солью, железом, мехами) с норвежцами и даже с камскими (волжскими) болгарами, сообщаясь по судоходным рекам.
Нестор – Карамзин пишут: «Занимаясь рыбною и звериною ловлею, огражденные с одной стороны морями хладными, а с другой лесами дремучими, они (жители Пермии) спокойно наслаждались независимостью, до самого того времени, как смелые и предприимчивые Новгородцы сблизились с ними чрез область Белозерскую и покорили их, в княжение Владимира или Ярослава.
Сия земля, от Белаозера до реки Печоры, была названа Заволочьем, и мало-помалу заселена выходцами Новогородскими, которые принесли туда с собой и Веру Христианскую… и Новогородцы нашли способ получать естественные, драгоценные произведения Сибири через своих Югорских данников, которые выменивали оные у тамошних обитателей через железные орудия и другие дешевые вещи».
Карамзин, в частности, приводит пример из Хлыновского летописца о первом заселении нынешних районов Удмуртской республики, Республики Марий Эл, Пермской и Кировской областей русичами.
В 1174 г. некоторые жители Новгородской земли, отчасти из-за внутренних раздоров, отчасти из-за перенаселенности, решили выехать за пределы отечества и, доплыв Волгой до Камы, поселились на ее берегу. Но, зная, что далее к Северу обитают народы в лесной стране, изобильной дарами природы, многие из этих выходцев отправились вверх до устья Осы, повернули к западу, дошли до р. Чепец (приток Камы) и, плывя ею вниз, «покорили бедные жилища вотяков». После этого они вошли в реку Вятку, и на правом ее берегу, на высокой горе, увидели красивый городок, окруженный глубоким рвом и валом. «Место полюбилось Россиянам, они захотели овладеть им и навсегда там остаться…»
Вторая часть той же группы новгородских «переселенцев» также оставила свое временное поселение на Каме и, решив искать другого жилища, пришла на судах к устью Вятки, добралась вверх по реке до города черемисов (мари) Кокшарова (ныне Котельнича) и завладела им.
Во времена, когда под гнетом Золотой Орды русские великие князья принуждены были изыскивать средства для Орды и гасить внутренние раздоры, они остро нуждались в поступлениях средств из Пермии и Югры. При этом они постоянно входили в трения с новгородцами, которые по привычке считали эти земли своей вотчиной. В частности, Иван Калита, частыми путешествиями в Орду доказывая свою преданность хану, поддерживал спокойствие в областях на Руси. Зная, что новгородцы, торгуя на границах Сибири, доставали много серебра из-за Камы, Иван Калита требовал и для себя, а получая отказ, начинал вооружаться и предпринимал собственные походы.
Дмитрий Донской, готовясь к решительной борьбе с Ордой, вознегодовал на новгородцев, из которых многие «под названием охотников» составляли тогда целые полки и без всякого сношения с князем ездили на добычу в места отдаленные. Так они (в 1364 г.) «ходили по Оби до самого моря с молодым Вождем Александром Обакуновичем (Абакуновичем) и сражались не только с иноплеменными Сибирскими народами, но и со своими Двинянами. Сей же Александр и другие смельчаки отправились вниз по Волге на 150 лодках; умертвили в Нижнем великое число (купцов) Татар, Армян, Хивинцев, Бухарцев; взяли их имение, жен, детей; вошли в Каму, ограбили многие селения в Болгарии и возвратились, хвалясь успехом и добычею».
Но уже в период правления Ивана III, когда, по выражению Карамзина, история России прекращает быть описанием «бессмысленных драк Княжеских», объединение русских земель вокруг Москвы, как и присоединение новых областей и регионов, становится государственной политикой.
Уже в первое десятилетие своего правления (1462–1472 гг.), поначалу потерпев ряд неудач, Иван III походами на Казань добился заключения мира на всей воле Государя Московского, то есть обязательств исполнять все его требования.
Древняя Пермия или Пермь, хотя еще с XI в. платила дань русичам, в гражданских отношениях зависела от Новгорода, а в церковных от митрополита Московского, однако «всегда имела собственных Властителей и торговала, как Держава Свободная».
Между тем, помня, что еще Ивана Калиту прельщали из Пермии меха драгоценные и серебро, называвшееся закамским, великие князья, уже присвоив Вологду – часть древней Пермии, желали овладеть ею всей.
Поэтому, получив передышку в борьбе с Казанской Болгарией и укрепив свои позиции с Новгородом, Иван III воспользовался первым же благоприятным случаем. «В Перми обидели некоторых Московитян, сего было довольно для Иоанна, он послал туда Князя Феодора Пестрого с войском, чтобы доставить им законную управу».
Победа над Пермской ратью близ города Искора была убедительной. «Вся земля Пермская покорилась Иоанну, и Князь Феодор (возглавлявший Российское войско) прислал к нему, вместе с пленными, 16 сороков черных соболей, драгоценную шубу соболью, 29 поставов Немецкого сукна, 3 панциря, шлем и две сабли булатные». Это завоевание приблизило восточные границы Московских владений вплотную к Уральскому хребту и обещало большие торговые выгоды.
Но, наконец, и «Новгород покорился Иоанну, более шести веков слыв в России и в Европе Державою народною».
Окончательное подчинение Новгорода привело, в частности, к тому, что в 1505 г. Москвой первым российским наместником в Великой Перми был поставлен князь Василий Андреевич Ковер.
Заслуживает внимания дальнейшая история уже упоминавшейся нами малой Вятской Республики, чьи первые поселенцы (приплывшие из Новгородской земли) начали обычным разбоем и изгнанием коренного населения с обжитых ими мест. Прослеживая далее жизнь этих «демократов» из «Державы народной», летопись говорит, что этот народ, «…мало-помалу усиливаясь размножением людей, более и более успевая в гражданском хозяйстве, вытеснил первобытных жителей из мест привольных, загнал их во глубину болотистых лесов, овладел всею землею между Камой и Югом, устьем Вятки и Сысолою, начал было торговать с Пермяками, Казанскими Болгарами, с восточными Новгородскими и Великокняжескими областями, но еще не довольный выгодами купечества, благоприятствуемого реками судоходными, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и своих соплеменников».
Разбойным нападениям этих русских норманнов подвергались в основном области бывшей Пермии (Вологодские, Устюжские, Двинские земли) и Волжско-Камская Болгария. Эта вольность разбойная, разумеется, не нравилась ни правителям Орды, в подданстве которой находилась Болгария, ни князьям Московским, постоянно усиливавшим свое правление над областями Пермии. Поэтому «Тохтамыш выжег ее (Вятской республики) города, сын Донского присвоил себе власть над оною, внук стеснил там вольность народную, правнук уничтожил навеки».
Именно к правлению Ивана III относятся и первые государственные экспедиции по изучению недр Каменного Пояса, к которому вплотную уже приблизились границы Русского государства. Нужны были золото, серебро, медь для чеканки монет. До этого пользовались исключительно чужими драгоценными металлами, получаемыми за счет внешней торговли и мены с сибирскими народами через Югру. Но и этот последний источник к XV в. совсем оскудел, так как в договорах и летописях этого века уже нет ни слова о серебре закамском.
Но издавна были слухи, что северные страны, близ Каменного Пояса, изобилуют металлами. Присоединив к Московской державе Пермию, Иван III начал искать людей, сведущих в горном деле. И в 1491 г. два немца (фамилии остались неизвестны) и россияне Андрей Петров и Василий Болтин отправились из Москвы искать руды серебра в окрестности Печоры. Они возвратились через 7 месяцев, с известием, что нашли серебряную руду вместе с медной на реке Цыльме «в общем пространстве десяти верст». «С того времени, – пишет Карамзин, – мы начали сами добывать, плавить металлы и чеканить монету из своего серебра». С этим событием, вероятно, связана отмечаемая энциклопедиями колонизация бассейна рек Цыльмы, Ижмы и Печоры коми и русскими.
Также в период правления Ивана III была присоединена к России и Югра, причем последовательность или «механизм» экспансии был обычный. По свидетельству одного летописца, еще в 1465 г. устюжанин Василий Скряба «с толпой вольницы ходил за Уральские горы воевать Югру и привел в Москву двух тамошних Князей, Калпака и Течика; взяв с них присягу в верности, Иоанн отпустил сих Князей в отечество, обложил Югру данию и милостиво наградил Скрябу».
Однако это завоевание, сообщает летописец, было «мнимым», действительность не соответствовала «договоренности». Как и в описанном выше случае, когда «обидели Московитянина в Перми», это стало поводом для организации военного похода на Югру.
В 1483 г. Иван III отрядил воевод князя Федора Курбского Черного и Салтыка Травина с полками устюжскими и пермскими на вогуличей и Югру. Близ устья р. Пелынь (ныне Пелым – один из истоков Тавды) Московские воеводы разбили князя Вогульского – Юмшана. Затем они прошли вниз по реке Тавде «мимо Тюмени до Сибири» (бывшее поселение Сибирь в 16 верстах от нынешнего Тобольска), а оттуда так же берегом Иртыша до Оби, в землю Югорскую, пленили ее князя Молдана и с богатой добычей возвратились через пять месяцев в Устюг. При посредничестве епископа Пермского Филофея «Владетели Югорские требовали мира и присягнули в верности близ устья Выми (один из истоков Вычегды). А Юмшан Вогульский с Епископом Филофеем сам приезжал в Москву на приеме у Великого Князя, после чего начал платить дань».
Но окончательное покорение Москвой этих земель произошло только в 1499 г., когда князья Симеон Курбский, Петр Ушатов и Заболоцкий-Бражник во главе 5 000 устюжан, двинян и вятчан добрались разными реками до Печоры, заложили на ее берегу крепость и 21 ноября отправились на лыжах к Каменному Поясу. Летопись описывает труднейшие условия, в которых они шли через горы в самую пору жестоких холодов, и поневоле проникаешься чувством глубокого уважения и восхищения мужеством этих людей… Но тут же (о, варварские времена!) читаешь со столь же глубокими чувствами печали и негодования: «Там встретили Россияне толпу мирных Самоедов, убили 50 человек и взяли в добычу 200 оленей». Описывая подобные исторические факты, Карамзин оговаривается, что в то время военное право в мире было варварским, и всякие злодеяния в неприятельской стране считались законными. Подсчитано, что участники похода прошли в общей сложности 4650 верст, пока не достигли городка Ляпина (в Березовском районе, где и р. Ляпин, приток Сев. Сосьвы). Вскоре к ним съехались (на длинных санях, запряженных оленями) «владетели Югорские, земли Обдорской, предлагая мир и подданство Государю Московскому». На это время похода воеводы также ехали на оленях, а воины на собаках, держа в руках огонь и мечи для истребления бедных жителей. Воеводы взяли 40 городов (имеются в виду укрепленные острогом), более тысячи пленников и 50 князей, обязали всех жителей (вогулов, югорцев, или остяков, и самоедов) клятвой верности и благополучно вернулись в Москву к Пасхе.
В царствование Ивана Грозного, после взятия Казани (в 1552 г.) и Астрахани (в 1554 г.) – столиц наследных ханств бывшей Орды – слух об этих завоеваниях проник и в отдаленную Сибирь, известную тогда лишь как средняя часть будущей Тобольской губернии. В России знали о Сибири от югорских и пермских жителей. Правили этой Сибирью князья монгольские, потомки Батыева брата Сибана (или Шибана). Вероятно, что они в период царствования Ивана IV имели отношения с Россией и даже признавали некоторую зависимость от ее царя, поскольку Иван Грозный уже в 1554 г. именовался в грамотах Властителем Сибири, но летописи, изученные Н. М. Карамзиным, «молчат о том до 1555 года». В этом году князь сибирский Едигер прислал двух чиновников в Москву поздравить государя со взятием Казани и Астрахани. Кроме поздравлений, Едигер вызвался платить дань Российскому государству «с условием, чтобы мы (Россия) утвердили спокойствие и безопасность его земли». Договорились в следующем: в этом ограниченном ханстве, называвшемся тогда Сибирью, по данным чиновников, проживало в то время 30 700 жителей, с каждого из которых Едигер обещал ежегодно присылать по соболю и белке. Однако через год представитель Ивана Грозного в Сибири вернулся с послом Едигера и лишь 700 соболями. Царь велел заключить сибирского посла в темницу, и в 1558 г. «Едигер доставил в Москву дань полную, с уверением, что будет впредь исправным плательщиком. Таким образом, Россия открыла себе путь к неизмеримым приобретениям на Севере Азии, неизвестным дотоле ни Историкам, ни Географам образованной Европы».
Таким образом, вначале Иван III, а затем и его внук Грозный обложили данью вначале Югорские земли, а затем Монгольскую (или Татарскую) державу, называемую тогда Сибирью. Последняя состояла в то время из древних улусов Ишимских и Тюменских, или Шибанских, известных в России с 1480 г. и названных так, вероятно, «по имени брата Батыева, Шибана, Единовластителя Северной Азии, на Восток от моря Аральского».
История Сибирского ханства трактуется по-разному.
Согласно Советской энциклопедии, Сибирское ханство – татарское полуфеодальное государство, создавшееся в XV в. как независимое от Ногайской Орды (которая, в свою очередь, образовалась в XIV в. на развалинах Золотой Орды), со столицей Чинги-Тура (на месте современной Тюмени). Оно охватывало территорию Западной Сибири между реками Тобол, Тура, Иртыш и Обь. Населено было в основном сибирскими татарами и покоренными ими в этой местности хантами, манси и другими местными народами.
Сопоставляя и рассуждая, И. М. Карамзин замечает, что Московские полки, воевавшие в 1483 г. на берегах Иртыша, еще не видели татар в этих местах, где уже существовала крепость Сибирь, в которой властвовал «Князь Лятик, без сомнения Югорский, или Остяцкий. Таким образом, Ишимские Ногайцы, соединясь с Тюменскими, не могли завладеть устьем Тобола раньше XVI в., а следовательно, захватили городок Сибирь, а не основали его».
И вот, как пишет Карамзин, «три купца и беглый Атаман Волжских разбойников дерзнули, без Царского повеления, именем Иоанна завоевать Сибирь», что открыло «второй мир для Европы, безлюдный и хладный, но привольный для жизни человеческой…где в недрах земли лежат металлы и камни драгоценные, в глуши дремучих лесов витают пушистые звери…»
Шел век великих географических открытий – в 1492 г. Христофор Колумб высадился в Америке, в 1497–1499 гг. Васко да Гама открыл морской путь в Индию, шла колонизация европейскими государствами неизвестных им стран и материков, захват и ограбление живущих там народов. Обо всем этом, без сомнения, рассказывали послы различных европейских государств на царских приемах. И любого из Российских царей, услышавших это, мог захватить вселенский ажиотаж по разделу мира.
В 1567 г. на юг за Сибирь были посланы царем с дружественными грамотами к «неизвестным властителям неизвестных народов два Атамана – Иван Петров и Бурнаш Ялычев. Они благополучно возвратились и представили Государю описание всех земель от Байкала до моря Корейского, побывав и в Китае, а по рассказам, узнав также о Туркестане, Бухарин, Кашгаре и Тибете».
Однако не только познавательные экскурсии волновали царей. Господство же России за Уралом было непрочно. Сибирское ханство признало Московского царя верховным властителем, но выплачиваемая дань не устраивала Москву. Кроме того, ханство частыми набегами «тревожило Великую Пермь» на границе России. Не было спокойствия и в российских владениях между Камой и Двиной, где уже издавна селились «привлекаемые туда естественным изобилием земли, дешевизной жизни, выгодами мены с полудикими соседственными народами…» (Составителю нашей «Истории…» трудно судить, по каким критериям оценивали Карамзин и его время степень дикости людей, но, судя по отмеченной фразе, обязательным качеством, свидетельствующим об этой «дикости», видимо являлась доверчивость людей, внутренняя убежденность во взаимной честности всякой мены.)
В числе этих свободных поселенцев российских были и купцы Строгановы, Яков и Григорий Иоанникиевы, или Аникины, отец которых разбогател солеварением на Вычегде и, согласно зарубежным летописям, первым открыл торговые пути за Уральские горы.
В качестве активных мер по «обузданию» Сибири Иван IV призвал упомянутых нами братьев Якова и Григория Строгановых, «как людей умных и знающих обстоятельства северо-восточного края России; беседовал с ними, одобрил их мысли». Царь дал им права на «пустые места, лежащие вниз по Каме от земли Пермской до реки Сылва, и берега Чусовой до ее вершины», позволил им там ставить крепости против набегов «от Сибирских и Ногайских хищников». Строгановым разрешено было иметь любое вооружение, воинов на своем обеспечении, принимать к себе любых вольных людей (но не беглых и не крепостных), самим судить своих людей, не обращаясь к Пермским наместникам. Царь освободил их от необходимости возить и кормить проезжих послов московских и сибирских, разрешил строить селения и развивать промыслы, а если случится найти серебряную, медную или оловянную руду, немедленно извещать Государственное Казначейство.
Пользуясь предоставленными правами, деятельные и богатые Строгановы с 1558 по 1570 гг. построили городки, крепости и остроги на берегах Чусовой и Сылвы, создали войско, распоряжались и судили своих людей, как князья, «обороняли Северо-Восток России ив 1572 г. смирили бунт Черемисы, Остяков, Башкирцев, одержав знатную победу над их соединенными толпами…» «Сии усердные стражи земли Пермской, сии населители пустынь Чусовских, сии купцы-Владетели, распространив пределы обитаемости и Государства Московского до Каменного Пояса, устремили свою мысль и далее».
Здесь мы вновь оговоримся. Для объективности комментария относительно усмирения бунта нерусских народов и «населителей пустынь» приведем еще фразу из Советской Энциклопедии о Строгановых: «Строгановы… захватывали земли у сибирских народов и заселяли их русскими крестьянами».
Но продолжим повествование. По данным Карамзина, Кучум, утвердив власть над Тобольскою Ордой, усилившись степными киргизами и ногайцами, прекратил выполнять обязанности данника Москвы, тайно поддерживал связь с черемисами. Он настраивал черемисов к бунту против Москвы и под угрозой смертной казни запрещал остякам, югорцам, вогулам платить дань России. Прослышав про настроенные Строгановыми крепости, в июле 1573 г. Кучум послал на разведку своего племянника Маметкула. Как рассказывает летопись, Маметкул убил несколько верных России остяков, пленил их жен и детей, а также московского посла Третьяка Чебукова, ехавшего в Киргиз-Кайсакайскую Орду, но, разведав, что в Чусовских городках много пушек и воинов, повернул назад. Строгановы не преследовали его, но сообщили о происшествии царю и попросили грамоту, которая позволяла им «строить крепости на земле Сибирской, чтобы стеснить Кучума в его собственных владениях и навсегда утвердить безопасность наших». 30 мая 1574 года такая грамота была им выдана. Она позволяла им укрепиться на берегах Тобола и вести войну с Кучумом «для освобождения первобытных жителей Югорских, наших данников, от их ига… набираться там опыта по изготовлению железа, меди, олова, свинца, серы, а также беспошлинно торговать».
Братья Яков и Григорий Строгановы, однако, до конца жизни так и не воспользовались полученными правами (не смогли или не захотели), оставив «свое богатство, ум и деятельность в наследие меньшому брату Семену, который вместе с племянниками, Максимом Яковлевым и Никитою Григорьевым, счастливо осуществил их славное намерение…»
Однако и они не решились его осуществлять своими руками, призвав для этого к себе на службу все ту же разбойную вольницу.
Мы уже упоминали такие походы, когда целые полки «охотников» во главе с Александром Абакуновичем в 1364 г. ходили по Оби до самого моря, сражались с иноплеменными Сибирскими народами, захватывая в плен семьи и имущество побежденных, а затем разбойничали и на Каме, в Болгарии.
Теперь Строгановы обратились к буйным атаманам волжским, к которым принадлежали тогда Ермак Тимофеев, Иван Кольцо, осужденный царем на смерть, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мерещак, «известные удальством редким». «Слыша, как они ужасают своей дерзостью не только мирных путешественников, но и все окрестные Улусы кочевых народов, умные Строгановы предложили сим пяти храбрецам службу честную; послали к ним дары, написали грамоту ласковую (6 апреля 1579 г.) убеждали их отвергнуть ремесло, недостойное Христианских витязей, быть не разбойниками, а воинами Царя Белого…идите к нам оборонять Великую Пермь и Восточный край Христианства». Атаманы даже «прослезились», читая послание. И откликнулись: собрали 540 отважных бойцов и 21 июня прибыли к Строгановым.
«Чего хотели одни, что обещали другие, то исполнилось, – говорит летописец. – Атаманы стали грудью за область Христианскую. Неверные трепетали; где показывались, там гибли». Известно, например, что 22 июля 1581 г. казаки разбили наголову Мурзу Бегулия, пытавшегося с семьюстами вогуличей и остяков грабить селения на Сылве и Чусовой.
Но вот Строгановы приступили к главной своей задаче: под командованием Ермака Тимофеевича и его казаков, собрав дружину из 840 русских, татар, литовцев и немцев, выкупленных Строгановыми из неволи у ногайцев, и добыв современного оружия, Строгановы объявили поход на Сибирь. «Кто хотел чести, кто добычи; Донцы надеялись заслужить милость Государеву (прощение за совершенные преступления), а Немецкие и Литовские пленники свободу».
Мы не станем здесь описывать поход Ермака и его битвы в Сибири. Они должны быть известны читателю хотя бы в общих чертах. Следует полностью согласиться с причиною того, что определило победы Ермака над намного превосходящим по численности противником, которое дается у Карамзина: «…вооруженные стрелами и копьями… северные Монголы и татары не умели воспользоваться изобретением пороха и в конце XVI в. действовали единственно оружием времен Чингисовых».
Вначале Ермак уже одержал победу над самим Кучумом, бежавшим после битвы, и над его племянником Маметкулом, взятым в плен, так что остяки и вогулы, пожелай они перейти на сторону Ермака, могли уже не бояться мести разбитых наголову сибирских татар.
Но этого не произошло. «Далее начинались Юрты Остяков и Кондинских Вогуличей; там, на высоком берегу Иртыша, Князь их Демьян, имея крепость и в ней две тысячи воинов, готовых к битве, отверг все предложения Ермака».
Покоривши и эту волость, «Атаманы вступили в страну знатнейшего Князя Остяцкого Самара, который соединился с другими осьмью Князьками и ждал Россиян для битвы, чтобы решить судьбу всей древней земли Югорской. Хваляся мужеством и силою, Самар забыл осторожность; спал крепким сном вместе с войском и стражею, когда Атаманы в час рассвета ударили на его стан; пробужденный шумом, он схватил оружие и пал мертвый от первой пули; войско разбежалось…»
В Москве к тому времени правил уже Борис Годунов, который довершил завоевание Сибирского Ханства. Еще не зная о гибели Ермака, но прослышав об ослаблении его отряда из-за болезней и голода, он немедленно выслал отряд стрельцов под командованием воеводы Ивана Мансурова, а также воевод Василия Сукина, Ивана Мясного и Данила Чулкова с большим войском и огнестрельным оружием.
По совету казаков, Мансуров со стрельцами поплыли далее Иртышом, несмотря на осень, холод и морозы и, выйдя на берег при впадении Иртыша в Обь, основали деревянную крепость.
Воеводы Сукин и Мясной остановились на берегу Туры и на месте города Чингия (Чинги-Тура) основали город Тюмень.
Чулков заложил Тобольск и в нем в 1587 г. первую в Сибири христианскую церковь. Когда князь Сейдак, сменивший Кучума, подступил к Тобольску с войском, Чулков сообщил Мансурову и Мещеряку и, соединясь с ними, разбил Сейдяка. По другому преданию, Чулков пригласил к себе в гости Сейдяка и других его князей, там связал и отправил в Москву.
Позднее был еще поход нового воеводы Сибирского, князя Кольцова-Мосальского, который «ходил во глубину пустынь Ишимских и 1 августа 1591 года близ озера Чили-Кула истребил большую часть конницы изгнанника Кучума, который с шайками Ногайцев разбойничал в Барабинской степи».
Так довершилось падение Ногайского Иртышского ханства. Столицей Сибири стал Тобольск.
Россияне все более и более укреплялись в Сибири заложением новых городов от Печоры до Кети (приток Оби в Томской обл.) и Тары (приток Иртыша в Омской обл.) для безопасного сообщения с Пермью и Уфой. В 1592 г. были основаны Пелым, Березов, Сургут, в 1594 Тара, в 1596 Нарым и Кетский Острог – «неодолимые твердыни для диких Остяков и Вогуличей» (для освобождения которых, между прочим, согласно царской грамоте, как помнит читатель, россияне, собственно и были направлены в Сибирь).
Впрочем, мудрый и благоразумный Годунов, кроме воинов, стрельцов и казаков, посылал в Сибирь и земледельцев из Перми, Вятки и других областей Московского государства, закрепляя это важное приобретение для обеспечения государства новыми доходами. Он указал, в частности, «…земледельцев казенных и самых диких жителей Сибирских освободить от податей на год». И весьма предусмотрительно: в 1586 г. Сибирь доставляла в казну 200 000 соболей, 10 000 чернобурых лисиц и 500 000 белок, не считая бобров и др.
С тех пор, уже не имея военных действий, Россия продолжала заниматься основанием в Сибири новых городов – Верхотурья в 1598 г., Мангазеи и Туринска в 1600 г., Томска в 1604 г., населяя их, в основном, литовскими и малороссийскими казаками.
Согласно «Краткому историческому очерку административных учреждений Горного ведомства в России 1700–1900 гг.» (СПб.: Типография Г. А. Бернштейна, 1900), уже в XVI в. усиливается поиск руд, в первую очередь, таких, которые необходимы для приготовления монеты, но и разных других, в том числе железных, причем этим занимаются уже не только по заданию правительства, но и частные лица. Как утверждается в этом издании, «одно время рудоискательская горячка охватила все сословия, и в XVII в. и духовные, и военные, и купцы, и иностранцы и другие лица пытали счастье в горном деле». Разведочные работы производились частью самостоятельно русскими людьми, частью под руководством приглашаемых правительством иноземных рудознатцев, по всему пространству тогдашних новых владений Московского Государства: по Двине, Мезени, Печоре, Цильме, на Урале, в Сибири до Нерчинска и даже в таких труднодоступных в то время местностях, как Югорский шар на самом Севере.
В качестве примера можно назвать «Наказ Дьяку Василию Шпилькину, отправленному для отыскания серебряной руды на Канином Носу, на Югорском Шаре и близ реки Косвы», от 12 мая 1661 г.
В другом указе от 1666 г. говорится «О всевозможном всепомоществовании, отправленным из Москвы для сыска в Кевроли и на Мезени серебряной и других руд рудознатцам Князьям Милорадовым и Стрелецкому сотнику Некрасову», а в Указе Петра Первого от 18.12.1696 г. – «О посылке в Томск Грека Александра Левандианы для изыскания в Сибири серебряной руды и о размножении рудников».
Организация геологической работы в то время описана А. К. Трошиным на примере Л. К. Кислянского в Трудах Института истории естествознания и техники (Т. 3. История геологогеографических наук, горной и металлургической науки. М.: Изд-во АН СССР, 1955).
Леонтий Константинович Кислянский с 1671 г. по 1678 г. состоял живописцем при Посольском приказе в Оружейной палате в Москве, где по своему профилю работ приобрел многочисленные познания в химии, красках и пр. Много читал. В 1680 г. был назначен в Енисейск письменным головой. В марте 1684 г. получил наказ «…проведывать у иноземцев и у русских людей всякими мерами накрепко…» о месторождениях руд, красок и нефти. Будучи письменным головой небольшого иркутского острога, проявил себя известным организатором поисков полезных ископаемых в Восточной Сибири, знатоком в определении и исследовании красок, селитры, графита, первооткрывателем признаков нефтеносности в Сибири. В частности, Л. К. Кислянский докладывал о найденной слюде по рекам У ре и Ангаре и около Байкала, о голубой краске по реке Витиму, о месторождении графита, о селитряных землях, о признаках нефти в скважине при впадении реки Иркут в Ангару и др.
Недавние исследования ученых Томского университета относят к этой эпохе средневековья (XV–XVII вв.) и освоение в Сибири железоделательного производства из местных руд. Археологи А. М. Малолетко, А. В. Мананко и О. Ю. Паскаль, рассматривая вопросы производства железных изделий в Томском Приобье, по материалам городища Шеломок, получили результаты металлографических и металлофизических исследований и сделали вывод о всем применяемом технологическом процессе.
Сидеритовые руды добывались по берегам Томи выше устья р. Ушайки. Руда дробилась на небольшие (около 5 см) обломки, которые обжигались на костре в течение нескольких часов и измельчались затем до порошка. В ближайших старинных озерах или на низинных болотах добывали флюсы – довольно рыхлые скопления хемогенного кальцита с обильными раковинами моллюсков и заметно запесоченные.
В суглинистом грунте делалось углубление со сферическим дном, над которым создавалась из крупных галек и, очевидно, сланцевых плиток, найденных в большом количестве на городище, наземная конусообразная часть печи. Гальки и плитки скреплялись влажным суглинком, который добывался на месте. Печь обмазывалась глиной и затиралась рукой.
Для отделения железа от руды, которая представляла из себя полуторную окись железа, требовалось удалить атомы кислорода. Это осуществлялось с помощью древесного угля, который для окисления (сгорания) требует значительное количество кислорода.
Расплав руды испытывал гравитационную дифференциацию – более тяжелые частицы железа опускались вниз, легкие шлаки всплывали. Шлаки удалялись из печи, вероятно, не за один прием.
Экспериментально учеными установлено, что температура, которая создавалась в таких печах, достигала 1230–1250 °C. Получаемое кричное железо, найденное в раскопках, изучалось под микроскопом. В шлифах отмечались прожилки шлака и множество более рассеянных шлаковых включений.
Вероятно, кричное железо подвергали проковке, в ходе которой крупный шлак выкрашивался. Несколько кусков кричного железа могли свариваться в нагретом состоянии, мелкие изделия изготавливались в результате одной плавки.
Все это позволило археологам сделать вывод о том, что к XVII в. население Томского Приобья полностью освоило железоделательное производство, разрабатывая местные руды и производя все необходимые предметы.
Интересные сведения о железоделательном производстве приводит А. Р. Пугачев. Кузнец Федор Еремеев обнаружил железные руды в окрестностях Томска. Полученное из них железо было подвергнуто в Москве плавке, которая, как пишет автор, дала блестящий результат. Царской грамотой было предписано – из томского железа отливать только артиллерийское вооружение. Вернувшись осенью 1624 г., Еремеев приступил к разработке руды, о чем воевода сообщал в Москву: «Фетка с товарищи железо делают, ломают каменья от города 3 версты, да пережигают, и того де железа родитца мало» (Пугачев А. Р. Федор Еремеев – первооткрыватель железных руд Сибири // Вопросы географии Сибири. 1949. Вып. 1. С. 105–121).
В XVII в. начинают возникать в России железоделательные заводы, которые строятся или правительством, или частными лицами, преимущественно иностранцами, при содействии и помощи правительства. Первый железоделательный завод был построен правительством на восточном склоне Урала, затем появляются частные заводы в средней России, близ Тулы и Москвы, затем на Севере – в Олонецком крае.
1611 г. – этим временем закончил Н. М. Карамзин свою «Историю Государства Российского», сведениями которой мы столь часто пользовались в нашем повествовании.
Основные шаги и проблемы по освоению Сибири в XVII в. и позднее представляется возможным показать, перелистав «Полное собрание законов Российской Империи», с 1649 г., начатое первым изданием в период царствования Петра Первого, а также энциклопедические справочники и другие материалы.
В предисловии к «Полному собранию законов…» подчеркивается, что законы отображают внутреннюю жизнь государства: в них видно, как нравственные и политические его силы складывались, прогрессировали и изменялись. «История Государства без познания Законов не может иметь ни ясности, ни достоверности, так же как, с другой стороны, и Законы без Истории часто могут быть не понимаемы». Кроме того, в законах отражаются самые острые экономические проблемы, решаемые государством в тот или иной период.
Здесь видна расширяющаяся на Север и Восток география Российской Империи.
Еще задолго до знаменитых Камчатских экспедиций проходило познание Севера Западной Сибири, Восточной Сибири и Дальнего Востока первыми землепроходцами и мореходами. Их целью часто был поиск руд, промысел морского зверя и пушной промысел, а то и попутный захват новых земель, принуждение их населения к дани (так называемое «объясачивание»).
Эти люди проходили через невероятные трудности, обладали исключительным мужеством и отвагой, правда, применяя слова Карамзина, во многом такие качества подпитывались тогда «не желанием славы, но желанием добычи». Однако же их походы несомненно приводили к узнаванию для потомков новых мест для последующих, уже научных или просто более «цивилизованных» походов.
Обычно отсчет этой эпохи Российских великих географических открытий начинается после описанного нами ранее похода Ермака (1581–1584). Но надо не забывать и о том, что уже в XI в. русские мореплаватели вышли в моря Северного Ледовитого Океана. Поморы в XII–XIII вв. открыли для себя Вайгач, Новую Землю, в XV в. – Шпицберген, Медвежий (Бадигин К. С. Ледовые плавания русских поморов с XII по XVIII век. М.: МГУ, 1953). Не следует забывать и о том, что, вероятно, многое о побережье северных морей и ближайших островах издавна знали и проживавшие там коренные народы (чукчи, ненцы, коряки, эскимосы и др.), также обладавшие средствами передвижения собственной конструкции по суше и по морю.
К первой половине XVI в. относится освоение западного участка Северного морского пути – от Северной Двины до Тазовской губы в устье Оби, получившего название «Мангазейского морского хода». К 1572 г. в низовьях реки Таз появился первый поморский полярный порт, на месте которого в 1601 г. возникла «златокипящая» Мангазея – форпост дальнейшего освоения Северного морского пути.
Вторым направлением освоения Севера и Востока были экспедиции, осуществлявшиеся по рекам Восточной Сибири.
Кондратий Курочкин в 1610 г. прошел от верховьев (Маковский острог) до устья Енисея.
Промышленник Пенда в 20-х гг. XVII в. поднялся от устья Нижней Тунгуски до ее истоков.
Максим Перфильев в 1627 г. и 1639 г. совершил путешествия по Ангаре и верховьям Лены.
В 1633 г. землепроходец и мореплаватель, якутский казак Восточной Сибири Михаил Васильевич Стадухин возглавил поход на р. Вилюй.
Иван Ребров и Илья Перфильев в 1633–1636 гг. прошли от Якутска вниз по Лене до ее устья и обследовали морем побережье до устья рек Оленек и Индигирка.
Иван Москвитин в 1639–1640 гг. проследовал от Якутска, основанного в 1632 г., по Лене и Алдану, прошел по р. Мая к побережью Охотского моря, а затем морем – до впадения Уды и вверх по Уде.
А в 1640–1644 гг. Михаил Стадухин во главе отряда служилых людей, уже вместе с Семеном Ивановичем Дежневым, проплыл по Индигирке до Северного Ледовитого океана. Летом 1643 г. морем они достигли устья Колымы, где приняли участие в основании Нижне-Колымского острога. Во время экспедиции С. Дежнев побывал на Оймяконском плоскогорье и на р. Яне. По данным Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона, в 1644 г. Михаил Стадухин открыл р. Колыма и сообщил сведения о неизвестном тогда чукотском народе.
Василий Поярков в 1643–1648 гг. ходил от Якутска по Алдану, Зее и Амуру к Охотскому морю, затем по морю вдоль побережья – до Охотска, а от него к Алдану. О нем, как о первом, совершившем путешествие по Амуру, достаточно подробные сведения находим в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона (1890) по информации В. Е. Рудакова.
«Вернувшийся в 1641 г. из путешествия по р. Витиму служилый человек Максим Перфильев объявил якутским воеводам о нахождении серебряной руды на р. Уре. Для розыска последней, а также “медной и свинцовой руды и приведения под цареву руку новых людей”, живших по Шилке и Зее, был послан с 180 человеками (письменный голова) Поярков; он плыл по рр. Алдану, Угуру, Гономе, на последней пробыл в зимовке только 2 недели и с 80 казаками к весне добрался до р. Зеи, пройдя с неимоверными усилиями через “Камень” (Становой хребет). В стране даурской он ожидал прихода остальных казаков и, несмотря на сильный недостаток в съестных припасах, старательно “разведывал про руду, про синюю краску и про дорогие камни”. С прибытием казаков Поярков поплыл вниз по Зее и вошел в Амур, приняв его за Шилку; дошел до устьев Амура, где обложил ясаком гиляков и зимовал. Отсюда Поярков и его спутники решили возвратиться в Якутск морем, но выброшенные на сибирский берег, после долгого плавания по морю, вернулись в Якутск только в 1646 г., привезя с собой 12 сороков соболей и несколько гиляков. В отношении к своим служилым людям – казакам Поярков проявлял большую жестокость». После путешествия по Амуру Поярков доказывал необходимость освоения его Россией, что крайне выгодно ввиду «добрых земель в Пегой Орде (Приамурском крае)», но тогда его мысли не осуществились.
Продолжались дальнейшие экспедиции (Карские) с целью вывоза на мировой рынок. В 20-х гг. XVII в. морские пути из Мангазеи уже простирались вокруг полуострова Таймыр к устью Лены.
А в 40-х гг. XVII в., благодаря походам Федота Алексеева Попова и С. И. Дежнева, появилась возможность продлить эти пути вокруг Чукотского полуострова. В 1647 г. в поисках новых промысловых районов Федот Попов организовал морскую экспедицию из устья Колымы в устье Анадыря, к которой примкнул и Дежнев в качестве сборщика ясака. Первая попытка была неудачной из-за тяжелой ледовой обстановки. В 1648 г. была предпринята вторая попытка экспедиции на семи кочах.
Напомним читателю, что кочи, согласно Морскому энциклопедическому справочнику (МЭС), это парусно-гребные суда поморов XI–XIX вв., плоскодонные с приподнятыми оконечностями, однопалубные, первоначально длиной 10–15 м, шириной 3–4 м, осадкой 1,0–1,5 м. Оснащались мачтой, навесным рулем и веслами. При попутном ветре ставился прямой парус, иногда выделанный из шкур, позволявший развивать скорость 6–7 узлов. Кочи строились вначале без применения металла. К описываемому нами времени (XVI–XVII вв.) длина кочей возрастала до 20–25 м, ширина до 5–8 м, осадка до 2 м. Крепился коч уже железными гвоздями и болтами. Подобное судно могло вмещать до 10–15 человек команды и до 30 промысловиков. Команда и камбуз размещались в трюме. На корме устраивали небольшую каюту («казенку») для капитана и приказчика. На палубе располагали две небольшие лодки для промысла и разъездов. Парус площадью до 120 кв. м позволял на коче проходить до 250 км в сутки.
Вот на семи примерно таких кочах в 1648 г. экспедиция Попова с участием Дежнева прошла вдоль морского побережья от устья Колымы в Тихий океан, обогнула Чукотский полуостров, пройдя в проливе между Азией и Америкой. Во время бури суда Попова и Дежнева разлучились, коч Дежнева приблизительно в районе Олюторского п-ова был выброшен на берег, и Дежнев по суше достиг устья Анадыря. Позднее им был создан там Анадырский острог. Коч Попова прибило к берегам Камчатки, где он разбился. Об этом плавании стало известно лишь во время 2-й Камчатской экспедиции, поскольку материалы об этом плавании 80 лет пролежали в Якутском остроге. По-видимому, лишь тогда было осознано, что был пройден пролив между Азией и Америкой.
О том же, что морские пути и ближайшие острова были хорошо известны коренному населению, свидетельствует хотя бы тот факт, что Стадухин в своей «отписке» о морском плавании указывал, что к Северу от Колымы имеется большой остров, на который чукчи, когда замерзает море, добираются на оленях за один день (имелись в виду Медвежьи острова).
Михаил Стадухин в 1651–1652 гг. предпринял новое путешествие: он по суше проследовал с Колымы к верховьям р. Анадырь, спустился до устья, а затем вновь вернулся в верховья и, направляясь на юго-запад, прошел на реки Пенжину, Гижигу, Тяуй и Охоту, то есть вдоль всего берега Охотского моря до Охотска, где тогда им был образован острог.
Из других экспедиций землепроходцев второй половины XVII в. одними из наиболее значительных были походы Ерофея Хабарова – в 1697–1699 гг. – по Олекме и Амуру.
По духу экспедиций XVII в. характерны сведения о Владимире Атласове (Отласове). В 1672 г. он был принят в Якутске на царскую службу для сбора ясака и поиска новых земель. В 1697 г. во главе отряда в 120 человек двинулся на Камчатку с целью присоединения ее к России. На Камчатке обложил данью местные народы и оформил ее присоединение установкой памятного креста в устье Крестовки.
В целом эти «служилые» (сибирские казаки разных рангов), а также торговые и «промышленные» люди (занимавшиеся преимущественно пушным промыслом и поиском руд), как свидетельствуют энциклопедические обобщения и архивные материалы, в труднейших природных условиях прошли по неведомым для них местностям, проследовали по всем наиболее значительным сибирским рекам до их устьев и их притокам, плавали по Ледовитому океану, узнали обширные территории Сибири и Дальнего Востока, составили множество «чертежей», схематических карт и описаний природы и населения посещенных ими мест, о чем посылали донесения – («отписки», челобитные, «скаски»), о своих походах, и подчинили государству много новых земель, о которых до этого существовали лишь отрывочные и туманные сведения.
В законе от 1681 г. (Т. 2. Ст. 898) перечисляется узаконенное ранее и устанавливаемое вновь епископство (архиепископство) по всей территории государства, в том числе на Севере Российском: на Белоозере, в Олонце, Кольском остроге, в Устюге, Перми, Соли-Камской, в Кунгуре, в Верхотурье, в Тюмени, в Томске, в Енисейске, на Лене.
А к маю 1719 г. деление и обустройство так называемых Сибирских губерний было следующим (Т. 6. Ст. 3380):
27.08.1689 г. (Т. 3. Ст. 1346) в качестве закона принят «Договор между Россией и Китайским Государством, учиненный на съезде в Нерчинске. О назначении границею между обоих Государств реки Аргуни, в Амур впадающей. О выдаче перебежчиков, о взаимной торговле, о проезжих грамотах и о казни воров и разбойников».
Обзор и хроника законов Государства Российского второй половины XVII в. показывают, как Север, Сибирь все больше начинают привлекать важнейшие государственные структуры. И если в 1650–1660 гг. Сибири посвящены лишь единичные указы, то в последнее десятилетие века по делам сибирским было издано более половины всех законов и царских указов. Из них отчетливо видно, что царь и государство ожидали от Сибири, какие выгоды хотели от нее получить.
Одним из главных было стремление отыскать руды серебряные для чеканки денег в царскую казну.
Важным в использовании Сибири было совмещение наказания преступников и заселение этого нового края: уже существовали остроги Тобольский, Селенгинский, Кузнецкий, Томский, Якутский, Туринский.
Однако несравнимо ни с какими другими выгодами и целями тогда была задача пополнения казны государства от продажи пушнины (где обычно выделялись соболя от остальных видов пушнины, называемых мягкой рухлядью).
Это особенно чувствуется при обзоре законов и указов в период царствования Петра I (с 1682 г.), в поисках средств для своих многочисленных начинаний, видимо, сразу усмотревшего, что после завоевания Сибири Россией туда повалили толпы купцов и просто россиян, желающих нажиться на пушнине путем обмана доверчивых или запуганных завоевателями хантов, остяков и других народов, которые, после объявления им новой власти об обязанности платить ясак пушниной, стали обобщенно в указах и законах называться ясачными людьми.
Петр I увидел, каких огромных средств при этом лишается казна, и, как это видно из приводимой ниже хроники законов и указов, старался упорядочить течение в царскую казну пушистого потока из Сибири.
Том 1. Ст. 408. (1663 г.)
«Новоторговый устав. Соборы на торговлю соболями».
Том 2. Ст. 1050. (1683 г.)
«О сборе пошлины с провозимых из Сибири соболей».
Том 3. Ст. 1522.(18.12.1695)
«Об оценке в Сибирских городах ясачных мехов без прибавки, о присылке ценовых ведомостей за подписью Воевод». Том 3. Ст. 1526. (26.12.1695)
«О нечинении казней и пыток Сибирским ясачным инородцам ни по каким делам без доклада Государям, об охранении их от обид и налогов и притеснений, о посылках приказчиков для ясачного сбора людей добрых по выбору градскому, и о наблюдении, чтобы они ясачных людей не грабили, запрещенными товарами не торговали, и вина не курили и не продавали».
Том 3. Ст. 1529. (1696 г.)
«О приеме в подать от ясачных людей соболей с хвостами». Том 3. Ст. 1530. (1696 г.)
Боярский приговор. «Об осмотре Верхнетуринскому таможенному Голове едущих из Верхотурья к Москве и из Москвы в Сибирь Воевод и торговых людей, о проверке вещей и товаров их с данными им таможенными выписями и проезжими грамотами и об отбирании в Казну провозимых ими тайно товаров».
Том 3. Ст. 1533. (1696 г.)
«О не взятии торговым людям у Сибирских Воевод, Дьяков и их родственников соболей и других товаров для провоза и торга оными под своим именем».
Том 3. Ст. 1535. (1696 г.)
«О взятии показаний с торговых людей в Сибирских городах о всех злоупотреблениях по управлению и о притеснениях торговых людей от бывших там воеводами Князей Гагариных». Том 3. Ст. 1545. (1696 г.)
Боярский приговор. «О взыскании с Воеводы и с Таможенной Головы незаконно взятых пошлин, о не продаже мягкой рухляди и Китайских товаров из Сибирских таможен».
Том 3. Ст. 1547. (1696 г.)
«О взыскании с бывшего в Туринске Воеводою Морева казенных денег, неоказавшихся в наличности».
Том 3. Ст. 1553. (1696 г.)
«О продаже соболей и иной мягкой рухляди на деньги по ерлыкам и о записи в книги, сколько чего продано и денег взято».
Том 3. Ст. 1559. (1696 г.)
«О создании вновь казенной печати Сибирского Царства, о прикладывании оной к грамотам и подорожным, о не пропуске никого с грамотами без печатей и о конфисковании провозимых товаров и вещей, у которых сей печати не будет».
Том 3. Ст. 1571. (1697 г.)
«О взимании с купцов, прикащиков и работников, которые будут просить проезжих грамот для торгового промысла в Сибирские города, пошлин с каждого по рублю».
Том 3. Ст. 1578. (1697 г.)
«О покупке соболей и других мехов из Казны и о непровозе оных из Сибири в Москву и другие города без таможенной печати».
Том 3. Ст. 1590. (1697 г.)
Из Преображенского в Сибирский Приказ. «О непровозе табаку в улусы к инородцам для мены на соболь или всякую рухлядь, под смертною казнию, и о непропуске откупщиков из Сибири с соболями и другой мягкой рухлядью, под угрозой конфискации».
Том 3. Ст. 1599. (1697 г.)
«О записи обменных товаров на соболей и всякую мелкую рухлядь в приходные книги».
Том 3. Ст. 1600. (1697 г.)
«О написании в таможенных выписках во всех Сибирских городах каждого товара порознь, с обозначением цены и взятой по указу пошлины».
Том 3. Ст. 1602. (1697 г.)
«О мене на товары и покупки за деньги соболей в Казну в Сибирских городах».
Том 3. Ст. 1603. (1697 г.)
«О посылке в Сибирские города оружейника Василия Шишалова с товарищами для сбора таможенных пошлин и винной продажи».
Том 3. Ст. 1604. (1698 г.)
«О продаже оставшихся соболей…»
Том. 3. Ст. 1620. (1698 г.)
«О взимании пошлин с товаров, продаваемых из Сибирского и иных приказов по Торговому уставу».
Том 3. Ст. 1651. (1698 г.)
«О собрании в Сибирских и поморских городах с товаров таможенных пошлин».
Том 3. Ст. 1665. (1699 г.)
«О запрете на пропуск в Сибирь и обратно без указа Сибирского приказа знакомцев и свойственников Сибирских воевод и людей их, о взятии явившимися у них в провоз соболей и прочих товаров, о присылке их в Москву в Сибирский приказ и о держании тех людей до указа из Верхотурья».
Том 3. Ст. 1670. (1699 г.)
«Наказные статьи в Сибирь Тюменскому Воеводе, Стольнику Осипу Яковлевичу Тухачевскому и прочим будущим Тюменским Воеводам».
Обеспечивая необходимые деньги для казны, Петр I всячески добивался государственной монополии на изготовление и продажу вина и особенно в еще малоупорядоченной жизни Севера и Сибири, чему посвящен ряд строжайших указов.
Что касается Севера и Сибири, монополия на изготовление и продажу вина имела значение главным образом в предотвращении спаивания коренного населения в стремлении брать пушнину за бесценок. И вряд ли основным при этом была забота о существе и качестве жизни коренного населения. Но спаивание давало возможность, во-первых, приобретать пушнину за бесценок кому угодно, во-вторых, снижало производительность охоты «ясачных людей», а следовательно, решительно подрывало сами основы поступления в казну этих баснословных доходов.
В заключение настоящей главы отметим также, что в XVI–XVII вв. помимо путешествий, поиска руд и промысла в Сибири и Северо-Восточной Азии, в России начинали закладываться и первые опыты географического картирования.
Согласно А. А. Кузину (Развитие чертежного дела в России (до XVIII в.). Первые сведения о географических картах-чертежах. М.: Изд-во АН СССР, 1955), вначале развитие поместной системы потребовало участия государства в установлении межей между землями помещиков. Этим были созданы условия для превращения карт-чертежей в официальные документы.
Сведения о существовании карт-чертежей в первой половине XVI в. дошли из описи царского архива. В 1556 г. с целью проведения общего межевания был составлен Писцовый приказ. Согласно показаниям В. Н. Татищева, к наказу были приложены «Землемерные начертания». Эти документы не сохранились, но Татищев утверждал, что наказ был составлен людьми, знающими геометрию. Тогда же появилась «Книга именуемая геометрия или землемерия радиксом и циркулем; книга глубоко мудрая, по словам сочинителя, дающая легкий способ измерять места самые недоступные». Очевидно, что такой труд мог возникнуть только в результате требований со стороны практики.
К середине XVI в. относится составление общей географической карты Московского государства – Большого чертежа. Как известно, Большой чертеж до нас не дошел, но представление о нем дает Книга Большого чертежа, являющаяся его пояснением – «росписью».
Помимо межевания земельных владений, карты составлялись для колонизации земель (А. А. Кузин), судопроизводства по земельным делам, а также для военных целей. Начало разработки руд в XVII в. также потребовало составления картографического материала.
Из дошедших до нас первых государственных (то есть охватывающих европейскую или азиатскую часть Московского государства) карт XVII в. А. А. Кузиным упоминается три карты-чертежа:
1) Карта Герритса, издание 1613 г.;
2) Карта Сибири Петра Годунова 1667 г.;
3) Карта Сибири Ремезова 1698–1701 гг.
Карта Герритса является тем самым «чертежом земли Московской», который упоминает А. С. Пушкин в «Борисе Годунове».
Карта Сибири Петра Годунова, выполненная на дереве размером 38 × 30 см, не имела градусной сетки и масштаба.
В 1697 г. Сибирский Приказ предписал сделать карты Сибири, потому что «…в Сибирском Приказе Сибирским городам чертежей нет и ведать не по чему». «Писать чертежи на холостине и сколько верст или дней ходу город от города, так же и русские деревни и волости и ясашные волости от того города и на каких реках те города стоят и то описать имянно… в котором месте какие народы кочуют и живут».